Правовой статус органов юстиции Республики Казахстан

Как дань особого уважения к заслугам биев в 1993 году был заложен на юге Казахстана в урочище Ордабасы парк, посвященный памяти трех великих биев-судей XVIII века - Толе би, Казыбека би и Айтеке би. Президент Республики Казахстан НА. Назарбаев в своей речи, произнесенной на торжествах по случаю открытия этого степного памятника, сказал: «Три великих бия сумели внушить народу великую истину: тот, кто на крутом перевале истории лишился единства, тот лишается и жизни. Три великих бия сумели образумить строптивых батыров трех жузов и собрать, сплотить народ воедино. Мудрость и прозорливость чествуемых ныне трех наших великих предков проявились именно в эту тяжкую пору... Они стали для казахов непреходящим символом единства, их страстные речи овладели умами потомков как изречения священных книг».1

Казахское правосудие, отправляемое биями, вобрало, можно сказать, все лучшее и ценное в идеалах средневекового кочевого общества казахов. Оно не было навязано народу со стороны, в том числе своими ханами, не было и пристройкой к базису кочевого общества. Оно имело глубокие корни в самом народе и олицетворяло его бытие и особенности развития. Само появление казахов на исторической арене Центральной Азии как этноса и носителя государственности связано больше с идеалами свободы и вольности, демократии и народовластия. Об этих особенностях генезиса казахов более подробно сказано в других статьях, включенных в данную книгу.

Бийское судебное право в своей общей части, или говоря иначе, в своих принципах и сути организации, деятельности наиболее предметно и концентрированно выражало, с одной стороны, идеалы демократии и народовластия в тех их формах, которые были возможны и присущи в рамках организованного кочевого общества средневековья, а с другой - опиралось больше на нормы высокой, очеловеченной морали. Именно последнее качество представляет особенность правосудия биев и определяет его место не только в национальном масштабе. В этом контексте бийская судебная система, можно сказать, опередила свою социально-экономическую основу, вобрав и выбрав из нее преимущественно общелюдские ценности и придав им довлеющее значение в своей деятельности.

Исходное начало и конечный результат суда биев, то есть его деятельность и предназначение расписывались и определялись нормами морали, ставшими обычно-императивными нормативами Материальные, нормативно-правовые процессуальные нормы для суда биев больше были инструментами достижения общеморальных целей.

Понятие «ар», что можно перевести как «честь, совесть», является наиболее довлеющим в моральных представлениях казахов-кочевников и в правосудии биев. Оно воспринималось казахами как естественное приложение к самой их жизни. Господствовала установка: «Духовное здоровье ценнее, чем богатство, а честь ценнее, чем духовное здоровье». Некоторыми авторами это переводится: «Богатством жертвуй ради жизни, жизнью жертвуй ради чести». Она передавалась поколениям с молоком матери. Об этом же говорит и другое наставление «Береги собственность, а еще больше береги честь». Эта народная, массовая мораль нашла выражение в правовых нормативах, которыми должны были руководствоваться бийские, ханские и аксакальские (третейские) суды: «Штраф (выкуп) за смерть мужчины - сто лошадей, а за оскорбление (нарушение) чести - одна тысяча лошадей». Первоносителем «ар» - достоинства, чести считался би. Это выражено в характеристике бия: «Если хан имеет трезвый ум сорока людей, то би имеет чистоту совести сорока людей».

Вслед за понятием «ар» - «честь» следует другое понятие «?ят» - «стыд», которому придается не только житейское, но и нормативное значение. В народе говорили «Стыд сильнее смерти» или «Нормальные люди довольствуются тем, что имеют, а люди, не имеющие стыда, пренебрегают своей честью», т. е. покушаются на свою честь. В казахском праве «Жаргы», на котором основано правосудие биев, имеются нормы «Только бесстыдные могут дать ложное показание», «Бесстыдные не могут приносить клятву». Смысл этой нормы: согласно правилам судопроизводства в случае отсутствия доказательств или недостаточности доказательств для установления вины ответчика судья-би прибегает к принесению клятвы как виду доказательства, назначив по согласию сторон клятвопринося-щего в лице честного человека, которому полностью выражают доверие участники судебного процесса. Норма «Бесстыдные не могут приносить клятву» предостерегает при этом от возможности ошибок, предупреждая, что «люди бесстыдные могут дать неправдивое показание».

В любом социально-культурном социуме такие понятия, как «справедливость» и «правда», являются основополагающими во взаимоотношениях людей, групп и сообщества. Однако в отношениях управления и власти эти понятия нередко могут быть и декларативными, и формальными. Суды биев публично и официально объявляют понятия «справедливость», «правда» основными критериями, которым они следуют и которыми они руководствуются в судебном процессе и при вынесении решений. Это ясно и выпукло выражено в наставлениях и установках, имеющих нормативное значение: «Только правда способна различить, что черно и что бело», «Если найдена правда, слова заканчивают свой путь»; «Нет бога выше правды». По идеалам кочевников-казахов, высшим олицетворением справедливости и правды являются бии и суд биев. Это передано в следующих установках: «Воспитанный в честности би - справедливый би»; «У справедливого бия не бывает родичей, а би, не соблюдающий этого принципа, теряет святость своего сана»; «Би, следующий правде, служит процветанию своего народа, а би с родственническими чувствами способствует захирению своего народа». Знаменитому Толе би из Среднего жуза приписывают слова «У бия, верного правде (справедливости), не бывает родичей, а у бия, склонного к взяткам, не бывает совести». Эта идея проводится и в другом ракурсе: «Ничтожен би, не следующий справедливости так же, как ничтожна семья без женщины».

Указанные моральные и нормативные принципы и установки, характеризующие биев как носителей судебной власти, и правосудие биев как таковое, в обществе имеют определенные рычаги и инструментарии реализации, от которых зависит овеществление идеалов судопроизводства. Они в совокупности объединены в триаде «Разум - святость слова - законность», каждая часть которой, кроме общего смысла, имеет свою специфическую трактовку адекватно условиям средневекового кочевого общества казахов. Эти три понятия считаются связанными, совокупными критериями оценки деятельности бия-судьи, и овладение ими для него является необходимым условием материализации морали справедливости и правды. Эти понятия приземлены, т. е. имеют реальное, земное значение. Они настолько важны и значимы в правосудии биев, что ставятся в ряд фундаментальных факторов. Разум («а?ыл») как форма и развитая ступень мышления, как способность предаваться более глубокому умозаключению по поводу рассматриваемого явления и связей составляющих его частей лежит в основе всякой творческой деятельности, к которой относится в первую очередь судебная. Обыденное рассудочное мышление - удел многих. В обществе кочевников-казахов биев-судей наделяли более высоким умом в понимании той эпохи, носителем какового могли быть только избранные лица, именно бии.

В понятии казахов «с?з» - «слово» имеет магическое значение. Оно даже, можно считать, обожествлено, ставится напервый план в общественных отношениях. Это выражено в народном изречении: «Разум реализует себя в языке, а язык - в слове». Казахи под понятием «с?з» всегда имеют в виду умную речь-красноречие, убедительное и убеждающее. Оно возводится в ранг искусства. «Язык - это искусство всех искусств», - говорят казахи. Добыча и накопление материального богатства, счастье и несчастье во многом связываются со «словом», с его активностью, энергией и действием. Это кратко передано в изречении «Хорошее слово- половина благополучия».

Высшей ступенью «слова», т. е. красноречия принято считать ораторство, и его носителем в первую очередь, по представлению казахов, является опять би-судья. «Слово» - это его главное оружие, и магическая всеразрешающая роль слова проявляется именно на суде биев. В системе материальных и процессуальных норм, регулирующих деятельность бийского суда, много места отводится значению и роли слова - красноречия, которым искусно должен владеть би. Да, это является одним из первых условий, если не самым главным, на пути становления и следования претендента на получение звания бия. Приведем некоторые из этих норм:

«Искусному владетелю словом нет преграды». Это изречение имеет нормативное значение. Применительно к судебному процессу оно понимается как безусловное оправдание виновного, если его логика выступления безупречна по содержанию и форме.

Более определенно гласит другая формула «Если слово находит своего хозяина, то и спорный скот находит своего хозяина». В этом тексте недвусмысленно выражена идея о первенстве «слова» перед остальными доказательствами. В спорах об имуществе (в данном случае о скоте) победа присуждается тому, кто искусен в речи доказывания, то есть «слово» выступает победителем. Такое толкование нормы является распространенным в судах биев. «У кого сильные друзья, того не завоюет враг, а кто владеет разящим словом, того и суд не осудит».

Высоко оценивая значение слова в общественной жизни и на суде, казахи при этом в подтверждение своей позиции нередко ссылаются на авторитет предков, наследие которых для последующих поколений является обязательным. Об этом говорит следующее наставление: «Славным словам предков могут высказать возражение только глупцы». Если иметь в виду, что суды биев руководствуются, наряду с обычно-правовыми нормативами и прецедентными решениями и высказываниями авторитетных мудрецов, в том числе и известных биев прошлых эпох, то на этом фоне нормативное значение приведенного текста становится более ясным. Утвердившееся в массах мнение о том, что «бессовестен тот, кто не внемлет уместным словам», выражает общий тезис о значении морали и верховенства «слова».

Идеология казахского кочевого общества устроена так, что, выражая особую роль «слова-красноречия» как важного инструмента жизнеобеспечения народа, наделяет этим качеством в первую очередь бия - судью. Она вместе с тем предъявляет к биям жесткие требования. Примером для них ставится случай, когда, как говорят: «Спор о штрафе (выкупе) за убийство мужчины можно решить двумя словами», - так поступали умные бии. Би-судья, играя посредническую роль на судебном процессе, должен помнить о необходимости вынесения своего окончательного решения по делу. Об этом напоминает ему указание о том, что «многословие должно закончиться кратким решением». Причем оно должно быть доказательным и убедительным, о чем напоминает ему другой следующий тезис: «Установленное словами не развязать зубами». Именно таким рассматривается постановление суда биев.

Казахи биев-судей за дарование и способности называли особым эпитетом: «С огненными словами и разящим языком», т. е. особо убедительными ораторами. Причем до такой ступени поднимались редкие из них. Это ясно передано в следующих аксиомах: «Батыра (т. е. доблестного воина. - С.З.) рожает каждая вторая женщина с характером, а бия - одна из многих и многих женщин»; «Из сотен один оратор, из тысячи один вождь - би».

Примечательно и то, что конечной целью правосудия биев, по господствующей идеологии средневекового кочевого общества казахов, является примирение и перемирие сторон, участвующих в суде, как бы ни были сложны и обострены их взаимоотношения. Существовала установочная норма «Примирение есть цель и конец тяжбы».

Казахский суд биев формировался в несколько иных формах, чем в других тюркоязычных землях и ханствах Центральной Азии. Он впитал в себя свободу кочевой стихии, связанную с освоением обширного, в основном плодородного пастбищного пространства, лежавшего от низовьев рек Сыр-дарьи и Амударьи на юге до таежных полос Сибири на севере, от Джунгарских ворот и Жетысу - Семиречья на востоке до Каспийского моря и Волги на западе. Кочевые маршруты и пути кочевания казахов простирались в одном только направлении на сотни и даже тысячи верст. Природа и космос стали для них близкими и родными - это во-первых. Во-вторых, под именем «казахи» исторически собирались, формировались и жили тюркоязычные этнические группы, отделившиеся, а точнее, не признавшие власть правителей, сделавших войны и захваты чужих земель основным ремеслом, а также насаждавших культ оседлой жизни, мусульманскую религию как опору власти. В этих условиях оставшиеся верными вольной кочевой жизни группами откочевывали вдаль от них, занимали окраинные территории ханства, объявляли себя свободными «беглецами» со значительными признаками свободного самоопределения. В-третьих, кочевое общество приобрело большую устойчивость. А это, в свою очередь, определяло устойчивость внутреннего режима и регулятивных норм поведения, воспринимавшихся населением как должные и необходимые. Было трудно и невозможно пробить консервативную стену кочевого образа быта и мышления. Этим можно объяснить неудачу ханов, султанов и ходжей, осевших островками в немногих поселениях в степной зоне, в распространении ими догм и правил мусульманского права и религии среди аульных казахов и в превращении их в городских обывателей. В-четвертых, образ жизни, пропитанный в большей степени духом естественной вольности и свободы общения и взаимоотношений, способствовал формированию положительных нравственных и социокультурных ценностей в среде казахского кочевого общества. Казахский суд биев, вобравший в себя лучшие демократические и нравственные традиции казахского кочевого общества, представляет и историко-национальную, и общекультурную ценность. [14, с.5].

Суд во все века был и остается одним из главных учреждений в обществе и в государстве, независимо, какими они являются. Его значение и роль столь огромны, что в нем в равной степени ревностно заинтересованы все слои населения, как осуществляющие политическую и общественную власть, так и привилегированные и рядовые, богачи и бедные. Дело в том, что суд есть власть по своей природе в том плане, что с одной стороны, в суде сходятся люди с проблемами, которые сами решить не могут, а с другой стороны, им выносится решение, затрагивающее малые и большие судьбы людей и даже человечества, в принципе обязательное для всех. От решения суда зависит многое, начиная от положительных и отрицательных эмоций, кончая жизнью и смертью. В этом контексте суд может играть умиротворяющую роль, но также и разрушительную в жизни общества и политической системы. Все зависит от того, в какой связи и в каких отношениях суд находится с народом и с представляющими его социумами. История человечества учит тому, что, как правило, политически и социально господствующие в обществе классы узурпируют суды и превращают их в свои учреждения - в органы своей политики и своих интересов. И в то же время история учит, что там, где весомы удельный вес и влияние рядовых масс в жизни общества и государства или признают их таковыми, суды по стилю формирования и деятельности становятся демократическими учреждениями, создающими баланс интересов различных групп населения, обслуживающими как верхи, так и низы общества, и тем самым они выполняют стабилизирующую роль в политико-культурной среде. Именно такое развитие судебной власти характерно и поощряется в современную эпоху. И все это уже было в прошлом - история временами повторяется в новых условиях.

Казахский суд биев представляет наиболее приближенную к демократической массе судебную власть, в основе деятельности которой лежат преимущественно ценностные нравственные принципы и императивные нормы, выражающие природу и тенденцию стабильности и народности самой общественно-политической системы.

1.2 Золотой век правосудия на древней земле казахов

Одним из коренных вопросов, поставленных в ходе исследования казахского права в его «древней форме», - это его ценностный потенциал, выходящий за национальные рамки, точнее, был ли «Золотой век» правосудия и законности на древней земле казахов, о котором нередко упоминается в исторических документах и описаниях. Вопрос этот вовсе не риторический, а проблемный. Он был открыт и поставлен с приходом европейских исследователей в Великую степь кипчаков-казахов в начале XIX века. Было странным для них на фоне патриархального быта кочевников видеть не только сохранившееся мощное народное сознание о таком периоде, но и лицезреть живые его оазисы и связывающие нити времен, ушедших и близких. Трудно было им представить, что такое могло быть в истории у казахов, теперь выглядевших больше степными кочевниками и намного отставших от Европы в своем материальном, культурно-цивилизационном и политическом развитии. Тем более европейские мерила ценностей, отягощенные господствовавшим делением планеты и народов на западные и азиатские, на нации и племена, на колонизаторские расы и подневольные территории, затрудняли адекватное восприятие того, что не вмещалось в рамки этих установившихся оценочных взглядов. Однако научная мысль проникновенна и трепетна. Она раскованна и рискованна в своем движении к новому знанию. С познанием непознанного, чем больше эти исследователи находились с познавательной целью в Казахской степи, тем больше и весомее говорили о «Золотом веке» правосудия в истории казахов как о реальном факте. Парадоксальность исторической памяти заключается в том, что познано и открыто предыдущим поколением, в особенности в области структуры и ценностей общественных систем народов, тем более если они не зафиксированы «на камне», не всегда наследуются последующим поколением и в круговороте событий уходят в тень и выпадают из цепи преемственных отношений. Систематическое изучение Казахстана началось поздно и относится к периоду его колонизации Россией. Русским ученым принадлежит приоритет использования термина и выражения о «Золотом веке» законности и правосудия применительно к средневековой политико-правовой истории казахского общества. В этой части А.И. Левшин был первым. Он был и оставался государственным деятелем России, преданным ее колониальной политике на Востоке, вырос до крупного исследователя-востоковеда, работая в азиатском архиве Петербурга и Москвы, в региональных ведомствах по управлению Казахской степью и тесно общаясь с элитарной частью ее населения. Его трехтомный труд «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей», изданный в Санкт-Петербурге в 1832 году, можно сказать, шире приоткрыл окно на громадную центральноазиатскую территорию и принес ему мировую известность, признание Российской Академии наук, избравшей его своим почетным членом. Для российского самодержавного государства труд А.И. Левшина был интересен в первую очередь в политическом плане - в плане разработки тактики активной колонизации обширной части азиатского региона. А.И. Левшин, бывая среди казахов, продолжавших отчасти еще именоваться кочевыми кипчаками или дешт-кипчаками, изучая их общественно-политические институты, обратил внимание на массовые сведения о каком-то «особом, ярком периоде» в их истории. Он писал: «Было время, говорят благоразумнейшие из киргизов (казахов. - С.З.) Меньшей орды, когда и наш народ жил в покое, было время, когда и у нас существовал порядок, были законы и правосудие. Сей золотой век, о котором вспоминают они со вздохами, есть царствование знаменитого хана Тявки (Тауке. - С.З.), который, если верить преданиям, был действительно в своем роде гений, и в летописях казачьих должен стоять наряду с Солонами и Ликургами... Киргизы (казахи. - С.З.) Большой и Средней орд утверждают, что народные законы их гораздо древнее хана Тявки». Ценность этих строк состоит в том, что они являются записью первосточника, а не сведениями из вторых рук, - это во-первых. Во-вторых, они принадлежат не проезжающему по степи страннику, ищущему приключений, посланнику или сопровождающему торговые караваны, интересы которых вовсе не связаны со страноведением. Они принадлежат опытному ученому, имеющему основательное познание в области народоведения Востока, исследователю и деятелю, совмещавшему выполнение государственного задания по описанию общественного и нравственного быта народа с ученостью. В-третьих, «Золотой век» в истории казахов связывается не с войнами и победами в них, или обилием и сочностью пастбищного пространства и мирного его освоения, что было первостепенно важно для кочевников. Нет. «Золотой век» в истории Казахстана связывается, без какого-либо изъятия и оговорки, с авторитетами законности и правосудия. Из всех сфер общественно-управленческой жизни населения выделяется сфера законности и правосудия, которая была и оставалась во все времена и эпохи человеческого общежития его неизменным нравственным критерием. В-четвертых, «Золотой век» в области законности и правосудия выделяется как общая историческая полоса в жизни всех трех пространственных регионов Казахской степи - в Младшем, Среднем и Старшем жузах, относя ее к определенному периоду: то к периоду правления Тауке хана (последняя четверть XVII и начало XVIII веков), то к периодам, предшествовавшим до него. Важнее то, что независимо от периода и персоналий тех верховных правителей, при которых был возможен и утвердился «новый порядок», автор называет их «в своем роде» гениями, по заслугам стоящими «наряду с Солонами и Ликургами», т. е. людьми, утверждавшими своими деяниями высокую нравственность и святость в общественных отношениях. [15, с.73].

Вслед за русским ученым Левшиным, писавшим в Петербурге, российской столице, об этом же почти в то же время оповестил мир выдающийся мыслитель и ученый Чокан Валиханов, выходец из Казахской степи, знание которого о казахах, об их истории было безупречно авторитетным. Он слышал и описал не только далекие отголоски «Золотого века» законности и правосудия. Он «захватил» его, его действовавшие, живые картины. Он был не только свидетелем, но и действующим лицом на оазисном поле высокой правосудной нравственности. Этот период он рассмотрел в своей статье «Суд в древней народной форме» и писал о нем, как о незаурядном явлении исторического плана в жизни Великой степи казахов. Он писал: «Наконец, что всего важнее, формы нашего общественного развития находятся в том самом безыскуственном периоде, когда они представляют наибольшую аналогию с результатами высшего, культурного развития».

Мы и другие исследователи не поняли в свое время и А. Левшина, и Ч. Валиханова, вернее - не хотели понимать, а еще вернее - признавать то, что чувствовали. Наше историческое мышление до отказа было заполнено другими навязанными представлениями. С пьедестала XX века мы смотрели на средневековую историю Великой степи казахов с позиции черт и критериев новейшей европейской цивилизации и культуры, не допускали мысли, что кочевые номады, к категории которых колониальные страны относили казахов, были способны и могли жить в прошлом в условиях правопорядка и законности. К тому же в эпоху царско-российской и советской империй, определявших бытие и судьбу Степного края казахов в течение более трех веков, навязывалась и культивировалась политика отрицания какого-либо культурного этапа в их истории. Именно эти обстоятельства служили неприступным барьером на пути к осознанию и осмыслению первостепенно важной реальности казахской истории.

Мысли Чокана Валиханова были глубокими и нестандартными, но адекватными реальности. Он утверждал, что «Золотой век» законности и правосудия на самом деле был реальностью на казахской земле, и его остаточные явления, как наследие, достаточно рельефно и наглядно проявлялись и в годы жизни самого автора, т. е. и в XIX веке. Он, хорошо знавший особенности и тонкости истории и вехи культурологической и политической мысли Запада и России, казахскую действительность «Золотого века» ставил в один ряд, даже вровень «с результатами высшего, культурного развития», под которыми понимал нравственно лучшее, достигнутое человечеством в правосудии в соответствии с его естеством, как это было свойственно его «безыскусственному периоду».Свою высокую оценку казахского правосудия Ч. Валиханов связывает, с одной стороны, с личностью и статусом судьи-бия, а с другой - процессуальной простотой, публичностью и народностью правосудия. Роль и место судей-биев того времени он отождествляет с именами Шекспира и Гете, слава и известность которых основаны и установлены не декретами или формальными выборами, а приобретены личными заслугами. Ч. Валиханов перечисляет основные составляющие компоненты авторитета судей-биев, игравших ведущую роль во времена «Золотого века» законности и правосудия в древней степи кипчаков-казахов. Главные из них следующие: а) судебность судьи-бия основана «на частном авторитете»; б) «глубокие познания в судебных обычаях, соединенные с ораторским искусством, давали казахам это почетное звание (бия)»; в) «когда не было против обвиняемого явных улик, но имелось только сильное подозрение, то бии прибегали к посредничеству местных родовичей, которые присягой обвиняли или оправдывали подсудимого»; г) «суд биев производился словесно, публично и во всех случаях допускал адвокатуру»; д) «главное достоинство суда биев... заключается в отсутствии формальностей и всякой официальной рутины», ж) «существует у нас издавна и заключает в себе начало мирового суда».

Существенно важно отметить, что указанные Ч. Валихановым основные черты бийского суда не являются сугубо мыслительными построениями, выведенными из анализа сведений и источников, ставших историческими и принадлежавших прошлому, хотя и этот познавательный метод лежит в основе описания. Они были обыкновенными и еще достаточно распространенными будничными чертами казахского правосудия и в период жизни Валиханова. Он как ученый с проницательным умом мог брать их из самой жизни и описывать.

Законность и правосудие в Казахии «в древней форме», под которой всегда имели в виду их естественность и достоинство, а главное - нравственную прозрачность и чистоту, служили и интересам сохранения целостности и обеспечению единства народа, объединенного и сложившегося в истории под общим именем казахов-кипчаков. Эта реальность завладела умами кочевого населения настолько, что, хотя времена и эпохи менялись, ее идеи и институты оставались природной и неизменной установкой массового сознания казахов на протяжении многих веков. В то же время они были той невидимой, духовной, могущественной силой, с трудом поддающейся упразднению заинтересованными в этом силами, повелителями и державами.

Правдивое и глубокое описание казахского правосудия оставил и Абай Кунанбаев, мыслитель и поэт, крупнейший знаток казахского древнего права и правосудия, живший во второй половине XIX века. По его словам, казахи-кочевники по уровню быта, культуры и просвещения стоят намного ниже, чем современные ему народы, они намного отстали от них, но по двум достоинствам они стоят, наоборот, намного выше этих народов, живущих ныне в эпоху цивилизации. Вот его высказывание и утверждение: «Да, безусловно, наши предки уступали теперешним людям в образованности, учтивости, ухоженности и опрятности. Но обладали они двумя достоинствами, которых у нас теперь нет... О каких двух достоинствах мы говорим? Первое - в стародавние времена были люди, которые звались «ел басы», «топ басы». Они решали споры, управляли жизнью общества. Простой народ, худо-бедно, занимался своими делами. Не принято было оспаривать решения «ел басы», «топ басы» или бегать от одного к другому... И второе, люди были честолюбивые и дорожили достоинством. Стоило кому-то обратиться с просьбой о помощи или сделать ему снисхождение во имя традиций предков, то предавались забвению обиды и раздоры на ближних и неближних, все охотно шли на уступки и жертвы... Для них важнее были совестливость, честолюбие и доблесть. Где теперь тот благородный дух общности и радение о чести? Мы лишились их, у теперешних дружба - не дружелюбие, а вероломное коварство. Вражда - не отстаивание истины, а просто неумение жить в согласии».

Отголоски «золотого века» законности и правосудия были еще живы в XIX начале XX вв. в кочевых и полукочевых регионах громадного Степного края казахов. Они так крепко запали в сознание и память народа, что освобождаться от них приходилось с трудом, постепенно, и то под дубинками и «пряниками» новых хозяев-колонизаторов. В то же время и в эти же периоды «благородный дух общностей и радения о чести», характерный для «Золотого века» законности и правосудия в древней и недавней истории Казахстана, становился идеей ориентации в умах просвещенной части населения и общественного сознания в Казахстане.

Почти все российские и русские чиновники, служившие в колониальной администрации края в XIX и начале XX веков независимо друг от друга единодушно отмечали особую роль в прошлом независимых биев-судей в степных регионах казахов. Так, А.Е. Алекторов назвал одну из своих статей «Суд биев - суд народный» и в ней писал: «Каждый бий и старик при разбирательстве дела считает священным долгом оказать тяжущимся полную беспристрастную справедливость»1. Другой чиновник, ДАндре, хорошо знавший быт и изучавший внутреннее устройство степного населения казахов, в одном из официальных донесений по инстанции отмечал, что «природный ум, особые душевные качества с присоединением к тому опытности и примерной приветственности есть качества и вместе с тем все достояние, посредством которых бий может иметь право носить это почетное имя... Кроме всеобщего уважения, бий никакими особыми правами и привилегиями в Орде не пользуется. Хорошая молва в народе о беспристрастном суде бия, по сути, единственные отличия его от простолюдина».2 К.Л. Баллюзек, автор ряда специальных работ, в том числе отдельных изданий, посвященных судебно-правовой организации в казахских жузах и, как очевидец, заставший отдельных редких представителей биев-судей старого типа во второй половине XIX века, писал: «Обязанность судьи лежит на так называемых биях. Это звание в сознании народном принадлежит тем немногим, которые с природным умом и даром красноречия соединяют в себе глубокие познания в коренных обычаях народа и в исторических о нем преданиях».3

В массовом сознании народа «древний суд биев», что ассоциировался с «Золотым веком» законности и правосудия в степи казахов-кипчаков, оставался и живым воспоминанием, и реальной картиной ушедших, но еще памятных веков до недавнего времени - начала XX века. Их влияние на умы народа было настолько впечатляющим и сильным, что никакие другие формы права и правосудия, навязываемые даже силой нагайки и оружия, были бессильными их стереть. Взгляды и суждения видных деятелей общественной мысли, национальной культуры и науки, как правило, расходившиеся между собою по ряду важных вопросов жизнеописания народа, были удивительным образом единодушны в оценке казахского права в его «древней форме» и в бесспорности реальности «Золотого века» законности и правосудия в истории казахов. А. Букейханов, европейски образованный, один из выдающихся национальных общественных и политических деятелей, живший на рубеже XIX и XX веков, казахское правосудие ставил выше, чем распространенное в его время судопроизводство. Он писал: «Нам царские чиновники навязывают российское судопроизводство, а среди нас религиозные деятели - муллы, наоборот, навязывают казахам шариатные (мусульманские) суды. Мы не поддерживаем оба эти предлагаемые судебные нововведения».1 Известные исследователи Н. Торекулов и М. Казыбеков проводят параллель между судами биев и современными культурными представлениями о правосудии: «Разве не то же самое воплотилось в бийском суде: гласность, демократичность, человечность и гуманизм, о чем часто говорят сегодня?». Высокого мнения о бийском правосудии в «древней форме» придерживался и академик К.И. Сатпаев, всемирно известный ученый и первый президент Национальной академии наук. Он в своей брошюре «Ер Едіге», посвященной судебно-правовой системе у казахов и опубликованной в 1927 году в Москве, объяснил своеобразие и превосходство бийского суда тем, что судьи были мудрыми представителями народа. По его словам, это адекватно отражено и выражено в народной оценке: «Если хан имеет ум сорока людей простолюдинов, то би имеет чистоту совести сорока людей». Далее он писал «В сообществе кочевых казахов авторитет биев-судей всегда был намного выше и больше, чем авторитет хана - верховного правителя».Казахское правосудие в «древней форме», вошедшее в историю как его «Золотой век», строилось и основывалось на следующих фундаментальных принципах, составлявших его незыблемые основы: а) знание и постижение бием-судьей основных и трансфертных норм и логики обычно-правовой системы кочевого общества казахов; б) неподкупность суда и судьи; в) справедливость как суть и моральная ориентация судебных решений; г) гласность, доступность и публичность суда; д) владение судьей ораторским искусством как средством доказывания и обоснования судебного решения; е) направленность и ориентированность суда на установление гражданского мира и достижение мирового соглашения между сторонами. XX век в истории многих народов, входивших в состав Союза ССР, в том числе Казахстана, был глубоко противоречивым и символичным. С одной стороны, у них активировалась историко-познавательная, научно-поисковая деятельность. А с другой стороны, развитие такой деятельности было поставлено в жесткие и узкие идеологические рамки, имевшие императивное значение. Историю народов было принято делить на два периода: досоветский и советский, или на дореволюционный и послереволюционный, что было одно и то же. Главным водоразделом между ними считали большевистскую революцию в октябре 1917 года. Она действительно проложила новый путь в исторических судьбах народов, но только в стороне от столбовой дороги общечеловеческого прогресса. С нее действительно начиналась новая эпоха, полная пота и крови, нечеловеческих усилий против самого человека, не относившегося к господствующему классу. Так говорим и пишем сейчас, когда «послереволюционный период» («советский») распался, оставив на месте одни воспоминания, да и ностальгию у его ревнителей. Тогда же за такое откровение непременно надо было расплачиваться положением и даже жизнью.

Согласно советской идеологической концепции, дореволюционная история народов, тем более тех из них, которые не имели фундаментальных исторических памятников, рисовалась отсталой и мрачной, вечным противостоянием бедных и богатых, борьбой между ними из-за жизненного благополучия. Еще в большей степени «не повезло» Центрально-Азиатскому региону и его народам, досоветскую историю которых считали архиотсталой и патриархально-феодальной. Не допускалась мысль о наличии каких-то социальных и культурных ценностей, тем более общечеловеческих, которые могли иметь место в истории этих народов. Так закрылась дверь в тайники «Золотого века» правосудия на древней казахской земле. У каждого народа в его истории и современном развитии всегда имеются примечательные устойчивые явления, составляющие его достояние и в то же время - его гордость. Такое представление может иметь место в национальных рамках или в отношениях с соседними странами и этносами ближнего зарубежья. Они, во многих случаях, носят локальный, рамочный характер, могут касаться областей искусства и литературы, музыки и песен, живописи и архитектуры, технологии и науки, особенностей народного и национального менталитета и др. В редких случаях может быть такое, когда локально-национальное по значимости перерастает национальное, становится общечеловеческой ценностью. Нечто подобное было и в Казахии, и оно вошло в историю как «Золотой век» законности и правосудия, как наследие кочевой цивилизации, простиравшейся на огромном пространстве Центральной Азии.

Мы, исследователи, были инертны в силу идеологического давления в XX веке в деле истино научного исследования минувшей истории казахов. Скорее, мы проявляли робость перед ним, хотя оно постоянно маячило в подсознании ученых, не только национальных. Существовали табу и ограничения на историческое познание. Такова была господствовавшая идеология, навязанная правящей политикой. Времена теперь изменились. «Золотой век» законности и правосудия, когда-то являвшийся достоянием поколений на древней земле казахов, становится теперь неотъемлемой частью нашей истории и, допускаю, вполне возможно станет достоянием цивилизации вообще. «Изюминка», заложенная в «Золотом веке» законности и правосудия на древней земле казахов, является феноменом кочевой цивилизации общечеловеческого значения. Уверен, что пройдет немного времени, когда казахское право займет свое место в ряду общепризнанных правовых систем и учреждений прошлых веков, созвучных с современной эпохой. [16, с.381].

Личность бия - это главный фигурант в судебных решениях в обществе казахов-кочевников. Ему верили, верили его решениям, даже тогда, когда дело, казалось бы, можно было решать по логике несколько в ином варианте. Бия-судью представляли как мудреца и истиноносителя, как знатока законов Степи и судебных прецедентов, вошедших в историю и сознание народа, воспринимали как посредника между тяжущимися сторонами - таково было массовое общественное убеждение. Вот что говорили русские чиновники, служившие в XIX веке в органах колониальной русской администрации в Казахстане, видевшие и знавшие последних представителей исчезающего сословия старых биев. «В сознании народном звание бия принадлежит тем немногим, которые, отличаясь безукоризненной честностью, с природным умом соединяют глубокие познания в коренных обычаях народа. Би есть живая летопись народа, юрист или законовед его». (И. Козлов). Очень хорошо знавший быт казахов, прекрасно говоривший на казахском языке А. Леонтьев в своей книге, посвященной обычному праву казахов, приводит ряд установок - норм, определяющих суть деятельности биев-судей: «Судебное решение бия служит единению народа»; «Творящий только суд не является бием, а бием-судьей является тот, который приводит к примирению и перемирию сторон».

«Много лет тому назад, - писал И. Крафт, - в Степи славился своей мудростью и справедливостью один би (судья). К нему стекались издалека тяжущиеся и всегда получали суд правый и скорый... Биями считались самые умные и самые справедливые люди, и они не были представителями родовых и партийных интересов, так как их никто не выбирал. Прославится в народе кто-нибудь как умный и правдивый человек, к нему и идут спорящие за разрешением своих дел. Во всей степи было 3-5 биев, и решали они дела по совести и по обычаям народа». Несколько раньше по времени чиновник Г. Чагряжский, служивший 5 лет в Туркестанском крае, в состав которого входили все южные, юго-восточные регионы Казахстана, и посвятивший специальный труд «народному суду у кочевого населения», писал: «Киргиз (казах. - С.З.), известный по своему уму, безукоризненной нравственности, справедливости, опытности в киргизском судопроизводстве, а следовательно и в знании киргизских обычаев, на основании которых производится суд и расправа у киргизов, именуется бием». Ученый-востоковед А. Словохотов, прекрасно владевший казахским языком, служивший в г. Оренбурге, являвшемся центром управления Западной частью Казахстана, и работавший в Оренбургской ученой архивной комиссии, казахский суд биев называет «глашатаем правды народной», «естественными посредниками спорящих сторон». Он задался целью выяснить, как и каким образом здесь, среди казахского кочевого народа, могли формироваться и существовать суды биев, которых в таком виде нет у других тюркоязычных народов Центральной Азии. Он писал: «Быт кочевника настолько точно определен, степная жизнь так резко обособлена, стоит в таком противоречии с бытом земледельца, что кочевнику-степняку нечего заимствовать от земледельца-поселянина. То, что составляет культурное богатство последнего, чем он гордиться и что создает, не подходит к условиям степной жизни привольного кочевья». Автор считает, что бии-судьи вобрали в себя все качества этого «привольного кочевья». По его мнению, би представляет собой «живую летопись народа, законоведа народного правосознания». Другой именитый востоковед-ученый, профессор В.В. Григорьев, служивший в колониальной администрации в Казахстане около десяти лет, в своих исследованиях сделал такой вывод: «Мы видим у киргиз (казахов - С.З.) такое превосходное судопроизводство и такие порядки следственного и судебного процесса, каким могут позавидовать многие издавна цивилизовавшиеся народы». Бии-судьи, включая и тех из них, которые пользовались известностью за пределами границ родовых земель и даже своего жуза (Степь была разделена на три жуза - Младший, Средний и Старший), не имели при себе какого-либо аппарата или людей со специальными знаниями, разве только посыльных. И то не все. Они сами являлись и специалистами, и экспертами, и оценщиками в предметной области, касающейся споров по поводу освоения природных угодий, цикла и элементов кочевого хозяйства и быта, образа жизни самих кочевников, то есть они слыли знатоками, вернее, воспитывались и проходили степную школу, чтобы быть таковыми. Познания, опыт и мудрость биев-судей ясно прослеживаются в приведенных ниже типичных образцах их судебных решений. Следует отметить, что следующие объекты судебных тяжб, представлявшие наиболее распространенные виды спорных дел, это: конь, женщина, смерть мужчины и аруана-нар (одногорбый верблюд). [17, с.32].

2. Органы юстиции в контексте правового государства

2.1 Использование потенциала правового государства в развитии органов юстиции

Современные юристы, исследующие проблемы совершенствования органов юстиции в контексте правового государства, обращают внимание на практику организации исполнительной власти по осуществлению правового обеспечения государства и прав и свобод человека и иных лиц. И для того, чтобы осмыслить процесс организации и деятельности юстиции в современном Казахстане, понять логику законодателя в этом направлении, необходимо иметь в виду, что идеи правового государства носили конституционно-правовой характер и изменения имели прогностическое значение и не всегда были связаны с глубокими творческими разработками. С категоричностью можно говорить лишь о том, что политико-правовые, конституционные идеи правового государства касались, прежде всего, принципа разделения властей.

Специальная или целостная концепция правового государства предполагает более высокий уровень организации власти и действия права. Можно отметить, что античные идеи, а также философия Просвещения выражали главным образом две традиции в понимании правового государства и правления права. Однако более современные взгляды все чаще обращают внимание на обеспечение определенной независимости права от государства. С этими идеями можно согласиться, но на практике нередко господствует подход подмены правового государства практикой «рационализированного» государства. С подобными тенденциями нельзя не считаться уже хотя бы потому, что право может подменяться волей большинства или тех, кто присваивает себе право выступать от имени большинства.

Соотношение права и закона -- это ключевая проблема, которая связана с принципиальными вопросами организации юстиции в условиях правового государства. Данная проблема имеет формально-конструктивный и содержательно-правовой аспекты.

Формально-конструктивный аспект может быть выражен в следующих положениях:

право находит свое выражение в Конституции Республики Казахстан и иных формальных источниках;

принятие Конституции Республики Казахстан, законов и других источников подчинены определенным процедурам;

установление иерархии нормативных правовых актов является не только обязательным условием, но и сопряжено с юридическими возможностями государства.

Таким образом, формально-конструктивный аспект имеет достойное место как в Конституции Республики Казахстан, так и в Законе «О нормативно-правовых актах», Законе «Об административных процедурах» и иных актах, в подготовке которых достойное место заняло Министерство юстиции Республики Казахстан. Именно эти акты и составляют правовую основу деятельности органов в юстиции.

Содержательно-правовой аспект является ключевой проблемой в правовом обеспечении деятельности государства, поддерживающими режим законности в работе государственных органов, организаций, должностных лиц и граждан, обеспечивающими защиту прав и законных интересов граждан и организаций, что непосредственно отражено в статусе органов юстиции Республики Казахстан (ст. 1 Закона Республики Казахстан «Об органах юстиции»).

Таким образом, в казахстанской юридической науке и политико- правовой практике постоянно утверждается либеральная концепция права, которая, с одной стороны не отождествляет право и закон, а с другой создается правовое государство, основанное на сбалансированной системе политических сдержек и противовесов.

С одной стороны, спор о соотношении права и закона, перенесенный в практику правоприменительных органов (в нашем случае органов юстиции) может стать источником преобразований, к которым и необходима соответствующая теоретическая подготовленность. Но с другой стороны, правовой закон и правовое государство взаимосвязаны. Достаточно отметить, что органы юстиции участвуют в формировании национального законодательства, которое направлено на обеспечение верховенства прав и свобод человека и гражданина, суверенитета Республики Казахстан, устойчивое и поступательное развитие общества и государства.

Можно констатировать, что правовое государство можно рассматривать как правовую форму деятельности власти, которая и нуждается в углубленном исследовании.

Следует согласиться, что одним из ключевых моментов в определении цели правового государства является утверждение таких форм и правового характера взаимоотношений между публичной властью и подведомственных субъектов, которые гарантируют непоколебимость высших ценностей государства (ст. 1 Конституции Республики Казахстан).

Указанный характер взаимоотношений имеет ряд составляющих компонентов, которые имеют отношения и к теме нашего исследования. Условно их можно объединить в схему, которая имеет отношение к характеристике правового государства и особенностям деятельности исполнительных органов государственной власти.

В качестве характерных тенденций, которые наблюдаются специалистами, можно отметить наличие новых подходов в объяснении управленческой деятельности.

Причем управление и охрана есть, собственно, не две разные формы деятельности, а лишь две стороны одной органической деятельности, осуществляемой исполнительной властью и называемой государственным управлением.

Если предлагаемые версии проявления власти рассматривать в контексте правового государства, то можно обратить внимание на то, что общие цели государства проявляются в конкретных задачах (защита прав и свобод, обеспечение деятельности государства, охрана безопасности и др.)

На самом деле феномен власти многомерен. Даже употребление слова «ветвь» власти может подчеркнуть фрагментарность этого явления.

Следует согласиться с А.А.Матюхиным, по мнению которого морфологическая структура власти представляется: во-первых, в материальных опорах власти;

во-вторых, в механизмах (каналах) осуществления властного отношения;

в-третьих, в институциональной форме власти;

в-четвертых, в символическом закреплении власти;

в-пятых, в идее, стоящей за властью;

в-шестых, в представительстве.

Во избежание различных толкований отметим, что преимущество модели правового государства и заключается в том, что законодательство и деятельность уполномоченных органов и образуют ту действительность, которая по выражению Гегеля и есть реализованность разума в определенных формах наличного бытия людей.

Соответствующие обращения к положению органов юстиции утверждают лишний раз то, что содержание закона связано как с легитимностью органов юстиции, так и с существующими процедурами принятия. Данное положение гармонирует со статьей 2 Закона Республики Казахстан «О нормативных правовых актах» от 24 марта 1998 г. (с изменениями и дополнениями), по версии которой особенности разработки и предъявления, принятия, введения в действие, изменения, дополнения, прекращения или приостановления действий, опубликования законодательных и иных нормативных правовых актов определяется их уровнем, законодательными актами, регулирующими деятельность государственных органов, применяющих нормативные акты, актами, определяющими правовой статус этих органов, в том числе положениями о них и их регламентами, другими нормативными правовыми актами. Эти и другие требования являются, бесспорно, важными, поскольку в различных процессах (сферах) преобразования в Республике Казахстан протекают под знаком государственного регулирования. Об этом убедительно свидетельствует количество применяемых нормативных правовых актов и характер полномочий органов юстиции (глава 3 «Основные функции, права и обязанности органов юстиции» Закона Республики Казахстан «Об органах юстиции»).

Одной из основных задач, которые предусмотрены Законом Республики Казахстан «Об органах юстиции», является участие в формировании национального законодательства. При этом подчеркнем, что законодательство в Казахстане характеризуется тем, что оно участвует в обеспечении социально-экономической модернизации и политической демократизации, создании правовых основ реализации всех приоритетов развития Казахстана.

В этом значении развитие органов юстиции и законодательства направлено против бесправия, произвола и на обеспечение гарантий по выражению Гегеля «публичной свободы». В этом выражении просматривается конструктивная мысль о торжестве права против тоталитаризма. Применительно к современности подобная тенденция означает утверждение об укреплении государственности, что соответствует основным приоритетам развития Казахстана. Тем более, что оно корреспондируется с признаками правового государства, которые направлены на обеспечение и закрепление прав и свобод человека и гражданина. Права и свободы человека принадлежат каждому от рождения, признаются абсолютными и неотчуждаемыми, определяют содержание и применение законов и иных нормативных правовых актов.

Данные требования являются базовыми не только с точки зрения конструктивных гарантий прав человека, но и входят в требования к процедурам организации работы органов юстиции и порядку государственной регистрации нормативных правовых актов. Кроме того, органы юстиции имеют право препятствовать регистрации нормативных правовых актов как условие их введения в действие в тех случаях, когда может быть отказано в регистрации и тех случаях, когда органы юстиции правомочны вносить представления об устранении нарушений закона.