Раздел 3. Частная медицина

3.1 Формы частной медицинской практики

Частная медицинская практика в России расширяется с каждым годом. Рынок медицинских услуг, предоставляемых частным сектором, имеет значительный объем. Частные медицинские организации могут создаваться в виде либо коммерческих организаций в форме общества с ограниченной ответственностью (ООО), акционерного общества (ЗАО, ОАО), коммандитного товарищества, либо некоммерческих (ст. 50 ГК). Чаще всего частные медицинские предприятия создаются в форме ООО либо ЗАО. Создание и деятельность ООО регулируется Федеральным законом от 8 февраля 1998 г. "Об обществах с ограниченной ответственностью", а создание и деятельность АО - Федеральным законом от 26 декабря 1995 г. "Об акционерных обществах".

Деятельность некоммерческих медицинских организаций регулируется Федеральным законом от 12 января 1996 г. "О некоммерческих организациях" и Федеральным законом от 11 августа 1995 г. "О благотворительной деятельности и благотворительных организациях". Для некоммерческих медицинских организаций рекомендуется выбирать форму автономной некоммерческой организации. Согласно ст. 10 Закона о некоммерческих организациях, автономной некоммерческой организацией признается не имеющая членства некоммерческая организация, учрежденная гражданами и (или) юридическими лицами на основе добровольных имущественных взносов в целях предоставления услуг в области образования, здравоохранения, культуры, науки, права, физической культуры и спорта и т.д. Форма автономной некоммерческой организации имеет некоторые преимущества перед ООО или ЗАО, прежде всего в отношении налогообложения. В то же время прибыль такой организации не может быть распределена между учредителями, а последние не имеют каких-либо прав на имущество организации, внесенное ими в фонд организации при ее создании.

На частные медицинские организации распространяется законодательство, регулирующее медицинскую практику (лицензирование, ответственность персонала клиник, стандарты и т.д.).

В последние годы обороты частной медицины значительно возросли. Обеспеченность финансовыми средствами в частных клиниках значительно выше, чем в государственных и муниципальных медицинских учреждениях. Таким образом, большинство государственных медучреждений не выдерживает конкуренции с частными клиниками, которые, например, финансируют дорогостоящие маркетинговые и рекламные акции на рынке. Однако регулирующие механизмы частной медицины в России пока далеки от совершенства. Об этой проблеме речь пойдет в следующем разделе.

Раздел 4. Регулирующие механизмы рынка медицинских услуг

Как уже было отмечено, в России существует серьезная проблема жесткого регулирования медицинской практики, как частной, как и государственной. Прежде всего следует сказать о неравном положении государственных и частных клиник в пользу государственных. В чем это проявляется? Прежде всего в том, какие последствия несет медицинское учреждение в случае совершения врачебной ошибки. Так, в случае врачебной ошибки у частной клиники могут отозвать лицензию, государственному же учреждению такая ответственность, как правило, не грозит. В государственном учреждении в худшем случае увольняют врача, сваливая на него всю ответственность.

Ситуация усугубляется и отсутствием в России саморегулирующих медицинских организаций. Речь идет о медицинских палатах, орденах или ассоциациях (по аналогии с адвокатскими палатами). Практически во всех развитых странах Западной Европы практикующие врачи как в частных, так и в государственных организациях обязаны состоять членами медицинской палаты (ассоциации) соответствующего города. Без такого членства они не имеют права практиковать. Это напоминает порядок доступа к адвокатской практике. Все члены палаты (ассоциации) уплачивают символический ежегодный (ежемесячный) взнос. Но главное то, что член палаты обязан соблюдать Кодекс профессиональной этики врача, за нарушение которого ему грозит дисциплинарная ответственность в виде выговора, предупреждения, штрафа или исключения из палаты, что влечет невозможность продолжения практики. Нужно сказать, что в некоторых странах (Бельгия, Франция, Германия, Швейцария) положения Кодекса профессиональной этики врача весьма жестко регулируют такие сферы, как реклама услуг, взаимоотношения с пациентом, неоказание помощи больному, взаимоотношения с коллегами. Так, например, Кодекс профессиональной этики врача, принятый Советом Медицинского ордена города Брюсселя, запрещает рекламу медицинских услуг и считает оказание медицинской помощи публичной функцией.

Медицинские ордена (палаты) являются негосударственными некоммерческими организациями, не оказывающими медицинских услуг. Главная их функция - представление интересов врачей и медицинских организаций, защита прав как пациентов, так и врачей, надзор за соблюдением врачами Кодекса профессиональной этики. Палаты (ордена, ассоциации) создаются на основании закона и являются в отличие от общественных организаций организациями публичного права. Именно в связи с этим Европейский Суд по правам человека в ряде своих решений признал обязательное членство в подобных организациях не противоречащим ст. 11 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Раздел 5. Проблема установления смерти мозга

Проблема определения смерти мозга представляет собой одну из важнейших проблем медицинской юриспруденции. Дело в том, что в данном вопросе столкнулись интересы юридические, медицинские и религиозные. В последнее время не утихают попытки как юридических, так и медицинских кругов дать юридическое определение понятию "смерть мозга". Об опасности введения юридического определения смерти мозга и его законодательного закрепления не раз говорилось как в юридической, так и в религиозной литературе. Ниже мы коснемся этого отдельно.

В условиях стремительного прогресса в биомедицинских исследованиях назрела необходимость дать наиболее правильное определение смерти мозга, и прежде всего для защиты интересов пациента от произвольного лишения его жизни, что запрещено ст. 2 и 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и многими другими международными документами. К сожалению, разрыв между высокими моральными принципами и прогрессом в биомедицине все увеличивается. И от того, насколько точно в законе определяется это понятие, зависит подчас человеческая жизнь.

В российском законодательстве дано весьма неудачное определение смерти мозга. О смерти мозга говорится в ст. 9 Закона РФ от 22 декабря 1992 г. "О трансплантации органов и (или) тканей человека". Данная статья гласит, что заключение о смерти дается на основе констатации необратимой гибели всего головного мозга (смерть мозга), установленной в соответствии с процедурой, утвержденной Министерством здравоохранения РФ. Инструкция по констатации смерти человека на основании диагноза смерти мозга утверждена приказом Минздрава России от 20 декабря 2001 г. N 460 (далее Инструкция). Она определяет, что смерть мозга наступает при полном и необратимом прекращении всех функций головного мозга, регистрируемом при работающем сердце и искусственной вентиляции легких. Смерть мозга, согласно Инструкции, означает смерть человека. В Инструкции также говорится, что решающим для констатации смерти мозга является сочетание факта прекращения функций всего головного мозга с доказательством необратимости этого прекращения. Указанное определение содержит неточность, что влечет в свою очередь неясность ситуации и как следствие - возможность разного рода манипуляций во врачебной и юридической практике. Самый серьезный недостаток данного определения заключается в том, что, говоря о прекращении функций всего мозга и искусственной вентиляции легких, оно не объясняет их взаимосвязь и условия, при которых применяется каждый из двух критериев. Другой серьезный недостаток данного определения связан с невозможностью клинической оценки всех функций мозга, так как исследовать с помощью клинических методов большинство функций мозга невозможно. Этот недостаток говорит о "...работающем сердце...". На первый взгляд может показаться, что состояние сердца не имеет значения для определения смерти мозга и, соответственно, самой смерти. Это весьма неудачная формулировка. В большинстве стран принята формулировка "...при необратимом прекращении кровообращения...".

Особо следует сказать о критериях, являющихся основанием для проведения соответствующего исследования и принятия диагноза смерти мозга. Так, согласно п. 3.7 Инструкции, одним из обязательных критериев для установления диагноза смерти мозга является отсутствие окуловестибулярных рефлексов. Для исследования окуловестибулярных рефлексов проводится двусторонняя калорическая проба. До ее проведения необходимо убедиться в отсутствии перфорации барабанных перепонок. Голову больного поднимают на 30 градусов выше горизонтального уровня. В наружный слуховой проход вводится катетер малых размеров, производится медленное орошение наружного слухового прохода холодной водой (температура +20°С, 100 мл) в течение 10 секунд. Далее в Инструкции говорится следующее: "При сохранной функции ствола головного мозга через 20-25 секунд появляется нистагм или отклонение глаз в сторону медленного компонента нистагма. Отсутствие нистагма или отклонения глазных яблок при калорической пробе, выполненной с двух сторон, свидетельствует об отсутствии окуловестибулярных рефлексов". Не говоря о том, что мозг - явление вообще сложнейшее и уникальное и еще совершенно не изученное человеком, и опираясь на новейшие исследования, можно сказать, что подобные критерии нельзя принимать категорично. Эти критерии не учитывают высокой активности нейронов, которую можно зафиксировать на электроэнцефаллограмме (ЭЭГ). Так, приблизительно у 10% пациентов, у которых была установлена смерть мозга, регистрировалась биоэлектрическая активность на ЭЭГ. Можно ли тогда вообще говорить о смерти мозга в подобной ситуации и не был ли человек, по сути, лишен жизни произвольно? У многих пациентов, считавшихся безнадежными, впоследствии функции ствола мозга восстанавливались и они выживали. Физиологи изучают функциональное состояние препаратов мозга животных, у которых ствол полностью изолирован от полушарий или удален. После ромбэнцефалэктомии, или удаления мозжечка и ствола мозга (препарат cerveau isole), в условиях искусственной вентиляции сохраняются хорошо различимые признаки биоэлектрической активности на ЭЭГ с соответствующими рефлекторными ответами на зрительную и обонятельную стимуляцию, а также типичные для сна изменения ЭЭГ; при применении средств, возбуждающих кору, на ЭЭГ возникают характерные судорожные изменения. Несмотря на то что кошку, которой произведена подобная операция, неохотно признают живой, имеются такие же основания для того, чтобы столь же неохотно считать ее мертвой. Следует ли считать живым животное с изолированным мозгом, жизнь которого при тщательном уходе удавалось сохранять в течение нескольких месяцев? Это один из вопросов, на которые клиницисты не дают пока ответа, что в свою очередь влечет нечеткость правоприменительной практики.

Раздел 6. Врачебная тайна

6.1 Определение врачебной тайны

Прежде всего нужно сказать, что нормы российского законодательства, определяющие врачебную тайну, несовершенны. Согласно ст. 61 Основ, под врачебной тайной понимается информация о факте обращения за медицинской помощью, состоянии здоровья гражданина, диагнозе его заболевания, а также иные сведения, полученные при его обследовании и лечении. Для сравнения приведем ст. 8 ("Адвокатская тайна") Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", которая гласит: "Адвокатской тайной являются любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю..." Ясно, что формулировка понятия "адвокатская тайна" более совершенна. В соответствии с вышеупомянутой статьей гражданину должна быть также подтверждена гарантия конфиденциальности передаваемых им сведений и не допускается разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, лицами, которым они стали известны при обучении, исполнении профессиональных, служебных и иных обязанностей, кроме случаев, установленных ч. 3 и 4 настоящей статьи. Во исполнение требований ст. 61 ФОМС РФ издал Методические рекомендации от 27 октября 1999 г. и приказ от 25 марта 1998 г. N 30. Однако и эти документы не являются идеальными для реального обеспечения врачебной тайны.

С согласия гражданина или его законного представителя допускается передача сведений, составляющих врачебную тайну, другим гражданам, в том числе должностным лицам, в интересах обследования и лечения пациента, для проведения научных исследований, публикации в научной литературе, использования этих сведений в учебном процессе и в иных целях. Предоставление сведений, составляющих врачебную тайну, без согласия гражданина или его законного представителя допускается лишь:

- в целях обследования и лечения гражданина, не способного из-за своего состояния выразить свою волю;

- при угрозе распространения инфекционных заболеваний, массовых отравлений и поражений;

- по запросу органов дознания и следствия, прокурора и суда в связи с проведением расследования или судебным разбирательством;

- в случае оказания помощи несовершеннолетнему в возрасте до 15 лет для информирования его родителей или законных представителей;

- при наличии оснований, позволяющих полагать, что вред здоровью гражданина причинен в результате противоправных действий.

Лица, которым переданы сведения, составляющие врачебную тайну, наравне с медицинскими и фармацевтическими работниками с учетом причиненного гражданину ущерба несут за разглашение врачебной тайны дисциплинарную, административную или уголовную ответственность.

6.2 Защита врачебной тайны

Согласно ч. 1 ст. 23 Конституции РФ, каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени. В соответствии со ст. 8 Пояснений к Европейской конвенции по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (Страсбург, 26 ноября 1987 г.) "...стороны обязаны предоставлять Комитету по предупреждению пыток информацию, которой они располагают и которая необходима ему для выполнения своих задач. Очевидно, что доступ к информации очень важен для Комитета. В то же время известно, что в Государствах-участниках могут применяться определенные правила, касающиеся раскрытия информации. Соответственно, Комитет со своей стороны обязан, добывая информацию, учитывать подлежащие применению положения национального закона и профессиональной этики (в частности, применение правил, касающихся защиты информации и врачебной тайны)...".

Необходимо сказать, что медицинские работники не должны допускать разглашения сведений о пациентах, что может быть использовано в корыстных целях. При публикации научных работ, выступлениях с докладами и сообщениями не следует упоминать фамилии больных, а при демонстрации фотоснимков нужно принять меры, чтобы лицо больного было неузнаваемо.

Согласно постановлению Фонда социального страхования РФ от 17 мая 1995 г. N 25 "О печатях и штампах для оформления медицинских документов", в целях соблюдения ст. 23 Конституции РФ, ст. 30 и 61 Основ и ст. 8 и 9 Закона РФ от 2 июля 1992 г. "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" руководителям органов здравоохранения, лечебно-профилактических, учебных и научно-исследовательских учреждений, организаций предписано: по согласованию с пациентами или их законными представителями при оформлении документов, удостоверяющих временную нетрудоспособность граждан, и других медицинских документов использовать специальные печать или штамп учреждения, организации без указания его профиля. Например, вместо "Московская городская психиатрическая (кожно-венерологическая, наркологическая, туберкулезная и др.) больница (диспансер, поликлиника и др.) N 1" указывать: "Московская городская больница (диспансер, поликлиника и др.) N 1".

Согласно ст. 9 вышеупомянутого Закона РФ от 2 июля 1992 г., сведения о наличии у гражданина психического расстройства, фактах обращения за психиатрической помощью и лечении в учреждении, оказывающем такую помощь, а также иные сведения о состоянии психического здоровья являются врачебной тайной, охраняемой законом. Так, в п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда" сказано, что "...моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с...раскрытием...врачебной тайны...".

Однако, несмотря на законодательное закрепление врачебной тайны, проблемы все же могут возникнуть.

В Европейском Суде по правам человека рассматривалось дело о нарушении врачебной тайны. В решении от 25 февраля 1997 г. по делу Z. v. Finland Суд указал, что разглашение Апелляционным судом Финляндии сведений о состоянии здоровья истицы и данных о ней без ее согласия в уголовном деле, возбужденном против ее мужа, нарушило ст. 8 Конвенции. Истица и ее муж были инфицированы ВИЧ. В то же время Суд указал, что постановление Апелляционного суда, обязывающее лечащих врачей истцов дать показания в суде, а также изъятие истории болезни истцов и приобщение их копий к материалам уголовного дела не нарушают ст. 8 Конвенции. Согласно решениям судебных органов, было установлено, что документы по данному делу должны храниться под грифом "конфиденциально" в течение 10 лет. Европейский Суд по правам человека в решении по делу указал, что в случае исполнения данного порядка будет нарушена ст. 8 Конвенции. После этого по запросу министра иностранных дел Финляндии канцлер юстиции инициировал пересмотр вынесенных судебных актов. Руководствуясь решением Европейского Суда, Верховный Суд Финляндии увеличил сроки хранения судебных дел, содержащих конфиденциальную информацию (врачебную тайну), до 40 лет.

За незаконное разглашение врачебной тайны предусмотрена также и уголовная ответственность. Согласно ст. 137 УК, незаконное собирание или распространение сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну, без его согласия либо распространение этих сведений в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации, если эти деяния совершены из корыстной или иной личной заинтересованности и причинили вред правам и законным интересам граждан, наказываются штрафом в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от двух до пяти месяцев, либо обязательными работами на срок от ста двадцати до ста восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо арестом на срок до четырех месяцев. Те же деяния, совершенные лицом с использованием своего служебного положения, наказываются штрафом в размере от пятисот до восьмисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от пяти до восьми месяцев, либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок от двух до пяти лет, либо арестом на срок от четырех до шести месяцев.

Сохранение врачебной тайны может гарантироваться и с помощью других правовых средств. Так, практически во всех странах, а теперь и в Российской Федерации при страховании ответственности медицинских работников страхование не распространяется на возмещение вреда, связанного с нарушением врачебной тайны.

6.3 Ограничения врачебной тайны

В судебной практике возникают спорные вопросы относительно врачебной тайны. И главный вопрос здесь относится к возможности раскрытия сведений, составляющих врачебную тайну. Например, в конкретном деле, рассматривавшемся Конституционным Судом РФ, судья Конституционного Суда Н.В. Витрук в своем особом мнении по этому делу указал: "...учитывая особый, публичный характер деятельности Президента Российской Федерации, занимаемое им место в системе органов государственной власти, а также особенности его конституционного статуса, вопрос о состоянии здоровья главы государства затрагивает не только сферу его частной жизни, но и приобретает общественный, конституционно значимый характер. Конституционный статус Президента Российской Федерации связан с определенными ограничениями его права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, в том числе врачебную тайну, что обусловлено целями защиты основ конституционного строя, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства и, следовательно, допустимо в установленных федеральным законом пределах в соответствии со статьей 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации..."

Ряд юристов также поддерживают подобную точку зрения. Но в отношении некоторых категорий работников изъятия прямо закреплены в соответствующих нормативных актах. Согласно ст. 9 Положения о квалификационных коллегиях судей (утв. Высшей квалификационной коллегией судей РФ 15 июля 2002 г.), гражданин, претендующий на должность судьи, в заявлении указывает о своем согласии на проведение соответствующих проверочных мероприятий компетентными государственными органами, а также на проведение проверки, касающейся отсутствия заболеваний, препятствующих назначению на должность судьи, и истребование сведений, составляющих врачебную тайну. Таким образом, проблема сохранения врачебной тайны остается разрешенной не полностью. Степень защиты врачебной тайны значительно ниже, чем степень защиты, например, адвокатской тайны. Адвокат ни при каких обстоятельствах не может быть допрошен в качестве свидетеля и не должен раскрывать информацию о своем клиенте (ст. 8 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации"). Возможно, относительно врачебной тайны такие ограничения и оправданы, учитывая специфику некоторых профессий.

6.4 Проблема сохранения врачебной тайны

Доступность (для общественного ознакомления) сведений, добытых о личности в особом, уголовно-процессуальном порядке, и их тиражирование в средствах массовой информации - не всегда благо. Приговор может содержать сведения, являющиеся личной тайной осужденного (оправданного) или других лиц. Среди этих сведений может быть и врачебная тайна, являющаяся также личной тайной, право на сохранение которой гарантировано Конституцией РФ (ст. 23), а ее разглашение вне зависимости от формы есть не что иное, как очевидное нарушение прав человека (ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод). Таким образом, очевидно, что врачебная тайна зачастую разглашается при публичном оглашении приговора. Данная практика идет вразрез с положениями Европейской конвенции по правам человека, в частности с ее ст. 8, которая защищает и врачебную тайну как часть частной жизни пациента.

В этом плане интерес представляет решение Европейского Суда по правам человека по делу Z. v. Finland. Заявительница - финская гражданка была замужем за Х. Они развелись в сентябре 1995 г. Оба ВИЧ-инфицированы. В период с декабря 1991 г. по сентябрь 1992 г. г-н Х. совершил ряд преступлений сексуального характера. 10 марта 1992 г. он был осужден за изнасилование к лишению свободы с отсрочкой исполнения, а позже был обвинен в нескольких покушениях на непреднамеренное убийство на том основании, что он сознательно подвергал свои жертвы риску ВИЧ-инфицирования. С 19 марта 1992 г. ему было известно, что результаты его анализа крови на ВИЧ-инфекцию были положительными. В ходе уголовных процессов в городском суде города Хельсинки ряд врачей и психиатр, которые лечили заявителя, были вынуждены дать показания о заболевании заявителя. Сама г-жа Z. отказалась давать показания, а показания врачей были необходимы, чтобы установить дату, когда г-н Х. впервые узнал или имел основания подозревать, что он был ВИЧ-инфицирован. Истории болезни г-на Х. и г-жи Z. были изъяты во время обыска, произведенного полицией в больнице, и их копии были приобщены к материалам уголовного дела. Хотя слушания были закрытыми, отчеты о судебных заседаниях появились в центральных газетах Финляндии. 19 мая 1993 г. городской суд Хельсинки приговорил г-на Х. за покушение на непреднамеренное убийство путем заражения и за изнасилование к семи годам лишения свободы. Суд огласил лишь резолютивную часть приговора и вынес определение, согласно которому полный его текст и материалы дела должны оставаться конфиденциальными в течение десяти лет, несмотря на просьбы г-на Х. и его жертв о более длительном сроке конфиденциальности. Прокуратура, г-н Х. и его жертвы подали апелляционную жалобу, в которой просили, чтобы материалы дела оставались конфиденциальными на более длительный срок. 10 декабря 1993 г. Апелляционный суд оставил в силе определение городского суда о конфиденциальности, не продлив ее срок. Апелляционный суд пересмотрел и приговор и признал виновным Х. еще по двум преступлениям, что увеличило общий срок лишения свободы до одиннадцати с лишним лет. Приговор, в котором указаны полностью имена г-на Х. и г-жи Z. и обстоятельства их ВИЧ-инфицирования, попал из суда в руки журналистов. 26 сентября 1994 г. Верховный Суд отклонил кассационную жалобу заявительницы и срок конфиденциальности остался прежним. Материалы дела должны были стать доступными общественности в 2002 г. В жалобе, поданной в Европейский Суд по правам человека 21 мая 1993 г., Z. утверждала, что нарушено право на уважение личной и семейной жизни (ст. 8 Конвенции). Жалоба была признана приемлемой 28 февраля 1995 г. Истицу в Европейском Суде представлял финский адвокат М. Фридман (адвокатское бюро "Fredman & Mansson"). Европейский Суд признал нарушением ст. 8 Конвенции срок конфиденциальности сведений о болезни заявительницы. Относительно этого срока Суд отметил, что десятилетнее ограничение конфиденциальности не соответствует желаниям или интересам сторон в судебном процессе, всех, кто просил о более длительном сроке хранения конфиденциальной информации. Суд указал в решении: "...суд не убежден, что, назначая срок в десять лет, национальный суд учел в достаточной мере интересы заявительницы...нужно помнить, что в результате того, что соответствующая информация была оглашена на судебном процессе без ее согласия, ее право на уважение частной и семейной жизни уже подверглось серьезному вмешательству. Дальнейшее вмешательство, которое она испытает, если медицинские сведения о ней станут достоянием общественности через десять лет, не имеет достаточных оснований, которые были бы оправданными...решение сделать материалы доступными общественности начиная с 2002 г., если оно будет исполнено, равносильно несоразмерному вмешательству в ее право на уважение ее частной и семейной жизни в нарушение положений ст. 8 Конвенции..." В отношении оглашения полного имени заявителя в Апелляционном суде и последующего опубликования статьи в прессе Европейский Суд указал: "...независимо от того, просила ли заявительница достаточно ясно Апелляционный суд не упоминать ее полного имени и состояния здоровья, Суд через адвоката Х. был ознакомлен с ее желанием увеличить срок секретности на период более десяти лет. Это ясно говорит о том, что она была против разглашения данной информации. В этих обстоятельствах Суд не находит, что оспариваемая публикация была оправдана. Следовательно, опубликование соответствующей информации повлекло за собой нарушение права заявительницы на уважение ее личной и семейной жизни, как это гарантируется ст. 8 Конвенции..." Важно отметить и пункт решения относительно допроса судом врачей и психиатра Z., которые дали показания в отношении пациентов в суде. Суд указал, что данная мера была принята ввиду того, что Z. воспользовалась своим правом не свидетельствовать против своего мужа. По мнению Суда, цель указанной меры состояла исключительно в том, чтобы выяснить у врачей, когда Х. узнал или имел основания подозревать, что он ВИЧ-инфицирован. Показания врачей имели значение для определения вины Х. в совершении ряда половых преступлений. Суд отметил, что не вызывает сомнения тот факт, что компетентные национальные органы имели право полагать, что меры и действия компетентных органов были приняты в общественных интересах, как это определено ст. 8 Конвенции, и что по финскому законодательству от врачей заявительницы можно требовать дачу показаний без ее ясно выраженного согласия в исключительных случаях, а именно в связи с расследованием тяжких преступлений. Так как врачи отказались давать показания в полиции, была получена санкция от судебного органа городского суда - заслушать их как свидетелей в суде. Допрос проходил за закрытыми дверями в городском суде, который заранее распорядился, чтобы все документы, включая протоколы показаний свидетелей, оставались конфиденциальными, т.е. тайна судебного следствия была соблюдена. Всех принимавших участие в процессе обязали относиться к материалам уголовного дела как к материалам конфиденциального характера, и они были предупреждены об уголовной и гражданской ответственности за нарушение конфиденциальности. Таким образом, по данному пункту Европейский Суд не нашел нарушений ст. 8 Конвенции.

Таким же был подход Суда в отношении изъятия истории болезни заявительницы и приобщения ее к материалам уголовного дела. Суд указал, что изъятие истории болезни заявительницы и приобщение ее к материалам уголовного дела подтверждены достаточными и обоснованными аргументами, которые перевешивают интересы заявительницы. Суд удовлетворен тем, что меры были соразмерны преследуемым правомерным целям, и, соответственно, не находит нарушения ст. 8 Конвенции также и по данному пункту жалобы. Наконец, следует сказать о том, что Европейский Суд присудил заявительнице следующие суммы: 100 000 финских марок в качестве возмещения морального вреда и судебные расходы (включая расходы на адвокатов) в сумме 160 000 финских марок плюс НДС 22%, за вычетом 10 835 французских франков, конвертированных в финские марки по соответствующему курсу на дату оглашения данного судебного решения, а также проценты по ставке 11% в год в случае задержки выплат.

Данное решение имеет важное практическое значение, так как отношение к информации, составляющей врачебную тайну, у нас в стране традиционно было, мягко говоря, не соответствующим требованиям международного права.

Раздел 7. Врачебная этика (деонтология)

Впервые термин "деонтология" (др.-греч. deon - должное, logos - учение) был введен в XVIII в. английским юристом Иеремией Бентамом в несколько ином контексте, чем он используется сейчас. Позднее этот термин начал использоваться для обозначения свода профессиональных этических правил для адвокатов и врачей. Основная задача введения деонтологических норм заключалась в создании правил для обеспечения максимально эффективного лечения пациентов. Деонтология обосновывает принципы поведения медицинского персонала, способствующие созданию необходимой обстановки при лечении больных. При этом учитываются не только условия, способствующие эффективности лечения, но и мероприятия, не допускающие отрицательных его результатов, исключающие организационные неполадки в обслуживании больных, т.е. речь идет о должном поведении врача и всего медицинского персонала в интересах охраны здоровья человека.

Вопрос закрепления этических принципов для врачей давно обсуждается как в среде ученых-медиков, так и в среде ученых-юристов в нашей стране. Однако прежде чем создать свод этических норм, или Кодекс профессиональной этики, необходимо четко определить, что же является поступком, не совместимым со званием врача, ибо, как правило, нарушение данных норм может повлечь применение санкции в виде лишения права практиковать. Данная задача приобретает наибольшую остроту в условиях все более ужесточающейся конкуренции на рынке медицинских услуг, когда происходит резкая смена духовных ориентиров во всех сферах человеческой деятельности, в том числе и в медицине. Еще немецкий философ и психолог К. Ясперс писал, что технократизация и механизация европейской культуры являются первыми симптомами ее духовной деградации. И мы все чаще находим этому подтверждение в повседневной жизни. О типичном случае, являющемся основанием для лишения врачебной практики, недавно сообщалось в "Российской газете". Так, в Германии разразился громкий скандал, так называемое дело врачей. По сообщению немецкой газеты "Бильд ам зонтаг" почти в каждом крупном городе Германии ведется следствие против врачей, подозреваемых во взятках от фармакологического концерна "Смит Кляйн Бичем". По словам прокурора Бернда Бениосека, в период 1997-1999 гг. врачей "вознаграждали" суммами по 1000-3000 марок, а в отдельных случаях и по 30-40 тыс. за то, что они проводили испытания на людях и выписывали своим пациентам дорогостоящие медикаменты концерна. Сейчас следователи пытаются выяснить, на какие цели тратились эти в общем-то незаконные средства - на благо больниц и клиник или на повышение личного благосостояния медиков. По немецким законам за подобного рода взятки полагается три года тюрьмы. По словам корреспондента "Российской газеты", координирующим центром всей этой "фармакологической Панамы" выступает прокуратура в Мюнхене, где за последние месяцы скопилось более тысячи дел на врачей из более чем сотни клиник. По заявлению Верховного прокурора Манфреда Вика, согласно уже полученным данным, взятки давались не только деньгами, но и ценными подарками, а также престижными вояжами за рубеж. Так, в 1998 г. концерн пригласил своих "подопечных" медиков на "семинар" в Париж и в качестве "десерта" подарил им билеты на финальный матч чемпионата мира по футболу. За это врачи должны были прописывать минимум 20 пациентам клиники новое лекарство для понижения артериального давления и затем представлять в "Смит Кляйн Бичем" (сейчас концерн после слияния с другим фармакологическим предприятием называется "Глаксо Смит Кляйн") краткий отчет о собственных наблюдениях за его эффективностью. Причем цена нового препарата была в семь раз выше аналогичного старого. Корреспондент "Российской газеты" задает справедливый вопрос: "Но вот как быть с врачебной этикой и заветом Гиппократа "Не навреди!"? По мнению расстроенного скандалом бывшего президента Берлинской палаты медиков д-ра Эллиса Хубера, сейчас в Германии одна треть медицинских работников все еще придерживается этических принципов, вторая треть совсем потеряла совесть, а последняя треть болтается где-то между этими двумя категориями. Власть дельцов маркетинга и денег, считает Э. Хубер, оказалась выше принципов медиков и разработчиков лекарств.

Указанный случай свидетельствует не только о нарушении медицинской этики, но и о незаконных медицинских исследованиях, за которые предусмотрена уголовная ответственность в законодательстве практически всех европейских стран, в том числе и России. Проблемы врачебной деонтологии приобретают важное значение. В частности, возникают вопросы относительно сотрудничества между врачами разного профиля. Обжалование врачом решений медицинской палаты о привлечении к дисциплинарной ответственности может дойти и до разбирательства в Европейском Суде по правам человека.

Истец, гражданин Германии г-н Кениг, по профессии врач-отоларинголог, открыл в 1960 г. клинику, которой сам же руководил и где занимался, в частности, пластической хирургией. 16 октября 1962 г. Региональное медицинское общество обратилось в суд по медицинским спорам при Административном суде города Франкфурта с иском о нарушении заявителем Кодекса профессиональной этики. 9 июля 1964 г. истец был лишен права практиковать. Апелляционная инстанция отклонила жалобу истца. Его обвиняли в том, что он предложил сотрудничество своему врачу-косметологу из другой клиники, обещая последнему вознаграждение 20% от своих гонораров по тем клиентам, которые будут этим врачом направлены в его клинику. Кениг обвинялся также в том, что он предложил одному из своих пациентов 100 марок за каждого нового клиента, в том, что убедил своего клиента проходить курс лечения, который не был покрыт социальным страхованием, путем заверений, что в этом случае можно будет применить более эффективные методы, в том, что отказался выдать своему пациенту счет, соответствующий действительно заплаченному вознаграждению, и, наконец, он обвинялся в рекламе своих услуг, что запрещено Кодексом профессиональной этики. В 1967 г. у Кенига отозвали разрешение на ведение клиники, а затем, в 1971 г., и разрешение на занятие медицинской практикой. В 1972 г. против него было возбуждено уголовное преследование за незаконное занятие медицинской практикой.

В практике часто возникают ситуации, когда врач, выписав рецепт, посылает своего клиента к знакомому фармацевту. Это с позиции, например, Кодекса профессиональной этики немецких медицинских обществ является грубейшим нарушением деонтологии и основанием для начала дисциплинарного производства. К сожалению, в России пока еще не разработан Кодекс профессиональной этики врача, и подобное поведение врача в принципе не может являться основанием для привлечения его к какой-либо ответственности. Но если даже такой Кодекс и существовал бы, врача нельзя было бы привлечь за неэтичное поведение, ибо нет в законодательстве норм, которые обязывали бы врачей исполнять требования Кодекса профессиональной этики, а также норм, которые предусматривали бы в качестве санкции за нарушение Кодекса лишение права практиковать.

Ситуацию в срочном порядке необходимо изменить. За основу можно было бы взять Федеральный закон "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации". Согласно этому Закону, Федеральная палата адвокатов принимает Кодекс профессиональной этики адвоката, а сам Кодекс является обязательным для исполнения всеми адвокатами и адвокатскими образованиями. Нарушение положений Кодекса влечет дисциплинарное взыскание вплоть до прекращения статуса адвоката.

Основой для создания Кодекса профессиональной этики врача может стать "Клятва Гиппократа".

Вот ее текст:

"Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигией и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если захотят его изучить, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении, а также и без лечения я ни увидел или ни услышал касательно жизни людей из того, что не следует разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому".

Думается, нарушение хотя бы одного из положений данной клятвы является основанием для применения в отношении врача дисциплинарных мер. В странах Западной Европы (ФРГ, Франция, Бельгия) к "Клятве Гиппократа" в судебной практике относятся весьма серьезно. К сожалению, в нашей стране этого пока нет. Между тем, произнося "Клятву Гиппократа", врач принимает на себя определенные обязательства, прежде всего обязательство применить все свои знания для того, чтобы грамотно оказать пациенту медицинскую помощь. Произнося клятву, врач заявляет, что он готов практиковать с полной ответственностью за свои действия (бездействие). Именно это и должно учитываться российской судебной практикой при разрешении соответствующих дел.

Раздел 8. Врачебная ошибка

8.1 Проблема врачебной ошибки

Проблема врачебных ошибок является одной из важнейших в медицинском праве. Количество врачебных ошибок, к сожалению, не сокращается, а возрастает. Так, в США жертвами врачебных ошибок ежегодно становятся от 40 до 87 тыс. американцев. От врачебных ошибок погибает больше людей, чем от СПИДа. По самым скромным подсчетам, экономический ущерб, ежегодно наносимый врачебными ошибками в США, приравнивается к государственному бюджету России. Таким образом, в судебной практике все чаще возникают дела (уголовные и гражданские) о врачебных ошибках. Медицинский персонал привлекают к уголовной ответственности, а медицинские клиники несут огромные убытки в виде выплат в качестве компенсаций за причиненный моральный вред и вред, причиненный здоровью. Но в данной цепи также задействованы и другие организации - страховые компании и фармацевтические фирмы. Первые часто обязаны выплачивать солидные суммы пациентам, а затем предъявляют регрессные иски медицинскому учреждению, что может стать для медучреждения началом конца. Фармацевтические фирмы в свою очередь также могут быть привлечены к ответственности, например за поставку некачественной фармацевтической продукции.

Из всего сказанного следует, что крайне необходимо дать ответ на два важных вопроса. Первый - что такое врачебная ошибка? Второй вопрос более сложный: какая врачебная ошибка влечет ответственность, а какая не влечет ответственность, прежде всего врача? Дать определение врачебной ошибки не так просто. Нужно сказать, что в литературе распространена точка зрения, согласно которой если совершена врачебная ошибка, то уже есть основания для привлечения, например врача, к уголовной ответственности. Данный в корне неверный подход усугубляется еще и тем, что, как правило, следователь, производящий предварительное следствие, не вникает в тонкости медицинской практики, врачебной деонтологии, не анализирует судебную практику по данной категории дел. Дело в том, что до сих пор ни в медицинских, ни в юридических вузах не преподают фундаментальный прикладной курс медицинского права. Все это приводит к неправильной правовой квалификации деяний, так как и для судьи дело о врачебной ошибке (особенно уголовное) представляется весьма сложным. Ситуация иногда выправляется при наличии в деле адвоката, имеющего соответствующую практику, но и таковых в России всего несколько, в то время как, например, в США, Великобритании и ФРГ существуют адвокатские конторы, где работают адвокаты, специализирующиеся исключительно на вопросах медицинского и фармацевтического права. Поэтому в практике есть случаи, когда медицинский персонал привлекался к уголовной ответственности необоснованно. Однако надо сказать, что, к сожалению, все чаще врачи совершают ошибки, влекущие уголовную ответственность. И это свидетельствует не только о непрофессионализме отдельных специалистов, но и о том общем неудовлетворительном состоянии, в котором пребывает российская медицина.

Цель настоящего раздела книги - дать определение врачебной ошибки, выделив две группы: влекущие ответственность и не влекущие таковой.

Вред может быть причинен истцу любым сотрудником учреждения (организации) здравоохранения, которое ему оказывало медицинскую помощь. Определение небрежности персонала может быть простым в некоторых делах, но в других дать правильную квалификацию весьма сложно. Часто встает вопрос: кто несет ответственность из довольно большого персонала клиники, которая может включать врача общей практики, консультанта, других специалистов больницы, а также младший медицинский персонал? Определение причинной связи между предполагаемой небрежностью персонала, которая якобы стала причиной вреда, и самим вредом также может быть в некоторой степени сложно. Иск может быть подан непосредственно против самого врача, когда имеются основания предполагать небрежность с его стороны. В некоторых странах врач один несет полную ответственность за лечение своих пациентов и ответственность не может быть возложена на учреждение здравоохранения (клинику), если только данное учреждение не вмешивалось в процесс лечения врачом своего пациента. Однако в судебной практике все чаще возникают дела, когда клиника также привлекается к ответственности за деяния одного из своих сотрудников. Ситуация усложняется, если врачебная ошибка имела место после того, как, например, врач-терапевт направил пациента для дальнейшего лечения к другим специалистам. Если вред причинен сотрудником клиники, то пациент может использовать несколько возможностей для защиты своих нарушенных прав: подать исковое заявление против конкретного физического лица (врача), со стороны которого, по его мнению, имело место нанесение вреда, против клиники или против обоих, привлекая клинику в качестве соответчика. На практике многие иски подаются против учреждений здравоохранения (клиник). Ответственность учреждения (клиники) базируется на: обязанности клиники оказывать медицинскую помощь пациентам; обязанности клиники нести солидарную ответственность за небрежность своих сотрудников.

Вопрос о солидарной ответственности клиники в настоящее время остается спорным и дискуссионным не только в юридической литературе, но и в судебной практике. Нужно сказать, что решение этого важного вопроса зависит также от системы здравоохранения, принятой в соответствующем государстве, от того, каким образом регулируются отношения пациент-врач в частном секторе законодательством соответствующего государства. Так, если говорить о России, то в настоящий момент правильнее будет выделить солидарную ответственность клиники за действия или бездействие своего врача. Вместе с тем новые положения гражданского законодательства и нормативных актов, регулирующих оказание медицинских услуг на платной основе, позволяют при выполнении соответствующих условий возложить всю ответственность за врачебную ошибку на врача и освободить клинику от солидарной ответственности. Данный вопрос не раз рассматривался на самом высоком уровне в судебной практике и стран англо-американской системы права, где подход к нему более гибкий.

В австралийском деле Эллис против Районной Больницы Уоллсенд суд большинством голосов решил, "...что клиника несет солидарную ответственность в тех случаях, когда пациент может обратиться прямо в клинику за лечением или консультацией. Такой ответственности не возникает, когда клиника просто предоставляет услуги, которые врач может использовать при лечении своих пациентов...". В другом деле Апелляционный суд Онтарио решил, что "...обязанности клиники не ограничиваются простым наймом компетентного персонала...".

При установлении того, имела ли место небрежность, суды придерживаются тех же определений, которые они используют при рассмотрении любых других гражданских исков или уголовных дел. Главный вопрос, на который нужно ответить судье, - имело ли место ненадлежащее исполнение стороной своих обязательств. Иными словами, было ли лечение, примененное врачом (клиникой), ниже того стандарта лечения, который установлен законом, и, следовательно, можно ли говорить о наличии деликта или уголовно наказуемого деяния. Главная и самая трудная задача, которую должен решить истец, - это бремя доказывания того, что небрежность врача стала причиной нанесенного ущерба. Как правило, задача эта весьма трудновыполнимая. Практика показывает, что пациенту, пытающемуся добиться успеха в процессе против врача, придется столкнуться с гораздо большими трудностями, чем при участии в любом ином судебном процессе о причинении вреда. Анализ судебной практики стран Западной Европы, где медицинское право и прецедентная практика более развиты, показывает, что суды выносят решение в пользу истца, присуждая определенную сумму, примерно в 30-40% дел по сравнению с 86% общего количества всех остальных дел.

8.2 Вопрос о "достаточно подготовленном враче"

Суды неоднократно обсуждали этот важный вопрос, который напрямую связан с врачебной ошибкой, - вопрос о стандарте медицинского ухода и предполагаемых профессиональных навыках, которые ожидаются от врача. Вновь обратимся к зарубежной судебной практике.

Еще в 1838 г. в Англии было вынесено интересное решение. Судья Тиндалл, который рассматривал дело о врачебной ошибке, заявил: "Каждое лицо, приобретающее профессию, берет на себя бремя осуществления данной профессии с определенной степенью умения и прилежности. Но при этом такое бремя не подразумевает того, что данное лицо, например адвокат, берет на себя обязательство выиграть дело своего клиента. Так и профессионализм хирурга не подразумевает того, что при любых обстоятельствах он выполнит лечение на самом высоком профессиональном уровне, абсолютно исключая негативные последствия..." Эта цитата весьма важна для правоприменительной практики, а само решение за почти 200 лет не потеряло своего практического значения. Данный прецедент был применен почти через сто лет в другом прецедентном деле - R v. Bateman, в котором суд пояснил: "Если лицо представляет себя обладающим специальными знаниями и навыками перед своим пациентом, то данное лицо обязуется перед этим пациентом проявить должный профессионализм при осуществлении лечения... но присяжные не должны понимать это как обязанность проявить самый высокий профессиональный уровень, равно как указание на отсутствие ответственности за низкий профессионализм..." Таким образом, врач не является специалистом, гарантирующим абсолютное выздоровление, и не является профессионалом высочайшего мастерства. Но тогда встает вопрос: каким же требованиям и какому уровню должен он отвечать? И снова мы можем найти ответ на этот вопрос в судебной практике английских судов - ответ, ставший классическим, дал судья Макнейр в деле Болам против Администрации Больницы Фрим: "...профессиональные навыки врача могут быть определены с помощью специального теста...человек не обязан обладать высочайшим уровнем мастерства с риском того, что его сочтут небрежным... Действующее право гласит, что вполне достаточно, если он применяет уровень мастерства, обычный для рядового специалиста, практикующего в данной области..."