Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Выпускная квалификационная работа

Дискурсивное конструирование феномена mental health в современной англоязычной культуре

Кичаева Вера Сергеевна

Введение

В современной англоязычной культуре дискурс психического здоровья активно видоизменяется; в разные периоды истории он формировался по-разному. Происходит пересмотр и сужение критериев и детерминант, определяющих психически здорового человека. Определением дискурса психического здоровья занимаются ученые из различных сфер науки: психологии, социологии, лингвистики, философии. Теоретически настоящее исследование опирается на перечисленные сферы науки, выделены основные подходы из социологии и лингвистики.

Психические отклонения находят свое описание во множествах художественных произведений. Психическое здоровье, в свою очередь, не имеет четкого определения. Несмотря на острый интерес к дискурсу психического здоровья со стороны ученых различных областей, в современной лингвистике нет четкого определения языковых средств, описывающих психическое здоровье в современной англоязычной культуре. В данной работе предпринимается попытка выделить языковые элементы, отграничивающие психическую норму от патологии и выявляющие определяющие факторы психического здоровья, что составляет актуальность исследования.

Данная работа обращается к различным языковым средствам, встречающимся в массовой культуре, а именно в фильмах, песнях, художественных произведениях. Языковые средства, используемые в перечисленных элементах культуры, ярко сигнализируют отклонение от нормы, отграничивают и определяют норму, следовательно, являются качественными индикаторами нормы, т.е. дискурса психического здоровья. Кроме того, дискурс психического здоровья рассматривается с точки зрения противопоставления психической патологии. В центре внимания находится понимание того, что такое психическое здоровье в современной англоязычной культуре. Кроме языковых элементов, в работе рассматриваются визуальные способы передачи дискурса психического здоровья, что придает исследованию новизну.

Теоретическая значимость работы заключается в попытке систематизировать сведения о психическом здоровье из социологии, психологии и лингвистики. Освещается изменение дискурса в диахроническом аспекте и последние исследования в определении психического здоровья. Психическое здоровье рассматривается с точки зрения социального конструкционизма.

Практическая значимость исследования состоит в том, что результаты могут быть использованы в преподавании лексикологии, когнитивной лингвистики, психологии и т.д.

Объектом исследования в рамках данной работы является дискурс психического здоровья в современной англоязычной культуре.

Предметом исследования является возможность описания дискурса психического здоровья с помощью средств выразительности в современной англоязычной культуре.

Цель данной работы - выявить, описать и систематизировать языковые элементы, обозначающие дискурс психического здоровья в современной англоязычной культуре.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих конкретных задач: изучить и проанализировать состояние современной когнитивной лингвистики; определить основные критерии, определяющие психическое здоровье; собрать и проанализировать, какие слова являются маркерами дискурса психического здоровья в современной англоязычной культуре; выявить основные когнитивные модели, которые служат средством осмысления психического здоровья; описать и систематизировать эти модели.

В ходе исследования были использованы дескриптивный, корпусный методы, а также метод сплошной выборки и метод моделирования.

Материалом исследования послужили метафоры, извлеченные из электронных корпусов английского языка (Wiley Online Library, Springer Link, Jstor, Google books, COCA, BNC). Для достижения цели и задач исследования было проанализированы языковые элементы, встречающиеся в различных сферах современной англоязычной культуры. Самые иллюстративные из них были представлены в тексте работы. Визуальный материал послужил иллюстрацией релевантности когнитивных моделей, сформированных в англоязычной культуре.

Структура работы логически обусловлена поставленными в ней целями и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Во введении обосновываются актуальность исследования и его новизна, описывается его теоретическая и практическая значимость. Глава 1 содержит обзор актуального теоретического материала, послужившего основой для проведения исследования: в ней рассматривается изучение дискурса психического здоровья с точки зрения социального конструкционизма, изучение формирования дискурса в истории, понятие и особенности современной англоязычной культуры, определение социальных проблем в сфере дискурса психического здоровья, определение концептуальных подходов к рассмотрению психического здоровья. Глава 2 содержит анализ эмпирического материала и систематизирует выявленные концептуальные подходы. В Заключении отражены выводы по результатам проведённого исследования.

1. Теоретические основания исследования

В современных гуманитарных науках понятие дискурса трактуется по-разному, поэтому даже в самой лингвистике нет единого определения. Термин «дискурс» стал распространяться с 1970-х годов, его значение было близко к «функциональному стилю речи или языка». М.Н. Кожина последовательно проводит тезис о «детерминированности речевой организации видом социальной деятельности» [104, c. 577]. В.А. Салимовский делает вывод, что «в работах М.Н. Кожиной второй половины 1960-х - начала 1970-х гг. основным предметом изучения становится дискурс. Выдвинутая М.Н. Кожиной концепция представляет собой одно из самых ранних лингвистических направлений дискурсивного анализа» [107, c. 11]. Однако постепенно дискурс стал использоваться как научная парадигма не только в лингвистике, но и в социологии.

Рассматривая дискурс как речь, детерминированную социальными ситуациями, можно выделить следующее определение М.Н. Кожиной. Дискурс - это детерминированность речевой организации видом социальной деятельности в единстве с соответствующей формой общественного сознания, а также типом творческого мышления, целями коммуникации [104, c. 577].

М. Фуко, в свою очередь, определил дискурс как систему мыслей, состоящую из идей, установок и способов действия, верований и практик, которые систематически конструируют субъекты и миры, упоминаемые в речи [114, c. 108].

С точки зрения коммуникативного подхода, дискурс - субъект, объект, место, время, обстоятельства создания (производства) в определенной знаковой структуре. Понятие «дискурс» осмысливается в неразрывной связи с понятиями речь и текст [103, c. 5].

Дискурс - это не только грамматика и лексика, но и целый мир, который содержится в определенных текстах с особой грамматикой, лексикой, синтаксисом и семантикой. В дискурсе действуют свои правила синонимичных замен, свои правила истинности, свой этикет [108, с. 670, с. 676].

Понятие «дискурс» стало обрастать метафорами, однако это не добавило ясности и четкости в его определение, а лишь усугубило ситуацию и добавило образности. Так, Чан Ким Бао попытался объяснить «дискурс» при помощи концепции «Инь-Ян». Текст понимался как инь, дискурс - как ян. «Ян-то, что мы реально говорим или слышим, он постоянно изменяется, изменяя все вокруг. Инь-то глубинное, что скрывается за этими реальными актами, что может «видеть» не любой человек, а только ученый, исследователь, теоретик» [119, с. 3].

Различные сферы науки определяют понятие «дискурс» по-разному. В приведенных определениях отчетливо прослеживается связь коммуникации и социальных ситуаций.

В рамках критического дискурс-анализа Н. Фэйрклафа как письменный, так и устный «дискурс» рассматриваются как форма социального взаимодействия [26, c. 258]. В процессе социального взаимодействия происходит связь между конкретными дискурсивными событиями и ситуациями, институтами и социальными структурами. С одной стороны, ситуационные, институциональные и социальные контексты формируют дискурс. С другой стороны, дискурс влияет на социальную реальность [97].

Н. Фэйрклаф предложил трехмерный теоретико-методологический подход к критическому дискурс-анализу (КДА). Благодаря этому подходу, происходит выявление значимых связей между текстом и обществом в общественном взаимодействии и интерпретации смысла [92, с. 74].

Эта структура объединяет три аспекта анализа:

1. Описание (анализ текста),

2. Интерпретация (обработка данных дискурсивных практик в рамках производства и анализа текста),

3. Объяснение (социокультурный анализ дискурсивного события) [25 c. 23, c. 97]. Критический дискурс-анализ описывает, как текст опосредован социумом [25, c. 73].

Рисунок 1. Трехмерная структура критического дискурс-анализа [25, c. 98]

Исходя из этого, Н. Фэйрклаф выдвинул гипотезу о том, что тексты и общество находятся в конститутивных отношениях в процессе воспроизводства социального порядка и властных отношений (ситуативных, институциональных и социальных). [25, c. 73] Смысл текста зависит от культуры. При этом происходит одновременная перестройка культуры в процессе воспроизводства смысла. Тексты создаются с использованием кодов, легко доступных в рамках культуры. В качестве таких кодов выступают условности, ценности и нормы, которые определяют интерпретацию текста. Производители текста и те, кто его интерпретирует, черпают коды из дискурсов, которые определяют конкретные общества через общий исторический опыт и общее использование языка. Однако критический дискурс-анализ ставит перед собой цель не просто изучить то, как дискурсы функционируют, а понять, как эти дискурсы «упорядочиваются» и функционируют вместе в процессе производства смысла [25, c. 97].

Дискурсивное конструирование понятия mental health происходит в неразрывной связи с социумом. Для подробного анализа текста, его интерпретации и социокультурных аспектов существования текста будет использован ряд подходов. Наиболее релевантными подходами для данного исследования являются следующие:

1) Дискурсивная психология. Она опирается на этнометодологию, теорию языка Людвига Витгентшейна и анализ продуктов речевой деятельности. Этот тип дискурсивного анализа формируется в психологии и связан с тем, как люди сообщают о своих психических состояниях. Дискурсивная психология утверждает, что психические состояния - это социальные явления [19]. Этот тип дискурсивного анализа предлагает общую критику когнитивной теории.

2) Дискурсивный анализ Фуко. Он фокусируется на том, как дискурс формирует наше понимание социального взаимодействия. Эта форма дискурсивного анализа подчеркивает роль языка в социальных и политических отношениях. Дискурсивный анализ развивается с точки зрения психологии и клинической практики, основан на философии Фуко и Дерриды [100]. Происходит анализ того, как люди позиционируют самих себя и как это позиционирование воспринимается.

3) Интерактивная (интерпретативная) социолингвистика. Это форма дискурсивного анализа представляет собой анализ власти внутри языковых практик. Анализ посвящен тому, как определенные лингвистические единицы создаются для конкретного контекста. Это означает, что различные социальные или этнические группы используют общие грамматические знания. Материалом для интерпретативной социолингвистики является естественная коммуникация и ее интерпретация говорящими и «судьями» с целью выявить подтекст высказывания. Кроме этого, интерактивная социолингвистика обращается к паттернам системы языка. По мнению Д. Гумперца, внесшего существенный вклад в разработку идей интерпретативной социолингвистики, люди могут знать грамматику языка, но по-разному понимать одно и то же высказывание [43, c. 147].

Дискурс является базой для социального взаимодействия и, в то же время, следствием социального взаимодействия. Через дискурс формируются ситуации, социальные роли, идентичности, межличностные отношения между различными взаимодействующими социальными группами. Кроме того, дискурсивные акты являются социально конститутивными по ряду причин. Во-первых, они играют решающую роль в генезисе, производстве и конструировании определенных социальных условий. Например, дискурсы могут служить для конструирования национальной идентичности. Во-вторых, они могут увековечивать, воспроизводить или оправдывать определенные социальные статусы. В-третьих, дискурсивные практики могут оказывать влияние на изменение или разрушение социальных отношений.

1.2 Социальный конструкционизм феномена «психическое здоровье»

Социальная психология претерпела значительные изменения во второй половине ХХ в. Сначала внимание ученых переключилось с изучения индивида на изучение группы, а затем на изучение влияния языка на общество. «Новая парадигма» социальной психологии начала 1970-х годов [44, 34] широко и основательно «повернулась к дискурсу». С появлением дискурс анализа на задний план ушли символический интеракционизм [61] и драматургия [39], а на передний план выдвинулась гипотеза конструирования социальной реальности и индивидуальной идентичности при помощи языка. Идея о том, что психологические явления социально сконструированы, была доведена до предела в недавних работах по «постмодернистской» психологии [36, 51].

Социальный конструкционизм - это такой подход к описанию социальных явлений, где особое место занимает язык. Знание никогда не бывает объективным или абсолютным, оно всегда находится в связи с человеческим восприятием, что подчеркивает особую важность использования языка [37]. Этот подход основан на социальной природе знания и на том, как оно конструируется [2]. Также фокус исследования смещается на то, каким образом опыт и восприятие действительности опосредуются лингвистически, культурно и исторически [66].

Появление идеи о том, что социальная психология должна «обратиться к языку», было закономерным. Изменения в знаниях коренятся в дискурсе, в культурных и политических силах. Социальный конструкционистский подход принимает во внимание эти силы, чтобы понять, как само академическое знание социально конструируется в определенные моменты истории.

Социальное конструирование реальности происходит с участием дискурса. Действующее сознание создает социальное бытие человека. Гегель описывает сущность действования как процесса: «Действование - чистая форма процесса перевода из состояния невидимости в состояние видимости» [99, с. 201].

Дискурсивное конструирование мира осуществляется при помощи когнитивных сценариев. Попадая в определенную ситуацию, человек точно знает, как ему действовать и что говорить, подбирает подходящие к ситуации слова. Дискурсивное конструирование - это использование определенного пласта лексики, поэтому основным инструментом в этом процессе выступает язык.

Процесс дискурсивного конструирования совершается, когда мир переводится из сознания человека в действительность, то есть понятия, существующие исключительно в сознании, приобретают внешнюю оболочку. Дискурс возникает и создается в текущий момент повседневной жизни. При этом реальный мир находится в процессе постоянного социального конструирования. П. Бергер и Т. Лукман пишут: «Сама «проговоренность» создает реальность, поскольку то, что не проговаривалось, не существует» [98, с. 104]. В процессе дискурсивного конструирования создается мир, в который субъект полностью вовлечен: он живет в этот момент внутри данного мира и творит его своими действиями и своим дискурсом. Социальная реальность конструируется лингвистически, и все окружающие нас «тексты» социальны по своей природе.

В «возникающем», т.е. в непосредственно формируемом здесь и сейчас, мире дискурсивное конструирование представляет собой дискурсивную объективацию ситуаций непосредственного взаимодействия говорящих. Дискурсивная объективация реальности обусловлена прагматическими мотивами - практические действия человека вызывают к жизни соответствующий дискурс. Непрерывное создание дискурса - одна из основ непрерывного формирования мира.

Совместно конструируемая жизнь является одновременно и совместно конструируемым дискурсом - непосредственным существованием в дискурсе в конкретный момент времени.

Иан Паркер [70] объяснил, как дискурсы позволяют нам видеть вещи, которых на самом деле нет, и что после того, как идея была разработана в дискурсе, трудно не относиться к ней так, как если бы она была реальностью. Паркер предполагает, что такое понятие, как психическое заболевание, может быть «вызвано к жизни» или ему может быть придан онтологический статус посредством дискурса и, таким образом, дана реальность, которая может оказывать непосредственное воздействие на людей. Мы с опаской относимся к критическому реализму Паркера и придерживаемся более релятивистской точки зрения, поддерживая утверждение Ж. Дерриды [17] о том, что «ничто не существует вне текста»; то есть мы не можем иметь непосредственного знания об онтологических объектах из-за перцептивных, лингвистических и конструктивных процессов, опосредующих объект и познание.

Для изучения и анализа данных используется подход к дискурс-анализу Дж. Поттера и М. Уэзерелл, предложенный в работе «Дискурс и социальная психология: за пределами установок и поведения» [75]. Этот подход опирается на социальную конструктивистскую основу: люди конструируют знания через свои повседневные взаимодействия друг с другом, а не открывают знания, уже существующие в реальности. Когда люди взаимодействуют друг с другом, они участвуют в создании и конструировании версий реальности [8]. Социальный конструкционизм опирается на сотрудничество с другими [81]. Мы зависим от желаний других в построении своей истории и можем подвергаться социальным санкциям. Социальный конструкционизм предполагает, что существует не одна реальность, а несколько версий реальности, которые конструируются людьми, когда они используют язык. Конструктивист видит сначала реальность, мысли и чувства, а затем язык, описывающий и формирующий реальность. В соответствии с гипотезой лингвистической относительности Сепира-Уорфа [79] реальность, мысли и чувства становятся возможными благодаря языку. Это особенно актуально, когда речь заходит о таких абстрактных понятиях, как психическое здоровье или психическая болезнь.

По мнению М. Фуко, заданная социальная ситуация определяет конкретные концепты и стратегии выбора тем [114, c. 40]. «Социологичность» концепции Фуко проявляется в том, что дискурс выступает в качестве внешних процедур исключения (например, здоровье - это отсутствие болезни), внутренних процедур упорядочивания (например, классификация болезней) [117, c. 52, 65].

1.3 Определение современной англоязычной культуры

Исследование будет затрагивать самые поздние тенденции в развитии английского языка. Поскольку английский язык является международным, то он «впитывает» в себя события, происходящие не только на территории Англии.

Англоязычная культура следует западным традициям, отличительными чертами которых является проявление индивидуализма и соперничества. Поскольку западная культура рассматривает психическое здоровье с точки зрения индивидуализма, а не с точки зрения социального взаимодействия внутри группы или сообщества, то это в значительной степени определяет вектор западного подхода к лечению психических отклонений и определению психического здоровья.

Индивидуализация оспаривалась и подвергалась критике различными общественными движениями, например, были предложены семейная и групповая терапии. Кроме того, стоит отметить, что акцент на индивидууме знаменует собой свободу от генетических детерминистских концепций, которые были влиятельны ранее в XX веке в Великобритании. Стремление к индивидуализму обусловило появление в английском языке выражений, обозначающих качественное описание индивидуума. Подробное описание лексики «Я-концепции» будет рассмотрено во второй главе.

Самость достигает самоактуализации только тогда, когда она определена в более широком социальном контексте. Дж. Шумакер отмечает, что современность породила ситуацию, когда идентичность формируется в рамках частичного социального вакуума, когда «я» начинает определять себя в изоляции, это приводит к последующей потере эмоциональной гибкости и выносливости, что ограничивает способность справляться с трудностями [82].

Психические расстройства стали более вероятными, как только западная культура стала индивидуалистической до такой степени, что люди потеряли чувство причастности группе. Эмиль Дюркгейм утверждает, что западная культура превратилась в дезорганизованную пыль индивидов, которые освободились от всех подлинных социальных уз [102]. «Насильственно уничтожено было все, что сохранилось от профессиональной организации, исчезли все вторичные органы социальной жизни» [102, c. 206].

Мартин Селигман назвал апогей индивидуализма в западной культуре «Калифорнийским я». В 1990 году государственный аппарат штата Калифорния предложил внести поправки в образовательную программу, которая предполагает, что основы по повышению самооценки должны преподаваться в школе, как исцеляющая от всех психологических проблем таблетка [83, с. 21]. «California self» является высшим выражением современного индивидуализма в его самой внутренней, нарциссической, эгоцентрической и корыстной форме. California self - это делать правильный выбор и потреблять правильные вещи, чтобы максимизировать удовольствие и минимизировать боль и, в целом, получать максимальную отдачу от жизни. Однако эта структура идентичности действует на некотором расстоянии от стабилизирующего эффекта более широкого сообщества. California self легко подвергается психическим расстройствам из-за отсутствия эмоциональной привязанности к чему-то общему, поскольку чрезмерно сконцентрировано на личных результатах [84].

Многие ученые Запада сходятся во мнении о том, что высшей ценностью в определении психического здоровья является самоактуализация. К. Роджерс утверждал, что самоактуализация - это не высший конечный пункт в достижении психического здоровья, но постоянный путь самосовершенствования [76]. А. Маслоу считал, что у здоровых людей всегда есть потребность в самоактуализации [105, c. 322]. Как стремление к самоактуализации выражается в языке, будет рассмотрено во второй главе.

У человека есть определенная система потребностей, которую необходимо сохранять и не нарушать. На это утверждение опирается гуманистическое движение в психологии, направление в западной, преимущественно американской, психологии [59]. В случае пренебрежения этими потребностями возникает обесценивание и дегуманизация.

Дегуманизация определяется некоторыми мыслителями как эквивалент сумасшествия и является основной причиной нынешнего кризиса самоидентификации. Перед лицом прогресса и экономического роста потребности личности становится все менее значимыми. Э. Фромм писал о современном кризисе психического здоровья как о показателе пропасти между развитием культуры и истинной человеческой природы [113]. Именно дегуманизация и все большее отдаление от человеческой природы привело Э. Фромма к мысли о том, что мы - общество несчастных, одиноких, тревожных, депрессивных и зависимых людей, которые с радостью убивают время, одновременно пытаясь его сохранить [112, c. 10]. Англоязычная культура, оказавшись на передовой экономического прогресса, быстрее всех столкнулась с нарастающими проблемами в области психического здоровья, что напрямую отразилось в дискурсе.

Антрополог Р. Наролл писал о культурной приспособленности по отношению ко многим категориям психосоциальной патологии, демонстрируя, что целые культуры могут быть больны, если «моральная сеть» ухудшается сверх определенной точки. Члены культуры могут рассчитывать на преимущества психического здоровья, если моральная сеть остается нетронутой, тогда как бесконечные беды возникают, когда моральная сеть культуры ослабевает [65].

К. Хорни даже видела истоки невротических реакций в духовных ценностях западной цивилизации, отличительными чертами которой являются проявления индивидуализма и соперничества. К. Хорни отмечала значение культурных и социальных влияний для личности [46].

Западный ритм экономического роста и западные ценности стали перениматься культурами по всему миру. Когда культуры внезапно вступают в контакт друг с другом, одна из культур оказывается подавленной и выводится из равновесия. Один из выводов состоит в том, что быстрое изменение культуры с незападной на западную ориентацию повышает уровень психических заболеваний [55, c. 16]. Модель культурной дезинтеграции могла бы объяснить растущий уровень психопатологии с точки зрения снижения способности пострадавшей культуры удовлетворять насущные потребности членов своего общества. Уильям Грайдер, редактор журнала «Rolling Stone» в своей новой книге «Единый мир, готовы мы к нему или нет: Маниакальная логика глобального капитализма» пришел к выводу, что новая глобальная капиталистическая экономика приближается к ужасной расплате [41].

Несмотря на то, что западная психология прекрасно реагирует на такие трудности современного мира, как модернизация и высокий темп экономического роста, это не означает, что методы решения проблем, предлагаемые западной психологией, глобальны. Геришвар Мисра, индийский психолог, утверждает, что западная психология может успешно функционировать только в западном обществе. Однако такие принципы, как индивидуализм, последовательность и объективность «навязываются» незападному обществу. Г. Мисра утверждает, что эти принципы не универсальны. [38, c. 497-498]

Тод Слоун утверждает, что главная проблема заключается не столько в теоретических границах западной психологии, сколько в социальных функциях западной психологии. По мере того как научная психология все глубже укореняется в индустриальных странах, ее функция как социально-политического стабилизирующего механизма постепенно становится все более очевидной. Психологическая теория и практика воплощают западные культурные ценности в такой степени, что они в первую очередь выполняют идеологическую функцию [88, c. 39].

Потребительство, материализм, индивидуализм, конкуренция являются основными культурными темами западного общества, определяющими научный вектор западной психологии. Это, несомненно, имеет свое отражение в дискурсе психического здоровья. Для психологов глобализация может предложить новые возможности для развития и применения их знаний [58, c. 8].

Чтобы подробнее рассмотреть изменения в дискурсе психического здоровья в современной англоязычной культуре, исследование будет затрагивать как языковые, так и нозологические элементы, существующие на данный момент.

1.4 Дискурсивное конструирование феномена «психическое здоровье»

Благодаря методу М. Фуко [117], исследование дискурса психического здоровья лежит в основе четырех ключевых вопросов.

· Каковы «пределы и формы высказываемого» о психическом здоровье в современной англоязычной культуре, и как общество вовлечено в это дискурсивное разграничение?

· Каковы «пределы и формы разговора» в англоязычной культуре при определении того, что есть психическое здоровье, какие выражения продолжают циркулировать и приобретать популярность, какие выражения исчезают?

· Каковы «пределы и формы памяти» в англоязычной культуре, влияющие на дискурс психического здоровья, что признается действительным, что оставлено и забыто?

· Каковы «пределы и формы реактивации» конкретных дискурсов о психическом здоровье из прошлого?

Эти четыре вопроса являются основополагающими для изучения дискурса психического здоровья в современной англоязычной культуре.

Согласно концепции М. Фуко, дискурс классифицирует понятия внутри социального явления, выполняет функции исключения, разделения и отбрасывания. Человеку не разрешено действовать и говорить так, как он хочет в определенных ситуациях [115]. Явление сумасшествия рассматривается Фуко как не принимаемый обществом дискурс. Другими словами, сумасшедший - это человек, чей дискурс не может циркулировать в дискурсе других.

Таким образом, безумие сумасшедшего определяется его речью, которая олицетворяет собой разделение дискурса здоровья и дискурса психического заболевания. До конца XVIII в. никто не пытался расшифровать или найти смысл в речи сумасшедшего. Если же сумасшедший считался юродивым, то его слова воспринимались как послание. Граница психического здоровья определялась четко: если речь человека связная, логичная и соответствует нормам дискурса, то он психически здоров [115].

Дискурсы о психическом здоровье и психических заболеваниях были созданы для различных целей. В медицине, психологии, психиатрии происходит классификация, организация и объяснение таких гносеологических объектов, как эмоции, стресс, защитные механизмы. Специалисты в области психического здоровья определяли онтологический статус этих понятий через процесс называния.

Прежде чем перейти к описанию дискурса психического здоровья, стоит остановиться на определении этого понятия.

Согласно Discursive Dictionary of Health Care психическое здоровье - это способность индивида к формированию гармоничных отношений с другими людьми; к конструктивному участию в изменениях его социального окружения; и к достижению гармоничного и сбалансированного удовлетворения своих потенциально конфликтующих потребностей [101]. Эту попытку дать определение следует сравнить с попыткой дать определение здоровью. Психическое здоровье - это понятие, подверженное влиянию как биологических, так и культурных факторов и весьма изменчивое по определению, времени и месту. Психическое здоровье зачастую определяется как отсутствие какого-либо идентифицируемого или значительного психического расстройства [120, c. 103].

В этом же словаре дается определение психическим заболеваниям. Психическое расстройство - это все формы заболеваний, в которых преобладают психологические, интеллектуальные, эмоциональные или поведенческие нарушения. Этот термин относителен и вариативен в различных культурах, подходах, школах и определениях. Он включает в себя широкий спектр типов и тяжести расстройства. Различают психические и физические, невротические и психотические расстройства. Различают психические заболевания эндогенного и экзогенного характера.

Дискурс психического здоровья в большей степени включает в себя язык медицины и психологии [95]. Несмотря на то, что понятие психического расстройства существует на протяжении веков, люди по-разному обозначали границы понятия психического здоровья, в лечении применялись различные научные подходы. Тем не менее, каждая эпоха принесла с собой очень специфические способы построения самого понятия «психически больной». Например, понятие расстройства аутистического спектра появилось только в XX веке и отнесло целую категорию людей к дискурсу болезни. В настоящее время язык медицины пользуется популярностью и часто позиционируется как легитимный и «научный» способ объяснения поведения и симптомов, которые выходят за рамки социальной нормы. В речи медицинских работников и популярных СМИ можно услышать такие слова, как medical intervention и cure [7].

Дискурс психического здоровья с точки зрения психиатрии

С появлением руководств по диагностике язык симптоматики стал превалировать и обозначать определенные расстройства, которые впоследствии кодифицировались. Например, диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам используется в качестве классификационной системы для определения характера психического расстройства.

Всемирная организация здравоохранения играет ведущую роль в концептуализации психического здоровья и психических заболеваний и методов их лечения. Международная классификация болезней (МКБ-10) была создана ВОЗ в Женеве в 1989 г. для унификации терминов заболеваний. Названия всех заболеваний были переведены на многие языки мира. Классификация психических и поведенческих расстройств МКБ-10 способствовала значительному прогрессу в достижении общего языка для использования терминов специалистами в области психического здоровья во всем мире.

Примечательно, что процесс категоризации в психиатрической практике сыграл значительную роль в определении неоднозначных границ между нормальностью и ненормальностью. Аллен Дж. Фрэнсис, психиатр, отмечала, что такие конструкции, как mental health disorder или normal, «являются настолько аморфными и изменчивыми по форме, что мы никогда не сможем установить между ними фиксированные границы» [32, c. 16]. Аллен Дж. Фрэнсис не единственная, кто имеет такую точку зрения, такие взгляды не редки и являются причиной дестабилизации устоявшихся представлений о нормальности, ненормальности и патологии.

Стремление дать название всему, что выходит за рамки «нормальности», может влиять на самовосприятие. Однако Джудит Батлер стремилась подчеркнуть, что «человек никогда не определяется тем именем, которым его называют» [11, c. 2]. Джудит Батлер отметила, что мальчики, у которых диагностированы поведенческие расстройства, часто позиционируются как «девиантные». Однако, по ее утверждению, у молодых людей есть возможность сопротивляться тем дискурсам, которыми их характеризуют. Несмотря на то, что мальчиков с девиантным поведением называли «dysfinctional, conniving, and/or helpless» [66, c. 534], их собственное восприятие самих себя содержало в себе положительные характеристики, которые заметно отличались от тех качеств, которые им приписывали другие. Грэм утверждал, что понимание таких перспектив имеет решающее значение для клиницистов и педагогов, поскольку они часто играют центральную роль в процессе диагностики и лечения [40]. Это важно, так как изменение положения языка, используемого для описания этих мальчиков, может повлиять на то, как они видят себя и воспринимаются другими. Другими словами, язык, который формирует поведение, имеет важное значение для того, как обращаются с детьми другие люди.

Хотя язык медицины можно рассматривать как доминирующий способ описания в дискурсе психического здоровья, он не является единственным источником интерпретации дискурса. Лексика психического здоровья и психических расстройств варьируется от технических описаний, взятых из классификационных систем (таких как диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам, например), до более разговорных, повседневных описаний.

Дискурс психического здоровья с точки зрения психоанализа

Психоанализ является изобретением Зигмунда Фрейда. Согласно психоаналитической теории, каждый человек является в какой-то степени психически нездоровым человеком. Дискурс психоанализа также апеллирует к «норме» и «не норме». Любые отклонения от нормы имеют свое обозначение. Например, человек, который не склонен к социальным контактам, обладает «шизоидным расстройством личности» (to have «schizoid defences»), а человек, который подозрителен и часто испытывает негативные эмоции по отношению к другим, обладает «параноидным расстройством личности» («to be fixated in paranoid position») [77, c. 3].

Согласно теории психоанализа конфликт между сознательным и бессознательным приводит к развитию психопатологии. Таким образом, в дискурсе психоанализа существуют биомедицинские термины, которые используются в психиатрии, а именно: «пациент», «симптомы», «психопатология». Поэтому дискурс психоанализа находится ближе к дискурсу психиатрии, чем к дискурсу психологии.

Для описания такого социального явления, как психическое расстройство, может быть применен экспрессивный дискурс, задачей которого является дать положительную или негативную оценку. Экспрессивный дискурс является маркером эмоционально окрашенной лексики. Жорж Луи Леклерк де Бюффон сказал ставшую крылатой фразу: «Стиль - это человек» [121]. Однако этот стиль необязательно является индивидуальным. Зачастую отличительными чертами экспрессивного дискурса является повторяемость, слова с эмоциональной окраской, использование слов в превосходной степени, двусмысленность, олицетворения, метафоры. Экспрессивный дискурс зачастую используется в рекламе, поскольку языковая игра привлекает внимание. Например, «Nailed it. Sport the unexpected»

Нортроп Фрай выделил в качестве особенности экспрессивной речи «ассоциативный ритм», который является одним из трех основных ритмов вербального выражения [111, c. 18-29]. Во-первых, это лирика, ритм регулярно повторяющегося рисунка, то есть стихотворные строки. Во-вторых, это проза, которая является лучшей версией обычной речи. И, наконец, существует ассоциативный ритм. По сравнению с прозой, этот ритм более простой. Он обладает схожими чертами с лирикой, единицей ассоциативного ритма является короткая фраза. Фрай продолжает: «Традиционно ассоциативный ритм использовался в трагедии для обозначения безумия, как в некоторых речах Короля Лира, а в комедии - для обозначения речи необразованных или умственно отсталых людей» [111, c. 23, 29].

Дискурс психического здоровья с точки зрения психологии

Предметом дискурсивного исследования зачастую выступали интерактивные аспекты диагностики. Как утверждает Дж. Гейл, во время разговора происходит практическая деятельность, которая заключается в одновременном создании и поддержании нашего социального «Я» [33]. Социальные институты строятся на основе социальной практики участников. Одно из первых исследований психотерапии, вдохновленное анализом разговора, было направлено на проблематизацию укоренившихся представлений о «фактической природе диагноза» [16].

В психологии, психиатрии и психоанализе «норма» рассматривается с разных точек зрения. Арнольд Басс предположил четыре критерия, на основе которых формируется «норма» и «патология» внутри дисциплины психологии [9]:

· статистическая норма

· идеальные представления

· наличие необычного поведения

· искажение когнитивных способностей.

Согласно статистической норме, наиболее распространенное поведение является нормальным, тогда как поведение, которое встречается редко, является патологией. Например, усредненная скорость речи является нормой. Если речь становится слишком быстрой во время обычного разговора, то это является «гипоманиакальным симптомом». В психиатрическом лексиконе используется понятие «давление мысли» («pressure of thought») [77, c. 4].

В то же время, частота речи сама по себе может ничего не говорить нам о том, когда поведение должно быть признано нормальным или ненормальным. Определение края статистической нормы также является спорным. Кроме того, статистическая норма может сильно разниться в зависимости о культуры.

Психологи уделяют гораздо больше внимания позитивным проявлениям психического здоровья, в отличие от психиатрии и психоанализа. Психология утверждает, что окружение и жизненные обстоятельства могут быть причиной лишь для кратковременных колебаний в стабильном состоянии психического здоровья. Счастье имеет право на то, чтобы быть замеченным и тщательно изученным наравне с тем, что является по ту сторону от «нормы» [64] [57].

Психиатрия утверждает, что не рассматривает всех людей, как «недолеченных», в отличие от психоанализа. Например, если для постановки диагноза в психиатрии необходимо присутствие пяти симптомов, то при выявлении у человека четырех из них, диагноз не может быть поставлен [62]. Психоанализ, однако, основывается на идее о том, что все человечество объединено общей болью неосознаваемого конфликта и каждый из нас в какой-то степени травмирован.

Идею о том, что большинство психических заболеваний происходит от эмоциональной боли, поддерживал Рональд Дэвид Лэйнг, один из ведущих идеологов движения антипсихиатрии. Он утверждал, что шизофрения представляет собой не столько проявление «патологической» личностной структуры, сколько коммуникационную модель, сформировавшуюся в раннем детстве. Поэтому эта болезнь, по его мнению, является своеобразным уходом человека от реальности [109].

В целом, как подход психологии, так и подход психоанализа опираются на то, что норма и патология должны иметь жесткие рамки определения. Поэтому эти подходы признают необходимость в контекстуальных формулировках, а не в диагнозах, предпочитаемых психиатрией.

Тема психического здоровья и болезней является весьма спорной. Нет никаких критериев, по которым эксперты из разных дисциплин могли бы прийти к согласию и обсудить их. Таким образом, «психическое расстройство» или «психическое заболевание», или «дезадаптивное поведение» необязательно относятся к одному и тому же. То, что мы имеем, - это фрагментированные точки зрения, которые иногда пересекаются и входят в один и тот же мир дискурса.

1.5 История дискурса психического здоровья

В области психического здоровья уже существует обширная лексика и богатый язык, который формировался веками. Однако взгляды на психическое здоровье и психические отклонения исторически различались. С течением времени общество приходило к пониманию предполагаемых границ нормальности, приемлемого и неприемлемого поведения. Категориальное определение поведения привело к тому, что представления об «отличных» от нас людей изменились. Взгляды на «различие» и «ненормальность» оказывали влияние на различные области исследований, включая философию, медицину, социологию и психологию. Более того, определение нормальности и ненормальности продолжает видоизменяться из-за различных критических взглядов и исследовательских идеологий. Чтобы более подробно проследить динамику изменения отношения общества к людям с психическими отклонениями, необходимо выявить историю становления дискурса психического здоровья в англоязычной культуре.

Средневековье

В средние века мышление опиралось на фундамент религии. Норма определялась через призму религии, поэтому религия определяла общественную норму. В случае несоответствия норме люди объявлялись колдунами, совершающими греховную деятельность. Они подвергались жестоким преследованиям, и тысячи «ведьм» были казнены из-за их предполагаемой «одержимости демонами» [78]. Некоторых заключали в темницы [74] или подвергали лечению в религиозных учреждениях [73]. Одним из таких печально известных учреждений в Лондоне был госпиталь святой Марии Вифлеемской, впоследствии именуемый «Бедлам». Это была первая в мире больница для психически больных, основанная в XIII в. В XIV в. пациентов, проходящих там лечение, называли «лунатиками» [86]. Определение «lunatic» произошло от позднелатинского «lunaticus», этим словом называли психически нездоровых людей, потому что считалось изменения в положении и размере Луны определяло периодические помешательства [124]. Другие страны последовали примеру Великобритании: в Испании в 1400-х годах открылось первое учреждение для людей с психическими расстройствами. В XVII в. появилось еще больше приютов по всему миру.

Религия и духовность играли важную роль в формировании взглядов на психические расстройства на протяжении многих веков. Даже сейчас по всему миру существуют культуры, которые считают, что девиантное поведение, появившееся вследствие психического расстройства, вызвано духовной одержимостью [49]. Гарольд Г. Кёниг в недавних исследованиях продемонстрировал, что религиозные верования и духовность могут быть связаны с неврозами и психотическими заблуждениями. Он показал, что религия, с одной стороны, представляет собой важный источник надежды и поиска смысла, с другой стороны, иногда имеет связь с невротическими и психотическими состояниями [49, c. 2].

Эпоха Просвещения

В эпоху Просвещения поменялось отношение к первородному греху, который стал рассматриваться лишь как миф. Произошел поворот к науке, которая, в свою очередь, стала ключевым источником формирования взглядов на ненормальность [74]. Именно в эту влиятельную эпоху центральное место заняла идея «исцеления» индивида [86].

В соответствии с этой новой риторикой, психиатрические лечебницы были реконструированы из «тюрьмы» в место для лечения тех, у кого есть «проблемы». Люди получили шанс стать лучше и покинуть лечебницу. Философ Джон Локк был особенно влиятельным в этот период времени. Он предположил, что ум - это tabula rasa, то есть чистый лист, сформированный опытом и привычками человека. Именно эти идеи помогли деконструировать демонологию и представили «лунатиков» как жертв жестокого обращения [6]. Этот особый сдвиг во взглядах был вызван ростом научных открытий и торжеством разума. Также произошел сдвиг в сторону изучения индивидуального сознания. Таким образом, в эпоху Возрождения возросла практика предоставления лечения, однако оно заключалось в изоляции и сдерживании, при этом очень мало внимания уделялось реабилитации или вспомогательной терапии.

Было выдвинуто предположение, что причины возникновения отклонений неотделимы от личности индивида. Действительно, эта точка зрения послужила центральным основополагающим аргументом для области психологии. Даже сейчас люди с психическими расстройствами подвержены остракизму и оказываются изолированными от общества, что еще больше подкрепляет их предыдущий негативный опыт общения с людьми.

Реформы по лечению «лунатиков» в Великобритании и США в XVIII веке

Такие лечебные заведения, как «Бедлам», не занимались лечением в том виде, в котором оно существует в настоящий момент. Пациенты находились в нечеловеческих условиях, и больница напоминала скорее тюрьму, чем госпиталь. Однако это был новый этап развития медицины после Средневековых пыток. Проводились некоторые реформы, чтобы улучшить условия пребывания больных. Появилась вера в то, что лечебница соответствует нормам и стандартам и является решением, предложенным наукой для лечения lunatics. В XVIII в. в некоторых клиниках предлагался запрет на использование цепей в психиатрических лечебницах или предоставлялась возможность проводить время на открытом воздухе. Однако такие реформы не были широко распространены. В середине XVIII в. в США Доротея Линда Дикс начала проводить исследования о способах лечения людей, испытывающих психические расстройства, в ходе которых она брала интервью у пациентов. В конечном итоге под ее влиянием было сформировано Государственное медицинское общество в Северной Каролине. Д. Дикс призвала создать новые учреждения, где люди могли бы получать тот вид помощи, который, по ее мнению, им необходим, и который можно было бы считать гуманным. Однако изменения практики обращения с больными было трудно достичь и поддерживать. Все большее внимание уделялось институционализации, сегрегации и классификации всего, что считалось выходящим за рамки «нормы» [30].

Развитие психиатрии привело к становлению некоторых рамок, которые повлияли на сам способ, которым люди стали классифицироваться как «нормальные» или «ненормальные», а также убеждений относительно того, как относиться к новым формирующимся категориям. В условиях стремительной индустриализации Европы и Северной Америки, а также растущей медикализации общества стандарты того, что считается «нормальным» поведением, принесли с собой стандарты и предположения об уходе. В рамках этого процесса особое внимание уделялось классификации людей и навешиванию на них ярлыков с определенными «расстройствами» - практика, которая сохраняется по сей день.

Как отмечал Фуко, через дисциплину проявляется власть Нормы, которая с XVIII в. присоединилась к ранее существовавшим властям: Закона, Слова и Текста, Традиции. Норма наложила на них новые ограничения. Нормализация становится одним из величайших инструментов власти в конце классической эпохи. Фуко также утверждает, что науки о человеке также являются формой власти, поскольку произошел переход от историко-ритуальных механизмов формирования индивидуальности к научно-дисциплинарным механизмам. «Нормальное» взяло верх над наследственностью, измерение взяло верх над статусом [116, c. 236].

Одним из примеров появления категорий является классификационное описание поведения, предположительно связанного с расстройством аутистического спектра. Пример появления этого термина хорошо иллюстрирует, какой «беспорядок» творится при формировании диагностической картины заболевания. Лео Каннеру обычно приписывают разработку термина «аутизм» как диагностической категории; он впервые описал детский аутизм в 1943 году. Однако термин был впервые введен Эйгеном Блейлером в 1908 году. А затем в 1911 году для описания того, что он считал одним из основных психологических симптомов шизофрении, Блейлер использовал термин «аутист», чтобы объяснить склонность своих «психотических» пациентов уходить в мир фантазий [1]. Он полагал, что «шизофреник-аутист» переживает отделение от реальности, что приводит к аффективной диссоциации и распаду личности. В связи с большим количеством публикаций и дискуссий о шизофреническом аутизме, появившихся и широко обсуждавшихся в психиатрических кругах в 1920-е и 1930-е годы, неудивительно, что и Каннер, и Ганс Аспергер решили использовать термин «аутизм» для описания детей, которых они считали аффективно отстраненными.

Провал некоторых реформ в XIX веке

К началу XX в. вера в то, что психиатрические лечебницы - это решение проблемы «психических заболеваний», ослабла, а психиатрия как область науки не смогла продвинуться вперед [6]. Общественность начала понимать, что, хотя психиатрические лечебницы потенциально могут помочь тем, кто находится в бедственном положении, времени и ресурсов, необходимых психиатрии, оказывается недостаточно для их лечения [86]. Таким образом, проблема заключалась не столько в самом вимдении или концепции, сколько в огромном количестве людей, помещенных в психиатрические лечебницы. В 1800 г. в «Бедламе» было всего несколько человек, но к 1895 году в Лондоне было 16 психиатрических больниц, чтобы справиться с растущим числом людей, считающихся «insane» и нуждающихся в лечении, а в США к 1904 году в больницы поступило более 150 000 пациентов [86]. Э. Шортер отметил, что это увеличение числа мест в учреждениях по месту жительства, возможно, было вызвано увеличением числа физических болезней, которые имели последствия для психического здоровья. Рост числа психиатрических заболеваний также обуславливается тем, что тюрьмы, семьи и работные дома просто переводили людей, предположительно «mentally ill», в приют. Неспособность приютов справляться с таким большим количеством людей привела к сокращению «curing», их лечения. Это привело к аргументам против устной психотерапии. Однако приют продолжал оставаться основным способом ухода за психически больными, поэтому число госпитализаций не сокращалось.