Разрыв семантических связей как проблема коммуникации: на примере писем Винсента Ван Гога

За первые месяцы пребывания в Арле Ван Гог отправляет Тео 18 изрисованных страниц альбома, 12 пейзажей. Полученные данные подтверждают слова Ясперса, здоровье Винсента ухудшается все с большей силой, он и сам говорит о нем с неприятием («bloody health»), при всем при этом на протяжении всего 1888 года его продуктивность увеличивается, пока не происходит ссора с Гогеном, апогей нервного напряжения. Ясперс также указывает на то, что эпилепсия височной доли никоим образом не описывается в письмах и документации по состоянию здоровья Ван Гога, так как у художника нет припадков эпилептического характера и эпилептического слабоумия, он подтверждает вероятность шизофрении, но делает оговорку на альтернативный вариант, прогрессивный паралич. Версия с шизофренией кажется высоко-вероятной, так как бьющая ключом энергия и отсутствие содержания становятся все более явными в письмах Ван Гога, страдания сменяются опустошенностью, в январе 1889 он напишет Тео: «My suffering in the hospital was appalling...I was more than insensible».

Проявление суицидальных намерений, мысли о смерти в письмах Ван Гога

Мысли о смерти в письмах Ван Гога не были случайностью. Прямо или косвенно они фигурировали в переписке еще в 1884 году, за 6 лет до загадочной смерти Ван Гога, которая могла быть как убийством, так и суицидом. Неудачные попытки уже совершались художником ранее. [38] В поддержку версии самоубийства свидетельствуют многие психиатры, например, А. Голенков, чей патографический очерк играет важную роль в понимании психического состояния Ван Гога. Проведенный анализ весьма противоречив ввиду того, что в некоторых письмах Винсент приходит в ужас от суицида и изрекает следующее: «A failed suicide is the best remedy for suicide in the future». Этот отрывок взят из письма от 1884 года, в 1887 году Ван Гог снова поднимет эту тему в переписке с Тео, цитируя мысли Диккенса, по мнению которого, кусочек сухого хлеба и стакан пива -- способ удержать человека от самоубийства, по крайней мере, на некоторое время.[34] В некоторых источниках утверждается, что за год до этого Ван Гог познакомился с торговцем произведений искусства, А. Ридом. С ним он в течение шести месяцев снимал квартиру в Париже, Ван Гог предложил Риду совершить самоубийство, из-за чего их дружба пошла под откос.

Данная информация не фигурирует в письмах, а потому является добавочной, ее источник также не основывается на какой-то конкретной документации, поэтому его достоверность стоит под вопросом[40]. Примечательно, что Ван Гог подразумевает именно себя, так как в своем письме он пишет: «I had a piece of dry bread and a glass of beer for a breakfast». Хронология писем доказывает, что Ван Гог все чаще высказывает суицидальные идеи в своих письмах, как будто бы он становится более лояльным по отношению к тем, кто его совершает или, по крайней мере, способен понять причины такого поведения, так как испытывает схожую безысходность. Если в письме от 1887 года он проецирует описанную ситуацию на самого себя, то в 1888 году он рассуждает о суициде в абстрактной манере, утверждая, что самопожертвование и жизнь ради других людей это ошибка, если это приводит к суициду [35].

Он пишет: «In that case you turn your friends into murderes». Данное суждение можно отнести к антивитальным переживаниям, описанным в теоретической части работы, для них характерны положения о бессмысленности и пустоте жизни, высказываемые субъектом. В теоретической части также описывается ряд мотивов, следуя которым человек совершает суицид или занимается самоповреждением. Согласно изученным в данном разделе письмам можно утверждать, что Ван Гог в своих действиях руководствовался рядом мотивов. Данный ряд включал в себя: стремление освободиться от страданий (душевные тяготы, одиночество, физические боли, приступы, припадки) и стремление избежать непереносимость жизненной ситуации (финансовые тяготы, так как Ван Гог состоял на содержании у своего брата и не умел правильно распоряжаться деньгами, часто голодал и инвестировал средства в краски, мольберты, также это не сложившаяся личная жизнь, отверженность). Ранее уже говорилось, что одним из предвестников суицида является парасуицид, а самоповреждение может восприниматься в качестве предпосылок к самоубийству.

В связи с этим важно рассмотреть скандальное происшествие с отрезанным ухом Ван Гога, которое описывал сам художник, Тео, сразу примчавшийся на помощь в Арль, и лечащий врач Винсента, Доктор Рей, в своих письмах. Происшествие датируется декабрем 1888 года, когда Ван Гог жил на юге Франции, в Арле. Во-первых, в своем письме к жене Джоанне от 28 декабря 1888 года Тео с очевидной грустью констатирует, что симптомы ужасной болезни наблюдались на протяжении нескольких последних дней, случившееся он определяет следующим образом: «dreadful illness, of madness, an attack of fiиvre chaude» [36]. Тео не только называет это безумием и приступом горячей лихорадки, но также высказывает неуверенность в том, что Винсент выздоровеет, Тео приводит краткие художественные зарисовки о времени, проведенном в больнице, о минутах просветления, которые случаются у Винсента, после которых он ударяется в рассуждения о теологии и философии, о его неудачных попытках заплакать и невыносимости случившегося. Как известно, Ван Гог оставался в госпитале до 7 января 1889 года, помощником его лечащего врача, Феликса Рея, была Мари Жюль Джозеф Урпар, которая составляла справку и сопроводительное письмо мэру Арлю. В нем зафиксировано, что Ван Гог страдает психическим расстройством и нуждается в переводе в учреждение, которое будет способно оказать ему специализированную помощь. [37]

Композиционный анализ писем Ван Гога

С тем, чтобы более детально разобрать наличие смыслов в письмах Ван Гога, был проведен композиционный анализ. Результаты работы демонстрируют, что в большинстве своих писем художник рассуждает о колористике, правильно выстроенной композиции, героях и предметах своих картин. В основу любого письма ложится история случайного эскиза или нового полотна и уже вокруг него выстраиваются добавочные рассуждения на тему состояния здоровья, поиска собственного места в искусстве, обществе и жизни. Ван Гог систематически жалуется на нехватку средств и отчитывается брату о тратах, поздравляет его с помолвкой и рождением сына, сообщает о перемене мест, но удивительным образом все эти отхождения занимают не больше 1-2 абзацев в то время как рассуждения о главном, для Ван Гога это, конечно, любовь к искусству и природе, являются краеугольным камнем всех его писем. Эти два сюжета зачастую пересекаются между собой, природу Ван Гог понимает через творчество, питая любовь к крестьянскому народу и глухим деревенькам. Например, в своем письме от 30 апреля 1874 года из Лондона он написал следующее: «If one truly loves nature one finds beauty everywhere» [1]. Его описания природы поэтичны, даже метафоричны, в природе Ван Гог зачастую закладывает точку отсчета для видения искусства. Например, его письмо от 30 июля 1883 года начинается с описаний пейзажа: «There between the village and the sea stand bushes of a deep, bronze-like green». Однако сразу же после этих слов Винсент предлагает следующую аналогию: «Oh, now this is Ruisdael's Bush». Такое видение кажется нестандартным, исключительным, сравнивая произведения художника Якоба Ван Рёйсдала с объектами природы, Ван Гог демонстрирует равнозначность двух миров.

Другой сквозной темой в письмах Ван Гога становится творческий идеализм, идея недостижимости, которая овладевает разумом художника, когда он ощущает на себе бесчисленное количество трудностей, выпадающих на его пути. Трудолюбие, постоянство и усердие, с коими Ван Гог относится к творческому самосовершенствованию, проявляются в каждой вновь заявленной попытке освоить основы цветовых сочетаний, перспективу и рисунок. Даже после всех несчастий и неудач, рассуждая о последствиях своего безразличного отношения к здоровью, Винсент гордится своими результатами. В 1889 году он пишет Тео о том, что Доктор Рей не одобряет его подхода к работе, однако сам так не считает, ведь для него стремление к мастерству стоит на первом месте: «Mr Rey says that instead of eating enough and regularly I've been sustaining myself with coffee and alcohol. I admit all that, but it will still be true that I had to key myself up a bit to reach the high yellow note I reached this summer».

Другой тематикой писем Ван Гога становятся философские размышления. Он зачастую размышляет об обществе, его утопическом идеале, которое выразится в смерти нынешнего и приходе нового социума, признает и революционные, и контрреволюционные подходы, думает о собственном месте в этом мире, точнее говоря о неспособности его найти, взгляды Ван Гога близки к экзистенциальным. Несмотря на это он убежден в том, что быть художником -- его предназначение, а люди если не равны, то подобны друг другу в своем стремлении избежать погибели. Ван Гог признает, что бывает слишком наивен и мечтателен, что также делает его рассеянным, заставляет «падать в яму», чтобы снова выходить из нее. Ван Гог пишет об этом в своем письме: «The dreamer sometimes falls into a pit, but they say that after words he comes up out of it again».

Дискурсивный анализ писем Ван Гога

Преимущества дискурсивного анализа в общем и целом заключаются в возможности определить главные черты социальной коммуникации, однако для данной работы важны другие характеристики, а именно вопросы содержания и некоторые формальные данные (к таковым относятся вариации в применении речевых оборотов в письмах Ван Гога и его манера выстраивать высказывание). [43] Модель дискурса, созданная М. Холлидей, включает в себя три ключевых звена: семантическое (смысловое) поле, регистр(тональность) и возможности осуществления дискурса. Данные звенья обуславливают понимание содержательной части общения, которые, в свою очередь, определяются социальным контекcтом. Таким образом, важность данного раздела велика для существующего исследования, именно в нем на примере двух-трех писем от 1881-1882 годов рассматриваются языковые особенности как таковые [42].

Рассуждая о глобальной и локальной структуре дискурса писем, становится очевидным, что все письма разделены по принципу географической и временной точки отправления, а также распределены в зависимости от адресатов. Среди городов, откуда Ван Гог отправлял письма, фигурируют: Лондон, Боринаж, Эттен, Гаага, Нюэнен, Париж, Арль, Сен-Реми, Овер. Датирование носит противоречивый характер, оно осложняется ввиду того, что художник зачастую не проставлял числа и года, в связи с чем за основу взята нумерация, которая была сделана женой Тео, Иоханной Ван Гог-Бонгер. Она разделила переписку Тео и Винсента на следующие этапы: часть 1(1875-1881), часть 2(1882), часть 3(1883), часть 4 (1884-1887), часть 5(1888), часть 6(1889), часть 7(1890). Хотя главным адресатом Винсента является Тео, сохранилось также определенное количество писем к Антону ван Раппарду, Эмилю Бернару, Полю Гогену, Полю Синьяку, Иоганне Ван Гог-Бонгер, Иозефу Якобу Исааксону и Альберту Орье. Если рассматривать отдельно взятое письмо Ван Гога, то в глобальном смысле оно поделено на абзацы.

Например, в июле 1881 года Ван Гог рассказывает Тео о том, что рисунок с натуры зачастую не позволяет фокусироваться на важных вещах, приходится упускать многие детали [1]. Так как границы абзацев определяют наименьшую связность дискурсивных компонентов, то уже в следующем отрывке Винсент увлеченно рассказывает о том, как сильно он нуждается в хорошей модели, которая смогла бы позировать ему в помещении и на открытом пространстве. В локальном же смысле ЭДЕ (элементарные дискурсивные единицы), как правило, схожи с клаузами, предикациями. Например, в представленном предложении есть две предикации: «Я привез из Гааги цветные мелки и теперь рисую ими очень много» [1]. Каждая из двух клауз в смысловой схеме текста способствует продвижению дискурса вперед и имеет в своем составе грамматическую структуру.

Исходя из жанровой классификации, письма Ван Гога относятся к переписке. В рассматриваемом дискурсе присутствует повествовательная манера письма, то есть мысли изложены последовательно и соотносятся с временными рамками, хотя очень часто Ван Гог пользуется дескриптивной типологией, описывая окружающую реальность. Рассмотрим пример из письма от 31 июля 1882 года к Тео из Гааги. Художник рассказывает о собственном видении на черный и белые цвета, он пишет: «Absolute black doesn't in fact occur. Like white, however, it's present in almost every colour and forms of the endless variety of greys». [1]

Для дискурсивного анализа необходимо некоторое динамическое измерение, то есть реализация замысла автора в языковом компоненте, а также то, как с помощью этого компонента читатель может определить изначальный замысел. С тем, чтобы более подробно проанализировать динамические измерения, необходимо идентифицировать когнитивные и социальные аспекты. Социальные аспекты в письмах Ван Гога определяются специфическим использованием языка, Винсент состоит в диалоге, но зачастую его письма походят на монолог, приобретают характер художественного произведения, что предопределяет нестандартное восприятие того, кто читает его письма, а также сам когнитивный аспект. Винсент трезво смотрит на то, какими широкими знаниями обладает Тео в области искусства несмотря на то, что картины он не продает, а рисует, то есть Винсент определенным образом трансформирует когнитивные (мыслительные) процессы Тео, зная что брат владеет терминологией и способен понять смысл высказывания «выражать мысли через направление линии» или же «искусство может быть ревниво».

Семантический анализ писем Ван Гога

Семантический анализ писем Ван Гога позволяет выявить семантическое ядро через изучение статистических данных. Для его проведения был использован электронный сервис «Worditout», возможности которого позволили выделить слова и конструкции, которые появлялись наиболее часто в рамках одного письма.

Для того, чтобы проведенный анализ обладал новизной и отличался по тематике от предыдущих писем, было проанализировано два письма, затрагивающих наиболее кризисные периоды Винсента, одно из них рассказывает о его неразделенной любви к Кее Фос, другое же является самым драматичным и откровенным письмом, оставленным художником, его предсмертная записка, написанная в 1890 году. Полученные результаты будут описаны в данном разделе. Что касается первого письма, оно датируется 3 ноября 1881 года, письмо было написано в Эттене. Объем письма составляет 1338 слов. Лидирует по количеству повторов слово «one», оно встречается в письме 14 раз. Слово выполняет большое множество разных функций в письме, например, пересказывая ответ Кэй на признание Ван Гога, художник использует «one» с тем, чтобы рассказать о единстве прошлого и будущего Кэй, которое не позволяет ей ответить на его чувства («all one»).

В другом контексте «one» используется как местоимение, этим приемом Винсент часто пользуется и в других в своих письмах, ему нравится рассуждать абстрактно, приводя аналогичные с его жизнью ситуации, но избегая персонификации. Он пишет Тео о том, что человеку сложно понять, что должно делать в таких случаях («one can hardly understand»). Так Ван Гог выражает свою потерянность на данном этапе жизненного пути, которая усугубляется отсутствием опыта, а также его природной скромностью, интеллигентностью, граничащей с нерешительностью.

Еще до начала анализа было очевидно предположить, что одним из самым часто употребляемых слов в переписке будет имя возлюбленной, что подтвердилось практическими результатами, имя Кэй было использовано в письме 10 раз, столько же раз автор применил слово «never», оно выражает категоричность ситуации, невозможность Кэй ответить на чувства Ван Гога, нежелание художника принимать это «никогда», а также в фразе, которая повторяется от одного абзаца к другому «нет, ни за что, никогда». «Нет, ни за что, никогда» - это дословная цитата Кэй, которую Ван Гог воспринимает иронично, он не лишен чувства юмора и доброжелателен, что является следствием его слов (Ван Гог пишет, что не желает Кэй ничего плохого несмотря на ее девиз).

Следующим по частотности употребления стало слово «now», которое было упомянуто 8 раз. Данное наречие позволяет отчеркнуть все события прошлого и сделать акцент на настоящих происшествиях, которые играют ключевую роль в жизни Винсента. Слово «love» появилось в письме 7 раз, что неудивительно, так как по сути любовные переживания занимают все мысли Ван Гога, он даже выделяет три стадии жизни человека: взаимная нелюбовь, не взаимные чувства и, наконец, ее совершенная форма, основанная на взаимности. Следующее исследование было проведено на основе письма от 1890 года, которое было якобы найдено после его суицида, версии которого противостоит новое предположение ряда специалистов о преднамеренном убийстве. Объем письма невелик с учетом того, что это прощание художника (всего 352 слова), накал происходящего велик и потому Ван Гог использует повторы, подчеркивающие значимость обсуждаемого предмета и важность, возможно, главного человека в его жизни, брата Тео.

Ван Гог старается уместить в одном кратком письме благодарность за те 50 франков, что он ежемесячно получает от Тео, сказать несколько слов о пополнении в семье брата, обсудить нарастающее напряжение между дилерами и художниками и выразить всю боль, которую он испытывает в момент кризисного состояния. В связи с этим он использует вводные слова и фразы, связывая свои мысли, местоимение «I», существительное/прилагательное «all», аналитический способ сравнения прилагательных, повторяющиеся обращения к брату, глаголы состояния. К вышеописанным относятся: «well», «more», «think», «I tell you again», «I've always told you», «I agree», «I feel», «I hope», «my dear brother».

Cлово «well» при этом встречается в письме 5 раз, через его применение Ван Гог выказывает свое смирение, так он рассказывает о работе, которая стоила ему рассудка, рассказывает о полотнах, которые должны говорить за людей. Следующим по частотности стало слово «more», которое было использовано 4 раза. Так Ван Гог рассуждает о бесполезности говорить больше на темы меньшей важности, чем семья, усиливает свою мысль посредством фразы «I repeat this once more», рассказывает о невозможности долго беседовать о делах, выражает Тео свою любовь, говоря, что тот для него всегда будет больше, чем просто дилер, продающий картины Каро. Только 3 раза встречается слово «all», будучи тем или иным членом речи. Ван Гог применяет фразу «this is all» с тем, чтобы продемонстрировать брату, что важнее его у Винсента никого нет, в другом случае Ван Гог легко бросает «that's all right», рассуждая о своем тяжелом психическом состоянии, наконец, он подчеркивает, что говорит со всей серьезностью, на которую только способен его ум. Существительное «things» также фигурирует в письме 3 раза и выражает все многое, о чем художник так хотел бы написать, общую ситуацию в доме Тео, ее характер, а также все те незначительные внимания вещи. Нельзя не заметить традиционное теплое обращение Винсента к Тео, это письмо в очередной раз начинается с «My dear brother», обращение также фигурирует второй раз в главной части письма.

3. Семиотический анализ писем Ван Гога

Метафоры, образы, мотивы в письмах Ван Гога

Письма Винсента Ван Гога демонстрируют не только богатство воображения художника, но также его речи, в изобилии присутствуют метафоры, аллегории, повторяющиеся вопросы и восклицания в прямой речи, главной тематикой писем выступает вовсе не повседневная жизнь художника, а природа, его художественная деятельность. В связи с этим широко описывается окружающая местность, колористика, технические приемы, сходства и различия во взглядах на работу с другими художниками, проводятся параллели между литературой и живописью. Именно через образы Ван Гог выражает свои идеи, вдохновение сменяется сильной тревожностью, чувством отрешенности, обостряется материальной нуждой, недоеданием, употреблением алкоголя.

Патрик Грант в своем исследовании писем Ван Гога посвящает целую главу наиболее значимым образам, понимание которых позволяет глубже понять его психологические проблемы. Гнезда фигурируют в письмах Ван Гога, выступая символом его воззрений, художник рассматривает их в рамках двух ключевых проблем, занимающих его мысли. Во-первых, гнезда выступают в качестве связующего звена между миром природы и искусства, они отождествляют деятельность художника, которая предполагает трансформацию увиденного, перекодирование визуальных образов в произведение искусства. Так, в письме Антону Ван Рапарду Ван Гог прилагает птичье гнездо, выражая надежду на то, что друг поймет его увлеченность, которая несет в себе некоторый философский смысл. Ван Гог утверждает, что птицы в определенном роде могут быть причислены к художникам, однако именно художник способен созерцать. Здесь же Ван Гог делится своими воззрениями на важность тесного контакта между художником и природой.

Другая ключевая идея уходит корнями в детство Ван Гога, будучи маленьким мальчиком художник часто искал птичьи гнезда, а во взрослом возрасте посылал за ними детей. В данном контексте гнезда выступают символом возвращения домой. Приведем два конкретных отрывка, которые иллюстрируют данные мотивы. Первое письмо адресовано Антону Ван Рапарду: «...I thought you might like the birds' nests as I do, because the birds -- like the wren or golden oriole -- can also truly be counted among the artists. At the same time they're good for still lifes» (526/3:275). Другое письмо иллюстрирует увлеченность художника идеями английского философа Фрэнсиса Бэкона и французского писателя Эмиля Золя, согласно их убеждениям человек привнес искусство в дополнение к природе, а искусство представляет собой уголок природы, увидеть который можно через темперамент. Данную взаимосвязь можно увидеть в следующем отрывке из письма: «I've never seen the little house where Millet lived -- but I imagine that these 4 little human nests are of the same kind» (515/3:262).

Сложные, грубые текстуры являются не только источником вдохновения для художественного творчества Ван Гога, но также выступают в роли тематических паттернов в его письмах, через них он представляет мир со всеми его перипетиями. К таковым можно отнести древесные и кустовые корни с их искривленностью, подобной гравюрам Дюрера. Он также убежден, что родители сомневаются в нем в той же степени, как если бы это была «большая, косматая собака в доме» (a large, shaggy dog in the house), непослушание, некоторая степень неловкости и неуклюжести, на которую намекает Ван Гог, сочетается с прекрасной, широкой человеческой душой, которая, по его мнению, есть у собаки, а значит и у него самого. Стоит отметить, что запутанность, витиеватость не кажутся художнику чем-то препятствующим на пути к прекрасному, наоборот, они становятся его сущностью, он использует слово coarseness для описания грубости, которая, с его точки зрения, никак не мешает человеку чувствовать тонко и глубоко, он стремится достигнуть той самой точки, которая позволит людям понять, что такой контраст возможен. Это можно воспринимать как желание самоутвердиться, но, детально изучив биографию Ван Гога, его поступки и поведение, такое стремление уже нельзя рассматривать в столь примитивном ключе, для него это все же было самоопределением, через творчество он демонстрировал самобытность бедных слоев населения, особенно выделяя крестьян, их характер, силу духа, простоту и вместе с тем очарование деревенского быта, богатство природы и ее цветовой палитры.

Другим, не менее ярким образом, выступают женщины легкого поведения, которых Ван Гог называет «sisters of charity» (сестры милосердия), тем самым подчеркивая свое отношение к лицемерию и двуличности, царившем в обществе. Широко известно, что личная жизнь Ван Гога нельзя назвать удачливой и порой художник проводил время в публичных домах, с этим же связана скандальная история с отрезанным ухом, которое он вручил одной из женщин, В своем письме он пишет: «Relationships of good and evil are reversed because of the corruption of society». Ван Гог был убежден, что в женщине легкого поведения, осуждаемой обществом, часто оказывается больше добродетели, чем во многих светских дамах. Неискренность и узколобость он также видит в деятельности социальных институтов, он заявляет о том, что академический подход кажется ему чуждым и он не может замкнуться в системе или школе («I cannot shut myself up in a system or school»), еще более радикальными становятся его взгляды по отношению к религиозному догматизму.

Интересной метафорой служит погода, посредством нее художник описывает взаимосвязь климатических изменений и человеческих чувств, а также собственный опыт. Так появляются образы открытого моря, штормовой погоды, разрушенного корабля. В письме Ван Раппарду он признается, что, когда заботы тяжело ложатся на его плечи, он будто бы находится на корабле во время шторма («as if i were on a ship in a storm»). Он также применяет этот образ, выражая отношение к поиску собственного места в живописи, своему призванию: «I'm on the high seas -- painting must proceed with all the strength that we can muster». Ван Гог также использовал некоторые аллегории, которые не всегда точно отражали суть вещей или по крайней мере не всегда давали понять его представление о ней. Однако, разобравшись в них более подробно, можно понять, что именно художник имел в виду. Например, в одном из своих писем он пишет следующее: «When the storm comes -- when night falls -- what's worse:the danger or the fear of danger? Give me reality, the danger itself». Прямой, достаточно провокационный, даже в чем-то агрессивный вопрос позволяет понять отношение художника к жизненным бурям, которых он если не ждет, то по крайне мере не опасается, видит в них неизбежную реальность, которая заключается в противоречии между опасностью и страхом опасности. В моменты отчаяния он будет снова и снова возвращаться к этой морской тематике, метафоре, которая дает ему широкий полет для фантазии. В Сен-Реми в очередном письме брату он сравнит жизнь с морем, которое несет в себе опасность, но все же море Ван Гог любит и, даже ожидая появления всех этих опасностей в будущем, он обладает определенным спокойствием на его счет. В этом виден боевой дух и оптимизм художника, которые на протяжении всей жизни будут проявляться в его стойкости по отношению к происходящему, нежеланию идти по стопам своих родственников, продавая безвкусные картины и занимаясь коммерцией, Ван Гог всегда выбирал искусство, для него это был трудный путь.

Мистраль -- другое погодное явление, которое художник описывал так детально, в нем сконцентрировано сразу несколько смыслов. Во-первых, это естественное явление, которое так сильно не дает художнику работать на открытом воздухе, холодный ветер не только сносит его мольберт, но также доставляет Ван Гогу неприятные ощущения, он попросту мерзнет. Ван Гог пишет: «that wind always made impossible to do anything...it is so cold and dry it gave you goose-pimples». Во-вторых, он рассматривает мистраль как нечто, обладающее разрушительной силой, но очень важное для продуктивной работы, он пользуется приемом скрытой аналогии, рассуждая о безмятежности, которая раскрывает особенную красоту благодаря шторму, тем самым Ван Гог подразумевает несчастья, которые могут укрепить человеческий дух, их важность и неизбежность. Приведем отрывок из его письма к брату с тем, чтобы подтвердить сказанное: «What a compensation, what a compensation, when there's a day with no wind. What intensity of colours, what pure air, what serene vibrancy» (683/4:276). Он также пишет о том, что намеренно выходил работать в мистраль с тем, чтобы ощутить интенсивность мысли. Итак, художник полагает, что мистраль необходим для понимания не очевидной красоты (devil mistral), которая находится в оппозиции с красотой понятной (life-giving sun), мистраль важен для того, чтобы творчество не стало инертным, иными словами, он видит в нем особый смысл и источник для аналогий с жизненными потрясениями.

Ван Гог часто в своих письмах обращался к идеям дуализма, которые выражались через колористку в искусстве и посредством использования антонимичных терминов, порой эти идеи отражали его взгляды на мир. Взгляды иногда упрощались им самим до «хорошего» и «плохого», но сам Ван Гог критиковал такой примитивный взгляд, называя его клишированной проповедью. Художник использовал богатую палитру для своих полотен, в своих письмах он также любил детально описывать оттенки желтого, синего, зеленого, однако именно через черное и белое художник объяснял противостояние небесных, духовных сил, ход жизненных событий.

Хотя с годами Ван Гог утратил свою религиозность, мы видим, с какой твердостью и уверенностью он настаивает на духовной неприкосновенности человека. Он использует эти два цвета не только в качестве аналогии добра и зла, он также применяет их в качестве олицетворения реальных людей, так он называет белым лучом Бога, а черным -- собственного отца. В одном из своих писем художник пишет про отца: «To me he is a black ray». Рассуждая о божественном начале, он изрекает следующее: «against the white Ray even the black ray is powerless». Он также черпает вдохновение в высказываниях Виктора Гюго, ссылаясь на его контраст между белыми и черными лучами, двумя видами духовной энергии. В письме Тео Ван Гог призывает искать нежный свет, свет добра: «Let's seek the gentle light, since I know no other name for it but the white ray or goodness» (403/3:61). Цветовые различия дополнены аналогичной парой противоречивых терминов, «everlasting yes» (вечное да) и «everlasting no»(вечное нет), которые Ван Гог заимствует у Томаса Карлайла, британского писателя и публициста. В своем очередном письме он напишет: «To me Tersteeg will I think remain 'the everlasting no', in contrast to ''men of character'' in whom ''one finds as everlasting yes''» (358/2:365). Межличностные отношения с братом он также рассматриваем по уже известной нам схеме, на этот раз используя выражение «быть на противоположных сторонах определенной баррикады» (standing on opposite sides of a certain barricade). Ван Гог также рассматривает колористку через оппозицию, говоря о том, что усиление цветовой гаммы способствует обретению человеком гармонии и спокойствия, он проводит интересную параллель, сравнивая этот эффект с музыкой Вагнера, которая кажется интимной даже в исполнении большого оркестра. Наконец, Ван Гог косвенно критикует речи министров, называя их проповедью, и с иронией говорит о «Повести о послушном Хендрике», в которой все слишком просто, чтобы быть правдой, так это выражается в его письме: «If life were as simple and things actually worked as in the story of dutiful Hendrik or an ordinary, routine sermon by a minister, it wouldn't be all that hard to find one's way». Уже в 1888 году Ван Гог в своем письме Тео посоветует не углубляться в эти понятии, ведь хорошее и плохое относительны.

Христианские мотивы в письмах художника по праву можно считать ярким акцентом, на котором строятся его взгляды, ценности и через которые он видит мир даже после того, как утрачивает религию. Религиозный идеализм характеризует ранние письма Винсента, (с 1875 по 1880 год), в них ощущается тоска по дому, мораль и искусство подчинены вере, хотя полностью отвергнуть живопись у Ван Гога не получается. Он признается брату Тео, что в Эттене перед тем, как он отправился в Боринаж, он делает маленькие зарисовки даже тогда, когда читает Библию. В то же самое время он не дает своим творческим планам широко развиваться ввиду того, что они могут отвлечь его от работы, в письме он говорит об этом так: «they would most likely keep me from my real work».Его взгляды отличаются максимализмом, его религиозность фанатична. Ван Гог пишет о том, что хочет знать Библию наизусть, искусство же подчиняется его желанию стать истинным христианином («our desire to become Christians»). В этот период он получил негативный, но крайне важный опыт, только лишь в 1881 году, вернувшись к родителям в Эттен, он переоценит произошедшее.

Идея перерождения в письмах Ван Гога фигурирует не только в форме религиозного верования, которое претерпевает изменения после неудачной попытки художника стать проповедником. Она существует автономно уже после того, как Ван Гог увидел сколь ограниченным и мелким кажутся ему религиозный догматизм, меркантильность церковных служащих и пафос церемониальных торжеств. Она используется не только в своем главном значении, жизни человека после смерти, но также выступает в качестве метафоры, когда художник описывает возрождение человека после неудачной любви, возрождение надежды или же продолжение пути после ряда трудностей, Ван Гог также пользуется своим излюбленным приемом, сравнивая мораль, искусство и природу.

В одном из своих писем Тео в мае 1882 года он пишет: «I felt that my love had been literally beaten to death - yet after death one rises from the dead. Resurgam». Он использует латинское заимствование «Resurgam», что в переводе означает «снова», оформляя его в отдельное предложение, тем самым он подчеркивает, что даже после столь сильного падения он снова поднимается, оживает, хотя не каждый на это способен. В августе 1888 года он повторит эту идею, но выразит ее уже в другом ключе: «Even the most worn-out people can feel the germ of this indefinable hope». Говоря о людях с «зародышом неопределенной надежды», Ван Гог, конечно, говорит и о самом себе, ведь вся его жизнь - борьба за творческое признание в условиях финансовой нестабильности, одиночества и отверженности. Он также проводит аналогию между ростом деревьев и развитием искусства в одном из своих писем: «This eternally existing art and its revival - this green shoot growing from the roots of the old felled trunk». Хорошо известно, что Ван Гог какое-то время занимался миссионерской деятельностью, однако всю степень последующих разочарования и неприятия к системе можно оценить через его эмоциональное, провокационное заявление, в котором он говорит брату Тео, что готов мочиться на священные святыни непримиримых и святыни в целом: «I herewith certainly piss on the sacred shrine of the intransigents - as I often do - on sacred shrines in general».

Библейские сюжеты фигурируют в письмах Ван Гога повсеместно, они включают в себя не только отсылки к Евангелие, но также ключевые христианские догматы и принципы: поиск утешения (consolation), сострадание (compassion), милость (mercy). Ссылки на них не были красноречием, Ван Гог был добропорядочным человеком, сострадая вдовам и сиротам, проявляя милость к нищим. Он даже пытался жить под одной крышей с женщиной по имени Син, чей род деятельности позорил семейную фамилию, она была беременна, после множества любовных неудач для Винсента такой поступок был больше актом милосердия, чем сердечным порывом. И все таки его взгляды претерпели значительные изменения после того, как он не получил поддержки ни со стороны семьи, ни со стороны церкви. Он все еще превозносил Христа как великомученика, но, прочитав его письма, становится очевидным, что его вера в Бога стала существовать автономно от института церкви, его призывы гармонично вписываются в картину мира свободолюбивого человека, пылкого и эмоционального, проживающего свой путь вне условностей. Чтобы данное высказывание не показалось слишком абстрактным, приведем два отрывка разных временных периодов, иллюстрирующих смену убеждений художника. До 27 лет религия играла значительную роль в его жизни, в 1878 году он описывает Тео свое восхищение Христом, великим человеком печали: «Jesus Christ is the Master who can strengthen, comfort and enlighten a man like the Macedonian, a workman and labourer who has a hard life». В этом же письме он будет описывать печаль и страдания, усталость работника с бессмертной душой, нуждающегося в Слове Божьем. Однако уже в 1881 году в письме Тео из Гааги Винсент признается, что находит всю религиозную систему отвратительной: «I dwelled on those things too much during a miserable time in my life and I don't want anything more to do with it». Он также скажет, что должен остерегаться ее как чего-то смертельного («to guard against it as against something fatal»). Так Ван Гог утратит религиозную принадлежность, но сохранит веру в Бога и ряд принципов, основанных на добродетели и сочувствии, с которыми он пойдет по жизни.

Большего внимания заслуживают мотивы крика о помощи, так как их наличие лишь частично, но все же указывают на симптоматику суицида. Это гипотетическое заявление носит субъективный характер ввиду того, что существует другая версия смерти художника (убийство) и также потому, что должны присутствовать мотивы «протеста», прослеживаться четкое решение художника уйти из жизни, анализ которых на данном этапе работы еще не был произведен. Однако следует рассмотреть конкретные проявления таких мотивов. Во-первых, стоит сказать, что во время лечения в больнице Сен-Реми письма Ван Гога приобретают пунктуационно-графические черты, которые были упомянуты в предыдущих главах данной работы, а именно использование жирного шрифта и выделением слов. После 1875 года появляется больше вычеркнутых фраз, а также добавочных мыслей, начерканных на полях, все больше игнорируются знаки препинания и капитализация. В одном из писем, описывая судороги, художник пишет по-французски: «C'est ABOMINABLE» (т.е. Это невыносимо). Он дважды подчеркивает эту фразу, тем самым привлекая к ней внимание. Во-вторых, его привязанность к брату контрастирует с очевидным одиночеством и отчужденностью художника, он не получил понимания и одобрения ни со стороны семьи, ни со стороны общества, этот недостаток близости, практически просьбу не покидать его, призыв быть рядом он также выражает в своих письмах, например, он пишет Тео следующие строки: «Like everyone else, I have need of relationships of friendship or affection or trusting companionship» (154/1:244).

Афоризмы в письмах Ван Гога

Как уже говорилось ранее, Ван Гог был большим любителем литературы, он увлекался работами Джорджа Эллиота, Чарльза Диккенса, Виктора Гюго Гарриет Бичер-Стоу и часто цитировал их в своих письмах. Любовь Ван Гога к афоризмам имеет схожую природу с аллегориями и притчами, к которым он питал слабость. Но если последние со временем исчезли из его письменной речи, то с афоризмами дело обстояло несколько иначе. Они помогали художнику выражаться точно, его фразы были емкими и безошибочно описывали его внутренние состояния, именно поэтому они присутствуют в его письмах в таком разнообразии. Через афоризмы можно проследить смену девиза, который художник брал за основу. [4] Если в начале жизненного пути он руководствовался лозунгом «triste mais tojours joyeuse» (в печали, но всегда радостен), то по мере приобретения жизненного опыта, цепочка изречений раскрывалась развернуто. После он пишет о том, что «Любовь по отношению к искусству убивает настоящую любовь», «Религии уходят - остается Бог» и т.д. Даже когда Ван Гог не применяет афоризмы напрямую, он пользуется ими косвенно. Описывая свои чувства по отношению к кузине, он создает лейтмотив, составной частью которого становится кусочек льда, растопить его можно прижав к сердцу. Концовка этой истории оказывается более драматичной, она описывается в сюжете с рукой, которая была сожжена на свечке. Таким образом, через афоризмы Ван Гог позволяет своему адресату наблюдать личную драму, его откровения отражают перерождение взглядов, смену жизненных ориентиров, проблемы в семье и личной жизни. Данный литературный прием широко применяется художником, во многом это становится возможным благодаря начитанности и любознательности художника, его стремлению донести свою мысль достоверным путем.

Притчи и аллегории в письмах Ван Гога

Ранние письма художника отражают склонность и стремление к цитированию притч. Это во многом объясняется чтением Евангелие и выражается в сочинении собственных проповедей. Его первая проповедь полна литературных ремесценций. Она и сама может называться самостоятельной художественной единицей, ее тематика затрагивает странствия на земле. Художник фиксирует окончание важного жизненного этапа и переход на новый. Он пользуется различными аллегориями, чтобы описать собственное творческое начало и разнородную среду, из которой он черпает вдохновение. Для этого он составляет диалог с воображаемой Дамой, которую он называет Красотой и Возвышенностью, она, по мнению Ван Гога способна превращать увиденное в камень, леденить. Красота и Возвышенность находится в противостоянии с Дамой Реальности, которая способна возрождать, возвращать к жизни, придавать сил. В притчах Винсент видел источник мудрости, в одном из своих писем Бернару он рассказывал о Христе, который не писал идейных книг, но свободно говорил с народом посредством притч (каков сеятель - такова и жатва и т.д.). Впоследствии притчи исчезают из его писем, остается только манера излагать мысли соответствующим образом. С уходом из религии у него также появляется скептическое отношение к морали. Нельзя сказать, что он сам попрекает нравственность, но морализаторство, за которое он недолюбливает старых писателей, вызывает у него отторжение. Именно поэтому притчи, которые, как правило, содержат некоторые компоненты басни, становятся ему чуждыми.

Морфологические особенности писем Ван Гога

Красной нитью в переписке Ван Гога проходит мысль о разочаровании, которое он выражал относительно ограничений языка, не позволяющих ему выразить всю широту идей, всю истину, ценность которых он видел в морали и искусстве, а также какое-то время в религии. Однако социальные институты, среди которых особое неприятие художника вызывала церковь, Ван Гог стремился описывать настолько кратко, насколько это возможно. Для этого он использовал местоимение третьего лица «It» даже тогда, когда в этом не было нужды. Тем самым Ван Гог уменьшал значимость обсуждаемого предмета [4]. Он также применял данное местоимение для обозначения всего трансцендентного, то есть для всего того, что недоступно человеческому сознанию или же не основано на существующем опыте [29]. В своем письме к Тео из Айлворта в 1876 году он цитирует стихи христианских пророков Исаии и Иеремии: «Days will come when we'll no longer believe because we heard it said but when we'll know, feel and love it». Яркой иллюстрацией может послужить описание Ван Гогом своих отношений с отцом, которые он в письме из Нюэнена в 1883 году точно опишет одной лишь фразой «provisional arrangement and calm» (временная договоренность и спокойствие), а также дополнит: «that is indeed it but far more still not yet it at all». Ведя разговор о картине Бонингтона в 1875 году из Парижа, Винсент кртако опишет ее как почти нарисованную и скажет, что это все же не так («yet that is not it either»). Также стоит отметить, что Ван Гог любил использовать выражение «that's it!» (вот и все), в большинстве случаев он тем самым производил усиление высказанной мысли, выказывал уверенность в собственной правоте, это придавало эмоциональный окрас его речи. Однако нельзя сказать, что его речь не была достаточно аргументированной, скорее тем самым художник подытоживал все вышесказанное, ставил точку. Так в письме из Эттена в 1881 году он описывал свою любовь к девушке по имени Ки, рассуждая о высоких материях, художник писал, что обменять все на все для него и есть то самое реальное, настоящее, после чего он завершил свое предложение выражением «that's it». Эту же фразу он вставит в свое письмо для Кэролайн ван Стокум-Хаанебик, описывая поиск Родины, в письме Тео из Лондона, одобряя его увлечение Милле и многих других переписках. Хотя более поздние письма Ван Гога не поддерживают данную тенденцию и местоимение уже не находит описанного применения, вышесказанные примеры отражают частотное использование местоимения «It» в его ранних письмах , описаниях межличностных отношений, искусства, рассуждений на тему любви и религии.

Проявление ассоциативного мышления в письмах Ван Гога

В теоретической части работы уже говорилось о том, что вопреки распространенному мнению шизофрения, как и любая другая психическая болезнь, сама по себе не порождает талантливых людей, однако бесспорно оказывает воздействие на творчество людей искусства. В контексте данного исследования была предпринята попытка обнаружить проявление ассоциативного мышления, коим пользовался Ван Гог для выражения своих идей и мыслей. Согласно изученным данным, фантазия и развитое воображение ослабевают работу логики и рационального мышления, в худших случаях воображение может создавать специфические, нереальные образы. Однако же, согласно исследованиям в области психиатрии, любые фантазии строятся на основе существующих в реальном мире образов. [45] Рассмотрим некоторые из возникающих у Ван Гога ассоциаций, на основе которых он строил сравнения, приводил аналогии и создавал художественные образы. Цветовые ассоциации были наиболее частыми и развернутыми. Например, рассказывая Тео о картине «Едоки картофеля», Винсент обращает особое внимание брата на правильную рамку золотого или медного цвета, наличие которой сделает ярче некоторые области картины (они по-новому заиграют), а отсутствие придаст ей тяжелый мраморный вид [1]. Самой ассоциацией Винсента является связь с золотом, художественной решение, которое принял Винсент. Личностные ассоциации относятся к людям, с которыми Ван Гог тем или иным образом коммуницировал через переписку, одним из таких людей был его коллега Гоген. Рассказывая Тео в июне 1888 года о Гогене, Ван Гог говорит, что тот стремится вернуть свои позиции как главы большой семьи, а потому старается участвовать в прибыльных делах, но тут же Винсент делает оговорку, что «своей ассоциацией он не хотел бы уменьшать значимости человека» [1]. Предметные ассоциации в письмах Ван Гога подчеркивают его наблюдательность и острый глаз. После того, как Тео посетил Винсента в 1879 году, тот ощутил благодарность и успокоение, прилив душевных сил. Винсент ассоциирует себя с заключенным, который при нахождении подолгу без работы ощущает себя также как голодающий. Он даже сравнивает себя с предметами обихода, настаивая на том, что он -- не фонарный столб или уличный насос из железа, камня, что пустота ему претит, что он также как и любой цивилизованный человек нуждается в поддержке, взаимопомощи, доверительных дружеских отношениях [1]. Таким образом, ассоциации позволяют Винсенту использовать собственную зоркость в творчестве, понимании цвета и композиции, делают его проницательным в межличностных отношениях, но также чрезмерно пессимистичным в моменты неудач, нестабильности, отсутствии поддержки и в моменты одиночества.

Концептуализация и категоризация в письмах Ван Гога

Предыдущие разделы работы позволили выделить ключевые образы и метафоры, а также продемонстрировать, как они отражают текстуру мышления художника в его письмах. На данном этапе работы важно обобщить все сказанное с тем, чтобы понять, какие ценности разделял художник, какие концепты лежали в основе его письменной деятельности и какими категориями он мыслил. Итак, среди главных идей, которыми руководствовался автор, стоит выделить:

1) Творческий поиск и чрезвычайный прорыв на творческом пути;

2) Напряженная борьба за независимость в сфере родственных и семейных связей;

3) Стремление к нестандартному взгляду на традиционную религию. [4]

К первому пункту относятся, например, категории цвета. Широко известно, что любимым цветом Ван Гога был желтый, он всегда точно обозначал его оттенки: dull yellow, lemon yellow, white-yellow и т.д. Он также говорил, что нет синего без желтого и оранжевого цветов. Ввиду того, что он был постимпрессионистом, он использовал палитру ярких цветов, однако из его биографии и писем становится известно, что в начале своего творческого пути дела обстояли несколько иначе. Тогда палитра состояла преимущественно из темных тонов, среди них были оливковая и сырая сиенна, ввиду того, что художник какое-то время своей жизни жил в Боринаже и вдохновлялся шахтерами, а также рисовал едоков картофеля в Нюэнене, такие тона демонстрировали безнадежность и отрешенность, тяжелый труд, работу с землей. В письмах он приводил характеристики жителей города, которые во многом объяснили выбор цветовой палитры, в описаниях встречались следующие прилагательные:weather-beaten, haggard, exhausted. Он рассказывает о черных деревья, умерших в дыму, о днях перед наступающим Рождеством, сочетающих в себе контраст зелёнего и красного, белого и черного, что создавало эффект средневековой картины Брейгеля [46]. Так цвета предопределяли взгляд Ван Гога на творчество и позволяли проводить сравнительные и временные линии между собственными картинами и работами тех, кем он восхищался.

Его стремление к автономии всегда было ограничено финансовым фактором и слабым здоровьем. В самые тяжелые моменты его навещал брат, который всю жизнь присылал ему средства, а спустя полгода после смерти Винсента Тео скончался, не выдержав произошедшего. В данном контексте важно отметить, что Винсент был человек воспитанный и добропорядочный, поэтому он выстраивал свои идеи согласно ценностным ориентирам, иногда они казались слишком абстрактными, зачастую его фантазии уводили его далеко, но в ряде вопросов Винсент был непоколебим. Он также делал шаги на встречу примирения с семьей, но все они оказались неудачными ввиду того, что семья не могла принять религиозные взгляды Винсента, его представления о морали и незначительности общественного мнения, а также его сокрушительных неудач в личной жизни. Рассмотрим, как это проявлялось в его письмах.

Во-первых, на протяжении всей переписки мы видим, как резко Винсент меняет свое отношение к членам семьи. В письмах из Антверпена он холоден по отношению к матери и сестрам, а уже в Париже он примеряет роль любящего сына и хорошего помощника. К убеждениям отца от также относится скептически, в одном из писем он говорит, что даже в расплывчатой вере Милле он видит нечто большее, чем в том, во что верит Pa. [1] Что касается религиозных убеждений Винсента, в предыдущих разделах подробным образом описывалась их трансформация, в связи с чем рассмотрим только некоторые аспекты этих изменений. Негативный контраст взглядов Ван Гога отражался в его письмах в качестве противоречивых идей, которые зачастую казались резкими, идеалистичными, а после отказа от религии пессимистичными и драматичными. Лишь годы спустя главным маркером его писем станет идея человеческого несовершенства, которая будет означать искренность, подлинность, человечность. Его религиозный идеализм приходится на 1875-1880, в письме от 1877 года Винсент подробно объясняет Тео, почему мораль не способна дать человеку то, что он получает от Бога. В основу этого объяснения ложится зло, заложенное не только в мире, но и в нас самих («evel in a world, in ourselves»). [1]