Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Владимир Владимирович Маяковский (1893 - 1930) один из интнреснейших поэтов России, имеет множество поклонников. Его творчество по сей день остается актуальным и любимым русским человеком [Кантор 2008: 368]. В 2014 году, отмечалось 150-летие поэта. В Москве прошел ряд мероприятий в его честь [РИА Новости 2014].

Еще при жизни Маяковского установились его связи с левоориентированными поэтами за рубежом, так были проложены первые тропинки к сердцу зарубежного читателя, его переводили на французский, немецкий, чешский, польский языки [Кацис 2004]. Очень популярен он оказался в Чехии [Mikulбљek 1979]. Поэтика Маяковского, необычный характер его творчества и стилевое новаторство оказалось близко Чехам. Он активно переводился на Чешский язык и был любим читателем. Одним из переводчиков Маяковского был Йиржи Тауфер (Jiшн Taufer), который был лично знаком с поэтом [Будагова 1975; Neumann 1974]. Время работы переводчика совпало со временем деятельности Пражского лингвистического кружка. Ученые ПЛК, в частности Роман Осипович Якобсон, во многом способствовали точному воспроизведению стилистических особенностей в переводах лирики Маяковского на чешский язык [Якобсон 1987].

До революции Маяковский был бунтарем, после - «лицом советской поэзии» [Бенгт 2009], и, тем не менее, загадочно погиб [«В том, что умираю, не вините никого» 2005]. Пришло время по-новому взглянуть на творчество поэта [Колесникова 2008] и оценить переводы его поэзии на чешский язык. Этим обусловлена актуальность данного исследования.

Творчество В.Маяковского исключительно экспрессивно [Гаспаров 1995, Жирмунский 1975, Климов 2006, Колмогоров 1963, Паперный 1957, Тимофеев 1940, Якобсон 1987 и др]. Передача экспрессии В.Маяковского в переводах не простая задача.

Цель работы - проанализировать способы передачи экспрессии В. Маяковского в чешских переводах, выполненных Й. Тауфером. В соответствии с целью исследования нами были поставлены следующие задачи: экспрессия перевод маяковский тауфер

1. Описать пребывание В. Маяковского в Праге, круг его знакомств и восприятие его личности и творчества деятелями чешской культуры;

2. Описать чешскую традицию художественного перевода;

3. Охарактеризовать работу разных переводчиков лирики В. Маяковского на чешский язык;

4. Описать жизнь и деятельность Й. Тауфера, его взгляды на стихотворный перевод;

5. Описать способы выражения экспрессии в лирике В. Маяковского.

6. Проанализировать переводы способов выражения экспрессии В. Маяковского на чешский язык.

Объектом данной работы являются переводы стихотворного наследия В.Маяковского на чешский язык.

Предметом исследования служат способы передачи экспрессии В. Маяковского на чешский язык.

Основными методами исследования были описательный метод, биографический метод, методы лингвопоэтического анализа , сравнительно-сопоставительный метод.

Материалом данной работы служат тексты стихотворений В. Маяковского, помещенные в Полное собрание сочинений в 13 томах, подготовленное сотрудниками Института мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР (1955--1961) поэта и их переводы, опубликованные в издании - «Spisy Vladimнra Majakovskйho», Jiшн Taufer. Svazek prvnн (Praha 1956). Svazek druhэ (Praha 1957).

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в курсах по теории и практике перевода, в спецкурсах по чешско-русским литературным и культурным взаимосвязям.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Футуристические взгляды Маяковского и стилистическое новаторство оказались близки духовным исканиям чешских поэтов.

2. Переводчику удалось передать общий дух и формальные особенности творчества Маяковского.

3. При переводе удалось передать экспрессию, знаменитую лесенку поэта, его неточные рифмы, неологизмы...

4. Благодаря таким блестящим переводам творчество Маяковского оказало заметное влияние на развитие чешской поэзии 20 века.

Структура работы. Работа состоит из Введения, Трех глав, Заключения, Списка использованной литературы. Во Введении обозначена актуальность работы, ее цель и задачи, указаны методы исследования, материал исследования, практическая значимость, и положения, выносимые на защиту. Первая глава посвящена визиту В. Маяковского в Чехию, отклику чешской прессы и деятелей культуры на этот визит, анализу литературный ситуации в Чехии в двадцатые годы XX века . Во второй главе описываются чешские переводоведческие концепции и анализируется деятельность переводчиков творчества В. Маякоского на чешский язык Третья глава посвящена анализу передачи экспрессии В.Маяковского в чешских переводах, выполненных Й.Тауфером. В заключении сделаны выводы по работе в целом.



1. В. Маяковский и Чехия

Прежде всего необходимо понять, кто такой был Владимир Маяковский для чешского читателя, как воспринимали его творчество в Чехии и почему переводили его произведения на чешский язык.

1.1 Взгляд чехов на В. Маяковского и его творчество

Справочные издания.

Для того, чтобы понять, традицию восприятия иноязычного писателя той или иной литературой, можно обратиться к национальным справочным изданиям. Как правило, они не лишены оценочного характера, благодаря которому мы сможем судить о том впечатлении, которое произвело творчество автора на иноязычного читателя. [Аникина 1983].

В словаре русских писателей «Slovnнk spisovatelщ. Sovмtskэ svaz», изданном в Праге в 1977 году, помещена обширная статья, посвященная творчеству В. Маяковского. В статье подробно описывается биография поэта с упором на его революционную деятельность. [Slovnнk spisovatelщ 1977: 61]. Такое описание свидетельствует о том, что В. Маяковский воспринимался в Чехии, в первую очередь, как революционер по убеждению, с юных лет, выбравший для себя путь классовой борьбы. Такая судьба была симпатична чешскому читателю. Она перекликалась с судьбами поэтов чешского авангарда: Иржи Волькера, Витезслава Незвала и ряда других [Иeskб literatura od poибtkщ k dneљku 2008].

Далее в статье словаря писателей говориться о творчестве поэта. «Его первые стихи были опубликованы в футуристическом сборнике «Пощечина общественному вкусу» (1912), первое собрание сочинений «Я!» (1913)» [Slovnнk spisovatelщ 1977: 61]. Казалось бы, объективно изложенные факты, но название сборника футуристов, так близко чешскому авангарду. Его название перекликается с манифестом поэтистов, изданным Витезславом Незвалом: «Попугай на мотоцикле» («Papouљek na motocyklu» 1924). Близость усугубляет тот факт, что поэтизм в Чехии возник из пролетарского искусства [Иeskб literatura od poибtkщ k dneљku 2008], а судьба В. Маяковского описывалась как судьба революционера, а значит, писателя, отдавшего долг пролетарскому искусству.

Описание продолжается очерком творчества В. Маяковского после революции. «В 1919-1922 гг. работал в Российском телеграфном агентстве, писал тексты и иллюстрировал агитационные и пропагандистские плакаты «окон РОСТА». Был одним из основателей литературной группы «Леф» и редактировал их журнал» [Slovnнk spisovatelщ 1977: 61]. Такая деятельность также соотносится с деятельностью левоориентированных чешских писателей, в частности, членов группы «Деветсил».

Упоминание о том, что поэт посетил Чехословакию, тоже не могло не оставить равнодушной чешскую душу. [Slovnнk spisovatelщ 1977: 61-62].

Биография поэта завершается на сочувственной ноте. «Трудности борьбы за продвижение революционных поэтических принципов против сектантства и догматизма некоторых критиков РАПП (Российская Ассоциация пролетарских писателей), усталость от огромного рабочего перенапряжения и нерешенных проблем личной жизни привели поэта к депрессии и уединению и были, вероятно, главными причинами его самоубийства» [Slovnнk spisovatelщ 1977: 62].

Далее дается краткая оценка творчества поэта в целом. «Футуризм увлек Маяковского бунтом против буржуазной общественности и экспериментами с формой. Его творчество, следующее своим гуманистическим и революционным содержанием за традициями классической русской поэзии 19 века, вскоре перерастает узкие рамки манифеста футуристов. Еще в первых стихотворных набросках из «ада» капиталистического мегаполиса проявляется общественно критическое направление его поэзии, проявляется главный конфликт предреволюционного творчества - человек и капитализм. Поэт выступает в роли мятежника, пророка, мессии. Он раскрывает уродливость капиталистического общества, мечтает о будущем солнечном свете любви и братстве всех людей, верит в величие и красоту человека, он в отчаянии, что никто не слышит его призыв, чувствует себя одиноким и чужим в мире, где «Владыка Всего» - капитал может купить все, и любовь…» [Slovnнk spisovatelщ 1977: 62].

Таким образом, личность русского поэта и магистральная линия развития его творчества оказались близки, привлекательны и, что наиболее важно, понятны чешскому читателю.

Очень важным событием в восприятии поэта в Чехии является путешествие Маяковского в Прагу и личное знакомство со многими литературными деятелями того времени и, конечно, с читателем напрямую.

Отзывы чешских современников о В.Маяковском.

Пятая поездка заграницу поэта состоялась в апреле 1927, и привела поэта в Чехословакию, где он к тому времени был, конечно, известен. Некоторые его произведения были уже переведены на чешский язык, в частности поэма «150 000 000», которую перевел Богумил Матезиус в 1925 году. Девятнадцатого числа на вокзале его ожидал пресс-атташе советской делегации, русский лингвист и литературовед Роман Якобсон. Маяковский переночевал у художника Адольфа Гоффмайстра, который позже нарисовал его портрет, а затем перебрался в отель Adria на Вацлавской площади. Общество экономического и культурного сближения с новой Россией и Всесоюзное общество культурных связей с заграницей организовали публичные выступления Владимира Маяковского в Праге. Он выступил перед пражской публикой впервые двадцать третьего апреля в представлении Малого ревю Освободительного театра. О его выступлении вспоминал В. Незвал: «В антракте второго представления Малого ревю актеров и публику ожидал сюрприз: как будто гигантский предмет пробил крышу и пролетел сквозь потолок -- на нашей сцене появился наголо остриженный великан Владимир Маяковский и стал читать свои стихи. Могучий бас поэта ритмично, с акцентом на второй слог стихов „Левого марша”, приколачивал зрителей к стульям. Затем он исчез так же загадочно, как и появился» [Русское слово: В. Маяковский на улицах Праги]. Из слов В. Незвала видно, как воспринимали русского поэта деятели чешского авангарда. К В. Маяковскому, его творчеству относились в Чехии с большим уважением, недаром его появление названо. Его воспринимали как могучего поэта, творчество которого способно кардинальным образом изменить ситуацию в стране, и шире, в мире. Если учитывать тот факт, что в межвоенный период одной из главных задач, стоящих перед чешскими деятелями культуры, была борьба с мещанством [Шерлаимова 1973], то не вызывает сомнения тот факт, что творчество В. Маяковского понималось как мощная сила, способствующая этой борьбе. Кроме того, эпатаж был свойственен поэзии чешского авангарда, особенно поэтизму, основателем которого был Витезслав Незвал [Инов 1990]: бас В. Маяковского, его стрижка «наголо» импонировали его чешским слушателям.

В понедельник 25 апреля поэт принял участие в собрании группы «Деветсил» левого объединения поэтов, писателей и архитекторов, а также в дружеской встрече с чехословацкими писателями. На следующий день Маяковского и некоторых друзей пригласила к себе домой писательница Мария Майерова Мариия Майерова -- чешская писательница, журналистка, общественная деятельница. Народный художник Чехословакии. Один из основоположников чешской литературы социалистического реализма.. А вечером он выступал Народном доме на Виноградах, где, как он позднее писал в «Ездил я так» [Маяковский 1927], зал был переполнен, и всем желающим не хватило мест. На этом вечере читалась переведенная на чешский язык поэма «150 000 000», а в завершение вечера к поэту выстроилась огромная очередь, желающих подписать книги. Это был успех! Впечатление, которое производил поэт на публику и деятелей культуры было грандиозным: «…молодая наша публика, среди которой ежились испуганные и оскорбленные буржуа, наградила поэта бурной, стихийной овацией.» [Тауфер 1976: 71]. Й. Тауфер приводит также воспоминания других людей, соприкоснувшихся в то время с Маяковским. Он описывает и воспоминания В. Незвала: «…советский колосс, совершенно новый в форме выражения, неуклонный в своей направленности к цели, разоблачил перед совестью моей всю пустоту рассеянной и развлекательной поэзии, слишком полагающейся на самое себя». [Тауфер 1976: 97] Такие воспоминания, говорят, как сильно русский поэт повлиял на развитие значимых лиц чешской культуры. Вскоре поэт покинул Прагу.

Он приезжал еще раз, но второй визит остался тайным для общественности [Маяковский 1927].

Интересно рассмотреть, была ли эта близость односторонней. Какого мнения был русский поэт о своем посещении Праги, что он думал о пражанах.

1.2 В.Маяковский о посещении Праги

Во время своего визита в Прагу В. Маяковский дал интервью газете «Прагер пресс» [Prager Presse 1927]. Беседа состоялась в Праге. В связи со спецификой газеты, интервью было напечатано на немецком языке. Для поэта была важна непосредственная близость с чешской публикой, залогом которой была близость языковая. «Я очень рад тому, что приехал в Прагу. Ведь Прага - единственный город за границей, где я могу говорить и выступать по-русски, не опасаясь, что меня поймут неправильно. Я не хотел бы обидеть переводчиков,- но, в конце концов, одно дело, когда слушатель тебя непосредственно понимает, и совсем другое, когда вынужден прибегать к услугам посредников». [Из беседы с сотрудником газеты «Прагер пресс» 1927].

Затем поэт рассказал о себе: «Родился я в 1894 году на Кавказе. Отец был казак, мать - украинка. Первый язык - грузинский. Так сказать, между тремя культурами…» [Из беседы с сотрудником газеты «Прагер пресс» 1927]. Такое утверждение поэта было близко чешскому читателю, поскольку он также находился между тремя культурами: чешской, немецкой и еврейской [Иeskб literatura od poибtkщ k dneљku 2008].

Молодость В. Маяковского не могла вызвать ничего, кроме сочувствия в Чехии, где плеяда поэтов, определяющих чешскую культуру той поры, была рождена на стыке столетий (Константин Библ 1998, Йиржи Волькер 1990, Витезслав Незвал, Ярослав Сейферт 1901, Карел Тейге 1900). «Бесстыдно молод? Ну, тогда я могу еще развиваться.» [Из беседы с сотрудником газеты «Прагер пресс» 1927].

В. Маяковский рассказал о творческих планах, но резко отказался говорить о себе. «Давайте лучше говорить о работе моей группы; это меня интересует значительно больше. Вы знаете, что я принадлежу к группе Леф, которая существует уже 15 лет, хотя не раз меняла свое название. Наши лозунги: "Разрушение старой формы", "Тематика сегодняшнего дня".» [Из беседы с сотрудником газеты «Прагер пресс» 1927].

Лозунги Лефа были те же, что и у чешской группы Деветсил, а затем у поэтистов. Все, о чем говорил поэт, было злободневно и для чешской литературы.

Затем речь зашла о театре, так много значащем для культуры Чехии [Janouљek 1992]. В отношении театра В. Маяковский высказал радикальные взгляды, тем не менее, соответствующе духу времени и отражающие культурное пространство и в молодой советской России и в не менее молодой Чехословацкой республике [Иeskй divadlo a drama v 1. polovinм 20. stoletн].

Таким образом, в словах В. Маяковского, высказанных в интервью газете «Прагер пресс», видна та же близость взглядов на искусство, что и в словах деятелей чешской культуры о русском поэте. Все это свидетельствует о том, что творчество В. Маяковского и личность поэта были близки и понятны чехам эпохи Первой республики.

Чуть раньше состоялась беседа В. Маяковского с немецким писателем Ф. К. Вейскопфом, жившим в Праге. Беседа состоялась до поездки поэта в Прагу в 1926 году в Москве, на квартире Маяковского. Свое описание этой беседы Ф.К. Вейскопф поместил в чешском журнале "Кмен" под заголовком "Глава... тоже о литературе (Визит к Вл. Маяковскому)" [Kmen 1927].

Интервью, опубликованное в чешском журнале, на чешском языке за несколько месяцев до визита В. Маяковского в Прагу подготавливала восприятие поэта, как бунтаря, человека, любящего эпатаж, высказывающего свои взгляды, не считаясь с тем, насколько они приемлемы для окружающих. Вскоре последовавший за этим визит Маяковского в Прагу и его встречи с чешскими деятелями культуры утвердили взгляд на него, как на поэта-бунтаря. Такая позиция была близка левоориентированной чешской интеллигенции.

Свои воспоминания о поездке в Чехословакию и выступлении перед пражанами В. Маяковский описал в очерке «Ездил я так» [Маяковский 1927]. Поэт пишет о том, что на вокзале его встретил его московский знакомый Роман Якобсон, он же впоследствии и познакомил поэта с откликами чешской прессы на его выступления. В. Маяковский перечисляет чешских писателей и деятелей культуры, с которыми он встречался в Праге: члены группы «Деветсил», Мария Майерова и др. Затем поэт описывает впечатление от своих выступлений. Он не скрывает и гордость от своего успеха в Праге. «Были проданы все билеты, потом корешки, потом входили просто, потом просто уходили, не получив места. Было около 1 500 человек» [Маяковский 1927].

Итак, для В. Маяковского особенно важен тот факт, что он может не прибегать к помощи переводчиков: чехи его понимают и так!



1.3 Отклики чешских газет на визит В. Маяковского в Прагу

Чешские газеты откликнулись на выступления русского поэта перед пражанами. Роман Якобсон познакомил друга с тем, как о нем отзывается чехословацкая пресса.

Левоориентированные газеты : «Nбrodnн osvobozeni» и «Lidovй noviny», «Rudй Prбvo» - написали восторженные отзывы о выступлении русского поэта. «Голос сотрясал колонны и что такого успеха в Праге не имел еще никто!» [Радио Прага. Пражская весна Маяковского].

Официальная правительственная газета «Иeskoslovenskб Republika» восхищается лекцией, но удивляется по поводу непоэтического вида поэта. Думается, что такой отзыв вызван еще и тем, что в буржуазной Чехословакии поэты, выступавшие перед огромной аудиторией, выглядели традиционно, что больше соответствовало европейскому менталитету. Бритый наголо поэт вызывал удивление. В то время как в революционной России наголо брились многие военные, партийные деятели. Такая стрижка кроме всего прочего была удобна и гигиенична. Хотя для В. Маяковского изначально она, бесспорно, была эпатажем и «пощечиной общественному вкусу».

Правая газета «Nбrod» суммировала все обвинения против советского поэта и потребовала «решительных мер против «иностранных коммунистических провокаторов» [Маяковский 1927].

Таким образом, мнения газетчиков разделились. Правые газеты ругали поэта, левые - восхищались. Для чешской интеллигенции, интересующейся творчеством В. Маяковского, как и для самого поэта газетная ругань звучала как хвала. Левоориентированный чешский читатель оценил творчество русского поэта оценил силу его личности.

И личность и творчество Владимира Маяковского оказались близки чехам по нескольким причинам.

Думается языковая близость, во многом, была залогом восхищения пражан русским поэтом в двадцатые годы. К этому следует прибавить еще несколько обстоятельств.

Первое, - восхищение чехов в то время «идеей чистой революцией» [Kљicova 2007]. Весь революционный ужас был далек от чехов, не могущих в то время свободно посещать нашу страну, а В.Маяковский был поэтом революции.

Второе, - это общая революционная ситуация в Европе в эпоху авангарда.

Третье, - близость взглядов русских футуристов и деятелей чешского авангарда, в первую очередь, поэтов группы «Деветсил», впоследствии поэтистов. Многие лозунги Лефа были те же, что и «деветсиловцев». То, о чем говорил поэт было актуально и для чешской культуры межвоенного периода. Магистральная линия развития творчества В.Маяковского была близка и понятна чешскому читателю.

Четвертое, - личное знакомство поэта с представителями чешской интеллигенции, его дружба с Романом Якобсоном, находившимся в то время в Праге и, конечно, влиявшего на восприятие В.Маяковского пражанами.

Пятое, - заявление русского поэта о том, что находится, как бы, между тремя культурами, тоже привлекло население Праги.

Шестое, - бунтарский характер творчества В.Маяковского, его молодость, неординарность его личности, даже внешний вид поэта - располагало деятелей культуры молодой Чешской республики в пользу русского поэта-бунтаря.



2. Переводы В. Маяковского на чешский язык

2.1 Чешские переводоведческие концепции

Переводоведение в Чехии имеет давнюю и глубокую традицию. Возникновение литературы в Чехии, как и в других славянских странах, связано с деятельностью Кирилла и Мефодия. Именно Великоморавский князь Ростислав, канонизированный чехословацкой православной церковью в 1994 году [Древо. Открытая православная энциклопедия], пригласил солунских братьев к славянам [Верещагин 1971]. Таким образом, первые произведения чешской литературы были переводами. Переводческая деятельность не только создавалась, но и осмыслялась переводчиками [Верещагин 1971, Levэ 1957]. Деятельность Пражского лингвистического кружка в XX явилась толчком для развития современного переводоведения в Чехии. Для того, чтобы попытаться оценить переводы экспрессии В.Маяковского на чешский язык, следует обратиться к истории переводоведческой мысли в Чешских землях.

2.1.1 История развития теорий и методов перевода в Чехии

Древний период перевода и, условно говоря, зарождения переводоведческой мысли в Чехии ничем не отличался от соответственного периода на Руси или в европейских страна. «В целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое. Но не следует видеть в этом какое-то свидетельство «неполноценности» культуры восточных славян. Все европейские средневековые государства «учились» у стран, наследниц многовековой античной культуры -- культуры Древней Греции и Рима.» [История русской литературы X-XVII вв.]. Перевод в это время играет исключительно важную роль. На Руси в это время византийская литература как бы «переносится» на русскую почву. Д.С. Лихачев назвал это явление «трансплантацией», т.е. «пересадкой» литературы одной страны в другую [Лихачев 1973: 15-23]. Тоже можно сказать и о древнечешской литературе, когда трансплантировалась византийская литература в старославянский период развития древнечешской литературы, а затем литература европейская, написанная на латинском языке. «В целом же для этого времени типичны нераздельность искусства и ремесла в переводческой деятельности, цеховая ее организация, работа на заказ. [Федоров, Трофимкина 1962:438].

Эпоха Возрождения выдвинула свои требования к переводу и деятельности переводчика. В это время литература переводная и оригинальная различаются в сознании людей. Возникла теория перевода. Святой Иероним выдвинул принцип «не слово в слово, а мысль в мысль». Переводчики стали пытаться сделать перевод лучше, чем был подлинник. Кроме того, они всеми силами пытались прояснить, объяснить смысл подлинника [Levэ 1957]. «Тем самым перевод приобретает характер интерпретации, приспособления оригинала к запросам своего читателя» [Федоров, Трофимкмкина 1962: 439].

В эпоху гусизма переводческая деятельность имела особенное значение и носила политический характер. Споры велись вокруг перевода Библии. Ян Гус и его последователи полагали, что библейское слово нельзя считать незыблемым. Библию необходимо перевести на родной язык, чтобы любая крестьянка смогла ее прочитать и найти в ней ответы на интересующие ее нравственные вопросы. Перевод библии «предполагал истолкование подлинника, передачу словарного богатства библейских текстов с помощью богатств родного языка» [Федоров, Трофимкина 1962: 439].

Контреформация в Чехии совпала с эпохой барокко. «В перевод стали широко проникать формалистические тенденции эстетики барокко» [Федоров, Трофимкина 1962: 440]. Перевод стал местом, где упражнялись в создании изощренной формы. Переводчики занимались поисками эффектных стилистических приемов, соответствующих барочным представлениям о прекрасном: сложных метафор, ярких аллегорий, длинных синонимических рядов. Впоследствии все это сослужило хорошую службу писателям Национального Возрождения, поры, когда возрождался чешский язык и национальная литература.

«Й. Левый не находит единства в переводческой культуре Чешского Национального Возрождения. Переводческая деятельность была ограничена примитивным состоянием всей организации чешской культурной жизни» [Федоров. Трофимкина 1960: 440]. Национальное Возрождение пришлось на эпохи классицизма и романтизма. Рассмотрим взгляды на перевод в каждую из этих эпох по отдельности.

В эпоху классицизма, если переводчик считал, что оригинал недостаточно хорош, то он делал перевод лучше оригинала. К индивидуальному стилю автора переводчики той поры были невнимательны. Небрежно они относились и национальному колориту переводимого текста, описанию места и времени также уделялось недостаточно внимания.

Для романтизма характерно стремление к абсолютно верному переводу. Романтики следили за тем, чтобы сохранить все, даже мельчайшие особенности подлинника. Идеалом в то время был дословный перевод. Сохранялось языковое своеобразие оригинала. В это время возникает принцип непереводимости произведения. Это можно объяснить тем, что невозможно осуществить дословный перевод и сохранить художественные особенности оригинала.

Период после Национального возрождения «характеризует интенсивность творческого отклика чешских переводчиков и теоретиков на <…> богатство наследия своего и иностранного» [Федоров, Трофимкина 1962: 441]. В это время стала складываться тенденция реалистической интерпретации подлинника. Многообразие литературных группировок влияло на выбор произведений для перевода, но не подход к нему.

Таким образом, главное, что отличает чешскую переводческую, а за ней и переводоведческую мысль - это тот факт, что перевод был поставлен на службу языку.



2.1.2 Современное чешское переводоведение, занимающееся проблемами перевода художественной литературы

Изучение проблем художественного перевода в Чехии имеет давнюю традицию. Представляется возможным условно разделить работы, созданные в этом направлении, на две группы.

Первая группа работ тесно связана с языковедческими проблемами. Она опирается на потребности чешской культуры, возникшие в эпоху Национального Возрождения, и связана с необходимостью, первоначально восстановления [Лилич 1982], а затем развития и совершенствования чешского языка. Это направление можно охарактеризовать как «лингвистическую теорию перевода». Во многом она опирается на работы деятелей Пражского лингвистического кружка. Ученые, работающие в этом направлении, придерживаются взглядов близких сторонникам функционального перевода, одним из ярких представителей которого был А.В. Федоров [Алексеева 2000]. В рамках этого направления разрабатываются вопросы переводимости, адекватности и эквивалентности переводов, частные вопросы, связанные с особенностью передачи идиостиля писателя: лексики, фразеологии, фонетических особенностей и особенностей синтаксиса [Hrdliиka 2014].

Другая группа теоретиков перевода занимается литературоведческими и культурологическими проблемами. Перевод рассматривается, в первую очередь как диалог культур. Сюда примыкают работы, рассматривающие чешско-русские литературные связи и взаимоотношения. Это исследования Й. Догнала, Д. Кшицовой, и др. Монография чешского исследователя О.Рихтерека так и называется «Диалог культур в художественном переводе: К проблеме чешско-русских культурных связей» [Richterek 1999].

Таким образом, современные чешские теории перевода художественных текстов продолжают традиции, сложившиеся в переводоведении в концу XX - началу XXI веков. Перевод рассматривается как посредник и необходимая часть межкультурных коммуникаций.

В теории художественного перевода на протяжении столетий отдельно рассматривались вопросы стихотворного перевода.

2.1.3 Чешские концепции стихотворного перевода

К стихотворному переводу в разное время относились по-разному, в зависимости от конкретных целей, которые ставились перед переводчиком и от литературных направлений и вкусов эпохи. Если в эпоху классицизма стихотворные тексты стремились переводить стихами, построенными по законам принятых поэтик, то в эпоху романтизма известны переводы стихотворений прозой [Levэ 1957]. К середине XIX века, в связи с установлением реализма, в чешской переводной литературе ярко выражено стремление перевода стихов стихами, причем переводчик стремится сохранить художественное, в том числе ритмическое своеобразие подлинника. Так происходит обогащение национальной стихотворной культуры за счет переводов. Известен факт появления ямба в чешской литературе в связи с переводами произведений А.С. Пушкина на чешский язык [Жакова 2006].

В своем знаменитом труде «Искусство перевода» Й. Левый второй раздел посвятил проблемам стихотворного перевода на чешский язык.

Автор придерживается, во-первых, принципа функционального перевода, а во-вторых, основывается на языковых различиях, вызванных разным фонетическим строем языков. «В общей форме можно требовать от поэта, чтобы он в переводе сохранил поэтический стиль подлинника. Однако, целесообразнее уяснить действительное положение, т.е. анализируя стихотворные переводы, установить, какие элементы в них отражают стиль оригинала и в чем проявляют себя условия, в которые ставит переводчика отечественная система стихосложения» [Левый: 251]. В книге поднимаются вопросы, связанные с ритмом и рифмами, стихотворными размерами, эвфонией.

Самый известный переводчик В. Маяковского на чешский язык Йиржи Тауфер, лично знавший поэта, не был теоретиком перевода, напротив, он выступал, против теоретизирований переводчиков, тем не менее, у него были собственные взгляды на переводческий труд и свои подходы к практике перевода.

2.2 Литературная ситуация в Чехии в межвоенное двадцатилетие (1918 - 1938)

Межвоенное двадцатилетие в Чехии характеризуется расцветом литературы. Это было время возникновения новых художественных идей, групп и объединений писателей, возникновение и расцвет чешского авангарда [Иeskб literatura od poибtkщ k dneљku 2008]. Обратимся к группе «Деветсил», поскольку во время приезда в Прагу В. Маяковский познакомился с представителями этого объединения левоориентированных писателей Чехословакии. Кроме тог, как нам представляется эстетические взгляды «Деветсила» были в чем-то близки воззрениям русских футуристов.

По приезду в Прагу Владимир Маяковский познакомился с участниками группы Деветсил, которые ему очень понравились и с которыми он был близок во время своего пребывания в чешской столице. Роман Якобсон, который встречал поэта, познакомил его в тот же день с Йозефом Горой, Константином Библом, Йиржи Тауфером и Витезславом Незвалом, которые относились к литературной секции «группы девяти». «В Праге встретился с писателями-коммунистами, с группой «Деветсил». Как я впоследствии узнал, это -- не «девять сил», например, лошадиных, а имя цветка с очень цепкими и глубокими корнями. Ими издается единственный левый, и культурно и политически (как правило только левые художественные группировки Европы связаны с революцией), журнал «Ставба». Поэты, писатели, архитектора: Гора, Сайферт, Махен, Библ, Незвал, Крейцер и др. Мне показывают в журнале 15 стихов о Ленине» [ФЭБ. Деветсил].

Группа «Деветсил» была основана в 1920 году в Праге Карлом Тайге, Ярославом Сейфертом, Владиславом Ванчурой и Адольфом Хофмейстером.

Это авангардное объединение молодых чешских деятелей культуры выступало то, чтобы искусство было доступно всем социальным группам, было революционным и выражало мировоззрение пролетариата [Domovskб strбnka umмleckй smмry muzea a galerie. Devмtsil].

Прямая политическая революционная пропаганда, как и у их советских коллег, у чешских авангардистов-коммунистов сочеталась с новаторскими исканиями с области формы. В недрах «Деветсила» зародились идеи «поэтизма» (или "функциональной поэзии") [Гид по литературе Чехии. Деветсил].

В 1923 поэт Витезслав Незвал впервые определяет название «Поэтизм» и художественные требования его основателей. Это литературное направление было направлено на то, чтобы активизировать в человеке способность к игре [Иeskэ rozhlas. Radio Praha. Поэтизм]. Сторонники поэтизма считали, что предшествующие им символисты сделали поэзию уделом эстетов, недосягаемой для широких масс, поэтисты же хотели снова заинтересовать простого читателя при помощи юмора, фантазии и способности смотреть на мир детскими глазами. Основой искусства будущего должны были стать аттракционы, цирки и детские игры.

Неотъемлемой частью любой книги должно было быть ее графическое оформление, которое бы привлекло читателя с первого взгляда.

В плане формы и поэтической техники центр тяжести произведений «поэтизма» переносится на построение ассоциативных образов, возможно даже не связанных между собой. Образы эти должны быть свежи, скомпонованы, отличаться пластичностью, выразительностью, новым ритмом….

Эту технику создания литературного «поэтизма», его основатели сравнивали с архитектурным конструктивизмом. Если он отражал современную индустриальную эпоху и ее мудрость, то поэзия должна была находиться в функциональной зависимости от всего современного стиля жизни. В этом смысле «поэтизм» - это «функциональная, чистая поэзия».

Интересно, что конструктивистские идеи чешские деятели во многом заимствовали у своих советских коллег. Самым выдающимся деятелем «поэтизма» стал поэт Витезслав Незвал. Как он говорил «стихотворение - это чудесная птица, попугай на мотоциклете. Он смешной, лукавый и волшебный. Он такая же вещь, как мыло, перламутровый нож, или аэроплан». «Поэтизм» привлек многих авторов, не только современников Незвала, но также и представителей старшего поколения. Элементы поэтизма можно и сегодня найти в творчестве чешских бардов. Устремления русских футуристов были близки позиции «Деветсила» и сторонников пролетарской поэзии в Чехии: революционный бунт, оппозиционная настроенность против буржуазного общества, его морали, эстетических вкусов, всей системы общественных отношений. Кроме того, и чешские авангардисты и русские футуристы проповедовали особое отношение к слову. Главное для тех и других лозунг равенства слова и дела. Поиски новых форм, не принятых в классической поэзии и шокирующих обывателя также сближает футуристов чешский авангард.

2.3 Переводчики В. Маяковского на чешский язык

Произведения В.Маяковского начали переводить на чешский язык в двадцатые годы XX века. Переводили поэта Йржи Вейл, Франтишек Кубка, Вильям Матезиус, Йиржи Тауфер, кроме авторских существовал коллективный перевод В.Маяковского. Проанализируем переводы в порядке их появления.



2.3.1 Jiшн Weil. Йиржи Вэйл

Йиржи Вэйл был первым переводчиком поэзии В. Маяковского на чешский язык и одновременно с этим он был одним из первых, кто познакомил чешское общество с русской постреволюционной литературой. Он лично несколько раз ездил в Советскую Россию и пробыл там какое-то время. У него была отличная возможность достаточно хорошо изучить политическую и культурную ситуацию в стране. Однако ориентироваться в этой сложной ситуации и представить ее обществу наиболее объективно в своей брошюре «Ruskб revoluиnн literatura»[Ruskб revoluиnн literatura 1924] Вейлу удалось лишь отчасти. Он понимал, что октябрьская революция принесла изменения не только в жизни России, но и в русской литературе:

«Революция изменила устоявшиеся формы и старый способ жизни. Повседневная жизнь стала иной, она ни в чем не похожа на старую жизнь…Было необходимо отражать в произведениях искусства настоящее, ибо возвращение к старому было невозможно, революция сопротивлялась любому приукрашиванию действительности и ее идеализации» [Ruskб revoluиnн literatura 1924]

Значительное внимание в своей брошюра Вейл уделяет личности Владимира Маяковского, считая его самым талантливым поэтом среди футуристов.

«Маяковский действительно поэт, рожденный революцией, трибун улицы, в которую он выкрикивает строки своих эпопей: „Илиады кровавых революций” и “Одиссеи голодных лет“» [Ruskб revoluиnн literatura. str.30. 1924]

Из характеристики Вэйла поэзии Маяковского мы можем заключить, какие признаки его поэзии относил к наиболее важным и которые пытался сохранить в своих переводах:

«Поэзия Маяковского - поэзия сильных слов, утопическая и бунтарская. Образ для Маяковского одновременно тип, он идет напрямик к простому, используя сильные эпитеты…Динамичности стиха он добивается благодаря ассонансу, полету благодаря гиперболе» [Ruskб revoluиnн literatura. str.33.1924]

Первый перевод Вэйла поэзии Маяковского был напечатан 25 ноября 1920г в 37 номере четвертого выпуска журнала «Kmen». Это был перевод «Левого марша».

Как признавался сам Йиржи Вэйл, в его переводе большое значение придавалось ассоциативным рифмам Маяковского. Остальным же качествам стихотворений Маяковского в переводах Вэйла уделяется гораздо менее места, чем того требует хороший перевод. Никакой роли не играют в его переводах количество стихов, количество ударений и еще меньше количество метрических акцентов. Так же не относился он уважительно и к лесенке Маяковского, с помощью которой тот выделял важные акцентные слова:

Пусть, оскалясь короной, вздымает британский лев вой. Там За горами горя Солнечный край непочатый. (Левый марш) [Маяковский.1955--1961. т 2:23]	Aґt ohanмje se korunou Lev britskэ poиinб vэti. Tam za horami hora, Kraj sluneиnэ a nedotиenэ (pшekl. J.Weil) [Kmen, 1920]

Этим приемом Маяковский наделял важные для него слова тем же зарядом информации, какой несут остальные строки. Так же постановка этих слов отдельными строками поддерживает тонический характер стиха. От того, что переводчик не отнесся к этому с должным уважением, пострадал динамический характер стиха. Система рифмы у В. Маяковского, основанная на специфических особенностях русского языка, в целом очень нетрадиционна, поэт часто использовал неточные рифмы, возможные в русском языке благодаря редукции безударных гласных. Вейл же переводит рифмы традиционно.

кляузе х маузер законом х загоним короной х покоренной	шady x vбdy vtiskne x tryskne shodou x Dohodou

Упрощение системы рифм является одной из причин ослабления динамики и маршевого ритма стиха. Динамика перевода также ослаблена тем, что Вейл часто выбирает глаголы совершенного вида вместо несовершенного использованного в оригинале :

Разворачивайтесь в марше ! Рейте ! Крепи у мира на горле пролетариата пальцы	Rozviсte шady ! Vyplujte! Sevшete se u hrdla svмta proletariata prsty

Замена глаголов несовершенного вида, выражающих непрерывное, мощное, продолжающееся действие на однократные глаголы совершенного вида, нарушает динамику, твердость и экспрессию маршевого стиха точно также, как и излишняя многословность:

Словесной не место кляузе. За голод ……… шаг милионный печатай! (Левый марш) [Маяковский.1955-1961.т 2:23]	Tedґnenн kdy uћ na pнsemnй vбdy. Za hlad ………… nechtґnбљ krok milionщ se tam vtiskne! (pшekl. J.Weil) [Kmen, 1920]

В целом эффективность перевода Вейла сильно ослаблена большим количеством важных ошибок, конечно появляющихся из-за недостаточного знания русского языка. Количество информации, которое несет в себе оригинальный текст, также является в этом случае аспектом, который Вейл не может правильно передать:

Ваше, слово, товарищ маузер. (Левый марш) [Маяковский 1955-1961.т 2: 23]	Шeи vaљe , soudruzi , budiћ: mauzer. (pшekl. J.Weil) [Kmen, 1920]

Не смотря на все недостатки перевода Вейла “Левого марша” и остальных переводов поэзии Владимира Маяковского, нельзя не признать, что он добился неплохого результата. Его переводы можно назвать информативными переводами. Чешская публика впервые услышала про русского поэта В. Маяковского. Однако все усилия Вейла понять творческую специфику поэзии Маяковского не увенчались успехом, и это нельзя ставить ему в вину. Вейлу досталась нелегкая роль первопроходца.

2.3.2 Коллективный перевод

Удивительно и необычно, но первый информативный перевод поэзии Владимира Маяковского в Чехии возник, как коллективный труд.

Информированность чешского читателя о фактах и реалиях русской жизни была на очень низком уровне. Переводить Маяковского для слабо информированного круга читателей, является для переводчика очень сложной задачей, если, конечно, он хочет, чтобы перевод стал близок читателю. Одной из главных причин возникновения коллективного перевода поэзии Маяковского было стремление объективно информировать читателя.

Специфичность коллективного перевода заключается в том, что в результате в работе не достает личности переводчика, перевод максимально холоден и объективен. Так, если мы сравним текст перевода стихотворения “Потрясающие факты” с текстом оригинала, мы увидим, что в переводе нет ни одного отступления от содержания, но коллективный перевод слишком нейтрален, слишком “приглажен”, слишком патетичен.

...вчера, сквозь иней, звеня в “Интернационале”, Смольный ринулся к рабочим в Берлине. И вдруг увидели деятели сыска, все эти завсегдатаи баров и опер, триэтажный призрак со стороны российской. … и дальше ринулся Смольный, республик и царств беря барьеры. (Потрясающие факты) [Маяковский. 1955-1961.т 2: 25]	...vиera jinovatkou hшнmaje Internacionбlu Smolnэ proudil k dмlnнkщm v Berlinм Tu vrбz uvidмli љpмhouni slнdнcн - tito ochrбnci barщ a oper tшipatrovэ pшнzrak se strany ruskй … a dбle proudil Smolnэ pшes pшekбћky republik a trщnщ. (Vzruљujнcн fakta) [Proletkult, 1922, str.52]

Вместо музыкального и мелодичного “звенеть” - патетическое и преукрашенное “hшнmat”. Вместо экспрессивного “ринуться” (vtrhnout, narazit) - спокойное proudit. Вместо звукоподражательного и характеризующего “завсегдатай” - нейтральное и лишь отдаленно подходящее “ochrбnce”. Вместо живого и очень богатого на звук “и ринулся дальше Смольный, республик и царств беря барьеры” - нейтральное и более спокойное “a dбle proudil Smolnэ pшes pшekбћky”..

В переводе не хватает личности, которая бы за ним стояла, которая бы подчеркнула необходимые факты, проявила бы свое отношение к идеям произведения, использовала бы свои личные особенности и свой подход к переводу.

Как много может значить личность переводчика для качества перевода, показывает сравнение того же стихотворения с переводом Йиржи Тауфера.

Так, например, в оригинале есть глагол “ринуться”. Словарь предлагает нам несколько вариантов: vrhnout se, vyrazit (na nмkoho), vtrhnout, vytrhnout na nмkoho. Переводчик должен выбрать одно из этих значений, либо найти другое выражение на родном языке подходящее по смыслу. Так Тауфер выбрал просторечно окрашенное “pustit se”.

Vиera,

jinovatkou,

s nбpмvem “Internacionбly”,

Smolnyj

se pustil

k dмlnнkщm Berlнna.

(Otшesnб fakta)

[V. Majakovskij. Spisy. Svazek druhэ. 35]

В коллективном переводе осталось спокойное и нейтральное “proudit”, в котором не выражается воля к движению, содержащаяся в русском “ринуться” и выбранном Тауфером “pustit se”. Так коллективный перевод останавливается у первого объективно подходящего значения, Тауфер же впитывает то, что хотел сказать автор и пропускает это сквозь собственное восприятие и свои средства выражения.

Принимая во внимание, что этот коллективный перевод также выполнял информативную функцию, как и переводы Вейла, а позже и переводы Кубки, мы не можем осуждать нейтральность и холодность перевода. Информативную задачу перевод выполнял уже намного лучше, чем полные ошибок и неточностей переводы Вейла.

Рассмотрим проблему перевода индивидуальных качеств поэзии Маяковского, которые должны были быть решены восприятием поэзии личностью переводчика.



2.3.3 Frantiљek Kubka. Франтишек Кубка

Франтишек Кубка принадлежит как к первым переводчикам поэзии Владимира Маяковского, так и советской постреволюционной поэзии в целом. Он посетил Советскую Россию сразу после революции и имел возможность познакомиться подробно с ситуацией в русской постреволюционной поэзии. Ему удалось постигнуть проблематику русской жизни, понять как революцию, так и литературу, возникающую в постреволюционном пространстве.

Личность Маяковского Кубка воспринимал, как исключительную. Он чувствовал, что Маяковский является великаном среди остальных, считал его главным футуристом русской революции. Поскольку Кубка называет Маяковского главным футуристом, необходимо выяснить, что он под футуризмом представлял. Характеризует Кубка футуристов примерно так: “Они были против классиков, против традиционной красоты, они любили машины, аэропланы и войны, воспринимали мир материалистично, планетарный бунт был самой счастливой концепцией их над человеческих стараний..” [Bбsnнci revoluиnнho Ruska, str 50].

Из этого одностороннего понимания футуризма Кубкой выходит в целом ошибочное провозглашение им Маяковского нигилистом.

Переводы Маяковского Кубкой в определенном смысле обусловлены этим однобоким пониманием поэтических особенностей творчества русского поэта. А следовательно, едва ли можно назвать новый перевод Кубки “Левого марша” более удачным, чем перевод Вейла.

В целом, Кубка, конечно, правильно понял, что главная особенность стихотворения заключается в твердом маршевом ритме. Стих Маяковского стремится к сохранению одинакового количества ударений, не только слогов. Но несмотря на то, что Кубка старается сохранить количество ударений, его переводы кажутся многословными и в них не хватает динамики.



Грудью вперёд бравой ! Ваше, слово, товарищ маузер. Словестной не место кляузе. (Левый марш) [Маяковский.1955-1961.т 2: 23]	Hrudґ atґ jde kupшedu zdravб! Vy tedґ, slovo , soudruhu mauzere, mбte. Co vy tam rozmlouvбte ? (pшel. F.Kubka) [Kmen. 1922]

В оригинале всего шестнадцать глагольных связок, а в переводе их двадцать одна. Что в целом нельзя считать чрезмерным, так как в русском языке сказуемое часто выражается без глагола, в чешском языке это возможно лишь в определённых случаях.

Аналогичным образом динамику стихотворения и ее адресность ослабляет использование глаголов в первом лице множественного числа вместо глагола в повелительном наклонении:

За голод … шаг милионный печатай! (Левый марш) [Маяковский.1955-1961.т 2: 23]	Za hlad … milionovэm krokem jdem. (pшel. F.Kubka) [Kmen. 1922]

Также, например, объединение трех самостоятельных призывов в одно предложение, которому к тому же Кубка дал смысл простого сообщения, что приводит к тому, что перевод утрачивает динамику и силу, коими обладает оригинал:

Эй, синеблузые! Рейте! За океаны! (Левый марш) [Маяковский.1955-1961.т 2: 23]	Hoj, modrobluzн, plujte za oceany. (pшel. F.Kubka) [Kmen. 1922]



Так же как и у Вейла, у Кубки в переводе встречаются смысловые ошибки. В области рифмы Кубка остается примерно на том же уровне, на каком до этого работал Вэйл, то есть он использует только рифмы традиционные и не отражает оригинальные схему рифм, которые являются опорой маршевого ритма.

Идеалистическое понятие Кубки о революции, недостаточное понимание основных принципов постреволюционного литературного творчества и творчества прежде всего Маяковского, привело к тому, что его переводы не сделали никакого значительного шага в приближении творчества Маяковского чешскому читателю, они даже не исполняли информативные функции так значимо, как например переводы Вейла или коллективные.

2.3.4 Bohumil Mathesius. Богумил Матезиус

Перевод Богумила Матезиуса поэмы “150 000 000” является вершиной первой переводческой волны, которая представила Владимира Маяковского в Чехии.

В своих теоретических высказываниях Матезиус уделял большое внимание методам перевода. Так например в 1928 году в анкете о переводах, которая попала на страницы журнала “Kmen”, Матезиус формулирует свои взгляды так: “Хорошо переводить значит вынуть целую ткань из одного культурного организма и с корнем, и питательной средой осторожно ее пересадить другому организму. Хороший переводчик может и должен автора изнасиловать (если необходимо), сократить, продолжить, дополнить, перекомпоновать, сокращение тому бедолаге в помощь. Переводчик должен уметь вырезать авторские ошибки и быть, насколько это возможно сильно сам насыщен всеми ошибками (лингвистическими и ментальными) своего поколения.” [J. Levэ 1957 str 644]. Йиржи Левый добавляет к этим словам словам: “Это безусловно, что это остроумное высказывание нужно брать с запасом, и что главный смысл слов Матезиуса основывается не на его переводческой технике, а на культурной ориентации, которую он представлял”[J. Levэ 1957 str 235].

Так, изучая технику Матезиуса в переводах поэзии Маяковского, в сравнении с переводческими техниками его предшественников, мы должны признать, что в этой области он сделал очень значительный шаг вперед..

В первую очередь, во время перевода Матезиус стремился передать декламационный характер поэмы: он хотел, чтобы стих перевода можно было скандировать, легко запомнить, чтобы ее услышало, как можно больше людей. А это значило, прежде всего, уловить ритм стиха и адаптировать его под восприятие чешского читателя и слушателя. Отсюда появились некоторые характерные черты перевода Матезиуса.

Ритм и Рифма.

Матзеиус с большим интересом относился к необычному ударному ритму поэмы, изощренным рифмам, неологизмам, и « смелым, иногда даже экстремальным образам» [Historie jednoho pшekladu, 1951, 138].

Для сохранения ритма Матезиус использует различные приемы. Прежде всего он пытается сохранить количество ударений аналогично с оригиналом произведения, поддерживая их рифмами. В случаях же, где ему это не удается он добавляет стиху ритмической музыкальности другими средствами:

Он сидит раззолоченный за чаем с птифур. Я приду к нему в холере. Я приду к нему в тифу. (150 000 000) [Маяковский 1955-1961. т 2]	Sedн celэ pozlacenэ u иaj a dortщ. Pшijdu k nмmu v choleшe, pшijdu k nмmu v tyfu. (pшel.B.Mathesius) [150 000 000, Praha 1945]



В оригинале ритм задают рифмованные части стиха, перевод же совсем не зарифмован, но при этом все равно звучит достаточно резко - основой для ритма являются первая строка и, также как и в оригинале, параллельные четваертая и шестая строка.

В первой строке Матезиус использует звукоподражательные музыкальные длинные гласные, которые задают ритм. Строка же четвертая и шестая повторяют друг друга, что само по себе имеет определенный ритмческий заряд.

Поскольку Матезиусу не удалось сохранить рифмы на всех тех местах, где они есть в оригинале, он рифмовал строки в других местах, что, конечно, определенным образом увелеичивает текст перевода. Опеределнное приумножение информации, которую несут в себе строки, для передачи рифм и ритма, встречаются у Матезиуса довольно часто.

Лучше всего переводчику удалось сохранить рифмы в словах, которые походы по звучанию в чешском и русском языках:

...