Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

• Введение
• Глава 1. Основные концепции и положения гендерной лингвистики
• 1.1 История гендерной лингвистики как дисциплины
• 1.2 Гендерная специфика речевого поведения
• 1.3 Гендер и медиа. Гендер в исследованиях медиадискурса
• Глава 2. Роль гендерного аспекта произношения в создании мужских и женских образов в средствах массовой информации
• Заключение
• Список литературы


Введение

Настоящее исследование посвящено роли гендерного аспекта произношения в создании стереотипных образов мужчин и женщин в масс- медиа на примере популярных телесериалов.

Актуальность данного исследования обусловлена интересом современной фонетической науки к языку масс-медиа, с одной стороны, и гендерной специфике в речи мужчин и женщин, с другой. В настоящее время сфера гендерных исследований активно развивается и расширяется. Рост интереса к гендерной проблематике совпадает с социальными преобразованиями, в ходе которых традиционные гендерные роли претерпевают трансформацию; этого вопроса мы также коснёмся в нашей работе. Одновременно с этим, в связи с изменением информационного ландшафта и возрастанием роли СМИ в жизни общества, растёт интерес к масс-медиа и, в частности, языку масс-медиа; развиваются такие направления, как медиаведение и медиалингвистика.

Объектом исследования являются гендерно-специфичные особенности фонетического оформления речи.

Предметом является использование гендерных особенностей для создания стереотипных образов мужчин и женщин в СМИ.

Цель настоящего исследования - выявить и наглядно продемонстрировать роль фонетических средств в создании стереотипных образов мужчин и женщин в массовой культуре, показать, какие особенности фонетического оформления речи маркируют героя/героиню как более или менее мужественного/женственную. Для решения поставленных задач в работе был использован комплексный метод исследования, включающий в себя критический анализ научной литературы, фонетический (аудиторский) анализ звучащего материала, лингвистическую интерпретацию полученных результатов. Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) изучить теоретические основы гендерной лингвистики;

2) произвести обзор материалов, рассматривающих различия в речи мужчин и женщин;

3) проанализировать научную литературу, рассматривающую специфику гендера в медиадискурсе;

4) провести фонетический анализ материалов, отобранных для исследования;

5) дать лингвистическую трактовку полученным данным.

Материалом исследования послужили три аудиовизуальных фрагмента (продолжительностью 00:18:47, 00:23:04 и 00:57:18, соответственно), каждый из которых представляет собой отдельный эпизод одного из трёх популярных сериалов.

Научная новизна работы состоит в том, что мы рассматриваем гендерные различия, как они представлены в популярной медиапродукции. Таким образом, мы имеем дело не с гендерными различиями в языке как таковыми, но с репрезентацией этих различий в медиа. Вопросы репрезентации и конструирования гендера в масс-медиа освещаются в достаточно большом количестве работ, однако мы обнаружили сравнительно мало публикаций, посвящённых исключительно языковому и - эже - фонетическому аспекту этой проблемы.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что она позволяет уточнить и обобщить научные представления о репрезентации фонетических особенностей звучащей речи мужчин и женщин в масс-медиа.

Практическая значимость исследовательской работы определяется тем, что ее результаты могут быть использованы на занятиях по практической фонетике, медиаведению, психолингвистике.

Структура работы. Настоящая работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Во введении определяется выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, формулируется основная цель и конкретные задачи, определяется метод исследования, указывается теоретическая значимость и практическая ценность исследования, устанавливается структура дипломной работы. гендерная речевое поведение фонетическая

В первой главе даётся справка об истории и основных концепциях гендерной лингвистики, представлен обзор материалов, посвящённых различиям в речи мужчин и женщин, освещается вопрос взаимоотношений гендера и языка в масс-медиа.

Во второй главе даётся характеристика материалов для аудиторского анализа и обосновывается выбор именно этих материалов, описывается ход эксперимента, представлены результаты и трактовка полученных данных.

В выводах подводятся итоги фонетического исследования.

В заключении обобщаются итоги проведенного исследования и намечаются пути дальнейшего использования полученных результатов.

Список литературы содержит список использованных источников, состоящий из 61 наименований, по вопросам, рассматриваемым в настоящей работе.

Глава 1. Основные концепции и положения гендерной лингвистики

1.1 История гендерной лингвистики как дисциплины

Категория гендер (от gender - грамматический род, староангл. заимств. из лат. genus - род) была введена в понятийный аппарат социальных наук в 60-х - 70-х гг. XX века. Под гендером понимается совокупность социальных аспектов пола, то есть, по определению Н.Л. Пушкарёвой, " [всё], что формирует черты, нормы, стереотипы, роли, типичные и желаемые для тех, кого общество определяет как женщин и мужчин" [цит. по Кирилина 1999]. Потребность во введении понятия "гендер" была обусловлена необходимостью разграничить биологические и социальные, культурно- детерминированные аспекты пола - в противовес традиционному эссенциалистскому подходу, рассматривающему закреплённые за мужчинами и женщинами половые роли как непосредственное продолжение их биологических черт [Кирилина 1999; Костикова 2005]. Однако к 60-м гг. XX века стало очевидно, что представление о "биологической" природе половых ролей по меньшей мере сомнительно. Исследования таких этнографов и антропологов, как М. Мид, показали, что в других культурах возможны принципиально иные варианты распределения ролей [Мид, 1988]. В то же время, напряжение, вызванное растущим разрывом между навязываемыми женщинам традиционными ролями и реальностью современного мира, привело к подъёму так называемой Второй волны феминизма, деятельницы которой - в отличие от суфражисток Первой волны, добивавшихся прежде всего получения политических прав (голоса, владения имуществом) - стремились критически пересмотреть само понятие "женственности" и представления о том, как должна вести себя "настоящая женщина". Одна из ярких предшественниц Второй волны французская экзистенциалистка С. де Бовуар, автор основополагающего труда "Второй пол" ("Le Deuxiиme Sexe", 1949) написала, что "...женщиной не рождаются, ею становятся", тем самым коротко сформулировав идею "гендера" задолго до того, как этот термин вышел в широкий оборот [Бовуар 1997].

Пересмотр традиционной роли женщины (и мужчины) и признание социальной природы гендера стали толчком к зарождению такого направление в науке, как гендерные исследования, анализирующие гендер как социальное и культурное явление.

Следует отметить, что ранние гендерные исследования концентрировались в основном на женской гендерной роли и "женственности" как социокультурном феномене, поскольку на тогдашней повестке дня "женский вопрос" стоял особенно остро. Распространённой была точка зрения, согласно которой в традиционной культуре "мужское" уравнивается с "общечеловеческим", тогда как женщина (и "женское") определяется именно через свои отличия от мужчины (и "мужского"); иными словами, "мужское" нейтрально, а "женское" гендерно маркировано. Следующее поколение гендерных исследователей отказалось от этой концепции, во всяком случае, в столь радикальном изводе, однако её влияние на развивающиеся "гендерные" дисциплины, в том числе и гендерную лингвистику, было достаточно существенным.

Естественным образом в этот период пробуждается интерес в том числе и к тому, как женщины говорят и пишут, чем женская речь отличается от мужской, отражается ли на специфике женской речи социальное положение женщины; наконец, в каких вообще взаимоотношениях состоят гендер и язык. В 1973 г. увидела свет книга американской лингвистки Р. Лакофф "Язык и место женщины" ("Language and Woman's Place"), ставшая отправной точкой для всего направления гендерной лингвистики. В этой работе Лакофф вводит понятие "женского регистра" (women's register), для которого характерны активное использование "вежливых" форм, подчеркнутая "грамотность" и "правильность" речи, избегание прямых вопросов и т.д. Для Лакофф существование такого особого регистра служит иллюстрацией к двусмысленному положению женщины в современном обществ:"If she refuses to talk like a lady, she is ridiculed and subjected to criticism as unfeminine; if she does learn, she is ridiculed as unable to think clearly, unable to take part in a serious discussion" [Lakoff, 2004]. Разумеется, Лакофф не стала в строгом смысле слова первооткрывательницей различий в мужском и женском языковом поведении. Так, в 1922 году выдающийся датский лингвист Отто Есперсен посвятил одну из глав фундаментального труда о происхождении и развитии языка особенностям женской языковой компетенции. Есперсен утверждал, что речь женщин отличается от речи мужчин своей вежливостью, более ограниченным словарем, более широким использованием интенсификаторов ("ужасно", "чрезвычайно" и т. д.); на синтаксическом уровне женщины предпочитают эллиптические конструкции и паратаксис, в то время как в мужской речи чаще встречаются периоды и гипотаксис, что, по Есперсену, служит доказательством интеллектуального превосходства мужчин [Jespersen 1922; Кирилина 1999]. Работа Есперсена была доступна на английском языке, читалась в т. ч. американскими и английскими феминистками, многие ранние гендерно-лингвистические исследования полемизировали с ней или отталкивались от неё [Cameron 1998]. Однако до зарождения гендерной лингвистики как самостоятельной дисциплины подобные экскурсы были лишь эпизодическими, а их авторы, как правило, основывались на личных впечатлениях и некритично относились к традиционным стереотипам о женщинах [Кирилина 1999; см. также Coates 2003]. Новизна работы Лакофф заключалась в том, что она, во-первых, была полностью посвящена гендерной специфике в речевом поведении, во-вторых, описывала ее не изолированно, а в рамках социального контекста.

Необходимость опираться на собственные наблюдения была существенным минусом упомянутых ранних работ, так как допускала значительные искажения (в том числе мотивированные осознанным или неосознанным следованием стереотипам). Однако зарождение гендерной лингвистики совпало по временем с расширением технических и методологических возможностей социолингвистики. Благодаря новым технологиям стало возможным опираться не на данные нескольких информантов, а на обширные базы данных, а также уделять больше внимания фонологии (а не только лексике и морфологии). Широко известны публикации влиятельных социолингвистов У. Лабова и П. Традгилла, которые хотя и работали вне парадигмы "гендерных исследований", однако активно занимались вопросом гендерной специфики в произношении в рамках изучения социальной вариативности языка в целом. Их исследования показывают, в частности, что женщинам свойственна ориентация на более престижный произносительный стандарт, стремление использовать предпочтительные фонологические варианты. Это объясняется хрупкостью социального статуса женщины, выполняющей, как правило, роль матери и домохозяйки [Кирилина 1999; Trudgill 1972].

Феминистки, однако, интересовались не только особенностями женской речи, но и более общими вопросами о взаимосвязи гендера и языка. Каким образом, например, языковая картина мира влияет на гендерный порядок (и, наоборот, каким образом гендерный порядок влияет на язык)? Феминистские критики довольно рано обратили внимание на известную "андроцентричность" языка: так, во многих европейских языках понятия "человек" и "мужчина" обозначаются одним словом (англ. man, фр. homme и т. д.), а в языках, в которых имеется категория грамматического рода, мужской род употребляется "по умолчанию". Ключевой работой в этом направлении стала книга австралийской исследовательницы Дейл Спендер.

"Язык, созданный мужчинами" ("Man Made Language", 1980, см. Spender 1998). Критики опирались на гипотезу Сепира - Уорфа, а также на наследие т. н. "лингвистического поворота" в современной философии: язык определяет картину мира; будучи "исключена" из языка, женщина оказывается исключённой и из жизни. На практике это привело к подъёму движения за преобразование языка, требовавшего, в частности, заменить гендерно-маркированные названия профессий гендерно-нейтральными (chairperson вместо chairman, flight attendant вместо stewardess и т. д.), использовать нейтральное местоимение "they" (вместо "he") в случаях, если гендер подразумеваемого человека не определён, и т. д.

Особенно тесно связана с современной философией была школа постмодернистской феминистской литературной критики и философии языка, сложившаяся в эти же годы во Франции и представленная такими фигурами, как Элен Сиксу, Люс Иригарей, Катрин Клеман и Юлия Кристева. Элен Сиксу, отталкиваясь от работ Ж. Лакана и Ж. Деррида, предложила понятие "женского письма" (йcriture fйminine), принципиально отличного от традиционного мужского текста. (Следует отметить, что "новое женское движение" вообще было в известной степени литературоцентрично: в таких влиятельных работах, как "Второй пол" де Бовуар и "Сексуальная политика" ("Sexual Politics", 1969) К. Миллетт, значительное место уделялось анализу известных литературных произведений, а одной из главных своих предшественниц феминистки видели писательницу-модернистку Вирджинию Вулф, которая много писала о специфике женского писательства (и письма), см. Cameron 1998; Мой 2004).

В 1980-х гг. гендерная лингвистика уже вполне оформилась как самостоятельное направление в науке, однако новое десятилетие поставило перед исследователями новые вопросы. Новое поколение учёных усомнилось в существовании устойчивого и неизменного "женского регистра" или "женского языка". Так, в своей статье от 1980 года У. О'Барр и Б. Аткинс задаются вопросом, не следует ли трактовать описанный Лакофф "женский язык" как "язык бессильных" (powerless language). Анализируя стили речи свидетелей, выступающих на судебных заседаниях в США, О'Барр и Аткинс обнаружили, что специфические черты, приписываемые Лакофф "женскому регистру" (гиперкорректные грамматика и произношение, подчеркнуто вежливые формы, выразительное интонирование, активное использование переспросов и модальных ограничителей (хеджей) и т. д.) характерны для речи свидетелей обоего пола, принадлежащих к низшему социальному классу. Напротив, реже всего эти черты встречались в речи представителей высшего класса, а также в речи свидетелей, приглашенных в суд в качестве экспертов [Cameron, Kulick 2003]. О'Барр и Аткинс считают, что феномен "женского языка"/"языка бессильных" следует объяснять не через гендер, а через динамику власти и подчинения, причем расклад сил (и, соответственно, речевое поведение говорящего/говорящей) может меняться в зависимости от ситуации. По их мнению, этот "регистр" в целом характерен для речи людей, оказавшихся в зависимом и уязвимом положении и находящихся в ситуации взаимодействия с авторитетом/носителем власти, а то, что, что он настолько типичен для женщин, объясняется тем, что они исторически находились в подчинённом положении. Другие авторы задавались вопросом, допустимо ли говорить о "женском языке" или "женском регистре", не учитывая другие факторы (социальный класс, этническое происхождение, сексуальную ориентацию говорящей, а также обстановку, в которой она говорит, адресата, к которому она обращается и т. д.; см. Cameron). Таким образом осуществляется отход от представлений об имманентном и неизменном характере гендера и формируется представление о принципиальной важности контекста [Кирилина 1999].

Другой подход предлагают такие исследователи, как Дебора Таннен, автор как академических, так и популярных работ, в том числе бестселлера "Ты просто меня не понимаешь!" ("You Just Don't Understand!", 1990). Таннен предпочитает трактовать различия в коммуникативном поведении мужчин и женщин не в парадигме "доминирования", а в парадигме "различия". Её авторству принадлежит гипотеза "гендерных субкультур": мужчины и женщины проходят социализацию по-разному и усваивают различные "гендерлекты" (термин Таннен), поэтому возникающие между ними недопонимания следует трактовать в том же ключе, что и недопонимания в общении представителей непохожих друг на друга культур. Работы Таннен, однако, подвергались критике со стороны как исследовательниц-феминисток (А. Утида, Д. Кэмерон и др.; см. Uchida 1998; Cameron, Culick 2003), считающих, что автор неосмотрительно закрывает глаза на фактор мужского доминирования, так и специалистов-лингвистов (таких, как Х. Коттхофф), показавших, что говорить о "гендерлекте" вряд ли правомерно (см. Кирилина 1998, Motschenbacher 2010). Рождение этих новых концепций совпало по времени с приходом т. н.

Третьей волны феминизма (конец 1980-х - 1990-е гг.), для которой вообще был характерен более эклектичный и менее радикальный подход (по сравнению с "новым женским движением" 60-х - 70-х). Иногда говорят, что в этот момент на смену преобладавшим ранее модели дефицита (женская речь "дефицитна", ограничена в средствах в сравнении с мужской) и модели доминирования (сама по себе женская речь не является эссенциально "дефицитной", но мужчины выстраивают коммуникацию таким образом, что женщины вынуждены "уступать") приходит модель различия (difference), наиболее наглядно представленная в работах Таннен, или модель разнообразия (diversity). В этот период пробуждается активный интерес к тому, как проявляется в языке маскулинность (а не только фемининность); продолжает пользоваться повышенным вниманием вопрос о взаимоотношении идентичностей (например, чем речь афроамериканки отличается от речи белой женщины, и сводятся ли эти отличия только к разнице между "белым" и "чёрным" произношением?) Под влиянием "политики идентичностей" (identity politics) появляется версия о "множественности" "женских языков" (или "регистров") в противовес идее Лакофф об универсальном "женском регистре": вместо универсального "женского языка" выделяются "язык афроамериканок", "язык лесбиянок", "язык белых женщин среднего класса" и т. д. Эта концепция, однако, подвергалась критике за близость к эссенциализму, поскольку она рассматривает язык или вариант языка как нечто "привязанное" к расе, гендеру, сексуальной ориентации и т. д.

В целом к нашему времени гендерная лингвистика отказалась от представлений об имманентной и неизменной сущности гендера. Гендер представляется "плавучей" категорией, по-разному и с разной силой проявляющейся в различных ситуациях и в известной степени под влиянием ситуации и формирующейся - как в речи [Weatherall, Gallois 2003; Кирилина 2002], так и в других аспектах человеческого поведения и (само)восприятия. Согласно работам известного философа и теоретика Джудит Батлер, оказавшей значительное влияние на теорию гендера 1990-х и 2000-х, конструирование гендера как таковое происходит в процессе коммуникации, когда субъект обозначает себя как мужчину или женщину (в том числе и используя определённые языковые коды). Поэтому современная гендерная лингвистика часто старается не описывать гендерные особенности в речи мужчин и женщин изолированно, а отдаёт предпочтение анализу социальных ситуаций (social interactions) и гендера в дискурсе (gender in discourse). Кроме того, под влиянием работ всё той же Батлер и её последователей увеличивается интерес к речи негетеросексуальных людей и трансгендеров: поскольку они не соотносят себя ни с одной из сторон традиционной бинарной гендерной модели, их стратегии речевого поведения и (гендерной) языковой саморепрезентации также должны отличаться от традиционных и, как предполагается, могут рассказать многое о том, каким именно образом гендер конструируется в речи [Потапов, Потапова 2006; Cameron 2005].

В наши дни гендерная лингвистика представляет собой мультидисциплинарную область исследований, пограничную с социолингвистикой, культурной антропологией, гендерными исследованиями и психологией гендера. Изначально тесно связанная с феминистским движением, поставившим под вопрос "природность" половых ролей и способствовавшим формированию представления о гендере как о подвижном и социально обусловленном феномене, к настоящему моменту гендерная лингвистика в существенной мере утратила налёт "политической ангажированности", в которой часто подозревают дисциплины, связанные с изучением гендера. Вместе с тем, гендерная лингвистика по-прежнему занимается вопросами взаимоотношений гендера, власти и социального статуса, динамики доминирования и подчинения в социальных ситуациях, однако этими проблемами круг тем, к которым она обращается, вовсе не исчерпывается. В настоящем обзоре мы постарались осветить основные тенденции и концепции, преобладавшие в гендерной лингвистике на разных этапах её развития, а также очертить круг вопросов, которыми она занималась или занимается. К ним относятся:

- языковые (фонетические, лексические) различия в речи мужчин и женщин;

- гендерные различия в коммуникативно-речевых стратегиях, гендерная динамика в социальных ситуациях;

- выражение/конструирование гендера в речи;

- гендер в институциональном дискурсе;

- влияние языковой картины мира на гендерный порядок (и наоборот);

а также множество более специальных проблем. Поскольку настоящая работа посвящена конструированию гендера в (медиа-)дискурсе, нас особенно интересуют первые четыре пункта.

1.2 Гендерная специфика речевого поведения

Задолго до оформления гендерной лингвистики как научной дисциплины многие авторы отмечали, что мужчины и женщины разговаривают "по- разному". Мы уже цитировали известную статью Отто Есперсена об особенностях женской речи [Jespersen 1922]. Существуют и более ранние примеры: так, на заре XX века немецкий философ Фриц Маутнер описывал в своих "Статьях к критике языка" ("Beitrдge der Kritik der Sprache", 1913) особый "женский язык". По Маутнеру, женская речь, в отличие от мужской, избегает грубостей, изобилует иностранными словами (которыми женщины злоупотребляют по причине малообразованности); при этом она откровенно вторична по отношению к речи мужчин, которые и являются подлинными творцами языка [Кирилина 1999]. Некоторые (предполагаемые) особенности женского речевого поведения (избегание табуированной лексики, склонность к использованию вычурных, "цветистых" выражений, болтливость и любовь к сплетням) стали частью стереотипного образа женщины и часто упоминались, обыгрывались или высмеивались в литературе - причем наиболее ранние образцы относятся к Средневековью [Сoates 2003].

Представление об особом "женском" языке или варианте языка, отклоняющемся от "мужского" стандарта, унаследовала и ранняя гендерная лингвистика. Как нам уже известно, одна из первых попыток описать специфические особенности "женской" речи была предпринята Робин Лакофф в работе "Язык и место женщины". В изложении Лакофф список характерных черт, определяющих "женский регистр", выглядит так:

- использование специфически "женской" лексики (такой, как названия цветов: персиковый, коралловый, кремовый (mauve, coral, beige) и т. д.), обычно не употребляемой мужчинами;

- употребление "пустых" прилагательных (таких, как "милый");

- употребление вопросов-переспросов (например, "Жарко, не так ли?" (It's hot, isn't it?) вместо утверждений; произношение утвердительных предложений с вопросительной интонацией (т. н. uptalking);

- хеджинг (hedging): активное использование модальных ограничителей ("вроде бы" (kind of), "довольно" (pretty), "по-моему", "мне кажется" и т. д.);

- употребление усилителя "so" ("так") вместо "very" ("очень"): например, I like him so much ("Он так мне нравится!") вместо I like him very much ("Он очень мне нравится");

- гиперкорректная грамматика;

- использование "сверхвежливых" форм;

- "speaking in italics", особенно сильное интонационное акцентирование некоторых слов [Lakoff, 2004].

В настоящее время, однако, существование самостоятельного и устойчивого "женского языка" или "женского регистра" (по терминологии Лакофф) является предметом полемики (разумеется, если речь не идёт о языках, которые действительно предполагают "мужской" и "женский" варианты нормы - таких, как, например, чукотский или тангоа, см. Перехвальская). Ещё более проблематичной представляется экстраполяция выводов Лакофф на другие (если не на все) языки. Попытки обнаружить какие-то универсальные гендерно-обусловленные речевые модели не увенчались успехом: как показывает Коттхоф, для западноевропейских языков удалось доказать лишь стабильность интонационного рисунка - гетеросексуальные мужчины стремятся избегать выраженной эмфазы, поскольку она ассоциируется с женственностью и аффектированностью [Кирилина 1998].

В то же время несомненно, что в большинстве языков речь мужчин и женщин обнаруживает известные различия на всех лингвистических уровнях (фонетическом, морфологическом, синтаксическом), хотя конкретные проявления этих различий могут варьировать от языка к языку. Так, американская лингвистка Дженет Холмс в своей статье "Women's talk: The question of sociolinguistic universals" ("Женская речь: вопрос о социолингвистических универсалиях", 1988) выделяет следующий ряд признаков, характерных для женской речи и наблюдаемых в большинстве языков:

- мужчины и женщины вырабатывают различные модели речевого поведения (different patterns of language use);

- женщины чаще обращаются к аффективным функциям языка;

- женщины чаще используют речевые средства выражения солидарности;

- в коммуникации женщины чаще стремятся к компромиссу и солидарности, тогда как мужчины (прежде всего в формальных ситуациях) стараются подчеркнуть и утвердить свой авторитет и статус;

- стилистически женская речь более гибка. [Holmes 1998].

На уровне отдельных языков паттерны гендерных различий становятся ещё более стабильными. Как мы покажем ниже, можно сказать, что на материале английского языка предположения Лакофф в целом подтверждаются (хотя некоторые из этих предположений и нуждаются в уточнении или пересмотре). Почему же тогда многие современные лингвисты относятся к утверждениям о "женском языке" или "женском регистре" критично? Мы уже упоминали, что с годами в гендерных исследованиях языка и речи возрастает понимание важности контекста. Оказывается, что говорить о "мужском языке" и "женском языке" было бы упрощением. В формальной и неформальной обстановке, в разнополых и однополых компаниях мужчины и женщины разговаривают по-разному; возраст, национальность (раса), социальный класс также накладывают свой отпечаток на речь говорящей(-его). В некоторых ситуациях гендерно- речевые особенности существенно сглаживаются или проявляются иначе, чем в других случаях. И, наоборот, некоторые характерные явления оказываются специфичными не столько для женской речи, сколько для социальных ситуаций, в которых женщины, по различным социокультурным причинам, оказываются чаще мужчин (см. выше о статье О'Барра и Аткинса "Женский язык или язык бессильных?").

Всё это вполне отвечает представлениям современной социолингвистики, в которой "на смену представлениям о жесткой оппозиции гипотетических "классовых языков" пришла концепция языка как континуума вариаций" [Абрамова 2015, со ссылкой на Беликов, Крысин 2001]. Однако отказ от представлений об устойчивых и жёстко ограниченных "гендерных" или "классовых" вариантах языка не подразумевает отрицание существования гендерной или классовой вариативности в языке как таковых.

Говоря об особенностях фонетического оформления мужской и женской речи, необходимо отметить, что они в определённой степени диктуются физиологическими различиями в строении органов речи. Так, голосовые связки у мужчин, как правило, длиннее и толще, чем у женщин, а длина голосового тракта у женщин меньше [Шевченко 2011]. Действительно, женский голос на звуковом уровне воспринимается как более высокий, чем мужской. Среднее значение ЧОТ у женщин, как правило, в два раза выше, чем у мужчин. Однако и здесь следует принимать во внимание социальные факторы: при исследовании индивидуального диапазона тона голоса установлено, что значения диапазона ЧОТ мужчин и женщин в значительной степени перекрываются. Как пишут Р. К. и В.В. Потаповы, "похоже, что мужчины и женщины по-разному используют находящийся в их распоряжении диапазон частот, при этом мужские голоса располагаются скорее в нижней, женские - скорее в верхней части имеющегося в их распоряжении диапазона частот основного тона... Скорее всего, существует так называемый "социализированный голос", которого стараются придерживаться и мужчины, и женщины, односторонне используя имеющийся в их распоряжении диапазон ЧОТ" [Потапов, Потапова 2013; см. также Jonson 2006, цит. по Шевченко 2011]. При этом рост участия женщин в общественной жизни повлияли на то, что за последние десятилетия голоса американских и английских женщин стали в среднем на 20 Гц ниже [Kampf, 2006, цит. по Шевченко, 2011].

Впечатление "женственности" формируется не только за счёт собственно повышения тона, но и за счёт таких средств, как расширение тонального диапазона, выразительное, сложное интонирование, придыхание и т. д. "Об американских женщинах пишут, что они чаще употребляют интонационные образцы, которые ассоциируются с выражением удивления и вежливости, склонны к использованию восходящего тона в утвердительных предложениях" [Шевченко, 2011]. О распространенности использования восходящего тона в утвердительных предложениях среди женщин говорят и материалы исследований, проведённых в Австралии и Новой Зеландии [Brittan, Newman 1992, цит. по Шевченко 2011]. Этот феномен известен как "uptalking" и ассоциируется с неуверенностью в себе (он, в частности, особенно широко распространён среди подростков и национальных меньшинств [Шевченко 2011]) или с поощрением собеседника, приглашением его или её к разговору [Егорова 2008]. Мужчины, в отличие от женщин, склонны использовать более простые тоны, но за счёт бульшей крутизны тонов их речь звучит "весомее", категоричнее. На этот эффект отчасти влияет и тот факт, что темп речи мужчин воспринимается как более медленный за счёт удлинения синтагм и пауз; женская речь - более "дробная", делится на большее количество синтагм, но и паузы между ними короче [Шевченко 2011].

Одной из наиболее характерных особенностей речи англоязычных женщин является склонность к гиперкорректности, подмеченная ещё Р. Лакофф и нашедшая подтверждение в социолингвистических работах У. Лабова и П. Традгилла. Ориентация на более престижный произносительный стандарт оказалась среди женщин почти универсальной, независимо от их классовой принадлежности [Coates 2003; Шевченко 2011]. Исследования Традгилла и позднее Глисона, работавшего с детьми школьного возраста [Gleason 1987, цит. по Абрамова 2015] показывают, что при употреблении фонемы /?/ (ng) женщины и девочки обычно воспроизводят "престижный" (нормативный) вариант [?], в отличие от мужчин и мальчиков, чаще использующих ненормативный вариант [n]. Аналогичным образом результаты исследования, проведенного в 1989 г. Сьюзен Ромейн, показали, что в Эдинбурге мальчики активнее употребляют типично шотландский вибрирующий [R], характерный для речи представителей низшего класса, тогда как девочки чаще использовали срединный аппроксимант [r], распространенный среди шотландских женщин среднего класса [Romaine 1989, цит. по Шевченко 2011]. Похожие результаты представлены в работах Рональда Маколея [Macaulay 1977, 1978, цит. по Coates], также выполненных на шотландском материале: гласный в словах hit, kill, risk женщины чаще воспроизводят в стандартном варианте [?], тогда как мужчины более склонны к типично шотландскому варианту [?]. Данные Дж. Маршалла по северо- востоку Шотландии демонстрируют, что шотландские мужчины в целом употребляют диалектные формы чаще, чем женщины [Marshall 2004, цит. по Шевченко 2011]. Подобные закономерности, однако, наблюдаются не только в Шотландии, а кажутся практически универсальными (более полный обзор работ на эту тему см. Coates 2003). О. Егорова, описывая особенности женской речи на материале австралийского варианта английского языка, пишет, что для женщин характерна "более чёткая артикуляция (в сопоставлении с мужской речью)", "более престижные произносительные варианты, преимущественное употребление полных фонетических форм в противоположность их редуцированным формам, использование глоттализованных звуков" [Егорова 2008].

Для объяснения этого феномена У. Лабов и П. Традгилл вводят понятия "престижа" и "скрытого престижа". "Престижным" считается вариант произношения, который воспринимается как "правильный", "нормативный", характерный для речи образованных людей. В некоторых ситуациях, однако, именно ненормативный вариант представляется желательным: в таких случаях говорят о "скрытом престиже" (covert prestige). Так, мужчины чаще употребляют ненормативные формы, характерные для речи рабочих, поскольку социолект рабочего класса связывается в общественном сознании с мужественностью, суровостью (в противовес "изнеженности"), "крутым" нравом и т. д., то есть качествами, которые представляются желательными для мужчины. Напротив, разговаривающая таким образом женщина будет казаться "неженственной", "грубой" или "распущенной" (как позднее предположила Элизабет Гордон, одна из причин того, что женщины ориентируются на более престижный стандарт и избегают "низких" форм, заключается в том, что стереотип приписывает представительницам низшего класса распущенное сексуальное поведение, см. Gordon 1997). Кроме того, социальный статус женщины, особенно неработающей (матери и/или домохозяйки), более хрупок, чем статус мужчины (который определяется его профессией и заработком): о женщине судят "по одёжке", то есть по впечатлению, которое она производит, поэтому для неё особенно важно не допустить двусмысленности относительно своей социальной принадлежности [Trudgill, 1972]. Интересно, что другая социальная группа, для которой характерна систематическая ориентация на престижные произносительные формы - это нижний средний класс, представители которого также, как и женщины, ощущают неустойчивость собственного статуса и стремятся его подчеркнуть [Шевченко, 2011]. Впрочем, говоря о женской гиперкорректности, Традгилл отмечает, что среди молодёжи эти рамки более размыты: и юноши, и девушки склонны использовать формы, характерные для речи рабочего класса, поскольку они ассоциируются у них с неформальным общением, в противовес "правильной" "школьной" речи [Trudgill 1972]. В некоторых случаях девочки-подростки используют ненормативные варианты едва ли не активнее, чем мальчики [Cheshire 1998, цит. по Coates 2003]. Однако это также объясняется феноменом "скрытого престижа": девочки (в работе Чешир - чёрные подростки из бедных районов, причём преобладание ненормативных форм оказалось характерно для девочек, принадлежащих к "плохим компаниям") таким образом выражают свою лояльность группе, демонстрируя своего рода "гиперкорректность наоборот" - они придерживаются сленговых "норм" более строго, чем мальчики, свободно "переключающиеся" между регистрами в зависимости от ситуации.

Такая "осторожность" в целом характерна для женского речевого поведения. Женская речь характеризуется как более "вежливая" и "предупредительная": она насыщена модальными ограничителями, или "хеджами" (I think, I'm sure, you know, sort of, perhaps, в молодёжной среде like), различного рода усилителями, такими как very и so [Holmes 1986, Coates 1986, Gumperz 1987, цит. по Потапов, Потапова 2013]. Хеджинг как специфическая особенность женской речи был отмечен ещё Лакофф, при этом он трактуется как выражение неуверенности или стремление "отстраниться (detach) от высказываний, которые могут быть восприняты, как оценочные" [Irwin 2002, цит. по Coates 2003]. Дж. Коутс, однако, предостерегает от излишней категоричности в трактовке этого вопроса: во- первых, хеджи могут выполнять разные функции (так, показано, что мужчины, в целом менее склонные к хеджингу, используют оборот you know как выражение неуверенности, тогда как женщины чаще употребляют его, действительно ссылаясь на общий опыт или известную обеим информацию: and that way we'd get rid of exploitation of man by man all that stuff/ you knтw/ you've heard it before), во-вторых, мужчины в разговоре избегают деликатных тем (см. ниже), при обсуждении которых употребление хеджей у представителей обоего пола резко возрастает [Coates 2003]. Для выражения согласия или несогласия женщины чаще используют вопросы-переспросы (The weather is nice, isn't it?), что также интерпретируется как выражение осторожности и предупредительности [Chandler, Basset, 1989, цит. по Потапов, Потапова 2013]. Исследования показывают, что женщины в целом задают вопросы в 2,5 раза чаще, чем мужчины [Шевченко 2011]. Вопросительные формы (Сould you please give me that bag?) а также гортативы (let's) и формы косвенных наклонений (We could go around looking for more bottles) используются и там, где мужчины употребили бы императив [Trudgill 1974, цит. по Потапов, Потапова 2013; Coates 2003]. Отрицательные предложения встречаются в женской речи реже, чем в мужской [Потапов, Потапова 2013]. В разговоре женщины чаще используют так называемые "минимальные ответы" (minimal responses), такие как mhm, yeah, right, I see, демонстрирующими заинтересованность и поощряющие собеседника к продолжению [Coates 2003]. Женщины чаще обмениваются комплиментами: так, в исследовании Холмс [Holmes 1988, цит. по Coates 2003] на австралийском материале 51 % комплиментов были сделаны женщиной и адресованы женщине, 23.1 % были сделаны мужчиной и адресованы женщине, 16.5 % были сделаны женщиной и адресованы мужчине и только 9 % были сделаны мужчиной и адресованы другому мужчине. Сходные цифры приводятся в исследованиях по Британии и США [Wolfson 1983; Herbert 1998, Baptiste 1990, цит. по Coates 2003]. При этом женщины предпочитают более "личные" варианты (I like your hair that way; Your hair looks good short), в отличие от мужчин, чаще выбирающих более "нейтральные" варианты (Nice haircut).

Как отмечает Дженет Холмс, женщины в целом уделяют значительно больше внимания "аффективной и межличностной функциям языка", чем мужчины, для которых на первом месте находится референциальная функция [цит. по Coates 2003]. "Инструментальная" направленность мужского стиля коммуникации, в отличие от "экспрессивной" женской, отмечалась многими психологами и гендерологами, причём если одни исследователи видят причину в физиологических различиях между мужчиной и женщиной (различный гормональный фон, "природная" необходимость устанавливать контакт с ребёнком у женщин и т. д.), то другие склоняются к тому, что такое различие коммуникативных стилях обусловлено социальными конвенциями [Кон 2009]. Так, мужчины, в отличие от женщин, редко обсуждают с другими мужчинами "личные дела" и особенно внутренние переживания - что вовсе не обязательно означает, что потребности в этом у них на самом деле нет [Coates 2003]. В действительности, распространённость среди мужского населения алекситимии (нарушения способности идентифицировать и вербально выражать собственные эмоции) связывают именно с негативными последствиями культурного запрета на открытое выражение эмоций мужчинами [Levant 2003]. Мужчины избегают эксплицитных высказываний о собственном эмоциональном опыте: обороты вроде I feel, I hope, I love (например, I feel so sad today) более свойственны женской речи [Glass 1992, цит. по Потапов, Потапова 2013]. Женская речь более эмоциональна, богата аффективными восклицаниями, различными интенсификаторами, тропами (гиперболами, сравнениями, эпитетами) [Потапов, Потапова 2013]. Женщины чаще используют уменьшительно-ласкательные суффиксы [Homberger 1993, цит. по Кирилина 1999], прозвища, выражающие эмоциональную привязанность (darling, dear, sweetheart) [Glass 1992, цит. по Потапов, Потапова 2013]. Мужчины менее чувствительны к градациям эмоциональной привязанности (таким, как разница между very good friend и best friend) [Колосова 1996, цит. по Потапов, Потапова 2013]. О женском стиле общения говорят, как о "сотрудническом", в противовес "соревновательному" мужскому [Holmes 1998; Coates 2003]. Замечено, что мужчины, общаясь другими мужчинами, чаще склонны не соглашаться с друг с другом или игнорировать высказывания друг друга, в отличие от женщин, обычно ищущих компромисса и точек соприкосновения [Сoates 2003]. Чисто женские беседы богаты минимальными ответами и вопросами (в том числе вопросами-переспросами, функционирующими как более осторожный - или более коммуникативно направленный - способ выразить свою точку зрения); таким образом демонстрируется поощрение к продолжению разговора [Coates 2003]. Для чисто женского общения характерна специфическая разновидность перебивания, называемая overlap ("наложение"): одна говорящая перебивает другую не для того, чтобы перехватить доминирующую позицию в разговоре, а с целью "подхватить" и продолжить мысль собеседницы (иногда такую модель называют collaborative floor). Мужчины более склонны разговаривать большими речевыми блоками, зачастую на "отвлечённые" темы (Дж. Коутс приводит такие примеры, как творчество Боба Дилана, марксизм и мобильные телефоны), когда каждый говорящий подробно озвучивает свою точку зрения, как бы играя роль "эксперта"; перебивание при этом воспринимается как акт агрессии, посягательство на доминантную позицию в разговоре (что, впрочем, в "соревновательных" мужских разговорах происходит нередко). Часто встречается, однако, и быстрый переброс короткими ремарками, который Коутс называет "вербальным спаррингом" [Coates, 2003]. В смешанных женско-мужских группах мужчины, как правило, перехватывают доминантную позицию. Мужчины часто перебивают женщин, тогда как женщины, в сравнении, очень редко перебивают мужчин (причём это касается обоих разновидностей перебивания - interruption, то есть собственно перебивание, и overlap, наложение; последнее в мужской речи встречается реже независимо от того, является ли группа однополой или смешанной, однако, например, в 11 образцах женско-мужских бесед, собранных Уэст и Циммерманом, все (немногочисленные) "наложения" были сделаны мужчинами, равно как и большинство перебиваний - 46 против 2 [West, Zimmerman 1975, цит. по Coates 2003]). Вопреки стереотипу о женской "болтливости", в смешанных группах женщины говорят меньше мужчин, даже если мужчины при этом ниже их по статусу [Holmes 1995; Herring, Johnson, DiBenedetto 1998, цит. по Coates 2003]. Аналогичным образом Н. Вудс показала, что женщина-начальница скорее будет перебита мужчиной-подчинённым, чем сама перебьёт его [Woods 1989, цит. по Coates 2003]. Мужчины чаще игнорируют сказанное женщинами, прекращают надоевший разговор или переводят его на другую тему [Coates 2003]. Уэст и Циммерман отметили, что в смешанных группах мужчины часто пренебрегают использованием "минимальных ответов", демонстрирующих заинтересованность в беседе и поощрение собеседника к продолжению разговора [West, Zimmerman 1975, цит. по Coates 2003]. Разумеется, всё вышеперечисленное не означает, что мужчины всегда (тем более сознательно) стремятся "подавить" женщин в разговоре; речь идёт скорее о тенденциях, обусловленных различиями в социализации, стереотипами восприятия ("мужчина, как правило, более осведомлён и компетентен, чем женщина") и традиционными представлениями о "предписываемом" мужчинам и женщинам поведении ("мужчина должен быть активен и соревнователен", "женщина должна быть мягкой и уступчивой" и т. д.).

Вероятно, на речевое поведение мужчин и женщин влияют и стереотипы о "мужской" и "женской" речи как таковых (а не только о "мужском" или "женском" поведении; см. напр., Motschenbacher 2010). К числу подобных "фолк-лингвистических", по выражению Дженнифер Коутс, представлений относятся утверждения о том, что женщины "меньше ругаются", "много сплетничают", "чаще используют "вычурную" книжную или иноязычную лексику" и т. д. [Coates 2003]. Для нас эта сфера особенно интересна, поскольку при создании "мужских" и "женских" образов в медиа их авторы, как правило, опираются на некий усреднённый стереотип. Ценные наблюдения по этой теме предлагают (что может показаться несколько неожиданным) некоторые исследования о взаимосвязи языка и (гомо/гетеро/квир-) сексуальности. Так, в 1995 году К. Холл опубликовала исследование, выполненное на материале интервью с работницами службы "секса по телефону" (т. н. "fantasy makers"). При некоторой щекотливости тематики, эта работа по ряду причин заслуживает особого внимания. Во- первых, героини исследования работают непосредственно в речевом поле: других способов воздействия на клиента/взаимодействия с клиентом у них нет. Во-вторых, хотя любое (прежде всего гетеросексуальное) романтическое/сексуальное взаимодействие само по себе неизбежно гендерно окрашено, интервьюированные Холл женщины неоднократно подчёркивают, что их цель - звучать именно максимально женственно.

Так, одна из опрошенных объяснила:

I can describe myself now so that it lasts for about five minutes, by using lots of adjectives… and that's both - it's not just wasting time, because they need to build up a mental picture in their minds about what you look like, and also it allows me to use words that are very feminine. I always wear peach, or apricot, or black lace, or charcoal-colored lace not just black. (Hall 1995; выделение автора).

Другие участницы опроса упоминали "певучую, ритмичную" (lilting) манеру речи и "приглашающий" (inviting) тон, причем в их понимании эти качества связываются именно с женственностью (а не, скажем, с имитацией сексуального возбуждения). Более того, среди принявших участие в опросе был молодой мужчина латиноамериканского происхождения, зарабатывавший на линии "секса по телефону" под личиной гетеросексуальной женщины и описавший средства, помогавшие ему "вжиться" в соответствующий образ:

Well it's-for example, okay (1.0) [in alternating high and low pitch] hull€o€::, €hi€i::, €how are€you::? This is Fong €Su€u:. [in natural voice] See? [...] and then the Hispanic voice is more like [clears throat, in high breathy voice] He:llo::: this is Esta es Amelia, como estas. (.hhhhh) o:::h lo siento bien (1.0) rica. […] (там же)

[(1.0) - пауза (в десятых долях секунды); ^…^ - повышение тона на отдельных слогах; :: - растягивание гласной;? - восходящий тон; _ - эмфатическое ударение; (.hhhhh) - придыхание].

Итак, находясь на службе, секс-работницы (и работники!) воспроизводят преувеличенно, почти карикатурно "женственную" манеру речи, напоминающую об описанном Лакофф "женском регистре" в огрублённом, утрированном виде. При этом в обычной жизни они этот регистр не используют и отдают себе отчёт в том, какие именно лингвистические и паралингвистические средства позволяют им добиться необходимого эффекта (использование определённых интонационных моделей, специфически "женской" лексики и т.д.) Таким образом, их "рабочий" стиль речи оказывается чем-то вроде бодрийяровского симулякра: он воплощает в себе (в чрезмерном, утрированном виде) представления о том, как разговаривают (или должны разговаривать) женщины - при том, что реальные женщины на самом деле так не разговаривают. Однако анализ этого специфического стиля позволяет понять, какие именно языковые и паралингвистические средства используются для конструирования "женственности" и как воспринимают и осознают эту "женственность" сами женщины.