Процесс концептуализации является также как и категоризация, классифицирующей деятельностью человека, но с отличным конечным результатом. Концептуализация, в противовес категоризации мышления, имеет целью выделение минимальных единиц человеческого опыта на их различение. Следовательно, концептуализация ведет к порождению новых смыслов, когда речь заходит об образовании новых концептов, на основе старых. Следуя такой точке зрения, можно сделать вывод о том, что концептуализация тесно связана с семантикой, а именно с вопросом, какими языковыми средствами выражаются те или иные концепты, а также разнообразные отношения, возникающие между ними. Говоря о структуре полисемантичного слова, ученые приходят к выводу, что все значения слова связаны потому, что имеют общий источник. Под источником понимается концептуальная структура, то есть когнитивная модель или смысл, но не фрагмент внеязыковой реальности. Изучение семантических стратегий и семантических парадигм многозначных слов приводит к выводу, что поскольку у человека «нет других слов», он вынужден использовать все мыслимые возможности, чтобы «выжать» максимум из того, чем он располагает, и значения, при всем их разнообразии, являются реализацией концептуальных схем и импликаций, заложенных в исходном значении и исходной ситуации, поэтому из слова можно «выжать» только то, что есть в исходной ситуации и ее «стандартном денотативном окружении, и использовать это так, как предусмотрено общими когнитивными принципами и механизмами языкового освоения реальности» [Кустова 2005:77]. Познание, как известно, осуществляется на двух взаимообусловленных и взаимопересекающихся уровнях организации когнитивно-семантического континуума, иначе говоря, вербальными и невербальными средствами. Для лингвистики принципиальным является вопрос концептуализации мира средствами языка. Под концептуальной картиной мира в лингвистике понимают 1) совокупность знаний о мире, которая приобретается в деятельности человека, 2) способы и механизмы интерпретации новых знаний. Объектом лингвистического исследования является лишь та часть картины мира, которая представлена единицами языка - языковая картина мира, даже если речь идет о знании - опыте осознанном, и для его хранения существуют универсальные и индивидуальные способы и структуры [Пищальникова http://aomai.ab.ru/Books/files/1998-01/13/pap_13.html]. Исследование соотношения когнитивных и языковых структур подтверждает принципиальную асимметрию языкового знака, другими словами плана выражения и плана содержания. Отсюда следует непреложный вывод о том, что концептуальная система каждого языка обладает уникальными свойствами, обусловленными всем процессом культурно-исторического развития. Но неоспоримым фактом является и общечеловеческий код мышления, основанный на общечеловеческих логических категориях. Следовательно, можно говорить об универсальной концептуальной системе, которая, преломляясь в каждом языке, дает свой набор концептов.

Исследуя структуру концепта, мы вслед за Ю.С. Степановым, под термином концепт понимаем содержание понятия, т.е. смысл, в то время, когда под значением понимаем объем понятия. Концепт имеет «слоистую» структуру, в которой Ю.С. Степанов выделяет три компонента:1) основной, актуальный признак; 2) дополнительный или пассивный исторический признак; 3) внутренняя форма, запечатленная во внешней словесной форме. Внутренняя форма или этимология определяется как основа, на которой возникли и держатся остальные слои значений. Под внутренней формой понимается «непосредственный, прямой, буквальный смысл» [Степанов 1996: 44]. Критикуя принцип случайности первичного наименования, автор подчеркивает, что эта случайность - результат неправильно выбранной точки зрения. В пределах определенного семантического ряда, признаки именования не предстают как случайные. Разброс в выборе признаков может быть достаточно велик, но никогда не выходит за границы определенного семантического ряда; в другом ряду будет другая, возможно столь же «разбросанная» совокупность выбираемых признаков, но опять-таки не нарушающая границ этого ряда. Свобода выбора признака («случайность»), таким образом, ограничена. Характер закономерности приобретает не конечный результат - наименование, а тот ряд, в пределах которого наименование совершается [ibid: 61]. В.В. Колесов трактует концепт как «зерно первосмысла, семантический «зародыш» слова», представляющий собой диалектическое единство потенциально возможных в явлении образов, значений и смыслов словесного знака как выражение неопределимой сущности бытия в неопределенной сфере сознания. При помощи понятия «концепт» возможно определение соотношения между внутренней формой и этимоном. Этимон - это конструкт сущности, но не сама сущность, а внутренняя форма - явленность этимона. Этимон, также как и внутренняя форма одинаково мотивирован семантически, но разными путями. Этимон мотивирован в результате всех родственных форм, тогда как внутренняя форма путем уподобления ближайшему родовому значению (словесного корня). Внутренняя форма есть всегда смысл, который направляет движение содержательных форм концепта. Внутренняя форма есть процесс, а этимон - результат, который может быть различным в разных реконструкциях [Колесов 2002:52]. Концепт предстает как исходная точка семантического наполнения.

Привлечение таких понятий, как категоризация (категория) и концептуализация (концепт) необходимо для эффективного проведения конфронтативного анализа этнолингвокультур. При сопоставлении языковых систем в антропоцентрическом аспекте в фокусе внимания находится контактирование языков, рассматриваемое как столкновение этнокультур. Национально-культурная специфика языковой картины мира наблюдается в языковой структуре и семантике языковых средств, участвующих в языковой экспликации базовых параметров, которые соотносятся с действительностью.

Основными формами культуры, в которых сохраняются и транслируются смыслы, являются артефакты, т.е. (вещи), знаковые системы (семиосфера) и модели поведения. Традиционно больше всего внимания уделяется знаковым системам, понимаемым максимально широко, включая и такие наиболее древние, и наименее кодифицированные образования, как мифы [Леонтьев1999:416]. Миф рассматривается как смыслонесущая реальность человека, что позволяет человеку поместить самого себя в контекст особой, смысловой реальности.

Следует подчеркнуть важность социокультурных отношений в изучении истории слов. Они составляют фундаментальный аспект этимологических изысканий и история слов неотделима от истории культуры и цивилизации. Семантические универсалии базируются, в первую очередь, на культурных универсалиях, отражающих коллективный человеческий опыт. Языковая картина не совпадает с культурной, если под последней понимать образ мира, преломленный в сознании человека, отражающего его физический опыт и духовную деятельность. Связь между внеязыковой реальностью и понятием, его словесным выражением неодинакова у разных народов, что обусловлено культурно-историческими различиями этих народов, спецификой развития их общественного сознания. Отсюда делается вывод о различиях языковых картин мира у разных народов. Но необходимо учитывать и то, что понятийный аппарат, который вербализируется различными языками, един, так как базируется на логических операциях, присущих общечеловеческому мышлению, являющемуся отражением окружающей действительности. Понятийная картина базируется на ассоциативном мышлении, опирающемся на базисные отношения между понятиями, выраженными базовой лексикой, отражающей категории человеческого мышления. Слова-этимоны играют свою определенную роль в становлении понятийной системы. Основным принципом, как известно, создания языковой картины мира является принцип антропоцентризма, согласно которому человек - мерило всего и точка отсчета в познании, категоризации и концептуализации окружающего мира. В этимоне имеется первоначальный зародыш слова уже как именно слова, а не просто звука. Корень слова, с логической точки зрения это - основной и центральный момент в слове, та элементарная звуковая группа, которая наделена уже определенным значением, выходящим за пределы звукового значения как такового. Жизнь слова осуществляется тогда, когда этот этимон начинает варьировать в своих значениях, приобретая новые, как фонематические, так и семантические формы [Лосев1990:39]. Исходя из вышесказанного, делается вывод, что основные понятия изначально эксплицированы в словах - этимонах, которые и представляют собой базисный набор слов, отражающий, в свою очередь, базисную концептуальную систему, любого естественного языка.

Проблемы языковой картины мира напрямую связаны с проблемами мотивации. Картина мира находит свое отражение уже в самом факте именования объекта действительности отдельным языковым знаком независимо от способа номинации, от мотивированности знака. На уровне этимологического гнезда проводится исследование многократного использования в номинации одного и того же знака (корневой морфемы, слова). Все реалии внешнего и внутреннего мира, поименованные с помощью одного языкового знака, оказываются семантически связанными в сознании носителей языка. Между словами, связанными генетически, устанавливается содержательное сходство по тому или иному признаку (свойству или функции). Отношения, связывающие члены этимологического гнезда, имеют свои собственные закономерности, которые можно сравнить с отношениями в семантической структуре многозначного слова. Но эти отношения являются более регулярными, вследствие высокой степени категориальности (и словообразовательной закрепленности) словообразовательных моделей по сравнению с семантическими. Анализ этимологического гнезда предполагает восстановление путем этимологической реконструкции словообразовательных связей. Надо учитывать то, что при возникновении любого слова, эта связь осознается и является актуальной, хотя впоследствии она может стать «пассивной». Семантическая связь, в любом случае, даже реконструируемая, характеризует структуру ментального мира, то, как человек с помощью языка категоризирует мир. Так как ментальная или концептуальная картина мира и языковая картина мира понятия отнюдь не тождественные, тем сложнее представляются мотивационные отношения. Отсюда можно сделать вывод о том, что всякое рассмотрение языка должно проходить «генетически», а именно, «в готовой структуре языковых форм необходимо увидеть производное и опосредованное, которое может быть понято только тогда, когда нам удастся понять, как оно складывается из образующих его факторов и определить характер и направление действия этих факторов» [Касирер 2002:1:87]. Поэтому любое описание языковой картины мира без анализа мотивационных отношений, регулирующих и отражающих языковое сознание, будет неполным.

Для этимологических исследований понятие мотивации является одним из кардинальных и внутренне связанных, так как, семантическая мотивированность, а если брать шире, семантический критерий является важнейшим при принятии того или иного этимологического решения. Информация о мире, извлекаемая из внутренней формы слова ограничивается вопросом о мотивационном признаке, лежащем в основе акта номинации. Информация о мире ментальном и реальном может быть извлечена при обращении к собственно мотивам номинации, то есть к вопросу о том, почему тот или иной признак выбран в качестве основы номинации [Толстая 2002:119]. Причина выбора того или иного признака, лежащего в основе рождения нового слова лежит вне плоскости языка, а в сфере ментальных представлений. В центре внимания оказывается фундаментальный вопрос о взаимосвязи действительности, мышления и языка, одним из аспектов которого является вопрос о связи между наименованием и внутренней формой слова. Этот вопрос выбора признака, лежащего в основе акта номинации, до сих пор не получил ответа, как и вопрос почему тот или иной признак лежит в основе образования звуковой оболочки слова. Функция языка заключается в связывании внешней структуры с внутренним движением мысли. Номинативная функция языка «запрограммирована» онтологической природой логических понятий [Васильева 1998:139]. Номинативная единица как системное образование является, по сути своей, языковой объективацией логического понятия. Номинативная система базируется на результатах языковой реализации системы логических понятий. Эта функция языка - связи между номинативной системой и системой логических понятий - выполняется внутренней формой слова. Рассматриваемая с такой точки зрения, теория номинации сама рассматривается как вариант когнитивной теории. Лексическое значение выступает как система концептуальных характеристик лексической единицы, которые ориентируют на соответствующее понятие о данном предмете и составляют его интенсиальную основу. Концептуальная характеристика слова способна вербально эксплицировать лексическое значение, являясь «мгновенным слепком эволюционизирующего ядра интенсионала понятия. Внутренняя форма слова, наименование, является средством процесса мотивации. Внутренняя форма - непременная семантическая характеристика любого слова, «умственный образ» предмета, объективируемый социальным опытом человека и «подсказанный» структурными особенностями самого слова» [Кияк1989:99]. Внутренняя форма является составляющей заключенного в слове концепта. В данном исследовании мы задаемся вопросом, насколько такой важный компонент как внутренняя форма слова или его этимология, определяет будущее слова, так как по этому поводу до сих пор нет единого мнения.

Идея внутренней и внешней формы слова [В. Гумбольдт, А.А. Потебня, Г. Шпет], на наш взгляд, еще не получила достаточного освещения и требует новых исследований уже на когнитивном уровне. Подведя итог вышесказанному, приходим к выводу, что такой компонент слова или концепта как этимологический признак или внутренняя форма, являясь наименее актуальным на синхронном уровне, остается релевантным опосредованно, представляя основу, на которой возникли последующие слои. Метод этимологического анализа, реконструкции первичного значения, первосмысла, соотношения этимологического значения и внутренней формы слова, приобретают новый импульс в рамках когнитивной теории, основной единицей которой является концепт.

Тезис об общности происхождения языков мира подтверждает идею единства когнитивно-семантической сферы. Доказательством этого положения является обнаружение в различных языковых семьях одного и того же этимологического комплекса, характеризующегося общими звуковыми сочетаниями и выражающего единый семантический круг [Мельничук 1991:2:27]. Таким образом, единое концептуальное поле сознания древних является еще одним подтверждением идеи о единстве когнитивно-семантической сферы как организующей силе языкового многообразия и целостности. Единство происхождения языков рассматривается как главная организующая сила языкового развития в целом, являясь основой не только сходств лексико-семантических систем языков, но и их различий. Лексико-семантические системы языков в таком понимании предстают как диалектическое соотношение тождества различий, служащее методологической основой их сопоставительного изучения. Единство всеобщего семантического континуума представлено на вербальном и невербальном уровнях, видимая и основная часть которого обнаруживается только путем сопоставления языков, в частности лексических значений, которые содержат наиболее устойчивые очертания когнитивно-семантических концептов

Взятая для анализа мифологема-архетип «голова» лежит в основе языковых единиц, используемых для оценки человека, его анатомии и внешности, психо-эмоциональной характеристики и взаимоотношений с окружающей действительностью, а также его социальной роли. При помощи языковых единиц с базовым компонентом «голова» можно описать значительный фрагмент реальности, а именно: отношение человека к себе и к другим людям; характеристика внутренних и внешних качеств; поведение человека. Надо еще раз подчеркнуть, что особенно развита часть словаря, относящаяся к названиям частей тела, его отправлений и элементарных движений. Голова является одной из составляющих внешнего облика человека, а также основным элементом внутреннего мира человека, наряду с такими понятиями как ум, ассоциирующийся с головой, сердце, душа. В архаичной картине мира практически во всех культурных традициях голова соотносится с верхом, с небом и небесными светилами, тогда как современный человек рассматривает голову как центр переработки информации. Если вернуться к истокам мифопоэтического сознания человека, основанного на его представлениях о создании мира и первочеловека, то обнаружим, что язык как организующая и кодифицирующая структура создает сложную и разветвленную систему пространственного, а затем и временного ориентирования. Существуют разные точки зрения по вопросу о том, что в соотношении «мир (пространство) - человек (тело)» является моделирующим, а что моделируемым. Первичен ли антропоморфичный код, с помощью которого описывается Вселенная, или космологический код, которым можно описать тело человека. В настоящее время можно с достаточной уверенностью говорить о том, что роль источника должна быть отдана человеку и его телу. Именно по этой модели мифопоэтическое сознание первоначально строило описание Вселенной [Топоров 1983:244]. Одна из базовых категорий «человек» имеет самые различные характеристики, выражающиеся в языковых метафорах. Понятие «голова» как одна из составляющих человека относится к важнейшим архетипам, регулирующим человеческое мышление. Голова - одно из базисных понятий, составляющих основу любой «картины мира», начиная от архаичной формы до современных представлений человека. Так как понятие «голова»- это архетип, который позволяет вскрыть древнейшие когнитивные процессы, что позволяет установить «семасиологические универсалии - законы соотношения, порядка следования и эволюции значений в индоевропейских (и других языковых семей - прим. наше) языках. Рассмотрение же семасиологических универсалий дает возможность выявить сложную сеть метафорических связей и переходов, неодинаково преломляющихся в различных языках индоевропейской семьи» [Маковский1996:7].

Материалом исследования послужили латинские слова caput, testa и их рефлексы во французском языке, их производные на французской почве, их семасиологическая судьба во французском языке, с привлечением материала родственных романских языков, а также общеадыгское щхьэ и его производные. Эимологическая реконструкция латинских лексем тесно связана с вопросом о соотношении tкte и chef во французском языке. Во французском языке существуют две параллельные семантические и словообразовательные системы, образующие два этимологических гнезда слов, восходящих к латинским этимонам caput и testa, одним из основных значений которых является значение «голова». В истории этих двух лексем есть периоды, когда они сосуществовали, замещали друг друга. Приступая к анализу семантической эволюции двух означенных лексем и их производных во французском языке, следует обратиться к этимологии этих слов, привлекая при этом обширный материал, предоставляемый исследованиями в области индоевропеистики. Основные значения латинскогово caput: голова (верхняя часть человеческого тела), высшая точка, вершина, человек, лицо (при перечислении). Если обратиться к древнейшим пластам индоевропейских языков, то можно обнаружить общие корни, так или иначе приближающиеся по значению к caput: - kap-ut-(e) lo - голова, коленная чашечка. И далее - первоначально, что-либо в форме чаши. В древнеиндийском языке- kapuccala (из kaput) -волосы на затылке, коса, чаша, kaptrubh-кончик, вершина, остриё. Исходя из этого, можно предположить, что значения ” голова “, “верхняя главная точка” были древнейшими у caput. Видимо, голова осмыслялась как верхняя, главная точка или верхний конец какого-либо предмета. Вероятно, можно считать, что значение «голова» является конкретизацией понятия верхняя, главная точка или верхний конец. А. Мейе также отмечает, что “kap” часто встречаемая форма, распространенная при помощи es -kes [Мейе 2002:405]. Но следует указать, что корень kes во многих языках является основой значения «резать», которое является согласно реконструкции первым словом и первым смыслом. Эта основа с семантическим элементом «бить», «резать», «колоть», является частью обширного семантического спектра, куда входят и отобранные нами в целях дальнейшего использования в анализе значения, такие как: «богатство», «доля» «часть», «место», «волосы», «вечер» (букв. «предел», «срок»), «верх», «верхняя часть», «голова», «конец», «начало», «время», «год», «мозг», «небо», «цель», «свободный», «воля». Все перечисленные значения - не искусственные построения, основанные на произвольных ассоциациях, а установленные на базе строгой эмпирии реалии, выявляемые в процессе сравнительно-исторического анализа семантических преобразований в индоевропейских языках [Маковский 1988:39]. Рассматриваемые этимологические гнезда очень древние и восходят к одному из древнейших, установленных на сегодняшний день наукой корней. Другие значения, следовательно, являются более поздними и появляются путем метафорических и метонимических переносов. Следующие двенадцать значений caput взяты из словаря И.Х. Дворецкого. Перечислим их: 1. голова; 2. а) верхняя часть; в) начало; с) конец; 3. разум; рассудок; 4. человек; лицо; 5. жизнь; 6. единица счета; 7. глава, начальник; 8. суть, главная; 9. главное место, столица; 10. основная масса, капитал, главный фонд; 11. глава, пункт, отдел; 12. гражданские права. Прямым наследником caput во французском языке является, как известно слово chief (m), появившееся в 9 веке. Общепринятым считается, что впервые латинское слово testa появляется в значении «покрывало», «покрытие», в более конкретном значении «скорлупа», «панцирь», «чешуя». Testa является производным словом от латинского глагола tego, texi, tectum, tegere «покрывать». С IV века н.э. testa употребляется в значении «череп». Это значение сохранилось до наших дней у румынского слова юeacta. В значении «голова» testa начинает употребляется в народной латыни. Во французском языке testa появляется, начиная с X века. Латинское testa, в значении «голова», появившееся, по всей видимости, позднее, «обозначало любую твердую скорлупу; первоначально оно применялось к тому, что мы называем еще «черепная коробка» (ср. англ. Brain-pan, нем. Hirnschale «черепная коробка»). Значение «череп» четко вырисовывается в поздней латыни (Антонин Плацентин: vidi testam de homine «я увидел человеческий череп»), и уже там служит для обозначения головы: testa - caput vel vas fictile «голова или глиняный сосуд» (C.G.L., V, 526 - 539), откуда в старофранцузском teste «череп». Вероятно, что как анатомический термин testа было в употреблении у римских медиков задолго до того, как оно стало встречаться в текстах». [Бенвенист1974:338]. Слово testa соотносилось также с понятиями «черепок, глиняный сосуд, котелок». Анализ этимологических значений исходного слова testa и его производных показывает, что имеется некоторая ассоциативная связь между понятиями «глина» и «голова», уходящая далеко вглубь истории, раскрывающая очень давние ассоциативные связи в человеческом сознании. И если такая ассоциативная связь существует давно, то становится понятным, почему testa > (tкte) могло приобрести по метафорическому переносу значение «голова» и заменить со временем caput > chief. Вполне допустимо предположить, что «скорлупа, черепок, глина» и есть первичные значения слова testa. Но есть и другие версии, которые нам представляются более убедительными. Исходя из взятого сегодня на вооружение наукой антропоцентрического метода, считается, что человеческое тело послужило основой моделирования Вселенной, микрокосма и макрокосма. Следуя этому принципу, нами предлагается «антропоцентрическая» версия этимологического решения. Система доказательств выстраивается таким образом: 1) первыми корнями и словами, как доказано учеными на обширном языковом материале разных семей, были слова со значением «бить», «резать», «гнуть», представленных параллельными корневыми комплексами, одними из вариантов которых являются kes -tes; 2) из литературы известно, что одним из значений testa было значение Hirnschale «череп», «верх черепной (крышка) черепной коробки»; 3) в румынском языке это латинское слово сохранило значение черепа; 4)предполагается, что человеческий череп мог использоваться в качестве сосуда для питья, раньше, чем сосуд, изготовленный из глины, тем более обожженной. Наша версия подкрепляется и примечанием из этимологического словаря В.Мейер-Любке, писавшего, что существует предположение, что французскому слову tкte соответствует германское Kopf в значении «голова врага, применяемая в качестве сосуда для питья» и Hirnschale «череп», «верх черепной (крышка) черепной коробки».. Немецкий этимолог делает следующий вывод, что, несмотря на сильный сдвиг значения в сторону «глиняный черепок», откуда выстраивается цепь значений, приводящая к «голове», а именно, «глиняный горшок - голова», исходное значение testa едва ли можно объяснить иначе [Meyer-Lьbke1930:720]. Как нам представляется, языковая интуиция ученого подсказала ему правильное решение, которое соответствует логике. Общепринятая до сих пор версия не может объяснить такой важный вопрос как testa, обозначая «глиняную посуду», стало обозначать «голову». Этот вопрос ставит также Т. Кравенс, не давая при этом ответа [Cravens 1982:60]. Кравенс предполагает, что такой признак предмета, как округлая форма, могла послужить основой для подобного перехода. По крайней мере, утверждает он, есть доказательства того, что testa было «черепом» в 9 веке стало «головой» к 10 веку, и что оно сохраняло значение «горшок» вплоть до 10 века. Нами делается предположение, что значение «череп», возможно, исходящее из значения «отрезанная (отделенная) голова» было первичным, затем по аналогии, после замены сосуда из черепа на сосуд из обожженной глины, это название перешло на сосуд из глины, затем, стало обозначать твердую скорлупу и т.д., и наконец, снова стало обозначать голову. Этот первый переход значения относится к очень далекой древности. На наш взгляд, наиболее важным выводом является то, что исходная идея «голова», не исчезла, а со временем появилась снова.

Отношения между caput и testa отразились в романских языках, в частности во французском. Отношения французских слов chief и tкte как бы повторяют отношения между их латинскими этимонами. Tкte, появившиеся во французском языке, подвергалась меньшей метафоризацией, чем chief. У старофранцузского tкte было одно значение «голова». Последующие значения, такие, как «голова», «верхняя часть», появляются позже. Именно этот факт сделать вывод о том, что старофранцузское tкte имело только одно конкретное значение «голова», в то время как chief несло большую смысловую нагрузку. Такое большое количество значений могло привести к ослаблению его основного в старофранцузский период значения «голова». Вследствие ослабления основного значения возникла необходимость замещения chief другим словом, каким явилось tкte. Факт, что у старофранцузского chief наибольшее развитие получило значение «конец, край», а не значение, как можно было бы ожидать «голова», которое считается главным, следует объяснить, на наш взгляд, двумя причинами: 1) древностью одного из исходных значений «конец, начало, верхняя точка»; 2) вытеснением словом tкte старофранцузского chief в значении «голова». Как представляется автору исследования, процесс замены caput на testa не объясняется только простым «обновлением» частей человеческого тела. Одной из причин является, безусловно, многозначность, семантическая перегруженность лексемы «caput», перераспределение значений, переосмысление сaput corporis «главная часть тела», что привело к двусмысленности, а в дальнейшем к его замене на другое слово. Сразу возникает вопрос, почему именно слово testa, основным значением которого к тому времени, было «черепок», по данным известных словарей, заменило caput. По всей видимости, этот процесс был более сложным и затрагивал глубинные ассоциативные связи, отражавшие человеческое мышление в очень глубокой древности. Одной из причин могла послужить языковая избыточность в виде лексической синонимии. Глубже разобраться в причинах замены caput на testa поможет этимологический и семантический анализ всей иерархической структуры латинского слова testa. В академическом латинско-русском словаре И.Х. Дворецкого приводятся следующие значения testa 1) кирпич, черепица;2) глиняный сосуд, кружка или кувшин; плошка; урна; 3) осколок, осколок кости; черепок; 4) трещотка;5) скорлупа, щиток; раковина; ледяной покров, слой льда; 6) улитка; 7) «черепицы» - особый вид рукоплесканий, изобретенный Нероном; 8) череп; 9) красное пятно [Дворецкий1976:1008]. Как видим, в семантической структуре латинского testa вообще отсутствует значение «голова». Закономерно возникают вопросы: как произошел подобный метафорический перенос? какое именно значение testa стало исходным для подобного изменения смысла? Для ответа на возникающие вопросы следует обратить внимание на однокоренные слова и их значения: tessella (demin. к tessera) - кубик; плитка; игральная косточка; tessellarius - мастер-мозаичист; tessellatum - плиточный пол; tessellatus, а, um - мозаичный; tessera - 1) игральная косточка; 2) дощечка, табличка, плитка (с паролем, боевым призывом); 3) приказ, предписание; 4) гостевая табличка; 5) ордер; 6) мозаичная плитка; tesserarius - 1) относящийся к игре в кости; 2) тессерарий (передающий боевые приказы военачальника); игрок в кости; tesserula - 1) камешки для мозаичных работ; 2) марка или жетон; 3) табличка для подачи голоса, избирательный бюллетень; 4) игральная кость; testaceum - род кирпича; testaceus - 1) из обожженной глины; кирпичный или черепичный; 2) покрытый щитом или раковиной; 3) кирпично-красного цвета. Testeus - глиняный, то есть, «созданный из праха» (indumentum animi Macr). (Дворецкий1976:1008). Testu - глиняный сосуд, глиняная крышка; Testuatium - хлеб или пирог, испеченный в глиняной посуде; Testula - 1) глиняная табличка; черепок для подачи голоса, перен. остракизм; 2) глиняный светильник, плошка. (ibid., 1009). Семантический анализ лексем показывает, что все они прямо или косвенно восходят к значению «глина»: «глина» > «обожженная глина» > «кирпич»; «сосуд»; «табличка». Понятие «глина», в первую очередь, соотносится с библейским мифом о создании богом первого человека именно из глины. Человек из глины, по метонимическому переносу, голова как часть человеческого тела, тоже соответственно из глины. Рассуждая дальше, параллельно выходит: сосуд из обожженной глины > сосуд (котел - черепная коробка) соотносится с головой, вместилищем разума, мыслей. Голова соотносится с небом, верхним миром и т. д. Другое значение testa «табличка» дало рождение слов и значений, связанных с понятиями: право на голос; избирательный бюллетень; приказ; завещание и т.д. Как уже отмечалось выше значение testa «голова» появляется только в поздней латыни, и, как показывает анализ средневековых текстов, именно в этом значении употребляется в языке. Следовательно, можно сделать такой вывод, что в отличие от caput, которое и в латинском языке, а затем и во французском языке сохраняет значение «голова», наряду с другими основными значениями, такими как «верх», «конец - начало», тем самым сохранив преемственность, то слово testa > tкte, появившись во французском языке, в значении «голова», на тот период не имело других производных значений, т.е. могло выражать это понятие «голова» в его полном объеме, и именно поэтому сумело заменить caput > chief. Нe менее сложную историю происхождения имеет адыгское щхьэ. Слово щхьэ относится, по всей видимости, к древнейшему слою лексики абхазо-адыгской группы языков. По мнению ученых, появление этого слова следует отнести к рубежу 1-2 тысячелетия до н.э. Несомненно, что это слово - элемент базового набора лексики. Г.А. Климов установил, что основу словарного фонда абхазско-адыгских языков составляет «исконный корнеслов и его многочисленные производные, использующие здесь чрезвычайно широкие деривационные возможности. Выявлено примерно 400 лексем, восходящих к праязыковому состоянию, и отражающих универсальные условия жизни общества, - сюда входят обозначения природных явлений, названия элементов дикой флоры и фауны, термины родства, номенклатура частей тела, личные и некоторые указательные местоимения, числительные первого десятка (за некоторыми исключениями), а также глаголы, передающие элементарные действия». В этимологическом словаре абхазо-адыгских языков, пишет Г.А. Климов, фиксируются исконные лексемы, среди которых он называет «гора, высокий» (абх. a-sxa^) [Климов1986:52]. Вяч.Вс. Иванов находит лексические соответствия хаттского waљhab «боги» в абхазо-адыгских языках (адыг. Уащхъо «небесный свод», кабард. Уащхъуэ «вышина неба, небесная синева», убых. Waљх?a «гром и молния, бог», в том числе в архаических заклятиях, находящих параллель и в абхазо-абазинском: абх. Уашхо и т.п.) [Иванов 1983: 6]. Далее, он приводит соответствия љak «потолок, крыша» с праадыгской формой љheg?? «вершина горы», ср. убых. љak «вершина», абх. Ашхъа «гора» [Иванов1983:26]. Адыгское уащхъуэ//уащхъо сближают с протохеттским waљhav «бог» и касситским mashum, в произношении, очевидно, washum. [Балкаров1991:46]. Все приведенные факты говорят о генетическом родстве таких понятий, следовательно лексем их обозначающих, таких как: - небо - бог - вершина - голова. Вероятнее всего, что цветообозначение щхъуэ «синий, голубой», также генетически восходит к общему корню. Уащхъуэ буквально означает «синее небо». Это слово относится к древнейшему слою лексики адыгских языков и отражает эпоху языческого верования адыгов в небо, как в главного бога [Балкаров1991:45]. Вяч.Вс. Иванов устанавливает также гипотетическую связь абхазо-адыгских названий неба, бога и хаттское wa-љhab/w c проадыгским *Љх?a «волшебство» (адыг. ушъухьаныгъ `волшебство, колдовство', ушъухьэ `волшебный', ушхъухьан `колдовать', шхъо епхын `отравить', кабард. Шхъуэ `отрава, яд'), ср. убых. (из адыг.) љx?aw? `колдовство', sx?ax `околдовывать': as sx?ax?n `я его околдовываю' [Иванов 1983:7]. Ср. также в кабардино-черкесском языке хущхъуэ `лекарство', щхъухь `яд', 1ущхьэ `мак'. А.К.Шагиров приводит многочисленные семантические параллели с абх.-абаз. А-хъы/кхъы, убых. Шэ «голова», убых. Шхьэ (ашхъэ) «люди». Он находит допустимым сопоставление абх. А-хъы с грузинским txemi «вершина», «верх», «темя», сван. тxwim «голова», «вершина». Он приводит мнение Б.С.Балкарова, касающееся гипотетического сближения вейнахского (чеченского) хъе «головной мозг»; «темя» с адыгским шьхъэ, абазинским кхъа «голова» [Шагиров1977:147].

Как пишет А.Х. Налоев, слово щхьэ относится к ряду слов типа тхьэ, которые разлагаются на две составляющие: -т-щ - и -хъэ-. Первые элементы -т- и -щ- являются остатками былых аффиксов «грамматического класса вещей». Как пишет автор, -щ- выступает также глагольным префиксом, выражая при этом пространственные отношения, и именным суффиксом со значением места. В обоих случаях аффикс -щ- указывает на место нахождения данного предмета, поэтому его можно было бы понять в общем значении «место нахождения» или «обиталища». Второй элемент -хьэ- возводится к общему названию волка, собаки, шакала в адыгских языках -хьэ. Известно, что у народов Кавказа волк является тотемным обожествляемым животным. Поэтому элемент хьэ наличествует в словах выражающих божество, божественные силы и представления, связанные с ними, например: тхьэ - бог, хьэдэ - труп, пщыхъэпэ - сон, хьэнапэ - икона (наверно, правильнее тхьэнапэ - прим. наше - Л.Х.), щхьэ - голова. Далее, А.Х. Налоев пишет, что слово щхьэ - голова содержит в себе элемент -хьэ-, которым древние адыги обозначали орган мысли. Выражение «Си гурэ си щхьэрэ зэтелъщ», что буквально переводится как «Голова и сердце друг на друге лежит», имеет значение «согласен, решился», подтверждает, что адыги причисляли голову к органу мысли наравне с сердцем. Известно, что все народы с древнейших времен почитали мысль, разум, идею какой-то божественной, сверхъестественной силой, божеством. Нет оснований полагать, что древние адыги были иного мнения. Место хранения «божественной мысли» может называться божественным именем, и элемент хьэ в слове щхьэ - «голова» должен означать «собака-бог» [Налоев 1967:254]. В древней зооморфной модели Вселенной собака имела символическое значение стража у врат ада. По мифоэпической традиции собака сопровождала души умерших в загробный мир [Маковский1996:114].

У нас есть основания полагать, что первичное значение щхьэ восходит к тому же единому этимологическому комплексу, характерному для всех языков мира, а именно глаголу «резать», «бить», «колоть», «молотить» [Мельничук 1991,3:51]. В академическом издании нартского героического эпоса, в цикле о нарте Батразе встречается следующий куплет с переводом. Сэ иныжьхэр жэщ мазэхэм согъахэ, Бэрэр дэмык1уэжь щхьэдэ-щхьэ1уэу изогъауэ [Нарты:119]/В безлунную ночь я заставляю иныжей жать хлеб, / В безлунную ночь я заставляю иныжей молотить (перевод на стр.271 того же издания). В адыгских языках наличествуют слова щхьэлъэ - «колос», щхьэлъэ къыищ1ын - «налиться о колосе», щхьэл - «мельница» с многочисленными производными [СКЧЯ:779].В словаре современного кабардино-черкесского словаря нами найдены следующие лексемы, производные от щхьэ, сохранившие эти древнейшие значения, например: гуэщхьэхук1ын - отделиться, отстать, отпасть; пыщхьэрыук1ын - блуждая, отстать от кого-либо; ыщхьэхук1ын - отделиться, обособиться от кого-, чего-либо; ищхьэрыуэн - забрести случайно куда-либо.

Языковая объективация пространственных отношений. Исследование показывает, что пространственные отношения играют первостепенную роль в семантическом развитии латинского слова «caput», а также общеадыгского щхьэ, так как эти лексемы обозначает не только часть (верхнюю) человеческого тела, но и пространственные параметры, существующие в реальной действительности. Одними из исходных значений анализируемых слов являются значения «верх-низ»; «начало-конец», которые представляются наиважнейшими в системе координат. По данным словарей основными первичными значениями caput и щхьэ являются следующие: "голова", "высшая точка, вершина", "человек, лицо". Для описания местоположения в качестве точки отсчета берется телесная сущность: человек, животное, растение. В этой связи допустимо говорить о своеобразном явлении, - антропоморфном дейксисе, т.е. ситуации, когда указание местоположения зависит от природы объекта выступающего в качестве дейктического центра. Н.Ф. Яковлев считает, что кабардино-черкесское «щхьэ» первоначально обозначало «насадку орудия», затем последовательно «голову животного», «плодоносную часть растения», «крышу, крышку, верхушку, вершину», т.е. «верхнюю часть предмета», «верх вообще», «авторитетный, влиятельный» и т.д. [Яковлев1948: 185]: уадащхьэ - насадка молотка; джыдащхьэ - насадка топора; сащхьэ - металлическая часть ножа; къамащхьэ - металлическая часть, клинок кинжала; 1эдащхьэ \ 1эдэщхьэ - рабочая часть клещей, головка клещей, щипцов; щхьэ - насадка орудия, металлическая его часть; бжыщхьэ - насадка копья, копье; шащхьэ - наконечник стрелы; части и члены тела животного: щхьэ - голова животного; шыщхьэ - голова лошади, лошадиный череп; щхьэщ1ыдзэ - клыки коня; хьэщхьэ - собачья голова; блэнащхьэ - голова оленя; мэлыщхьэ - баранья голова; плодоносящая часть растения: жыгыщхьэ - верхушка дерева; щхьэ - плодоносящая часть растения; хьэм и щхьэ - колос ячменя; мэшым и щхьэ - кисть проса; псемышк1эм и щхьэ - шляпка подсолнуха; сэнашхьэ, санэм и щхьэ - кисть винограда; нартыхущхьэ - кукурузный початок; исключение - бжьынм и щхьэ - луковица; «верхняя часть предмета» («крыша, крышка, верхушка, вершина»); есть раздвоения, которые завершаются в общем слове-понятии «верх»; къущхьэ \ к1урщхьэ - горец (букв.: верх долины); 1уащхьэм и щхьэ - вершина, горы; ищхъэрэ, ищхьэрэй - 1. низовье (местности); 2. север, северный; ищхъэрабгъу - северная часть, сторона; ищхьэмк1э - нар. «наверху». Это понятие есть, в свою очередь, исходный пункт для развития еще более общего понятия «авторитетный, влиятельный» и т. д.; щхьэ - глава, предводитель, главный; дзэм ящхьэ - предводитель войска; л1ыщхьэ - авторитетный человек.; мэхъэнэщхьэ - главное, основное значение; щхьэ - верх (пространства), верхний; начало (времени). Исследование показывает, что в целом адыгское щхьэ имеет «вертикальный» вектор и обозначает часто «верх», «верхний конец», «верхушку» и т.д. Это касается, прежде всего, лексики, относящейся к флоре, как было отмечено выше. В иной плоскости «горизонтальной» кабардино-черкесский язык использует другие лексические средства.

В старофранцузском языке наблюдается несколько иная картина. Голова, верхняя, главная точка может ассоциироваться в сознании человека с верхним концом или началом. Этим, по-видимому, и объясняется наличие у chief значений «начало» и «конец». В латинском языке caput также имело подобное значение. В словаре И.И. Дворецкого приводится выражения nec caput pedes habere - не иметь ни начала, ни конца (о деле, о котором не знаешь, как за него взяться и как его повести); in capute Bithyniae - на границе Вифиниии (156). В последнем примере caput осмысляется как «край», «предел». Внутренняя форма этих производных прозрачна. Надо полагать, что одно из этимологических значений caput «начало» послужило основой образования новых слов и их значений. Такой вывод служит еще одним доказательством того, что это значение было одним из самых ранних и не могло появиться только в старофранцузском языке у chief. Наличие этих значений с их дальнейшей конкретизацией характерно для производных от caput слов и в других романских языках: сар- в провансальском «конец, вершина»; cabo- в испанском, португальском «конец, вершина»; caput- в румынском «конец какого-либо предмета». Наличие противоположных значений «начало» и «конец» у caput>chief объясняется тем, что у любого предмета трудно выделить начало и конец. Все зависит от того, что принимается за одно, что - за другое, сообразно точке зрения.

Ограничивающий признак. Граница понимается как кульминационный момент пути, совпадающий с максимумом энтропии. Он приходится на стык двух частей, указывающих на границу - переход между двумя по-разному устроенными «подпространствами» (отсюда особая выделенность всех вариантов «границы»: порог, дверь, лестница, окно, мост, перекресток и т.п. - и необходимость особой внутренней сосредоточенности в этих ответственных местах). Восприятие пространства, осознание пространства и представление о пространстве с необходимостью включает в себя некоторые пределы. Понятие бесконечности является лишь умозрительным конструктом, и в его основе лежит не положительный признак, а его отрицание, снятие естественно заданного признака, признака конечности, то есть, в известном смысле, насилие над психологической реальностью. Конец или предел является необходимой психологической опорой для восприятия любой данности. Сhief осмыслялось также как «край», «граница». Это же значение развилось и у производных “caput”. Классическое латинское слово capitium «верхнее отверстие для головы в тунике», производное от caput, имело по данным словарей два рефлекса во французском языке: chevece, chevet. Capitium взятое во множественном числе capitia и воспринимаемое как слово единственного числа женского рода, дало chevece. Capitia в поздней латыни обозначало то, «что одевается вокруг головы, шеи». Другим значением chevece было «узда», часть конской сбруи, которая надевается на шею лошади. В этом случае наблюдается конкретизация понятия capitia.Слово chevece имело свои производные: сhevecier - подушка, покрывало; часть конской сбруи, воротник; chevecel - с теми же значениями; сheveciure - те же значения, что и у chevece; cheveзaille - часть одежды, облегающая шею и, в частности, воротник. Семантика chevece и его производных тесно связана с производной основой, все слова обозначают реалии, соотнесенные с головой - caput. Саveзon - «уздечка», сохранившаяся в современном французском языке. Caveзon было заимствованием из итальянского языка и является производным от cavezzone < capitia, оно сменило исконное слово chevece. Французское слово chevecet (первоначально chevez) восходит прямо к capitium. Надо отметить, что в средневековой латыни capitium имело значение «изголовье кровати», и можно предположить, что chevez имело сначала это значение. Chevez находилось несколько выше общего уровня кровати, и было местом, где обычно покоится голова. Изголовье можно рассматривать как верхнюю часть «голову» или как начало - конец какого-либо ложа. Для сравнения можно привести итальянское capessale m - capo del letto «изголовье кровати», тоже производное от capitium. Такой же семантический переход от значения голова к значениям «подушка» и «изголовье» наблюдаются в кабардино-черкесском языке щхьэ-щхьэнтэ, пэщхьэгъ.

Черты антропоморфного дейксиса наглядно проявляются в строении средневековых храмов. План и строение средневекового храма обнаруживает характерные черты той же символики сторон света, свойственной мифологическому чувству пространства. Другим значением chevez-(et) было chevet de l'йglise «часть церкви, где возвышался алтарь». В средневековье христианские церкви планировались таким образом, чтобы при взгляде на них сверху они напоминали распятие с головой Христа. Символика креста предшествует христианству: крест - это солярный символ, изображение солнца. Но Крест соответствует также строению человеческого тела. Христос ассоциируется в дальнейшем с солнцем, и, соответственно, крест оказывается символом как Христа, так и солнца. Место в церкви, где находится алтарь, является самым важным, то есть находящимся в «голове» церковного здания. Этимологическое значение caput помогает уяснить возникновение этого значения у chevet. Лексема chevet в разных своих значениях дала производные слова. Значение «изголовье кровати» дало рождение новому слову и понятию - chevetiйre - сиделка. От chevet произошел также глагол cheveter - ограничивать. Chevet, по ассоциации с chief могло обозначать какую-либо границу, конец, сплоченность, край. Для сравнения можно привести из итальянского языка cevйzzo misure di lunghezza «мера длины, измерение, предел»; capezzale которое имело значение вершины - rialto. От cheveter, в свою очередь, образовалось chevetiйre - ограничение, край. Сhief имело такие значения как «исток», «источник». Ср. в латинском caput amnis «исток реки», т.е. начало реки. В этом случае видна еще одна конкретизации понятия «начала», «конца». В кабардино-черкесском языке наблюдается тот же метафорический перенос: псыщхьэ - исток реки (досл. верх, голова реки). Старофранцузскому chief в старопровансальском соответствовало слово cap<caput. Старопровансальском cap имело так же, как и chief, значения: «голова, конец, оконечность». Старопровансальское cap было заимствовано в значении «голова» и использовалось и используется в настоящее время в устойчивом выражении de pied en cap «с ног до головы». (ср. в латыни nec caput nec pedes habere - не иметь ни начала, на конца). В значении «край», «конец» cap употребляются в выражении cap en cap «сначала до конца», аналогично старофранцузскому de chief en chief. Значение «конец» по метонимическому переносу трансформировалось в значение «мыс» - часть земли, выходящая в море. В морской терминологии существует устойчивое словосочетание doubler un cap, что значит «обогнуть мыс», а в переносном значении «пройти трудности». В таком контексте cap теряет свое собственное значение. Как в морской, так и в аэронавигации, используется термин cap magnйtique, которым обозначают угол между направлением судна и северным направлением. Северное направление в данном случае надо понимать единственно как направление к северному магнитному полюсу. Изменение соотношения сторон угла ведет к изменению направления морского или воздушного судна. Отсюда вытекает объяснение следующих устойчивых словосочетаний: metre le cap sur - направляться, changer de cap изменить направление, то есть изменить угол, относительно северного магнитного полюса. На наш взгляд, возможно предположение, что cap magnйtique первоначально обозначало магнитный центр, каким является магнитный полюс, который можно воспринимать как вершину, верхний конец земного шара, а потом вследствие метонимического переноса стало обозначать угол соотношения к этому полюсу. В данных словосочетаниях cap также потеряло собственное значение. Пространственный дейксис легко комбинируется с абсолютными пространственными указаниями, особенно в тех языках, где учитывается лишь очень небольшая зона географическая зона и где, например слово выше может означать также и «к северу» - из-за направления склона, господствующего в данной местности. Примером аналогичного метонимического переноса служат слова из кабардино-черкесского языка, такие как, ищхьэрэ, ищхьэрэй 1. низовье (местности); 2. север, северный; ищхьэрабгъу - северная часть, северная сторона; ищхьэмк1э - наверху.