Лексико-фразеологическая система языка писателей Центрального Черноземья и её лексикографическая представленность

2. Среди фонетических диалектных явлений в исследованных произведениях представлены: аканье: таперь (Б) Б - Бунин, З - Замятин, Э - Эртель., жалаим (З); яканье: бряхать, бядовый, лятала (Б); мена в ударном положении звука у на звук ы: быдто, глыбко (З) и обратная замена: бесстудный (З); следы древних носовых гласных: зажмать (Б); ассимилятивное смягчение заднеязычного к: внучкя, на речкю, постирушечкя - и по аналогии: самоварчикя, чугунчикя (Б); следы фрикативного г - г' в начале слова: слава тебе осподи, енаральша (Э), иде (йде) (Э, Б); замена согласных ф - ф' звуками х - х', хв - хв', п: ахвицерша, бухвет, Глахвера, тип («тиф»), хватера, штрах (Э), хлаг, Ахванасий (Б) - и связанную с этим явлением замену под влиянием литературного языка х на ф: куфарка (Э); замена в [w] на у в начале слова перед согласным: уверх, удова, ускочит (Б); произношение на месте прежнего губно-губного w других согласных: м (на стыке морфем, воспринимаемое в современном русском языке как просторечное) - выпимши (Э, Б); л [l] (рядом с лабиализованным гласным) - слободно (Э), ослободиться (Б), слободный (З); р - скрозь, наскрозь (Б); выпадение звука w в интервокальном положении рядом с лабиализованным гласным: деушка, пуак (с меной гласных) (Б); произношение долгих твёрдых шипящих согласных: ишшо, помешшик (Э), дожжок, хрушши (Б), училишша (З); широкое использование протетических звуков: аржаной, ентот, инде, ктой-то, чтой-то, орепей, по-эфтому, эстот (Э), задвохнуться, пашеничный (Б); мена звуков: ведмедь (З), ловчак (Э); следы отвердения р: рыга (Э, Б), стрычь (З); особое ударение в словах: вёсну, либом, помтом - нареч. «потомм» (Э), гумстый, засумха, промстый, рамкушка, ромдный, тучам (Б).

Грамматические диалектные особенности: изменение существительных среднего рода по образцу существительных женского рода: дело особая, одна баловство (Б), лунь седая (З); форма множественного числа существительных с основой на j: волосья (Э), омутья (З); окончание -е у существительных первого склонения в родительном падеже: нету козе (Б); своеобразие в родовой принадлежности отдельных слов: жаворонка (З), полын (Э); форма личного местоимения табе в дательном и винительном падежах (Б); предложные конструкции личных местоимений: от ей, у ей, вокруг ей, около ей, в ей, с ей, на ём (Э); компаративы с суффиксами -аj, -аjе: скоряй (Б), скоряе (Э); конечный -т' у глаголов 3-го лица: нейдеть, ходить (З); отсутствие конечного -т у глаголов 3-го лица единственного и множественного числа: будя (Э, Б, З), захохоча, служа, хоча (Б); изменение глаголов по образцу первого спряжения: пчелки гудут (Э), не стоют (Б); чередования согласных г - г' в основах глаголов: стерегёт (Э), стрыгёшь (З); формы инфинитива со вторичным т': подтить (Э), зайтить, отойтить, уйтить (Б), выйтить (З), итить (иттить), пойтить (Б, З); повторяющийся предлог у: у чужом у краю (Б), у щелки у своей у заборной; у виноградном у вине (З) и др.

Указанные фонетические и грамматические явления типичны для южнорусских говоров. Среди них ряд явлений характеризует противопоставленные различия между севернорусским и южнорусским наречиями: неразличение гласных неверхнего подъёма после твёрдых и мягких согласных во всех безударных слогах; фрикативный г; произношение слов пашеница, иде; последовательная замена ф на х, хв; окончание -е у личных и возвратного местоимений в формах родительного, винительного, дательного, предложного падежей; конечный -т' у глаголов 3-го лица единственного и множественного числа; совпадение гласных в безударных окончаниях 3-го лица мн. числа глаголов и др. [см.: Русская диалектология 1989: 202-203; Русская диалектология 1965: 252-256].

Среди фонетических и грамматических явлений, отмеченных в произведениях писателей, есть те, которые характерны для говоров Юго-восточной диалектной зоны (куда входят воронежские, тамбовские и лебедянские говоры). Это ассимилятивное прогрессивное смягчение заднеязычного согласного к; окончание -ая в им. пад. ед. ч. прилагательных среднего рода; форма им. пад. мн. ч. с окончанием -а у существительных женского рода с основой на мягкий согласный; постфикс -си у возвратных глаголов; деепричастия прошедшего времени с суффиксом -мши [см.: Русская диалектология 1989: 209; Русская диалектология 1965: 279].

Наблюдения над структурой ряда слов демонстрируют свойственную народно-разговорному языку тенденцию к контаминации языковых явлений, в результате чего слова «обмениваются» своими структурными элементами: огромадный (из огромный и громадный), возвернуться (из вернуться и возвратиться), великатный (появившееся в русском языке, по мнению Г.П. Князьковой, из французского деликатный как «переоформленное» и получившее своё значение «гордый, важный», по нашему мнению, под влиянием формы и семантики прилагательного величавый), бесстудный (студ - «стыд» (церк.-слав.) и бесстыдный) и др.

Ряд оснований, по которым языковые явления относятся к области просторечия, в разное время был отмечен в работах В.В. Виноградова, В.Д. Девкина, А.Н. Ерёмина, А.Ф. Журавлёва, Е.А. Земской, Г.П. Князьковой, Л.П. Крысина, В.И. Собинниковой, Д.Н. Шмелёва и др. исследователей.

Наличие в просторечии ряда слов во многом обусловлено их генетической отнесённостью к русским вариантам слов, имевшим дублеты в старославянском языке: ворог, пущать, рожаться, сообча (Э), угожать (Б), злючий (З), одёжа (Э, Б, З).

Просторечный характер получило явление, связанное с образованием в древнерусском языке дифтонга уо из о под восходящей интонацией, в результате чего в дальнейшем дифтонг уо дал в ряде говоров в отдельных словах во: вострый (Э, Б, З) и различные образования с востро: востроглазый, востряк (Б), востроносый (З), воструха (Э).

С существующей в южнорусских говорах заменой согласного в (w) на у в начале слова и перед согласными связано обратное явление - замена этимологического у на в: вдарить, вдариться (Э, Б, З).

Получают просторечное звучание многие иноязычные слова: ахвицерша, браллиант, блюзка, енарал, камедь, мамзель, резонт, пашпорт, сигнации, талан, фершел, ромман, промцент и др.

Грамматические особенности просторечия связаны прежде всего с «избыточными» аффиксами в структуре слова: бывалоче, вспомогать, вспрашивать, завсегда, задаром, задёшево, занапрасно, изобидеть, надоть и мн. др.; с редукцией слов: вряд, грит, мошенство, примать и др.; с отсутствием или, наоборот, необоснованным наличием постфикса -ся: заблудить, попытать, бунтоваться, надуматься, попиться, сообразиться и др.

Широко представлены в просторечии оценочные номинативы и атрибутивы «лица» со свойственными этой категории аффиксами: -ай (шибай), -ак, -як (босяк, голяк, летняк, ловчак, резак), -ан, -ян (горлан, мужлан, пузан), -ун (брехун), -ень (злыдень, младень, оголтень), -ик, -ник (беспутник, бродник, висельник, охальник, печальник, скрытник), -ец (родимец, народимец, шельмец), -ырь ( немырь), -аг(а) (миляга), -ок (говорок); -аст, -ат (брюхатый, будылястый, носастый, седастый, щербатый) и др.

Большой пласт выявленных просторечных слов характеризуется иными в сравнении с литературным языком аффиксами: беднять, беспременно, вблизу, взаправду, владать, впервой, вскорости, вспомянуться, вчерась и др.

Весьма продуктивны префиксальные и префиксально-суффиксальные образования: вывершить, выслепить, изболеть, забояться, загибнуть, извихляться, истянуться, иссидеться, налопаться, натрескаться, нахлебаться, надрызгаться, накорогодиться, накулюкаться, налакаться и мн. др.

Продуктивными оказываются образования, созданные при помощи циркумфиксов: заворотень, загривок, загуменник, подпечье (З); заглазный, оголовок, охвостье, подворье, подпечье, подторжье (Б); загорбок (Э); задворок (Э, Б, З).

Тяготеющими к просторечию в указанный период являются глагольные образования с двумя префиксами со значением дополнительного действия, усиления или постепенного его развёртывания: повывихнуть, повыпустить, повысмотреть, порассказать, упоместить (Э), повысунуть, повынать, произъяснять, насбирать (З) и др., образования глаголов при помощи суффиксов -ива-, -ыва- со значением многократности действия в прошедшем: говаривать, делывать, знавать, пивать, саживать, сказывать, собирывать и др., глаголы с аффиксами -ануть: стрекануть, толкануть (Б), сигануть (Б, З); формы глаголов повелительного наклонения становь, скрадь (Э).

Просторечные формы могли быть образованы при помощи префиксов, вносящих в общеупотребительные глаголы дополнительные семантические оттенки: выслепить («ослепить совсем или всех»), приесть («съесть без остатка»), примереть («умереть - о всех или многих»), приспеть («успеть к назначенному времени»), раздостать («достать с трудом») и др.

Многие указанные признаки, позволяющие квалифицировать то или иное явление как просторечное, характерны и для современного состояния языка, однако, по наблюдениям лингвистов, просторечие второй половины XIX века в целом резче отличается от современного просторечия, чем такие же соотносительные во времени планы литературного языка [см.: Ерёмин 2001: 60-61], что в целом подтверждают представленные в данной главе материалы.

3. Основное внимание в данной главе уделено описанию лексической семантики диалектных и просторечных слов в произведениях А. И. Эртеля, И. А. Бунина, Е. И. Замятина. Для этого мы избрали путь описания важнейших СП и ТГ, объединяемых диалектной или просторечной категорией. Поскольку словари русского языка во многом противоречивы в стилистической и ареальной квалификации рассматриваемых слов, такое рассмотрение лексики проводится поэтапно, начиная со словарей XIX в. Особо выделяются слова, не зафиксированные в словарях XIX в.

Следует отметить особенности, связанные с лексикой, зафиксированной только в СРНГ. Во многих случаях она имеет отличия от литературного языка лишь на фонетическом или грамматическом уровнях, на основании чего не попадает в толковые словари русского языка: доваживаться, комарь, необнаковенный, орепей, подтить, попиться, ссилить, старинский (Э); бережной, зажмать, заучать, кровя, некуды, однакось, отцеда, починать, салаш, сообча (Б); жаворонка, изусталый, кромя, кругалём, навозрыд, наскорях, спортить (З) и др. Однако нужно назвать и имеющиеся в словарях многочисленные примеры нарушения этого принципа, т.е. примеры включения в словари тех слов, которые отличаются от литературных эквивалентов фонетически или грамматически: аржаной [Опыт, Даль], баушка [Опыт, Даль], бечь [Даль, ТСУ], болесть [Даль, БАС], взбудить [Даль, БАС], владать [Даль, ТСУ, БАС], вострый [ТСУ, БАС, МАС] и мн. др. Обилие и разнообразие подобных примеров позволяет нам рассматривать и лексику, которая представлена только в СРНГ или региональных словарях русского языка и имеет лишь фонетические или грамматические отличия от слов литературного языка.

Системный подход к исследованию лексики народных говоров, активно разрабатываемый с 60-х гг. ХХ столетия (Р.И. Аванесов, Л.И. Баранникова, О.И. Блинова, В.Е. Гольдин, Т.С. Коготкова, Б.А. Ларин, И.А. Оссовецкий, Ф.П. Филин и др.), остается одним из наиболее плодотворных и в современных исследованиях. Изучение тех говоров, которые входят в область нашего исследования, в системном аспекте представлено работами Н.П. Гринковой, С.Ю. Дубровиной, В.И. Дьяковой, С.И. Коткова, В.Н. Кретовой, М.В. Пановой, С.В. Пискуновой, В.Г. Руделёва, В.Ф. Филатовой, В.И. Хитровой, А.Д. Черниковой, Г.Л. Щеулиной и др.

В современной лингвистике в связи с активным развитием когнитивного направления, рассматривающего язык как основное средство выражения знаний о мире, способствующее осмыслению национальной языковой картины мира, перспективным в изучении лексики народных говоров является исследование лексико-семантических полей и лексико-семантических и тематических групп слов (В.П. Абрамов, Ю.Н. Караулов, А.М. Кузнецов, А.А. Уфимцева, Т.С. Щур и др.). В данном исследовании выделение СП и ТГ проведено с опорой на их частеречную характеристику, что позволило описать лексику и незнаменательных частей речи.

В реферируемой работе представлены следующие СП:

I. «Человек». Здесь выделяются ТГ:

1. Внешний облик человека («наименования человека по возрастному и гендерному признаку»: жёнка, меньшой, малюкан, младень, робёнок и др.; «наименования частей тела человека»: бельма, буркалы, загорбок, загривок, зенки, курнофейка, мамон, мослак, мурло, подбрюдок, хрип и др.; «характеристика человека по его физическим особенностям»: бугай, гайдук, дробный, жидкий, жихморозь, ледащий, могутный, праховый, утробистый; «оценка внешности человека»: конопатый, кудлатый, мухрыш, отёрханный, расхристанный, чумичка и др.).

2. Особенности характера человека: безответный, бережной, бесстудный, бойченный, забубённый, наянливый, скучливый, тороватый и др.

3. Умения и способности человека: дошлый, ловчак, мастак, некулёмый, письмённый, путный, скорохват, ухватистый и др.

4. Характеристика ума человека: башковитый, долдон, дуботолк, дундук, дуролом, облом, олух, полоротый, с бусорью, сиволап, толкушка и др.

5. Характеристика человека по особенностям речи: балаболка, балясник, брехун, брехучий, брёх, галман, горлан, долдон, зевластый и др.

6. Бранные слова (слова, используемые как номинативы: гужеед, дармоед, душегуб, живоглот, живорез, злыдень, клуша, кобыла, рукосуй, рвань и др.; слова, не являющиеся номинативами, а лишь служащие цели унизить, оскорбить собеседника или выразить злость, раздражение и т.п. чувства говорящего: анчутка, бестия, иуда, леший, родимец, чёрт и др.).

7. Характеристика человека по роду занятий: годный, демньщица, игрица, летняк, говорок, водонос, коновал, копач, обозчик и др.

8. Наименования человека по его родственным связям: батя, жёнка, папаша, племяш, супружница и др.

9. Болезни и болезненные проявления: боль, болесть, болесть лихая, болесть дурная.

10. Характеристика человека по его социальному положению (общая характеристика: бобылка, бобыль, бродник, вековуша, межедворка, прохожий - «беглый, бродяга из ссыльных», швабра - «низкие, дрянные люди (собир.)», обсевок - «сирота, одинокий человек» и др.; наименования человека по признаку «бедный, нищий»: бездомовник, беспортошник, голоштанник, голь, гольтепа, мякинник, нищеброд; характеристика человека по его отношениям с другими людьми: благоприятель, полюбовница, радельница, сусед и др.; наименования человека другой народности или веры: инородец, кацап, нехристь, самоедин, хохол).

11. Лексика, связанная с обрядовыми действиями: голосьба, домовина, дружка, кстины, поезжане, подневестница и др.

II. «Бытовая сфера». Это СП представлено двумя частными СП: «Социальный быт» и «Домашний быт».

Социальный быт характеризуют ТГ: 1) «хозяйственные постройки, предназначенные для всеобщего пользования»: ветряк, ветрянка, караулка; 2) «устройство села»: зады, околица, порядок - «улица в селе», сборня; 3) денежные отношения: квиток, магарыч, мещина, сотельная и др. Кроме того, выделяются слова других семантических объединений: вечёрки, жалейка, жошка, карагод, кулючки, куны, побаска, страдательная, улица и др.

СП «Домашний быт» значительно многочисленнее и разнообразнее по выделяемым здесь ТГ:

1. Усадьба и её части: загуменник, задворок, левада, огорожа и др.

2. Жилой дом и его части: горница, застреха, князёк, кут (куть), мазанка, оконница, пемлена, подклетье, притуга, хата, хибара и др.

3. Надворные постройки и их части: варок, верея, выход, денник, жеребятник, закута, катух, курник, перемёт, погребица, пунька и др.

4. Средства передвижения: козырьки, колымага, копылья, навозница, чека, шворень и др.

5. Домашняя обстановка и утварь: арапельник, вожжовка, вяхирь, гаман, гнеток, грубка, дежа, долблёнка, дрюк, загнетка, колгушка, колун, корец, каганец, колок, косырь, крынка, лежанка, махотка, оборка, подпечье, рубель, сулея, тавлинка, туес, укладка, хребтуг и мн. др.

III. «Производственная деятельность». Это СП представлено ТГ: «земля и обработка земли»: взмёт, жнивьё, залог, новь, обсевок, осминник (осьминник) и др.; «зерновые культуры и их отходы»: азадки, галка, жнивьё, зеленя, кладь, лузга, невейка, одонье, омёт, пошеница, старновка и др.; «садоводство и огородничество»: бакча, бахча, баштан, вилок, дуля, падальцы; «животноводство»: «животные и птицы, живущие при доме» - битюк, бугай, валух, клюшка, кочет, подтёлок, третьяк и др.; «корма для животных» - месиво, месятка, резка, халуй, хоботье и др.; «ремёсла»: «ткани и их изготовление» - веретье, дерюга, замашка, кросно (красна), посконь и др.; «обработка шерсти» - вомлна, кудель, смушка; «рыболовство»: вентерь, верша, ковш, кубарь, мотня, тоня и др.

IV. «Природа»:

1. Наименования рельефа местности (овраги и впадины: балка, буерак, верх, водомоина, завал, лог, яр, яруга; возвышенности, подъёмы и спуски: взволок, взлобок, взлобье, изволок, раскат; луга и низменности: извал, кочкарник, подолье, разлужье; родники и водоёмы: артеба, бучило, глыбь, криница, окладина, плёс, сажалка, студенец).

2. Дороги и их состояние: большак, глудка, калмышки, колдобина, колчеватый, колочь, лыва, повёрток, прогон, росстань, стёжка, шлях и др.

3. Лесные массивы, деревья (и их части), растения: акатник, бодяк, верболоза, вёх, дерева, заказ, козёльчик, колок, конопи, куга, лесовка, облонок, орепей, очерет, подсед, полын, сергибус, татарка, чурак и др.

4. Дикие животные, птицы и насекомые: ведмедь, дряхва, жаворонка, зверок, касатка, козюля, комарь, корамора, куропть, лягва, отонок, пуак, рыбалка, трус, чеканка, шкворец и др.

5. Слова из области метеорологии: завируха, зазимок замять, засумха, изгарь, кура, марево, мокреть, молонья, морок, мочливый, надым, обломный, окладной, подзёмка, прохолодь, ростепель, сувой, сухмень, тучам, чичер и др.

V. «Мифологическая лексика»: алатырь, антихрист (анчихрист), анчутка, дворовой, лешак, лихоманка, луканька, окаяшка, омрак, народимец, полуденница, постен, родимец, хозяин, хохлик, шат, шиликун, шишига.

Кроме того, в диссертации рассматривается богато представленная в народных говорах лексика с отвлечённой семантикой, а также лексика, не вошедшая в указанные семантические объединения.

В составе лексем второй группы обращают на себя внимание единицы, относящиеся к терминологической системе народных говоров. Имеющиеся в лингвистике исследования говорят о недостаточной разработанности данной проблемы, что находит отражение в словарных пометах к тем словам, которые могут образовывать терминосистему народных говоров. То, что словари во многом противоречивы в стилистической и функциональной характеристике слов, отмечалось исследователями неоднократно, однако по отношению к словам специальным и профессиональным такая словарная характеристика является нередко необязательной и случайной (см. пометы к словам белотурка, беляки, ворох, грохот и др. в ТСУ, БАС, МАС, СРНГ).

Специальная и профессиональная лексика, представленная в произведениях писателей Центрального Черноземья и маркированная в словарях русского языка специальными пометами (с.-х, техн., спец., рыб., мор., охот., кулин., ветер., спорт. и т.п.), обнаруживает довольно многообразные сферы применения: сельскохозяйственная - белотурка, взмёт, ворох, жмых и др.; животноводческая - выжеребка, вылегчить, запал, подсед и др.; коннозаводческая - маточная, маточник, сбой и др.; рыболовецкая - вентерь, верша, ярус; охотничья - борзой, прибылой, привада, чернотроп и т.д. Однако, как показывают материалы, представленные в данной главе, многие лексемы, зафиксированные в словарях русского языка с пометами областного характера, могли бы пополнить данные ряды специальных наименований (например, лексика, характеризующая производственную деятельность, социальный быт, обрядовая лексика, наименования человека по роду занятий и т.д.).

8. Представленная в диссертации классификация глагольной лексики демонстрирует значительное многообразие ТГ, состав которых позволяет говорить о семантических особенностях данной лексической сферы.

Глаголы, обозначающие состояние человека и действия, направленные человеком на себя, образуют группы, неравнозначные в количественном и стилистическом отношении. Немногочисленны объединения глаголов, характеризующих умения, приобретённые человеком (гожаться, навостриться, наметаться, насобачиться) и присущие человеку от рождения (бачить, дрыхнуть, дыхать, зарить, слухать). Единичными примерами представлены группы глаголов со значением «смеяться, улыбаться» (гоготать, грахнуть, перекосоуриться, ржать, щериться), «плакать» (заголосить, разрюмиться), «предполагать, надеяться, ждать» (гадать, огадывать, годить, охотиться, чаять), «получить, добыть что-либо» (выправить, заполучить, оттягать, разживиться, насбирать, справить), «упасть, удариться» (бякнуться, жмякнуться, сверзиться, убиться, чебурахнуться), «родить, родиться» (народиться, приносить, скинуть).

Самыми значительными по количеству представленных в них лексем являются группы глаголов движения (бечь, блукать, вымбегать, возвернуться, гонять, итить, колтыхать, приволочься, приплестись, пройтиться, улепётывать, шататься, шлындать и мн. др.) и глаголов говорения (балакать, баять, брехать, буровить, вспрашивать, гутарить, зяпнуть, кроптаться, лаяться, лотошить, хаять, отбрёхиваться, рявкнуть и мн. др.).

Разнородны выявленные группы слов и по количеству представленных в них диалектных и просторечных единиц. Так, глаголы ощущения являются по преимуществу просторечными лексемами: взопреть, задубенеть, запалиться, засвербеть, застыть, измаяться, ознобить, рассоловеть, рассолодеть, угреться, умориться и др. Преимущественно просторечный характер носит глагольная лексика со значением «есть и пить»: лопать, нажраться, натрескаться, уписывать и др.

Превосходящей примерно в три раза диалектную является просторечная лексика и в группе глаголов, характеризующих ум, память человека (вспомянуть, догадать, замститься, запамятовать, покумекать, напретить, помекать, удумать и др.) и внешний вид человека (изгваздать, заголиться, замызгать, захлюстать, напялить, обряхаться и др.).

В целом можно отметить, что глагольная лексика, обозначающая состояние человека и действия, направленные человеком на себя, является по преимуществу просторечной (59,3 % от общего количества слов в данной группе) и эмоционально-экспрессивной, что связано как с метафорическим переносом наименования, так и с формальным признаком экспрессивности у ряда глагольных аффиксов.

Количество диалектных и просторечных лексем в группе глаголов, характеризующих трудовую деятельность человека, в целом почти одинаково: 48,3 % и 51,7 % соответственно. Однако в частных семантических объединениях соотношение диалектизмов и просторечных слов меняется. Только просторечная лексика представлена в группах глаголов со значением «делать что-либо с азартом» (отжаривать, резаться, откатать, отхаживать), «прятать (прятаться)» (хоронить, хорониться), «поднять (подняться) вверх» (взбыдриться, вздеть, взодрать). Преобладают просторечные наименования действий в группе глаголов со значением «делать что-либо быстро, хорошо» (оборудовать, оборотиться, потрафить, спроворить).

Только диалектизмы зафиксированы в объединениях глаголов, связанных с сельскохозяйственными работами навивать, орать, подбивать - подсекать, срезать косой; докашивать (траву)», рушить - «дробить, крошить».

Среди глаголов, определяющих характер и поведение человека, выделяются просторечные лексемы со значениями «противиться, упрямиться» (артачиться, ерепениться, кобениться, кочевряжиться), «шалить, проказничать», «вести себя разгульно» (бойчиться, выкомаривать, дуросветить, чередить, шалберничать.

Целый ряд глаголов связан по значению с предосудительными действиями человека, среди которых преобладающими также являются лексемы просторечного характера: глаголы со значениями «обмануть», «переложить вину на другого» (обвиноватить, обделать, облапошить, околпачить), «украсть» (свистнуть, спереть), «испортить, навредить» (подгадить, подкузьмить, располосовать, расхватить), «ударить, побить»: взлупцевать, всыпать, выдрать, гвоздануть, жигануть, засветить, звездануть, накостылять, огреть, отгладить, расквасить, съездить, шмурыгнуть и мн. др.

Только к просторечной лексической системе относятся глаголы со значением «убить»: порешить, прихлопнуть, пришибить, угомонить, укокошить, уколотить, упокоить. Также по преимуществу просторечными являются глаголы со значениями «сделать что-либо с силой»: высадить, напхать, протурить, спровадить, шмякнуть, «пить хмельное, пьянствовать»: вспрыснуть, дёрнуть, дряпнуть, накулюкаться, налакаться, нахлебаться, опохмелиться, охмелиться, хлопнуть.

Яркой оценочностью обладают просторечные глаголы со значением «иметь предосудительные отношения с кем-либо»: подкатываться, снюхаться, стакнуться, улестить, улещать, хороводиться, якшаться.

Разнообразна глагольная лексика, связанная по семантике с областью человеческих чувств: грусти, огорчения (гомриться, жалиться, жалобиться, крушиться, скучиться), гнева, неудовольствия (серчать, злобиться, яриться), страха, растерянности (пужаться, ужахамться), любви, привязанности друг к другу (долюбать, жалковать, обожаться) и т.д.

Глаголы, представленные в других семантических объединениях, характеризуют лексику народных говоров в таких областях, как «народные обряды и поверья» (блазнить, кстить, присушить, скидываться), «поведение животных и насекомых» (забрухать, жилять, жустрить, закатать, кагакать, кахать, козлекать), «природные явления» (заколодить, ободнять, примеркать, распогодиться) и др. Немногочисленна лексика, называющая действия, относимые к неодушевлённым предметам: блёскать, залубенеть, заскорузнуть, захрястаться, настрять, похилиться, хряснуть и др.

9. Наречная лексика, выявленная в исследованных произведениях, демонстрирует заметное разнообразие по говорам: слова с пометами областного характера значительно преобладают (60 %). Среди них качественные наречия: гаведно, гарно, глыбко, склизко, слободно, чижало, чудном; наречия образа действия: бесперечь, вплынь, всугонь, дуром, изнавесть, исполу, испрохвала, наскосяк, огулом; наречия времени: летось, лонысь, надысь, наране, николи, нонче, однова, онадысь, ономнясь, позавчёра, сёдни, утресь; места: издаля, откедова, откулева, оттедова, оттуля, посередь и т.д.

10. Специальное рассмотрение в работе получили также местоимения и слова незнаменательных частей речи (предлоги, союзы, частицы, междометия и слова, используемые в предложении в функции сказуемого и в роли вводных слов). Лексический состав этих частей речи также свидетельствует о преобладании в них диалектных единиц, за исключением междометий и слов, используемых в предложении в качестве сказуемого, что объясняется их семантической природой, связанной у междометий со свойственной им эмоциональной окраской, а у слов в качестве сказуемого - с их предикативной характеризующей функцией, способствующей созданию экспрессивности текста.

Таким образом, общий системный и семантический анализ представленного в данной главе материала показывает, что слова почти всех ТГ и слов отдельных частей речи демонстрируют значительную дифференциацию лексики по говорам. Соотношение диалектных и просторечных слов в различных семантических объединениях варьируется в зависимости от предмета описания: просторечная лексика превалирует в целом в СП «Человек», однако уступает в количественном отношении диалектным словам в ТГ, характеризующих человека по роду занятий и по родственным отношениям. Значительное преобладание диалектных слов отмечается в СП «Бытовая сфера» и в составе обрядовой и мифологической лексики.

Соотношение диалектных и просторечных слов в произведениях писателей, а также характер использования лексики различных семантических групп в диалектно-просторечной системе языка обусловлены неодинаковостью теоретических установок писателей на показ действительности.

Свойственное А.И. Эртелю тяготение к реалистически-документальному воспроизведению действительности находит выражение в преобладании в его произведениях той лексики, которая характеризуется прежде всего номинативной функцией и относится в большей своей части к таким семантическим группам, как «внешний облик человека», «характеристика человека по роду занятий», «наименования родственных отношений». Большим разнообразием в его произведениях отличается лексика, определяющая социальное положение человека: благоприятель, дружка, знакомец, однодеревенец, односелец, полюбовница и др.

Детальное описание у А.И. Эртеля получает бытовая сфера, однако при богатстве лексем, характеризующих социальный быт села, крестьянский дом и надворные постройки, наименования домашней обстановки и утвари у него немногочисленны: вяхирь, дерюга, жбан, носилка, оборка, сечка, тавлинка, туес и нек. др., что может быть объяснено стремлением писателя к показу крестьянина прежде всего в новых социально-политических условиях пореформенной деревни.

Вместе с тем, реалистическое изображение человека, существующего в непростых отношениях с другими людьми, и вызванное этим наличие большого количества диалогов требовало от автора лексики, выполняющей не только номинативную, но и характеризующую функции. Среди таких слов выделяется лексика, используемая в качестве обращений, причём среди них немало слов с положительной окраской (болезный, желанный касатка, лебёдка, сердешный и др.), что связано с особым отношением писателя к русскому крестьянину. Много у А.И. Эртеля и слов с бранным значением: аспид, бестия, грымза, гужеед, дармоед, живорез, идол, ирод, клуша, кобель, кобыла, леший, паскуда, ракалия и мн. др. - таких слов в его произведениях зафиксировано больше, чем в произведениях других писателей. Значительные диалоговые контексты в произведениях А.И. Эртеля во многом обусловлены влиянием на него стиля писателей-демократов П. Засодимского, Ф. Решетникова, Н. Слепцова, Н. Успенского, в сочинениях которых диалог преобладает над авторской речью и содержит множество лексем из народно-разговорного словаря.

Для И.А. Бунина превалирующими в языке его произведений являются группы слов, оценивающие человека по его внешнему виду, характеру, дающие представление о производственной деятельности человека - таких слов у И.А. Бунина значительно больше, чем в произведениях других писателей. Детализированно представлен у И.А. Бунина домашний быт крестьянина. Преимущественно только в произведениях И.А. Бунина представлена лексика природы, в том числе предметная и глагольная, характеризующая диких животных, птиц, насекомых.

При этом в произведениях И.А. Бунина отмечается более широкое, чем у А.И. Эртеля, образное использование диалектно-просторечной лексики: в сравнениях употреблены писателем такие слова, как вар, гайдук, кипень, колгушка, обсевок, шалелый, шишига и др.; в переносном употреблении отмечены лексемы бугай, обсевок, чека, чушка, шугай, юшка и др.

Однако в использовании образных средств заметно выделяются произведения Е.И. Замятина, в которых переносное употребление получают слова самых разных семантических групп (буерак, вихрястый, кудлатый, животина, мураш и др.), а на основе слов многих лексических объединений писатель строит сравнения (бучило, ведмедь, ветрянка, дежа, игрень, колгушка, куропть, кочет, телуха, кутафья, лешак, лихоманка, сидяка).

Теоретическая установка писателя на образное, зрительное воспроизведение действительности объясняет преобладание у него слов, оценивающих человека по самым разным признакам (части тела человека, его внешний вид, умственные способности, особенности речи).

Особый интерес в произведениях Е.И. Замятина представляет многообразная и детализированная лексика, называющая старинные блюда и кушания: заспенник, калитка, кокурка, колдуны, крупеник, маковник, овыдник и мн. др., что, по мнению писателя, достойно самостоятельного изображения.

Богата, разнообразна и функционально значима у Е.И. Замятина мифологическая лексика (анчутка, луканька, окаяшка, полуденница, постен, хохлик и др.), в связи с чем в нашей работе она получила подробное описание.

В то же время у Е.И. Замятина скудно представлена лексика, характеризующая человека по его умениям, способностям, роду занятий. Единичны примеры слов, описывающих социальный быт деревни и производственную деятельность, немногочисленны слова описания природы.

Различное отношение писателей к представлению в художественном тексте действительности проявляется и в характеристике лексики по количеству общих для их произведений лексем. Фактический материал, представленный в Приложении 2, показывает, что процент таких слов в произведениях даже двух писателей невелик: например, для СП «Человек» это примерно 11 %, за исключением ТГ, называющей части тела человека, где общих лексем зафиксировано 46 %. Почти отсутствует общая лексика среди обрядовых слов (только дружка, поезжанин), в большой группе обращений (болезный, желанный) и большой группе бранных слов (галман, живорез, родимец, хрыч, шалава). Не зафиксировано общих лексем в наименованиях человека по признаку «бедный, нищий», в характеристике человека по его отношениям с другими людьми, в назывании человека другой народности или веры.

Иная картина наблюдается в СП «Бытовая сфера» и «Производственная деятельность», где количество общих слов по разным семантическим группам колеблется от 30 % до 80 %. Словам данных объединений свойственно прямое номинативное значение - в отличие от слов с характеризующими признаками, где свобода выбора писателя достаточна велика.

Таким образом, отражённые в художественных произведениях восприятие и оценка писателями окружающей действительности осуществлены ими специфическими художественными средствами - «за каждым текстом стоит языковая личность» [Караулов 1987: 5], и речь автора является отражением его субъективной картины мира, - но в то же время демонстрируют общность их языковой основы, обусловленную генетическим родством народных говоров, носителями которых они являлись, и направленностью их творчества на художественное исследование русской деревни и провинциального города конца XIX - начала ХХ вв.

В главе 4 исследована региональная лексика и фразеология произведений А. И. Эртеля, И. А. Бунина, Е. И. Замятина с позиций семантических, ареальных и функционально-стилистических особенностей.

Ареальная характеристика областных слов показала значительное преобладание лексем, известных как южнорусским, так и севернорусским говорам - 70 % от общего числа диалектизмов. Эта лексика представлена всеми частями речи и отмечена во всех семантических группах.

Слов, известных только в южнорусских говорах, зафиксировано 23,6 %: валух, ведмедь, вомлна, гирло, деньщица, долдон, дулеб, корогод, катух, клуня, козюля, кудель, ляда, очерет, пелена; жаровый, никчемушный; буровить, вожжаться, ворохнуться, встревать, гандобить, жилять, жундеть, замстить, каляниться, потанакивать; анадысь, богато, гарно, давишь, изнавесть; альник, близу, вечь, вычь, дык, ён, нешь и мн. др.

Слов узколокальных (по словарным пометам) в целом выявлено 4 %. Среди них выделяется ряд лексем с единичной пометой «ворон.»: брухучий, гаять, годный, дуросветить, кляповинка, козлекать, кочетиное слово, кулижиться, окорот, отерханец, отлёк, подзашлычина; с единичной пометой «орл.»: зажундеть, обрывок, пристрять; с пометой «дон.»: жаворонка, загомозить, кулиберда, ссилить; с пометой «тамб.»: измутыскать, испрохвала, мурныкнуть; длинногачий, залиться, неужли и т.д.

Заметим, что большая часть указанных слов, судя по проведённым опросам, известна также современным елецким и лебедянским говорам.

Особенности лексической семантики просторечия, получившие рассмотрение в данной главе, связаны прежде всего с ярко выраженной стилистической и эмоционально-экспрессивной окраской просторечных слов, отличающихся от стилистически нейтральных силой выражения чувств, переживаний, интенсивностью проявления действий. Такие слова, как правило, имеют синонимы в литературном языке: башка, бельма, морда, рожа, физия; дрыхнуть, канючить, лаяться, грохотать, лопать, накулюкаться, облапошить, сдохнуть, трескать, уписывать, шалберничать, шляться и мн. др.

В то же время в просторечии функционирует лексика, имеющая основное значение. Такая лексика, как правило, входит в просторечие из диалектов, но имеет меньшее распространение, чем экспрессивная просторечная лексика, которая сформировалась за счёт специальных средств экспрессии, содержащихся в особых суффиксах, приставках, а также оценочных компонентов, переносных значений.

Значительная часть выявленных слов была известна просторечной системе предшествующих периодов в истории языка: названные в исследовании Г.П. Князьковой [см.: Князькова 1974] десятки просторечных по отношению ко второй половине XVIII в. слов сохраняют свой просторечный статус до настоящего времени.

В общем составе выявленных просторечных лексем обращает на себя внимание значительное количество слов, зафиксированных только словарями ХХ в. (около 20 %). Эти слова в большинстве своём обладают ярко выраженной эмоционально-экспрессивной окрашенностью, обусловленной чаще всего развитием у ряда нейтральных слов переносных значений, получающих просторечную характеристику. Использование таких слов в произведениях писателей конца XIX - начала ХХ вв. свидетельствует об их существовании в языке в указанный период, несмотря на отсутствие данных об этом в лексикографических справочниках.

Рассмотрение изменений в стилистической и ареальной отнесенности выявленных слов по отношению к современному состоянию русского языка показало, что бомльшая часть слов сохранила свойственное им ограничение в употреблении.

Пометы областного характера сопровождают 72, 6 % слов. При этом часть из них (4,5 %), судя по пометам «обл., устар.», постепенно уходит из языка (кисам, копотко, кормный, кут, лепота, магазей, нещечко и др.). Для части диалектных слов словари современного русского языка дают помету «обл. и прост.», что может служить указанием на постепенное расширение ими территории распространения (2,1 %): вертаться, дивоваться, допрежь, дюже, дюжий, ежели, ёрзкий, ёрзнуть, жисть, подталдыкивать, тятя и др.

Часть слов утратила диалектный характер, перейдя:

а) в разряд просторечных (15,6 %): брёх, буркалы, галда, лохмы, недохватка, паскуда; духовитый, оголтелый, очумелый, склизкий, уедливый; бычиться, варганить, вожжаться, встревать, гаркнуть, обыкнуть, очухаться, раззявить; маненько, опосля, покудова, силком, склизко; аж, ин и др.

Анализ данных слов показывает, что 1) легко теряет территориальное ограничение эмоционально-оценочная лексика, 2) переходит в просторечие лексика, обладающая широким ареалом, 3) пополняют разряд просторечных слова, являющиеся в разных говорах синонимами по отношению к одним и тем же реалиям, 4) теряют областной характер слова, отличающиеся от слов литературного языка специфическими или избыточными аффиксами.

б) в разряд разговорных слов литературного языка (2 %): большак, загодя, захолонуть, распогодиться, сечка, хибара, чудном, чудород, щербатый и др. Часть таких слов служит наименованиями реалий, для которых в литературном языке нет соответствующих односложных наименований; для некоторых характерна экспрессивность, не имеющая явно сниженного характера, что позволяет таким словам пополнять лексику литературного языка.

в) в состав литературного языка - без ограничительных помет (3,2 %): жалейка, левада, мазанка, осьминник, плавни, подтёлок, светец, тарантас, хата, шлях, шушпан, шушун, яр, ясли и др. Все они являются наименованиями реалий ушедшего крестьянского быта и выполняют в художественных произведениях прямую номинативную функцию, а потому рассматриваются в словарях как «материал общенационального языка», куда «прежде всего относятся слова, отражающие бытовую, хозяйственную и культурную стороны жизни крестьян и выходящие за пределы узкоспециального и местного значения» [БАС, 1: 5-6].

В составе просторечной лексики также бомльшая часть слов сохранила свой статус - 76 %. При этом часть просторечных слов переживает процесс устаревания (пометы «прост., устар.») - 11 %: запамятовать, заступа, куды, надобно, надуматься, намедни, непригожий, неужли, нищеброд, промежду, физия и др. 3,6 % от общего числа просторечных слов квалифицируются словарями как устаревшие: барыш, ввечеру, вздевать, вряд, попритчиться, свербеть, уёмистый, целковый, шалберничать и др.

Часть просторечных слов пополнила пласт разговорных слов литературного языка: балаболка, беспутник, взасос, вихры, восвояси, впервой, глядь, заголиться, космы, опаска, сласть и др.

Следует отметить и целый ряд слов, зафиксированных лишь в словарях XIX в. (4,6 %): верхолёт, иссидеться, каё, крупитешный, напрекосердье, обродиться, потазать, пригласиться, приглушь, проняться, принаследный, хазина, хезнуть, хохлик, шабунять, ярушник и др. Отсутствие их в словарях современного русского языка, как литературных, так и региональных, может рассматриваться как свидетельство их устаревания. Для многих из них в языке закрепились или более распространённые синонимы, или лексемы с аффиксами, свойственными литературному языку: блёскать, дребезгливый, живеть, наровнях, наслед, озверяться, произъяснять, самоё, сумневаться, сусед, суседка, суседский, сустреча, увага, хуторь и др.

Таким образом, приведённые данные позволяют сделать вывод о том, что лексический состав народных говоров меняется медленно, однако процесс обогащения лексики литературного языка за счёт средств диалектно-просторечной системы языка продолжается.

Неотъемлемой составляющей характеристики крестьянского быта, хозяйства, социально-политических отношений в русской деревне и человека как части реального мира в определённую историческую эпоху является устаревшая лексика. Данная лексика рассматривается в диссертации с двух позиций: 1) с позиций эпохи создания художественных текстов, 2) с позиций современного русского языка.

С позиций эпохи создания художественных текстов 3,3 % от общего числа выявленных нами слов имели в словарях XIX в. помету «стар.» («речение старинное», «старинный русский язык» [Слов. Акад. 1847: XVII, VIII]): абы, аж, аль, вежа, вспомогать, изобидеть, кружало, кстины, мочливый, наполы, нетути, оберучь, однова, оплечье, перехожий, поволить, помалу, посад, пристигнуть, робя, роденька, рыдван и др.

Ряд слов имел помету «церк.» (1,5 %): близу, вретище, заблудить, изничтожиться, искони, исполу, несказанный, несмысленный, остатний, плясавица, почто, рало, свара и др. Составители Слов. Акад. 1847 г. осознавали архаичный характер многих церковнославянских слов, которые не могли быть «удобоподвижны в своих формах» [Слов. Акад. 1847, 1: III].

Структура ряда из представленных слов указывает на причину их устаревания: многие лексемы (близу, вспомогать, изобидеть, наполы, нетути и др.) заменились существовавшими уже в тот период в языке однокорневыми лексемами с другими аффиксами: в слов. Акад. 1847 г. без ограничительных помет представлены слова вблизи, помогать, обидеть, пополам, нет (нету).

Другие слова подверглись архаизации, заменившись более употребительными или более приемлемыми синонимами: кружало - ср.: кабак, трактир в Слов. Акад. 1847 г. без ограничительных помет; вретище - ср.: рубище в Слов. Акад. 1847 г. без помет и т.д. Общеупотребительные синонимы для большинства таких слов представлены в словарях в качестве их дефиниций (см. пошлый, пригоже, причинен, ручник, почто, свара и др.).

Часть слов ушла из языка вместе с утратой реалий, ими обозначавшихся: однорядка, рыдван и др.

Определяя особенности использования устаревших (применительно к эпохе создания художественных текстов) слов в произведениях А.И. Эртеля, И.А. Бунина, Е.И. Замятина, заметим, что значительно бомльшая часть всех лексем с пометой «стар.» (66,6 %) отмечена в произведениях А.И. Эртеля, и одинаковое их число зафиксировано в произведениях И.А. Бунина и Е.И. Замятина - по 28,2 %. Слов с пометой «церк.» в произведениях писателей оказалось приблизительно одинаковое количество: по 35,3 % от общего числа лексем с такой пометой - в произведениях А.И. Эртеля и Е.И. Замятина, 41,2 % - в произведениях И.А. Бунина, однако характер использования устаревшей лексики в произведениях писателей различен.

А.И. Эртель, стремящийся к точному воспроизведению языка своей эпохи, максимально полно отразил лексику, характеризующую различные отношения в пореформенной деревне. Почти все лексемы из числа устаревших введены писателем в диалоги как яркое средство характеристики речи.

Этими же задачами обусловлено введение устаревших слов и в язык произведений И.А. Бунина.

В произведениях Е.И. Замятина устаревшая лексика, в том числе церковнославянская, используется чаще всего как средство стилизации слога, а также как средство, способствующее ироническому описанию.

По отношению к современному состоянию русского языка устаревшими являются 15,3 % слов от общего числа лексем, выявленных в произведениях писателей. Тематическое разнообразие устаревшей лексики позволяет предположить, что пометой «устар.» могли бы быть сопровождены в словарях современного русского языка и многие другие лексемы, характеризующие прежний социальный и домашний быт, но не нашедшие подтверждения своего устаревания в специальных словарных пометах: армяк, архалук, валёк, гарнец, ермолка, кика, кружало, мазанка, мурмолка, отпускная, повойник, чекмень, чувяк, чуйка и мн. др.

Анализируя функции устаревших слов в художественном тексте, необходимо отметить, что закрепившаяся в современной лингвистике роль таких слов как «воссоздателей» колорита изображаемой эпохи применима в основном лишь к рассмотрению их с позиций современного русского языка, с позиций же эпохи создания произведений бомльшая часть слов, маркируемых в современных словарях пометой «устар.», является во временномм отношении нейтральной, синхронной своему времени.

Особое рассмотрение в данной главе получает диалектно-просторечная фразеология в языке писателей Центрального Черноземья. Под диалектно-просторечными фразеологизмами мы понимаем те устойчивые сочетания слов, которые ограничены в употреблении территориально или же входят в систему нелокализованной нелитературной речи и имеют целостное экспрессивно-оценочное значение. При этом мы разделяем существующую в лингвистике условность в разграничении диалектных и просторечных фразеологизмов, объясняемую тем, что «диалектная речь является некодифицированной формой национального языка», включающей «в свой состав также просторечную лексику и фразеологию» [Брысина 2001: 53], поэтому рассматриваем фразеологические единицы, выявленные в художественных произведениях, без жёсткого деления их на просторечные и диалектные. Та стилистическая квалификация фразеологических единиц, что представлена в реферируемой работе, опирается на пометы словарей XIX-XX вв.

Диалектно-просторечный характер фразеологических единиц проявляется, во-первых, в наличии в их составе хотя бы одного диалектного или просторечного слова. При этом ограниченность в употреблении фразеологизмов может определяться фонетически (вдарить в голову, как скрозь землю провалиться), морфологически (за-ради бога, ни в жисть), фонетико-морфологически (вдарить враз). Однако основную часть всех выявленных фразеологизмов составляют устойчивые образования с лексическими особенностями. При этом значительная часть таких фразеологизмов имеет параллели в литературном языке: гнуть хрип - разг. гнуть спину; шат его знает - разг. чёрт (бес, леший, шут, пёс) его знает и т.д. Подобные примеры рассматриваются лингвистами как явление внутрисистемных изменений в структуре фразеологизмов, находящих выражение в синонимичной замене компонентов или лексическом варьировании, обусловленное функционированием их в различных подсистемах национального языка и внесением дополнительных эмоционально-экспрессивных оттенков [см.: Бабкин 1970, Жуков В.П. 1986, Жуков А.В. 2009, Ломов 1998, Мокиенко 1980 и др.].

Среди фразеологизмов, имеющих параллели в литературном языке, отметим такие, в которых наблюдается иная структура фразеологизма при тождестве семантики: потуда меня и видели (лит. так вы меня и видели); сращение компонентов фразеологизма за счёт их редукции: бо-зна как, бознать чем; более широкий, чем в литературном языке, компонентный состав фразеологизмов: стеблом глаза колоть, зги божией не видно и др.

Бомльшая часть всех выявленных устойчивых сочетаний не имеет семантических соответствий в литературном языке. Среди них выделяются две группы:

1) фразеологизмы, компонентом которых является диалектное или просторечное слово (гидай моя голова, кочетиное слово). Среди них отметим те, в которых диалектные или просторечные слова существуют в языке лишь как фразеологически закреплённые: нет додору, поедом есть, сбить с панталыку и др. В других фразеологизмах диалектные и просторечные слова - компоненты устойчивых сочетаний - могут употребляться в языке и как лексемы со свободным значением: разводить балясы, вылупить буркалы, набить брюхо, оттрепать за виски, драть каряки, накласть в загорбок, насыпать в портки, ошмётком щи хлебать и др.;

2) фразеологизмы, компонентами которых являются слова только литературного языка, но в целом фразеологические единицы носят ограниченный народно-разговорным языком характер употребления: пройди свет, до новых веников не забудешь, гвоздя отрубить, до трех дубов (на три дуба), завести круг в хозяйстве, сорваться (соскочить) с зарубки, пёс с тобой, поперёк живота, ходить чисто, языком петли закидывать и др.

Зыбкость теоретических установок, имеющаяся в современной фразеологии, в том числе и недостаточно продуманная квалификация категориальных признаков фразеологических единиц, приводит к различным точкам зрения по поводу отнесения к числу фразеологизмов многих устойчивых сверхсловных образований (например, предложно-падежных, междометных, модальных сочетаний, составных наименований, пословиц, поговорок, крылатых слов и выражений, загадок и т.д.). Придерживаясь широкого понимания фразеологии, мы, однако, не рассматриваем в составе фразеологических единиц такие образования, как составные термины, партикулярные единицы, различные аппозитивные образования и т.п. Но в числе устойчивых рассматриваем ряд предложно-падежных сочетаний, характеризующихся образностью и воспроизводимостью: по крайности, в отделку, с потрохом, по сусалам, на тычке, до ветру, в голова, до шпенту, на рысях и т.п.

Все выявленные фразеологизмы по своей структуре делятся на: глагольные (около 50 %): разводить балясы, залить глаза, забрать в голову, задать лататы, зашибаться вином, концы хоронить, намять бока, соскочить с зарубки, моду обдумать; субстантивные (25,2 %): вихорная сила, на мой сгад, медоломное дело, причинное место, паралик с ним, обсевок в поле; предикативные устойчивые сочетания (15,1 %): леший тебя расшиби, пёс тебя задави (слопай, закарябай), шут (леший, нечистый, родимец) тебя расшиби; буревая несёт, завидки берут; наречные (4,6 %): где ни на есть, куда зря, доколе некуда; с производным предлогом как грамматически господствующим компонентом (2,6 %): за-ради бога (господа, Христа, царя небесного), спокон (сыспокон) веку (веков); сочетания: нет (несть) + сущ.: нет додору, нет мочи (моченьки), несть числа (2,2 %).