Причины сопротивления населения крупным инвестиционным проектам на примере города Санкт-Петербурга

Вместе с тем, за 20-летнюю историю российской многопартийной системы статус парламентских имели 12 партий из 49. Остальные партии «не являлись и не являются элементами гражданского общества, но функционируют исключительно как избирательные машины, приспособленные для того, чтобы приобретать элитный статус для своих лидеров». Крыштановская О. Анатомия российской элиты. Москва, 2005.C.46 При этом партии, создаваемые снизу, по инициативе простых граждан, неизменно терпели поражение. Там же Главная борьба разворачивается между партиями элиты, которые ожесточенно конкурируют между собой. Там же. C.47

Необходимо также отметить и внесение поправок в российское законодательство, которое позволяет сохранять внешний дизайн демократии при преемственности отдельных элитарных групп (в частности, появление феномена преемников). Впервые эта практика была продемонстрирована в 1999 г., что было воспринято в целом позитивно, и институт преемников стал распространяться по стране. В декабре 2000 г. губернатор Краснодарского края Н.Кондратенко назначил своим преемником молодого предпринимателя А.Ткачева, что обеспечило ему победу с 82% голосов; в июне 2001 г. то же происходит и в Приморском крае, где преемником губернатора Е.Наздратенко стал предприниматель С.Дарькин: таким образом, передача привилегированного статуса путем объявления преемника «обнажила суть обычного права элиты, не закрепленного никакими легитимными документами, но воспринятого всеми участниками политического процесса как нечто естественное». Там же

Вместе с тем, с учетом специфичности выборов в России, их появление положительно изменили политическую систему страны, поскольку они все же стали новым механизмом власти и каналом рекрутации кадров для отдельных людей, которые смогли зарекомендовать себя в обществе, в том числе, гражданскими инициативами. В качестве примера можно привести избрание в 2012 году в Государственную Думу депутатом Андрея Васильева, который организовал движение «Убитые дороги Пскова». Таким образом, российская политическая система, несмотря на ограниченность ее ротации и влияния на нее общественности, способна порождать массовые движения, которые привлекают внимание элиты к своим проблемам.

Подводя итоги главы, отметим тенденцию формирования относительно закрытой политической элиты, относительную ограниченность влияния гражданского общества в воздействии на решения этой элиты и ее ротацию. Кроме того, формирование и развитие института государственно-частного партнерства стало одним из способов формирования тесных и долгосрочных связей между властью и бизнес-структурами, при этом гражданское общество в данной коммуникации практически не участвует. «Слияние» власти и бизнеса в ГЧП дает эффект еще большего недоверия со стороны общества и усиливает его противодействие принимаемым «наверху» решениям. Наряду с этим, в обществе появляется запрос на формирование новых неинституциональных форм артикуляции интересов, поскольку в условиях «дизайнерской» демократии и гибридного политического режима традиционные институты «увядают», не выполняя данных функций.

2. Социальные движения: политический подтекст

Последние годы исследования современных тенденций в западноевропейских демократиях отмечают общее снижение участия граждан в политике, о котором уже упоминал Й.Шумпетер. Это подтверждают также и другие авторы Pharr S., Putnam R.. Disaffected Democracies: What's Troubling the Trilateral Countries. NY, 2000. P.12, исследовавшие участие в выборах, членство в политических партиях и традиционных институтах, таких как профсоюзы.

Отказываясь от конвенциональных, привычных форм участия (выборы, партийная деятельность и прочее), граждане «все в большей степени используют неконвенциональные, прямые формы коллективного действия - петиции, демонстрации, забастовки, бойкот и т.п.» Norris P. Democratic Phoenix. Reinventing Political Activism. NY, 2002. P.21 Таким образом, сегодня можно говорить о замене традиционных институтов представительства интересов новыми социальными движениями, которые возникают для решения какой-то конкретной проблемы или проблем в одной сфере (экология, защита архитектурного исторического наследия и другое).

Социальные движения в широком смысле определяются как форма совместных действий или объединений, которые сосредоточены на решении конкретных политических или социальных проблем. Теория политического процесса или структуры политических возможностей, взятая за основу в рамках данного исследования, определяет их как коллективные вызовы, которые граждане осуществляют с общими целями и солидарностью во взаимодействии с элитой, оппонентами и властью Tarrow S. Power in Movement: Social Movements, Collective Action and Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. P.44. Это определение имеет четыре эмпирических измерения, таких как коллективный вызов, общая цель, солидарность и воспроизводимое взаимодействие McAdam D. Political Process and the Development of Black Insurgency, 1930-1970. Chicago: University of Chicago Press, 1982. P.9.

Для социальных движений характерна артикуляция потребностей и интересов, а также стремление непосредственно влиять на процесс принятия решений. Этот тренд обуславливает появление в обществе новых форм участия и коллективных акторов, которые «играют на поле» новых сфер гражданских инициатив. В частности, социальные движения отражают интересы граждан, формулируют их как требования, артикулируют их, вступают во взаимодействие с властью и бизнесом, а также стремятся взять на себя функции контроля и критики в отношении принимаемых властями важных решений.

2.1 «Разорванный треугольник» взаимодействия общества, бизнеса и власти

Концепция «разорванного треугольника» британского социолога М.Фридланда представляет коммуникацию в виде треугольника: его вершинами обозначены объекты, между которыми происходит коммуникация: власть, бизнес и обществоFreedland M.R. The Marketization of Public Services, in Crouch C., Eder K. and Tambini D. (eds), Citizenship, Markets and the State, 2001. P.29. Согласно этому подходу, сегодня в обществе этот треугольник связей между правительством, бизнесом и гражданами разорван. Опасность состоит в том, что власть и бизнес налаживают весьма тесные связи между собой, а вот граждане, наоборот, не имеют практически никакой связи ни с государством, ни с инвесторами. Объяснением этому, в частности, является то, что значительная часть проектов, в том числе ГЧП, рассчитана иногда и на несколько десятков лет. Очевидно, что в таком случае власть и бизнес связывают более тесные и «долгоиграющие» отношения, учитывая и массовое падение интереса общества к политикеТам же.

В российских реалиях в треугольнике «власть-инвестор-общество» наиболее консолидированной выглядит власть, хотя и следует различать позицию власти как таковой и отдельных ее представителей. В отношении бизнеса интересы крупных корпораций представлены лучше, общие корпоративные интересы - хуже. Общество же зачастую выступает скорее в роли объекта, чем субъекта. Для него, в целом, характерны пассивность и патернализм в отношении власти и бизнеса, частный характер интересов и присвоение разными группами права выражения общих интересов.

Согласно классической теории Г.Лассуэлла, схема акта коммуникации выглядит следующим образом: кто - сообщает что - по какому каналу - кому - с каким эффектом. В то же время данной модели коммуникации присуще одно далеко не бесспорное допущение, которое состоит в том, что передаваемые сообщения всегда вызывают определенный ожидаемый эффект. Эта модель впоследствии была дополнена Р. Брэддоком, который включил в коммуникационный процесс еще два момента: при каких обстоятельствах и с какой целью направляется сообщение. С одной стороны, наличие факта обратной коммуникации может само по себе свидетельствовать о том, что эта коммуникация состоялась. То есть в данном случае мы могли бы сказать, что если против какого-то инвестиционного проекта существуют протестные акции или подаются иски в суд, - это уже и есть доказательство эффективности коммуникации: есть обратная связь между властью и обществом. Однако достаточно ли этого? Автор данного исследования полагает, что критерием эффективности коммуникации может являться структурный элемент эффекта, который получился в процессе данной коммуникации. То есть наличие положительной или же негативной окраски, мнение, которое сложилось в обществе в отношении конкретного инвестиционного проекта.

В первую очередь, это слабые стороны реализации проекта, эмоционально критикуемые гражданами. В основе этого недовольства зачастую лежит предположение о том, что выделенные на проект деньги будут разворованы, а частная жизнь протестующих - ущемлена. Вместе с тем, зачастую прямое влияние общества на власть возможно лишь в чрезвычайном режиме, через акции протеста: информация о них может попадать на самый верхний властный уровень.

В повседневной жизни прямое влияние общества на власть реализуется на низовом муниципальном уровне: во всех остальных случаях это влияние опосредовано, и чем выше уровень власти, тем больше оно опосредовано. С одной стороны, это объясняет, почему власть игнорирует гражданское недовольство до того, как оно выплескивается на улицы и начинает представлять опасность.

В целом, задача власти максимально облегчается. Проект, который завершится через 25-30 лет, фактически снимает ответственность с государственных структур: он будет завершен при других официальных лицах, кроме того, за итоговый проект отвечает именно бизнес.

Подытоживая теоретическую часть данной работы, отметим, что в обществе появляется запрос на формирование новых неинституциональных форм артикуляции интересов, поскольку в условиях «дизайнерской» демократии и гибридного политического режима традиционные институты «увядают», не выполняя данных функций.

Широкое распространение ГЧП как формы взаимодействия бизнеса и власти, позволяет делать предположение о том, что оно будет активно развиваться и в дальнейшем. В том числе и потому, что реализовывать многолетние масштабные проекты только за счет средств бюджета в современных реалиях не представляется возможным. При этом в числе критикуемых аспектов ГЧП - «сращивание» власти и бизнеса, формирование замкнутой элиты, долгий срок реализации проектов, тенденция к сильному удорожанию, потенциально опасная нагрузка на бюджет, невозможность контроля со стороны общества.

Отметим также слабую коммуникацию между вершинами треугольника «власть -инвестор - общество», неоднозначное и даже предвзятое отношение общества к бизнесу в целом, неравные позиции городов на федеральном уровне.

Основываясь на вышесказанном, можно сделать предположение: гражданское общество выступает против реализации инвестиционных проектов в Санкт-Петербурге, потому что не доверяет бизнесу и власти. «Слияние» власти и бизнеса в ГЧП дает эффект еще большего недоверия со стороны общества и усиливает его противодействие принимаемым «наверху» решениям.

О кризисе доверия общества к власти в России свидетельствуют многочисленные социологические исследования. К примеру, опрос 2008 года показал: 56% россиян считают: то, что сегодня происходит в стране, идет на пользу лишь небольшой группе людей, озабоченных только собственными интересами. Гудков Л.Д., Дубин Б.В., Зоркая Н.А. Постсоветский человек и гражданское общество. Москва, 2008. C.26 При этом, процент согласных с данным мнением возрастает с возрастом респондентов: 43% среди россиян 18-24 года, 50% в возрасте 25-38 лет, 60% в возрасте 40-54 года и 63% среди россиян старше 55 лет. Там же. С.27

Что касается Санкт-Петербурга, можно отметить похожий результат: 88,8% опрошенных интернет-изданием Газета.ру в Санкт-Петербурге ответили, что органы власти принимают решения и действуют, прежде всего, не в интересах жителей города Онлайн опрос газеты.ру: http://www.gazeta.spb.ru/2/534258-0/ . Мы не будем считать высокую цифру не доверяющих власти абсолютно верной, поскольку результаты интернет-опроса могут не коррелироваться с итогами социологического опроса оффлайн.

Автор данного исследования провел собственный опрос в узкоспециализированной среде, пытаясь определить степень доверия к источникам информации со стороны правительственных и парламентских журналистов Санкт-Петербурга. Данная проблема имеет предметный характер, связанный с политическими процессами, имеет профессиональный характер, по глубине - системный.

Объектом данного исследования стали 10 журналистов деловых средств массовой информации (газета, радио, телеканал, информационное агентство) Санкт-Петербурга. Предметом исследования - степень доверия к источникам получения информации о политической жизни города. Вопросы анкеты выстроены по принципу «от общего к частному» («прямая воронка»).

Исследование проведено в ноябре 2011 путем письменного интервьюирования (адресная рассылка вопросов анкеты в социальных сетях).

По результатам опроса мы сделали следующие выводы (см. таблицу №1):

1. большая часть журналистов (60%) получает политическую информацию от первоисточника (депутаты, госслужащие и т.д.) - то есть непосредственно контактирует с региональной политической элитой, а также ищет ее в Интернете (Интернет-СМИ, блоги, форумы);

2. абсолютное большинство журналистов относится к источникам информации с недоверием («частично доверяю»-10%) или полностью не доверяют ей (90%).

Таблица №1

Результаты анкетирования правительственных журналистов, ноябрь 2011 г

Вопрос	А	Б	В	Г
В каких источниках ищете информацию о полит.жизни в СПб?	Первоисточники (депутаты, госслужащие) 60%	Масс-медиа (СМИ) 10%	Интернет (блоги, форумы и т.д.) 20%	Другое /поясните/ 10% («слушаю коллег на совместных мероприятиях и в редакции»)
Насколько вы доверяете источникам, которыми пользуетесь?	Полностью доверяю	Доверяю частично 90%	Не доверяю 10%	Другое

Таблица №2

Социально-демографический портрет респондентов-1

Пол	Процент
Мужской	70%
Женский	30%

Таблица №3

Социально-демографический портрет респондентов-2

Возраст	20-25 лет	25-39 лет	30-35 лет	35-40 лет	Более 40 лет
Процент	10%	50%	20%	10%	10%

Таблица №4

Социально-демографический портрет респондентов-3

Стаж работы в деловой журналистике	0-5 лет	5-10 лет	10-15 лет	15-20 лет	Более 20 лет
Процент	20%	50%	20%	-	10%

В таких условиях социальные движения становятся новой, неинституциональной формой артикуляции интересов горожан, которые также стремятся взять на себя функцию влияния на принятие решений властью, а также контроль за реализацией этих решений.

2.2 Протест как форма артикуляции интересов социальных движений

Современные исследователи включают в понятие «протест» различные политические акции и формы участия граждан в политике, экономике или общественной жизни. В данной работе автор рассматривает протесты, которые представляют собой весьма сложное и многомерное явление: оно может существовать как внутреннее состояние неприятия, так и быть публично выраженным в форме несогласия в контексте акции или действия. Рамки гражданского сопротивления определены следующим образом: публичное требование общественных групп, апеллирующее к властям и/или инвестору, остановить реализацию инвестиционного проекта, для того чтобы отменить или кардинально изменить его.

Изучение общественных движений и социального протеста предпринимаются европейскими и американскими социологами с 1980-х годов, с различной мерой акцентирования психологических, организационных, политических, культуральных характеристик протеста Jenkins J. C., Klandermans B., eds. The Politics of Social Protest: Comparative Perspectives on States and Social Movements. Minneapolis: University of Minnesota Press.1995. P.14 и радикальным критическим анализом отдельных концепций и парадигматики в целом Будон Р. Место беспорядка: критика теорий социального изменения. М.:1998. C.28.

Так, Дж.Дженкинс и Б.Кландерманс определяют политический протест как «коллективное действие или систему коллективных действий, направленных на изменение систем представительной и/или исполнительной власти, проводимой государственной политики или взаимоотношений между гражданами и государством в целом» Jenkins J.S., Klandermans B. The Politics of Protest. Comparative Perspectives on State and Social Movements. Univ. of Minnesota Press: UCL Press. 1995. R.6. P.11. Также под этим термином понимается «использование разрушительных коллективных действий, нацеленных на институты, элиты, властвующие и другие группы и совершаемых для достижения некоторых коллективных целей и требований протестующих» Костюшев В.В. Социологическое описание коллективных протестных действий: информационная база данных акций протеста. Общественные движения в современной России: от социальной проблемы к коллективному действию. М., 1999. C.11.

Российские исследователи активно участвуют в обсуждении протестных групп и движений Здравомыслова Е. Социология общественных движений - становление ново-го исследовательского направления. Социология в России. М.: ИС РАН: 1998; Гельман В.Я. Режим и граждане в условиях кризиса: уход, протест или лояльность? - Вопросы местного самоуправления, № 1:2009. C.19, в разработке методических вопросов: в частности, в адаптации к российским условиям известных социологических методик Сафронов В.В. Потенциал протеста и демократическая перспектива. - Журнал социологии и социальной антропологии. - Т. 1, вып. 4., 1998. C.21.

И те, и другие исследователи рассматривают социальный и политический протесты в рамках рациональных моделей: в частности, в организационной теории мобилизации ресурсов McCarthy J.D., Zald M.N. The Enduring Vitality of the Resource Mobilization Theory of Social Movements.- Handbook of Sociological Theory. NY: Kluwer Academic/Plenum Publishing: 2002. C.29, в макрополитическом контексте структуры политических возможностей Kitschelt H. Political Opportunity Structures and Political Protest: Anti-Nuclear Movement in Four Democracies. - British Journal of Political Science,vol. 16. 1986. C.31, в культуральных исследованиях Jenkins J. C., Klandermans B., eds. The Politics of Social Protest: Comparative Perspectives on States and Social Movements. Minneapolis: University of Minnesota Press. 1995. C.9.

В этом смысле важно различать протест как выражение недовольства, несогласия и сопротивления сложившемуся порядку со стороны социальных групп в репертуаре протестных практик и собственно политического протеста как выражения недовольства, несогласия и сопротивления общественному и политическому порядку со стороны политических сообществ и организаций, артикулированных в идеологическом дискурсе и репертуаре политических протестных практик Костюшев В.В. Социальный протест в поле политики: потенциал, репертуар, дискурс (опыт теоретической интерпретации и эмпирической верификации). Субдисциплина: политическая социология. СПб. 2011. C.12. Поскольку последние становятся политическими с появлением политических требований и артикуляцией политических программ.

В числе основных теорий социологии общественных движений -- коллективное поведение, мобилизация ресурсов, новые движения, структура политических возможностей Здравомыслова Е. Социология общественных движений - становление нового исследовательского направления. Социология в России. М.: ИС РАН: 1998. C.19.

Таким образом, понятие «протеста» в контексте данного исследования, с точки зрения автора, должно включать в себя не только активные и публичные формы недовольства (митинги, петиции, иски в суды), но и пассивные поведенческие практики (абсентеизм), поскольку они также отражают недовольство сложившимся порядком реализации инвестиционных проектов.

Ключевым признаком протеста против инвестиционного проекта является как уровень активности, публичности, так и наличие негативного посыла по отношению к институтам, отдельным аспектам градостроительной политики властей Петербурга.

В рамках заявленного теоретического подхода может используется предложенная В.Костюшевым метафора «триады протеста», которая выражается тремя верифицируемыми категориями:

1) «потенциал протеста» (состояние и практика эмоционального и морального недовольства: эмотивная компонента),

2) «дискурс протеста» (состояние и практика интеллектуального и идеологического несогласия: когнитивная компонента),

3) «репертуар протеста» (состояние и практика коллективного действия: конативная компонента). Костюшев В.В. Стратегия социального протеста в российском обществе: потенциал, репертуар, дискурс. Фонд Макартуров, 1998 г. C.16

Интегральная напряженность поля политики в трех названных базовых характеристиках (недовольство, несогласие, действие) в значительной степени и прежде всего определяется «социальной силой» акторов поля политики как акторов, заявляющих протест в многообразном репертуаре практик прямого и косвенного протеста Костюшев В.В. Социальный протест в поле политики: потенциал, репертуар, дискурс (опыт теоретической интерпретации и эмпирической верификации). Субдисциплина: политическая социология. СПб, 2011. C.23.

Отталкиваясь от методологических положений политолога У.Милбрайта Milbrath L.W. Political Participation. Chicago: Rand McNally, 1965. Р. 79. , активность протестного поведения может быть также градирована по трем основаниям: низким, средним и высоким уровнями активности. Отметим, что Милбрайт рассматривает политический протест, при этом, отмечая, что репертуар как политических, социальных, так и общественных протестов схож, в рамках данной работы автор опирается на эту типологию (см.таблицу 5).

Таблица 5

Типология форм политического протеста

Уровень вовлеченности в процесс	Конвенциональные формы	Неконвенциональные формы
Низкий уровень активности	-протестный абсентеизм; -чтение оппозиционных СМИ, участие в виртуальных «социальных сетях» протестной направленности	-подписание оппозиционных воззваний, петиций, обращений
Средний уровень активности	-создание оппозиционного контента в «социальных сетях»; -электоральный протест	-создание экстремистского контента в «социальных сетях»; -участие в неразрешенных демонстрациях и митингах; -бойкот; -голодовка
Высокий уровень активности	-участие в работе оппозиционных партий в избирательных компаниях; -участие в оппозиционных митингах и собраниях; обращение во властные структуры или к их представителям; -активность в качестве политического деятеля (выдвижение кандидатуры, участие в выборах, руководство общественно-политическим движением или партией)	-участие в акциях гражданского неповиновения; -неуплата налогов; -участие в захватах зданий, предприятий; -отказ покидать рабочее место; -блокирование дорожного движения; -участие в насильственных террористических акциях

В данном случае мы можем сделать вывод о том, что в рамках исследуемой автором темы протесты против инвестпроектов находятся, во-первых, в рамках неконвенциональных форм низкого уровня активности: подписание оппозиционных воззваний, петиций, обращений к властям (см.прил.4). Хотя это одна из самых мирных форм протеста, автор относит ее к неконвенциональным формам, поскольку это действие характеризуется прямым обращением к властям вне существующих институциональных рамок.

Во-вторых, протесты также находятся в рамках конвенциональных форм среднего уровня активности. Необходимо отметить, что протестующие не переходят в данном случае в неконвенциональные формы (в частности, демонстративное прекращение отношений с властью в знак протеста) -- наоборот, граждане ищут коммуникации с властью и ее реакции.

Следует также отметить тот факт, что потенциально сопротивление петербуржцев инвестиционным проектам могут перейти в конвенциональные формы высокого уровня активности. В качестве примера можно привести экспертов Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВоопИк), петербургские члены которого активно участвовали в протестах (в частности, против Охта-центра), включены в ряд советов при губернаторе города и избраны депутатами в Законодательное собрание северной столицы. Это происходит не во всех случаях, однако такая тенденция, определенно, есть.

Стоит отметить, что сами протестующие в общей массе не называют себя оппозицией, не имеют разработанной политической платформы: по характеру высказываний можно говорить об их региональной направленности, артикуляции в первую очередь к местной власти (см.прил.4).

В случае же, когда участники протестов призывают к смене, например, губернатора, - это не цель, а инструмент для достижения необходимых им социальных изменений в жизни города. При этом упоминание конкретных фамилий (того же губернатора) так же встроено во внутренний контекст: «Матвиенко в ответе за «Охта-центр». В числе признаков неполитичности можно отметить также отрицание социальных конфликтов как таковых в ходе этих протестов: они действуют по логике «все хорошие люди вместе против одной плохой власти».

В то же время граждане четко ставят вопрос социальной справедливости: противопоставляют себя «олигархам», «чиновникам», причисляя себя к «простым людям». Участники локальных протестов не отождествляют себя ни со средним, ни с креативным классом, поскольку говорят «от имени петербуржцев», то есть в данном случае -- народа.

Таким образом, в данном случае мы можем говорить о локальном активизме, который при наличии определенных катализаторов и акторов (отдельных лиц или организаций/политических партий) имеет определенный потенциал.

2.3 Феномен NIMBY (только не на моем заднем дворе)

Феномен NIMBY («not in my backyard» -- «только не на моем заднем дворе») хорошо известен Блэр Рубл. Управление городами в современном мире. Доклад на семинаре МШПИ, СПб:2001: все желают, чтобы в городе было, например, больше дорог, но никто не хочет, чтобы они были проложены под их окнами. История появления этого феномена связана со строительством первых АЭС в Великобритании. На практике социальная группа мобилизуется против нежелательной застройки. Пространственным объектом, против которого мобилизуется социальная группа, является как раз нежелательная застройка.

Отметим, в частности, что, по данным некоторых авторов, этот феномен порожден не столько протестными настроениями общества, сколько характеристиками нового объекта Schively, Carissa Understanding the NIMBY and LULU Phenomena: Reassessing Our Knowledge Base and Informing Future Research. Journal of Planning Literature, Vol. 21, No. 3 (February 2007). P.49: угрожает ли он интересам или здоровью, возможные недоработки (такие, как эстетика), а также личными мотивами (потеря ценности недвижимости, исчезновение собственности).

В рамках данного исследования социальные движения можно охарактеризовать как реформистские по масштабам (стремятся к изменениям лишь некоторых элементов и норм системы), консервативные по типу изменений, локальные по зоне распространения.

В российских реалиях локальный активизм был воспринят отчасти как признак развития гражданского общества. Однако зачастую эти коллективные действия направлены именно на защиту индивидуального пространства граждан. Локальные протесты могут привлечь внимание власти и отменить уплотнительную застройку, но лишь в одном дворе, а не изменить градостроительную политику в целом.

Вместе с тем, локальный активизм имеет несомненные «шансы» развиться в гражданский. Решение проблемных дворов и скверов упирается в общие градостроительные нормативы, такие как правила землепользования и застройки или генеральный план развития города. Привлечение к проблеме одного двора общественной организации, а затем политических активистов (к примеру, депутатов), экологических и других объединений может «вывести» локальные протесты на региональный уровень.

К примеру, в 2009 году активная кампания против строительства небоскреба «Охта-центр» компании «Газпром» стала почвой для консолидации действий различных политических и общественных организаций в Санкт-Петербурге. В их числе -- градозащитники (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры), экологи (центр ЭКОМ), политики (партия «Яблоко», «КПРФ», а также отдельные депутаты городского парламента), участники городских социальных движений («Живой город», Движение гражданских инициатив, «Охтинская дуга» и др). Силами этих структур была создана Гражданская коалиция в защиту Петербурга, которая затем провела ряд пикетов и крупных акций протеста. Наиболее массовым из них стал митинг в защиту Петербурга (10.10.2009), который собрал более 4 тысяч человек-противников строительства небоскреба.

По мнению ряда исследователей, в большинстве случаев локальный активизм приводит к попытке городских движений повлиять на общегородскую повестку дня путем массового давления снизу и выхода на публичную арену города. Социальное движение, характеризованное относительно широким объединением различных акторов (людей, инициативных групп, организаций, движений), действующих на определенной территории ради целей, выходят за рамки узкой групповой или локально ограниченной проблемыКарин Клеман: «Городские движения России в 2009-2012 годах: на пути к политическому». Доклад на факультете свободных искусств и наук СПбГУ, 2012..

3. Определение причин сопротивления инвестиционным проектам в Санкт-Петербурге

В рамках данного методологического подхода в течение 2010-2012 гг. был проведен кейс-стади гражданского сопротивления в контексте прикладной задачи анализа причин сопротивления населения крупным инвестиционным проектам на примере города Санкт-Петербурга. Эмпирическое исследование построено на принципах кейса, для которого были выбраны 30 инвестиционных проектов (см. прил.1).

В рамках данного исследования были выбраны 5 показателей- потенциальных катализаторов, которые сравнивали между собой. 4 показателя были выбраны, исходя из вышеизложенной теоретической части исследования:

статус ГЧП или стратегического;

касается ли проект парков или скверов,

касается ли проект памятников архитектуры, исторического центра, правил землепользования и застройки,

объем инвестиций (общий).

Также был добавлен дополнительный параметр, который, возможно, также имеет влияние на всплески гражданского сопротивления:

район, в котором ведется проект.

Оценку параметров автор исследования проводил за период с 01.01.2010 по 31.12.2013. Всплески гражданской активности измерялись в трех направлениях:

количество акций протеста (включая митинги, петиции, обращения),

количество публикаций в СМИ,

количество записей в блогах.

Поиск сообщений о всплесках гражданской активности осуществлялся посредством поисковых систем Яндекс, Google.

Также в ходе эмпирического исследования автором проведен контент-анализ публикаций в прессе и блогах, для того чтобы определить их оценочный контекст (см.прил.3), мотивы протестов (прил.4), акторов (прил.5), а также типологию протестов (прил.6).

Также методом математического анализа выявлены катализаторы возникновения протестных акций.

3.1 NIMBY-протесты

В рамках работы автор сделал следующее предположение: незначительное количество протестных акций может свидетельствовать, что против данного проекта выступают, в основном, жители близлежащих домов. В данных случаях можно говорить о наличии феномена NIMBY, а также о том, что в речь не идет о форме артикуляции интересов со стороны социальных движений.

За единицу протестной акции в ходе исследования автором приняты такие формы, как марш, митинг, одиночный пикет, обращение в суд, появление коллективного письма или пресс-релиза, выступление в прессе.

По итогам исследования кейса сформирована четырехступенчатая градация «градуса» гражданского сопротивления. Она классифицирована следующим образом:

А) минимальная протестная активность (менее 5 протестных акций в течение трех лет);

Б) средняя протестная активность (6-10 протестных акций);

Г) высокая протестная активность (11-20 протестных акций);

Д) критическая протестная активность (более 21 протестной акции).

Я предполагаю, что первые две градации (минимальная и средняя протестная активности) говорит о том, что против проекта выступают жители, которые руководствуются феноменом NIMBY. С большой долей вероятности это может означать, что горожане два-три раза вышли на митинг или пикет, собирали подписи под петицией и обращались с заявлением в СМИ. В рамках созданной эмпирической базы таковых случаев оказалось 2/3.

В число проектов, которые не могут быть отнесены к NIMBY-протестам, попали 10 из исследуемых 30 (см.прил.2). По количеству неконвенциональных протестов и публикаций в СМИ и блогосфере «лидером» среди непопулярных инвестиционных проектов стало создание делового квартала Охта-центр (755 различных протестных акций), за которым следует проект строительства "Набережной Европы" (192) и развитие Ново-Адмиралтейского острова (108). Следует отметить, что число протестных акций против реализации этих инвестиционных проектов в несколько раз превышает число протестов против других проектов. При этом стоит также отметить, что в пик протестов против некоторых проектов пришелся именно на исследуемый автором трехлетний период (к примеру, Охта-центр); к реализации же других проектов на тот момент приступили сравнительно недавно.

Начиная с четвертой позиции по количеству протестных акций и далее (в порядке уменьшения) находится проект создания и строительства автодороги «Западный скоростной диаметр» (65 акций против), строительство делового квартала Лахта-центр (52), реновация хрущевок (29), преобразование территории Апраксина двора (25), возведение намыва у Сестрорецка (23), строительство нового зоопарка в Юнтолово (12) и завода по переработке бытовых отходов в Янино (9).

Отметим, что данные 10 проектов объединяет следующее:

o реализация проектов ведется в историческом центре города или затрагивает правила землепользования и застройки (ПЗЗ), памятники архитектуры (50%);

o реализация проектов затрагивает скверы или парки (40%);

o проекты имеют статус стратегических или реализовываются на основе ГЧП (40%).

Дальнейшее исследование построено на анализе протестов против этих 10 инвестиционных проектов.

3.2 Репертуар и типология протестов

В исследовании общественных движений понятие «репертуар протеста» обозначает многообразие практик протеста: от конвенциональных, проводимых в соответствии с законодательством и культурной нормой (жалобы, петиции, публичные заявления, митинги, марши, шествия) до неконвенциональных, нарушающих закон и культурные конвенции (захваты зданий, перекрытие трасс, поджоги административных зданий и др.) Костюшев В.В. Социальный протест в поле политики: потенциал, репертуар, дискурс (опыт теоретической интерпретации и эмпирической верификации). Субдисциплина: политическая социология. СПб, 2011. P.30

Напомним, что в рамках данного исследования автор берет за единицу протестной акции такие формы, как марш, митинг, одиночный пикет, обращение в суд, появление коллективного письма или пресс-релиза, выступление в прессе. Типология протестов определялась методом контент-анализа в опубликованных материалах СМИ и блогах. За единицу сообщения автором выбраны те, в которых собственно событие упоминается в главной роли (является информационным поводом), без перепечаток и ссылок на другие издания. Поиск проводился на интернет-порталах Яндекс, Гугл (Google) путем ввода поисковых слов.

Так, соотношение числа протестных акций оффлайн и онлайн составляет 55% и 45% соответственно. Большинство протестных акций против инвестпроектов находятся, в рамках поля неконвенциональных форм низкого уровня активности: подписание оппозиционных воззваний, петиций, обращений к властям, выступления в СМИ и в блогах (см.прил.6). Согласно результатам анализа, таковых 88%. Часть протестных акций находится в рамках конвенциональных форм среднего уровня активности (12%). При этом, в обоих случаях протестующие не находятся в оппозиции, а наоборот, стремятся коммуникации с властью.

В целом, несмотря на локальный активизм, направленность и динамика сопротивления конвертируется из поля культуры в поле экономики и политики. А значительное число протестных акций - более 1,2 тысяч - в случае отсутствия реакции государственной власти может стать условием для формирования и солидарности такого сопротивления.

3.3 Мотивы протестов

Политическая коллективных действий требует социальных изменений, таких как озабоченность неблагополучием других. Fowler and Kam. Rethinking why people vote. The Behavioral Foundations of Public Policy, 2007. P.14 Эти новые социальные предпочтения объясняют парадокс: почему люди выходят участвовать в акциях протеста, несмотря на то, что вероятность повлиять на градостроительную политику не всегда вероятна.

Мотивы протестов также определялись автором методом контент-анализа в опубликованных материалах СМИ и блогах: репортажей с места событий (митингов, пикетов, заседаний судов), а также прямой речи протестующих. За единицу сообщения автором выбраны те, в которых собственно событие упоминается в главной роли (является информационным поводом), без перепечаток и ссылок на другие издания. Поиск проводился на интернет-порталах Яндекс, Гугл (Google) путем ввода поисковых слов. Всего было проанализировано 300 выборочных публикаций (см.прил.4).

Мотивы были перераспределены автором на четыре категории:

o не нравится, что проект будет именно здесь,

o не нравится, что именно такой проект,

o не нравится, что со мной не посоветовались,

o не верю, что именно это построят («только обещают», «обманут»).

Также автор сделал попытку выделить тех, к кому артикулированы интересы, распределив ответы на три категории: против инвестора, против проекта, против власти.

По итогам анализа можно сделать вывод о том, что в отношении и власти, и бизнеса, и самого проекта самым сильным мотивом стало недоверие. Не верят, что будет реализован именно тот проект, который заявлен («только обещают», «обманут») по отношению к власти 92%, по отношению к инвестору - 86%.

3.4 Акторы протестов

Акторы протестов определялись автором методом контент-анализа в тех же опубликованных материалах СМИ и блогах, что и мотивы: репортажей с места событий (митингов, пикетов, заседаний судов), а также прямой речи протестующих. За единицу сообщения автором выбраны те, в которых собственно событие упоминается в главной роли (является информационным поводом), без перепечаток и ссылок на другие издания. Поиск проводился на интернет-порталах Яндекс, Гугл (Google) путем ввода поисковых слов. Всего было проанализировано 300 выборочных публикаций (см.прил.5)

Акторы поделены автором на 5 групп: экологические организации, политические партии, отдельные персоны, градозащитники (ВООПИиК и «Живой город»), а также в отдельную группу выделены иные сообщества и движения, блогеры. Протестные акции выделены в 3 группы: петиции (онлайн и оффлайн) и выступления в СМИ, онлайн обсуждения, а также в отдельную группу выделены митинги, марши, оцепления, пикеты и суды.

В качестве акторов в данном случае чаще всего выступают организации и объединения, прежде всего, градозащитные и экологические. Градозащитники являются акторами в 38% инициации и участия в подписании петиций («экологи» - 39%) и 49% оффлайн активности («экологи» - в 45%).

В числе отдельных личностей, выделяемых в ходе контент-анализа, чаще других встречаются депутат Заксобрания Петербурга Алексей Ковалев, а также члены партии «Яблоко» Борис Вишневский и (на тот момент тоже «яблочник») Максим Резник: в совокупности их участие в петициях и выступлениях с заявлениями в СМИ составляет 6%, участие в оффлайн активности - 3,5%.

Стоит также отметить, что категория блогеров, а также других объединений и сообществ («Охтинская дуга» итд) чаще всего участвует в онлайн обсуждениях (93%).

На основе данного анализа можно сделать предположение о том, что одновременно с увеличением числа протестных акций количество его участников возрастает. Косвенным примером этого может быть сопротивление строительству «Охта-центра», которое начиналось с отдельных высказываний в СМИ, а завершилось маршем, собравшим несколько сотен человек. Некоторые исследователи отмечают, что, когда число участников достигает критической массы, дальнейшее участие накапливается быстро KuranTimur. Sparks and Prairie Fires: A Theory of Unanticipated Political Revolution. American Economic Review. 1991.

3.5 Контент-анализ протестов

Контент-анализ протестных акций против инвестпроектов выполнен несколькими способами (см.прил.3). В него включены неопубликованные исследования на эту тему ведомственных структур ИТАР-ТАСС по 4 проектам (Охта-центр, Набережная Европы, Западный скоростной диаметр, Лахта-центр). Также автор самостоятельно провел анализ оценочного контента публикаций по остальным 6 проектам. В исследование включены публикации в СМИ и блогах за указанный период. Поиск проводился на интернет-порталах Яндекс, Гугл (Google) путем ввода поисковых слов, а также в базе компании «Медиалогия». Перепечатки, публикации со ссылками, а также «репосты» не отсеивались.

По итогам анализа можно сделать вывод о том, что больше, чем в половине случаев упоминание о проектах было контекстным, а не тематическим. Это означает, что инвестиционный проект упоминался в связи с чем-либо, а ему не была отведена основная роль. При этом максимальное количество негативных публикаций составляло менее 30%. Значительную их часть занимает нейтральная оценка, что говорит об отсутствии оценочных положительных или отрицательных суждений в публикациях журналистов.

3.6 Катализаторы протестов

В рамках данного исследования автором определены 10 проектов, вызвавших более всего протестов горожан (см.прил.2). Все они имеют 3 характеристики: количество акций протеста (обозначим за «протест»), количество публикаций в СМИ (обозначим за «СМИ»), а также количество записей в блогах (обозначим за «блог»). Одновременно, каждый проект можно отнести к одной из трех групп: «ГЧП», «парк», «памятник». При этом проект может относиться к нескольким группам одновременно.

Составим таблицу отнесения проекта к группам и параллельно для каждого проекта построим процентное разбиение характеристик (см.таблицу 6).

Таблица 6

Отнесение проекта к группам и процентное разбиение характеристик

ГЧП	Парки	Памятники	Протест	СМИ	Блог
0	0	1	>1%	~23%	~76%
0	0	1	<1%	~3%	~97%
1	0	1	>1%	~49%	~50%
1	1	1	<1%	~55%	~45%
0	0	0	<1%	~11%	~89%
0	1	0	<1%	~9%	~91%
1	0	1	<1%	~28%	~72%
0	1	0	<1%	~17%	~83%
0	1	0	<1%	~28%	~72%
1	0	0	<1%	~24%	~76%

Далее построим таблицу средней процентной доли каждой из характеристик для каждого типа проекта (см.таблицу 7).

Таблица 7

Средняя процентная доля каждой из характеристик для каждого типа проекта

	СМИ	Блог	Протест
ГЧП	39%	60,8%	0,2%
Парк	27,15%	72,45%	0%
Памятник	31,6%	68%	0,4%

Из таблиц видно, что если проект связан с ГЧП, то увеличивается активность СМИ; если с памятниками и ПЗЗ - то активность из СМИ перетекает в блогосферу и акции протеста; если с парками - то активность концентрируется в блогах.

Далее сгруппируем проекты: сформируем таблицы, в которых указаны проекты, объединяемые или ГЧП, или парком, или памятником (см.таблицу 8).

Таблица 8

Сгруппированные проекты, объединенные ГЧП

ГЧП	СМИ	Блог	Протест
101	3716	3820	108
111	6465	5290	65
101	4650	12130	23
100	537	1681	9

Считаем среднее: СМИ~3842, блоги~5730, протест~51,25.

Так как публикация в СМИ, запись в блоге, акция протеста равновероятна для каждого проекта, то имеем равномерное декретное распределение. Это значит, что математическое ожидание публикации в СМИ, записи в блоге, акции протеста и есть среднее значение, указанное выше.

Аналогично для:

Таблица 9

Сгруппированные проекты, объединенные «парком»

Парк	СМИ	Блог	Протест
111	6465	5290	65
010	826	8610	29
010	1388	6840	23
010	1462	3830	12

Математическое ожидание (среднее арифметическое): СМИ ~2535, блоги ~ 6142, протест ~ 32.

Аналогично для:

Таблица 10

Сгруппированные проекты, объединенные «памятником»

Памятник	СМИ	Блог	Протест
001	11682	39000	755
001	1386	47300	192
101	3716	3820	108
111	6465	5290	65
101	4650	12130	25

Математическое ожидание (среднее арифметическое): СМИ ~ 3579, блоги ~ 22508, протест ~ 229.

Объединим средние значения характеристик трех имеющихся групп в одну таблицу.

Таблица 11

Средние значения характеристик трех имеющихся групп

	СМИ	Блог	Протест
ГЧП	3842	5730	51
Парк	2535	6142	32
Памятник	5579	22508	229

Вывод: проекты, затрагивающие памятники архитектуры и ПЗЗ, имеют самый широкий общественный резонанс по всем направлениям, причем в блогах и акциях протеста он увеличивается в разы.

Обозначим:

ГЧП Парк Памятник сильное

х у z влияние

умеренное

слабое влияние

СМИ Блог Протест

б в г

Схема 1 Влияние катализаторов инвестпроектов на возникновение протестов

Тогда можно сформулировать общий вид функций:

x = f1(б), y = f2(в), z = f3(б, в, г)

Для окончательной идентификации коэффициентов при б, в, г нужна более подробная статистическая информация о динамике активности протестов против проектов, формирование которой не включено в задачи данного исследования.

Вместе с тем, данный общий вид функций может быть использован впоследствии при более детальном исследовании по этой теме.

3.7 Потенциал протестов

В данной работе автор не ставил задачу измерить потенциал протестов, однако, основываясь на проведенном анализе эмпирической базы, отмечу, что в протестах против инвестиционных проектов политическая составляющая является проблематичной. Можно предположить, что в данном случае и протестный, и политический потенциал достаточно высок.

Проведенный контент-анализ свидетельствует о наличии эмотивной (прежде всего, депривационной) напряженности, которая отражает состояние тревожности, беспокойства, недовольства действиями властей и их решениями. В большинстве случаев это состояние тревожности рационально не артикулируется: выражая основным мотивом недоверие, горожане добавляют в него эмоциональные переживания о лишениях в области свободы выбора, «быть» проекту или «не быть» (абсолютная депривация), а также переживания и недовольство по поводу возможной потери благосостояния и меры свободы (относительная депривация).

Это различие важно для понимания протестного потенциала локальных протестов против инвестиционных проектов. Относительная депривация, которая превалирует в эмпирической базе данного исследования, связана с внутренними переживаниями горожан по поводу утраты возможностей, которые они могли бы иметь, но не могут в силу разных обстоятельств.

Основываясь на проведенном эмпирическом анализе, подведем итоги. Автором исследования эмпирически подтвержден тезис о том, что незначительное количество протестных акций против инвестиционного проекта свидетельствует о феномене NIMBY: против данного проекта выступают, в основном, жители близлежащих домов. В рамках созданной автором эмпирической базы таковых оказалось 2/3.

Оставшиеся случаи были объединены тремя признаками, они впоследствии были оценены автором в качестве катализаторов, потенциально влияющих на возникновение гражданских протестов. Это а) реализация проекта в историческом центре города, нарушение норм правил землепользования и застройки (ПЗЗ), влияние на сохранение архитектурного наследия (50% случаев); б) реализация проектов затрагивает скверы или парки (40%); в) проекты имеют статус стратегических или реализовываются на основе ГЧП (40%).

В рамках теоретического фрейма в исследовании сделан вывод о том, что большая часть протестных акций против инвестпроектов находятся в рамках поля неконвенциональных форм низкого уровня активности: подписание оппозиционных воззваний, петиций, обращений к властям, выступления в СМИ и в блогах.

В рамках эмпирической базы установлено, что акторами протестных акций наиболее часто выступают организации и объединения, прежде всего, градозащитные и экологические.

Отметим также, что в числе отдельных персон-акторов, определенных в ходе контент-анализа, чаще других встречаются депутат Заксобрания Петербурга Алексей Ковалев, а также члены партии «Яблоко» Борис Вишневский и (на тот момент тоже «яблочник») Максим Резник. Категория блогеров, а также других объединений и сообществ чаще всего участвует в онлайн обсуждениях.

По итогам анализа можно сделать вывод о том, что больше, чем в половине случаев упоминание о проектах было контекстным, а не тематическим. Максимальное количество негативных публикаций составляло менее 30%, значительную их часть занимает нейтральная оценка. Впрочем, анализ также свидетельствует о наличии эмотивной (прежде всего, депривационной) напряженности среди участников протестных акций.

Также по итогам анализа можно сделать вывод о том, что самым сильным мотивом участия в протестной активности стало недоверие в отношении и власти, и бизнеса.

С помощью математического анализа сделан вывод о том, что проекты, затрагивающие памятники архитектуры и ПЗЗ, имеют самый широкий общественный резонанс по всем направлениям, причем в блогах и акциях протеста он увеличивается в разы.

В числе более общих предпосылок к возникновению протестов против инвестиционных проектов можно назвать следующие:

1. наличие лидеров общегородского масштаба, которые возглавляют инициативу,

2. целенаправленная работа этих лидеров по развитию к причастности потенциальной проблемы,

3. наличие организации, члены которой объединены по признаку некой идентичности,

4. эмоциональная составляющая (митинги, марши, акции).

В целом, несмотря на локальный активизм, значительное число протестов, если не последует реакции государственной власти, может стать условием для формирования и солидарности такого сопротивления.

Заключение

Предметом исследования данной работы являются причины возникновения гражданского сопротивления против инвестиционных проектов на примере города Санкт-Петербурга. Объект исследования - протестные акции и масштабные конфликты между инвесторами, властью и обществом в Санкт-Петербурге. Автором была выбрана данная тема исследования в связи с ростом числа локальных протестов в последние годы, которые были направлены не на изменение политической обстановки, но на изменение или отмену отдельных инвестиционных проектов: «Охта-центра», «Лахта-цента», Западного скоростного диаметра, нового зоопарка, намыва земель возле Сестрорецка и т.д.

В научной гипотезе автор сделал предположение о том, что гражданское сопротивление против инвестиционных проектов возникает вследствие высокого уровня недоверия к власти и бизнесу, вкупе с неэффективной коммуникацией между обществом, инвестором и властью.

В теоретической части работы отмечена, в первую очередь, тенденция формирования очень близкого партнерства власти и бизнеса: в частности, именно из этих кругов формируется политическая элита. Она деклассируется и, в условиях относительной ограниченности влияния общества на ее решения и ротацию, становится самостоятельной группой, которая действует в своих собственных интересах.

...