Генетическая парадигма "Давать//дать-брать-взять-иметь-нести-давать" в истории русского языка

Системность на уровне формы и содержания отражается прежде всего в словообразовательных связях, поэтому одним из способов группировки лексики как объекта системного изучения является лексическое гнездо, компоненты которого объединяются по формально-содержательному признаку.

Необходимо учесть, что языковая система - это сложная самоорганизующаяся открытая система, по отношению к которой понятие внешняя среда должно рассматриваться двояко: во-первых, как системно-языковая или парадигматическая среда (т.е. множество языковых элементов, играющее по отношению к исходной системе роль окружения, во взаимодействии с которым эта система выполняет свою функцию); во-вторых, как речевая среда (т.е. контекст, речевая ситуация, окружение данной единицы в речи и, шире, в картине мира национального языка). Поэтому лексическое гнездо, компоненты которого являются одновременно и лексическими, и грамматическими единицами, можно считать основным структурным звеном лексико-семантической системы языка. Особо следует отметить, что деривационные (или эпидигматические, в терминологии Д.Н. Шмелева) связи, на которых строится ЛГ, являются особым типом системных отношений, присущих только лексике. Эти отношения реализуются и на уровне лексем как собственно словообразование, и на уровне значений слова как семантическая деривация, и на уровне лексико-семантических вариантов как вариативность.

В последние десятилетия в лингвистике все чаще встает вопрос о необходимости более тщательного исторического изучения словообразовательной системы языка (А.Н. Тихонов, И.С. Улуханов, О.Н. Трубачёв, Ю.С. Азарх, Т.М. Мiкулiч и др.). Перспективность его определяется тем, что словообразование является своего рода диахронией в синхронии на всех этапах развития языка. С этих же позиций О.Н. Трубачёв выдвигает тезис о тесной связи лексической семантики со словообразованием, которое исторично в своей сущности и поэтому принадлежит к той же области, что и этимология.

Итак, в эволюционной лексической функции словообразование должно рассматриваться как диахронический процесс пополнения словаря. Консервативная же грамматическая функция позволяет рассматривать словообразование как явление динамической синхронии. Более того, с учетом диалектики развития системы языка и диалектики развития семантических структур, диахроническое исследование структуры лексического гнезда является наиболее оптимальным принципом в историко-лексикологических исследованиях, так как именно лексическое гнездо является единицей, соединяющей прошлое языка с его настоящим и будущим.

V. На синхронном уровне лексическое гнездо представляет собой гнездо словообразовательное, элементы которого объединены на основе живых словообразовательных связей и мотивированы семантикой корневой морфемы непроизводного слова-вершины гнезда, т.е. СГ - это область относительно устойчивого состояния системы, когда количество слов в гнезде меняется незначительно, составляя необходимое и достаточное в данное время число элементов для обслуживания коммуникации, для хранения и передачи знаний о мире. В периоды бифуркаций (например, XVIII в., начало XX в., конец ХХ - начало XXI вв.) в гнезде происходят различные энтропийные процессы:

Ш гнездо пополняется новыми словами, некоторые из которых вступают в синонимические связи с другими словами этого же или других ЛГ, растет количество производных слов, обусловленное развитием системы словообразования,

Ш на периферию гнезда перемещаются «отжившие» слова,

Ш меняется фонетический и//или графический облик слов, приводящий к образованию фонетических и//или графических вариантов слова,

Ш развивается семантика, в результате некогда единое понятие, заключенное в корне непроизводного слова, рассеивается на множество производных, каждое из которых не просто повторяет значение корня - на него наслаиваются значения приставок и суффиксов,

Ш значение производного слова во многом обусловлено сочетаемостью, употреблением в том или ином стиле речи или ситуации общения, зависит от наличия синонимов и антонимов, т.е. является, по существу, непредсказуемым.

В результате некогда единое СГ может распасться на несколько относительно самостоятельных гнезд, которые на определенном отрезке времени могут входить в одно корневое или этимологическое гнездо, если вершины новых гнезд подверглись деэтимологизации и сохранили общность только в глубинной семантике. Однако внутренняя форма этимона продолжает жить в его производных, даже если утрачивается вершина гнезда или начальное слово словообразовательной цепи или парадигмы. Через внутреннюю форму словообразовательные и корневые гнезда объединяются в этимологическое гнездо, а этимологические гнезда в генетические парадигмы. Другими словами, словообразовательное, корневое и этимологическое гнезда представляют собой фазовые портреты лексического гнезда в истории генетической парадигмы, в частности, и лексико-семантической системы языка в целом.

Разработка комплексного синхронно-диахронического (динамического) метода, с нашей точки зрения, является актуальной проблемой исследования семантического развития слова в рамках ЭГ и генетической парадигмы. Сущность такого подхода заключается в последовательном рассмотрении сменяющих друг друга синхронных срезов и выявлении общих закономерностей исторического развития генетически родственных групп лексики. Использование этого метода позволило наблюдать объект (этимологические гнезда *dati, *ber-, *jeti и *nesti, составляющие генетическую парадигму «Давать//дать - брать - взять - иметь - нести - давать») в статике и динамике, в ходе его возникновения и функционирования.

Методика динамического исследования генетически родственных групп лексики опирается на общие принципы современной лингвистики: антропоцентрический, системоцентрический, синхронно-диахронический (или принцип эволюционного ряда в терминологии Ю.С. Степанова) - и основана на понимании языка в целом и его лексико-семантической системы, в частности, как сверхсложной, открытой, саморазвивающейся, диалектической по своей природе системы, всегда сочетающей в себе динамическое начало со статическим (чертами подвижности и устойчивости одновременно), всегда обладающей эмерджентными признаками и всегда характеризующейся в своем функционировании определенными отношениями между ее единицами.

Сложность и подвижность лексико-семантической системы языка характеризуется следующими постоянно действующими факторами, которые определяют семантическую судьбу как отдельных слов, так и всего словарного состава языка в целом:

Ш фонетическая оформленность слова и изменение его внешнего облика под действием фонетических законов с течением времени,

Ш отношения словопроизводства - генетические и актуальные связи слова с другими словами по форме в словообразовательных, корневых и этимологических гнездах,

Ш принадлежность слова в соответствии с его грамматическим и лексическим значениями к определенному лексико-грамматическому классу - части речи,

Ш изменение понятийной и//или предметной отнесенности значения слова в ходе его исторического развития в рамках той или иной национальной языковой картины мира,

Ш отношение слова к другим словам по семантической структуре - по близости, сходству общего значения при различии дифференцирующих оттенков (связи тематические и синонимические),

Ш сочетание слова с другими словами в живой разговорной или книжно-письменной речи (связи синтаксические и фразеологические).

Итак, следует признать, что слово возникает на скрещении, пересечении различных структур языка и внеязыковой действительности, поэтому разработанная для данного исследования методика строится на основе анализа всех этих структур.

Применение данной методики в комплексном исследовании и описании этимологических гнезд, составляющих генетическую парадигму, повлекло за собой необходимость разработки гнездового словаря нового типа - диахронического словообразовательного словаря этимологического гнезда, в котором компактно и наглядно в соответствии с принципом эволюционного ряда можно показать формирование и развитие лексических компонентов этимологического гнезда в истории русского языка и реконструировать синхронные и диахронические деривационные акты для каждого производного слова в гнезде.

Автор берет на себя смелость заявить о попытке создания словаря нового типа, привлекая в союзники известного современного лексикографа В.В. Морковкина, который считает, что «нет ничего более ошибочного, чем взгляд на лексикографию как на науку, допускающую лишь совершенствование существующих типов словарей. Напротив, современное состояние лексикографии дает веские основания думать, что наряду с непрекращающимся процессом развития и улучшения словарей уже известных типов, все большее внимание ученых привлекает проблема создания принципиально новых словарей». Одной из плодотворных идей в этом направлении является идея конвергенции, совмещения разнотипных словарей, воплощенная в нашем словаре, который является словарем гнездовым, словообразовательным и диахроническим, ориентированным на описание значительных по объему классов слов как лексических и грамматических единиц.

Реализация взаимодействия слова и грамматики и, более того, синхронного и диахронического аспектов функционирования ЛГ, с нашей точки зрения, оптимально может быть осуществлена именно в гнездовом диахроническом словаре этимологического гнезда, задачей которого является показ динамики развития лексического состава рефлексов определенного корнеслова от праславянского периода до современного состояния. В соответствии с этим в состав гнезд были включены слова, не только зафиксированные в исторических словарях русского языка XI - XIV, XI - XVII, XVIII и XIX вв., но и реконструированные нами лексемы методом «заполнения пустых клеток» в составе параллельных гнезд генетической парадигмы, а также диалектные лексемы на том их месте в структуре гнезда, где они изначально возникли. Словарь строится с учетом того, что лексика любого языка является открытым множеством, не статичным, а динамичным по своему характеру, постоянно пополняющимся новыми словами - за счет словообразовательных возможностей, процессов семантического развития и заимствований В случае с ЭГ, все составляющие которого развились из одного корня, можно говорить о заимствованиях из близкородственных языков, например, из старославянского в древнерусский период или из других славянских языков в более позднее время. - и одновременно утрачивающим часть своих единиц, выходящих из употребления и переходящих в пассивный словарный фонд, поэтому в состав словника диахронического словаря включаются и те слова, которые по каким-либо причинам утратились или перешли в пассивный запас.

Часть словообразовательных гнезд в составе ЭГ целиком восстановлена нами по данным исторических и диалектных словарей, что, в свою очередь, позволило проследить происхождение и морфемную структуру некоторых современных лексем, которые не нашли адекватного объяснения в современных словообразовательных словарях, так как оказались производными от устаревших или утратившихся слов, незафиксированных в словарях XIX в. и словарях современного русского литературного языка.

Итак, предлагаемый нами диахронический словообразовательный словарь этимологического гнезда строится в соответствии со следующими принципами: системности, интегральности, таксономической организации, диахроническим и синтагматико-парадигматическим принципами, а также установкой на реконструкцию языковой картины мира. Материалом для реконструкции языковой картины мира в нашем словаре, в соответствии с общелингвистическими принципами Московской семантической школы (Ю.Д. Апресян), служат факты языка - лексемы, грамматические формы, словообразовательные средства, фразеологические обороты и самое главное разветвленная фрактальная структура и объем глагольных СГ, определяющие специфику русской языковой картины мира, которая характеризуется множественностью наименований и богатой системой словообразовательных средств. Более того, в ЭГ представлен многотысячелетний путь развития лексико-семантической системы языка с разными лексическими пластами, отражающими разные уровни познания мира человеком - наивный, мифологический, логический, образный, научный, т.е. все многообразие картин мира!

Можно надеяться, что намеченные пути динамического (синхронно-диахронического) описания этимологических гнезд *dati, *ber-, *jeti и *nesti, составляющих генетическую парадигму «Дать//давать > брать > взять > иметь > нести > давать», будут способствовать обнаружению еще непознанных закономерностей развития и функционирования лексики русского языка в составе ЭГ и генетических парадигм, помогут объяснить утрату в языке тех или иных слов и наметить возможные перспективы пополнения лексической системы новыми членами.

Во второй главе «Генетическая парадигма «Давать//дать - брать - взять - иметь - нести - давать» на праславянском уровне» на основании данных этимологических словарей описывается праславянский фонд образований, продолжающих и.-е. корни *do-, *bher-, *em-, *nes- и послуживших основой формирования и развития в русском языке рассматриваемых в диссертации этимологических гнёзд в составе генетической парадигмы.

Праслав. глагол *dati, возглавляющий первое ЭГ генетической парадигмы, продолжает и.-е. корень *do- и заложенную в нем семантику `давать, дарить что-л.; отдавать, выдавать (замуж); продавать; оплачивать, выплачивать (жалованье, штраф)'. В хеттском корень *do- имел значение `брать', один из глагольных дериватов др.-инд. da - dara означал `брать в жены, жениться', следовательно, с достаточной долей уверенности можно утверждать, что в и.-е. значения `давать' и `брать' синкретично были соединены в одной словесной форме как универсальном обозначении обмена, занимающего важное место в праиндоевропейской картине мира. Подтверждением сказанного может служить наличие в большинстве и.-е. языков не только глагольных форм с корнем *do-, но и древнейших именных производных на -no- и -ro-: санскр. dana, danam `дар, дарение; пожертвование; оплата, уплата; подкуп, взятка', dara `брать в жены, жениться', лат. donum, гр. doron (?????), арм. tur, слав. daru (даръ).

Эти формы хорошо сохранили древнее чередование [-r-/-n-] - маркер архаичного типа склонения, называемого гетероклитическим, которое часто обнаруживается благодаря сосуществованию производных на -r- и -n-. В греческом имеется ряд однокоренных именных форм, различающихся только способом словообразования и обозначающих `дар': 1) doмs (???), 2) doron (?????), 3) dorea (?????), 4) dosis (?o???), 5) dotine (??????). Однако эти слова нельзя считать абсолютными синонимами: они обнаруживают общность лишь концептуального ядра лексического значения, каковым является сема `дар - то, что дается', различаясь оттенками и условиями употребления: doмs (???) `приданое; дар как средство установления выгодных отношений', doron (?????) - `дань', dorea (?????) - `акт приношения даров, дани', dosis (?o???) - `награда за выполнение какой-либо миссии', употребляется как медицинский термин, означая дачу лекарства, отсюда количество данного лекарства - доза, dotine (??????) - `дары, дар, предоставляемый по уговору, согласно обязательствам, накладываемым соглашением, союзом, дружбой, гостеприимством'.

Эта особенность и.-е. корня *do- продолжается и в праслав., где в составе ЭГ с вершиной *dati выделяются четыре семантико-словообразователь-ных центра: глагольный *dati и три именных *danь, *darъ и *datja. Концептуальным ядром семантики праслав. *dati, *damь являлось значение `дать, отдавать' (процесс передачи объекта другому лицу), *danь - `дань, подать' (объект обязательной передачи в качестве выкупа, платы, налога), *darъ - `дар, подарок' (объект добровольной передачи в качестве подарка, вознаграждения, милости), *datja - nomen actionis `даяние, принесение в дар'.

Для праславянского уровня реконструируется 153 лексемы, распределяющиеся между этими семантико-словообразовательными центрами:

1) *dati содержит 109 производных (71% от общего количества слов), среди которых представлены: возвратные гл. (*datise, *izъdatise, *izъdavatise); вторичный инф., обозначающий длительное действие, *dajati; имперфектив *davati, продолжающий и.-е. *do-?- с лабиальным расширением; префиксальные имперфективы, образованные от префигированных гл. (*izъdavati, *nada-vati, *obdavati); префиксальные гл., их имперфективы и возвратные дериваты (*jьzdati(se), *jьzdavati(se), зафиксированные в современных этимологических словарях праславянской лексики и реконструированные нами методом заполнения пустых клеток в структуре ЭГ, образующих генетическую парадигму; существительные nomen actionis (*dajь//*daja, *jьz-daja, *predajь), nomen agentis (*davacь, *davьcь//*davьca) и nomen patientis (*davъka//*davъkъ//*davъky, *nadavъkъ); прилаг. (*dajьnъjь, *danьnъjь); имя собст.: *bogodanъ//*bogъdanъ;

2) *darъ, 32 производных которого составляют 21% от общего количества слов гнезда и включают: гл. *dariti и его дериваты (*daritise, *darovati); существительные nomen actionis (*darina, *darьba, *darьstvo), nomen agentis (*daritelь//*darovatelь, *darьmьnikъ), nomen patientis (*darъkъ//*darikъ, *darьje) и nomen collectivum (*darьje `свадебные подарки'); прилаг. (*darezьnъ(jь), *darьmovъ, *darьmьnъ; отглагольные наречия (*darьmo, *darьma, *darьmъ); имя собст. *bezdarъ `не имеющий или не получающий даров, их не дающий'.

3) *danь, имеющий 9 производных (6% от общего числа членов гнезда), среди которых представлены существительные nomen acti *danьnica, nomen agentis *danьnikъ и nomen patientis *danina, *danъkъ, *danьje `подать; наследство, приданое'; прилаг. *danьnъjь, *danьskъ и имя собст. *daniborъ.

4) *datja представлен одним префиксальным производным с противоположным значением *nedatja `то, что не дано, не отдано; неудача, несчастье, беда'.

Большинством современных этимологов значение праславянского корня *ber-, генетически продолжающего и.-е. *bher-, определяется как `нести, поднимать' и признаётся факт развития в праслав. рефлексах и.-е. *bher- нового значения `брать, хватать', которое стало более актуальным для семантики ЛГ *ber- и обусловило синонимию с корневой группой *em-.

На праславянском уровне реконструируется 137 единиц, продолжающих и.-е. корень *bher-, рефлексированный в вариантах: *ber- (например: *ber-meneti, русск. беременеть); *bor- (*naborъ, русск. набор); *bьr- (*bьrati, русск. брать); *bir- (*sъbirati, русск. собирать). В *ber-//*bor- отражается старое качественное чередование [е : о]. Возникшие на славянской почве и обусловившие семантические различия в кругу глагольной лексики (ср. *bьrati и *birati - итератив к *bьrati) варианты *bьr-//*bir- являются продолжением количественного чередования [i : i].

ЛГ *ber- сформировано вокруг четырех продолжений и.-е. *bher-. Два из них непосредственно продолжают старые и.-е. образования, сохраняющие древнее значение корня `нести': *berme `ноша, тяжесть' (ср. русск. цслав. брhм# и русск. беремя), имеющее 18 производных, и *berdja `носящая во чреве' (ср. русск. диал. берёжая), для которого реконструируется два деривата. Гораздо большее количество членов ЛГ *ber- (113) соотносится с праславянским новообразованием *bьrati, сохраняющим индоевропейский вокализм в презентных формах (*berQ) и отмеченным инновационным значением `брать, хватать'. Праслав. *borъ//*bora, которое является единственным продолжением и.-е. *bhoros `ноша', соотносится с *bьrati как именное образование с о-вокализмом и реализует ту же инновационную семантику `то, что собрано; сбор'.

Среди 18 производных *berme представлены существительные, обозначающие различные виды ручной клади (*bermo, *bermenьje), nomina instrumenti, связанные с обозначением сосудов или приспособлений для переноски тяжестей (*bermenьnica, *berma), nomen agentis *bermen(no)nosa и деминутивы (*bermisce, *bermenьce//*bermьce); прилаг. *bermenatъ(jь), *bermenitъ(jь), *bermenьnъ(jь); глаголы: *bermeneti, *bermeniti, *obbermeneti, значения которых можно определить как `становиться тяжелым, беременеть' и `нагружать, отягощать, делать тяжелым'.

Праслав. *berdja из и.-е. *bher?dia//*bher?da сохраняет древнее значение своего корня *bher- `рожать, носить во чреве'. Slownik praslowianski (SP) реконструирует для *berdja два производных: абстрактное сущ. *berdestь и гл. *berditi//*berdati `становиться беременной, беременеть'.

Праслав. *borъ//*bora из и.-е. *bhoros можно определить как сущ. nomen acti `браньё, собирание, сбор', а также `то, что собрано'. Под той же заглавной формой SP дает несколько префиксальных производных: *jьzborъ, *naborъ, *otъborъ, *poborъ, *sъborъ, *zaborъ. На основании описанных в Этимологическом словаре славянских языков (ЭССЯ) именных (nomen acti) реконструкций: *berь < *bьrati, *jьzborъ < *jьzbьrati, *birъ < birati, *sъborъ < *sъbьrati, представляется возможным объяснить происхождение этих дериватов от префиксальных глаголов *jьzbьrati, *nabьrati, *otьbьrati и т.п., непосредственно продолжающих праслав. *bьrati.

Наибольшей деривационной активностью в праславянском языке обладает рефлекс и.-е. *bher- - *bьrati, *berQ, развивающий инновационную для ЛГ *ber- семантику `брать, хватать; срывать, собирать', т.е. `приспосабливать, готовить к несению'. Среди его производных представлены: существительные nomina acti (*berь, *berьba, *berьna), nomina agentis (*beracь, *bereja, *berica), nomina patientis (*berьka//*berika, *bьranica), nomina instrumenti (*beridlo, *bьradlo, *bьratina) и сущ., обозначающие названия рябины ЭССЯ объясняет первоначальную семантику *ber-k-a (и его производных) как `берущая, ловящая птиц': птиц привлекают ее яркие ягоды, в изобилии усеивающие дерево и долго (до середины зимы) не опадающие.: *berka, *berkъ, *berkovъcь и др.; прилаг. (*berьnъ(jь), *borъkъ(jь); префиксальные гл., обозначающие различные действия приобщения объекта, реконструированные современными этимологическими словарями: *jьzbьrati, *nabьrati, *orzbьrati, *sъbьrati, *ubьrati, а также восстановленные нами методом заполнения «пустых клеток» *izbьrati, *otъbьrati, *pobьrati, *pribьrati, *probьrati, *vъbьrati, *zabьrati на основании наличия в ЛГ *ber- именных производных nomina acti (*naborъ, *otъborъ, *poborъ, *zaborъ), семантическая и словообразовательная структура которых позволяет предположить в качестве их производящих приставочные гл.; глагол, обозначающий многократное действие приобщения объекта *birati, *birajQ и его возможные префиксальные производные *izbirati, *jьzbirati, *nabirati, *orzbirati, *otъbirati, *pobirati, *pribirati, *probirati, *sъbirati, *ubirati, *vъbirati, *zabirati, реконструированные нами по аналогии с глагольными парами типа *bьrati *sъ-bьrati, а также с учетом широкой употребительности рефлексов *birati в сложениях с приставками в современных славянских языках; возвратные гл.: *bьratise, *biratise, *izbьratise, *izbiratise.

К этому ЛГ авторы ЭССЯ относят лишенное и.-е. соответствий славянское новообразование *bьrakъ `супружеский союз, свадьба; свадебное торжество, пир' семантика которого производна от значений славянского *bьrati. П.Я. Черных указывает на более позднее происхождение слова брак в славянском синонимическом ряду, обозначающем семейный союз, ср.: польск. slub (откуда укр. и белор. шлюб), malzenstwo; чеш. manzelstvi; словен. zakon `брак' (ср. русск. устар. и просторечн. жить в законе `состоять в законном браке'). Доказательством этому может служить описание в этнолингвистическом словаре «Славянские древности» древнейших способов заключения брака у славян: умыкание невесты (русск. умычка, уволочение, увоз, польск. porwanie, сербохорв. otimacina, umicanje, vlacenje, болг. влачене, завличане, грабване), мнимое похищение - по взаимной договоренности парня и девушки против воли родителей невесты или с их тайного согласия (чтобы избежать расходов) или же самовольный уход девушки к жениху (русск. умыкать; тихоматный брак; краденая свадьба; выкрадом, уводом, убёгом; уход, самоходка, самокрутка; сербохорв. вуча, краденье, грабеж, uskakanje, договорна отмица, добегванье; болг. пристанка, приследване, беганье), купля невесты как взаимный обмен между родами.

Наряду с перечисленными праславянскими лексемами Ж.Ж. Варбот реконструирует для ЭГ *ber- еще нескольких форм: *sъbьrojь//*sъbьroja `совокупность носимых на теле средств защиты, латы; упряжь', *obberъka `завершающая нижнюю часть строения (= обносящая) и несущая верхнюю часть балка', прилаг. *borъkъjь, *bьratina `сосуд для напитков', *bornъ//*borna `о большом количестве кого-, чего-л.', сущ. nomina patientis *paberъkъ, *sQ-borъ//*sQborь, *zaborъ и сущ. nomen acti *oborъ//*oberъ//*obirъ. Н.М. Шанский предлагает отнести к этому гнезду русск. барахло - суффиксальное производное от той же основы, что и др.-русск. и диал. борошень `путевые пожитки, скарб', восстанавливая такую словообразовательную цепочку: барахло букв. `движимое имущество, ручной скарб' < *борохъло (в результате закрепления аканья на письме -оро- > -ара-) < борохъ < праслав. *bor-chъ < *borъ `собранное, ноша, движимое имущество' < *bьrati (в исконном значении `нести').

Итак, обзор материала свидетельствует о том, что 1) старое и.-е. значение `нести, ноша' переместилось на периферию ЭГ *ber-, продолжая существовать исключительно в образованиях, связанных с основой *berme и отчасти с *berdja; 2) наиболее актуальным для семантического развития ЭГ *ber- в позднепраславянском стало новое значение `брать' (*bьrati), связь которого с изначальным `нести' усматривается в том, что они соотносятся со смежными последовательными действиями, направленными на `приобщаемый // приобщенный объект': `брать' что? `приобщаемый объект' `нести' что? `приобщенный объект'; 3) инновационное праславянское значение `брать' (*bьrati), присущее ЭГ *ber-, обусловило синонимию этой корневой группы с ЭГ *em- (*jeti, *jьmati `брать, взять').

Праслав. *em- продолжает и.-е. корень *em- и заложенную в нем семантику `брать, хватать', принадлежит к общеславянскому корнеслову и прослеживается во всех славянских языках. В позднепраславянском с учетом апофонических отношений ему соответствуют варианты: *em-, *ьm-, *im-, в старом закрытом слоге *e- с развитием протетического [j] в положении начала слова и после гласного. По данным этимологических словарей и Картотеки ЭССЯ на праслав. уровне реконструируется 121 единица этого ЛГ. В словообразовательном отношении все они входят в одно СГ с вершиной *jeti, *jьmQ, с точки зрения семантики, группируются вокруг трех глагольных лексем, являющихся основой формирования и дальнейшего развития ЭГ *jeti.

Гл. *jeti, jьmQ, обладающий наибольшей деривационной активностью (включает 91 производное, что составляет 75% от общего числа слов) и имеющий в качестве дериватов 17 префиксальных гл. с возвратными формами, обозначающих различные действия приобщения объекта (*izeti(se), *na-jeti(se), *obъjeti(se); существительные nomina acti (*jьzetja, *najьmъ), nomina instrumenti (*obъjьma, *jedlo), nomina agentis (*najьmitъ, *najьmьcь), nomina patientis (*najetьje, *obъjetъkъ), nomen abstractum *neprijatelьstvo, название растения Viscum album *emela//*omela и имя собст. *jьzeslavъ; 13 прилаг. (*jьzetjьnъ, *najьmьnъjь).

Вторым по значимости является семантико-словообразовательный центр, представленный гл. *jьmati, вступающим в синонимические отношения с праслав. инновационным *bьrati и гл. *loviti. Сохранение этого глагольного синонимического ряда в дальнейшей истории русского и других славянских языков позволяет предположить, что они различались оттенками значений, т.е. представляли собой семантические синонимы. Подтверждение этому находим в исследованиях В.А. Меркуловой, которая считает, что основу семантики гл. *bьrati образует значение `брать руками неподвижный предмет', *jьmati - `хватать движущийся предмет, т.е. ловить', а семантика *loviti реокнструируется как `захватывать с помощью специальных приспособлений'. С точки зрения формальной структуры, *jьmati представляет собой гл. на -ati (итератив-дуратив), образованный от *jeti, *jьmQ на базе презентных форм последнего, и имеет в праславянском языке 27 производных (что составляет 22 % от общего количества слов гнезда), которые включают: семь гл. (*jьmatise, *jьmovati Итеративная форма *jьmovati реконструирована нами по аналогии с *poim-ova-ti < *pojeti, а также в связи с наличием производного прилаг. *jьmovit-ъjь., *jьzimati); существительные nomina acti (*najьmanьje, *obъjimъkъ), nomina agentis (*najьmatelь, *lixojьmъ), nomina patientis (*nejьmъ, *nejьmanьje), nomen instrumenti *jьmadlo; прилаг. (*jьmovitъjь, *nejьmovitъjь, *jьmanъjь).

Третий семантико-словообразовательный центр - глагол *jьmeti - представляет собой более позднюю праславянскую инновацию с основой на -eti- < и.-е. -eti и обычно характеризуется как глагол состояния. Он представлен двумя производными: сущ. nomen patientis *jьmenьe `то, что имеют, имущество, состояние, земельное владение' и прилаг. *nejьmovitъjь, предположительно, указывающее на признак того, кто не имеет - `неимущий, бедный'.

Из приведенных данных явствует очевидно намечающаяся специализация значений ядерных глаголов ЭГ *jeti, которая завершится их полной семантической дифференциацией в последующие периоды существования этого гнезда слов: для рефлексов *jьmati и *jeti характерны, соответственно, значения `брать - взять', `хватать - схватить', `вынимать - вынуть', `донимать - донять', противопоставленные по признакам - `действие приобщения объекта, не ограниченное пределом'//`завершение процесса приобщения объекта - мгновенное, точечное действие, ограниченное пределом', которые, в свою очередь, противопоставлены значениям посессивного глагола *jьmeti `иметь, обладать', представляющего результат действия приобщения объекта - `состояние обладания приобщенным объектом'. Деривационная малоактивность гл. *jьmeti на праславянском уровне, по сравнению с родственными *jeti и *jьmati, объясняется, по-видимому, тем, что он представлял собой семантическую инновацию, развивая новое для данного корня значение. При всей кажущейся семантической разобщенности гл. *jьmeti, с одной стороны, и *jeti, *jьmati, с другой, их значения объединяются общей семой `приобщение объекта', следовательно, значения ключевых глаголов ЭГ *jeti на праславянском уровне образуют единый семантический ряд: *jьmati `процесс приобщения объекта субъектом, длительное действие, которое стремится к своему завершению, результату' > *jeti `результат процесса приобщения объекта - объект приобщен субъектом' > *jьmeti `состояние субъекта, обладающего приобщенным объектом' (`иметь' можно только то, что уже взято). Таким образом, в праславянском языке на базе исходной и.-е. семантики `брать, взять, хватать' развивается своеобразное, но вполне закономерное значение `обладать, иметь', которое в дальнейшей истории этого гнезда славянской лексики в условиях деэтимологизации глагола *jьmeti станет самостоятельным центром семантической и словообразовательной деривации.

Анализ семантики исследуемого праслав. корня позволил подтвердить для данного ЛГ еще две формы: *jьmanъjь (русск. диал. еманный) и *paQkъ (русск. паук). Правомерность реконструкции пассивного прич. *jьmanъjь при праслав. *jьmati подтверждается совпадением промежуточных звеньев схемы семантического развития, представленной Ю.П. Чумаковой, и семантических моделей рефлексов праслав. *jьmanъjь в современных славянских языках и диалектах (ср. чеш. и слвц. jemny; макед. диал. емен; польск. диал. jemny, jamny; русск. диал. uмный: 1) `хватать, брать' > `подвергшийся действию хватания' > `такой, которого легко схватить, поймать' > `прирученный, смирный' > `кроткий, тихий, безобидный' > `добродушный', 2) `хватать, брать' > `подвергшийся действию хватания' > `такой, которого приятно взять' > `приятный' > `мягкий' > `нежный, чуткий'.

В.Г. Скляренко считает возможным возведение праславянской формы *pa-Q-kъ < *poomkos к префиксальному гл. *poeti < *poemte? `взять, схватить, поймать'. Древнейшее значение и происхождение формы *paQkъ в этимологических словарях русского языка трактуется иначе: А.А. Потебня считает первоначальной форму *паутъ, сопоставляя ее с *ут- (ср. др.-в.-нем. wattan `одевать', дравед. vadh `ткать, материя'), Р.Ф. Брандт отождествляет корень -@къ (па-@къ) с греч. o???? `крючок', лат. uncus `крюк' и объясняет значение слова паук из семантики `искривленный' (по загнутым лапкам). Подобной точки зрения придерживаются М. Фасмер, П.Я. Черных и Н.М. Шанский. Внимательное рассмотрение истории этого слова в русском языке в широком контексте научной (зоологической) и мифологической картин мира позволяет объяснить его внутреннюю форму через такие качества обозначаемого животного, как искусство прядильщика и ткача, хитрость и ловкость охотника, жадность и жестокость, что никак не связано с внешним признаком крючковатости и кривизны лап, поэтому слово паук следует возвести к общеславянскому ЭГ *jeti: *jeti > *poeti > *paQkъ//*pajekъ. Таким образом, семантическое развитие лексемы паук можно представить схемой: `брать, хватать' > `взять, схватить, поймать' > `тот, кто ловит, хватает; ловец, охотник' > `паук'.

Праслав. *nes- продолжает и.-е. корень *nek'-//*nok'-//*en(e)k'-//*onk'-// *nk'- и заложенную в нем семантику `достичь, прибыть, нести//носить, ноша, тяжесть', принадлежит к общеславянскому корнеслову и прослеживается во всех славянских языках. В позднепраславянском и.-е. *nek'- с учетом апофонических отношений соответствуют варианты: *nes- (*nesti, русск. нести, *jъznesti), *nos- (*nositi, русск. носить, *izъnositi, *nosja).

По данным этимологических словарей, картотеки ЭССЯ и методом заполнения пустых клеток в структуре этимологических гнезд, входящих в генетическую парадигму, на праславянском уровне реконструируется 94 единицы этого ЛГ, составляющие одно СГ с вершиной *nesti, nesQ и его имперфективно-дуративного производного *nositi, которые являются основой формирования и дальнейшего развития ЭГ *nesti.

Среди реконструированных производных *nesti и *nositi представлены: 15 пар префиксальных глаголов (с возвратными формами), обозначающих различные действия перемещения объектов в определенном направлении с помощью рук или нагрузив их на себя (*donesti(se) - *donositi(se), *jъznesti(se) - *jъzno-siti(se), *nanesti(se) - *nanositi(se); существительные nomina acti (*donosъ, *iz-nosъ, *nanosъ), nomina agentis *nositelь, *medonosъ и nomina patientis *nanosъ, *nosja, *obnosъ; 10 прилаг. (*ponosьnъjь, *sъnosьnъjь).

В семантике основного гл. намечается выделение четырех переносных значений, которые в дальнейшем развитии данного ЭГ будут играть заметную роль в качестве семантических и словообразовательных подцентров: 1) `но-сить//вынашивать дитя, быть беременной' (ср. производное от него сущ. nomen patientis *nedonosъkъ `дитя, которое не доносили' и его рефлексы в современных славянских языках: болг. недоносъкъ, диал. недоносче, недонохче; макед. недоносче; сербохорв. nedonosce, диал. nedonosce, nedonosak; польск. niedonosek; словин. стар. nedonosk; русск. и укр. недоносок); 2) связанное с первым значение `нестись, откладывать яйца'; 3) `ходить каким-либо образом одетым, носить одежду, обувь' (ср. производное от него сущ. nomen patientis *obnosъkъ `поношенная, потрепанная от долгой носки одежда или обувь' и славянские рефлексы: русск. обносок; белор. абносак); 4) `перемещать, передвигать, увлекать силой своего движения (о воздухе, ветре, течении воды)' (ср. производное от него сущ. nomen patientis *nanosъ `то, что наносится ветром или течением воды (ил, песок, мусор)' и славянские рефлексы: болг. диал. нaнос; макед. нанос; сербохорв. nanos; словен. nanos; чеш. nanos; словац. nanos; др.-русск., русск.-цслав. наносъ `клевета, наговор', `нанесенный водой мусор', русск. нанос `слой земли, песку, нанесенный текучей водой или ветром', диал. нанос `деревья, бревна и т.п., которые несет река в половодье' (перм., краснояр.), `мелкий песок, деревья, ветки на дне реки; мель в реке' (смол., арх., алт.), `заливной луг' (том.); ст.-укр. наносъ `донос, обвинение, клевета', укр. нанiс `нанос', нанос; белор. нанос `нанос, намыв'.

Выделение этих значений уже на праславянском уровне обусловлено тем, что приведенные данные современных славянских языков, их диалектов и отмеченные в более ранних памятниках письменности рефлексы праслав. *nesti уже фиксируют не только эти производные значения, но и суффиксальные дериваты, специализирующиеся на обозначении имен действия и объекта, образованные на основе именно этих производных значений так же, как и в случае с вершиной гнезда *nesti: `нести, взяв в руки или нагрузив на себя' > сущ. nomen patientis *nosa (*nosja) `то, что носят, ноша, тяжесть, груз, переносимый на себе (обычно тяжелый, значительный)', ср.: ст.-чеш. nose `груз, бремя, тяжесть', чеш. nose `ноша, бремя', диал. `перевязанные веревкой охапка травы, сена, хвороста, переносимые на спине'; слвц. nosa `заплечный мешок', диал. `бремя, ноша', `котомка'; ст.-русск. ноша `ноша', `количество чего-л., которое можно унести в один раз', русск. ноша `груз, переносимый на себе', диал. `то, что можно поднять, унести за один раз' (арх., костр.), `охапка' (арх., перм., смол., новосиб.), `груз объемом в полмешка, столько, сколько может унести один человек' (казаки-некрасовцы), `связка мочала как единица учета' (ср.-урал.), `пригоршня' (арх.), `о цветочной пыльце на ножках пчелы' (сиб., нижн. и средн. теч. р. Урал); блр. ноша `ноша', диал. `мешок с грузом, который носят на спине', `взяток меда и пыльцы - то, что берет пчела с цветов за один раз'.

Наши наблюдения показали, что немаловажную роль в представлении праславянской национальной картины мира играют лексические гнезда, ибо, по справедливому замечанию О.Н. Трубачева, «словарь, сравнительно с текстом, дает конденсированный характер отражения языковой картины мира», а диахронический словообразовательный словарь этимологического гнезда позволяет проследить формирование национальной языковой картины мира в динамике. Так, представленные в Приложениях этимологические гнезда, составляющие генетическую парадигму «Давать//дать - брать - взять - иметь - нести - давать», выявили следующие сферы жизни и деятельности «праславянина»:

Ш торговля, обмен дарами и подарками при организации торговли (*nadavъkъ `доплата', *davacь `тот, кто дает, податель', *izdati `дать взаймы', *nadavati `даровать, наделить правом владения', *prodati `продать');

Ш свадебный обряд, пир, семейные отношения (*jьzdati `выдать замуж', *danьje `наследство, приданое', *obdariti `принести свадебные дары', *bьra-tise `сочетаться браком', *bьrakъ `свадьба, брак, свадебный пир');

Ш рождение и воспитание детей (*bermeneti `беременеть', *nesti `носить ребенка под сердцем', *nedonosъkъ `недоносок, выкидыш', *nosicь `няня');

Ш бытовые и государственные отношения (*davъka `налог, подать, дань', *nadati `осыпать бранью, поколотить', *orzdati `выдать все, разделить между всеми', *podatja `милостыня', *najьmati `брать в наем', *jetьje `тюрьма, темница', *nanosъ `клевета, донос');

Ш сельское хозяйство (*obdati `задать корм скотине', *nedarъjь `скудный, неуродившийся (о хлебе), бесплодный', *berdja `стельная, жеребая (о животных)', *obbirati `собирать плоды', *obbьratъ `снятое молоко, сыворотка после сбитого масла', *ubьrati `собрать урожай', *jьmanьje `домашний скот');

Ш ремёсла (*nabirati `собирать в складки, особым образом ткать узор', *bьradlьja `женщина, которая снимает узоры', *bьranь `узорочная ткань');

Ш утварь, посуда, приспособления для выполнения различного вида хозяйственных работ (*berma `сосуд для воды', *bermъkъ `вязанка', *obbiradlo `приспособление для сбора плодов', *nabirъka `корзинка', *obbьradlo `наконечник дышла', *obъjьma `обод для колеса', *sьbьrojь `упряжь', *bьratina `сосуд для напитков');

Ш военное дело (*otъdati `проиграв сражение, оставить неприятелю город, позиции', *predati `предать, изменнически выдать', *sъdatise `прекратив сопротивление, признать себя побежденным', *naborъ `воинский набор');

Ш наименования лиц по роду деятельности (*bermenonosa `носильщик', *obbiracь `сборщик винограда', *biritjь `глашатай, судебный пристав, сборщик податей', *medoberъ `сборщик меда', *najьmacь `наемный работник, батрак', *lixojьmъ `ростовщик', *mytojьmьcь `сборщик податей');

Ш религия и мифология (*dadjьbogъ - инновационное славянское название божества - бога дающего и дарующего, *bogodanъ - имя собственное `данный Богом', *neprijaznъjь `нечистая сила, черти', *neprijatelь `зло; злой дух; дьявол', *vъznositi `возвеличивать, возносить (молитву)', *nositelь `домовой').

В третьей главе «Генетическая парадигма «Давать//дать - брать - взять - иметь - нести - давать» в русском языке XI - XVII вв.» исследуется дальнейшая судьба этимологических гнёзд *dati, *ber-, *jeti и *nesti на следующем лингвохронологическом уровне, для которого можно отметить наиболее важные для судеб наших ЭГ разноуровневые явления.

1. В русском языке XI - XVII вв. количество слов в этимологических гнездах, по сравнению с праславянским состоянием, увеличивается, в среднем, в три раза (в ЭГ *dati оно увеличивается до 455 слов, в ЭГ *ber- - до 267, в ЭГ *jeti - до 612, в ЭГ *nesti - до 299). Установить же количественный рост всех семантических приращений и переосмыслений невозможно. Ясно одно: рост этот был огромным. Развитие лексической семантики значительно обогатило язык великорусской народности, расширив границы познания мира и самих себя. Конечно, были и потери: что-то забывалось, отмирало, в том числе и значения слов, но отмираний было гораздо меньше, чем приращений. Основная масса новообразований, за счет которых, прежде всего, пополнился словарный запас языка, создавалась на основе складывающейся системы словообразования. Самым распространенным способом словообразования является суффиксация - от 39 до 62% слов в лексических гнездах, что соответствует и современному состоянию системы словообразования русского языка. Вторым по значимости способом деривации является префиксация - от 11 до 20%, что и в современном русском языке характеризует словообразовательные гнезда, возглавляемые глаголами. Большое распространение в рассматриваемый период приобретает способ сложения основ и сложение, осложненное суффиксацией, - от 12 до 40%, видимо, под влиянием старославянского языка. В пользу такого предположения свидетельствует и тот факт, что, в стилистическом отношении, все композиты отмечены в памятниках богослужебной и агиографической литературы и в большинстве своём извлечены из словарей церковнославянского языка. Небольшое количество слов - от 0,3 до 2% - образовано неморфологическими способами - субстантивацией, адъективацией и семантической деривацией, которые только набирают силу в древнерусском языке.

Благодаря развитию в славянских языках грамматической категории глагольного вида, довольно большие группы слов в исследуемых гнездах (от 30 до 42) сформировали видовые пары, образованные от праславянских основ с чередующимися долгими и краткими гласными, квалифицируемые в современной дериватологии как различающиеся внутренней флексией (например: дати//дати, въдати//въдати, бьрати//бирати, выбьрати//выбирати, добьрати//добирати, забьрати//забирати, ти//имати, въз#ти//възимати, пон#ти// поимати, нести//носити, вънести//въносити). Преобладающей частью речи в этот период становится имя сущ. - от 37 до 44% слов в гнёздах от общего количества лексем, на втором месте представлены глаголы - от 25 до 32%, имен прилагательных - от 22 до 29%, что в два раза больше, чем в праславянский период, наречий по-прежнему немного - 3 - 4%.

Наши материалы свидетельствуют, что одной из причин своеобразного словообразовательного «всплеска», приведшего к складыванию сложной организационной структуры СГ, является необходимость, с одной стороны, поименовать вновь возникающие и познаваемые предметы, реалии, явления, с другой, прояснить синкретичную производящую основу, уточнить, конкретизировать семантику слова.

2. Лексические гнезда, образующие генетическую парадигму, в русском языке XI - XVII вв. вследствие развития семантики, фонетики и словообразования реформировались в довольно сложные системы, состоящие из нескольких СГ, вершины которых деэтимологизировались от ядерных центров и в дальнейшей истории русского языка продолжают самостоятельное развитие. Эти процессы отражены в таблице на с. 34.

3. Параллельное системно-семантическое рассмотрение четырех ЭГ в составе генетической парадигмы в динамике от праславянского состояния до конца XVII в. позволило восстановить 47 лексем, принадлежащих нашим корневым группам, но не зафиксированных историческими словарями русского языка, например: *датьный, *богатодатьный, *датьць, *дарьць, *възбирати, *вобьрати, *вобьратис#, *прибьрати, *брhменити, *объ~мъ, *притьство, *роукоти~, *сuимати//*со~мати, *относъ, *носитель, *заноситис#, *uносити и др.

4. Генетически связанные этимологические гнезда проходят в истории языка сходные ступени развития. Так, в период с XI по XVII вв. в словообразовательной структуре гнезд наблюдаются одинаковые типы и модели словообразования: транспозиционное образование суффиксальных сущ. nomen acti, nomen agentis, nomen patientis и nomen instrumenti от глаголов; транспозиционное образование качественных и относительных имен прилаг. с помощью суффиксов от сущ. nomen agentis, nomen abstractum и nomen acti; транспозиционное отглагольное образование отвлеченных сущ.; транспозиционное отадьективное образование суффиксальных наречий; модификационное образование префигированных глаголов, суффиксальных сущ. nomen agentis от сущ. nomen patientis.

Результаты деэтимологизации в этимологических гнездах генетической парадигмы в конце XVII в.

5. В группе глаголов происходит складывание семантико-грамматических категорий вида, возвратности//невозвратности, единичности//многократнос-ти, например: дати - давати - давывати, дати - датис#, давати - даватис#, бьрати - бирати, бьрати - бьратис#, бирати - биратис#, бьрати - бирывати, ти - имати, ти - тис#, имати - иматис#, имати - имовати//имывати, нести - носити, нести - нестис#, носити - носитис#, въносити - въношивати.

Параллельное существование лексических гнезд *jeti и *ber-, связанных синонимическими отношениями, привело к тому, что в русском языке XI - XVII вв. образовалась группа глаголов, обозначающих понятия `брать, взять', состоящая из трех рядов.

Первый ряд - образования с корнем - и -им-: ти - имати, възяти - възимати, перети - переимати, поти - поимати и др., употребляемые в формах инфинитива, императива, буд. и пр. вр., причастий, общее грамматическое значение которых - представление действия приобщения объекта как единого акта с достижением результата.

Второй ряд - глаголы с корнями -им-а- и -~м-: имати - ~мати, представляющие действие приобщения объекта как акт неопределенно-длительный. На более обобщенное и отвлеченное значение гл. имати в сравнении с ~мати и ™ти указывал еще Ф.П. Филин: «Имати в летописном языке обозначает не только `брать, хватать' и другие аналогичные по своей структуре понятия, но и отвлеченное `иметь' (`брать и постоянно удерживать за собой'). В этих случаях имати выступает как дублетная форма к имhти. Наконец, имати в дальнейшем процессе развития своего значения в сторону отвлеченности теряет свою знаменательность и превращается во вспомогательный глагол для образования форм будущего времени». Сохранение в одном слове нескольких значений, возникших на разных ступенях развития языка, приводило не только к омонимии (ср. имати `брать' и имати `иметь'), но и одновременно к синонимии (ср. имати `иметь' и имhти `иметь'), к параллелизму в отдельных значениях с другими словами (ср. имати `брать', ~мати `брать' и бьрати `брать'), а, следовательно, к противоречиям в лексической системе, которые неизбежно должны быть разрешены.

Третий ряд - гл. бьрати (и его префиксальные производные), который занимает особое место в данной группе. Входя в обозначенный синонимический комплекс, он в то же время специфичен по своему значению: обозначает не только `брать, хватать', что сближает его с имати и ~мати, но и `собирать' (различие между брать < бьрати и собирать < събирати, имеющееся в современном русском литературном языке, в древнерусскую эпоху было лишь в зародышевом состоянии). Следует обратить внимание на тот факт, что, по данным «Словаря древнерусского языка XI - XIV вв.», бьрати в древнерусских памятниках обладал невысокой частотностью употребления - встречался 18 раз, в сравнении с синонимичным ему имати, который зафиксирован в количестве 356 употреблений. На протяжении XV - XVII вв. дистрибутивные возможности и употребляемость глагола бьрати возрастают, что становится причиной отмирания глагола имати, так как дальнейшее существование его в силу указанных противоречий стало невозможным. Росту употребительности глагола бьрати, на наш взгляд, способствовал и тот факт, что объем значений этого слова в XV - XVII вв. превысил объем значений синонимичного ему имати и продолжал увеличиваться с течением времени. Так, по данным «Словаря русского языка XI - XVII вв.», имати имел 4 значения, бьрати - 6, в XVIII - XIX вв., по данным «Словаря русского языка XVIII в.» и словаря В.И. Даля, имать обладал двумя значениями, брать - 15. Это подтверждает справедливость известного семантического закона: чем шире объем значения слова, тем выше его частотность, и наоборот.