Языковые средства, репрезентирующие эмоцию тревоги

What do you do if he hits her again? (RS: 145)

Сердце неслось мелкой трусцой, еще одна оплеуха -- и оно рванет, как спринтер. Пройдет час или больше, прежде чем Дикстра сумеет помочиться. И даже тогда, несмотря на то что ему давно невтерпеж, дело ограничится жалкими кривыми струйками, которые не принесут облегчения. Господи, как же ему хотелось, чтобы этот час поскорее прошел, а он оказался отсюда на расстоянии в шестьдесят-семьдесят миль!

Что ты будешь делать, если он еще раз ударит ее? (СТ: 123)

Вопрос, выделенный курсивом и выделенный в отдельный абзац, подчеркивает неопределенность развития событий, а грамматическая категория времени указывает на проспективную направленность репрезентируемой эмоции.

Для авторского стиля С. Кинга характерна интертекстуальность, и в отдельных случаях она работает как вспомогательное средство репрезентации эмоции тревоги:

She had closed the Bible but her fingers fiddled restlessly along the pages, as if longing to get back to the colossal demolition derby of Job's life, enough bad luck to put her own and her son's in some sort of bitter perspective. (DZ: 82)

Вера опустила глаза и закрыла Библию, однако ее пальцы все так же нервно перебирали страницы, будто ужасные бедствия, обрушившиеся на праведника Иова, могли укрепить ее и помочь пережить несчастье, случившееся с сыном. (МЗ: 79)

В приведенном примере героиня испытывает тревогу за своего сына (Джонни, главного героя романа The Dead Zone), который попал в автомобильную аварию. Будучи религиозной женщиной, мать Джонни пытается найти утешение в Библии, однако содержащая в данном фрагменте отсылка к жизни Иова и выражение bitter perspective намекают читателю на еще большие испытания, ожидающие персонажей. В целом эти элементы подчеркивают проспективную направленность испытываемой героиней тревоги.

Помимо прочего, внимания заслуживает еще один прием, используемый С. Кингом для репрезентации тревожного эмоционального фона, Ї использование сквозных образов, которые косвенно нагнетают настроение нарратива.

Dykstra stood there in the little notch of an entryway, facing the men's room, his back turned toward the couple in the women's room. He was in shadow, surrounded on both sides by pictures of missing children that rustled faintly, like the fronds of the palm trees, in the night breeze. He stood there waiting, hoping there would be no more.

(…)

You weren't supposed to make such generalizations Ї it was like saying all African-Americans had natural rhythm, that all Italians cried at the opera-but here in the dark at eleven o'clock, surrounded by posters of missing children, for some reason always printed on pink paper, as if that were the color of the missing, you knew it was true.

(…)

They did not hint at this, how you could hear the wind in the palm trees in one ear (and the rustle of the missing-child posters, don't forget that) and those little groaning sounds of pain and fear in the other. (RS: 142-146)

Дикстра стоял в узкой расщелине между комнатами, лицом к мужскому туалету, спиной -- к парочке в женском. В темноте, окруженный шелестящими от ночного ветра плакатами с детскими лицами, Дикстра ждал, что все обойдется.

(...)

Впрочем, его догадки равносильны утверждению, что все афроамериканцы обладают врожденным чувством ритма, а итальянцы поголовно рыдают в опере. Пусть так, но сейчас, в темноте, окруженный портретами пропавших детей, напечатанными на розовой бумаге (их всегда печатают на розовом, словно розовый -- цвет потери), Дикстра был уверен в своей правоте.

Знают ли они, каково это, когда в одном ухе ветер шелестит пальмовыми листьями -- и не забудьте про снимки пропавших детей! -- а в другом женский голос подвывает от боли и ужаса. (СТ: 121-124)

Нарратив с диегетическим повествователем также использует дискурсивные средства репрезентации, как в рассказе Everything's Eventual:

I stood there for awhile, looking at the telephone, then put it down again. Couldn't say any of that. It would be the same as putting a Baggie over my head and then slitting my wrists.

So what am I going to do?

Oh God, what am I going to do? (EE: 296-297)

Я постоял, глядя на телефонный аппарат, потом положил трубку. Не смог ничего этого сказать. Позвонить и произнести эти слова -- все равно, что надеть на голову пластиковый мешок, затянуть тесемки и перерезать вены.

Так что же мне делать?

Господи, что же мне делать? (ВП: 372-373)

Герой рассказа, по сюжету оказавшийся в сложной и потенциально опасной ситуации, связанной со своей новой работой, пишет тайный дневник, в котором рассказывает о том, как оказался в таком положении и что планирует сделать, чтобы выпутаться. В определенный момент герой понимает, что работает на опасных людей, и сам, не ведая того, совершает преступления: он приходит к осознанию сущности организации, работа в которой поначалу сулила только выгоды и приятные условия. Одна из последних записей дневника содержит размышления героя о том, стоит ли ему позвонить своему куратору и сообщить о сделанных выводах. Однако такой исход смертельно опасен, и герой отказывается от такого варианта. Это не снимает общего тревожного фона и напряженности ситуации, в связи с чем в конце данной дневниковой записи герой обращается к абстрактному адресату с риторическим вопросом, отражающим сильную степень тревоги. Повторение вопроса и упоминание Бога усиливают экспрессивность выражаемой эмоции. При этом оба предложения выделены в отдельные абзацы, что подчеркивает интенсивность тревоги.

2.4 Аккумуляция средств репрезентации эмоции тревоги

В силу сложности художественного нарратива, имеет смысл рассматривать случаи применения дискурсивных методов не по отдельности, а в условиях их аккумулирования.

Аккумуляцию средств репрезентации тревоги в нарративе с экзегетическим повествователем иллюстрирует рассказ Gramma. В нем речь идет о семилетнем мальчике по имени Джордж, который оказывается вынужден остаться дома со своей больной бабушкой, что является для него причиной дискомфорта, тревоги и страха. На протяжении всего повествования тревожный фон развивается во времени, перемежаясь с моментами испуга, и постепенно перерастает в панику. Определенную сложность составляет разделение эмоций тревоги и страха, что подтверждает взаимосвязь этих переживаний и размытый характер тревоги. На примере этого рассказа хорошо видно, что тревога является не только неопределенным и размытым эмоциональным переживанием, но также характеризуется протяженностью во времени. В данном рассказе она представляет собой фундамент, на котором стоится повествование и описания оттенков эмоционального состояния главного действующего лица.

Тревога, испытываемая Джорджем, проявляется в первой сцене, где о ней сигнализирует сочетание применения соматической лексики в кинематическом речении:

(1) "You've got the doctor's number if something should go wrong. Which it won't. Right?"

"Sure," he said, and swallowed something dry in his throat. (G: 620)

Ї У тебя есть телефон врача. На всякий непредвиденный случай. Но ничего такого не произойдет. Ведь так?

Ї Конечно, Ї ответил он и сглотнул сухой ком в горле. (Б: 543)

Здесь Джордж разговаривает с матерью, которая вынуждена оставить младшего сына дома, чтобы поехать в больницу навестить старшего.

В данном примере четко прослеживается динамика возникновения тревоги. Между репликой героя и физической реакцией видно противопоставление: Джордж старается не выдать перед матерью своих эмоций. Неявно выражена проспекция: в то время как речь в диалоге идет о том, что ничего страшного не должно случиться, реакция Джорджа указывает читателю на то, что в будущем все же возможны некие тревожные события. В переводе все эти элементы удалось сохранить.

В прозе С. Кинга большое внимание уделяется деталям, в особенности физическим аспектам проявления эмоций, в связи с чем далее, на протяжении всего рассказа, будет повторяться сквозной образ пересохшего горла:

(2) "Huh-uh," George said. He smiled. The smile felt pretty good; the smile of a fellow who was laying chilly with negative perspiration on his brow, the smile of a fellow who Had It Knocked, the smile of a fellow who was most definitely not six anymore. He swallowed. It was a great smile, but beyond it, down in the darkness behind his smile, was one very dry throat. It felt as if his throat was lined with mitten-wool. (G: 620-621)

Ї Не-а… Ї протянул Джордж. И улыбнулся. Прекрасная улыбка, улыбка человека, который уже давно вызубрил до седьмого пота, улыбка парня, который уже давно вышел из шестилетнего возраста. Он сглотнул слюну. Просто потрясающая улыбка. Но за ней Ї пересохший рот и ком в горле. Словно это самое горло выстлали жесткой колючей шерстью. (Б: 543)

В приведенном выше фрагменте на усиление тревожного фона работают не только соматизмы, но и создаваемое ими противопоставление с улыбкой. С

Помимо прочего, в данном фрагменте аккумулируются сравнение Здесь же читатель может наблюдать и мысли персонажа, которые выражены через несобственную прямую речь. Она тоже построена на противопоставлении: в мыслях мальчик пытается избавиться от тревоги, убеждая себя, что тревожиться не о чем.

Впрочем, позже ему приходится признаться самому себе в испытываемых эмоциях, что выражается прямой репрезентацией тревоги через номинацию:

(3) Everything was cool. So what was he worried about?

He had never been left alone with Gramma, that was what he was worried about. (G: 640)

Так что полный порядок, все под контролем. Чего ему беспокоиться?

Просто раньше его никогда не оставляли одного с бабулей. Отсюда и беспокойство. (Б: 542)

Как видно, в переводе сохранен лексический повтор, однако сема тревоги не была передана в полной мере.

Текст становится более фрагментарным. Зачастую абзацы состоят из одного предложения. Это делает эмоциональный фон текста более насыщенным и напряженным:

(4) He ought to go in and check on her.

He didn't want to.

He swallowed and his throat still felt as if it was lined with mitten wool. (G: 626)

Он должен пойти и проверить, как она там.

Ему не хотелось.

Он сглотнул слюну и снова почувствовал Ї горло словно выстлано жесткой колючей шерстью. (Б: 549)

Повторяется физическая реакция, выраженная кинетическим речением he swallowed. Соматизм throat упоминается вместе с ярким экспрессивным сравнением. В переводе эти элементы сохранены, что позволяет передать интенсивность эмоционального фона.

(5) A whistling gasp was sucked into George as he pulled breath. He turned toward Gramma's room and discovered his shoes were tightly nailed to the linoleum floor. His heart was spike-iron in his chest. His eyes were wide and bulging. Go now, his brain told his feet, and his feet saluted and said Not at all, sir!

Gramma had never made a noise like that before.

Gramma had never made a noise like that before. (G: 641)

Джордж со свистом втянул воздух и замер. Повернулся было к бабулиной комнате, но обнаружил, что ноги свело примерзли к покрытому линолеумом полу. Сердце покалывало. Глаза буквально вылезали из орбит. Ну же, идите, приказал ногам мозг. А ноги отдали честь и сказали: Нет уж, сэр, ни за что!

Прежде бабуля никогда так не шумела.

Никогда прежде бабуля так не шумела. (Б: 562)

В данном фрагменте использована соматическая лексика и кинематические речения, также присутствует метафора (His heart was spike-iron in his chest), которая в переводе оказалась не отражена. Членение текста отражено двумя почти идентичными по форме предложениями, выделенными в отдельные абзацы. Отличие второго предложения в оригинале ограничивается применением курсива в слове never, что в переводе отражено еще и с помощью изменения порядка слов.

По мере развития событий ситуация становится все более напряженной и тревожной, и повествование все чаще сбивается на несобственную прямую речь, в результате чего текст начинает перемежаться включениями, которые содержат в себе мысли главного героя и фрагменты его воспоминаний. Такие фрагменты буквально разделяют абзацы связного текста пополам, выделяются курсивом и заключаются в скобки. По мере возрастания числа таких включений наблюдается постепенный переход испытываемой героем тревоги в панику. Это явление может быть проиллюстрировано следующим отрывком:

(6) Oh God, what if she dies on me while Mom's up to the hospital?

She won't. She won't.

Yeah, but what if she does?

She won't, so stop being a pussy. (G: 627)

О Господи! А что, если она умрет, пока мама в больнице?..

Нет, не умрет. Она не умрет.

Но все-таки, если?..

Ни за что не умрет, и довольно этого слюнтяйства! (Б: 549)

Интенсивность тревожного эмоционального фона развивается; динамика усиливается благодаря подобным внутренним диалогам, как в данном примере. Текст выделен курсивом, что отражено и в переводе. «Диалог» строится на противопоставлении: тревогу отражают нечетные реплики; в ответных репликах герой пытается развеять тревогу, опровергая предположения вопросительных высказываний, однако такое противопоставление только усиливает общий эмоциональный фон. Стоит отметить, что в переводе добавлены многоточия в вопросительных репликах, а последняя реплика усилена восклицанием.

Примером нарратива с диегетическим повествователем служит рассказ The Man In The Black Suit, представляющий собой воспоминание пожилого челоаека о случае, приключившимся с ним в детстве. По форме рассказ напоминает отрывок из мемуаров. Главный герой, глубокий старик, рассказывает о том, как много лет назад встретил в лесу страшного человека в черном костюме, который, как он считает, был самим дьяволом. Рассказ открывается рассказом героя о том, что побудило его записать это историю, и заканчивается его размышлениями над описанным случаем и выражением нескрываемой тревоги.

В начале рассказа можно наблюдать смутную тревогу, охватывающую старика при воспоминании о человеке в черном костюме:

What I might have done yesterday, who I might have seen here in my room at the nursing home, what I might have said to them or they to me… those things are gone, but the face of the man in the black suit grows ever clearer, ever closer, and I remember every word he said. I don't want to think of him but I can't help it, and sometimes at night my old heart beats so hard and so fast I think it will tear itself right clear of my chest. So I uncap my fountain pen and force my trembling old hank to write this pointless anecdote (…) (TMBS: 33)

Все, что я мог сделать еще вчера, когда я мог видеть здесь, в этой комнатке дома дял престарелых все, что я говорил им или они мне… Все это исчезло, пропало, растаяло вдали. А вот лицо человека в черном костюме становится все четче, все ближе. И я до сих пор помню каждое его слово. Мне вовсе не хочется думать и вспоминать о нем, но я, против воли, думаю и вспоминаю все время. А иногда по ночам мое одряхлевшее сердце начинает стучать так быстро и сильно, что, кажется, во-вот вырвется из груди. И вот я беру авторучку, снимаю с нее колпачок и заставляю старую дрожащую руку выводить в дневнике эти строки, описывать этот бессмысленный и странный случай. (ЧЧК: 59-60)

Контраст между угасающими воспоминаниями и все более отчетливым образом человека в черном костюме подчеркивает начало развития эмоции тревоги. Динамику усиливает параллелизм (grows ever clearer, ever closer). Далее тревога переходит в физическую реакцию, выраженную с помощью соматизма и кинематического речения (my old heart beats so hard and so fast). Смутная тревога вынуждает рассказчика вспомнить эпизод, связанный с возникновением этого чувства, в деталях и описать его.

Композиционно рассказ оканчивается в доме престарелых, где главный герой подводит итог размышлениям об описанных им событиях и признается в тревоге:

The Devil came to me once, long ago; suppose he were to come again now? I am too old to run now; I can't even get to the bathroom and back without my walker. I have no fine large brook trout with which to propitiate him, either, even for a moment or two; I am old and my creel is empty. Suppose he were to come back and find me so?

And suppose he is still hungry? (TMBS: 62)

Дьявол приходил ко мне давно, очень давно но, что, если он придет снова? Ведь теперь я слишком стар, и мне от него не убежать; я даже до ванной едва доползаю и не могу ходить без палки. И у меня нет большой форели, которую можно было бы скормить ему, отвлечь хотя бы на секунду другую. Я стар и слаб, и моя корзинка пуста. Что, если он явится снова?

И что, если он будет голоден? (ЧЧК: 97)

Членение текста, которое здесь проявляется в выделении последнего предложения в отдельный абзац, применено для подчеркивания высокого эмоционального напряжения рассказчика. Также следует выделить лексический повтор союза suppose в вопросах, адресованных предполагаемому читателю. В переводе он передан через сочетание «что, если»; сохранена и вопросительная форма предложений, в которых оно используется. Последнее предложение выражает проспективную направленность тревоги и оставляет финал открытым.

Рассказ Everything's Eventual также представляет собой нарратив с диегетическим повествователем. В описываемой ниже сцене Динки, главный герой рассказа, описывает, как отправился на встречу с таинственным мистером Шарптоном, который по телефону предложил ему интересную работу, намекнув при этом, что хорошо осведомлен о биографии главного героя. Несмотря на поздний час, Динки согласился встретиться. При этом герой испытывает тревогу. В данном фрагменте Динки на своей машине подъезжает к автомобилю мистера Шарптона:

I drove toward it, my heart pumping slow but hard and a taste like pennies in my throat. I wanted to just mat the accelerator of my Ford (which in those days always smelled like a pepperoni pizza) and get the hell out of there, but I couldn't get rid of the idea that the guy knew about Skipper. (EE: 252)

Я подъехал, сердце билось редко, но сильно, ко рту стоял неприятный привкус. Более всего мне хотелось нажать на педаль газа «форда», в котором в эти дни стоял запах пиццы с перчиками, и уехать к чертовой матери, но я никак не мог избавиться от мысли, что этот парень знает про Шкипера. (ВП: 320)

В этом фрагменте сконцентрированы такие средства репрезентации, как соматизмы и кинематические речения, а также экспрессивная лексика. Рассказчик описывает свои мысли и желание уехать как реакция на тревогу. Упомянутая мысль о том, что незнакомцу что-то известно о биографии рассказчика, выступающая в роли каузатора (или одного из каузаторов) тревоги, отсылает читателя к контексту, где уже был упомянут случай, рассказывающий о причастности главного героя к гибели персонажа по имени Шкипер. В целом создается очень напряженная, но яркая картина сильной тревоги, испытываемой экспериенцером, в роли которого выступает рассказчик.

Выводы по главе 2

В исследовании рассмотрены собственно языковые и дискурсивные средства репрезентации эмоции тревоги Среди собственно языковых выделяются прямые средства, к которым мы отнесли прямую номинацию (44,74% от примеров собственно языковых средств) и косвенные (55,26%), в которые были включены косвенная номинация (38,16%), описание психофизического состояния экспериенцера (17,11%); к дискурсивным средствам относятся графические средства и членение дискурса. Отдельно были проанализированы случаи аккумуляции языковых средств.

Прямая номинация эмоции тревоги осуществляется с помощью имен существительных. Косвенная номинация осуществляется посредством прилагательных, глаголов и наречий; описание психофизического состояния экспериенцера производится с опорой на соматическую лексику и кинематические речения. Вспомогательными средствами для передачи тревоги и повышения эмотивности нарратива выступают дискурсивные средства: графические приемы для акцентирования внимания на отдельных элементах текста, а также приемы членения дискурса. Для рассмотренного материала характерно аккумулирование языковых средств репрезентации.

На лексическом уровне самыми продуктивными лексемами оказались существительные alarm, anxiety, disquiet, unease, worry, прилагательные alarmed, worried, uneasy, глаголы bother, disturb, worry. В переводе выявлено меньшее лексическое разнообразие; самыми продуктивными оказались существительные «тревога», «беспокойство», прилагательные «тревожный», глаголы «тревожить», «беспокоить». Для описания эмоциональных реакций экспериенцера применяются такие лексические средства, как соматическая лексика и кинематические речения; в переводе они передаются через аналогичные лексические средства переводящего языка.

На семантическом уровне передача тревоги осуществляется в роли агенса, пациенса, стимула, источника и результата, и концептуализируется посредством метафорических доменов присутствия, объекта, вещества и вместилища.

Наибольшим эмотивным потенциалом обладает прием аккумулирования различных языковых средств, в связи с чем активно применяется в художественном нарративе.

Комплексный анализ примеров показал, что англоязычный оригинальные текст более эмотивен, чем переводные; недочеты (опущения, немотивированные изменения интенсивности эмоционального фона) в переводе языковых средств репрезентации такой важной для жанра рассматриваемого материала эмоции, как тревога, говорят в пользу того, что индивидуальные переводческие решения имеют значительное влияние на качество перевода и должны быть приняты во внимание во избежание потери точности транслируемых смыслов при передаче эмотивных средств в художественной литературе.

Заключение

Настоящее исследование посвящено исследованию языковой репрезентации эмоции тревоги в английском языке и передаче этих средств при переводе. В ходе работы были рассмотрены теоретические положения эмоциологии и изучены различные взгляды на вопросы языковой репрезентации эмоций.

Для данной работы было разработано собственное определение тревоги, под которой мы понимаем негативная эмоцию, производную от эмоции страха, которая влечет за собой негативное эмоциональное переживание, испытываемое экспериенцером при осознании существования потенциальной угрозы разной степени определенности, сопровождаемое нервным возбуждением разной степени интенсивности и имеющее отнесенность к предполагаемым будущим событиям. Тревога имеет фоновый характер и способна развиваться во времени; семантически связана с такими эмоциями, как беспокойство и страх. В тексте обладает проспективной направленностью, длительностью и интенсивностью.

Художественный нарратив в высокой степени эмотивен, в связи с чем является продуктивным источником исследовательского материала для исследования репрезентации эмоций в тексте.

Тревога репрезентируется в языке на лексико-грамматическом, семантическом и дискурсивном уровнях через прямую и косвенную номинацию и описание психофизического состояния экспериенцера, а также дополняется параязыковыми средствами репрезентации.

Аккумуляция языковых средств репрезентации тревоги и их текстовая протяженность служат метафорой развертывания тревоги во времени. В художественном произведении жанра саспенс аккумуляция средств выражения тревоги ставится важным тексообразующим элементом, формируя эмотивный фон повествования в целом.

Воссоздание средств репрезентации эмоции тревоги в переводе характеризуется меньшим лексическим разнообразием и случаями немотивированного искажения эмоционального фона. В целом переводные тексты менее эмотивны, чем оригинал. Индивидуальные переводческие решения не всегда ведут к точной передаче средств репрезентации эмоции.

Данная работа представляется перспективной в свете развития эмоциологии и вносит вклад в теоретические исследования перевода эмотивных текстов, в частности, художественного нарратива.

Список использованной литературы

1. Агапова С. Г., Телюкина Е. К. К вопросу о способах репрезентации эмоций // Science Time. - 2015. - № 1. - С. 9-11.

2. Акимова Г.Н. Экспрессивные свойства синтаксических структур // Предложе-ние и текст: семантика, прагматика и синтаксис. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. - С. 15-20.

3. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М.: Языки русской культуры, 1995. - 767 с.

4. Арнольд И. В. Интерпретация художественного текста: типы выдвижения и проблемы экспрессивности / И. В. Арнольд // Экспрессивные средства английского языка: Сб. научных трудов ЛГПИ им. А. И. Герцена. - Л.: ЛГПИ, 1975. - С. 11-20.

5. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл (логико-семантические проблемы). М.: Наука, 1976. 383 с.

6. Багдасарова Н. А. Соотношение вербализованных эмоций в русском и английском языках: дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19 / Рос. акад. наук, инст. языкознания ? М., 2004. ? 208 л.

7. Балли Ш. Французская стилистика: Пер. с франц. М.: Изд-во иностр. Лит-ры, 1961. С. 221.

8. Бижева Л. Х. Категории «эмоциональность», «экспрессивность» как объекты лингвистических исследований // European journal of literature and linguistics. - 2015. - № 1. - С. 22-26.

9. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. - М.: Русские словари, 1996. - 416 с.

10. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. - М., 1985. - 225 с.

11. Галкина-Федорук Е. М. Об экспрессивности и эмоциональности в языке // Сб. статей по языкознанию. - М.: Изд-во МГУ, 1958. - С. 103-124.

12. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. - М.: КомКнига, 2007. - 144 с.

13. Гумбольдт В. Ф. О мышлении и речи - Избранные труды по языкознанию, М: 2000, С. 301-302.

14. Джемс У. Психология. -- М., 1991. -- Гл. XXIV.

15. Ежова Н.Ф. Способы языковой репрезентации эмоциональных концептов в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» // Вестник ВГУ. Гуманитарные Науки - Воронеж, 2003, № 2. - С. 10-21.

16. Заячковская О. О. Базовые концептуальные метафоры эмоций и их языковая репрезентация (на материале английского языка) // Вестник Московского государственного лингвистического университета. - 2008 - № 544. - С. 247-258.

17. Зимовец Н. В. Передача эмоционально-экспрессивной информации в переводном тексте: на материале текстов художественной литературы дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19 / Белгородский гос. университет - Белгород, 2008. - 264 с.

18. Зотова А. Б. К вопросу о соотношении категорий «эмоциональность», «эмотивность», «экспрессивность» // Известия Волгоградского государственного пед. унив-та. - 2010. - № 6 / том 50. - С. 14-17.

19. Изард К.Э. Психология эмоций / Перев. с англ. - СПб: Издательство «Питер», 1999 - 464 с.

20. Ильин Е. П. Эмоции и чувства. -- СПб: Питер, 2001. -- 752 с.

21. Леонтьев А. Н. Потребности, мотивы и эмоции: Конспект лекций. -- М., 1971.

22. Литвина А. С. Изучение эмоций человека в различных областях науки // Мир науки, культуры, образования. - 2010. - № 3 (22) - С. 21-23.

23. Мягкова Е. Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического иссле-дования. - Воронеж: Изд-во Воронежского унив-та, 1990. - 106 с.

24. Мэй Р. Смысл тревоги / Перев. с англ. М.И. Завалова и А.И. Сибуриной. М.: Независимая фирма “Класс”, 2001. -- 384 с.

25. Нашхоева 2011

26. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. - СПб: Научный центр проблем диалога, 1996. - 760 с.

27. Осипов Ю.М. К вопросу об уточнении понятия эмоциональность как лингвистического термина // Учен. зап. МГПИ им. В.И. Ленина. - 1970. - № 422. - С. 119-137.

28. Падучева Е. В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива. Языки славянской культуры, 2010. -- 480 с.

29. Писарев Д. С. Функционирование восклицательных предложений в современном французском языке и их прагматический аспект // Прагматические аспекты функционирования языка. - Барнаул: Изд-во АГУ, 1983. - С. 114-125.

30. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова [и др.]; под ред. Б. А. Серебренникова. - М.: Наука, 1988. - 216 с.

31. Романов Д. А. Состав и особенности репрезентации модификаций эмоциональных модальностей // Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2012. - № 3 (23). Т. 2.

32. Самосюк Н. Л. Принцип саспенса и литературная фактура настроения (На примере романа Майкла Крайтона «Парк Юрского периода») // Austrian Journal of Humanities and Social Sciences. - 2014. - № 5-6. - С. 204-209.

33. Седых А. П. Природа эмоций и их классификация в гуманитарных науках и языкознании // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. - 2010. - № 6 (125). - Т. 13. - С. 108-115.

34. Сребрянская Н. А. Эмотивная лингвистика - перспективное направление лингвистических исследований (В. И. Шаховский «Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка», изд. 2, испр. и доп. - Москва, URSS, 2008. - 208 С.) // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 208. - № 2. - С. 282-284.

35. Талашова Н. Г. Прямое описание женских отрицательных эмоциональных состояний в англоязычном художественном тексте // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 12 (30): в 2-х ч. Ч. I. C. 195-197.

36. Талашова Н. Г. Гендерная реализация описания негативных эмоциональных состояний в англоязычном художественном тексте: дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / С.-Петербург. гос. ун-т. ? СПб., 2016. ? 174 л.

37. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. - М.: Наука, 1986. - 142 с.

38. Филимонова О. Е. Эмоциология текста. Анализ репрезентации эмоций в английском тексте: Учебное пособие. - СПб.: ООО «Книжный Дом», 2007. - 448 с.

39. Фортунатов Г. А. Чувства // Общая психология. Учебное пособие. -- М., 1970.

40. Хомякова Е. Г. Некоторые вопросы взаимодействия частей речи в когнитивном аспекте // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. - 2004. - № 3-4. - С. 86-91.

41. Чахоян Л.П. Общая теория высказывания // Спорные вопросы английской грамматики. - Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. - С. 122-140.

42. Шадрин Н.Л. Перевод фразеологических единиц и сопоставительная стилистика. - Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1991. - 218 с.

43. Шалимова И. В., Годунова К. Е. Концепты «Imprisonment» (заключение) и «Madness» (безумие) в творчестве Стивена Кинга // Вестник Кемеровского государственного университета. - 2013. - № 4 (56). - Т. 2. - С. 153-157.

44. Шафигуллина И. И. Репрезентация концепта страх в современной лингвокультуре // Вестник Казанского технологического университета. - 2012. - № 5. - Т. 15. - С. 227-229.

45. Шаховский В. И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка / В.И. Шаховский. - Воронеж, 1987.

46. Шаховский В.И., Сорокин Ю.А., Томашева И.В. Текст и его когнитивно-эмотивные метаморфозы / В.И. Шаховский, Ю.А. Сорокин, И.В. Томашева. - Волгоград: «Перемена», 1998.

47. Шаховский 2008а - Шаховский В. И. Лингвистическая теория эмоций: Монография. - М.: Гнозис, 2008. - 416 с.

48. Шаховский 2008б - Шаховский В. И. Что такое лингвистика эмоций // Мир лингвистики и коммуникации. - 2008. - № 3 (12).

49. Шаховский, В.И., Сорокин, Ю.А., Томашева, И.В. Текст и его когнитивно-эмотивные метаморфозы (межкультурное понимание и лингвоэкология) / В.И. Шаховский, Ю.А. Сорокин, И.В. Томашева. - Волгоград: «Перемена», 1998. - 148 с.

50. Arnold 1960a - Arnold, M. B. Emotion and personality. Volume I: Psychological aspects. New York: Columbia University Press.

51. Arnold 1960b - Arnold, M. B. Emotion and personality. Volume II: Neurological and physiological aspects. New York: Columbia University Press.

52. Benson 1967 - Benson 1967 - Benson John. Emotion and Expression // The Philosophical Review, 1967. Vol. LXXVI. No. 3

53. Fillmore, C. J. Verbs of Judging: An Exercise in Semantic.

54. Description // Studies in Linguistic Semantics. N.Y. etc., 1971

55. Izard C. E. Organizational and Motivational Functions of Discrete Emotions // Handbook of Emotions / Edited by M. Lewis and J. M. Haviland. New York; London: The Guilford Press, 1993. P. 631-642.

56. Lakoff G. Women, Fire, and Dangerous Things. What Categories Reveal about the Mind. - The University of Chicago Press, 1990. - 614 p.

57. Taylor L. R. Linguistic categorization: Prototypes in Linguistic Theory. Oxford, 1989.

Список источников примеров

1. Кинг С. Бабуля, пер. Рейн Н. В. Команда скелетов. - АСТ, 2008. - С. 542-581. (Б).

2. Кинг С. Все предельно, пер. Вебера В. Все предельно. - АСТ, 2007. С. 299-375. (ВП).

3. Кинг С. Корпорация «Бросайте курить», пер. Володарского Л. Корпорация «Бросайте курить». - АСТ, 2009. - С. 258-297. (КБК).

4. Кинг С. Мертвая зона, пер. Антонова В. Ї АСТ, 2014. - 544 с. (МЗ).

5. Кинг С. На выгодных условиях, пер. Жученкова М. В. Тьма, и больше ничего. - АСТ, 2015. - С. 311-352. (НВС),

6. Кинг С. Оно, пер. Вебера В. А. - АСТ, 2011. - 1248 с. (ОНО).

7. Кинг С. Стоянка, пер. Клеветенко М. После заката. - АСТ, 2014. - С 116-133. (СТ).

8. Кинг С. Уилла, пер. Женевского В. После заката - АСТ, 2014. - С. 12-38. (У).

9. Кинг С. Человек в черном костюме, пер. Рейн Н. Все предельно. - АСТ, 2007. - С. 28-98. (ЧЧК).

10. King S. Everything's Eventual. Everything's Eventual. 14 Dark Tales - Hodder, 2007, pp. 235-299. (EE).

11. King S. Fair Extension. Full Dark, No Stars - Hodder, 2011, pp. 289-327. (FE).

12. King S. Gramma. Skeleton Crew - Hodder, 2012, pp. 619-662. (G).

13. King. S. IT. - Hodder, 2011. 1378 p. (IT).

14. King S. Quitters, Inc. Night Shift - Hodder, 2012, pp. 320-347. (Q).

15. King S. Rest Stop. Just After Sunset - Hodder, 2012, pp. 135-160 (RS).

16. King S. The Dead Zone. - Hodder, 2011. 596 p. (DZ).

17. King S. The Man in the Black Suit. Everything's Eventual. 14 Dark Tales - Hodder, 2007, pp. 32-63. (TMBS).

18. King S. Willa. Just After Sunset - Hodder, 2012, pp. 7-40. (W).

Размещено на Allbest.ru