Виды межотраслевых связей при бланкетной форме конструирования уголовного закона

Исходя из ст. 54 и п. «о» ст. 71 Конституции РФ, а также ст. 8 УК РФ, уголовной ответственности в Российской Федерации подлежит лицо, совершившее деяние, содержащее все признаки состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом Российской Федерации.

В связи с этим международно-правовые нормы, предусматривающие признаки составов преступлений, должны применяться судами Российской Федерации в тех случаях, когда норма Уголовного кодекса Российской Федерации прямо устанавливает необходимость применения международного договора Российской Федерации (например, ст. 355 и 356 УК РФ)».

Несмотря на то, что в постановлении непосредственное применение норм международного права ограничено лишь составами международных преступлений, оно необходимо и для других составов, если речь идет о конкретизации бланкетных признаков. «Уголовно-правовые нормы об ответственности за международные транснациональные преступления, предусмотренные УК РФ, - отмечает Н.Ф. Кузнецова, - имеют своеобразную бланкетность. Они отсылают к конкретным актам международного уголовного права. При этом их юридическая сила, в отличие от всех иных бланкетных норм Кодекса, выше, нежели сила внутреннего уголовного закона. Конституция РФ в ст. 15 так и устанавливает: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».

О необходимости руководствоваться нормами не только национального, но и международного права при рассмотрении дел о преступлениях, предметом которых являются наркотические средства или психотропные вещества, говорится в постановлении Пленума Верховного Суда РФ 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами».

Без применения норм международного права в некоторых случаях невозможно установить признаки нарушения прав интеллектуальной собственности. На это обращается внимание в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 26 апреля 2007 г. №14: «В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, ч. 2 и 3 ст. 5 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» судам при разрешении вопроса о том, имело ли место нарушение изобретательских и патентных прав либо незаконное использование товарного знака, надлежит иметь в виду, что если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». В указанном постановлении дается подробный анализ международных договоров РФ об интеллектуальной собственности, являющихся составной частью правовой системы РФ. В случае квалификации уголовнонаказуемых посягательств на этот вид собственности данные конвенциаль- ные нормы могут применяться как для установления наличия или отсутствия самого объекта уголовно-правовой охраны, так и для уяснения признаков нарушения изобретательских и патентных прав. Верховный Суд РФ обращает внимание судов на то, что в настоящее время Российская Федерация является участницей следующих международных договоров, регулирующих данные правоотношения: Конвенции, учреждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности (Стокгольм, 14 июля 1967 г., в ред. от 2 октября 1979 г.; вступила в силу для СССР 26 апреля 1970 г.); Бернской конвенции по охране литературных и художественных произведений (Берн, 9 сентября 1886 г.; вступила в силу для Российской Федерации 13 марта 1995 г.); Всемирной конвенции об авторском праве (Женева, 6 сентября 1952 г.; пересмотрена в Париже 24 июля 1971 г.; вступила в силу для СССР 27 мая 1973 г.); Международной конвенции об охране прав исполнителей, изготовителей фонограмм и вещательных организаций (Рим, 26 октября 1961 г.; вступила в силу для Российской Федерации 26 мая 2003 г.); Конвенции об охране интересов производителей фонограмм от незаконного воспроизводства их фонограмм (Женева, 29 октября 1971 г.; вступила в силу для Российской Федерации 13 марта 1995 г.). (п. 4 постановления). Кроме того, указывается в следующем пункте Постановления, судам необходимо учитывать международные принципы охраны прав авторов и смежных прав, которые закреплены, в частности, в Бернской конвенции по охране литературных и художественных произведений, а также в Международной конвенции об охране прав исполнителей, изготовителей фонограмм и вещательных организаций.

В юридической литературе иногда употребляется понятие «участие» норм международного права в уголовно-правовом регулировании. Так, А.В. Мадь- ярова, рассматривая значение норм международного права как источника уголовно-правовых норм в Российской Федерации, отмечает, что «международные нормы участвуют в определении преступности и наказуемости деяний, хотя и в специфической форме - закрепляя признаки, которым должно соответствовать национальное законодательство». Такое участие, как это видно из приведенной цитаты, реализуется на уровне законодателя и воплощается в нормах УК РФ. Правоприменение предполагает обращение к нормам внутригосударственного права и непосредственно к предписаниям международного права, сопоставление их предписаний, окончательный выбор применяемой нормы и принятие на этой основе процессуального решения. «Роль международного права в стратегии борьбы с преступностью, - отмечает В.И. Михайлов, - сводится, в частности, к увеличению ресурсных возможностей в борьбе с преступностью, созданию основы для оказания правовой помощи, выдачи и других форм сотрудничества, а также в стимуляции развития внутреннего законодательства».

Первоначально необходимо выяснить, взаимодействуют ли международное право и внутригосударственное уголовное право как независимые системы, или нормы первого в силу принципа непосредственности действия входят составной частью в систему российского уголовного права? Согласно ст. 15 Конституции Российской Федерации общепризнанные нормы и принципы международного права являются составной частью правовой системы Российской Федерации. К общепризнанным принципам международного права относятся основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо.

Под общепризнанной нормой международного права следует понимать правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного (п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г.).

Далее в тексте Конституции речь идет о международных договорах Российской Федерации, правила которых применяются непосредственно в случае противоречия между ними и национальным законом. «Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации. Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор п. 8 постановления».

Кроме того, правоприменитель должен учитывать и практику Европейского Суда по правам человека. В пукте. 10 указанного выше постановления Пленума Верховного Суда РФ говорится о том, что Российская Федерация, как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации (ст. 1 Федерального закона от марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»).Процедура применения норм международного права во взаимодействии с внутригосударственным уголовным правом носит довольно сложный и противоречивый характер, поскольку нормы международного и внутригосударственного права «имеют принципиально отличный механизм правотворчества и правоприменения, иную правовую природу».

Непосредственное применение норм международного права должно быть обеспечено в информационном плане. В целях обеспечения возможности каждого ознакомиться с текстом норм международных договоров Российской Федерации, нормативные положения которых уточняют признаки уголовно-наказуемых деяний, такой текст договоров должен быть доступен всем, как и УК РФ. Заслуживают поддержки высказанные в юридической литературе предложения провести научную систематизацию всего международного уголовного законодательства, которое должно быть максимально адаптировано к структуре действующего УК РФ в виде постатейного материала. В то же время нормы из этого перечня международных нормативных актов нельзя рассматривать в качестве составной части российского уголовного права. Как мы уже отметили, нормы, содержащиеся в международно-правовых актах, взаимодействуют с нормами уголовного права, не растворяясь в них. Таким образом, нет никаких ни юридических, ни фактических оснований отвергать возможность непосредственного применения норм международного права в целях ограничения или исключения необоснованного с позиций международного стандарта основания уголовной ответственности, если оно включает бланкетную ссылку на нормативные акты других отраслей права. Естественно, нормальным (если не идеальным) вариантом является непосредственное включение таких норм в текст статей УК РФ, формулирование уголовно-правовой нормы, в основе которой лежат подобные нормы международного права. В большинстве случаев законодатель придерживается именно такой позиции. Однако не исключена возможность запаздывания с внесением изменений в УК РФ, и в таком случае непосредственное применение норм международного права является вполне легальным способом выполнения Российской Федерацией своих международных обязательств в области соблюдения прав человека. Подобная коллизия, касающаяся прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, должна разрешаться в пользу непосредственного применения как международных договоров Российской Федерации, так и общепризнанных принципов и норм международного права, касающихся прав и свобод человека.

преступление право уголовный

4. Взаимосвязь с нормами публичного права

Принадлежность уголовного права к общей семье публичного права сказывается на характере взаимодействия с другими отраслями этой же семьи. Общественные отношения, регулируемые нормами публичного права, поставлены под охрану уголовного закона путем выделения отдельных глав: гл. 19. «Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина»; гл. 24. «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка»; гл. 25. «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности»; гл. 26. «Экологические преступления»; гл. 27. «Преступления против безопасности дорожного движения и эксплуатации транспорта»; гл. 28. «Преступления в сфере компьютерной информации»; гл. 29. «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства»; гл. 30. «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления»; гл. 31. «Преступления против правосудия»; гл. 32. «Преступления против порядка управления»; гл. 33. «Преступления против военной службы»; гл. 34. «Преступления против мира и безопасности человечества». Кроме того, многие статьи других глав УК РФ также направлены на защиту общественных отношений, урегулированных нормами публичного права. Группировка статей и глав УК РФ применительно к такому виду взаимосвязи с отдельными отраслями права практически невозможна, поскольку они тесно переплетаются не только внутри структур публичного, но и частного права. Так, содержание отношений, охраняемых нормой ст. 137 УК РФ «Нарушение неприкосновенности частной жизни», конкретизируется с помощью норм конституционного, гражданского, а также информационного права. Признаки противоправности вторжения в сферу частной жизни определяются не только с помощью норм перечисленных отраслей права, но и предписаний, регламентирующих оперативно-розыскную деятельность, норм, действующих в сфере охраны врачебной тайны, тайны предварительного расследования и др.

Наиболее очевидной формой межотраслевых взаимосвязей, отражающейся на квалификации преступлений, является уголовно-правовая охрана тех общественных отношений, которые урегулированы нормами публичного права. Особенности такой взаимосвязи проявляются в том, что содержание правоотношений в отличие от объекта частноправового регулирования в большей мере определяется нормативными актами и непосредственно зависит от их изменений. Определение признаков преступного посягательства на эти отношения должно быть непосредственно увязано с регулирующими их нормативно-правовыми предписаниями, что требует использования бланкетной формы конструирования диспозиции, которая присуща значительному числу уголовно-правовых норм, связанных с нормами публичного права.

В структуре публично-правовых норм наибольший удельный вес занимают нормы административного права, поэтому преимущественно на их примере рассматриваются особенности взаимосвязи уголовного права с другими отраслями права. Если сравнить сферы действия административного и уголовного права, то можно убедиться, что мало таких областей общественной и государственной жизни, в которых не пересекались бы их функции.

Несмотря на отсутствие единой классификации административно-правовых отношений, можно выделить две сферы их проявления, различающиеся по характеру взаимодействия с уголовным правом: отношения собственно управленческой сферы и административно-деликтные отношения. Первая, наиболее разветвленная группа, - отношения управленческого характера, складывающиеся в различных областях государственной жизни. Формулируя уголовно-правовые нормы, предусматривающие ответственность за посягательство на эти отношения, законодатель отсылает для их конкретизации к соответствующим нормам административного права. Среди них выделяются правила, устанавливающие тот или иной вид юридического режима. «Поскольку специфика правил чаще всего связана с тем, на какой территории осуществляется и с какими объектами связана деятельность, то говорят о режиме территорий и объектов (сильнодействующих ядов, радиоактивных веществ и др.)». Этот принцип учтен при формулировании диспозиций уголовно-правовых норм об ответственности за нарушение правил обращения определенных предметов (ст. 221-223, 228-233 УК РФ и др.) либо правил поведения на режимных объектах (ст. 215-217 УК РФ и др.).

Отличается своеобразием взаимосвязь норм уголовного и административного права, регламентирующего деятельность по охране общественного порядка, общественной безопасности и т. п.

Рассматривая влияние административного права на квалификацию преступлений с бланкетными признаками, необходимо учитывать особенность соединения двух методов правового регулирования. Как известно, реализация норм уголовного права в поведении граждан происходит вне процедурных правил, которые вступают в действие в виде уголовно-процессуальных норм лишь на стадии применения уголовного закона. В отличие от этого в административном праве материальные и процессуальные нормы переплетены теснее. Вместе с установлением административно-правового предписания часто устанавливается и юридическая процедура его реализации в поведении граждан (получение регистрационного удостоверения или лицензии при занятии предпринимательской деятельностью, регистрация транспортного средства и получение прав на управление транспортным средством, прохождение досмотра в аэропорту и т.п.). Эти процедурные нормы являются дополнительной гарантией, обеспечивающей общественную безопасность, общественный порядок, создают предпосылки соблюдения различного рода специальных правил. Взаимодействуя с такими процедурными нормами, уголовное право не только получает дополнительное средство, обеспечивающее исполнение уголовно-правового запрета, но и использует эти процедурные нормы для формулирования составов преступлений, совершаемых в сфере, регулируемой административным правом. Например, признаки незаконного предпринимательства (ст. 171 УК РФ), уголовно-правового запрета, предусмотренного, нарушения правил учета, хранения, перевозки и использования взрывчатых, легковоспламеняющихся веществ и пиротехнических изделий (ст. 218 УК РФ) и других составов сформулированы с учетом процедурных норм. Изучение вопросов взаимодействия уголовного и административного права, анализ практики применения норм указанных отраслей свидетельствуют, что межотраслевая интеграция не всегда достигает своих целей.

Наличие значительного количества точек соприкосновения уголовного и деликтного административного права в предмете и методе регулирования делает актуальной и практически значимой проблему разграничения сфер их действия, включая решение вопроса о месте нахождения признаков, отграничивающих преступление от проступка. Примером грубой несогласованности уголовного и административного права являлось принятие поправок к КоАП РФ, которые привели к необоснованному снижению с 1 января 2008 г. порога уголовной наказуемости хищения до ста рублей. Лишь Федеральным законом от 16 мая 2008 г. № 74-ФЗ «О внесении изменений в статьи 3.5 и 7.27 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях» ситуация была исправлена. К уголовно-наказуемым отнесены хищения в виде кражи, мошенничества, присвоения и растраты, если его размер превышает одну тысячу рублей.

В условиях отраслевой разобщенности составов преступлений и проступков, представляющих собой их менее опасный аналог, оптимальным вариантом могло бы быть дублирование разграничительных признаков в той и в другой отраслях. Например, вместо формулы «если эти действия не содержат уголовно наказуемого деяния» в ст. 5.16 КоАП РФ было бы целесообразно указать, что нарушение порядка финансирования избирательной кампании в крупном размере влечет за собой уголовную ответственность в соответствии со ст. 141.1 УК РФ. В таком случае изменения в корреспондирующих статьях УК РФ и КоАП РФ должны производиться одновременно.

Значительный объем межотраслевых связей уголовного права и норм других отраслей публичного права образуется в сфере уголовно-правовой охраны оборота предметов, подчиненных специальному режиму. Наиболее применяемыми здесь являются нормы об уголовной ответственности за незаконный оборот наркотических средств и психотропных веществ и незаконный оборот оружия. Составы этих преступлений сформулированы в целом однотипно - в статьях УК РФ перечисляются виды нарушений правил оборота с указанием на признаки их незаконности (незаконные приобретение, хранение, ношение и т.п.). Однако было бы ошибкой на этом основании переносить правила квалификации преступлений одного вида на другой. Следует иметь в виду, что различия заключаются не только в свойствах предмета (что уже само по себе наполняет иным содержанием внешне похожие манипуляции с ними), но и в режиме правого регулирования их оборота.

Преступления, связанные с незаконным оборотом предметов, на который распространяется специальный правовой режим, законодатель обычно делит на две большие группы: преступления в сфере легального оборота этих предметов и уголовно-наказуемые деяния, совершенные в сфере их нелегального оборота. В составах преступлений первой группы бланкетный характер носят лишь признаки предмета: огнестрельное, холодное, газовое оружие и другие связанные с их использованием предметы (ст. 222-226 УК РФ); наркотические средства или психотропные вещества (ст. 228-233 УК РФ). Объективная сторона хотя и выражена словом «незаконные», однако описана непосредственного в статье УК РФ. Обращение к специальным правилам необходимо лишь для определения юридически значимых признаков предмета и применительно к наркотическим средствам и психотропным веществам - их размера. На это обстоятельство указывается в п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ 15 июня 2006 г. N 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами». При рассмотрении дел о преступлениях, предметом которых являются наркотические средства или психотропные вещества, судам надлежит руководствоваться постановлением Правительства РФ от 7 февраля 2006 года № 76 «Об утверждении крупного и особо крупного размеров наркотических средств и психотропных веществ для целей статей 228, 228.1 и 229 Уголовного кодекса Российской Федерации», содержащим списки наркотическихсредств и психотропных веществ, оборот которых в Российской Федерации запрещен в соответствии с законодательством Российской Федерации и международными договорами Российской Федерации (Список I) либо ограничен и в отношении которых устанавливаются меры контроля в соответствии с законодательством Российской Федерации и международными договорами Российской Федерации (Список II), а также список психотропных веществ, оборот которых в Российской Федерации ограничен и в отношении которых допускается исключение некоторых мер контроля в соответствии с законодательством Российской Федерации и международными договорами Российской Федерации (Список III). В пункте 4 этого постановления указано, что решая вопрос о наличии крупного или особо крупного размера наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, следует исходить из размеров, которые установлены в постановлении Правительства РФ от 7 февраля 2006 г. № 76 для каждого конкретного наркотического средства или психотропного вещества1.

Составы второй группы имеют не только бланкетные признаки предмета, но и бланкетные признаки, характеризующие само деяние. Обычно эта часть состава выражена прямой или подразумеваемой ссылкой на нарушение специальных правил, регламентирующих порядок обращения с указанными предметами (ненадлежащее исполнение обязанностей по охране оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств - ст. 225 УК РФ; нарушение правил оборота наркотических средств и психотропных веществ - ст. 228.2 УК РФ).

Рассматривая особенности взаимосвязи уголовного права с нормами публичного права, следует иметь в виду, что последние регулируют не только сферу публичных отношений, но и область частной жизни. Например, значительное количество нормативных актов регламентирует сферу оборота конфиденциальной информации, в сохранности которой заинтересован частный субъект. Так, в последние годы «заработала» ранее относимая к «мертвым нормам» ст. 138 УК РФ, однако число уголовных дел явно не соответствует масштабам нарушения этого права, особенно в условиях расширения вида услуг связи. Не последнюю роль играет и отсутствие четкой регламентации порядка оборота конфиденциальной информации с использованием каналов связи, неурегулированность различного рода межотраслевых коллизий, отсутствие четкого определения понятия тайны связи, в том числе и нормативных оснований ее ограничения.

Кроме описанных выше проблем существуют и другие нерешенные вопросы, определяющие особенности квалификации преступлений с признаками состава, конкретизируемые с помощью норм публичных отраслей права, но они будут рассмотрены в следующих параграфах работы применительно к отдельным вопросам квалификации.

Взаимосвязь с нормами частного права

К отраслям частного права принято относить гражданское, международное, частное, семейное, трудовое, гражданско-процессуальное и некоторые другие смежные с ними отрасли права. Ведущим среди них в качестве базовой отрасли является гражданское право. Естественно, на нормы этой отрасли падает основная часть нагрузки по взаимодействию с отраслями публичного, в том числе и уголовного права. Поэтому основные вопросы о видах межотраслевых взаимосвязей, отражаемых бланкетным признаком состава преступления, и возникающих при этом проблемных моментах удобнее рассмотреть на примере именно данной отрасли права. При этом подразумевается, что перечисленные вопросы аналогичным образом решаются и применительно к другим отраслям этой семьи права.

Наиболее очевидной формой взаимосвязи рассматриваемых отраслей права является охрана уголовным правом общественных отношений, урегулированных нормами гражданского права, что влечет за собой необходимость применения бланкетных признаков. Однако констатация этого факта сама по себе не объясняет сути возникающих между ними взаимосвязей. Важно выяснить, включает ли уголовно-правовая норма, охраняющая имущественные отношения, ссылку на гражданско-правовые предписания или содержание уголовно-правового запрета формулируется независимо от них без использования бланкетной формы. Если такая зависимость имеется, то в чем она проявляется и каковы ее пределы? Во-вторых, необходимо уточнить, использует ли при этом уголовное право гражданско-правовые категории или формулирует составы преступлений только с помощью собственных понятий. То же самое можно отметить относительно использования юридических терминов одной отрасли для нужд другой. В-третьих, требуется ясность и в вопросах воздействия норм уголовного права на формулирование гражданско- правовых предписаний, а также использования уголовно-правовых понятий и терминов в сфере имущественного оборота.

Уголовное право, охраняя урегулированные гражданским правом общественные отношения, для экономии нормативного материала не может не использовать прямой или подразумеваемой ссылки на его предписания. Объем таких ссылок на нормы гражданского права по сравнению с отраслями публичного права не столь велик, однако касается наиболее распространенных преступлений, например в сфере экономики. Объяснение этому вполне очевидное - уголовное и гражданское право представляют противоположные по многим параметрам отрасли, в которых наиболее ярко проявляется своеобразие различающихся объектов правового воздействия, задач и способов их регулирования. К особенностям взаимосвязи с гражданским правом можно также отнести редкое использование бланкетной диспозиции, детализируемой с помощью норм этой отрасли. По крайней мере, прямых ссылок на признаки нарушения норм гражданского права нет, но остаются подразумеваемые ссылки, превращающие диспозицию статьи УК РФ в бланкетную. Для конструктивных связей гражданского и уголовного права больше чем для норм других отраслей характерно также наличие альтернативно-бланкетных признаков. С отраслями частного права связаны в основном уголовноправовые нормы гл. 21 «Преступления против собственности» и гл. 22 «Преступления в сфере экономической деятельности», однако и в других главах УК РФ имеются нормы, связаны с нормами частного права.

Конструктивная связь норм уголовного и гражданского права проявляется в следующем:

ссылка на признаки нарушения норм гражданского права (бланкетная диспозиция). Например, самоуправство, т.е. самовольное, вопреки установленному законом или иным нормативным правовым актом порядку совершение каких-либо действий, правомерность которых оспаривается организацией или гражданином - ст. 330 УК РФ;

конкретизация с помощью норм гражданского права отдельных бланкетных признаков состава преступления. Например, получение индивидуальным предпринимателем или руководителем организации льготных условий кредитования - ст. 176 УК РФ;

заимствование терминов гражданского права при формулировании от дельных признаков состава преступления. Эта форма практически всегда сочетается с бланкетными признаками или бланкетной диспозицией;

конкретизация посредством предварительной гражданско-правовой оценки условий и обстоятельств, наличие которых влияет на квалификацию преступлений. При этом с помощью норм гражданского права уточняются не признаки состава преступления сами по себе, а обстоятельства, дающие возможность выяснить содержание общественных отношений, которое необходимо для установления характера совершаемого деяния. Например, разграничение мошенничества и грабежа при использовании так называемой «куклы», если потерпевший заметил обман, невозможно без установления, до или после завершения сделки был обнаружен обман, особенно при усложнении ситуации с регистрацией или другим оформлением договора.

В некоторых случаях при формулировании составов преступлений используются термины, внешне похожие на гражданско-правовые, но по своей сути не являющиеся таковыми. Так, в ст. 159 и 163 УК РФ законодатель использует словосочетание «право на имущество». По мнению некоторых авторов, термин «право на имущество» обозначает понятие гражданского права, которое отождествляется с имущественными правами. Однако в тексте ГК такой термин не используется. Нет его четкого определения и в науке гражданского права.

Видимость межотраслевой связи возникает также в тех случаях, когда преступление представляет собой вид нарушения норм гражданского права, но законодатель непосредственно в уголовно-правовой норме описывает это деяние, не используя бланкетные признаки. Воспроизводство текста норм гражданского права в самом уголовном законе избавляет от необходимости ссылаться на нормы гражданского права в процессе применения норм уголовного права.

Этот прием был достаточно распространен в дореволюционном российском праве. Так, в ст. 1703 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. устанавливалась уголовная ответственность за совершение сделки с несовершеннолетним без согласия попечителя, а ст. 1670 Уложения объявляла наказуемым приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем. В действующем уголовном законодательстве сохранилась подобная форма, но в гораздо меньших объемах. Например, в ст. 175 УК РФ речь идет о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем. Отсутствие необходимости ссылки на нормы гражданского права объясняется тем, что непосредственно в уголовном праве описаны признаки нарушения правил совершения сделки. Виновному, совершающему незаконную сделку по поводу имущества, добытого заведомо преступным путем, достоверно известно, что продавец не является собственником имущества (оно похищено) и не имеет прав на него.

Ошибочное признание наличия связи конкретных норм гражданского и уголовного права не столь безобидно, как это может показаться на первый взгляд. Установление «мнимой» связи при фактическом ее отсутствии приводит к неверной юридической оценке деяния и в итоге влечет неправильное применение уголовного закона. Так, после вступления в силу нового Гражданского кодекса возник вопрос о роли ст. 14 ГК РФ, предоставляющей гражданину свободу самозащиты гражданских прав без обращения в суд. Речь идет об уголовно-правовой оценке действий, связанных с самовольным осуществлением своих прав или других связанных с самозащитой деяний, содержащих признаки нарушения уголовно-правового запрета. В юридической литературе высказано мнение, что норма, содержащаяся в ст. 14 ГК РФ, должна учитываться при уголовно-правовой оценке деяния, исключая его противоправность в той части, в какой это связано с осуществлением прав, предоставленных ГК РФ. В подтверждение этой мысли приводятся факты прекращения уголовных дел, в частности, в отношении гражданина, который после получения ордера осуществил принудительное выселение лица, поселившегося без ордера.

Как представляется, ссылка на дозволяемое ст. 14 ГК РФ право самозащиты в качестве доказательства отсутствия противоправности деяния не точна. Причем это в принципе свидетельствует об ошибочном признании связи ст. 14 ГК РФ с УК РФ. Норма, предусмотренная данной статьей, имеет узкоотраслевые задачи - установить допустимый для гражданского права самостоятельный способ защиты своих прав. Более того, в законе прямо сказано, что такая защита не может выходить за пределы действий, необходимых для пресечения правонарушения, то есть речь идет лишь о действиях, которые нейтрализуют нарушение предписаний гражданского права, причем в таких пределах, которые не выходят за рамки препятствования в нарушении субъективного права.

Если при защите своих прав гражданин совершает действия, подпадающие под признаки статьи Особенной части УК РФ, то вопрос об отсутствии противоправности совершаемых действий, соответственно, отсутствии состава преступления, решается в соответствии со статьями гл. 8 УК РФ, а не со ст. 14 ГК РФ, которая не предназначена для регулирования правоотношений такого рода. Рассматриваемая статья ГК РФ не может быть отнесена и к числу норм, детализирующих признаки состава преступления, предусмотренного ст. 330 УК РФ («Самоуправство»), поскольку она не содержит каких-либо конкретных предписаний, которые могли бы использоваться для оценки правомерности совершения определенных действий.

Таким образом, для отграничения действительных связей от ложных необходимо, во-первых, установить наличие прямой или подразумеваемой ссылки на нормы гражданского права; во-вторых, определить, с какими именно нормами или институтами гражданского права связана та или иная норма уголовного права; в-третьих, выявить конкретные признаки уголовно-правовой нормы, которые детализируются с помощью нормативных предписаний; в-четвертых, определить пределы такой детализации и согласовать заимствованное нормативное предписание с нормами и принципами уголовного права.

Рассмотренная разновидность межотраслевой взаимосвязи показывает зависимость содержания понятий уголовного права от категорий гражданского права, однако в основном это относится к характеристике способа фиксации и передачи информации посредством «чужих» нормативных предписаний, показывает формально-логические аспекты построения уголовно-правовой нормы и механизм уяснения его признаков в процессе применения уголовноправовой нормы. Сама природа межотраслевых взаимосвязей, их содержательная сторона и механизм проявления в регулировании общественных отношений раскрываются с помощью анализа других ее разновидностей.

Наиболее очевидной в этом плане является их функциональная связь. Именно на нее чаще всего ссылаются исследователи, рассматривающие те или иные аспекты взаимодействия отраслей права. Как уже отмечалось, принято считать, что гражданское право регулирует имущественные и связанные с ними личные отношения, а уголовное право лишь охраняет их от преступных посягательств. В принципе, если говорить в общем, так оно и есть. Гражданское право формирует правовое пространство имущественных социальных связей, создает юридический режим этого поля, но роль уголовного права не сводится к присоединению своей санкции к гражданско-правовому предписанию. Более того, как отмечает Е.Б. Пашуканис, понятие кражи определяется раньше, чем понятие собственности. В то же время, состав уголовно наказуемых посягательств на субъективные гражданские права не может не опираться на существующие в этой отрасли правовые положения. Например, в случае нарушения субъективных гражданских прав, вытекающих из договора, его субъектом может быть лишь сторона сделки. Поэтому уголовный закон, устанавливая ответственность за посягательство на такое право, связывает признаки субъекта преступления с признаками стороны договора или иной сделки.

Так, субъектом злостного уклонения от погашения кредиторской задолженности может быть лишь лицо, которому этот кредит был предоставлен. Соответственно и признаки субъекта преступления, предусмотренного ст. 177 УК РФ, тесно связаны с его гражданско-правовым статусом. Эту ситуацию следует отличать от внешне схожих, но отличающихся по своей природе случаев использования уголовным правом лишь внешней формы гражданско-правового понятия, не связанной напрямую с предписаниями ГК РФ. Например, нормой ст. 174.1 УК РФ предусматривается ответственность за совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, приобретенными лицом в результате совершения им преступления. Уголовное право в данном случае использует термин финансового и гражданского права, что породило дискуссию о субъекте сделки, о которой идет речь в норме уголовного права. В частности, был сделан вывод о том, что совершить преступление, предусмотренное ст. 174.1 УК РФ, может быть лишь лицо, обладающее дееспособностью, предусмотренной нормами ГК РФ. Это мнение оспаривается другими авторами. «На наш взгляд, - пишут О.Ю Якимов и С.С. Якимова, - данная точка зрения ошибочна, т.к. не учитывает следующего: действия, составляющие объективную сторону легализации (финансовые операции и сделки), могут быть осуществлены лицом не только лично, но и посредством другого лица (посредника). Для того чтобы отдать посреднику распоряжение осуществить финансовую операцию, а также сделку с «грязными» деньгами или имуществом, не имеет значения факт наличия дееспособности». Можно согласиться с этим выводом, однако приведенные авторами аргументы касаются лишь частного случая и не отвечают на более общий вопрос о том, конкретизирует ли ГК РФ признаки субъекта данного состава преступления. Ответ можно получить лишь на основе анализа предназначения термина «сделка», употребленного в ст. 174.1 УК РФ. В данном случае норма уголовного права, чтобы избежать подробного описания различных вариантов отчуждения имущества, использует конструктивную связь с нормами гражданского права - его термин, который позволяет раскрыть содержание деяния. Однако в отличие от диспозиции ст. 179 УК РФ, где этот термин имеет все признаки гражданско-правовой сделки, включая и признаки ее субъектов, для формулирования диспозиции ст. 174.1 УК РФ используется лишь внешняя форма сделки - договор двух и более лиц о передаче имущества. Здесь стороны могут вовсе не связывать себя нормами гражданского права. Поэтому преступная по своей сути сделка, естественно, может и не соответствовать требованиям гражданского права, что распространяется и на признаки субъекта этой сделки. Как известно, субъект сделки - либо собственник либо представитель собственника, либо иное лицо, легально уполномоченное совершать сделку с имуществом. В случае совершения преступления лицо не приобретает признаваемого гражданским правом статуса собственника или законного владельца. Деяние, предусмотренное ст. 174.1 УК РФ, хотя и определяется посредством конструктивной связи (использования термина гражданского права), функционально с ним не связано и вполне может не соответствовать требованиям норм гражданского права как по содержанию, так и по признакам субъекта. В соответствие с п. 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 ноября 2004 г. № 23 «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем» «под финансовыми операциями и другими сделками, указанными в ст. 174 и 174.1 УК РФ, следует понимать действия с денежными средствами, ценными бумагами и иным имуществом (независимо от формы и способов их осуществления, например, договор займа или кредита, банковский вклад, обращение с деньгами и управление ими в задействованном хозяйственном проекте), направленные на установление, изменение или прекращение связанных с ними гражданских прав или обязанностей. К сделкам с имуществом или денежными средствами может относиться, например, дарение или наследование»1. Следует заметить, что Пленум Верховного Суда в данном пункте, в отличие от п. 1, не ссылается при определении финансовой операции и сделки на конкретные нормы ГК РФ. На наш взгляд в этом нет необходимости, поскольку в статье УК РФ прямо говорится о том, что целью такой сделки является придание правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом.

Таким образом, установление самого факта наличия взаимосвязи уголовного права с гражданским еще не достаточно для определения ее характера. Необходимо установить, в какой части (в каких пределах) нормы гражданского права используются для определения бланкетных признаков запрещаемого деяния и к какому виду взаимосвязи это относится.

Другой разновидностью связи отраслей гражданского и уголовного права является установление уголовной ответственности за неисполнение гражданско-правовых обязанностей. Так, ч. 1 ст. 157 УК РФ предусматривает уголовную ответственность родителей, злостно уклоняющихся от уплаты средств на содержание детей. Рассматриваемая норма уголовного права охраняет не только имущественные отношения, но и другие интересы несовершеннолетних (или совершеннолетних, но нетрудоспособных детей), вытекающие из содержания семейных отношений. Уголовная ответственность наступает лишь в том случае, если к гражданско-правовому деликту присоединяется деяние, связанное с невыполнением вступившего в законную силу судебного решения, причиняющего вред не только интересам детей, но и общественным отношениям в сфере правосудия. Тем не менее, для установления оснований для применения уголовно-правовой нормы необходимо установить гражданско-правовой (семейно-правовой) статус субъекта, обязанного в силу норм указанных отраслей права выплачивать средства на содержание детей.

Одной из форм взаимосвязи норм уголовного и гражданского права является придание действиям, выполненным в соответствии с требованиями гражданского права, значения юридического факта, лежащего в основе квалификации имущественного преступления. Применительно к рассматриваемым нами вопросам можно выделить два основных блока гражданско-правовых предписаний, различающихся по характеру взаимодействия с нормами уголовного права: вещное и обязательственное право.

Ключевым понятием в составе преступлений против собственности является чужое имущество. Как показывает изучение литературы и материалов судебной практики, расхождение во взглядах начинается с определения этого предмета преступлений против собственности. В частности, как уже отмечалось, не ясно, считать ли «имущество» понятием гражданского права, заимствованным уголовным законом, или признать его уголовно-правовым понятием, не совпадающим по содержанию с первым. Прямая отсылка к нормам гражданского права для определения понятия имущества, как, впрочем, и собственности, невозможна и потому, что эти понятия не имеют однозначного определения в самом гражданском праве, являются дискуссионными и в науке. «С правом собственности тоже произошла очень странная история. Как известно, собственность с юридической точки зрения есть вещное право, и объектом этого права являются вещи, причем лишь индивидуально определенные. Однако в последние десятилетия многие почему-то предпочли не принимать это во внимание, основательно смешав юридический подход с экономическим».

Между тем ответ на вопрос отраслевого содержания имущества дает ключ к решению уголовно-правовых проблем. Отсутствие согласованности в понимании термина «имущество» в уголовном и гражданском праве создает немало дополнительных трудностей для правоприменителя, особенно в условиях появления новых форм посягательств на собственность. На примере дискуссии по поводу содержания этого понятия хорошо просматриваются виды проблем, возникающих по поводу межотраслевых связей данного типа.

Следует различать функциональные возможности использования термина «имущество» в гражданском и уголовном праве. В первом случае он обозначает ключевое понятие отрасли, во втором - отражает один из элементов состава некоторых преступлений. Отсюда более детальное регулирование всех отношений, связанных с имуществом, и более многообразные формы его проявления. Это позволяет использовать нормы гражданского права для конкретизации признаков хищения в спорных, сложных случаях.

На примере составов преступлений против собственности можно рассмотреть и другую особенность межотраслевой взаимосвязи, когда уголовный закон использует собственный термин или слово, заимствованное из разговорного языка, но конкретизируются они с помощью норм гражданского права. Так, слово «чужой», употребленное применительно к похищаемому имуществу, нельзя отнести к числу терминов гражданского права, однако в постановлении Пленума Верховного Суда РФ, действующем с 27 декабря 2002 г. по 5 февраля 2007 г. оно разъяснялось с помощью обращения к нормам ГК РФ: «Предметом хищения и иных преступлений, ответственность за совершение которых предусмотрена нормами главы пятой УК РСФСР, является чужое, т.е. не находящееся в собственности или законном владении виновного, имущество». В принципе, само по себе определение «чужое» не нуждается в особом разъяснении и достаточно понятно без конкретизации с помощью других норм. В то же время возможны ситуации, когда этот признак не столь очевиден. Под чужим в судебной практике понимается не только то имущество, которое не принадлежит лицу, совершающему преступление, но и находящееся в совместной собственности. Однако такая практика характерна не для всех категорий уголовных дел. Например, по тайному или открытому изъятию имущества одним из членов семьи не признают кражей, а уничтожение имущества, принадлежащего на правах совместной собственности, в том числе как супругу, предлагается квалифицировать в качестве преступления. В данном случае речь идет не о различном понимании термина «чужое», а о наличии или отсутствии возможности вычленить долю, принадлежащую самому похитителю или лицу, совершающему поджог. В первом случае изъятие части имущества может рассматриваться как присвоение (хотя и с нарушением установленного порядка) своей части, если иное не доказано по делу, а во втором, например, при пожаре. «Суды, Следственный комитет при МВД России, - пишет В.П. Верин, - интересует вопрос о том, как следует оценивать ущерб, когда уничтоженное или поврежденное имущество было общей совместной собственностью, например супругов. Поэтому в этом же пункте дается разъяснение, что стоимость имущества, принадлежащего виновнику пожара, должна быть исключена из общего размера ущерба, причиненного в результате уничтожения или повреждения имущества, которое являлось его совместной собственностью с иными лицами».

В качестве примера развернутого анализа содержания термина «чужое имущество» применительно к отношениям между родственниками приведем решение Московского областного суда, которое опубликовано под заголовком: «Правоотношения членов семьи по распоряжению принадлежащим имимуществом должны регулироваться гражданским, а не уголовным законодательством». Суть дела такова: М. осужден за кражу из квартиры телевизора, принадлежащего его матери. «Оценивая представленные доказательства, суд пришел к выводу, что телевизор был приобретен на средства семейного бюджета и является общим имуществом семьи М., в связи с чем один М. не мог распорядиться им по своему усмотрению без согласия остальных членов семьи. Между тем, согласно ст. 244 ч. 1, 2 ГК РФ имущество, находящееся в собственности двух или нескольких лиц, принадлежит им на праве общей собственности. Имущество может находиться в общей собственности с определением доли каждого из собственников в праве собственности или без определения таких долей. Согласно ст. 253 ГК РФ распоряжение имуществом, находящимся в совместной собственности, осуществляется по согласию всех участников, которое предполагается независимо от того, кем из участников совершается сделка по распоряжению имуществом. Таким образом, М. как сособственник имущества имел право распоряжаться телевизором, принадлежащим ему на праве общей совместной собственности, но не получил на это согласие остальных собственников. При таких обстоятельствах нельзя признать, что он похитил чужое имущество, в действиях М. отсутствует состав преступления. В данном случае правоотношения членов семьи М. по распоряжению принадлежащим им телевизором должны регулироваться гражданским, а не уголовным законодательством. В связи с изложенным Президиум областного суда приговор отменил, дело производством прекратил на основании ст. 24 ч. 1 п. 2 УПК РФ за отсутствием в действиях состава преступления».

На практике встречаются случаи, когда собственник имущества даже не установлен (по разным причинам), тем не менее общественно опасное деяние в отношении такого имущества квалифицируется как преступление без установления субъекта нарушенных отношений собственности. В одном из кассационных определений Верховного Суда РФ в качестве доказательства наличия имущественного ущерба отмечено, что из справки БТИ следует, что стоимость дома, уничтоженного в результате пожара, составляет 32116 рублей. «При таких данных суд обоснованно пришел к выводу о том, что причиненный в результате поджога, совершенного Т., материальный ущерб является значительным. Неустановление юридического собственника уничтоженного в результате поджога имущества на правовую оценку действий Т. в этой части не влияет».

В теории и на практике возникают споры по поводу гражданско-правовых свойств имущества умершего человека до решения вопроса о наследстве, что в свою очередь вызывает разные уголовно-правовые оценки фактов присвоения такого имущества. Чужим является такое имущество, которое находится на момент изъятия в фактическом обладании (курсив наш. - Н.П.) какого- либо лица и не принадлежит похитителю по праву собственности. В связи с этим неточной представляется юридическая оценка фактов присвоения имущества убитого или умершего человека, при которой отрицается наличие хищения.

В российском уголовном законодательстве установлено равенство защиты собственности независимо от ее вида, частной она является или государственной. Однако в определенных случаях юридическая природа имущества, являющегося предметом преступления, имеет значение и влияет на квалификацию. Так, согласно примечанию к ст. 201 УК РФ, если деяние, предусмотренное статьями гл. 23 УК РФ, причинило вред интересам исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, уголовное преследование осуществляется по заявлению этой организации или с ее согласия. Если деяние, предусмотренное статьями данной главы, причинило вред интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, уголовное преследование осуществляется на общих основаниях. В случае причинения имущественного вреда лицом, осуществляющим управленческие функции в коммерческой организации, необходимо выяснить, какова природа собственности, кто является субъектом этих имущественных отношений. В одном из своих определений Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отметила: «Согласия руководителя коммерческой организации не требуется при возбуждении уголовных дел о преступлениях, предусмотренных ст. 201-204 УК РФ, которыми не причинен вред интересам граждан, общества и государства. Хищение вверенного виновному имущества различных юридических лиц, в уставный капитал которых входят и государственные средства, следует квалифицировать как присвоение или растрату чужого имущества». Суд первой инстанции сослался на учредительные документы и сделал вывод, что уголовное дело не могло быть возбуждено без заявления и согласия руководителя коммерческой организации, которой причинен вред. Судебная коллегия указала, что «вывод суда о причинении вреда исключительно интересам коммерческой организации является не бесспорным, так как ГКС «Павелецкая», в которой совершено присвоение имущества, является структурным подразделением ООО «Мострансгаз», входящего в состав