Репрезентация масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII - начала XXI веков

Характеристики бытования слова в среде масонов в своей совокупности конструировали такое особое культурное и языковое пространство, в рамках которого любой конкретный индивидуум не мог ощущать себя его полноценно ассоциированным элементом или сочленом в том случае, если не обращался в своей так или иначе реализованной творческой практике к слову. Само обращение проявляло факт принадлежности к этому пространству, являлось необходимым, но недостаточным условием включенности в эту среду. Слово в восприятии масонов становилось идеалом, объектом и инструментом. При этом реализация инструментальной функции, то есть собственная практика в рамках реального мира, предполагала мистическое стремление к идеалу, то есть божественному слову, и рациональное и мистическое одновременно познание объекта, то есть потерянного слова.

Слово в восприятии масонов - это `реальный (познанный или нет) объект, по своей внешней форме аналогичный традиционно понимаемому вербализованному тексту, включенному в конкретную коммуникативную ситуацию, всегда обладающий реализованной или потенциальной преобразовательной силой, распространяющейся на высший и зримый миры, творческой энергией, эстетической значимостью и мистической компонентой'. В этом восприятии представляются существенными, важными и показательными для характеристики лингвистических воззрений или демонстрации языковых приоритетов, на которых строится восприятие языковых единиц, три идентифицирующих параметра. 1. Под словом всегда понимается коммуникативная единица: текст, ритуальная формула или слово в функции текста (например, в приказе); в формуле единым словом единым значит `только, исключительно, лишь, без помощи чего-либо иного'. 2. Из трех основных функций языковой единицы у нее актуализируется не номинативная и оценочная, а именно предикативная. Она воспринимается, в первую очередь, как организующее начало и оценивается с точки зрения того, как, с каким качеством и результатом эту консолидирующую по отношению к миру и человеку деятельность производит. 3. Из трех аспектов восприятия слова преимущественное внимание уделяется не семантике и синтактике, а именно прагматике - координации между коммуникативной единицей и ее пользователем в различных проявлениях. Восприятие слова в коммуникативной практике проецируется на восприятие символа.

В пятом параграфе «Определение и функции масонского символа» дан обзор представлений о символе в гуманитарной традиции, сформулировано определение символа, констатирована принадлежность масонского взгляда на объект к определенной научной парадигме и выявлены основные функции МС. Предельно высокая функциональная значимость категории символ в картине мира, идеологии, обрядности масонов, в общей и индивидуальной практике их внешних и внутренних работ определяется двумя факторами: 1. Запретом на прямую трансляцию информации, скрытым характером масонских знаний, особенностями содержащей их информации и спецификой масонской деятельности. 2. Коммуникативными задачами, стоящими перед распространителями масонских идей.

Представление о символе выступает в качестве своего рода квинтэссенции, которая в концентрированном виде суммирует характер или особенности масонского знания, фиксирует специфику духовной работы и раскрывает горизонты познания. Одновременно это инструмент или орудие работ. В несколько схематизированном виде картина работ масона состоит в том, что он занимается познанием символов, постижением их семантики и использует полученные знания в оперативной деятельности. При этом сама деятельность может быть направлена на извлечение новых знаний из тех же или иных символов. Совокупность символов была единым расширяющимся каналом трансляции знаний, в котором конкретный символ выполнял специфическую оперативную роль: становился константой или формальным стержнем, который обеспечивал преемственность и группировку для получаемых новых знаний. Именно благодаря символам орденская наука приобретала единую структурированную форму. В общей системе трансляции знаний масонов символы в своей совокупности являлись гипертекстом, который обеспечивал целостность этих знаний, ранжировал их по степени важности и актуальности, обозначал аспекты приобщения к этим знаниям и давал направление для их использования.

Лексическая единица символ, с точки зрения характера своей включенности в пространство естественных и искусственных языков, представляет собой довольно сложное образование: она является одновременно общеупотребительным словом, термином, который активно используется в рамках искусствоведения, культурологии, лингвистики, литературоведения, логики, семиотики, философии и других наук, квазитермином, который постоянно используется эстетической критикой, и квазитермином, к которому устойчиво обращается эзотерическая сфера. Очевидно, что при таком многообразии употреблений говорить об инвариантном значении проблематично. В современной науке термин используется для номинации трех различных единиц и соответственно в трех основных значениях: 1) `единица языка математики, цифра или знак математических преобразований' - математический символ; 2) `единица естественного языка, слово' - языковой символ; 3) `тип знака в рамках общей классификации знаков безотносительно к тому, в какой семиотической системе он функционирует' - семиотический символ.

В настоящей работе символ воспринимается в качестве языковой единицы, которая характеризуется тремя основными и обязательными чертами: 1) конвенциональным типом связи между означающим и означаемым; 2) тем, что для его адекватной интерпретации приёмнику необходим более чем один код; 3) предельной семантикой, то есть тем, что семантика конкретного символа не может быть сведена к семантике какого-либо знака иного типа, в то время как совокупности семантик знаков иных типов при определенных условиях могут быть сведены к символу. Масонское представление о символе однозначно коррелирует с таким подходом, не формализуя его, что видно из анализа широкой практики словоупотреблений термина в различных текстах. Например: Легчайшее движение воздуха шевелит вырезной лист акации, посаженной и выращенной вольным каменщиком. В наступившем молчании Егор Егорович откатывается мыслями в недавнее, когда другой человек, тоже старик, но по-иному ученый, толковал ему тайный смысл зеленеющей ветки на могиле мастера Хирама: // - Эта ветка, дорогой брат, есть символ преемственности жизненной энергии, которую и сама смерть уничтожить не может (М. А. Осоргин «Вольный каменщик»).

Говоря о функциональности МС, необходимо строго различать и последовательно разграничивать три взаимосвязанные и частично пересекающиеся группы функций. 1. Функции, приписываемые масонами символам внутри братства и знаменующие собой то, каким образом масоны воспринимают символ в практике своих работ. 2. Функции, возникающие у символов как значимых компонентов эстетического целого в различных художественных текстах, или эстетические внутритекстовые функции. 3. Функции, которые принимают на себя символы в познавательной и просветительской деятельности масонов, или когнитивные и пропагандистские функции. К числу функций, входящих в первую группу, относятся: функция фиксации, хранения и передачи некоторого тайного знания, функция фиксации этапа посвящения, орудийная функция, объединяющая функция, идентифицирующая или характеризующая функция, конспирологическая функция, охранительная или оберегающая функция.

МС характеризует в той или иной мере свойственную компонентам различных символических систем семантическую неопределенность, то есть отсутствие исчерпывающих, четких и ограниченных в своем наборе характеристик сигнификата у единицы. Высокая степень функциональной значимости и семантической неопределенности оказываются взаимосвязанными. Символ используется там, где слово в традиционном понимании бессильно или неэффективно для передачи сложного по своей структуре и насыщенности объема информации. В общем плане при восприятии символа превалирует прагматический аспект.

В шестом параграфе «Проблема идентификации символа» содержится обоснование и формулировка механизма идентификации символов, который является обязательным первоначальным этапом анализа любого символа в составе текста. Необходимость формализации и использования такого механизма определяется рядом особенностей функционирования языковых единиц, среди которых: многозначность, исчислимость сюжетов (и шире - содержательно-композиционных элементов текстов), вероятность случайных соответствий, широкая омонимия и тавтологичность языковых форм, зависимость от ситуации употребления, особенности художественного текста (малая мера избыточности информации). Все эти факторы в силу своего постоянного присутствия в естественных языках существенно повышают возможность неадекватных прочтений и интерпретаций текстов и выводят на первый план задачу последовательной дешифровки, обостряющуюся в тех случаях, когда приёмник информации сталкивается с единицами, семантика которых находится вне его активного тезауруса, а внешняя форма включена в него.

Если применительно к общеупотребительным единицам проблема верного восприятия частично снимается в силу существования основных значений, идентифицирующих контекстов и автоматизма восприятия речи, то применительно к символам она, наоборот, обостряется, так как 1) в рамках развитых национальных языков одновременно функционирует несколько символических систем, различающихся между собой; 2) семантика символов в большинстве своем представляет собой результат исторического развития, в процессе которого различные символические системы между собой взаимодействуют.

Весь этот круг проблем заставляет говорить о том, что наличие масонской (равно как и иной) символики или ориентация текста на масонскую традицию всегда нуждаются в специальном доказательстве, требуют контекстного подтверждения, включающего учет экстралингвистических и собственно лингвистических сигналов, призванного преодолеть информационные помехи, создаваемые перечисленными причинами, и тем самым избежать произвольных, то есть не соответствующих действительному содержанию текста, комментариев.

Механизм идентификации символов включает в себя ряд взаимосвязанных процедур, позволяющих идентифицировать символ в качестве принадлежащего к символической системе масонов: 1. Выявление экстралингвистической информации об авторе текста, характеризующей его языковые знания, в частности, знакомство с данной системой. 2. Установление формального соответствия анализируемой единицы с МС. 3. Обнаружение в тексте фактов, которые могут быть восприняты аналогичным образом. 4. Выявление системного взаимодействия между этими фактами. В частности, последовательный перебор логически и содержательно допустимых или недопустимых контекстных (синтагматических) связей и продуцируемых ими значений представляет собой исчисление возможных взаимодействий между смыслами и вычленение из их числа тех, которые абсурдны, допустимы и истинны. 5. Семантическая и функциональная интерпретация этих фактов. В своей целостности эта совокупность процедур позволяет констатировать отнесенность анализируемой единицы к данной символической системе. Работа механизма показана на примере анализа МС в стихотворении А. С. Пушкина «Генералу Пущину» («В дыму, в крови, сквозь тучи стрел...»).

Механизм контекстного подтверждения представляет собой процедуру перевода единиц из слабой семантической позиции в сильную. Благодаря ему возможная совокупность прочтений текста сужается до его адекватного восприятия. Он оказывается структурированным, целенаправленным движением от аморфного, неопределенного восприятия текста к конкретному. При этом следует подчеркнуть, что поиск и обнаружение конкретного восприятия вовсе не обозначает констатацию однозначного восприятия, так как и при конкретном восприятии текст может быть неоднозначным, иметь несколько планов и обладать семантикой, одновременно соотносимой с масонством и выходящей за его рамки.

Произведенный в I главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. Система МС - сложно организованное пространство языковых единиц, которые по отдельности и в своем структурном взаимодействии выполняют различные функции внутри текстов и на уровне интертекстуальных связей. Сама система существует в языковом сознании ее носителей, а конкретные единицы репрезентируются в текстах. Специфика функций системы МС продуцируется особенностями самих единиц и типом их бытования в языке.

МС характеризуются полифункциональной направленностью, которая проявляется в симультанной реализации у конкретной единицы нескольких функций. С одной стороны, эти функции стратифицированы по различным языковым и коммуникативным подсистемам. С другой стороны, эти функции и в рамках одной подсистемы способны суммироваться во взаимосвязанный набор особых, специализированных ролей. Одновременная реализация нескольких функций может восприниматься и как результат анализа, и как имманентное свойство единицы. Важно при этом, что метаязыковое осмысление МС входит в постоянный арсенал речевой рефлексии их пользователей, а последняя раскрывает внутреннюю природу символов и эксплицирует особенности взаимодействия между носителем языка и языковой формой.

Метаязыковые проявления устойчиво сопровождают масонскую деятельность, изначально ориентированную на работу именно с языковыми единицами, и получают различные воплощения, совокупность которых может быть интерпретирована как неформализованная лингвистическая концепция. В рамках этой концепции основное внимание уделяется прагматике бытования языковых форм, в качестве основной единицы воспринимается разными способами воплощенный текст, а в качестве главной характеристики этой единицы называется ее творческая, преобразующая сила, то есть способность оказывать различные воздействия на окружающий мир. Условно эту совокупность воззрений, имеющую самые различные воплощения, можно назвать прагматической коммуникативной семантикой. Одним из верифицируемых результатов прагматической коммуникативной семантики можно считать положение о том, что текст способен оказывать существенное воздействие на приёмника информации, а коммуникативная среда формирует включенное в нее лицо.

МС состоят из совокупности разнообразных номинаций актуальных понятий, которые в аксеологическом плане неоднородны и подразделяются на две группы: группу оценочных МС - единиц, употребление которых строго совмещено с определенной положительной и отрицательной оценкой, и группу внеоценочных МС - единиц, которые в речевом употреблении получают диаметрально противоположные оценки. Вторая группа наиболее интересна в языковом плане, так как, во-первых, демонстрирует сложную природу оценочного значения, в частности, взаимодействие инвариантных языковых форм с конкретными словоупотреблениями, а во-вторых, - показывает основания и реальные воплощения сложных сфер взаимодействия между носителем языка, языком и идеологией.

МС изначально находятся в особом типе текстов - неэгоцентрических, которые характеризуются тем, что в них снята координация с реальным планом или контекстом земной жизни: язык этих текстов организован так, что в нем практически отсутствуют или нивелируются указания на эгоцентрические категории. В силу этого сам текст репрезентируется как совокупность речевой информации, приложимой к максимально широким кругам лиц, времен и пространств. При взаимодействии с таким текстом у приёмника информации создается впечатление, что он контактирует с воплощенной истиной. Поскольку трансляция масонских знаний осуществлялась через такой тип текстов, они оказывали существенное влияние на масонов.

Впоследствии это влияние поддерживалось особыми коммуникативными механизмами, используемыми в масонской практике, которые следует воспринимать как апробированную систему коммуникативных действий, позволяющую осуществить эффективное влияние на носителя языка в идеологическом, мировоззренческом, ценностном планах.

МС в своей совокупности задают и формируют языковую картину мира масонов, которая оказывает определяющее влияние на характер их языкового поведения, направляет их формы деятельности и продуцирует вторичные тексты. Последние могут восприниматься как продукт творческой деятельности, локализованной на идеологических догматах, и тем самым выступают в качестве новых компонентов единого коммуникативного пространства, поддерживающего изначальную языковую картину мира.

При анализе текстовых воплощений МС необходимо использовать и учитывать механизм контекстного подтверждения. В противном случае есть опасность смешивания омонимичных форм.

Вторая глава «Вербальное усвоение масонской символики в языке русской художественной литературы XVIII - начала XIX веков» включает в себя два параграфа: «Репрезентации масонских символов в стихотворных текстах» и «Репрезентации масонских символов в прозаических текстах».

В первом параграфе «Репрезентации масонских символов в стихотворных текстах» произведен лингвистический анализ стихотворных произведений различных жанров (гимнов, од, повести в стихах, стихотворений, трагедии, эпической поэмы) И. Ф. Богдановича, П. И. Голенищева-Кутузова, И. И. Дмитриева, Н. М. Карамзина, Ф. П. Ключарева, Я. Б. Княжнина, В. И. Майкова, Н. Ф. Остолопова, В. Л. Пушкина, А. Н. Радищева, А. А. Ржевского, А. П. Сумарокова, М. М. Хераскова. Рассмотрение осуществлено посредством инструментария семантического анализа, который предполагает: 1. Выявление количества, границ и содержания семантических комплексов (то есть относительно самостоятельных повествовательных частей, содержание которых отличается от содержания иных частей в этом же произведении), из которых состоит текст. 2. Выявление используемых в тексте символов и их семантики, которая фиксируется в форме, близкой к традиционным словарным толкованиям. 3. Выявление характера координации между символами (то есть дистрибутивных и оппозитивных отношений, в которых они находятся) и их функций в тексте. 4. Указание на значимые интертекстуальные связи, проявляющиеся на уровне символов в рамках художественных текстов, в первую очередь, в синхронном аспекте. 5. Выявление доминантной семантики текста (или ответ на вопрос: что является основным объектом повествования). 6. Экспликацию различных выводов, которые могут быть сделаны на основании перечисленных выше процедур. Подробно механизм и характер анализа показаны на примере «Оды» Ф. П. Ключарева.

В результате этого анализа сформулированы различные языковые особенности стихотворных текстов масонов, в частности, выявлен набор наиболее употребительных МС - Бог, дружба, любовь, свет, храм, которые реализуются посредством лексических номинаций (прямых или через синонимическую замену), перифрастических номинаций и описательных толкований и совместно с другими МС организуют гипертекст. Охарактеризовано единое ассоциативно-оценочное пространство этих текстов, проявляющееся через различные языковые показатели, единство атрибутивных и предикативных связей, которые выражаются в сходных и частично дублирующихся типах сочетаемости единиц локализованных тематических полей. Отмечены особенности реализуемых в текстах коммуникативных установок, фиксируемые, в частности, в специфическом вовлечении приёмника информации в содержательную проблематику текста и создании у него впечатления, что он включен в круг людей, которым этот текст непосредственно адресован.

В масонских стихотворных текстах контактные (межсловные) семантические связи наличествуют только между единицами, которые обнаруживают в данных контекстах и в оценочном плане существенную семантическую общность (тексты чужды нетривиальной, смелой метафорики и оксюморонных образований). Единицы же, отчетливо противопоставленные друг другу, располагаются дистантно. Это приводит, с одной стороны, к эстетически оправданному дублированию актуальной семантики, а с другой - к четкости выявления и экспликации оппозитивных связей. Использование изобразительных средств соответствует задаваемым этим связям отношениям и строится в ключе традиционного арсенала приемов высокой поэзии.

Масонские стихотворные тексты не следует относить к числу зашифрованных произведений словесного творчества. Поскольку символика использовалась в них в прямом значении, авторы не прибегали к сложным метафорическим заменам, применяли общекультурные образы и подчас помещали прямые толкования того или иного понятия в тексте, можно говорить о том, что они стремились не к зашифрованности, а к семантической прозрачности и буквальной точности текстов. Свидетельством реализации этого стремления являются многочисленные оценки речи, а иллюзию зашифрованности создают различные уровни языковой компетентности, характеризующие современного читателя и просвещенного читателя XVIII века.

Во втором параграфе «Репрезентации масонских символов в прозаических текстах» подвергнуты детальному рассмотрению следующие типы текстов: 1. Акты или уставы. 2. Речи масонов. 3. Духовные сочинения. 4. Автобиографические записки масонов и/или их дневники. 5. Эпистолярное наследие. 6. Собственно художественные тексты. Различная жанровая природа этих текстов, продуцирующая вариативность использования МС, не отменяет того, что во всех реализуется единый набор способов формальной экспликации МС: ретроспективные комментарии, фиксация иерархического статуса символа, указание на объект денотации, экспликация причины наличия определенной характеристики, указание на роль и предназначение символа, описательные воспроизведения семантики и сопутствующие комментарии.

В своих текстовых реализациях эти способы получают сходные воплощения, подчиненные единым принципам речевого оформления похожих между собой семантических комплексов, вербализуемых в клишированных формах, восходящих к нормативным документам масонов. Например, ретроспективные комментарии реализуются посредством указаний на происхождение символа в диахронии, которые осуществляются через отсылку к его реальному или реконструируемому в рамках определенной системы воззрений источнику, аналогу, образцу или объекту уподобления. Эти указания двух типов - через отсылку к мифологической традиции, через отсылку к общим представлениям о характере мироустройства в его глобальных или локальных проявлениях. Формулируются они, главным образом, посредством сложных предложений с семантикой уподобления, отождествления и причинно-следственных отношений (см. соответствующие служебные средства: как - так, тако, поелику), которые должны подчеркнуть неслучайность символа, его глубокую историческую укорененность, преемственность, контекст восприятия и значительность. Сам факт наличия сходнооформленных способов демонстрирует присутствие единой концепции оценки и единой модели восприятия и подхода к описанию символов. Комплексное использование способов позволяет дать многоаспектное толкование МС, которое, вне зависимости от его широты, никогда не является исчерпывающим.

Набор языковых средств в текстах и преимущественные способы толкования символов отчетливо говорят о том, что авторы стремятся не просто к номинациям и семантизациям символов, а именно к мотивированным номинациям и семантизациям. Они не ограничиваются указаниями «X есть Y», а устойчиво используют указания «X есть Y, потому что (ибо)…», заполняя позицию мотивировки различной актуальной (в первую очередь, исторической или квазиисторической) информацией. Такие мотивированные номинации повышают доказательность текста за счет введения его в рамки строгой логической структуры и свидетельствуют о том, что в символах, как основных объектах описания, реализуются воспитательные и познавательные (когнитивные) функции. Очень показательными в этом отношении являются лекции И. Г. Шварца, на примере которых показано использование МС в функции когнитивной модели, то есть применение в качестве предпочтительного инструментария познания и осмысления мира. Это находит формальное выражение в преимущественно представленных в текстах функционально терминологических и квазитерминологических номинациях.

Коммуникативные различия между типами текстов определяются спецификой реализуемых при их создании коммуникативных установок, которые находят воплощение в преимущественном использовании того или иного типа экспликации МС. Очень показательно в этом отношении «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, где специфика взаимодействия МС с контекстом произведения представляет собой основу будущего расширения сферы функционирования МС.

Произведенный во II главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. В рамках рассматриваемой проблемы масонские прозаические и стихотворные тексты не обнаруживают существенных различий. Проза и поэзия выступают как единый корпус, дифференциация компонентов которого связана с общеязыковыми характеристиками форм воплощения сходных сегментов информации. Единство определяется последовательной реализацией частей языковой картины мира и практически тождественным набором семантических комплексов.

Последовательное воплощение сегментов языковой картины мира проявляется в устойчивом использовании связанных с ней номинаций и предикатов в их исходных инвариантных значениях. Оно отражает наличие слабо индивидуализированных повествователей и то, что авторы выступают в качестве буквальных трансляторов идеологически и эстетически ориентированных языковых форм, набор и характер которых определен картиной мира. Авторы часто выполняют функции популяризаторов, проводников или пропагандистов актуального для них набора языковых единиц. Отсюда доминирующее в повествовательной установке стремление распространить их средствами художественного слова или актуализировать их для возможно большего круга людей. Последнее осуществляется за счет использования коммуникативных приемов вовлечения адресата и привлечения его к актуальной семантике текста. Выработка этих приемов неразрывно связана с МС и прямо проецируется на характере их использования.

Комплексный характер воздействия картины мира на языковое сознание пишущего проявляется в том, что употребления МС в текстах устойчиво оказываются неединичными, то есть они представлены целыми взаимосвязанными группами, с помощью которых авторами решаются коммуникативные и эстетические задачи. Такая особенность употребления демонстрирует, по крайней мере, три специфические черты семантической природы символов. 1. Смыслы, фиксируемые конкретными МС, в своих непосредственных семантических составляющих оказываются в отношениях постоянного совмещения, пересечения и наложения с иными МС. 2. Система МС в языковом сознании является структурно организованной совокупностью. 3. Каждый отдельно взятый МС предстает в качестве единицы, не обладающей для приёмника информации достаточной семантической полнотой. Важно, что интерпретации этих характеристик способны объяснить языковую природу символа, системы и особенности восприятия. Все МС реализуются в составе локальных семантических комплексов. Доминирующим способом реализации являются прямые компактные или развернутые номинации, характер которых определяется коммуникативным предназначением текста, то есть решаемыми им задачами.

Семантические комплексы воплощают единый набор МС, репрезентируя их в качестве единиц, способных совмещаться практически с любыми контекстами употребления в рамках ЯРХЛ. Такая контекстная широта употреблений служит базой для последующей трансляции МС в специализированные языковые сферы и для их дальнейшей трансформации. Она же может восприниматься в качестве показателя того, что МС органически входят в ЯРХЛ, исходно не являются чуждыми для него или отторгаемыми единицами. Это позволяет говорить об универсальной природе МС, в равной мере ориентированных на решение идеологических, коммуникативных, эстетических и когнитивных задач. Для текстов анализируемого периода коммуникативные и когнитивные задачи оказываются главенствующими. Наиболее употребительные МС демонстрируют самые актуальные для масонов понятия.

В коммуникативном плане тексты, реализующие МС, часто являются коммуникативными ловушками: языковой материал в их составе организуется так, что характер сообщенной информации побуждает приёмника к поискам новой информации по затронутым вопросам в рамках иных или того же самого текста. Вовлеченный в семантическую проблематику текста приёмник информации оказывается внутренне побуждаемым продолжать свои языковые поиски вглубь или вширь, он стимулируется к работе с языковыми формами за счет того, что устойчиво сталкивается с совокупностью не до конца проявленных смыслов и чередой неполных определений. Такое последовательное программирование языкового поведения адресата представляется чрезвычайно интересным в прагматическом аспекте и, учитывая историю масонства, демонстрирует наглядный пример эффективного сценария языкового воздействия на личность и коллектив.

Одним из проявлений силы этого воздействия становится то, что система МС является для языкового сознания ее носителей когнитивной моделью, то есть определяет и структурирует направление и характер их коллективной и индивидуальной познавательной деятельности. Последняя осуществляется и воплощается в рамках инструментария МС, подчинена системе МС и в своей результирующей компоненте направлена на МС. Исследовательские познавательные интенции масонов проявляются через апробации и проверки объяснительной силы МС, прилагаемых к различным сегментам мира, который, в свою очередь, предстает перед ними в качестве организованной посредством МС совокупности единиц, имеющих то или иное воплощение. Существенно, что подобный взгляд, устойчиво проявляющийся через масонские тексты, может восприниматься и как замкнутый когнитивный круг, и как открытое стремление вглубь смыслов.

Не совсем корректной представляется аттестация масонских текстов в качестве зашифрованных: мера их доступности и понятности связана не со специальным использованием кодировок, а с уровнем метаинформации приёмника, потенциальное пополнение которой на практике не ограничено никакими стереотипными представлениями о тайных знаниях.

При существенной роли коммуникативной и когнитивной сферы, посредством МС решаются и эстетические задачи, в первую очередь, связанные с формированием в ЯРХЛ новых способов непрямой фиксации абстрактных понятий, выработкой различных приемов синонимических замен и преодолением внутритекстовых контактных повторов. Показательно в этом отношении то, что МС выступают не только в качестве нового испытательного материала (испытательной площадки для писателей), но и дают им новые языковые ориентиры, указывают на новые семантические сферы, расширяя тем самым содержательный арсенал ЯРХЛ.

Многие авторы, обращавшиеся к МС, своими идиостилями оказали значительное влияние на последующее развитие ЯРХЛ.

Третья глава «Вербальное осмысление масонской символики в языке русской художественной литературы XIX века» включает в себя пять параграфов: «Изменение типов репрезентации и полисемии масонских символов», «Расширение спектра коннотативных значений масонских символов в языке В.Ф. Одоевского», «Масонская символика как инструмент создания многозначности текстов в языке А.С. Пушкина», «Функции масонских символов в языке А.Ф. Писемского», «Репликации масонских символов в языке Л.Н. Толстого».

В первом параграфе «Изменение типов репрезентации и полисемии масонских символов» показано, что в использовании МС наблюдается строгая преемственность, определенная единством языковой традиции и речевой среды. Анализ неединичности употреблений МС (случаи, когда появление в тексте одного МС обязательно предопределяет использование другого или еще нескольких) в рамках конкретного текста, замены прямых номинаций описательными и повышение интерпретативной свободы в использовании МС в языке Ап. А. Григорьева производится в сопоставлении с текстами предшествующей традиции и с поэмой Ф. Н. Глинки «Таинственная капля».

При относительном многообразии номинаций (представленном и в поэзии XVIII века) наличествует одна принципиальная особенность: если ранее не встречались такие перифрастические номинации символов, которые не были бы обязательно продублированы прямыми номинациями, то в текстах Ап. А. Григорьева такие описательные номинации, не дублируемые прямыми, представлены. Они присутствуют в каждом из проанализированных текстов. В этом проявляется одна из общих тенденций трансформации способов репрезентации МС в художественном тексте. Экспликация означающего символа уступает место описательной конструкции, на смену прямой номинации приходит подразумевание, символ перемещается в подтекст, его означающее и семантика рассредоточиваются, становятся присутствующими неявно. Существенная роль при их экспликации принадлежит насыщенному МС контексту.

Экспликация семантики не названных прямо символов осуществляется за счет двух факторов. 1. Используемые для их именования замены обнаруживают существенную семантическую близость с исходными или основными способами их номинации, фиксируют их существенные характеристики. 2. Общий контекст стихотворения предопределяет или задает именно то прочтение, которое не противоречило бы ему и включалось в его состав в качестве органического компонента; выполняет ориентирующую или подсказывающую роль. За счет реализации этой роли функциональная нагрузка символов, прямо названных в тексте, повышается. К их функции добавляется то, что они, кроме организаторов семантического пространства, становятся еще и одним из идентификаторов прямо не названных символов, указателей на их адекватное прочтение. Это изменяет синтагматическую структуру текста, усложняет ее и объективно продуцирует возможность большего количества интерпретаций.

В классическом варианте масонского стихотворного текста XVIII века все функционирующие в его рамках символы, вне зависимости от того, дублируются они перифразами, синонимами или описаниями, названы прямо (исключения единичны), и такие прямые номинации составляют синтагматическую модель, моделируют текстовое пространство, как заглавные слова в словаре. В стихотворном же тексте XIX века частично сохраняется названная синтагматическая модель и наличествует новая. Она структурируется посредством того, что в ней прямые номинации одних символов чередуются с непрямыми номинациями других. Например, в стихотворении Ап. А. Григорьева «Песня художников», обнаруживающем перспективные связи с «Молитвой мастеров» Н. С. Гумилева, эта синтагматическая модель имеет следующее воплощение (курсивом отмечены непрямые номинации): храм, братья, масонство, храм, братья, братство, любовь, масонство, свобода, восток, мудрость, путь, путь, мудрость, братья, братья, храм.

Развитие полисемии МС показано на примере поэмы Ф. Н. Глинки «Таинственная капля», в которой расширение круга значений осуществляется за счет уподобления символа капля иным символам (пламенеющей звезде, росе, свету, слезе, масонству), производимого посредством двух приемов. 1. Перифрастические описания, семантика которых одновременно характеризует этот символ и отсылает к другому, устанавливает между ними тесную связь или реализует представление о подобии. 2. Контактное употребление номинаций двух различных символов, связанных единством атрибутивных отношений, проявляющихся через фиксацию того или иного способа зависимости одного символа от другого.

Во втором параграфе «Расширение спектра коннотативных значений масонских символов в языке В.Ф. Одоевского» продемонстрировано расширение оценочной сферы использования МС, связанное со спецификой идиостиля и выразившееся, в частности, в том, что МС включаются в иронические контексты. При этом отмечено внимание автора к прагматическому качеству информации и то, что он, продолжая традиции масонских текстов, задает четыре новых приема использования МС: 1. Непрямой семантический повтор за счет рассредоточенности и вариативности использования компонентов единого семантического комплекса. 2. Возможность энантиосемического прочтения одной единицы. 3. Вербализация ассоциативного поля единицы. 4. Возможность симультанного восприятия нескольких оценочных планов применительно к одной текстовой реализации. Эти приемы продуцируют многоплановость, расширение денотативного и аксеологического полей МС и активно используются в современной прозе.

Само использование МС в иронических контекстах может быть объяснено тремя факторами. 1. Стремлением подчеркнуть разницу между миром посвященных и профанным миром, осознание которой является, в частности, одной из причин сохранения масонами в тайне своих работ. Автор предлагает читателю две совмещенные точки зрения с негласной рекомендацией выбрать одну из них в соответствии со своим уровнем знаний и мироощущением. В зависимости от того, какую точку зрения читатель выберет, его улыбку будут вызывать противоположные вещи. 2. Ирония является одним из универсальных средств маскировки или камуфляжа; ее использование в перспективе способно свести на нет или существенно уменьшить возможность насмешливого отношения со стороны приёмника информации в силу действия принципа «глупо смеяться над автором, который сам смеется над собой». Этот фактор связан с сохранением тайны, но уже по иной, прямо указываемой масонами причине - стремлением оградить ее от насмешек. 3. Иронией удобно мотивировать неполноту повествования в любом случае, а особенно в том, если она вызвана сложностью объекта.

Использование приемов, предполагающих различную степень глубины прочтения текста, было известно и масонской литературе XVIII века, но в ней оно было связано с восприятием единиц в качестве нейтральных или высоких, соответственно, в общеязыковом или в символическом значениях и не вторгалось в область иронии. В. Ф. Одоевский в этом смысле расширяет сферу использования единиц, помещая их в новую оценочную область, в которой прежде они оказывались только в антимасонских сочинениях. Способы включения В. Ф. Одоевским в свои тексты отсылок к масонской традиции можно воспринимать в качестве универсальных приемов, обеспечивающих реализацию сразу нескольких коммуникативных задач, среди которых прямая номинация масонских реалий является лишь единственной, остальные же лежат в эстетических сферах. В этом смысле язык писателя готовит почву для тех процессов, которые активно разовьются в XX веке, в частности, использование МС в качестве эстетической модели.

В третьем параграфе «Масонская символика как инструмент создания многозначности текстов в языке А. С. Пушкина» рассмотрено функционирование МС в текстах «Гробовщик», «Евгений Онегин», «Андрей Шенье», «Пророк», «Послание Дельвигу», «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», «Странник», «Медный всадник», «Барышня-крестьянка», «К Н. Я. Плюсковой». Отмечено, что устойчивое обращение к МС у автора всегда конструирует только один из нескольких семантических планов повествования, выявляет его различные функциональные ориентиры и наполняет его набором смыслов, взаимодействующих с иными планами и наряду с ними продуцирующих единое художественное целое, направленность которого не ограничивается каким-то одним семантическим полем, а вырастает из их гармонического соединения.

Например: «Пророк» содержит, по крайней мере, три взаимосвязанных, одновременно представленных и реализованных семантических (содержательных) плана: 1. Фиксирует гражданскую, идеологическую и эстетическую позицию автора. 2. Напрямую связан с библейской традицией (6-я глава книги пророка Исайи). 3. Воспроизводит важные для масонства понятия - описательные структуры текста поэтапно воссоздают обряд посвящения в масоны. «Медный всадник» включает в себя такие планы: 1. Нравственный или личностный бунт, противопоставление индивидуума и имперской власти. 2. Осознание героизма. 3. Глубоко скрытые автобиографические мотивы. 4. Неоднозначное противостояние статуи и человека. 5. Отталкивание от Петербурга как знака победы цивилизации над природой. 6. Формулировку масонского положения о недопустимости нарушения орденского закона, выразившегося в нарушение сразу двух заповедей (добродетелей) масонов: безоговорочного подчинения (в мыслях и делах) вышестоящему в масонской иерархии брату и любви к смерти.

Во всех этих случаях собственно символическое и иные типы значений конституирующих тексты единиц сосуществуют, создавая целостные объекты, предполагающие множество интерпретаций. Тому, что МС используются в качестве одного из инструментов создания многозначности текстов, существенно способствует полифункциональность их включения в произведения. Символ может быть использован для создания эффекта комического, для отсылки к скрытому плану повествования и для последовательного воспроизведения собственно масонских реалий. Воспроизведение символа может быть самозначимым, а может являться только одной из сторон многоуровневого повествования. Подобная многофункциональность, переходящая в энантиосемичность, использования тематически однородного языкового материала может считаться одной из особенностей языка Пушкина и отчетливо коррелирует с использованием иных групп лексики.

В четвертом параграфе «Функции масонских символов в языке А.Ф. Писемского» проанализированы репрезентации МС в романе «Масоны», язык которого в его различных проявлениях взаимодействует с МС и часто строится на их базе. Особенно интересными в этом отношении представляются способы включения сегментов семантического поля «масонство» в текст романа: комментирование и повтор, задающие характер читательского восприятия и структурирующие пространство языка произведения в различных проявлениях на уровне авторской и персонажной речи, наименований персонажей, композиции и семантических комплексов.

В повествовании неоднократно упоминаются полные и сокращенные наименования масонских лож; знаки, слова и прикосновения, которые масоны используют для опознания друг друга, находясь в среде непосвященных; духовные существа религий мира, представления о которых включены в рамки масонской концепции; масонские символы; наименования различных конфессиональных культур и их атрибутов, с которыми связано масонство; реалии собственно масонской мифологии; различные термины, связанные с ритуалом и характером работы масонских лож; наименования духовных понятий и качеств, так или иначе актуальных для характеристики масонов; наименования различных типов и проявлений духовной работы, которую проводят масоны; имена символических личностей, чья деятельность существенно повлияла на масонство; названия предметов, используемых в масонском ритуале; названия нравственных категорий, которые входят у масонов в сферу активного осмысления; термины масонской иерархии; обозначения типов координации масонов с окружающим миром; наименования, отражающие масонские представления о человеческой жизни; масонские псевдонимы.

Такое широкое вовлечение в текст компонентов семантического поля «масонство» позволяет автору создать многомерную картину описываемого явления, охарактеризовать его одновременно генетически и синхронно, концептуально и иерархически. При этом принципиально важным представляется то, что элементы семантического поля в рамках художественного целого выполняют не только информативную, но и собственно эстетическую функцию. Носителями последней оказываются в первую очередь символы, которые вступают в тесное взаимодействие с образным, персонажным и событийным планами романа.

А. Ф. Писемский избирает манеру репрезентации, которая позволяет заполнить информационные лакуны потенциального приёмника информации. Достигается это посредством трех способов: 1. Большинство используемых в тексте МС и терминов снабжаются сжатым или развернутым комментариями, значение же остальных становится понятным из контекста, который выстроен так, чтобы снять существующую неоднозначность семантики того или иного слова. 2. В роман включаются непосредственно масонские тексты (например, масонская песня «Отец духов, творец вселенной <…>»). 3. Благодаря повторам целых сегментов семантического поля «масонство».

В пятом параграфе «Репликации масонских символов в языке Л.Н. Толстого» описано взаимодействие МС с языком романа «Война и мир», содержащим множество упоминаний 82-х различных единиц. Использование МС не ограничивается задачами создания фактографической точности, достоверности и адекватности описания реальности; МС служат базой и для реализации собственно эстетических задач, они принимают участие в создании художественных преобразований, являются компонентами сложных описательных контекстов, способных оказывать непрямое воздействие на читателя. Особенно интересно в этом отношении использование различных репликаций (адамова голова, свет), которые вместе с самостоятельными прямыми номинациями демонстрируют две взаимосвязанные, но существенно различные тенденции функционирования МС.

Взаимодействие ряда МС с контекстом романа основано на репликации и формально выражено с ее помощью. Репликация - повтор символа иными языковыми средствами. Как и простой повтор, она предполагает двустороннюю, то есть авторскую и читательскую, концентрацию внимания, но в отличие от него всегда продуцирует приращение нового смысла, дает (сообщает) новую информацию в фактической и/или эстетической области. От перифразы она отличается тем, что первая не обязательно предполагает повтор в рамках данного текста и при большей точности знаменует собой большую широту экспликации понятийных сфер, которыми характеризуется называемая единица. Упоминание символа оказывается в кольце резонирующей с ним в содержательном плане семантики.

Например, при помощи репликаций МС адамова голова автор создает многоуровневую описательную структуру, которая одновременно может быть прочитана и как три описания визуально сходных объектов, и как три описания, находящихся в едином коннотативном поле, и как три имплицитных указания на скрытый смысл, фиксирующий некоторую масонскую максиму. Важно, что центральное место и центральную позицию в этой структуре занимает как в синтагматическом плане (он расположен между двумя другими), так и в семантическом плане МС. Его значение суммирует и переводит в область абстрактных категорий содержание всех трех описаний.

Символ адамова голова в своих различных воплощениях сопровождает все контексты, связанные с масонским путем Пьера. В тексте романа он фиксируется различными способами: через прямые номинации, демонстрирующие особенность его внешней формы, через семантически сходное описание иных объектов (Баздеева и его слуги), через упоминание элементов ритуального убранства, прямо с ним связанных (гроб, кости, череп), через воспроизведение семантики фиксируемой этим символом константы картины мира (комментарий, персонажная рефлексия и устойчивое выражение). То есть среди этих способов представлены и репрезентации означающего, и репрезентации сигнификата, взаимодействующие между собой. Это разнообразие и устойчивость неоднократных воплощений имеет ряд объяснений. Во-первых, оно реально отображает высокую частотность использования символа в масонстве. Во-вторых, оно позволяет автору создать устойчивый семантический мотив или рефрен. В-третьих, оно дает возможность автору включить различные каналы восприятия читателя.

Самостоятельные прямые номинации (в составе повторов или вне их) и репликации (также предполагающие номинации) демонстрируют две взаимосвязанные, но существенно различные тенденции функционирования МС: тенденцию к сохранению тематической сферы использования и семантики МС и тенденцию расширения сферы их использования, влекущую за собой трансформации семантики.

Осуществленный в III главе анализ материала позволяет сделать следующие выводы. Использование МС в ЯРХЛ XIX века характеризуется большей свободой и вариативностью в различных сферах применения единиц. При фиксации единиц появляются непрямые номинации, что может восприниматься и как характеристика того, что МС вошли в арсенал общеупотребительных средств, и как то, что семантика их употребления становится менее конкретно ориентированной на исходные образцы. Расширяется совокупность вариантов воплощения единиц. В трансляции МС, по сравнению с предшествующим периодом, наблюдается более значительная роль эстетической сферы, то есть подчинение их собственно художественным, а не когнитивным, идеологическим или коммуникативным задачам, которые, сохраняясь, теряют свое главенствующее положение при совокупном использовании символики. Обозначается тенденция к преобразованию единиц за счет расширения или сужения их смысла.

Как специализированные средства, МС закрепляются в поэзии за семантическими комплексами с общим значением `высокие абстрактные размышления о духовных ценностях и приоритетах существования конкретной личности и ее роли в мире', а в прозе - за изображением сегментов реальности, непосредственно связанных с масонством как историческим и эзотерическим явлением, осмыслением его роли в коллективе. Такая специализация, не отменяющая того, что проза также включает в себя комплексы первого типа, совмещается с тем, что вместе с преимущественно высокими контекстами употребления наблюдаются нейтральные и иронические. Смена и разнообразие модальных планов влияют на приобретение МС большей универсальности и мобильности, что снимает последние преграды для проникновения их в общеупотребительный фонд национального языка.

В ряде случаев намечается отрыв от предшествующей традиции и использование МС как базы для художественных конструкций, в своей целостности выходящих за рамки собственно масонства.

МС приобретают функции не особенного художественного средства, а средства, равноправного с другими или используемого наряду с другими и подчиненного при этом определенным задачам повествователя. Именно задачи индивидуализированного повествователя выходят на первый план и влияют на характер репрезентации МС. Отсюда расширение языковых способов включения МС в контекст и появление специфических преобразований. Это ведет к размыванию границ между МС и иными символическими системами, их комплексному использованию и взаимодействию на различных уровнях.