Тропы в речах У. Черчилля и проблемы их перевода

Размещено на http://www.allbest.ru/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филологический факультет

Кафедра английской филологии и перевода

Магистерская диссертация

ТРОПЫ В РЕЧАХ УИНСТОНА ЧЕРЧИЛЛЯ И ПРОБЛЕМЫ ИХ ПЕРЕВОДА

ЕВГРАФОВА Наталия Юрьевна

Научный руководитель:

д.ф.н., профессор кафедры

английской филологии и перевода

Лапшина Марина Николаевна

Санкт-Петербург 2016



Оглавление

Введение

Глава I. Тропы в ораторской речи

1.1 Метафора как категория мысли и языка

1.1.1 Семантический подход

1.1.2 Теория концептуальной метафоры

1.1.3 Процесс метафоризации, сопоставление концептуального и семантического подходов

1.1.4 Метафора в политическом дискурсе

1.2 Концептуальная метонимия

1.2.1 Понятие метонимии

1.2.2 Метонимия и метафора

1.2.3 Метонимия в политическом дискурсе

1.3 Проблемы перевода метафоры и метонимии

1.3.1 Переводческие трансформации

1.3.2 Адекватность и эквивалентность

1.3.3 Западные модели анализа и оценки перевода

1.3.4 Понятие языковой картины мира

1.3.5 Особенности перевода метафоры

1.3.6 Особенности перевода метонимии

Глава II. Проблемы перевода метафоры и метонимии

2.1 Ораторское искусство Уинстона Черчилля

2.2 Когнитивно-дискурсивный анализ речей Черчилля

2.2.1 Концептуальная сфера «Человек»

2.2.2 Концептуальная сфера «Путешествие»

2.2.3 Концептуальные сферы «Свет» и «Огонь»

2.3 Анализ переводов метафор

2.3.1 Сценарий иного метафорического проецирования

2.3.2 Сценарий аналогичного метафорического проецирования

2.4 Общие закономерности перевода метафоры

2.5 Метонимии в речах Черчилля

2.5.1 Часть и целое

2.5.2 Признаки и целое

2.5.3 Временно-пространственная соотнесенность

2.5.4 Причинно-следственные связи

2.6 Стратегии перевода метонимии

2.6.1 Полный перевод

2.6.2 Перевод метонимии другой метонимией

2.6.3 Перевод метонимии метафорой

2.6.4 Эксплицирующий перевод

2.6.5 Опущение

Заключение

Список литературы



Введение

На настоящем этапе подробно разработанные классификации тропов привлекают все меньше внимания исследователей, на первый план выходят теории метафоры и метонимии, предлагающие по-новому взглянуть на данные понятия. Ведущими подходами в исследовании метафоры и метонимии являются семантический и когнитивный. Каждый из них предлагает свои преимущества для анализа. В данной работе делается попытка совместить оба подхода. Представляется, что данные теории тесно взаимосвязаны и дополняют друг друга.

Когнитивный подход представляется более широким и общим. Он позволяет выявить различия в культурах и способах концептуализации действительности, приоткрывает принципы построения метафоры и метонимии в языке в целом и в политическом дискурсе в частности, дает возможность рассмотреть метафору и метонимию как базовые механизмы построения тропов, а также говорить об особенностях отдельной языковой личности, в данном исследовании - Уинстона Черчилля.

Семантический подход позволяет глубже проникнуть в суть процесса метафоризации и метонимизации на уровне знаков, он позволяет наблюдать, как взаимодействуют элементы метафоры в конкретной группе метафор. Что касается метонимии, семантический подход предлагает наиболее оптимальные методы анализа по сравнению с когнитивным, который остается тесно связанным с интуицией.

В политическом дискурсе метафора и метонимия могут выступать в роли мощного риторического средства, создавая яркую и легко воспринимаемую образность. Речи Черчилля представляют собой кладезь для исследований тропов, а использование новых концепций позволяет выявить особенности, присущие ораторскому искусству У. Черчилля.

Тема данной работы предусматривает рассмотрение проблем при переводе тропов, в основе которых лежит метафора или метонимия. Совмещение традиционного и когнитивного подхода позволяет по-новому взглянуть и на переводоведческие проблемы.

Переводческие классификации, имеющиеся на данный момент, порой противоречивы и весьма условны, как это признают сами авторы. Единых принципов перевода метафор и метонимии не существует, но возможно выявление некоторых переводческих стратегий, которые при определенных условиях могут оказаться полезными. Этим обусловлена необходимость продолжения исследований в указанном направлении.

Актуальность работы заключается в том, что в ней впервые используется как семантический, так и когнитивный подход для анализа метафор и метонимий в речах Черчилля и их переводоведческих проблем.

Объектом исследования в настоящей работе являются основанные на метафоре и метонимии тропы.

Предметом исследования являются особенности использования данных тропов в речах Черчилля и проблемы их перевода.

В материал исследования вошли метафоры из речей У. Черчилля с 1897 по 1942 год. Всего было отобрано и проанализировано 256 блоков, содержащих в среднем по 2-3 метафоры и/или метонимии.

Цель работы заключается в выявлении особенностей ораторского искусства У. Черчилля и рассмотрении проблем перевода метафоры и метонимии с позиций когнитивной лингвистики и семантики, а также определении основных переводческих проблем и стратегий их решения.

В соответствии с поставленной целью в ходе исследования предполагается решить следующие задачи:

1) сопоставить семантический и когнитивный подходы к определению, выделению и классификации метафор и метонимий;

2) выявить особенности употребления метафор и метонимий в политическом дискурсе;

3) произвести когнитивно-дискурсивный анализ основанных на метафоре и метонимии тропов в речах Черчилля;

4) выделить основные стратегии для решения проблем, возникающих при переводе указных тропов и стратегии их решения;

5) систематизировать полученные результаты.

Поставленные цели и задачи определили выбор методов анализа, которые включают семантический, концептуальный, когнитивно-дискурсивный и переводоведческий анализ.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и списка использованных источников. Во введении формулируются цели и задачи исследования. В первой главе излагаются и сопоставляются когнитивный и семантический подход к метафоре и метонимии, особенности их функционирования в политическом дискурсе, обосновываются принципы классификации метафор, метонимий и их переводов. Вторая глава посвящена когнитивно-дискурсивному анализу речей У. Черчилля и исследованию проблем перевода метафоры и метонимии как риторического приема, а также выявлению основных переводческих стратегий. В заключении подводятся итоги проведенного исследования.

метафора метонимия черчилль троп



Глава I. Тропы в ораторской речи

В современных лингвистических исследованиях около десятка тропов классической риторики постепенно сократилось сперва до четырех (метафора, метонимия, синекдоха, ирония), потом трех (метафора, метонимия, синекдоха), и в конце концов до двух (метафора, метонимия). Данная тенденция объясняется развитием теорий метафоры и метонимии в сторону расширения данных понятий и выявления лежащих в их основе принципов.

Думается, выделение тех или иных тропов обуславливается целями и задачами конкретного исследования и обладает своими преимуществами и недостатками. Важно не забывать, что стилистический анализ должен сводиться не к идентификации тропов как таковых, а выявлению их общего механизма [Арнольд 2010:141]. В этой связи представляется актуальным использование теорий, разработанных в рамках когнитивной лингвистики, а именно теории концептуальной метонимии и метафоры. Следует отметить, что в настоящее время когнитивная лингвистика как целое подвергается критике из-за отсутствия единой концепции и исследовательских подходов [Касевич 2013: 28-36] многие положения перекликаются с гораздо более разработанным традиционным семантическим подходом, что не преуменьшает оригинальность и плодотворность определенных теорий, развивающихся в рамках когнитивистики [Скребцова 2011:232].

Данное исследование не является в чистом виде когнитивным, однако автор находит нужным прибегнуть к теории концептуальной метафоры и метонимии для анализа тропов и отчасти переводоведческих проблем, поскольку полагает, что данные теории позволяют не только выделить значимые особенности стиля оратора и взаимосвязанность выразительных средств, но и проанализировать проблемы перевода под новым углом.



1.1 Метафора как категория мысли и языка

На сегодняшний день существуют различные подходы к определению понятия метафоры. Наиболее передовым является подход с позиций когнитивистики, который активно развивается зарубежными лингвистами. Такой подход тесно связан с традиционным семантическим подходом к метафоре. Кратко обозначим основные понятия каждой теории и попытаемся связать их для получения более полной картины в отношении метафоры.

1.1.1 Семантический подход

Согласно традиционной точке зрения, метафора обычно определяется как скрытое (или сокращенное) сравнение, которое осуществляется путем применения названия одного предмета к другому и выявляет какую-нибудь важную черту второго [Арнольд 2002:99]. По И.Р. Гальперину, метафора является способом отождествления двух понятий с помощью отдельных признаков, которые представляются сходными. Сравнение же сопоставляет предметы, понятия, не отождествляя их, рассматривая их изолированно [Гальперин 1958:127] Традиционно метафора разделяется на речевую (оригинальную, авторскую) и языковую (стертую) [Гальперин 1958:127].

Согласно Н.Д. Арутюновой, различие между речевой метафорой и языковой заключается в переходе последней к моносемности [Арутюнова 1978:339]. Речевая же метафора обладает наибольшей оригинальностью и образностью. Чем неожиданней метафора, тем больше внимания она привлекает, но в то же время, тем сложнее может становиться ее понимание. Основными составляющими оригинальной метафоры, по Р. Уэллеку, являются аналогия, двойное видение, чувственный образ, наделение человеческими чувствами. Все четыре компонента сочетаются в разных пропорциях [Wellek 1949:202]. И.В. Арнольд отмечает, что аналогию не следует понимать слишком буквально, так как поэтическая метафора одновременно подсказывает и различие между двумя планами [Арнольд 2002:100]. Рассуждая о речевых метафорах, И.Р. Гальперин среди прочего замечает, что такие метафоры могут быть туманными, поэтому их часто используют символисты [Гальперин 1958:126]. Благодаря многозначности такая метафора лучше всего реализуется в поэтической речи, где она выполняет эстетическую функцию [Выготский 1968]. В ораторской же речи множественность интерпретаций не приветствуется, нередко оратор даже прибегает к пояснению использованной метафоры, чтобы достичь наилучшего понимания [Лапшина 2013:35]. В.В. Виноградов пишет, что оригинальная метафора есть «акт утверждения индивидуального миропонимания, акт субъективной изоляции. В метафоре резко выступает строго определенный, единичный субъект с его индивидуальными тенденциями мировосприятия. Поэтому речевая метафора навязывает читателю субъективно-авторский взгляд на предмет и его смысловые связи» [Виноградов 1945:89]. Поэтому можно утверждать, что характер метафоры определяется не сквозь призму понятий «истинно или ложно», а сквозь призму культурных и личных представлений о некотором предмете.

Иногда метафора не ограничивается одним образом, а реализует несколько образов, связанных между собой единым, центральным, стержневым образом. Такая метафора носит название развернутой. Дополнительные образы связаны с центральным образом разного рода отношениями. Их можно назвать метонимическими связями развернутой метафоры. Имеются, однако, такие развернутые метафоры (prolonged or sustained metaphor), в которых нет центрального образа [Гальперин 1958:125]. Развернутая метафора чаще всего используется в целях оживления уже стершейся или начинающей стираться образности [Там же: 126].

Следует помнить, что на интерпретацию метафоры в значительной степени влияет контекст. М. Блэк совершенно справедливо отмечает, что метафора вне контекста не существует. Он приводит в пример знаменитую фразу У. Черчилля, в которой он назвал Муссолини that utensil 'этот пустой горшок' (букв. 'посуда, утварь'), та интонация, словесное окружение, исторический фон, пишет М. Блэк, -- все способствовало правильному пониманию этой метафоры [Black 1990:157]. Сходное понимание механизма метафоры как контекстуально зависимого образования можно найти у Л.Ф. Тарасова, Г.В. Колшанского, X. Вайнриха [Тарасов 1980; Колшанский 1980; Вайнрих 1987]. И.Р. Гальперин также пишет о необходимости контекста, в котором члены сочетания, выступающие только в одном предметно-логическом значении, уточняют метафору [Гальперин 1958:125]

Изучение метафоры в рамках семантического подхода получило развитие в работах А. Ричардса и М. Блэка. А. Ричардс ввел в теорию метафоры термины «tenor», представляющий собой субъект метафоры, которому приписываются некоторые качества, и «vehicle» - субъект метафоры, дающий признаки. [Cuddon, J. A. 1998:904]. М. Блэк указывает на то, что в процессе метафоризации участвуют два разнородных референта: первичный или главный субъект (primary, principle subject) - обозначаемое в процессе метафоризации, и вторичный или вспомогательный субъект (secondary, subsidiary subject) - уже существующее в языке наименование. Процесс метафоризации заключается в выборе и организации характеристик главного субъекта с помощью характеристик вспомогательного субъекта [Black 1962: 44-45]. Во время метафоризации происходит актуализация системы ассоциаций, которые в сознании говорящего связаны со вспомогательным субъектом. М. Блэк называет ее «системой общепринятых ассоциаций». Эти ассоциации применяются к главному субъекту метафоры. При этом в системе ассоциаций одни признаки выходят на передний план, а другие затемняются. Получается, что метафора действует как фильтр, который структурирует систему ассоциаций и отбирает те, которые могут быть соотнесены с главным субъектом в данной ситуации или высказывании. М. Блэк полагает, что в системе общепринятых ассоциаций может быть полуправда и даже ложные сведения, но для метафоры важна не истинность ассоциаций, а их быстрая активизируемость в сознании. Этим объясняется то, что метафора, понятная в одной культуре, может оказаться абсурдной в другой.

В общем и целом, в семантическом подходе метафора представлена не только как языковая данность, но и как некий процесс, в результате которого происходит обогащение языка специфическими и общими значениями. Главное отличие речевой метафоры заключается в ее субъективности и многозначности, предполагающей множественность интерпретаций, языковым же метафорам присуща моносемность. При рассмотрении метафоры необходимо учитывать контекст, личностный фактор и языковую картину мира, которая является не зеркальным отображением мира, а именно картиной, то есть интерпретацией, и зависит от призмы, через которую совершается мировидение [Дехнич 2005: 561]. Роль такой призмы успешно выполняет метафора [Телия 1988]. Г.Н. Скляревская пишет, что «...метафора как феномен языка создает отнюдь не фрагмент языковой картины мира, но заполняет все ее пространство» [Скляревская 1993: 79].

1.1.2 Теория концептуальной метафоры

Перед изложением теории концептуальной метафоры стоит отметить, что в отечественном языкознании многие из положений, развитых в западных концепциях, были известны давно. Так идея связи языка и мышления в трудах отечественных лингвистов сомнению не подвергалась, а регулярность языковых переосмыслений в зависимости от некоторого исходного образа постулировалась задолго до Дж. Лакоффа такими исследователями как В.Г. Гак, Р.Б. Аперсян, Н.Д. Арутюнова. Т.Г. Скребцова подчеркивает наличие поразительных параллелей в исследованиях отечественных семасиологов и западных когнитивных лингвистов [Скребцова 2011:31], приводя в пример статью В.А. Успенского «О вещных коннотациях абстрактных существительных» 1979, содержание которой поразительным образом схоже с тем, что излагается в теории концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона. В то же время отмечается и принципиальная разница в методах: в западной когнитивной лингвистике широко используется интроспекция и опрос испытуемых, тогда как в отечественной семантике основным методом является анализ лексической сочетаемости [Рахилина 2000: 16]. Обращается внимание на обособленность отечественной традиции, в которой возникло «национальное» направление когнитивистики в России, занимающееся концептами и концептосферами, к которому относятся В.А. Маслова, З. Д. Попова, И. А. Стернин и др. В основу данного исследования положены концепции западных лингвистов, тем не менее, они перекликаются и дополняются результатами исследований отечественной лингвистики.

Одним из первых, кто заговорил о метафоре как категории мысли в западной лингвистике, был М. Редди [Reddy 1979]. Именно он стал развивать идею о том, что метафора является неотъемлемой частью человеческого видения мира и способом его познания. Дж. Лакофф, М. Джонсон и М. Тернер подчеркивают тот факт, что метафора как феномен языка и речи является следствием существования метафоры в мышлении, поскольку сама мысль человека по своей природе метафорична [Lakoff 2003], [Lakoff 1999], [Lakoff, Turner 1989]. На основании этого положения была разработана теория концептуальной метафоры (ТКМ). Согласно данной точке зрения, метафора является не просто категорией языка, а способом мышления, который охватывает в первую очередь обыденную жизнь. Так, метафора помещается в центр семантики обыденного языка и делает изучение художественной метафоры своего рода расширением теории языковой метафоры [Lakoff 1992:2]. Вслед за М. Редди в центр внимания Дж. Лакофф ставит языковую метафору, подчеркивая, что само разделение языка на буквальный и художественный неверно [Lakoff 1992:2].

В терминологии Дж. Лакоффа метафора - это «концептуальное проецирование», иными словами переложение признаков одного понятия на другое [Lakoff 1992:6]. Конкретное высказывание, основанное на таком переложении, он называет метафорическим выражением (metaphorical expression). Обращая внимание на универсальность концептуальной метафоры [Lakoff 1992:38], данная теория, однако, не развивает вопросы вариативности метафоры. В этом направлении теорию Дж. Лакоффа М. Джонсона логично дополнил З. Ковечеш [Kovesces 2005]. В своем исследовании он развивает теорию примарной метафоры (ТПМ), основателем которой является Дж. Грейди [Grady 1997]. Теория примарной метафоры продолжает теорию концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона. По предположению авторов теории концептуальной метафоры, содержание нашего мышления (существующие в нем понятия и системы понятий) предопределяется физическими ощущениями и телесным опытом, которые широко используются в метафорических процессах. Это предположение получает развитие в концепции Дж. Грейди, согласно которой телесный опыт человека становится источником примарных, или примитивных, метафор (primary or primitive metaphors), которые, объединяясь друг с другом, формируют комплексные метафоры (compound or complex metaphors). Согласно З. Ковечешу, именно на уровне таких метафор и наблюдается наибольшая вариативность, поскольку концептуальные (примарные) метафоры во многих языках совпадают, однако в различных языках они находят разное выражение в силу тех или иных причин [Kovesces 2005: 82]. Рассуждая о вариативности метафоры, З. Ковечеш, отмечает, что в разных языках перекрестное проецирование может проистекать по-разному в зависимости от соотношения областей исходного домена и домена-источника, в разных культурах при совпадении многих концептуальных метафор наблюдается различное их воплощение ввиду особой сочетаемости между элементами источника и цели. [Kovesces 2005:82] Поэтому-то вариативность метафоры чаще наблюдается на уровне комплексных метафор, а не примарных. Резюмируя теорию З. Ковечеша, можно выделить следующие виды метафоры: 1. Метафора, основанная на конвенциональной метафоре (т.е. наблюдается сохранение исходного и целевого домена концептуальной метафоры), 2. Метафора, имеющая конвенциональный целевой домен, но оригинальный исходный. 3. Метафора с двумя оригинальными доменами (очень редко встречается даже в поэзии). [Kovesces 2005:86-87]

1.1.3 Процесс метафоризации, сопоставление концептуального и семантического подходов

Вместо субъектов метафоры, как это принято в семантической традиции, Дж. Лакофф и М. Джонсон выделяют исходный домен (source domain) и целевой домен (target domain). В процессе метафоризации, согласно их теории, некоторые области целевого домена структурируются по образцу источника, другими словами, происходит «метафорическая проекция» (mapping) [Lakoff 1989,1999,2003]. На уровне языка происходит то, что Н.Д. Арутюнова и И.Р. Гальперин описывают как предикацию. Оба подхода отмечают при метафоризации движение от абстрактного к конкретному. Создатели теории концептуальной метафоры подчеркивают тот факт, что метафора является когнитивной операцией, предназначенной для осмысления абстрактных, нечетких понятий с помощью понятий конкретных, имеющих перцептивную основу и тем самым более четких [Lakoff 1992], о чем упоминалось и в связи с семантическим подходом.

По сравнению с семантической теорией, в ТКМ примечательно то, что как операция мышления метафора уподобляет не только отдельные концепты, но и целые домены, или широкие понятийные области, включающие различные тематически близкие концепты. Это позволяет в частности объединять и категоризировать целый ряд произведений одного автора [Пацора 2013], выявлять когнитивные особенности языковой личности. В ТКМ снимается разделение метафоры на языковую и речевую, однако и в рамках данной теории можно выделить метафоры, отличающиеся большей или меньшей степенью оригинальности. Так, есть ряд метафор, основанных на конвенциональных метафорах, которые регулярно функционируют в языке, а есть и метафоры, которые задействуют нестандартные концептуальные домены и создают совершенно новые и неожиданные образы.

Преемственность когнитивного подхода заключается в обращении к контексту, в том числе к фоновым знаниям, без которых невозможна верная интерпретация метафоры - и Дж. Лакофф, и З. Ковечеш, и Дж. Чартерис-Блэк неоднократно упоминают о важности контекста в понимании метафоры, близости понимания процесса метафоризации. Также связь когнитивной теории метафоры с семантическим подходом просматривается в том, что в рамках обоих подходов метафора организует и регулирует наше мировосприятие, «высвечивая» и подчеркивая одни черты, «затемняя» при этом другие. Этот момент оказывается важным, если мы говорим о переводе метафор в политическом дискурсе, так как это свойство метафоры активно используется политиками для создания мифа.

Однако в ТКМ метафора рассматривается шире, чем в семантическом подходе. Исследователи склонны принимать сочетания с союзом «как» в качестве метафорических, где «как» является маркером «сравнительной метафорической конструкции» [Глазунова 2000: 165], в когнитивной же лингвистике троп, в котором имеется формальный показатель компаративности, и метафора, признаком которой традиционно считается отсутствие указанных показателей, относятся к числу широко понимаемых метафор [Чудинов 2004: 92]. Думается, что этот вопрос может решаться и тем и другим способом, однако следует согласиться с И.Р. Гальпериным в том, что метафора есть не столько уподобление, сколько отождествление, она сильнее сравнения в этом плане, так как утверждается не то, что X подобен Y, а то, что X есть Y. [Гальперин 1958:124] Как справедливо отмечает В.Н. Вовк, эффект и сила образности намного больше в случае полного отождествления, чем при наличии сравнительных слов. [Вовк 1988:131] Соглашаясь с А. Вежбицкой и Е.Б. Рябых в том, противопоставление семантического (традиционного) и когнитивного взглядов неплодотворно [Вежбицкая 1997: 201], мы полагаем, что когнитивный подход и семантический, хотя и отличаются методами, а зачастую и целями, могут дополнять друг друга.

1.1.4 Метафора в политическом дискурсе

Согласно Дж. Чартерису-Блэку [Charteris-Black 2011], как риторический прием метафора имеет своей целью наглядно что-то проиллюстрировать (чем нагляднее метафора, тем она убедительнее, привлечь внимание к проблеме, образовать контакт с аудиторией). Проанализировав корпуса речей разных ораторов, Дж. Чартерис-Блэк отмечает, что метафоры политиков создают определенный миф, согласующийся с их взглядами и целями. Он также обращает внимание на важность контекста метафоры [Там же: 50], о роли которого мы уже писали выше. П. Чилтон пишет, что цель политического дискурса - продвижение точек зрения, убеждение аудитории в правдивости своих слов [Chilton 2004: 33]. Метафора выполняет данные функции с помощью эмоциональной информации [Алексеева 2004:299], которая доносится посредством образа. Дж. Лакофф отмечает, что политики предпочитают активизировать в своих речах конвенциональные метафоры, потому что они понятны широкой аудитории, например, «Nation is a family» [Lakoff 2002:154], в отличие от поэтического дискурса, где зачастую самоцелью является создание оригинальной метафоры.

Примечательно, что с течением времени даже доступные для понимания оригинальные метафоры становятся стертыми. Дж. Чартерис-Блэк приводит в пример метафору «iron curtain». Это когда-то оригинальная метафора настолько укрепилась, что используется во всем мире.

Выбор конвенциональной метафоры часто продиктован политическими и экономическими целями [Lakoff 1991]. Так как политические проблемы абстрактны и часто запутаны, их легче представить в виде метафоры понятной всем [Mio 1997:113-133]. Поскольку люди не могут учитывать все аспекты политики, возникает необходимость в упрощении данных вопросов, и тогда те или иные потери неизбежны. С помощью правильно подобранных языковых средств автор может представить ситуацию в выгодном для себя свете. Если вспомнить, что в процессе метафоризации что-то высвечивается, а что-то затемняется, то в метафоре «iron curtain» явно скрывается «деятель»: непонятно, кто создал этот занавес, создается впечатление, что он возник сам собой [Charteris-Black 2011:34]. Это замечание важно, так как показывает, какую роль играет высвечивание тех или иных элементов. Дж. Чартерис-Блэк также утверждает, что в политическом дискурсе метафора может быть использована для идеологических целей, так как она активизирует подсознательные эмоциональные ассоциации и способствует созданию мифа [Charteris-Black 2011:28].

Таким образом, метафора является неотъемлемым элементом политического дискурса, в котором ее главная роль заключается в создании яркой, запоминающейся и легко расшифровывающейся образности, которая способствовала бы достижению нужного прагматического эффекта и отображала бы в лаконичной и доступной манере взгляды оратора.

1.2 Концептуальная метонимия

1.2.1 Понятие метонимии

Традиционно метонимия определяется как фигура речи, где один предмет или явление заменяется другим на основании их смежности. [Peters, 2003; Wendland, 2003]. Когнитивный подход стал рассматривать метонимию не только как языковую данность, но и как способ мышления и концептуализации. В терминах Дж. Лакоффа и М. Джонсона метонимия - это концептуализация одного посредством его отношения к другому» [Lakoff and Johnson 1980:39]; берется понятный или легко воспринимаемый признак предмета и используется вместо этого предмета как целого или вместо другого признака или части этого предмета [Lakoff 1987:77]. Некоторые исследователи рассматривают даже иронию как концептуальную метонимию, использующую определенный концепт для выражения обратного ему концепта [Vosshagen 1999]. Еще дальше пошли Г. Радден и З. Ковечеш, утверждающие, что слова - знаковые метонимии, в которых форма слова метонимически замещает обозначаемый концепт. [Radden and Kцvesces 1999: 24]. Метонимию они определяют как когнитивный процесс, при котором одна концептуальная сущность обеспечивает ментальный доступ к другой, находящейся с ней в рамках одной идеализированной когнитивной модели (ИКМ) [Radden and Kцvesces 1999: 21]. ИКМ - понятие, введенное Дж. Лакоффом, под которыми в когнитивной лингвистике понимаются сложные структуры представления знаний в виде гештальта [Lakoff G. 1990: 68-69]. По Дж. Лакоффу, в случае метонимии оба элемента должны принадлежать одной ИКМ, тогда как в метафоре задействованы разные ИКМ.

В когнитивной лингвистике главное отличие метафоры от метонимии заключается в том, что в случае метафоры проецирование происходитЃ@в рамках двух доменов, а в случае метонимии задействован один домен. (Lakoff and Turner 1989, Croft 1993 and Kцvecses and Radden 1998). Такой подход, как справедливо подчеркивает Б. Уоррен, очень близок к традиционному, в котором метафора основана на нахождении сходства в различии, а метонимия основана на смежности [Warren 2006:18]. Есть другая точка зрения, согласно которой проецирование в метонимии происходит между двумя разными концептуальными доменами, принадлежащими одной доменной матрице [Croft 1993]. Однако, по сути, принципиальной разницы здесь нет. В лингво-когнитивном подходе проблемы возникают в связи с тем, что определить границы доменов оказывается не так просто. А поэтому не всегда удается с уверенностью сказать, является ли данное выражение метафорой или метонимией.

В связи с этим было введено понятие метафтонимии. О.С. Шарманова отмечает возможность взаимодействия метафоры и метонимии в пределах одной концептуальной системы, когда при проекции одного концептуального домена на другой активизируется какой-либо сегмент доменов, который переосмысляется как смежный. Такая интеграция метафоры и метонимии называется метафтонимией [Шарманова 2012:7-8] Тем не менее, и подобный подход не оказывается достаточно четким из-за расплывчатости и субъективности доменных границ. Здесь упор все равно делается на интуицию.

Термины источник и цель введены когнитивными лингвистами для анализа метафор. В отношении метонимии удобнее пользоваться терминами эксплицитный и имплицитный элемент, поскольку цель в метонимии (предполагаемая интерпретация) включает не только имплицитный элемент. Важным оказывается то, что метонимия, в отличие от метафоры, эксплицирует признак имплицируемого целого [Warren 2006:4]. Б. Уоррен разделяет метонимию на пропозициональную и референциальную. Первый тип укладывается в схему «если верно А, то верно и Б», т.е. когда упоминание об А автоматически передает Б. Что касается референциальной метонимии, то здесь говорящий предполагает, что упоминание признака, актуального в данном контексте, позволит слушающему идентифицировать предмет(ы) [Warren 2006: 10]. Именно такой вид метонимии интересует нас в данном исследовании, поскольку обладает наибольшим риторическим потенциалом.

1.2.2 Метонимия и метафора

Широко признается тот факт, что метафора и метонимия - это разные тропы, однако также не отрицается и то, что не всегда ясно, как классифицировать то или иное выражение. В метонимии эксплицитный элемент (источник) и имплицитный (цель) объединяются в референциальной единице, тогда как в метафоре источник вытесняется целью [Dirven 1993:6, 14]. Получается, что эксплицитный элемент в метафоре теряет свое конвенциональное значение и референцию, а в метонимии конвенциональное значение остается прежним, но теряется рефернциальная способность, поскольку он выступает в функции модификатора имплицитного элемента. Роль эксплицитного элемента в метафоре заключается в содержании признаков, некоторые из которых определяют цель. А признак, выражаемый эксплицитным элементом в метонимии, соотносится с целью как таковой, источник же в метафоре только частично соотносится с целью [Warren 2006:14]. Важнейшим компонентом метафорической интерпретации является выбор признака, при котором интерпретатор привлекает разнообразные знания об источнике, которые соотносились бы с данным контекстом. Выбранный признак отчуждается от источника и применяется к цели, обогащая смысл и создавая новый [Lakoff 1980].

Любопытная черта метафор состоит в том, что они могут формировать темы, как «Жизнь - это путешествие». Б. Уоррен связывает эту черту с ролью метафорического источника как держателя признаков. Один и тот же источник может быть использован для обозначения разных признаков одной цели в разных контекстах. Среди основных метафор, связанных с политическим дискурсом, выделяются следующие [Lakoff 1991]:

ВОЙНА - это ПОЛИТИКА, ПРОВОДИМАЯ ДРУГИМИ СРЕДСТВАМИ.

ПОЛИТИКА - это БИЗНЕС

ГОСУДАРСТВО - это ИНДИВИД

ВОЙНА - это ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЛИЧНОСТИ

ВОЙНА - это СОРЕВНОВАНИЕ

Таких тем, в рамках которых могут образовываться разнообразные метафоры, можно выделить очень много, конечного списка не существует. Сам принцип выделения концептуальных метафор основан на интуиции и не систематичен, из-за чего этот подход подвергается критике [Warren 2003, Barcelona 2000, Feyaerts 2000,Riemer 2002].

Метонимии не образуют тем, поскольку источник сам по себе является признаком цели. Однако они образуют паттерны, как «Часть--целое», «Причина-Следствие», «Место-Предмет». Здесь также отсутствует единая исчерпывающая система, однако есть ряд метонимий, которые укладываются в некоторые регулярные паттерны. Паттерны могут быть общими (постоянными и универсальными), а также частными, (изменяющимся, варьирующимися от языка к языку). Общие паттерны включают причинность, расположение во времени и пространстве, составные части и репрезентацию. Наиболее подробные классификации паттернов разрабатывались Г. Стерном (1975) и Дж. Лакоффом и М. Джонсоном (1980, 1990), однако наиболее законченный вид приобрела система Д. Фасса [Fass 1997], который положил в основу классификаций паттернов семантические роли. В итоге получилась классификация, обобщившая разработки Стерна, Лакоффа и Джонсона:

1. Агент вместо объекта (данная категория включает предшествующие:

производитель вместо продукции, контролирующий вместо контролируемого, автор вместо произведения)

2. Объект вместо агента (Учреждение вместо работников).

3. Инструмент вместо агента (Объект вместо пользователя).

4. Инструмент вместо объекта (Вместилище вместо содержимого)

5. Объект вместо объекта. (Часть вместо целого, Признак вместо целого и др.)

6. Место вместо агента (Место вместо учреждения, Здание вместо учреждения)

7. Место вместо объекта (Место вместо события)

Если в ТКМ когнитивистами была предложена принципиально новая модель классификации метафор, то в теории метонимии исследователи не далеко отходят от классификаций традиционной риторики. Однако некоторые исследователи, как Г. Радден и З. Ковечеш [Radden, Kцvecses 1999], делают акцент на метонимических отношениях в рамках одной ИКМ, а не типах метонимий в общем. Они выделяют два основных типа отношений:

1. Целая ИКМ и ее части

2. Части одной ИКМ

Для каждой категории предлагаются свои подкатегории, в общей сложности их - 64, но, как утверждают сами авторы, эти списки не являются исчерпывающими.

В данном исследовании метафоры классифицируются по доменам, а метонимии по паттернам, а анализ метонимии происходит в ключе эксплицитного и имплицитного элементов, как это предлагает Б. Уоррен.

1.2.3 Метонимия в политическом дискурсе

Метонимия, как и метафора, может обладать риторической силой, и так же, как и метафора может обогащать лексику, однако есть множество примеров, в которых метонимия не выполняет ни одну из этих функций [Warren 2006:15], и тем не менее, риторический потенциал метонимии сомнению не подвергается. По Дж. Лакоффу, мы используем Б вместо А, поскольку Б легче воспринимается или запоминается, или является более уместным для конкретных целей [Lakoff 1990]. Д. Фасс [Fass 1997] добавляет, что с помощью метонимии можно подчеркнуть тот или иной актуальный признак или что-то скрыть. Так, в метонимии «Агент вместо инструмента» деятель подчеркивается, а в метонимии «Инструмент вместо агента» - затемняется. Другими словами, метонимия используется для активизации тех или иных образов в воображении для привлечения внимания и достижения прагматической задачи, что во многом схоже с функциями метафоры в политическом дискурсе. Примечательно, что встречаются метонимии, которые используются в исключительно риторической функции [Warren 2006:36], когда эксплицитный признак оказывается не столь важен, как емкое и яркое выражение имплицитного элемента, достигаемое с его помощью. Краткость является одним важнейших достоинств метонимии, которое делает ее очень популярной в ораторской речи. Особой экспрессивностью, по Б. Уоррен, обладают два типа метонимий, используемых для передачи субъективного отношения:

1. Характеризующие человека через предмет обладания,

2. Характеризующие нечто по оказываемому воздействию.

Метафора и метонимия также могут взаимодействовать для достижения риторического эффекта. Примером взаимодействия метафоры и метонимии могут служить выражения, содержащие метонимическое существительное и метафорический предикат (catch someone's eye) [Warren 2006:40].

В политическом дискурсе метонимия является неотъемлемым инструментом создания доступной образности, выразительности и убедительности. Переводчику важно обращать внимание на функции, которые метонимия выполняет в оригинале для того, чтобы не упустить дополнительные значения в процессе перевода [Salem 2008:58].

1.3 Проблемы перевода метафоры и метонимии

1.3.1 Переводческие трансформации

В отечественном переводоведении активно используется термин трансформация, в широком смысле обозначающий те изменения, к которым переводчику приходится прибегнуть при переводе, иногда в этом значении используется термин прием [Основные понятия переводоведения 2010:125]. В западной лингвистике чаще используется термин стратегия, однако это более широкое понятие, которое часто соотносится с планами переводчика, направленными на решение конкретной задачи [Krings 1986:18], выбранным алгоритмом действий [Алексеева 2004:322].

В.Н. Комиссаров определяет трансформацию как «преобразование, с помощью которого можно осуществить переход от единиц оригинала к единицам перевода» [Комиссаров 2002:411]. Он выделяет грамматические, лексические и комплексные трансформации. К лексическим трансформациям относятся транслитерация, транскрибирование, калькирование, лексико-семантические замены (модуляция, конкретизация и генерализация). Грамматические трансформации включают синтаксическое уподобление (дословный перевод) грамматические замены и членение предложения. Комплексные, или лексико-семантические, сводятся к экспликации (описательный перевод), антонимическому переводу и компенсации.

И.С. Алексеева понимает под трансформацией «переводческое преобразование», требующее изменений на лексическом, грамматическом или текстовом уровне [Алексеева 2004:128]. И.С. Алексеева, вслед за Л.С.

Бархударовым, выделят четыре основных типа трансформаций - перестановка, замена, добавление, опущение. К трансформациям перестановки можно отнести изменение порядка расположения частей сложного предложения, порядка слов и словосочетаний. Трансформации замены могут включать замену форм слова, частей речи, членов предложения, синтаксические замены в сложном предложении, лексические замены (частичная изменение семного состава исходной лексемы, перераспределение семного состава исходной лексемы, конкретизация, генерализация). Добавления и опущения могут быть языковые (обусловленные обязательными требованиями языка) и контекстуальные (требуемые для раскрытия смысла, пояснения). Также выделяются антонимический перевод, заключающийся в преобразовании утвердительной конструкции в отрицательную, компенсация и описательный перевод [Алексеева 2004:158-168]

Т.А. Казакова отдельно рассматривает трансформации для перевода метафор и метонимий [Казакова 2008:237-246, 259-265]. Так, для перевода метафор предлагаются следующие рекомендации:

1.Полный перевод при совпадении в исходном и переводящем языке правил сочетаемости, используемых традиций выражения эмоционально-оценочной информации.

2. Добавление/опущение в случае различия меры подразумеваемости подобия: необходимость либо экспликации подразумеваемого смысла (прием добавления), либо импликация (прием опущения).

3.Замена при лексическом или ассоциативном несоответствии между элементами метафоры в исходном и переводящем языках.

4. Структурное преобразование в случае различия традиций грамматического оформления метафоры.

5. Традиционное соответствие для метафор фольклорного, библейского, античного происхождения, когда в языках сложились разные способы их выражения.

6. Параллельное именование метафорической основы (для текстов, построенных на распространенной метафоре), когда по межъязыковым условиям требуется замена или преобразование исходной метафоры, а по характеру передаваемой информации образ необходимо сохранить.

Для перевода метонимий Т.А. Казакова приводит такие рекомендации:

1. Полный перевод при совпадении языковых и культурных традиций выражения индивидуального свойства.

2.Структурное преобразование в случае несовпадения грамматических норм.

3. Семантическое преобразование при отсутствии в переводящем языке способа выражения для индивидуального признака оригинала.

4. Функциональное преобразование при стилистических несовпадениях.

5. Полное преобразование, восстановление прямого именования при значительных расхождениях культурных традиций (отсутствие исходного метонимического слова в языке перевода).

1.3.2 Адекватность и эквивалентность

Одним из важнейших направлений современного переводоведения является разработка принципов оценки качества перевода и методов его анализа. Особое место здесь занимает вопрос о соотношении понятий адекватности и эквивалентности. В отечественном переводоведении их принято противопоставлять, но происходит это в соответствии с разными принципами.

Так, В.Н. Комиссаров рассматривает понятие адекватности как синоним «хорошего перевода», который обеспечивает успешную коммуникацию в заданных условиях. Эквивалентность понимается как степень смысловой общности оригинала и перевода. В.Н. Комиссаров дает следующее определение: «эквивалентность -- это максимально возможная лингвистическая близость текста перевода к тексту оригинала» [Комиссаров 1980: 152-153]. Выделяется несколько уровней эквивалентности. Так, на уровне цели коммуникации наблюдается наименьшая смысловая общность. Уровень идентификации ситуации дополняется сохранением предметной ситуации, хотя изменяется способ ее описания. На третьем уровне, который характеризируется общностью «способа описания ситуации», сохраняются понятия, с помощью которых ситуация описывается. Четвертый уровень предполагает схожесть синтаксических структур, а пятый подразумевает сохранение всех основных частей содержания [Комиссаров 1980: 59--100]. В установлении эквивалентности отмечается ведущая роль цели коммуникации, что соотносится с тем, что у А.Д. Швейцера называется «эффектом коммуникации» [Швейцер 1988: 82]. В.Г. Гак и Ю.И. Львин [Гак, Львин 1970] разработали трехуровневую модель эквивалентности, в которой выделяются формальный, смысловой и ситуационный виды эквивалентности. Формальный уровень предполагает использование аналогичных языковых форм, смысловой - различные способы выражения одних и тех же значений, а ситуационный - различный набор элементарных сем, описывающих одну и ту же ситуацию. Теория эквивалентности А.Д. Швейцера [Швейцер 1988:83-37] включает синтаксический, семантический и прагматический уровни. На синтаксическом уровне одни единицы заменяются другими при сохранении синтаксического инварианта. Семантический уровень включает смысловой и ситуационный вид эквивалентности, он подразделяется на компонентный подуровень, при котором сохраняется компонентная (семная) структура высказывания, и референциальный, при котором используются различные, но семантически соотнесенные единицы для построения семантически эквивалентных высказываний. Все уровни эквивалентности подчиняются главному виду эквивалентности - прагматическому, поскольку он охватывает такие факторы, как коммуникативная интенция, коммуникативный эффект и установка на адресата, которые считаются приоритетными.

Д. Г. Шаталов предлагает основанную на уровневой системе В.Н. Комиссарова классификацию эквивалентности перевода метафор и сравнений, выделяя на каждом уровне соответствующие трансформации. [Шаталов 2007]. Так, на первом (низшем) уровне эквивалентности может наблюдаться деметафоризация, когда переносное значение передается буквальным с потерей образа, метафоризация, когда буквальное значение передается переносным с созданием образа, и реметафоризация, когда переносное значение передается переносным с заменой образа. Второй уровень включает случаи перевода метафоры с сохранением образа, изменением описания ситуации, который осуществляется путем метонимических трансформаций. Третий уровень эквивалентности характеризуется передачей переносного значения переносным с сохранением образа и способа описания ситуации, но различной экспликацией сем. Четвертый уровень отличает, при одинаковой выраженности сем, разная функционально-стилистическая закрепленность и эмоционально-экспрессивная окраска метафор. На пятом уровне эквивалентности достигается абсолютная эквивалентность, поскольку соблюдаются все четыре условия. Автор отдельно рассматривает нулевой уровень эквивалентности, при котором происходит намеренное опущение метафор оригинала [Шаталов 2007:154-159]

1.3.3 Западные модели анализа и оценки перевода

В западной лингвистике большое место занимает вопрос о создании модели анализа и оценки перевода, однако до сих пор наблюдается недостаток моделей, которые не вызывали бы проблем на практике. Среди подходов по данной теме можно выделить несколько основных.

Менталисты, такие как Дж. Фодор [Fodor 1998] и Р. Джекендофф [Jackendoff 1992] рассматривают перевод как индивидуальный творческий акт, зависящий от интуиции и субъективной интерпретации, поэтому и оценка перевода зависит от тех же факторов и заключается в общем суждении о корректности перевода. Бихевиористы предприняли попытку создать более конкретные и научно обоснованные инструменты оценки перевода. Для этого они сфокусировались на реакции читателя как критерии. Так возникло понятие «динамической эквивалентности» Ю. Найды [Nida 1964], которая предполагает эквивалентность эффекта, произведенного на получателей оригинала и перевода. Однако сам метод оценки перевода оказывается не очень удобным для широкого применения на практике и подходит больше для экспериментальных исследований [McAlester 1999:173]. Авторы скопос-теории (Х.Фермеер, К. Райс) основываются на функциональной эквивалентности. Главным критерием оценки перевода здесь выступает достижение коммуникативной цели, заданной отправителем перевода [Katherine Reiss 2000, Hans Vermeer 1998]. Данная теория подвергается критике в связи с тем, что, по мнению переводоведов, цель должна соотноситься с намерениями автора, а не отправителя перевода или заказчика [Nord 1997:125]. Иначе получается, что переводчик может руководствоваться тем, что он сам понимает под целью текста [House 2001]. Ньюмарк [Newmark 2000] предлагает более универсальную систему оценки перевода, из которой можно выбрать критерии, подходящие для конкретного случая. Сначала анализируется оригинальный текст на предмет авторского замысла, целевой аудитории, языкового выражения и развиваемых тем. Следующий шаг заключается в определении потенциальных проблем, затем оригинал и перевод сравниваются для того, чтобы посмотреть, как переводчик справился с данными проблемами. Далее делается заключение о референциальной и прагматической точности перевода и его роли в языке перевода.

Тем не менее, единой системы критериев так и не разработано, и оценивающему перевод зачастую приходится разрабатывать свою модель оценки, подходящую для данного случая [Salem 2008:23].

1.3.4 Понятие языковой картины мира

Другим важнейшим понятием современного переводоведения является понятие языковой картины мира. В самом широком смысле картина мира - это упорядоченная совокупность знаний о действительности, сформировавшаяся в общественном (а также групповом, индивидуальном) сознании [Попова, Стернин 2007:4].

Идея о связи языка и умственной деятельности восходит еще к В. Гумбольдту [Гумбольдт 1984], на ее основе были разработаны концепции о том, что различия в языках определяют особенности мышления языковых общностей. Так, по Л. Вейсгерберу, различие языков - это проявление различия взглядов на мир [Weisgerber: 1973]. Именно он разработал гипотезу лингвистической относительности, которая потом в разных ключах развивалась Э. Сепиром и Б. Уорфом. Согласно сильной тенденции (строгой), которую развивал Б. Уорф, язык является средством существования мышления, а, следовательно, лингвистические категории определяют когнитивные [Уорф 1960]. Слабая тенденция (мягкая) разрабатывалась Э. Сепиром, который выступает против жесткого детерминизма и говорит о том, что языковые особенности могут только предрасполагать носителя к выбору определенного способа мышления и поведения [Сепир 1993]. Гипотеза Б. Уорфа подвергалась критике, так, справедливым представляется аргумент о том, что сознание человека гораздо богаче суммы значений языковых единиц, которые представляют сознание и используются в речи [Панфилов 1977]. М.Н. Лапшина замечает, что различия в языковой категоризации действительности не столь разительны, чтобы мешать носителям разных языков понимать друг друга, и факт возможности перевода с любого языка (за исключением некоторых нюансов) опровергает мысль об уникальности мыслительных процессов носителей разных языков [Лапшина 1998:133-134]. Однако нельзя отрицать влияние языка на мышление, наши представления о мире и в известной степени на умственную деятельность. Языки создают свою специфическую картину мира, важнейшим компонентом которой выступает неповторимость образных средств [Лапшина 1998:137].

Разница в картинах мира обуславливает ряд переводоведческих проблем, в том числе с ней связано существование так называемых лакун. Ю.С. Степанов определяет лакуны как «пробелы» на семантической карте языка [Степанов 1965:120]. И.А. Стернин предлагает считать лакуной отсутствие единицы в одном языке, при ее наличии в другом. Нас будут интересовать так называемые межъязыковые лакуны, которые представляют собой единицы, не имеющие переводных соответствий. Они могут быть лексическими и стилистическими. Однако практика общей переводимости любого текста на любой язык - свидетельство возможности компенсации любой лакуны [Попова, Стернин 2007:22-30].

1.3.5 Особенности перевода метафоры

Перевод метафор -- это многоуровневый процесс, цель которого состоит в отыскании в языке перевода равноценных элементов на соответствующих уровнях функционирования художественной речи, содержательная и эмоциональная ценность которых находилась бы в эквивалентных отношениях с метафорами оригинала [Федоров 1983]. Метафоры языков не совпадают по фреймо-слотовому составу [Красильникова 2005]. Главные трудности возникают тогда, когда метафоры не совпадают качественно, концептуально. «Метафора «поставляет» мышлению список возможных альтернатив для разрешения проблемной ситуации. Для политического дискурса это оказывается чрезвычайно важным, ведь ошибки и неточности в переводе метафорических моделей могут существенно искажать коммуникативную установку автора исходного текста» [Баранов 2007:155-157].

...