Иоанн Дамаскин в византийской агиографии

Можно утверждать, что грузинский текст представляет собой довольно точный перевод арабского жития. В этих версиях жития Дамаскина находим множество лексических совпадений, иногда грузинский автор дословно передает арабский текст. Одновременно с этим, в некоторых эпизодах грузинский автор явно берет сведения из каких-то других источников (к примеру, несоответствия в перечне сочинений Иоанна или наличие полного текста поминального тропаря Кекелидзе К. С. Грузинская версия араб. Жития св. Иоанна Дамаскина // Христианский Восток. 1914. Т. 3. Вып. 2. С. 161., которого нет ни в греческой, ни в арабской версиях жития). Возможно, эти сведения были добавлены переводчиком-посредником митрополитом Самуилом.

Арабский текст трудно назвать переводом BHG 884 несмотря на то, что сюжет жития Дамаскина в нем не претерпел сильных изменений. Самое, пожалуй, заметное отличие арабского текста от греческого - отличие стилистическое. Риторические отступления, в греческом житии иногда занимающие половину главы (как, например, отступление о вреде ропота для человека в главе XXV Migne J.-P. Patrologia Grжca Cursus Completus. Vol. 94. Col. 465.), многочисленные сравнения и цитаты в арабском тексте почти отсутствуют. Важным аргументом в пользу того, что арабский текст не был написан на основе греческого, выступает то, что, как было сказано, в нем фигурирует император Константин Копроним, который в греческом тексте не упоминается ни разу. То, что для арабского агиографа образцом было не греческое житие BHG 884 подтверждает и история Стефана Нового, занимающая довольно внушительную часть текста, особенно по сравнению с тем, насколько коротка глава о Стефане Новом в тексте греческом. Кроме того, арабский автор уделяет большее внимание похвале монашеству, чего в греческом тексте нет. Представляется разумным согласиться с Вассой Контума, которая пишет: «On remarquera toutefois que, malgrй de grandes similitudes entre ces deux textes, il est aujourd'hui йtabli qu'ils ne doivent pas кtre lus comme un original et sa traduction» Kontouma, Vassa. “Jean III d'Antioche (996-1021) et la Vie de Jean Damascиne (BHG 884)”. Revue des Etudes Byzantines, no. 68 (1), 2010, p. 129.. Таким образом, текст пресвитера Михаила не был переведен с греческого жития BHG 884, хотя отрицать какое-то знакомство арабского агиографа с этим текстом мы не можем.

III. BHG 395 и BHG 884

Несмотря на то, что в «Житии святых и богоносных отцов наших братьев Иоанна Дамаскина и Космы» (BHG 395), написанном патриархом Иерусалимским Иоанном Меркуропулом, нет прямых упоминаний греческого жития, о котором речь шла ранее (BHG 884), зависимость Меркуропула от более древнего агиографа кажется очевидной. Меркуропул не только заимствует у него некоторые образы, к примеру, образ прекрасного плода, отяжеляющего ветвь, с которым в BHG 884 сравнивается Дамаскин, а в BHG 395 Дамаскин и Косма («?урес ф? ф?н цхф?н е?ген? влбуф?мбфб, ?рйрлзи?нпнфй ф? кбср? вбсхн?менб, к?фщ не?ей рс?т ф?н г?н, п?фщ д? кб? ? рпл?т ?щ?ннзт...» Migne J.-P. Patrologia Grжca Cursus Completus. Vol. 94. Col. 448. (BHG 884), «кб? ?н ?де?н ?урес ф? ф?н цхф?н е?ген? ?р? рлзи?нпнфй к?фщ не?ей рс?т г?н, п?фщ д?фб кб? п?фпй...» Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 315.), и цитаты из Священного Писания, но и включает в свое житие целые фрагменты текста BHG 884. С этими фрагментами Меркуропул обходится очень вольно. Так, он заимствует формулировку из видения старцу, в котором Богоматерь говорит, что Иоанн «превзойдет песни Моисея и песнопения Мириам» («?ресвбле?фбй ф?н Мщу?щт ?д?н фп?т мелпхсг?мбуй, кб? ф?н чпсбхл?бн Мбс?бт» Migne J.-P. Patrologia Grжca Cursus Completus. Vol. 94. Col. 472-473.), но использует ее уже по отношению к Косьме, а затем, уже в своем описании видения, использует ее снова - по отношению к Иоанну, как в оригинальном тексте. Порой Меркуропул, продолжая пользоваться формулировками, взятыми из BHG 884, кардинальным образом меняет сюжетные детали жития. Говоря об отце Дамаскина, он сравнивает его с Даниилом и Иосифом Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 306., как это было в оригинальном тексте, однако называет его язычником: «И находится некто из язычников, который не только по природе, но и по собственному устремлению прилепляется к Божьему закону, благодаря долговременным занятиям и тренировке души в этом направлении, ничего не оставляя из заповеданного невыполненным, то он станет как некий светильник в ночи или искра, до поры скрытая в золе. [Отец Иоанна] принял на себя управление всеми государственными финансами, он не добивался власти, но был принужден к ней, как прежде Бог решил [сделать] Даниила и Иосифа правителями мужей беззаконных, также и благочестивого Терентия, таково ведь его имя, поставил он правителем дамасской земли» Ibid., у. 305-306.. В BHG 884 отец Иоанна - грек, христианин по рождению, Меркуропул, делая его язычником, показывает, что христианство, принятое язычником в зрелом возрасте, для него ценнее, чем христианство унаследованное. Заметим, что Меркуропул называет отца Дамаскина Терентием, хотя в BHG 884 его имя не фигурирует вообще. Согласно данным базы Prosopographie der mittelbyzantinischen Zeit, отец Дамаскина назван этим неправильным именем только в BHG 395.

В финале жития Меркуропул выказывает полное отсутствие благоговения перед предшественником и говорит, что нашел этот текст и перевел его с арабского, почти в точности повторяя слова из последней главы BHG 884: «У?ггнщф? мпй, рбф?сет, кб? ?к?фбй г?нпйуи? мпй ф? е?т Ие?н, ?уб кб? ?г?мзуб ?ц' п?т ф?н ?сбнпн фп?фпн ?ллпх рерпнзк?фпт ?т е?чен б?ф?т е?сзк?т ?г? кбф? д?нбмйн ?гсбшб кб? дйбл?кф? ?с?вщн кб? гс?ммбуй ке?менпн ? ?м?н ибф?с? ухнщнхм?н е?т ф? фп? л?гпх фп?де е?дпт меф?вблпн дй? ф?н ?м?н ?рйук?шещн» Ibid., у. 350.. В BHG 884, в свою очередь, читаем: «У?ггнщи? мпй, фсйум?кбс, кб? ?к?фзт г?нпй? мпй ф? рс?т Ие?н иесм?фбфпт кб? ?н?ндпфпт, ?ц' п?т фп?фпн кбл?н ?сбнпн ?ллпх рерпнзк?фпт, ?т е?чен ? ?нисщрпт, ?цел?т б?ф?т е?сзк?т, кб? дйбл?кф? ?с?вщн кб? гс?ммбуй ке?менпн, ? ?мщнхм?н упй, ?к р?ипх е?т фп?фп л?гпх кб? ?рймеле?бт ф?т кбф? д?нбмйн, дй? у?н меф?вблпн ?рйук?шещн» Migne J.-P. Patrologia Grжca Cursus Completus. Vol. 94. Col. 489.. Очевидно, в цели Меркуропула не входило отдать должное автору BHG 884, он не только пользуется целыми кусками его текста по своему усмотрению, но и присваивает себе заслугу перевода, сделанного за полтора столетия до него.

Вместе с тем, Меркуропул, текст которого полон заимствований, иногда дополняет сказанное предшественником. Если автор BHG 884 очень кратко сообщает, что слава Дамаскина затмевает славу достопримечательностей Дамаска («[Дамаск] очень хвастается своим отпрыском <…> и радуется [ему] больше, чем другим своим достопримечательностям, <…> будем ли мы говорить о благоприятном климате, или об обилии прозрачной пресной воды, которая его омывает» Ibid., col. 433.), то Меркуропул красочно описывает эти природные достопримечательности, говоря, например, что в Дамаске «кипарисы и кедры достигают облаков, и не произрастает там травы или растения, которое бы не источало сладкого аромата» Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 305.. Похвальному слову Дамаску предшествует описание его местоположения, которого в BHG 884 не было и которое объясняется, по-видимому, желанием Меркуропула похвалиться знанием географии.

Что касается стилистических особенностей «Жития Иоанна Дамаскина и Космы», то здесь этот текст во многом схож с BHG 884, хотя и уступает ему в сложности построения фраз. Меркуропул нередко использует изысканные книжные слова, такие как, например, ?рр?впфпт Ibid., у. 333., «богатый конскими пастбищами», эпитет, известный нам по гомеровским поэмам, или редкое прилагательное кхлйкпц?спт Ibid., у. 319., «чашеносный», которое, согласно данным поисковой системы Thesaurus Lingae Graecae, встречается до XII века только в «Эфиопике» Гелиодора. Как уже было сказано, некоторые библейские цитаты взяты Меркуропулом из жития, написанного патриархом Иоанном, но нужно отдать Меркуропулу должное: немалая часть цитат из Писания, которые мы находим в BHG 395, в BHG 884 не встречается. Отметим, что Меркуропул вовсе не заимствует античные образы и упоминания древних философов и ученых из текста предшественника. То, что Меркуропул, в отличие от автора BHG 884, решает не упоминать Платона и Аристотеля можно объяснить политической обстановкой эпохи правления Комнинов: с конца XI века занятия философией Платона (и в меньшей степени Аристотеля) не приветствовались и иногда имели очень серьезные последствия, как это было, например, с Иоанном Италом, который в XI веке был предан анафеме за неподобающе свободные измышления в русле платонической философии Успенский Ф. И. Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в ереси // Известия русского археологического института в Константинополе, Т. 2. Одесса: Экономическая типография, 1897. С. 1-66.. Единственные деятели античной культуры, появляющиеся в BHG 395 - это политически нейтральные Демосфен Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 311. и Гален Ibid., у. 324.. Стоит отметить, что имя Демосфена для X-XII веков встречается в базе Thesaurus Linguae Graecae всего четыре раза, а Гален не упоминается вовсе на протяжении VIII-XII веков. Может быть, Меркуропул и уступает автору BHG 884 в эрудиции, но его ученость тоже довольно впечатляюща.

Описание учености Косьмы-калабрийца и образования Дамаскина и Космы в тексте Меркуропула сильно отличается от того, что мы наблюдали в BHG 884. Если в BHG 884 подробно говорится и о классической учености Космы-калабрийца, и о процесс обучения братьев, то в BHG 395 мы видим лишь краткое упоминание наук, с которыми знаком Косма-философ, а речь, с которой он обращается к ученикам, представляет собой обширную цитату из послания к Коринфянам апостола Павла. Главное, чем хвалится Косма у Меркуропула, - риторическое мастерство, связанное как раз с именем Демосфена, и любовь к «высшей философии» («д?фб фп?т ?ллпг?мпйт ресйфхч?н кб? ф? ф?т Дзмпуи?нпхт ?ке?нпх гл?уузт ?рпухл?убт е?фб д? кб? фб?т дйблекфйкб?т меи?дпйт кбипрлйуие?т <…> ?сщфй цйлпупц?бт ?шзлпф?сбт ф?т ?негкп?узт мймн?укпмбй» Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 311.). В комниновскую эпоху, когда и создается BHG 395, философия и риторика мыслились вместе, одна дополняла другую. Как пишет Пол Магдалино, автор книги “The empire of Manuel I Komnenos, 1143-1180”, «the common `grammatical' background shared by rhetoric and philosophy also meant that the two were never completely separable, and Byzantine intellectuals tended to feel uneasy about pursuing one to the exclusion of the other» Magdalino, Paul. The empire of Manuel I Komnenos, 1143-1180. Cambridge University Press, 1993, p. 331.. Отсутствие описания обучения Дамаскина и его брата арифметике, геометрии, астрономии и музыке также объясняется особенностями образования в период правления династии Комнинов: «In Byzantium the `Quadrivium' of mathematical studies - Arithmetic, Geometry, Astronomy, Music - counted for much less than the other elements of the `Trivium', Rhetoric and Philosophy» Ibid., p. 330. . Меркуропул, вставляющий в свой текст вслед за патриархом Иоанном критику военного аристократического воспитания, противопоставляет ему не классическую языческую ученость, а специфическую ученость комниновской эпохи.

Меркуропул повторяет похвалы Иоанну Дамаскину, которые мы уже видели, ставя ему в заслугу борьбу с иконоборческой ересью и ересями вообще и его сочинения, в целом просто сокращая уже сказанное патриархом Иоанном. Закономерно, что в BHG 395 претерпевает значительные изменения образ не Дамаскина, а Космы. Если в BHG 884 это второстепенный персонаж, про деятельность которого агиограф говорит очень скупо, то в тексте Меркуропула, пишущего двойное житие, в деталях описывается его творчество (этому посвящена целая глава), а сам он наделяется чертами, которыми не обладает даже Дамаскин - в BHG 395 Косма способен творить чудеса и исцеляет лошадь араба Антифила, при том что в BHG 884 ни Дамаскин, ни Косма не наделены подобными способностями.

Небольшие, но значительные изменения претерпевает и образ Космы-философа. Ученый монах у Меркуропула становится противником мусульманского пророка: в эпизоде спасения Космы из плена варваров он не хочет быть выпущенным на «свободу ради Магомета» («ф?т ?р?с МщЬмед ?лехиес?бт» Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 310.). BHG 884 не содержит информации о вероисповедании варваров-пиратов, равно как и упоминаний Магомета и выпадов в сторону мусульман, Меркуропул же делает разбойников мусульманами, а учителя Иоанна Дамаскина и Космы обличителем магометан.

Главным новшеством Меркуропула можно назвать то, что он наделяет свое повествование романными чертами. В Византии XII века житийная литература находилась в состоянии кризиса - образованным читателям она казалась примитивным жанром Oxford Dictionary of Byzantium, vol. II. 1991, p. 898.. Меркуропул пытается оживить агиографический нарратив, насыщая его деталями, характерными скорее для набиравшего тогда же популярность романа. К примеру, он очень красочно описывает дамасских пиратов: «Как-то раз дамасские [разбойники], совершая, по обыкновению, морской набег, (они не считали позорным богатство от добычи), вышли на кораблях в море и, скрывшись на краю гавани, высматривали с острогами рыбу и вытаскивали [ее из воды]. Завидев [плывущий] откуда-то корабль, напали на [него] и, в ликовании, наладили паруса, [чтобы плыть] обратно. Их корабли были погружены в воду до последнего пояса - настолько они были полны несчетной добычи и бесконечного числа пленников» Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 308.. Затем Меркуропул добавляет остросюжетный ход, которого не было в BHG 884, судьба пленников определяется жребием: «И вот, по обычаю, разделили [пленников] на три части: одних [предали] мечу, других [отдали] в рабство, третьих [отдали] Магомету» Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 309.. Косма привлекает внимание отца Дамаскина своим мужеством перед лицом смерти, чего в оригинальном тексте не было: «Косьма же, зависевший [только] от божественного суда над собой спокойно говорил тем, [кто был] поблизости, что нужно ожидать лучшего. Отец Иоанна сразу устремил на него пытливый взгляд и увидел, что тот опустил голову к земле и ни о чем не тревожится, притом что руки его были связаны сзади, и он предвидел смерть» Ibid., у. 309.. Кроме того, Меркуропул вставляет в житие сцену с явлением отцу Иоанна таинственного предсказателя, который обещает ему второго сына: «Однажды, когда [отец Иоанна] с обыкновенным [для него] величием стоял рядом с правителем и о чем-то с ним совещался, приблизился [к нему] некто жалкий, другим почти невидимый, зримый только для него, одежда его казалось грубой, сам он с виду тощий, будто он пришел из пустыни, и толкнул его сзади, быстро к нему подползши» Ibid., у. 306.. После этого предсказатель становится невидимым. Говоря о фантастических элементах жития, которых в BHG 884 было гораздо меньше, можно вспомнить и эпизод, где уже упомянутая лощадь Антифила говорит человеческим голосом Ibid., у. 333..

Повествование в BHG 395 насыщено драматизмом: император Лев, узнав о Дамаскине, не может ни есть, ни спать, так сильна его злоба Ibid., у. 319.. Ориентацией на роман объясняется, пожалуй, и то, что текст Меркуропула насыщен диалогами. Например, в эпизод с испытанием Иоанна старцем, когда Иоанн отправляется продавать корзины, он добавляет разговор Дамаскина с узнавшим его рабом Ibid., у. 343.. Стараясь соответствовать современным вкусам, Меркуропул превращает житие в роман.

Заключение

В первой главе нашей работы мы установили, что гипотезу касательно авторства текста BHG 884, высказанную В. Контума, следует принять как верную. Как лексические особенности этого жития, так и исторический контекст указывают на то, что автором BHG 884 был не Иоанн VII, патриарх Иерусалимский, но Иоанн III, патриарх Антиохийский.

Представленное во второй главе сравнение BHG 884 с арабским житием, написанным пресвитером Михаилом, и грузинским, написанным Ерфемом Мцирэ, показало, что арабское житие, вопреки распространенному мнению, не является переводом жития греческого. На это указывают и небольшие сюжетные изменения, например, то, что в арабском тексте правителем назван Константин Копроним, а не Лев Исавр, и стилистические отличия (риторическая пышность и широкий культурный контекст греческого жития и простота текста арабского), и отличия композиционные, в первую очередь, большой вставной фрагмент в тексте пресвитера Михаила, посвященный Стефану Новому, которого в греческом тексте не было. Вместе с тем, пресвитер Михаил мог использовать BHG 884 в качестве одного из источников, на что указывают приведенные выше фрагменты.

Что же касается грузинского жития, то здесь надо сказать, что хотя этот текст и является переводом арабского жития пресвитера Михаила, Ефрем Мцирэ явно ориентировался и на какие-то иные источники. Возможно, различия в грузинском и арабском житиях объясняются «посредничеством» митрополита Самуила. Необходимо отметить, что и образ Дамаскина в греческом и арабском текстах сильно разнится: если в первом тексте основная роль Дамаскина состоит в борьбе с иконоборчеством (и с ересями вообще), то во втором его деятельность, направленная против еретиков, уже не так актуальна, важнейшей заслугой святого становится его творчество, в первую очередь, написание гимнов.

Анализ текста BHG 395, написанного Иоанном Меркуропулом, выявил некоторые особенности агиографии Дамаскина XII века. Во многом ориентируясь на BHG 884, Меркуропул, с одной стороны, почти в точности повторил сюжет и во многом сохранил изысканный стиль предшественника, с другой, отказался от античной образности и упоминания древних философов. Отказ от упоминания Аристотеля и Платона в BHG 395, как нам кажется, обусловлен враждебным отношением политических элит комниновской эпохи к философии. Помимо этого, текст Меркуропула отразил общую византийскую тенденцию, связанную с отказом от античного классического образования. Меркуропул внес и серьезные изменения в жанровые рамки житийной литературы, наделив свой текст романными чертами. Наконец, еще одно важное новшество Меркуропула - антиисламская направленность написанного им жития. Причину того, что эта антиисламская направленность ярче выражена в BHG 395 по сравнению с BHG 884, еще предстоит выяснить. В целом же, за полтора столетия агиографический Иоанн Дамаскин проделал эволюцию вместе со всей византийской культурой. Однако в полной мере об этом можно будет судить лишь после появления критических изданий рассмотренных в работе житий.

Библиография

Источники

Васильев. А. А. Арабская версия жития Св. Иоанна Дамаскина. СПб.: Типография М. Меркушева, 1913.

Кекелидзе К. С. Грузинская версия араб. Жития св. Иоанна Дамаскина // Христианский Восток. 1914. Т. 3. Вып. 2. С. 119-174.

Anonymi vita Theophanis // C. de Boor, Theophanis chronographia, vol. 2, Leipzig: Teubner, 1885.

Vita Joannis Damasceni // Migne J.-P. Patrologia Grжca Cursus Completus. Vol. 94. Col. 429-490.

Vita Cosmae Melodi et Johannis Damasceni // Бнблекфб Йеспуплхмйфйкзт Уфбчхплпгйбт. Ф?мпт Д'. Рефсп?рплйт, 1897. У. 303-350.

Научная литература

Успенский Ф. И. Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в ереси // Известия русского археологического института в Константинополе, Т. 2. Одесса: Экономическая типография, 1897. С. 1-66.

Ables, Scott. “Was the reestablishment of the Jerusalem Patriarchate a `proto-melkite' gambit orchestrated by John of Damascus - quid pro quo: cathedral for Patriarchate?” ARAM, vol. 31, no. 1, 2019, p. 107-120.

Ambros, Eva. “Die Neutradition der arabischen Vita des Johannes von Damaskus”. Verflechtungen zwischen Byzanz und dem Orient. Beitrдge aus der Sektion “Byzantinistik” im Rahmen des 32. Deutschen Orientalistentages in Mьnster (23. - 27. September 2013), Berlin, 2019, P. 1-24.

Detorakis, Theocharis. “La main coupйe de Jean Damascиne (BHG 885 c)”. Analecta Bollandiana, vol. 104, no.3-4, 1986, P. 371-381.

Halkin, Franзois. Bibliotheca Hagiographica Graeca. Bruxelles: Sociйtй des Bollandistes, 1957.

Kontouma, Vassa. “Jean III d'Antioche (996-1021) et la Vie de Jean Damascиne (BHG 884)”. Revue des Etudes Byzantines, no. 68 (1), 2010, P. 127-147.

Magdalino, Paul. The empire of Manuel I Komnenos, 1143-1180. Cambridge University Press, 1993.

Oxford dictionary of Byzantium. Oxford University Press, 1991.

Rochow, Ilse. “Die Legende von der abgehauenen Hand des Johannes Damaskenos: Ursprung - Varianten - Verbreitung”. Berliner Byzantinistische Studien, band 8, 2007

Spingou, Foteini. John IX Patriarch of Jerusalem in exile // BZ, no. 109 (1), 2016, p. 179-206.

Приложение 1

Житие благочестивого отца нашего Иоанна Дамаскина, написанное Иоанном, патриархом Иерусалимским

Впервые переведено на русский язык по изданию в собрании Ж. П. Миня Patrologia Graeca Migne J.-P. Patrologia Grжca Cursus Completus. Vol. 94. Col. 429-490..

I. У людей в обычае воздавать почести божественным изображениям тех, кто сохранил в незапятнанности и неприкосновенности все, что относится до иконы [Христа], кто восстанавливал [это поклонение] в целости и изначальном благообразии, пусть даже оно часто оказывалось поколеблено или осквернено. Для тех, которые выказывают больше ревности в священном, рука, что, обладая богатством, [склонна также и] к роскоши, применяет более дорогие и великолепные материалы; в них [меценаты] запечатляют изображения этих людей, полагая, что таким способом большая честь будет оказана святым. Если в отношении их облика [люди] стремятся к такому великолепию, так неужто же об истории их деяний можно допускать речи небрежные и неизящные? Никоим образом. Ибо неотесанным простительно складывать слова как попало, повествуя о деяниях тех, кто угодил Христу; тем же, для кого речь является предметом тщания, непростительно рассказывать о жизни святых, не обращая [на слова] должного внимания, как придется, и более всего о тех людях, чье дыхание и сама жизнь состояли в бдении над словами, у которых ум от неведения и забвения, душа же от всякого страстного волнения были очищены Словом. Эти люди речами украсили мир и просветили всякий ум. Те, над которыми они трудились, обладают не только очарованием внешней учености, но и излучают обильный свет Утешителя.

II. Великий Иоанн - один из них и один из первых, включенных [в сонм святых]. Свое прозвище, очевидным образом, он получил от [названия] родного города Дамаска. Был же он не слабым светилом на небосводе Церкви, но величайшим и лучезарнейшим, не только сияя во мраке губительной ереси, распространившейся повсюду, но и уничтожая в речах всякую вероотступническую темноту своими речами и посланиями. Ведь тьма распространилась по всей земле, омрачая светлые образы священных икон, глубокая была безлунная ночь; тот кто разливал и творил ее, не случайным был человеком, который бы только в части ойкумены сеял зло, но таким мужем, [который] в руке имел, если можно так сказать, пределы мира, потому как держал скипетр царства Ромеев. Поэтому и был он влиятелен повсюду, с великим насилием уничтожая священные изображения, причем самые почитаемые. Этот, именем и духом подобный льву, одних из числа православных сделал своей добычей, ревя и нападая на них, как лев, других же своим ревом рассеял по отдаленным местам и заставил скрываться в подземных глубинах. И многие предпочли жить вместе со львами и драконами [вместо того, чтобы] сожительствовать с ним и с его слугами, другие же, убоявшись, скрылись в дальние пределы земли (ведь если лев взревет, кто не устрашится?), убежали от него, как при виде змеи.

III. Этот муж, чье имя означает «Благодать», [был] полон благодати духовной. В душе [своей] гневался он против одного только Змея, потому как гнев являлся тогда ревнительством и доблестью. Из Фракии, в которой он тогда жил, он не бежал к савроматам, из Византия же не бежал к Геркулесовым столпам, не переселился из храмовых чертогов в пустыню из-за львиного рыка, но жил сперва в Дамаске, а затем в Палестине, подвизаясь в безлюдном месте, и храбро противостоял Льву: мой трижды доблестный [герой] со столь огромного расстояния пронзал сердце его словами, выкованными на огне Утешителя и закаленными в живительной влаге, как трехжалыми копьями. Но мой рассказ подробнее осветит эту тему в подходящем месте [сочинения]. Неужто жизнью такого вот человека нужно пренебречь, [описывая ее] невежественно, наспех и с небрежением, к тому же только на арабском языке, арабскими буквами? Право же, так не годится. Поэтому нужно нам рассказать, из какой благородной семьи он, прекраснейший отпрыск, произошел и какая земля хвалится тем, что произвела его на свет.

IV. Таков град Дамаск: он гордится [апостолом] Павлом, [этот город] первым увидел

небесного [апостола] прекратившим [свое] нечестие, ставшим из ненавидящего Христа его любящим. Да и этим непреклонным мужем [Дамаск был] украшен и возвеличен. Он не пришел извне, не перешел из другой веры в православие, но [сам город] его взрастил, родив более для благочестия, чем для телесного существования, и воспитав литературно. [Дамаск] очень хвастается своим отпрыском, гордится [им] и радуется [ему] больше, чем другим своим достопримечательностям, которые его прославили, будем ли мы говорить о

благоприятном климате, или об обилии прозрачной пресной воды, которая его омывает. И изобилие благородных плодов прославляет и возвышает этот город не в такой мере, в какой это древо (Иоанн), прекрасное и благородное, которое взросло близ водяных потоков и дало в свое время плоды духа. Плоды же его для нас свежи превыше всего, видом цветущие и на вкус сладкие, [они] не только веселят срывающих [их] и вкушающих, но окормляют и взращивают того, кто [их] ест, делают [его] человеком, завершенным духовно. Так был прославлен град Дамаск тем, кого породил, более, чем всеми другими благами и удовольствиями, какими он богат. Именно он дал нам этого человека.

V. Праведные предки [Иоанна] были единственными, кто уберег цвет благочестия и

благовоние знания Христа среди терний [греха]. Только они [по-прежнему] прозывались именем Христовым как прекрасным неотъемлемым наследием, никак не поругав православную веру с той поры, как завладели городом агаряне. И вот тогда добродетель отметила их среди нечестивых, так что даже враги ее зауважали: вот так Бог прославил Даниила среди ассирийцев, за то благочестие которое он себе усвоил, и Иосифа в Египте, поставив пленников управителями и повелителями среди чужих и враждебных [людей]. Таким же образом в то время прародители Иоанна стали управителями государственных дел у самих сарацин, и правили благочестивые пленники пленившими их нечестивцами. О великие чудеса Господни и страшные знамения! Нет ничего выше добродетели, нет ничего славнее и выше благочестия. Как знамя на холме (Исайя 30:17), даже скорее как светильник в ночи, как семя для Израиля, как искра в золе, род предков Иоанна сохранился в Дамаске, чтобы принести этот яркий пламень, который осветил все пределы [земли]. Таковы были предки прославляемого Иоанна.

VI. Отец [Иоанна], поскольку произошел из столь прекрасного рода, стремился в благочестии и других добродетелях превзойти родителей [и еще] большее обнаружил боголюбие. Нужно было столь светлому и намеревавшемуся первым взойти на высоту добродетели, стать непосредственной причиной рождения [Иоанна], более славной, чем те, кто был до него, дабы от последовательного духовного совершенствования стремление ввысь нарастало в правильном ритме, и от этого стало бы ясно, что все, относящееся к сему великому прославленному [Иоанну], управляется свыше божественным промыслом, как это случилось с Иоанном Крестителем. Ибо ему суждено было возгореться сильнее тех пророков, что были до него, и совершить священнодействие всему священству недоступное: провидением было так заранее устроено крещение Господа моего, что не кто-то из случайных людей его совершил, но человек из рода священников, и тот, кто родил [Иоанна Крестителя], был пророком. Так и тогда случилось, что отец Иоанна Дамаскина, муж, которого определило провидение, весьма был благочестив и человеколюбив. Став управляющим финансами всей страны по причине избыточествовавшей в нем добродетели и прочих жизненных достоинств и обладая благодаря этому большим богатством, он не употреблял деньги на пьянство, увеселения и неумеренное расточительство, но, сколько было у него легко распоряжаемого имущества в виде золота и других материальных благ, он [на них] и выкупал уведенных в плен христиан; было же у него сверх того и недвижимое имущество, оно в основном находилось в Иудее и Палестине, его он предоставлял для отдыха и самодостаточной жизни выкупленным [из плена] христианам, которые предпочитали селиться в этих местах, другим же он разрешал вольными стопами, [озаренным] светом свободы, уходить, куда они захотят. Вот такова была добродетель человеколюбия у этого мужа. Имея много, он будто бы ничего не имел, ночью и днем отдавал он Богу то, что у него было.

VII. Будучи таким, не за гостеприимство, как Авраам, но за человеколюбие получил он награду - удивительное дитя, и не и по обещанию, но по божественному промыслу и предопределению. Ведь предвидел Господь, каким будет Иоанн, и предначертал ему быть рожденным от этого мужа в награду ему [за то, что] он приучился быть человеколюбивым в отношении тех, кто получил страшное рабство вместо свободы. И вот родился у него этот блистательный сын, еще нежный телом, был он заново рожден крестной матерью; отец содеял сына чадом света, ведь тогда сделать это было непросто, и нелегко было на такое решиться, [живя] среди язычников. Затем так позаботился отец о [воспитании] сына: он не учил его ездить верхом, искусно владеть копьем, без промаха метать стрелы из лука или сражаться с дикими зверями, и менять природную кротость на звериную жестокость, как это происходит у многих, чей дух беспрестанно в замешательстве мечется, безумный и неистовый; для этого не был разыскан отцом Иоанна какой-нибудь новый горный Хирон, который бы костным мозгом оленей вскармливал воспитанника, но искал он мужа всесторонне образованного, который оказался бы знающим всяческие науки, и кто изливал бы от душевного чувства прекрасные речи, чтобы он вскормил его сына этой пищей и приправами. И исполнил священное желание мужа Господь, и искомый был найден ищущим. А способ, каким обнаружен был искомый [воспитатель], оказался вот какой.

VIII. Варвары из Дамаска, совершив набег по морю, как это у них в обыкновении, ограбили тогда множество христиан и уплыли на кораблях в море, увозя огромный полон, и, привезя [пленников] в свой город, одних отдали тем, кто желал их купить, других же потащили, чтобы сделать добычей меча. Среди последних оказался и некий муж, облаченный в монашеское платье. Он происходил из Италии, скромный внешне и еще более скромный душой, и звался Косьма. Его скромность была видна по лицу и указывала на внутреннее его состояние. Влекомые на заклание припали к его ногам и упрашивали, чтобы их принял милостивый Господь и молили человеколюбца, чтобы он простил их в том, в чем они согрешили. И вот варвары, видя, как осужденные на смерть молили этого скромного человека, подойдя, спросили, какова его должность в миру и в чем [его] отличие среди христиан. Он же ответил, сказав: «Никакой мирской должности у меня нет, а вот на на священство я помазан. Я, ничтожный, веду отшельническую жизнь и упражняюсь в философии, не только в нашей, благочестивой, но и в той, которую ввели светские мудрецы». Когда он сказал это, его глаза до краев наполнились слезами.

IX. Отец Иоанна, который стоял недалеко, увидев этого мужа всего в слезах, подошел [к нему], чтобы утешить [его] скорбь, и сказал: «Почему, человек Божий, оплакиваешь ты утрату мира, ты, давно от него отрекшийся и [для него] умерший, как я вижу по облачению твоему?» Монах отвечал: «Не утрату этой жизни я оплакиваю, ведь я, как ты сказал, для мира умер. То меня печалит, что я изучал всю человеческую мудрость и в основание положил энциклопедическую ученость. С помощью риторики я украсил речь, диалектическими приемами и доказательствами я воспитал разум, я занимался этикой, какой ее создал Стагирит, и той, что дал [нам Платон,] сын Аристона, я исследовал все учение о природе, насколько это возможно человеку, изучил положения арифметики, в совершенстве постиг геометрию, в музыке достойно достиг я упорядоченной гармонии и соразмерности, не пренебрег я и изучением движения небесных тел и вращения звезд, дабы знанием о величии и красоте Творения соразмерно постичь учение о Творце. Тот, кто имеет более ясное знание о Творении, яснее созерцает его Творца и больше Им восхищается. Затем перешел я к тайнам богословия, которое даровали [нам] чада язычников и которое непогрешимо разъяснили христианские богословы. И вот, преисполненный этим [знанием], я еще не успел другому передать пользу от этого [знания] и с помощью философии породить подобное отцу чадо. Ведь как многие любят рождать детей естественным образом, рассчитывая, что так продолжится их род, так и изучившие философию страстно желают породить детей посредством обучения и посвящения, чтобы род драгоценной философии, сохранился в жизни до конца всего; сопричастные подобному чудесному рождению получают бессмертную славу. Ведь это есть свойство всего доброго - желание передать другим то благое, чем богат ты сам. В самом деле, тот, кто так не делает и не хочет [так делать] не в добродетели покоится, но во зле, поскольку полон гордыни и недоброжелательства, если по счастливому случаю обладает чем-то добрым, но не желает передать это другим. Вот почему то, что он считал своим, отнимается у него, как у того самого раба, который не отдал свой талант торгующим. Я же избрал благую часть (Лк. 10:42) и, конечно, предпочел [по отношению к] принадлежащей мне мудрости стать щедрым для других. Но поскольку не сподобился я желаемого, быть присоединенным [к числу] тех верных рабов, которые удвоили [свои] таланты, отдав их в оборот, и не родил дитя посредством философии и ухожу, как кто-нибудь сказал бы, бездетным и жалким, то, как ты видишь, рассматривая [черты] лица [своего] (Иаков. 1:23) ужасно унываю».

X. Услышав эти слова, [отец Иоанна], желающий получить такое сокровище, ответил: «Перестань [скорбеть], о блаженный муж, и утешь свою душу, ведь исполнил Господь просьбы души твоей». Сказав это, отец Иоанна так быстро, как только мог, отправился к правителю сарацин и, припав к его ногам, просил о свободе для смиренного Косьмы, и его просьба не была отклонена: получает он дар действительно славный. Отведя его в свой дом, утешил он мужа и дал ему отдых от великого страдания. И [отец Иоанна] обратился к Косьме, говоря так: «Не только ты отныне свободен, но я делаю тебя другом и соправителем своего дома, со мной будешь ты разделять всякую мою радость и скорбь. Прошу я одного только у твоей милости: чтобы ты этого моего природного сына Иоанна и этого другого моего сына, которого зовут так же, как тебя, которого я сделал своим сыном духовным, бежавшего из Иерусалима и осиротевшего с младых ногтей, усерднейше воспитал и обучил всякой учености и всякой философии, какую знаешь, как языческой, так и той, в которую посвятила достойных благодать Святого Духа». Философ, [когда] услышал это, стал прямо как сорвавшийся с привязи конь, скачущий по равнине, или как какая-нибудь лань, которая, томясь жаждой, вышла бы к потокам воды. Ты, пожалуй, назвал бы его неким Мидасом, который наткнулся на огромные золотые сокровища. Вот такое имея рвение к работе, принял он юношей [как воспитанников] и стал их учителем.

XI. Иоанн был орлом, который носился по воздуху, пользуясь, в качестве крыльев, благородством природы и твердостью намерений. Косьма, его духовный брат и собрат по духу, был кораблем, окрыленным парусами, товарным кораблем, несомым по водам, веяло на него дыханием попутного ветра и дул в корму Зефир. Так, [благодаря] природной быстроте и усердному рвению за короткое время была преподана им вся самая важная наука: что грамматическая, что диалектическая, что аподиктическая. Изучением же этической философии они не только украсили свой разум, но и уняли треволнения души. И, как зорко смотрит орел, так они, не моргая, вперяли свои взоры в законы природы, пропорции и арифметику они выучили великолепно, будто [новые] Пифагоры или Диофанты. Они были натренированы так, что кто-нибудь счел бы их бы какими-нибудь Евклидами, и кем-нибудь там еще ему подобным. В области музыкальной гармонии стали они такими [учеными],что снискали у людей сведущих одобрение за те божественные песнопения, которые они сочинили. Что касается астрономии, то [Косьма] преподал им немного только об интервалах, очертаниях и пропорциях расстояний, в небольшом объеме, свойственном простым людям - а каков [при этом стал сам] Иоанн, явствует из написанного им. Совершенно таким же был и [брат его] Косьма. Однако рассказ о нем мы отложим до другого времени, ведь Иоанн - тема нашего хвалебного слова.

XII. Кто не знает и кто не восхищается точными богословскими положениями из основной его книги («Точное изложение православной веры»), особенно полной догматами! Если бы кто-нибудь назвал ее сводом законов всякого верного учения и моисеевыми скрижалями, не отклонился бы от истины. Однако я вижу, что следовало мне в предшествующих главах произнести хвалебное слово этой книге, а не в этих. Но мы рассказали это для демонстрации того, как [Иоанн] был воспитан и как прошел весь курс воспитания с умением и усердием; удивительно, что он не возгордился из-за своего знания, но как ветви благородных растений, отяжелев от созревшего плода, склоняются к земле, так и великий Иоанн, [хотя] и взошел у него урожай плодов знания, оказался склоненным вниз, но не к земле: он смотрел в глубочайшее море философии, однако плыл он по нему все еще на корабле мирского усердия. Он стремился отогнать корабль этого мира и окончательно сбросить одежды телесного желания и с помощью голого разума пересечь море и нырнуть вглубь, чтобы найти сокрытую там драгоценную жемчужину. И вот, желая этого и пристально этого ища, склонялся он к самому глубокому корню. И не возгордился из-за [своего] знания, но смирялся любовью к таинственнейшей мудрости. Так был полон умственный светильник его души елея земной мудрости, что невещественный свет, сошедший сверху зажег этот светильник, и Иоанн оказался подобным огню.

XIII. В это время учитель Иоанна, который, как кажется, был приведен к этому устремлению учеником, пришел к отцу [своего воспитанника] и сказал: «Посмотри - твои желания исполнились, и дети [твои] превзошли меня в мудрости. Недостаточно ведь было им стать, как учитель, однако величием своего естества и упорными трудами, притом что и Бог приумножил их дар мудрости, они, взлетев, выше, чем я, оказались на высоте философии. Для того, что будет дальше, я им не нужен. Да будет наградой [мне] за труды то, чтобы ты позволил мне уйти в монастырь к инокам и там разумно искать высочайшей мудрости. Ведь та философия, которой я занимался раньше, направляет меня к той [мудрости]. Я обогатился двумя благами: и той философией, которой овладел раньше, и нематериальной, сверхчувственной, которой может овладеть обнаженный ум, совершенно освободившийся от тела». Отец Иоанна огорчился из-за слов философа. Однако не мог он [его] удерживать, чтобы [Косьма] не подумал, что ничтожную ему дают плату за обучение наукам. Снабдив его обильнейшими припасами на всякую потребу, он с миром его отпустил. [Косьма] же ушел в лавру святого Саввы в пустыне и, оставаясь там до конца жизни, переселился [в обитель] совершенной мудрости - к Богу. Тогда же умер и отец Иоанна. Правитель сарацин, вызвав Иоанна, назначил его первым советником. Иоанн отказался, имея сильное устремление к иному, однако сильно принуждаемый, он не смог противостоять и принял власть еще большую, чем была у его родителя.

XIV. Управлял тогда Ромейской империей Лев Исавр, который был противником священных икон и православного совершенства Церкви, нападая и ревя, как лев, иконы предавал он огню звериного неистовства, почитателей же икон хватал и убивал и зубами тиранического нечестия разрывал жалким образом на части. Это дошло до слуха Иоанна. В своем рвении он уподобился Илии, а в изобличении [нечестия] [Иоанну Крестителю], носивший такое же имя, дух [Иоанна Крестителя] как будто бы незримо его помазал, и [стал он] даже до [церковного] помазания противником нечестия и направил речь, подобную духовному мечу, чтобы острое это оружие сокрушило учение звероподобного [Льва], как если бы [отрубило ему] голову. Итак, свои послания о почитании священных икон он отправил знавшим его православным людям, разъясняя наилучшим богословским образом, что поклонение божественным изображениям необходимо. И им он предписал другим говорить то же самое и всем показывать его послания. Новый борец за правду всеми средствами старался, чтобы словно по кругу дружеские [его] послания переходили из рук одних верных в руки других, и усилилось православное [учение] и, как при [апостоле] Павле, устремилось распространиться по земле, не [идя] пешим путем, но посредством посланий с проповедью истины.

XV. Услышал об этом василевс Лев и, призвав некоторых из своих единомышленников, приказал им, поскольку не выносил разоблачения собственного нечестия, о котором ясно объявляли послания Иоанна, чтобы они, надев личину благочестия, с поспешностью подготовили и издали постановление, чтобы было найдено написанное рукой Иоанна послание. Они же, оруженосцы злодеяния, не останавливались и пускали в ход все средства, сокрыв [свое] коварство, искали они то, что им было предписано искать, пока не нашли, и, [найдя], передали императору. Он же, вызвав некоторых из своих секретарей, задал им подражать общему виду посланий Иоанна и особенностям его письма и в ходе мысли, и в оборотах речи. И вот нашел он в этом способных помощников и приказал написать письмо, которое как будто бы [послал] ему, василевсу, чье имя да будет проклято, Иоанн. Имело оно вот такой вид: «Здравствуй, о василевс! Радуюсь я твоей власти, потому как находится она в тождестве с нашей верой. Подобающую благожелательность и почтение воздаю я твоей царской власти, ради которой я и доношу до твоего сведения следующее: случилось так, что защитой нашего города совершенно пренебрегли, здешнее войско агарян слабо и малочисленно. Так пожалей же ради Бога этот город! И внезапно послав большое войско и прикинувшись, будто отправляешь [его] в другое место, ты возьмешь [Дамаск] без усилий. И я сам немало помогу тебе для этой твоей цели, поскольку под моей властью пребывает вся [эта] земля и [этот] город».

XVI. Когда это письмо было готово, написал нечестивец из-за своей ненависти [к Иоанну] другое письмо, к сарацинскому правителю в Дамаске, которое имел вот такой вид: «Ничего я не знаю блаженнее мира и ничего счастливее дружбы и считаю сохранение мирных соглашений [делом] похвальным и боголюбивым, поэтому я предпочитаю всему другому сохранять дружеские узы мира, которые я установил с твоим величеством, нерушимыми. Однако тайно расторгнуть эти [узы] и коварно нарушить договор часто призывает один из подчиненных тебе христиан во многих своих письмах, в которых он твердо настаивает и дает мне многочисленные советы, как я смог бы завладеть твоим городом, если бы отправил против него многочисленное войско. Вот одно из этих отправленных им мне писем я посылаю тебе, представляя доказательства того, что тебе написал, чтобы ты знал, сколь я верен дружбе и не нарушу договор, и чтоб тебе стали известны враждебность и коварство того, кто осмелился мне это написать».

XVII. И вот оба эти письма [император], нареченный именем льва и имеющий ум змея в смысле своей хитрости, через кого-то отправил варвару. Тот же, получив их, призывает Иоанна и показывает ему это лукавое письмо. Иоанн, проглядев его, согласился, что начертания букв схожи с его собственными, однако написанное ими совершенно не было ему знакомо и совершенно не приходило ему в голову. Прочтя же письмо, он распознал хитрость и злой умысел василевса. Однако этот правитель [сарацин], ненавидящий Христа, к тому, что говорил Иоанн, отнесся, как говорится в пословице, как осел, услышавший звуки лиры, и был глух к речам благим и истинным. Не смолк он, чтобы не прозвучало несправедливое повеление, но немедленно приказал отсечь Иоанну правую руку. Когда Иоанн просил дать ему немного времени, чтобы он оправдался и рассказал о [направленном] против него безумии нечестивца, варвар, целиком охваченный безумием, не согласился и не остановился. И вот была отрублена правая рука [Иоанна], которая православным давала силу в Боге тем, что писала; была отрублена правая рука, которая изобличала ненавидящих Господа, и вместо чернил, которыми раньше, когда писала о почитании икон, была окрашена, окрасилась кровью. И эту отрубленную десницу Господа, если можно так сказать, выставили на площади.

XVIII. И вот, когда наступил вечер, Иоанн, подозревая, что гнев тирана уже утих, отправил к нему посольство, умоляя и взывая к [правителю]: «Терзают меня страдания, в невыносимые [муки] я ввергнут, и не ослабеет острота моей боли, пока моя отрубленная рука подвешена в воздухе. Прикажи же отдать ее мне, чтобы я зарыл ее в землю и унялось мое страдание». Тиран сразу же уступил просьбе, и рука была отдана праведнику. Иоанн, взяв ее, вошел в молельню в своем доме и весь распростерся, пав ниц перед одной священной иконой, изображавшей лик Богоматери, и, прежде приложив отрубленную руку к ране, из глубины души взмолился к Всемилосердной, испуская слезы и стоны:

О Госпожа, чистейшая мати, Бога моего рождшая,

За священные иконы была моя рука отрублена:

Знаешь ты причину, по которой обезумел Лев.

Поспеши же как можно скорее и исцели десницу мою.

Десница Высочайшего, которая чрез тебя облеклась плотью,

Много совершает [благих] дел по твоему заступничеству,

Да будет и эта моя десница исцелена молитвами твоими,

Дабы она гармоничными стихами писала, Богородице, гимны

Тебе самой, на какие ты [меня] вдохновишь, и Тому, кто через тебя воплотился,

И да сделаешься ты соавтором православного богослужения

Ведь ты можешь все, что захочешь, потому что ты Матерь Божья.

Иоанн, сказав это со слезами, заснул и увидел, что святая икона Богородицы глазами милосердными и радостными на него смотрит и говорит: «Смотри - невредимой стала рука твоя. Не откладывай на будущее, но этим пером запиши, [как] секретарь- стенографист, что объявил ты мне сегодня».

XIX. И вот, восставший ото сна и излечившийся, [Иоанн], осмотрев свою руку, увидел, что она здорова, и возрадовался духом о Боге, Спасителе, и о Богоматери. Ибо могучий свершил для него великое (SEPTUAGINTA. Odae 9. (49)). Встав на ноги, он простер руки вверх и запел песню божественную и наиболее подходящую к такому моменту. Целую ночь со всеми домашними радовался он и пел новую благодарственную песнь Богу. «Десница твоя, - говорил он, - Господи, в силе прославилась (Исход. 15:6), десница Твоя мою израненную руку исцелила и ее сокрушишь Ты врагов, которые не почитают священный Твой образ и [образ] Тебя родившей. И для большей Твоей славы тех супостатов, кто сокрушает иконы, Ты сокрушишь рукою моей». Была же та ночь для него как день, и свет вместо тьмы как я бы сказал, изменив пророческие слова (Амос. 5.18); чистый шум празднующих и звуки ликования [были слышны] в шатре праведного мужа.

Это происходило не в тайне, не тихо, но дивный этот звук и стройное пение перекинулось на всех соседей и распространилось. И тотчас же некоторые из числа ненавидящих Христа сарацин пошли к своему правителю и сказали, что рука не у Иоанна отрублена, но у кого-то другого, может быть, у раба, или у кого иного, подчиняющегося ему, который из послушания себя самого предложил вместо своего господина. Те же, [говорили они], кому было приказано отрубить [руку], за деньги отменили наказание. Иоанн, [говорили они], в своем доме и так поет и веселится, как будто, можно сказать, торжественно справляет брачный пир, и раздается звук свадебных песен, а его ликование даже превышает [брачное].

XX. Когда это было возвещено [правителю], был призван Иоанн. Тот пришел, и ему было приказано показать отрубленную руку. Когда он показал ее, обнаружился шрам, [оставшийся после] отсечения, потому что так управила Богоматерь, открывшая истинный след [от отсечения]. Тогда варвар сказал: «Кто тот врач, что излечил тебя, о Иоанн, и какие были применены к тебе снадобья?» Он же голосом чистым и громким возвестил о чуде: «Господь мой, - сказал он, - всесильнейший лекарь, чья сила не отстает от воления». Варвар отвечал: «Думаю я, человече, ты пострадал без вины. Итак, прости нас, из-за безрассудных и необдуманных решений мы приговорили тебя к наказанию. Так что ступай отправлять свои прежние обязанности и будь первым среди наших советников. Никогда в будущем мы ничего не сделаем без твоего совета и наставления».

XXI. Иоанн же, опустившись на землю, пал ниц и, лежа на земле, в течение достаточно [долгого] времени просил у правителя склониться к его [просьбе] и позволить идти другой, более ему желанной дорогой и следовать за тем, кто сказал: «Аз есмь путь» (Ин. 14:6). Варвар же не дал на это своего согласия. Выглядело это, как кто-нибудь сказал бы, как поединок между варваром и праведником. Первый старался Иоанна удержать мирскими оковами, второй же усердно старался порвать их и взлететь на ангельских крыльях. И случилось тогда, что великое началось соревнование, в качестве устроителя коего восседал Христос, а зрителями были ангелы. Кто-нибудь справедливо сказал бы, что бесы исподтишка поощряли варвара и тренировали его для более убедительного [выступления]. Победил же со многими почестями мой единоборец и показал, что все доводы соперника - детские стрелы (Пс. 63:8). И ушел победитель, увенчав голову прекрасной повязкой, радостный вошел он в дом, из которого прежде вышел мрачным.