Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования психологического воздействия в судебном дискурсе

1.1 Дискурс и его анализ в современной лингвистике

1.1.1 Понятие дискурса

1.1.2 Подходы к изучению дискурса

1.2 Основные характеристики судебного дискурса

1.2.1 Судебный дискурс с точки зрения социо- и прагмалингвистики

1.2.2 Судебный дискурс как юридический тип институционального дискурса и его жанрово-стилистические особенности

1.3 Стратегии и тактики поведения участников судебного дискурса, как языковых личностей

1.3.1 Языковая личность

1.3.2 Коммуникативные стратегии и тактики, применяемые участниками судебного дискурса

1.3.3 Особенности стратегии психологического воздействия

Выводы

Глава 2. Влияние фактора адресата на языковую реализацию стратегии психологического воздействия в судебном дискурсе

2.1 Способы оказания психологического воздействия на судей и присяжных заседателей

присяжных заседателей со стороны прокуроров

2.1.1 Способы оказания психологического воздействия на судей и

2.1.2 Средства оказания психологического воздействия на судей и присяжных заседателей со стороны адвокатов

2.2 Способы оказания психологического воздействия на обвиняемое лицо

2.3 Способы оказания психологического воздействия на свидетелей

2.3.1 Способы оказания психологического воздействия на свидетелей со стороны прокуроров

2.3.2 Способы оказания психологического воздействия на свидетелей со стороны адвокатов

Выводы

Заключение

Список использованной литературы

Список сокращений источников

Приложение



Введение

дискурс лингвистика судебный адресат

Настоящая работа посвящена изучению языковых средств, реализующих стратегию психологического воздействия в коммуникативной ситуации судебного заседания, в том числе с позиций влияния фактора адресата на выбор коммуникативной тактики.

Актуальность данной работы обусловлена недавним интересом лингвистов к коммуникации в судебном дискурсе ввиду ее значительного влияния на характер выносимых судом решений и необходимости наличия у участников судебного процесса высокой коммуникативной компетенции.

Объектом исследования являются речевые произведения профессиональных участников судебного процесса, оказывающих психологическое воздействие на адресата.

Предметом исследования являются прагматические особенности реализации стратегии психологического воздействия профессиональными участниками судебного дискурса в американском варианте английского языка.

Новизна исследования заключается в том, что реализация стратегии психологического воздействия на материале американского варианта английского языка ранее не становилась предметом отдельного исследования и представляет большой интерес. Особенности психологического воздействия в судебном дискурсе в рамках американской коммуникативной культуры являются еще недостаточно изученными.

Теоретической базой исследования стали работы таких ученых как Т. А. Дейк, О. С. Иссерс, В. И. Карасик, Макаров М. Э. Ш. Никифорова, И. А. Стернин, О. Н. Тютюнова, D. M. Levy, B.Schiffrin и других.

Цель исследования состоит в выявлении прагматических особенностей и закономерностей языковой реализации стратегии психологического воздействия профессиональными участниками судебного дискурса в зависимости от фактора адресата.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1. Дать определение дискурса и обозначить подходы к его изучению;

2. Описать отличительные особенности судебного дискурса как подвида юридического;

3. Выявить и описать наиболее частотные тактики, используемые профессиональными участниками судебного дискурса при реализации стратегии психологического воздействия;

4. Определить, какое влияние оказывает фактор адресата на выбор тактики профессиональными участниками коммуникации;

5. Выявить и проанализировать языковые средства, используемые коммуникантами при реализации тактик стратегии психологического воздействия.

Материал исследования составили диалоги и монологические высказывания, выбранные с около 3000 страниц текстов художественных произведений писателей Америки XX-XXI века. Методом сплошной выборки были собраны и проанализированы 85 микродиалогов, из них в работу вошло 45.

Методы исследования включают описательный метод, контекстуальный, и метод функционально-прагматического анализа.

Структурно работа состоит из введения, теоретической и исследовательской глав с выводами по каждой из них, заключения, списка использованной литературы, списка сокращений источников и приложения



Глава 1. Теоретические основы исследования психологического воздействия в судебном дискурсе

1.1 Дискурс и его анализ в современной лингвистике

1.1.1 Понятие дискурса

Рубеж XX и XXI столетий ознаменован обращением лингвистов к изучению языка в процессе коммуникации, как явления неразрывно связанного с человеком и обществом. Благодаря возникновению антропоцентрического подхода к изучению языковых явлений, понятие дискурса приобрело большую значимость и теперь все чаще становится предметом исследований в области лингвистики.

Одним из первых о дискурсе заговорил Зеллиг Хэррис. В своей работе «Discourse analysis» 1952 года он использовал термин «discourse» в значении связанной последовательности предложений в устной или письменной форме (Harris 1952). Он же впервые ввел понятие анализа дискурса. Однако для терминов «дискурс» и «анализ дискурса» до сих пор не сложилось единой дефиниции. Это связано главным образом с тем, что, помимо лингвистики, они используются во многих других областях знаний, таких как литературоведение, философия, политология, этнография и социология, и потому имеют междисциплинарный характер и широкое поле применения.

В социальных науках дискурс рассматривается как составляющая процесса коммуникации, как социальный диалог, происходящий между индивидами, группами, и социальными институтами (Якимович 2004). Такая концепция начала развиваться с появлением работ французского ученого Мишеля Фуко, который связывал термин с общественно-исторически обусловленными системами человеческих знаний, а также со стилистической спецификой высказываний и идеологией. По Фуко, дискурс - это совокупность высказываний (под которыми понимаются структурные части человеческого знания), принадлежащих одной формации (Фуко 1973). Эта точка зрения позже нашла свое отражение в работах Ю.С. Степанова, который видел в дискурсе использование языка, требующее соответствующих языковых средств, для выражения «особой ментальности» (Степанов 1995: 38--39, 44). Последователями Фуко также стали представители немецкой школы дискурсивного анализа, в частности У. Маас, Ю. Линк и Ю. Хабермас, которые позже перенесли это понятие в литературоведение (Чернявская 2012).

В непосредственно лингвистическом ключе некоторые исследователи, вслед за Харрисом, понимают под дискурсом последовательность двух или более связанных между собой по смыслу предложений (Harris 1952, Борботько 1998, Звегинцев 2001, Cook 1995, Stubbs 1983). Такой подход в рамках данного исследования мыслится неоправданно приближенным к понятию текста, тогда как текст является лишь «формальной конструкцией» дискурса (Чернявская 2012).

Функциональная интерпретация позволяет говорить о дискурсе как о речи, социально и культурно организованной для реализации определенных функций языка. В соответствии с ним, дискурсом может обозначаться любое употребление языка (Brown, Yule 1983: 1).

Дебора Шиффрин в своей монографии «Аpproaches to discourse» объединяет оба подхода, так как, по ее мнению, ограничения рамками одного из них приводят к значительному сужению круга вопросов для анализа дискурса. Таким образом, автор отождествляет дискурс с высказываниями (utterances), которые, в свою очередь, представляют собой имманентно контекстуализированные единицы, результат речепроизводства (Schiffrin 1994:39-41). Объединение подходов, безусловно, является преимуществом данной точки зрения.

Однако большинство лингвистов сходятся во мнении, что понятие дискурса, помимо смысловой связи элементов, контекста и функции, включает в себя и внеязыковой план. Под дискурсом они понимают более широкую, чем текст языковую единицу, стоящую уровнем выше его, и включающую в себя экстралингвистические факторы, такие как знания о мире, мнения, установки, цели адресата (Арутюнова 1998, Дейк 1989, Гордеева 1992, Карасик 2002, Кубрякова 2000, Макаров 2003). Так, по определению Н. Д. Арутюновой дискурс - это связный текст с его прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами, речь, рассматриваемая как событие и целенаправленное социальное действие, как элемент взаимодействия людей. Иными словами, «речь, погруженная в жизнь» (Арутюнова 1990:136-137).

В. И. Карасик формулирует дефиницию понятия по коммуникативной модели как «текст, погруженный в ситуацию реального общения» (Карасик 2002:274). При этом, с точки зрения лингвокультурологии дискурс выступает как феномен культуры, и ключевой характеристикой понятия становятся его ценностные признаки (Там же).

Последние исследования показывают, что термин «дискурс» может быть применим в отношении языкового выражения какой-либо из коммуникативных сфер общественной практики, фиксируемого как в письменных текстах, так и в устной речи (Григорьева 2007, Карасик 2002, Овчинникова 2006, Чернявская 2012). В соответствии с таким пониманием можно говорить о наличии групп содержательно-тематически взаимосвязанных текстов, которые являются результатом коммуникативного процесса и, как правило, называются «типами дискурса». К ним относятся рекламный, политический, юридический, судебный дискурс и другие (Чернявская 2012).

1.1.2 Подходы к изучению дискурса

Так же, как и к определению дискурса, существует несколько подходов к его анализу.

Статья С.Слембрука "Что значит "анализ дискурса"?" показательна в этом отношении. В ней автор детально рассматривает девять различных подходов к анализу дискурса, начиная от лингвистики и семиотики, заканчивая аналитической философией, социальными и литературными направлениями (Slembrouck 2001).

Зеллиг Хэррис, последователь структурализма, в своей работе использовал этот термин в значении метода изучения движения информации в дискурсе (Harris 1952). Однако этот подход не получил развития в современной лингвистике.

Как упоминалось ранее, М. Фуко рассматривает дискурс с позиций истории. В его анализе ключевое место занимает системность языковых явлений, а также поиск причин, обусловивших выбор коммуникантами того или иного средства на определенном этапе развития общества (Фуко 1973). Представители немецкой школы дискурсивного анализа рассматривают его как средство психологической и идеологический реконструкции «духа времени» с уклоном в литературоведение, в то время как у французских исследователей анализ выходит за рамки лингвистического, центральным становится понятие идеологии, и дискурс изучается с точки зрения института общества, которому он принадлежит, с учетом исторически-социальной направленности текста (Чернявская 2012).

Коммуникативная лингвистика исследует речевое взаимодействие адресанта и адресата, а не высказывания отдельного субъекта. Интерес здесь представляют те свойства языковых единиц, которые проявляются в общении (Формановская 2002). По утверждению В. И. Григорьевой, подобный анализ дискурса предполагает изучение коммуникации в институциональном аспекте и таким образом включает в себя выявление рекуррентных правил организации беседы и механизмов коммуникации, объясняя при этом психологические и личностные явления языковых феноменов, а также стратегии и интенции говорящих (Григорьева 2007).

С позиций социолингвистики дискурс -- это общение людей, рассматриваемое с точки зрения их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той или иной типичной речеповеденческой ситуации. В рамках этого подхода противопоставляются личностно-ориентированные (персональное общение коммуникантов, хорошо знающих друг друга) и статусно-ориентированные типы дискурса (общение, ограниченное статусно-ролевыми возможностями коммуникантов). Последние делятся в свою очередь на институциональные и неинституциональные. Среди институциональных, применительно к современному социуму, В.И. Красик предлагает выделять политический, военный, административный, деловой, юридический, педагогический, религиозный, мистический, сценический, медицинский, научный, рекламный, спортивный и массово-информационный виды, отмечая при этом, что список может быть видоизменен в силу исторической изменчивости данного типа дискурса (Карасик 2002).

Судебный дискурс относится к статусно-ориентированному институциональному типу, который представляет собой «речевое взаимодействие представителей социальных групп или институтов друг с другом, с людьми, реализующими свои статусно-ролевые возможности в рамках сложившихся общественных институтов, число которых определяется потребностями общества на конкретном этапе его развития» (Карасик 1998:190-191).

Для настоящего исследования важным также является анализ дискурса с позиций прагмалингвистики, т.е. анализ, нацеленный на изучение способов установления и поддержания контакта, оказания воздействия, мены коммуникативных стратегий и т. д. В этом случае по классификации В.И. Карасика судебный дискурс будет относиться к ритуальному виду прагмалингвистических типов дискурса (Карасик 2002).



1.2 Основные характеристики судебного дискурса

1.2.1 Судебный дискурс с точки зрения социо- и прагмалингвистики

Как было сказано выше, с позиций социолингвистики на первом плане оказывается типология участников общения, в соответствии с которой судебный дискурс принадлежит к институциональному, статусно-ориентированному типу.

Слушание дела в суде -- это событие коллективного характера, в котором принимает участие несколько коммуникантов, связанных друг с другом официальными отношениями. Под официальными подразумеваются отношения, закрепленные в рамках социально-значимых институтов общества (Овчинникова 2006). В данном случае мы имеем дело с институтом суда. Ключевыми участниками судебного процесса являются судья, адвокат и прокурор. Их социальные роли четко выражены, за каждым из них закреплены функции, определенные нормами института правосудия. Судья и суд присяжных претендуют на монополию истинности, поэтому характерной особенностью данного дискурса является принципиальное неравенство сторон.

К хронотопным признакам судебного дискурса относятся время и место проведения заседаний, константы действия и субъектов (Климович 2015). Поддержание общественных институтов, обеспечение стабильности социальной структуры - все это в той или иной степени является целью институционального общения, так как его условия фиксируют контекст в виде типичных хронотопов и типических жанров, символических и ритуальных действий, а также речевых клише (Карасик 2002).

Среди основных признаков ритуального дискурса можно назвать высокую символическую нагруженность, содержательную рекурсивность и жесткую формальную фиксацию. Они выражаются в виде особой коммуникативной тональности, ритуальной, которая закрепляет иерархию коммуникантов и обосновывает существующую систему ценностей (Там же). То есть ритуальность предусматривает четкую последовательность свершения речевых актов при ограниченности пространства и времени, а также использование клише и речевых штампов, работающих на реализацию стратегий и тактик коммуникантов. Система ценностей ритуальных типов дискурса особенно ярко выражена в судебном. Моральные ценности сконцентрированы в его ключевом концепте истины и торжества справедливости и сводятся к уважению к фактам, высокой оценке точности формулировок, ясности и логичности. Основополагающим выступает и понятие нормы. Порядок проведения заседания в зале суда подчиняется закрепленным нормам, так же, как и сама речь представителей закона. Все участники судебного процесса обязаны следовать строго установленным правилам и выбирать соответствующую форму общения.

1.2.2 Судебный дискурс как юридический тип институционального дискурса и его жанрово-стилистические особенности

При анализе какого-либо типа институционального дискурса главную роль играет тип общественного института. Общественный институт представляет собой феномен культуры. Его можно смоделировать в виде фрейма, включающего в себя людей, занятых соответствующей деятельностью, поведенческие стереотипы, присущие данному виду деятельности, мифологемы этого института и тексты, производимые и хранимые в этом социальном образовании. Каждый институт, обладая относительной самостоятельностью, всегда вовлечен в деятельность социального целого и имеет свои особенные функции, цели, задачи. Благодаря социальным институтам и закреплялись нормы, приобретая характер единой действующей системы (Карасик 2002).

Жанрово-стилистические категории дискурса позволяют отнести тот или иной текст к определенной сфере общения на основании сложившихся представлений о нормах и правилах общения, об условиях уместности, о типах коммуникативного поведения (Там же).

Судопроизводство принято относить к юридическому типу институционального дискурса. Однако общение между участниками судебного заседания происходит в устной форме, и поэтому официально-деловой стиль характерен для него в большей степени, чем юридический (Овчинникова 2006). При этом, важно подчеркнуть, что на судебном заседании имеет место предварительная подготовленность высказываний. Принцип состязательности сторон, заключающийся в активном отстаивании сторонами своей точки зрения, обуславливает тот факт, что речи планируются и продумываются для лучшей расстановки акцентов и выражения идей. Вследствие этого устный текст выступлений в суде приобретает многие качества письменного, ведь чем большего внимания к речи требует ситуация общения, тем с большей вероятностью говорящий прибегнет к использованию литературного языка (Крысин 2007).

Из признаков юридического дискурса, свойственным институту суда, следует отметить архаичную лексику и морфологию, которую нельзя найти ни в одном другом виде текстов. Сюда можно отнести такое высказывание как «further affiant sayeth naught», которое означает, что приведенное к присяге лицо не имеет дальнейших сведений. Также характерно частое использование сложных наречий, таких как, например, «thereof», «hereby», «inasmuch as» и сослагательного наклонения: «Be it known». Использование пассивного залога и безличных конструкций позволяет говорящему дистанцироваться, показать свою беспристрастность, служит основой для создания объективности. Лексика языка судебного дискурса, как и юридическая в целом, содержит большое устойчивых формальных выражений, носящих характер ритуала (All rise!). Характерными признаками являются синтаксическая сложность и обилие придаточных предложений, а также структурированность, что придает тексту вес. Язык юридического дискурса стремится к тому, чтобы в содержательной структуре высказывания смысл был равен значению, т.е. максимально сократить возможность множественной интерпретации. Высказываниям сторон в суде также присуща информационная насыщенность и точность (Овчинникова 2006).

Однако не всегда можно гарантировать соблюдение правил речевого поведения свидетелями, так как они не являются представителями государственных органов. В их речи могут наблюдаться различные отклонения от принятых норм, отсутствие структурированности, повторы слов, хезитации, эллипсы и так далее. Профессиональные же участники судебного процесса могут сознательно прибегать к ненормативным формам речи для достижения того или иного перлокутивного эффекта. В обоих случаях решающую роль будут играть индивидуальные характеристики говорящего.

1.3 Стратегии и тактики поведения участников судебного дискурса, как языковых личностей

1.3.1 Языковая личность

Дискурсивный переворот в гуманитарных науках совпал с развитием антропоцентрической лингвистики, в центре внимания которой оказывается языковая личность, носитель языкового сознания. Речевые произведения представляют собой результат дискурсивной деятельности языковой личности. В отечественной лингвистике впервые о ней заговорил Ю. В. Караулов. Он определял языковую личность как "совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание им речевых произведений (текстов)" (Караулов 1987: 3).

Как отмечает К. Ф. Седов, изучение языковой личности всегда сопряжено с проблемой определения в тексте степени типического и уникального, индивидуального и коллективного. Тем не менее, каждое языковое сознание является социально детерминированным явлением (Седов 2004). Таким образом, человек в языковом пространстве рассматривается как личность с отличительным набором личностных качеств, как субъект социальных отношений.

В процессе взаимодействия участники судебного процесса проявляют себя как языковые личности, по-разному реализующие свои коммуникативные намерения.

Многочисленные исследования в области коммуникативного поведения показывают, что одним из определяющих ход общения факторов может стать национальность коммуникантов (Стернин, Стернина 2001). В книге «Американское коммуникативное поведение» И. А. Стернин и М. А. Стернина отмечают, что одними из доминантных черт американцев являются открытость, прямота, прагматичность (Стернин, Стернина 2001). Исследователи Альберт и Вильямс указывают на их активизм, явное стремление к достижению поставленных целей и стирание границ иерархии (Albert, Williams 1960 Цит. по Luedtke 1991: 19).

Национальная специфика общения проявляется в двух аспектах: в экстралингвистическом, обусловленном нормами и правилами социального взаимодействия данной культуры, и в лингвистическом, т.е. непосредственно в речи участников общения (Шилихина 1999).

В социолингвистическом аспекте языковая личность изучается с позиций заданного социального типа или различных индикаторов статуса или роли (Карасик 2011). Социальный статус - это позиция в социальной системе, определяемая по ряду характерных для данной системы признаков. Под социальной ролью понимается форма общественного поведения человека, обусловленная его положением в некоторой социальной группе или ситуации общения (например, в ситуации судебного заседания, где можно выделить роль судьи или адвоката) (Крысин 2007). Поскольку за каждым участником судебного заседания закреплена определенная социальная роль, требующая соответствующего поведения, они выступают не только как индивиды, но и как представители этой социально детерминированной группы и потому вынуждены вести себя в соответствии с общепринятыми для данной группы нормами. Их поведение при этом и вариативно, так как каждая личность вправе прибегать к использованию тех или иных тактик, принадлежащих какой-либо коммуникативной стратегии.

1.3.2 Коммуникативные стратегии и тактики, применяемые участниками судебного дискурса

Способность убедить суд в своей правоте является важным качеством для многих участников суда. Она главным образом зависит от того, насколько хорошо говорящий владеет ораторским искусством. Речевые цели играют большую роль в определении строя речи и в судебном процессе в целом. С целью их реализации коммуниканты могут применять определённые стратегии и тактики речевого поведения. Как следствие, в условиях состязательности судебное дело может часто выиграть не тот, кто прав по существу, а тот, кто искуснее владеет словом, кто находит и успешно применяет языковую стратегию, соответствующую поставленной цели. Здесь важно упомянуть о так называемом «двойном адресате», то есть феномене, когда реплики профессиональных участников судебного процесса направлены не только на непосредственного собеседника, которого также называют формальный адресатом, но и на наблюдателей в лице присяжных или судьи, то есть фактических адресатов (Куралева 2012). Среди основных приемов получения информации (а значит и передачи ее присяжным) Н. В. Овчинникова, например, выделяет создание неожиданных ситуаций, переход на смежную тему разговора, постановку мотивированных вопросов, формирование в процессе общения определенного психологического состояния (Овчинникова 2006).

Термин «стратегия» используется не только в лингвистике и может трактоваться по-разному. Однако, как справедливо отмечает О. С. Иссерс, всегда в основе его определения будут лежать идеи планирования действий, часто связанные с определенной конфронтацией, а также направленность на достижение цели (Иссерс 2011).

Так, нидерландский лингвист, Т. ван Дейк характеризует стратегию максимально широко как свойство когнитивных планов, представляющих собой общую организацию некоторой последовательности действий и включающих в себя цель взаимодействия (Дейк 1989:272). Представители когнитивного подхода в лингвистике занимаются изучением когнитивных механизмов реализации коммуникативных стратегий. Ими стратегия определяется как «совокупность процедур над моделями мира участников ситуации общения» (Баранов 1990:11); когнитивный процесс, в ходе которого говорящий подбирает соотнесенные с коммуникативной целью конкретные языковые выражения (Levy 1979: 197).

В рамках психолингвистического подхода исследователи разрабатывают вопросы изучения воздействия и манипуляции при помощи языка. Под стратегией они понимают «осознание ситуации в целом, определение направления развития и организация воздействия» (О.Я.Гойхман 1997: 208); «развернутую во времени установку субъекта на общение» (Веретенкина 2001:179); обмен собеседниками «интенциональными состояниями», ведущий к возникновению «психологической основы для речевого воздействия» (Степанов 2005: 297).

С точки зрения прагмалингвистики коммуникативная стратегия - это «сверхзадача», которая включает в себя планирование речевых актов и выбор языковых средств в соответствии с поставленной целью. Коммуникативная тактика, в свою очередь, представляет собой совокупность локальных риторических приемов, коммуникативных ходов, способствующих реализации стратегии (Иссерс 2011, Макаров 2003, Резуненко 2007, Тютюнова 2008). Мы разделяем мнение авторов, и будем рассматривать данные понятия в таком понимании.

Во взглядах исследователей на иерархию стратегий и тактик, применяемых в судебной коммуникации, наблюдаются значительные расхождения. Так, по мнению Э. Ш. Никифоровой, общение в суде подчинено трем основным стратегиям: обвинения, защиты и эмоционального воздействия. Для первых двух характерны диаметрально противоположные тактики: отрицательная/положительная характеристика подсудимого, констатация фактов, доказывающих/опровергающих виновность подсудимого, дискредитация показаний свидетелей и доводов противоборствующей стороны, преувеличение/преуменьшение тяжести совершенного деяния и тактика цитирования (Никифорова 2013). В работе О. Н. Тютюновой речь идет о пяти стратегиях: самозащиты, защиты, обвинение, нападения, и психологического воздействия. Универсальными мыслятся только последние две, в то время как остальные рассматриваются как статусно специфические (Тютюнова 2008). Т. В. Куралева в статье «Особенности коммуникативного поведения участников судебного заседания» выделяет две макростратегии: дискредитации, то есть понижения статуса собеседника или оппонента, и позитивной саморепрезентации, повышения собственного статуса. Все остальные стратегии и тактики будут подчиняться им. Так, например, используя тактику уточнения, адвокат или прокурор может реализовывать стратегию выделения информации, а, следовательно, и ту или иную макростратегию. Уточняется также, что макростратегия дискредитации может осуществляться на трех уровнях: личностном, профессиональном и информационном, то есть указывать на негативные личные качества, на низкий уровень профессиональной компетенции оппонента, или на недостаточную достоверность сообщаемой информации соответственно (Куралева 2012).

Некоторые работы посвящены изучению более узких типов дискурса. Так, например, в адвокатском дискурсе А. А. Солдатова разграничивает используемые адвокатами стратегии на базовые и вспомогательные. К базовым относится контролирующая стратегия, стратегия состязательности, а также социально-психологической поддержки, в то время как вспомогательные включают в себя нападение, защиту и психологическое воздействие. Последнее, по мнению автора, реализуется посредством внушения, апелляции к принципу справедливости, логической концентрации внимания и контрастивному анализу. Ключевые по мысли Т. В. Куралевой макростратегии дискредитации и позитивной саморепрезентации здесь рассматриваются как тактики в рамках стратегий нападения и защиты (Солдатова 2013). На наш взгляд, выделение макростратегии дискредитации является оправданным, так как дискредитация во многих случаях является конечной целью речевого акта и может быть реализована рядом более узких стратегий.

Коммуникативному давлению, как прямой форме модификации состояния собеседника, противостоят формы, которые могут быть названы косвенными: просьба, призыв, совет, намек, упрек, критика и т.д. (Стернин 2001). В диссертационной работе М. Ф. Резуненко отмечается, что предпочтение в судебно-процессуальном дискурсе отдается прямым речевым актам, как четкому способу передачи эксплицитной информации, ввиду того, что вся коммуникация в суде стремится к предельной ясности формулировок и однозначности толкований (Резуненко 2007).

Изучение культурно обусловленных характеристик используемых в судебном дискурсе стратегий в лингвистическом аспекте является важным шагом на пути к пониманию национальных особенностей судебной коммуникации и культуры в ее институциональных проявлениях. Что касается стратегии психологического воздействия, то в зависимости от лингвкультурологических факторов выделяются разные классификации реализующих ее тактик. Так, М. Ф. Резуненко на основе русской судебной коммуникации рассматривает психологическое воздействие как тактику стратегии «склонения к признанию и изобличения во лжи». К типам воздействия относятся социальное воздействие, волеизъявление, информирование, оценочное воздействие (Резуненко 2007). Исследование О. Н. Тютюновой на материале русских и немецких телепередач показало, что в немецком дискурсе рассматриваемая нам стратегия реализуется с помощью тактик критики, выговора, давления, угрозы, оскорбления и вышучивания. В русском дискурсе эту функцию выполняют тактики критики, выговора, убеждения, просьбы, демонстрации обиды. (Тютюнова 2008); По результатам сопоставительного анализа американской, русской и казахстанской судебной коммуникации, проведенного в диссертации, Э. Ш. Никифорова выделяла общие для всех лингвокультур тактики в рамках стратегии эмоционального воздействия. К ним относятся самопрезентация, имитированный диалог, создание «круга своих» и «круга чужих», апелляция к жизненному опыту и здравому смыслу, аналогия, комплимент и конвенциональная вежливость (Никифорова 2013).

Все это служит подтверждением тому, что классификация и соотношение стратегий и тактик до сих пор являются спорными вопросами в судебном дискурсе, и любой взгляд на них в большой степени субъективен, поэтому на данном этапе развития этой области лингвистики сложно говорить об унификации этих понятий.

1.3.3 Особенности стратегии психологического воздействия

Важной составляющей модификации поведения собеседника является психологическое воздействие. С давних времен государственные обвинители и адвокаты стремились оказывать влияние на судей своими речами. Различие внушения и убеждения - двух видов речевого воздействия - восходит к аристотелевской?концепции риторики, согласно которой у ритора в распоряжении есть два рычага воздействия на аудиторию -- логические и эмоциональные аргументы (Аристотель 1978).

Если убеждение осуществляется главным образом с помощью апелляции к знанию и здравому смыслу, то внушение - с опорой на эмоции. Для этого говорящий обращается к эмоциям объекта воздействия, тем самым стремясь привести его в желаемое психологическое состояние. О. В. Климович, занимавшаяся исследованием речей адвокатов в суде, также выделяет логическую аргументацию и психологическое воздействие как два основных применяемых ими приема. Так, по ее наблюдениям, при попытке оказания психологического воздействия адвокаты апеллируют к отрицательным эмоциям и образам для создания атмосферы переживания, а для дачи положительной характеристики подсудимому - к категориям нравственных норм и ценностей (Климович 2015). Тем не менее, стратегия психологического воздействия универсальна и используется не только адвокатами, но и другими участниками судебного заседания.

Существует и несколько иная точка зрения на иерархию способов речевого воздействия. Э. Ш. Никифорова рассматривает убеждение и внушение как прагматические цели коммуникантов, и, вслед за Е. В. Шелестюк, дополняет этот ряд категорией побуждения, под которой понимается внешнее стимулирование реципиента прямым воздействием на его волю (Никифорова 2013, Шелестюк 2009).

Виктор Голд в работе «Психологическая манипуляция в суде» (Psychological Manipulation in the Courtroom) выделяет две группы тактик скрытых манипуляций в судебном дискурсе. Первая - это тактики, побуждающие адресата (то есть присяжных) принимать решение на так называемом «внеправовом» основании. Внеправовыми называются те основания, которые либо не имеют непосредственного отношения к юридическим и фактическим вопросам рассматриваемого дела, либо по своей сути не являются достаточными для принятия решения. В этой группе существуют также две подгруппы: особый судебный стиль поведения (уверенная речь, располагающий внешний вид, создание впечатления надежности и профессионализма) и тактики, нацеленные на некую начальную предвзятость присяжного - здесь важно не только само обращение к потенциальной небеспристрастности заседателя, но и сокрытие этого факта, в противном случае попытка будет воспринята как подтверждение несостоятельности доводов говорящего. Вторая группа объединяет тактики, провоцирующие неверное толкование предоставляемых сведений, то есть такой ситуации, когда присяжный оказывается неспособен объективно оценить доказательную силу материала. К ним относятся, в частности, манипуляция значением и так называемая «манипуляция весомостью» (Weight Manipulation). Манипуляция значением включает в себя способы выстраивания речи, при которых важные для противоборствующей стороны показания будут отходить на второй план в восприятии присяжных. Так, например, самые выгодные аргументы приводятся в начале для достижения «эффекта первичности». «Манипуляция весомостью» предполагает многократное повторение релевантной информации, а также общую информационную насыщенность выступления с целью придания большего или меньшего веса определенным аргументам (Gold 1987).

На наш взгляд, психологическое воздействие, как стратегия, направленная на бессознательные установки человека, на его эмоции и чувства, апеллирующая к воле реципиента, противостоит стратегии убеждения, как стратегии логической аргументации, и может иметь множественные способы реализации, включая суггестивные и манипулятивные тактики.

Сейчас большинство адвокатов и прокуроров в совершенстве владеют этими техниками, что вызывает опасение у многих экспертов, так как эти приемы служат для того, чтобы вводить присяжных в заблуждение, и соответственно, препятствуют отправлению правосудия. Присяжные заседатели оказываются в неведении относительно того, что на самом деле влияет на их выбор. В результате происходит так, что вместо того, чтобы руководствоваться собственными суждениями, здравым смыслом и логикой, на основании предоставленных в ходе дела материалах, на подсознательном уровне они находятся под воздействием речи адвоката или прокурора, который в скрытой форме заставляет их накладывать на ситуацию личную оценку и предубеждения, затрудняя процесс критической оценки (Там же). Поэтому важно понять, как именно эти тактики актуализируются в языке, и проследить закономерности в высказываниях отдельно взятых категорий участников судебного процесса.



Выводы

Возникновение лингвистического понятия «дискурс» связано с повышением интереса к анализу речи как социального явления. Под дискурсом понимается особым образом упорядоченное и систематизированное использование языка в различных коммуникативных сферах общественной практики, в совокупности с его прагматическими, социокультурными и психологическими составляющими. К анализу дискурса мы будем подходить с точки зрения функционального, социолингвистического и прагмалингвистического подходов.

Судебный дискурс характеризуется как статусно-ориентированный, институциональный и ритуальный. Об этом свидетельствуют такие его черты как коллективность, официальный статус отношений между участниками, определенный порядок ведения заседания и особая система ценностей, которая подразумевает принципиальное неравенство сторон в силу монополии судьи или присяжных на истинность. Языковая составляющая судебного дискурса (использование характерной архаичной лексики, синтаксическая сложность конструкций) позволяет отнести его к юридическому типу, несмотря на то, что коммуникация осуществляется в устной форме.

Участники судебного заседания рассматриваются как языковые личности, в коммуникативном поведении которых отражаются типические черты их национально-культурных традиции. Кроме того, на характер коммуникации влияют и индивидуальные особенности коммуникантов, и статусно-ролевые отношения между ними.

Ключевой для института суда принцип состязательности сторон обуславливает разнообразие способов достижения коммуникативных задач. Таким образом, актуальными становятся понятия стратегии и тактики речевого поведения, которые определяются как целенаправленная организация и конкретная реализация речевых действий соответственно.

Стратегия психологического воздействия представляется нам одной из важных вспомогательных стратегией судебной коммуникации. Для того, чтобы выиграть процесс, адвокаты и прокуроры применяют не только логические доводы, как средство убеждения, но и психологическое воздействие, которое ставит своей целью модификацию поведения собеседника путем прямого или косвенного принуждения или изменения когнитивных установок адресата. Таким образом, психологическое воздействие может использоваться для реализации как отдельных стратегий (например, защиты или нападения), так и макростратегий, например, дискредитации.



Глава 2. Влияние фактора адресата на языковую реализацию стратегии психологического воздействия в судебном дискурсе

2.1 Способы оказания психологического воздействия на судей и присяжных заседателей

Как известно, коллегия присяжных заседателей играет решающую роль в вынесении вердикта подсудимому, поэтому речевые произведения профессиональных участников судебного процесса почти всегда прямым или косвенным образом апеллируют к ней. В данной главе мы рассмотрим, какими способами актуализируется стратегия психологического воздействия в ситуации, когда речь адвоката или государственного обвинителя обращена непосредственно к присяжным, то есть, когда коллегия является не только фактическим, но и формальным адресатом.

2.1.1 Способы оказания психологического воздействия на судей и присяжных заседателей со стороны прокуроров

При выступлении прокуроров наиболее явной и закономерной тактикой является апелляция к принципу справедливости в контексте «правды», насаждаемой адресантом, которая призвана воздействовать на эмоции. Достаточно часто она сопровождается тактикой создания «круга чужих», то есть создания отрицательного образа подсудимого в глазах судей:

1. «The twelve of you are here to make sure that justice is done in this courtroom. And in this case, justice means that you will find that man”-she raised a finger and pointed-"Christopher Harte, guilty of murder…Yes, murder. It does sound shocking, and it's probably even more shocking to you that I'm pointing at a good-looking young man. I bet you're even thinking, 'He doesn't look like a murderer.' ” She turned to examine Chris with the other members of the jury. “He looks like . . . well, a prepschool kid. He doesn't fit the Hollywood image of a murderer. But ladies and gentleman, this isn't Hollywood. This is real life, and in real life, Christopher Harte killed Emily Gold. Before this trial is over, you will know the defendant for what he really is, beneath that fancy jacket and that nice blue tie-a cold-blooded murderer.» (J. Picoult P.TP)

В своей вступительной речи государственный обвинитель указывает судьям на «правильное» решение: вынести обвинительный приговор подсудимому. Он использует слово justice и фразовый глагол make sure с целью подчеркнуть эту ключевую роль института судейства и воззвать к совести заседателей. Таким образом, основными концептами тактики апелляции к справедливости будут выступать «правосудие», «совесть», «долг». Для создания отрицательного образа подбирается особая лексика с отрицательной коннотацией. В данном примере эту роль выполняют слова murder, kill, shocking, оценочный эпитет cold-blooded. Кроме того, эффект усиливается антитезой - противопоставлением идеального и реального мира: Hollywood, fancy jacket and that nice blue tie - real life, what he really is.

Анализ примеров показывает, что тактика имитирования диалога, то есть создания оратором диалогического единства почти всегда является вспомогательной по отношению к другим тактикам. Так, в следующем отрывке она подчиняется ярко выраженной тактике создания «круга своих», которая заключается в имитации общности взглядов, опыта и эмоциональных переживаний:

2. “But why? You're asking, Why would he kill a boy in his eighth-grade class? Why would any child do this to another child?” “Well, we've all been in school.” <…> “Come on, we've all been there, some of us more recently than others.” But I want you to remember this: Ben Rifkin was a boy like any other boy. He was not perfect. He was a regular kid with all the flaws and all the growing pains of an ordinary teenager. He was fourteen years old-fourteen! -- with his whole life stretched out in front of him. Not a saint, not a saint. But who among us would want to be judged only by the first fourteen years of our lives? (W. Landay L.DJ)

Оратор пытается «сблизить» присяжных с жертвой, уменьшить вес негативных мнений, высказанных в ее адрес. Для этого используются слова we've all, ordinary, regular, who among us, а также отрицание некоторой крайности (not perfect, Not a saint, not a saint). В этом прослеживается сходство с приемом частичного признания вины (в данном контексте вину можно заменить на «ответственность жертвы»), хотя она и является прерогативой адвоката, прокурор говорит о сострадании к жертве, которой свидетели не дают положительной оценки. Он напоминает, что первые четырнадцать лет жизни человека не всегда бывают самыми лучшими и показательными в плане характера личности. Лексический повтор и эмфатическое восклицание подчеркивают подростковый возраст жертвы (fourteen years old-fourteen!). Тактика имитирования диалога (But why? You're asking…), употребление неполных предложений (Not a saint) и разговорной лексики (come on) создают эффект живого общения и призваны расположить адресата к оратору.

Прокурор может быть и более категоричен в своих высказываниях. В приведенном ниже отрывке к уже названным тактикам присоединяется ярко выраженная апелляция к эмоциям, стремление вызвать такие эмоции и чувства, которые будут выгодным для говорящего образом предопределять дальнейшее поведение адресата.

3. "Our state provides that the punishment for murder in the first degree shall be imprisonment for life or death by hanging. That is the law. You, gentlemen, are here to enforce it. And if ever there was a case in which the maximum penalty was justified, this is it. These were strange, ferocious murders. Four of your fellow citizens were slaughtered like hogs in a pen. And for what reason? Not out of vengeance or hatred. But for money. Money. It was the cold and calculated weighing of so many ounces of silver against so many ounces of blood. And how cheaply those lives were bought! For forty dollars' worth of loot! Ten dollars a life!" <…> What are you going to do? What are you going to do with these men that bind a man hand and foot and cut his throat and blow out his brains? Give them the minimum penalty? What about <…> young Nancy Clutter, hearing the gunshots and knowing her time was next. Nancy, begging for her life: 'Don't. Oh, please don't. Please. Please.' What agony! What unspeakable torture! <…> So, gentlemen, what are you going to do? Give them the minimum? Send them back to the penitentiary, and take the chance of their escaping or being paroled? The next time they go slaughtering it may be your family. I say to you, <…> some of our enormous crimes only happen because once upon a time a pack of chicken-hearted jurors refused to do their duty. Now, gentlemen, I leave it to you and your consciences» (T. Capote C.ICB).

Апеллируя к принципу справедливости, прокурор указывает на предписывающую роль закона, прямо обращается к присяжным, указывая на их обязанность: “You are here to enforce it”. В стремлении заставить присяжных испытать такие эмоции, как страх и негодование, которые подтолкнут их к вынесению обвинительного вердикта в отношении подсудимого, происходит попытка проекции ситуации на самих судей, то есть создание «круга своих»: fellow citizens, your family. Этому также способствует «очеловечение» страданий через упоминание имени жертвы, словесное воссоздание сцены преступления с использованием прямой речи, а также имитирование диалога: And for what reason? Not out of vengeance or hatred. But for money. «Круг чужих» образует упоминание преступников: these men that bind a man hand and foot. Создается семантическое поле «жестокость» и «страдание»: ferocious murders, cut his throat and blow out his brains, agony, unspeakable torture. Лексический повтор (But for money. Money.), аналогия (so many ounces of silver against so many ounces of blood), эмфатические восклицания повышают экспрессивный уровень высказывания. Говорящий также использует стилистически-окрашенные сравнения и эпитеты, которые вызывают яркие негативные образы в сознании и потому неизбежно оставляют глубокий след в памяти: slaughtered like hogs in a pen, chicken-hearted jurors. Многократно повторяющиеся риторические вопросы, заданные с долей сарказма и высмеивающие снисходительность, несут в себе вызов присяжным, побуждение к тому, чтобы задуматься над вердиктом в выгодном для прокурора ключе. Завершающая фраза «I leave it to you and your consciences», отстраняя говорящего от его же слов, одновременно создает у присяжных дополнительное чувство ответственности за правопорядок, а также впечатление, что все вышесказанное не было им навязано, а явилось результатом их осознанного выбора.

Встречаются случаи (примеры 4, 5) применения тактики предупреждения, когда высказывается своеобразное предостережение от возможного заблуждения относительно подсудимого, в сочетании с тактикой создания «круга чужих»:

4. “In the Bible, ladies and gentlemen, the Devil comes in many disguises. Don't let his latest one fool you.” (J. Picoult P.TP)

5. “When you look at the defendant, look past the quaint costume. That's what she wants you to see. See instead a woman smothering a crying baby. When you listen to the defendant, pay attention to what she has to say. But remember that what comes out of her mouth can't be trusted. This so-called sweet little Amish girl hid a forbidden pregnancy, murdered a newborn with her bare hands, and fooled everyone around her while it was happening. Don't let her fool you.” (J. Picoult P.PT)

Говорящий внушает судьям неприязнь к подсудимому, заставляя их чувствовать себя обманутыми. Лексические единицы семантического поля «обман» (disguises, fool, what she wants you to see, can't be trusted, so-called), а также слова с отрицательной коннотацией (the Devil, smothering, forbidden, murdered, with bare hands) служат созданию негативного образа, то есть «круга чужих». Императивные предложения и параллелизм придают высказыванию большую убедительность.

...