Правовое регулирование применения вооруженных сил в современном международном праве

ГЛАВА 3. РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ В СИСТЕМЕ КОЛЛЕКТИВНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Роль региональных организаций б системе коллективной безопасности, предусмотренной Уставом ООН, рассматривается в настоящей главе в двух аспектах: в плане их целей и возможных действий по поддержанию международного мира и безопасности и в плане наличия или отсутствия у них компетенции принимать решения о принудительных действиях против одного из государств, расположенного в данном регионе, особенно о действиях, связанных с использованием вооруженных сил.

1. Региональные соглашения и органы

Глава VIII Устава ООН, озаглавленная «Региональные соглашения», в своей основной применительно к существу понятий «региональное соглашение» и «региональный орган» ст, 52 устанавливает:

<1. Настоящий Устав ни в коей мере не препятствует существованию региональных соглашений или органов для разрешения таких вопросов, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности, которые являются подходящими для региональных действий, при условии, что такие соглашения или органы и их деятельность совместимы с Целями и Принципами Организации.

2. Члены Организации, заключившие такие соглашения или составляющие такие органы, должны приложить все свои усилия для достижения мирного разрешения местных споров при помощи таких региональных соглашений или таких региональных органов до передачи этих споров в Совет Безопасности.

3. Совет Безопасности должен поощрять развитие применения мирного разрешения местных споров при помощи таких региональных соглашений или таких региональных органов либо по инициативе заинтересованных государств, либо по своей собственной инициативе,

4. Настоящая статья ни в коей мере на затрагивает применения статей 34 и 35к

Таким образом, в этой статье речь идет в общем и целом о мирном разрешении межгосударственных споров или ситуаций некоего местного характера с помощью неких местных (региональных) средств. В Принципе это можно лишь приветствовать. Но применительно к детаяям возникает ряд недоуменных вопросов, в частности у автора настоящего труда

Прежде всего, в ст. 52 Устава ООН речь идет о соглашениях между государствами, бесспорно касающихся мирного разрешения возникающих между ними споров (и ситуаций). Но такие соглашения, двустороннего, многостороннего или универсального характера (в кодификационных, универсального характера конвенциях), коих великое множество, в принципе не изобретают каких-то особых средств мирного разрешения споров, а указывают именно те из них, в частности перечисленные в ст. 33 Устава ООН, к которым государства будут прибегать по обоюдному согласию, в том числе на определенной стадии разрешения спора они соглашаются прибегать к посредничеству, арбитражу или международному суду. Иначе говоря, такие соглашения лишают стороны в споре свободы выбора ими того или иного средства мирного разрешения спора. Они, заключив соответствующее соглашение, обязываются его разрешить в конечном итоге с помощью указанного в соглашении конкретного средства, в свою очередь часто обязывающего характера. Классический тому пример - обязательная юрисдикция Международного суда ООН по правовым спорам в силу условий ст, 36 Статута Международного суда.

Представляется также бесспорным, что Устав ООН и международное право ни в коей мере не препятствуют государствам заключать соглашения о мирном разрешении их международных споров, притом любые применительно к числу участников, а не только некие «региональные» соглашения. Заключив же такое соглашение, государства должны прибегать прежде всего к выполнению его положений. И это безусловно должны учитывать как Организация Объединенных Наций, так и региональные международные организации.

Поэтому, с нашей точки зрения, упоминание в ст. 52 и в главе VIII Устава ООН о региональных соглашениях совершенно неоправданно. Оно иррационально в том смысле, что не охватывает все возможные правомерные соглашения о мирном разрешении межгосударственных споров, выделяя из их числа только некие региональные соглашения.

Другое дело - региональные органы (в английском тексте Устава ООН - agencys, во французском - organismes, т.е. более широкие термины-понятия). Такие в широком смысле слова международные органы или, иначе, международные организации вполне могут быть наделены в силу их учредительных актов функциями и полномочиями, отноорщимися к поддержанию международного мира и безопасности, в частности и в особенности функциями и полномочиями мирного разрешения местных споров, как это следует из п. 2 ст. 52 Устава ООН. И ничто в Уставе этому, естественно, не препятствует.

Однако такие международные органы, практически - международные организации, должны отвечать определенным критериям, вытекающим из положений ст. 52 Устава ООН.

Во-первых, эти органы или организации должны носить широкий региональный характер, т.е. объединять в своем составе все или подавляющее большинство государств данного географического региона. Конечно, государства могут создавать международные органы или организации в целях взаимного сотрудничества в той или иной сфере их взаимоотношений на субрегиональном или каком-то локальном уровне и наделять их, в частности, полномочиями по мирному урегулированию споров между ними. Но учитывать деятельность таких локальных органов и поощрять их усилия по мирному разрешению международных споров Организации Объединенных Наций было бы, очевидно, достаточно трудно и вряд ли целесообразно, что, однако, вовсе не означает, что любая деятельность государств по мирному разрешению международных споров не должна приветствоваться.

Во-вторых, региональный в вышеуказанном смысле орган (организация) должен быть наделен полномочиями по мирному разрешению *«местных споров». Слово «местный» в данном случае не может означать ничего иного, как спор между государствами - участниками данного органа, ибо присвоить себе компетенцию разрешения споров между государством-участником и любым третьим государством означало бы для данного органа претензию подменить собой всемирную организацию по поддержанию международного мира и безопасности в лице Организации Объединенных Наций.

Слово «местный» не означает, в частности, что речь идет о спорах, продолжение которых не составляет угрозы международному миру и безопасности, ибо компетенция расследовать любой спор, в том числе «местный», или любую ситуацию для определения того, не может ли продолжение этого спора или ситуации угрожать поддержанию международного мира и безопасности, принадлежит Совету Безопасности (ст. 34 Устава ООН).

В итоге под местными спорами в соответствии со ст. 52 Устава ООН следует понимать любые споры между государствами - участниками данного регионального органа (организации).

Однако обязанность государства - участника регионального органа разрешать свой спор с другим государством-участником с помощью этого регионального органа не может, очевидно, рассматриваться ни Как абсолютная, ни как приоритетная. Если оба государства - стороны местного спора свободны от обязательства разрешать свой спор прежде всего с помощью данного регионального органа, т.е. учредительный акт Регионального органа такого обязательства не предусматривает, то они свободны избрать любое средство разрешения этого спора по своему выбору в соответствии с Уставом ООН и международным правом. Если же они связаны между собой двусторонним или многосторонним обязательством разрешать при определенных условиях свой спор с помощью обязательной юрисдикции определенного международного органа - арбитража, специального международного суда или Международного суда ООН, то, очевидно, приоритет разбирательства спора должен принадлежать органу такой обязательной юрисдикции.

2. Принудительные действия по уполномочию Совета Безопасности

Статья 53 Устава ООН гласит:

«1. Совет Безопасности использует, где это уместно, такие региональные соглашения или органы для принудительных действий под его руководством. Однако никакие принудительные действия не предпринимаются, в силу этих региональных соглашений или региональными органами, без полномочий Совета Безопасности, за исключением мер, предусмотренных статьей 107, против любого вражеского государства, как оно определено в пункте 2 настоящей статьи, или мер, предусмотренных в региональных соглашениях, направленных против возобновления агрессивной политики со стороны любого такого государства, до того времени, когда на Организацию, по просьбе заинтересованных правительств, может быть возложена ответственность за предупреждение дальнейшей агрессии со стороны такого государства.

2. Термин «вражеское государство», как он применен в пункте 1 настоящей статьи, относится к любому государству, которое в течении Второй Мировой Войны являлось врагом любого из государств, подписавших настоящий Устав*.

Приступая к рассмотрению положений этой статьи, прежде всего укажем, что ныне нет смысла рассматривать предусмотренные в п. 1 исключения в отношении мер против возобновления агрессивной политики бывшими вражескими государствами, особенно главными агрессорами во второй мировой войне - Германией и Японией, так как на региональном уровне они явно малоперспективны. К тому же речь в таком случае пойдет о предотвращении развязывания третьей миро вой войны.

Итак, рассматриваются первая фраза п.1 ст. 53 и вторая его фраз; до слов «за исключением мер...

Прежде всего возникает при этом вопрос, при каких условиях, т.е юридических фактах, вступают в силу положения указанных двух фраз. Ответ на такой вопрос достаточно очевиден: Совет Безопасности установил наличие угрозы миру, нарушения мира или акта агрессии со стороны какого-либо государства и решил, допустим, применить против этого государства принудительные действия, не связанные с использованием вооруженных сил.

Об использовании каких именно региональных соглашений Сове том Безопасности может в таком случае идти речь? Опять же очевидно о соглашениях, предусматривающих обязательство государств-участников подчиняться соответствующим решениям Совета Безопасности и добросовестно их выполнять.

Какое решение должен в свою очередь принять в таком случае ре тональный орган? Решение о том же.

Остается задать риторический вопрос: кому и зачем нужны таки< соглашения и такие решения?

Далее допустим, что Совет Безопасности в ранее обозначенном слу чае принял решение о принудительных действиях с использованием вооруженных сил.

Какие региональные соглашения Совет Безопасности может в этом случае логически использовать для действий под его руководством? Очевидно, соглашения о предоставлении в его распоряжение вооруженных сил государств - участников соглашения. Но такие соглашения должны заключаться между Советом Безопасности и членами или группами членов Организации Объединенных Наций в соответствии со ст. 43 Устава ООН. Решения региональных органов (организаций) должны приниматься в этом случае о том же, если исходить из того, что данный региональный орган ( организация) правомочен такое решение принять.

Возникает опять же риторический вопрос: кому и зачем нужны такие соглашения или такие решения?

Если вышеприведенное логическое толкование рассматриваемых положений ст. 53 Устава ООН справедливо, в чем сам автор не сомневается, то общим заключением такого рассмотрения неизбежно будет утверждение, что ст. 53 Устава ООН не предусматривает логически обоснованных ситуаций неиспользования Советом Безопасности региональных органов или соглашений для принудительных действий, т.е. в этой части она недейственна и бесполезна.

Вместе с тем сохраняет свою полную силу и действенность положение ст. 53 Устава ООН о запрещении каких-либо принудительных действий в силу региональных соглашений или региональными органами без полномочий на то от Совета Безопасности. И это, по нашему мнению, главное значение ст. 53 Устава ООН.

В этой связи требуется рассмотреть две конкретные ситуации в практике международных отношений: во-первых, договоры о коллективной обороне, заключенные членами региональных организаций; во-вторых, ссылки государства (государств), применившего вооруженную силу против другого государства, в оправдание своих действий на решение региональной организации.

Так, государствами - членами Лиги арабских государств в 1950 г. был заключен Договор о совместной обороне и экономическом сотрудничестве, рассматриваемый ими как дополнение к Пакту Лиги, в рамках которой действуют соответствующие органы - Военный комитет и Совет совместной обороны.

В свою очередь, американскими государствами в 1947 г., т.е. еще до принятия Устава ОАГ в 1948 г., в Рио-де-Жанейро был заключен Межамериканский договор о взаимной помощи, нашедший отражение в Уставе ОАГ, особенно после реформы последнего в 1967 г.

Мы отвлекаемся, однако, от детального анализа положений вышеуказанных договоров, отсылая по этому вопросу к обширной отечественной и зарубежной международно-правовой доктрине. Для нас важно установить нижеследующее.

Прежде всего эти договоры не имеют никакого отношения к полномочиям региональных организаций, поскольку, в частности, не содержат каких-либо указаний на то, что вооруженные силы участвующих в них государств могут применяться лишь по уполномочию на то от Совета Безопасности.

Следовательно, соответствующее применение вооруженных сил может основываться лишь на так называемом праве на коллективную

самооборону по ст. 51 Устава ООН. И в этом случае действительно все изложенное по этому поводу в главе 2. Повторим здесь лишь наш общий вывод о том, что соглашения о «коллективной самообороне» в корне подрывают предусмотренную Уставом ООН систему коллективной безопасности со всеми вытекающими из этого негативными последствиями.

Поэтому любые ссылки государства (государств) на то, что оно якобы обоснованно применило свои вооруженные силы против другого государства в силу положений о том региональной организации, явно несостоятельны и противозаконны.

Проиллюстрируем это на примере Организации американских государств, не вдаваясь в детали соответствующего юридического анализа и избегая политико-правовой оценки конкретных случаев, имевших место в практике этой организации - военно-политического союза.

Так, согласно Уставу ОАГ (ст. 1), «в рамках (within) Объединенных Наций Организация американских государств является региональным органом». Следовательно, в качестве такового она не может предпринимать никаких принудительных действий без полномочий на то от Совета Безопасности.

В то же время, в соответствии с Межамериканским договором о взаимопомощи 1947 г. (несколько измененным впоследствии), ОАГ является одновременно военно-политическим союзом или блоком, якобы основывающимся на праве на коллективную самооборону в силу ст. 51 Устава ООН. Так, ст. 3 Межамериканского договора гласит:

«1. Высокие Договаривающиеся Стороны соглашаются, что вооруженное нападение любого государства на американское государство должно рассматриваться в качестве нападения на все американские государства и, соответственно, каждая из Договаривающихся Сторон окажет содействие в отражении этого нападения в осуществление неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону, признанную статьей 51 Устава Объединенных Наций.

2. По просьбе государства или государств, непосредственно подвергшихся нападению и до решения Консультативного Органа Межамериканской системы, каждая из Договаривающихся Сторон может решить предпринять срочные меры, которые оно может индивидуально применить для выполнения обязательства, изложенного в предшествующем параграфе и в соответствии с принципом континентальной солидарности. Консультативный Орган должен немедленно собраться в целях рассмотрения этих мер и согласования мер коллективного характера, которые должны быть предприняты.

3. Положения настоящей статьи должны применяться в случае любого нападения, которое имеет место в пределах района, обозначенного в статье 4, или в пределах территории какого-либо американского государства. Когда нападение имеет место за пределами указанного пространства, должны применяться положения статьи 6.

4. Меры самообороны в соответствии с настоящей статьей могут предприниматься до тех пор, пока Совет Безопасности Объединенных Наций не предпримет меры, необходимые для поддержания международного мира и безопасности».



Глава 4. СОГЛАСИЕ ГОСУДАРСТВА НА ПРИМЕНЕНИЕ НА ЕГО ТЕРРИТОРИИ ИНОСТРАННЫХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ

1. Вопрос о применении вооруженных сил одного государства

Вопрос о применении вооруженных сил одного государства на территории другого государства достаточно сложный, не имеющий однозначного ответа, в том числе в условиях согласия на то этого другого государства. Поэтому прежде всего необходимо исключить из сферы его рассмотрения вполне правомерные ситуации.

Такими ситуациями являются действия вооруженных сил государства (государств) на территории третьего (не вовлеченного в конфликт) государства с его согласия в соответствии с решением Совета Безопасности о принудительных действиях с использованием вооруженных сил. Речь идет, в частности, о согласии в необходимых случаях третьего государства предоставить в соответствия со ст, 42 Устава ООН право прохода по своей территории вооруженных сил, действующих под руководством Совета Безопасности.

Другим таким правомерным случаем является согласие государства на пребывание и деятельность на его территории по решению Совета Безопасности контингентов сил по поддержанию мира. Это особый случай, в подробности рассмотрения которого мы не вдаемся.

В общем и целом из рассмотрения исключаются правомерные случаи применения вооруженных сил в интересах международного сообщества государств по решению и под руководством Организации Объединенных Наций, когда на то требуется согласие того или иного государства.

Наконец, в межгосударственных отношениях могут возникнуть обстоятельства, исключающие противоправность деяния государства. Они рассмотрены и сформулированы в главе V Проекта статей об основаниях международной ответственности государств, разработанного Комиссией международного права ООН.

Автор участвовал в разработке указанного Проекта Комиссии и изложил свои соображения о нем с учетом комментариев Комиссии в одном из своих трудов*. Здесь же отметим нижеследующее.

¹ См,:УшаковНЛ. Основания международной ответственности государств. М., 1983.

2. Согласие государства, исключающее противоправность деяния другого государства

Согласно общим, исходным принципам международной ответственности государств, сформулированным в Проекте Комиссии, всякое международно-противоправное деяние государства влечет за собой международную ответственность этого государства. Международно-противоправное деяние налицо всякий раз, когда государство своим поведением нарушает лежащее на нем международное обязательство. Из этих основополагающих принципов не может быть никаких исключений.

То же самое относится и к принципиальным основам установления наличия международно-противоправного деяния. До тех пор пока международное обязательство действительно для государства и своим поведением это государство его нарушает, всякий раз должно констатироваться наличие международно-противоправного деяния.

Однако существуют обстоятельства, когда противоправность деяния исключается именно в силу наличия определенных конкретных обстоятельств, делающих невыполнимыми необходимые условия констатации наличия международно-противоправного деяния.

При этом очевидно, что отсутствие в конкретном случае противоправности деяния автоматически исключает как следствие международную ответственность государства или не влечет таковой.

Обстоятельства, исключающие противоправность деяния, должны быть юридически значимыми и, соответственно, определяться юридическими правилами, которые и сформулированы в главе V Проекта Комиссии.

Таковы некоторые общие соображения об обстоятельствах, исключающих противоправность деяния государства.

Интересующая нас ст. 29 Проекта гласит:

3. Юридические рамки (пределы) согласия

Прежде всего ограничим рамки рассмотрения обозначенного в заглавии этого параграфа вопроса.

В начале настоящей главы было отмечено, что из рассмотрения исключаются правомерные случаи действия вооруженных сил в общих интересах международного сообщества государств по решению и под руководством Совета Безопасности с согласия данного государства.

Могут иметь место и другие правомерные действия континтентов вооруженных сил другого государства на территории данного государства с его согласия и под его руководством. Такие ситуации предусмотрены, в частности, в ст. 9 вышеуказанного Проекта статей об основаниях международной ответственности государств, принятого Комиссией международного права. Эта статья, озаглавленная -«Присвоение государству деяний органов, переданных в его распоряжение другим государством или международной организацией*, гласит:

«Таким же образом должно в соответствии с международным правом рассматриваться как деяние государства поведение органа другого государства или международной организации, предоставленного последними в распоряжение этого государства, при условии, что указанный орган действовал, осуществляя определенные прерогативы государственной власти государства, в распоряжении которого он находится»-.

Не вдаваясь в подробности толкования этой статьи Подробнее см Ушаков НА Основания международной ответственности государств, укажем, что таким «органом», переданным в распоряжение другого государства, может с успехом быть контингент вооруженных сил данного государства, направленный на территорию другого государства с его согласия для действий под его руководством, например для преодоления последствий стихийного или иного бедствия или для иных вполне правомерных действий. В этом случае такой контингент действует так, как если бы он был органом государства, в распоряжении которого он находится. И ответственность за международно-противоправные деяния такого контингента несет последнее государство.

Если такие случаи исключить, то подлежат рассмотрению ситуации, когда вооруженные силы государства находятся на территории другого государства и/или применяются им якобы с согласия первого государства.

Такие ситуации предусмотрены, в частности, положениями п. «е» и «1> ст. 3 Определения агрессии, принятого единогласно Генеральной

Ассамблеей ООН и выражающего тем самым общее согласие международного сообщества государств в целом.

Любое из следующих действий, независимо от объявления войны, с учетом и в соответствии с положениями ст. 2 (о которых подробно говорилось ранее в главе 2), будет квалифицироваться в качестве акта агрессии:

«.. е) применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращении действия соглашения».

Положения п. «е» ст. 3 Определения агрессии порождают, как представляется, двоякую реакцию.

Во-первых, в ней как бы возводится в норму нахождение вооруженных сил государства на территории другого государства «по соглашению с принимающим государством». Что это за соглашение? Если это соглашение о так называемой коллективной самообороне, то, как показано автором в главе 2, оно противоречит системе коллективной безопасности в соответствии с Уставом ООН, подрывает ее и, соответственно, противоправно. Если же такое соглашение прямо или косвенно предусматривает возможность применения вооруженных сил другим государством для вооруженного вмешательства во внутренние события в принимающем государстве, то оно тем более противоправно, поскольку это запрещается принципами неприменения силы или угрозы силой и невмешательства во внутренние дела другого государства.

Во-вторых, п. «е» ст. 3 запрещает государству, о котором в нем идет речь, применять свои вооруженные силы «в нарушение условий, предусмотренных в соглашении», или сохранять свое вооруженное присутствие на территории другого государства «по прекращении действия соглашения», что в какой-то мере ограничивает возможность использования согласия принимающего государства в противоправных целях, поскольку может быть квалифицировано как акт агрессии.

В свою очередь п. «Ь ст. 3 устанавливает, что акт агрессии могут составить:

«...f) действия государства, позволяющего, чтобы его территория, которую оно предоставило в распоряжение другого государства, использовалась этим другим государством для совершения акта агрессии против третьего государства».

Положения этого пункта четко устанавливают, что согласие государства на использование его территории вооруженными силами дрУ" того государства для совершения акта агрессии против третьего государства не только противоправно, но и является актом агрессии.

Рассмотрим, наконец, общую норму о пределах возможного согласия государства на совершение деяния другим государством, не соответствующего международному обязательству этого другого государства. Она составляет содержание первой фразы п. 2 ст. 29 Проекта Комиссии международного права и гласит, что положения п. 1 о согласии не применяются, -«если данное обязательство вытекает из императивной нормы общего международного права». Иными словами, управомоченное государство не может давать согласия на совершение обязанным государством какого-либо деяния или его согласие является юридически ничтожным, если данное деяние противоречит обязательству государств в соответствии с той или иной императивной нормой общего международного права.

Вторая фраза рассматриваемого пункта, как уже отмечалось, текстуально воспроизводит положения ст. 53 Венской конвенции о праве международных договоров «для целей настоящего Проекта статей»-.

Комиссия международного права отметила в своем комментарии к п. 2 ст. 29, что поведение государства, противоречащее обязательству, возложенному на него нормой jus cogens, является единственным подлинным исключением из общего принципа согласия как обстоятельства, исключающего противоправность такого поведения. Несомненно, что существование норм jus cogensоказывает воздействие на этот принцип. Если признается наличие в международном праве норм jus cogens, т.е. императивных норм, отклонение от которых недопустимо, необходимо также признать, что поведение государства, не соответствующее обязательству, возложенному на него той ли иной из этих норм, должно квалифицироваться как международно-противоправное деяние, даже если потерпевшее государство дало свое согласие на осуществление такого поведения. Нормы jus cogens являются правилами, неприменимость которых к определенным государствам не может быть установлена путем отдельных соглашений. Иначе говоря, они в силу своей природы делают бесполезными попытки двух государств заменить их в своих взаимоотношениях другими нормами, не имеющими того же содержания. Следовательно, они не могут затрагиваться отдельными соглашениями между государством, осуществляющим поведение, не соответствующее обязательству, созданному императивной нормой, и государством, которое дало на это свое согласие.

Вернемся, однако, к вопросу о том, почему применение вооруженных сил обязанным императивной нормой государством на территории управомоченного этой нормой другого государства является противоправным даже при наличии на то согласия этого другого государства.

Нам представляется, что в этом случае нарушаются прежде всего три императивные нормы - основные принципы современного между-

народного права, воплощенные в Уставе ООН, каждый в отдельности и все вместе, а именно: принцип неприменения силы или угрозы силой в межгосударственных отношениях, принцип невмешательства в дела, входящие во внутреннюю компетенцию любого государства, и принцип равноправия и самоопределения народов.

О первом из этих принципов подробно говорилось в главе 1. И применение своих вооруженных сил государством на территории другого государства, даже при наличии на то согласия этого другого государства, явно и безусловно его нарушает, ибо единственным общепризнанным исключением из этой императивной нормы является индивидуальная самооборона, о чем подробно говорилось в главе 2. К данной же ситуации последняя никакого отношения не имеет, поскольку ссылки на согласие потерпевшего государства в отношении применения самообороны данным государством были бы по меньшей мере странными.

Далее, обычно правительство (в широком смысле) данного государства обращается к другому государству с призывом применить свои вооруженные силы или по меньшей мере дает на то свое согласие в целях поддержания того общественного или государственного строя, которому угрожают внутренние события, или когда такие события угрожают сохранению власти данным правящим режимом. При этом не вызывает сомнения, что применение вооруженных сил другим государством на территории данного государства, даже с согласия последнего, является наиболее тяжким нарушением принципа невмешательства, устанавливающим в соответствии с Декларацией 1970 г., что ни одно государство или группа государств не имеет права вмешиваться прямо или косвенно по какой бы то ни было причине во внутренние и внешние дела другого государства и что вооруженное вмешательство и все другие формы вмешательства являются нарушением международного права.

В свою очередь вооруженное вмешательство государства во внутренние дела другого государства составляет тяжкое нарушение права народа этого другого государства свободно определять свой политический статус и осуществлять свое экономическое и культурное развитие, как этого требует принцип равноправия и самоопределения народов.

Наконец, в связи с императивными нормами следует обратить внимание на то, что применение вооруженных сил государством на территории другого государства, независимо от согласия этого другого государства, при определенных условиях может квалифицироваться как международное преступление государства, как это определено в ст. 19 Проекта статей об основаниях международной ответственности государств, принятого Комиссией международного права. Пункт 2 этой



ГЛАВА 5. НЕДОПУСТИМОСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ ГОСУДАРСТВОМ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ДЛЯ ЗАЩИТЫ СВОИХ ГРАЖДАН ЗА ГРАНИЦЕЙ

Принципиальная недопустимость применения вооруженных сил государством на территории другого государства в целях защиты своих граждан, международно признанные права которых нарушаются действиями этого другого государства или не обеспечиваются им, вытекает из предшествующего рассмотрения, в частности даже в случае согласия на то этого государства.

Однако это вовсе не означает, что в какой-то конкретной ситуации тяжкого и массового нарушения прав иностранцев на территорий данного государства международное сообщество государств в лице Организации Объединенных Наций не может усмотреть в этом угрозу международному миру и предпринять соответствующие действия, включая использование вооруженных сил. Так, п. 7 ст. 2 Устава ООН, излагающий принцип невмешательства в дела, по существу, входящие во внутреннюю компетенцию любого государства, в заключительной своей части содержит положение о том, что «этот принцип не затрагивает принудительных мер на основании Главы VII».

Вместе с тем ограничиться вышесказанным вряд ли возможно и целесообразно, ибо интересующий нас вопрос следует, очевидно, рассмотреть в контексте общих условий защиты государством своих граждан, находящихся на территории другого государства, т.е. в контексте межгосударственных отношений.



1. Условия защиты государством своих физических или юридических лиц

Соответствующие условия ныне в общем виде определены в ст. 22 Проекта статей об основаниях международной ответственности государств, принятого Комиссией международного права. Статья устанавливает:

«Если поведение государства создало ситуацию, не соответствующую результату, предусмотренному международным обязательством о соответствующем обращении с иностранными физическими или юридическими лицами, но из указанного обязательства следует, что данный или эквивалентный результат может, тем не менее, быть обеспечен последующим поведением государства, нарушение этого обязательства налицо лишь в том случае, если данные физические или юридические лица безуспешно исчерпали доступные им эффективные внутренние возможности в целях достижения предусмотренного этим обязательством соответствующего обращения, или, если это было недостижимо, эквивалентного обращения».

Таким образом, приведенная статья непосредственно касается международных обязательств государства об обращении с иностранными физическими или юридическими лицами, т.е. лицами иной национальной (государственной) принадлежности, находящимися на его территории или под его юрисдикцией. Нарушение этих обязательств в условиях, указанных в статье, влечет международную ответственность данного государства и, соответственно, право управомоченного государства на защиту своих физических или юридических лиц допустимыми международным правом мерами.

Однако цитированная статья весьма сложна для толкования и применения. Недаром она сопровождается весьма обширным комментарием Комиссии международного права. Приведем в своем собственном изложении основные, на наш взгляд, положения этого комментария.

Прежде всего Комиссия сочла уместным из всего необозримого числа ситуаций специально выделить те, которые не соответствуют результату, предусмотренному международным обязательством об обращении с иностранными физическими и юридическими лицами. Это было сделано с учетом их практической частоты, а также принимая во внимание специфический характер, выражающийся, в частности, в необходимости учесть некоторые дополнительные условия для констатации факта их нарушения.

Согласно Проекту Комиссии, под термином «международное обязательство результата» понимается международное обязательство государства, предусматривающее обеспечение определенного результата свободно избранным им средством. Последним оно отличается от «международного обязательства поведения», которое предусматривает достижение цели обязательства специально установленным (нормой) поведением.

Далее, из положений ст. 22 вытекает, что речь идет о международном обязательстве в соответствии с нормами об обращении с иностранными лицами общего международного права, ибо если между двумя заинтересованными государствами существует по этому поводу специальное соглашение, то преимущественную силу, естественно, будут иметь положения этого специального соглашения, в частности и в отношении исчерпания внутренних возможностей в целях достижения предусмотренного международным обязательством соответствующего обращения с иностранными лицами. Соответственно условия предварительного исчерпания внутренних возможностей фигурируют, например, в п. 1 «с» ст. 41 Международного пакта о гражданских и политических правах и в ст. 5 Факультативного протокола к нему, в ст, 11 и 14 Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации.

Применительно к рассматриваемой статье важно также учитывать, что речь в ней идет об обязательствах государства перед другим государством в пользу физических и юридических лиц последнего и что в силу этих обязательств иностранным физическим и юридическим лицам должны предоставляться определенные права или преимущества в сфере внутреннего правопорядка обязанного государства. Поэтому вполне обосновано, что управомоченные внутренним правопорядком соответствующие субъекты - иностранные физические или юридические лица должны использовать существующие внутренние возможности в целях должного обеспечения своих прав, поскольку обращаться в компетентные органы внутреннего правопорядка могут только они, а не государство их национальной принадлежности.

Иначе говоря, исчерпание соответствующих возможностей иностранными юридическими или физическими лицами является предварительным необходимым условием того, чтобы государство их национальной принадлежности могло констатировать факт нарушения подлежащим государством своего международного обязательства и применить допустимые в международном плане меры, в частности обратиться к мерам дипломатической защиты своих потерпевших физических или юридических лиц. Несоблюдение этого предварительного условия может явиться противоправным вмешательством в дело обеспечения обязанным государством его внутреннего правопорядка, т.е. составить само по себе международно-противоправное деяние управомоченного государства.

Положения рассматриваемой статьи предусматривают необходимость исчерпания -«доступных» и «эффективных» внутренних возможностей. Пока для целей комментария (в дальнейшем, возможно, в самом Проекте) Комиссия указала, что термин «внутренние возможности» означает «возможности, которые открыты для частных физических или юридических лиц во внутреннем праве государства». Являются ли существующие для данного иностранного лица возможности действительно доступными и эффективными, надлежит, естественно, установить применительно к конкретному казусу и к конкретным обстоятельствам. Все это отражает специфику многих международных обязательств результата: существующая возможность обеспечить требуемый результат не только первоначально избранным поведением, но и последующим поведением обязанного государства, поскольку требуемый результат не стал окончательно недостижимым, например когда решение по делу, принятое первой внутригосударственной инстанцией, может быть дополнено или исправлено в результате обращения в вышестоящую инстанцию.

Международное обязательство результата может, кроме того, допускать или предусматривать не только возможность исправления последующим решением неприемлемых последствий первоначального, но и возможность достижения некоего эквивалентного результата. Последнее, в частности, касается ситуации, когда предусматривается возможность материальной компенсации нанесенного ущерба.

2. Меры защиты государством своих физических или юридических лиц

Приступая к рассмотрению в общем виде таких мер, необходимо, очевидно, прежде всего ограничить пределы такого рассмотрения рамками взаимоотношений по поводу возникшей международной ответственности между двумя государствами: потерпевшим и государством-правонарушителем, - ибо речь пойдет о допустимости или недопустимости применения тех или иных принудительных мер потерпевшим государством в отношении государства-правонарушителя.

Иначе говоря, из рассмотрения исключаются казусы столь тяжкого и массового нарушения прав иностранных физических или юридических лиц данной национальной принадлежности или любой иностранной принадлежности, когда Совет Безопасности устанавливает наличие угрозы международному миру или его нарушение и решает вопрос о принудительных мерах в соответствии со ст. 41 и 42 Устава ООН.

Опять же все это предполагает рассмотрение мер защиты государством своих физических или юридических лиц, находящихся на иностранной территории, в контексте современного международного права, т.е. в контексте системы коллективной безопасности в соответствии с Уставом ООН и с учетом признания наличия в международном праве норм jus cogens, отступление от которых в двусторонних взаимоотношениях недопустимо, в том числе между потерпевшим государством и государством-правонарушителем.

Между тем еще относительно недавно ситуация была существенно иной, о чем, видимо, следует упомянуть.Принцип (норма) о необходимости исчерпания внутренних возможностей для защиты своих прав иностранными физическими или юридическими лицами утверждался не только параллельно с нормами об обращении с такими лицами, но и в неразрывной связи с исключением из международно-правового обихода «правовых» оснований для их полного игнорирования или нарушения.

В самом деле, до тех пор, пока война являлась допустимым средством ultima ratio разрешения межгосударственных споров, государство могло прибегнуть к вооруженным действиям против другого государства, в том числе для защиты прав физических или юридических лиц его национальной принадлежности на территории этого другого государства.

До тех пор пока норма о невмешательстве во внутренние дела другого государства допускала возможность ее нарушения в силу «крайней необходимости», государство национальной принадлежности физических или юридических лиц, потерпевших в сфере юрисдикции другого государства, могло прибегнуть к любым мерам принуждения этого другого государства, вплоть до вооруженной интервенции, в целях защиты прав таких своих лиц.

До тех пор пока принцип равенства и самоопределения народов уживался с признанием законности существования колониальных и зависимых территорий, правомерным являлось установление или сохранение силой колониального господства.

Иначе говоря, до утверждения в международном праве основных его норм-принципов в современном их конкретном содержании и понимании как норм jus cogens, в частности и в особенности принципов неприменения силы или угрозы силой в межгосударственных отношениях, невмешательства в дела, входящие во внутреннюю компетенцию любого государства, равноправия и самоопределения народов и разрешения межгосударственных споров исключительно мирными средствами, вопрос о допустимых мерах защиты государством лиц его национальной принадлежности, находящихся на иностранной территории, не мог найти рационального решения.

Поэтому бесперспективно рассматривать имевшие место до указанной эволюции международного права казусы вмешательства государства во внутренние дела другого государства под предлогом защиты находящихся на территорий этого другого государства лиц его национальной принадлежности как якобы свидетельствующие о сложившихся в международной практике государств обычноправовых нормах, допускающих такое вмешательство и не поколебленных нормами Устава ООН или иных универсального характера договоров.

Такая точка зрения высказывается в трудах некоторых представителей западной международно-правовой доктрины, но не имеет сколько-нибудь распространенного хождения. Автор лишь упомянул о ней, не считая ее достойной опровержения. К тому же ныне достаточно бесспорно, что основные нормы-принципы современного международного права, имеющие характер нормjus cogens, являются также обычноправовыми нормами международного права, как это следует, в частности, из материалов Комиссии международного права и из соответствующих решений Международного суда ООН.

Возвращаясь к исходной проблеме рассмотрения - о допустимых в соответствии с современным международным правом мерах защиты государством своих физических и юридических лиц, находящихся не иностранной территории, - следует отметить следующее.

Право на такую защиту возникает у государства в случае нарушения другим государством своего международного обязательства об определенном обращении с иностранными физическими или юридическими лицами, т е. в ситуации наличия международно-противоправного деяния и международной ответственности за это такого другого государства. Совершенно ясно, что в подобной ситуации потерпевшее государство вправе прибегнуть к тем мерам международной ответственности, которые являются в межгосударственном плане возможными и допустимыми и которые названы в Проекте статей Комиссии международного права ответными мерами в отношении международно-противоправного деяния другого государства (ст. 30).

Однако, не вдаваясь в детали возможных положений второй части этого Проекта о видах и формах международной ответственности государств, можно указать такие конкретные меры, которые являются правомерными в случае международно-противоправного деяния государства, нарушившего свое международное обязательство об определенном обращении с иностранными физическими или юридическими лицами.

Так, например, в международном праве является общепризнанным право потерпевшего государства на дипломатическую защиту физических и юридических лиц его национальной принадлежности. Это, в частности, означает, что потерпевшее государство может обратиться по дипломатическим каналам к государству-правонарушителю с требованием пресечь данное правонарушение, восстановить соответствующих лиц в их правах, возбудить дела в отношении лиц, подозреваемых в совершении данного противоправного деяния, наказать лиц, виновных в его совершении, компенсировать нанесенный материальный ущерб и т.п.

Правда, такое право потерпевшего государства может оспариваться в случае, например, двойного гражданства данного физического лица или неясной национальной принадлежности данного юридического лица, но это, естественно, особый вопрос, который в данном случае является преюдициальным и не рассматривается.



ГЛАВА 6. НЕДОПУСТИМОСТЬ «ГУМАНИТАРНОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ»

Некоторые государства, применяя свои вооруженные силы на территории другого государства, в оправдание своего поведения ссылались, в частности, на то, что соответствующие действия предпринимались ими в защиту человеческих личностей в контексте так называемой гуманитарной интервенции.

Ссылки на такие обстоятельства в период после вступления в силу Устава ООН отвергались Организацией Объединенных Наций, как и любые иные сопутствующие им аргументы в пользу якобы правомерности применения государством своих вооруженных сил на территории другого государства. Иными словами, любое применение государством вооруженных сил в его взаимоотношениях с другими государствами является в современных условиях противоправным. Противоправна, в частности, и «гуманитарная интервенция» с использованием вооруженных сил.

Однако проблема «гуманитарной интервенции» существует. И она заслуживает широкого рассмотрения прежде всего в плане уяснения вопроса о том, что такое «гуманитарная интервенция» вообще, применим ли такой термин или понятие в современном международном праве и какова ныне ситуация с защитой в международном плане основных прав и свобод человека.

1. Понятие «гуманитарная интервенция»

Приступая к выяснению существа этого термина или понятия в соответствии с современным международным правом, необходимо отметить, что в международных актах современности, в том числе в общих (универсальных), локальных или двусторонних межгосударственных договорах, термин «гуманитарная интервенция» не употребляется. Во всяком случае нам такие акты не известны, и ссылок в литературе на такие акты мы не встречали. Другими словами, этот термин чужд современному международному праву. Соответственно, государства, прямо или косвенно ссылающиеся на допустимость «гуманитарной интервенции», толкуют это понятие, как им заблагорассудится.

Кроме того, бесполезно искать истоки права на «гуманитарную интервенцию» в прежнем, до учреждения Организации Объединенных Наций и последующего прогрессивного международно-правового развития, международном праве, когда, например, бесспорным правом на вмешательство, вплоть до вооруженного вмешательства, являлось вмешательство в дела -«нехристианских» или «нецивилизованных» государств, породившее режим капитуляций, консульскую юрисдикцию, международные сеттльменты и прочие институты вмешательства, в том числе «крайнюю необходимость».

Решительное возражение вызывает встречающееся в трудах некоторых представителей западной международно-правовой доктрины утверждение, что право «гуманитарной интервенции» сохранило свое значение в качестве обычноправовой нормы в силу неэффективности системы поддержания международного мира и безопасности. С таким же успехом можно тогда утверждать о правомерности существования колониальных и зависимых территорий, поскольку еще совсем недавно наличие таковых допускалось даже Уставом ООН.

Поэтому мы полагаем необходимым исходить из того толкования термина и понятия «гуманитарная интервенция», которое содержится в отечественной доктрине. Хотя здесь и привился термин «гуманитарная интервенция», но по-русски иностранной терминологии - humanitarian intervention (англ.) и intervation humanitaire (фр.) - больше бы соответствовал термин «гуманитарное вмешательство». Соответственно, применяется и термин «вооруженная интервенция».

Как бы то ни было, сущностный термин в этих случаях - «интервенция», квалифицирующий термин - «гуманитарная» и «вооруженная».

Согласно Словарю международного права См.: Словарь международного права. Изд. перераб и доп М , (986 С. 103-104., термин «интервенция» означает:

«...насильственное вмешательство одного государства или нескольких государств во внутренние дела другого государства, направленное против его территориальной целостности или политической независимости или каким-либо иным образом, несовместимым с целями и принципами Устава ООН. Различают интервенцию вооруженную, экономическую, дипломатическую. Наиболее опасной формой для дела мира и независимости страны, явившейся объектом посягательства, является вооруженное вмешательство, представляющее собой агрессию Курсивом выделены отсылки к соответствующему термину. Государство, подвергшееся интервенции, имеет право бороться против нее всеми доступными ему средствами, а также требовать возложения ответственности на осуществляющее интервенцию государство... Интервенция во всех ее видах и формах запрещена международным правовом современньш, что нашло свое отражение в Уставе ООН и в других многочисленных международных документах, договорах и соглашениях».

Отметим попутно, что в Словаре нет термина «вмешательство* и не упоминается в приведенном контексте термин «гуманитарная интервенция».

Вышеприведенное определение понятия «интервенция», по нашему мнению, явно неудовлетворительно. Так, в частности, оно оперирует в качестве базового термином «насильственное вмешательство» в отличие, видимо, от некоего «ненасильственного вмешательства», все виды и формы «насильственного вмешательства» объявляются запрещенными современным международным правом и допускается применение государством любых доступных ему средств, включая, видимо, применение вооруженных сил, для противодействия любой форме или виду интервенции, т.е. «насильственного вмешательства».

...