Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Экономический рост России в 2014 году по данным Министерства экономического развития составит лишь 1,1% ВВП. Это обстоятельство говорит о том, что Россия вплотную подошла к стагнации. Инвестиционный климат ухудшился, капитал уходит из России. Политические риски после присоединения Крыма и Севастополя еще более усугубили ситуацию. В тоже время средний и малый российский бизнес не чувствует себя достаточно защищенным и самостоятельным, чтобы развиваться и платить налоги.

По данным ежегодного рейтинга Всемирного Банка Россия в 2013 году заняла 112 строчку (из 185) по показателям простоты ведения бизнеса . Согласно Индексу Восприятия Коррупции, составленному Transparency International, по эффективности противодействия коррупции Россия в 2013 году находится на 127 месте из 177 возможных. Хотя оба эти рейтинга дают лишь условные оценки, можно сказать, что общее положение бизнеса в России остается незавидным. бизнес силовой рейдерский захват

Силовое давление на бизнес является серьезным препятствием для развития российской экономики и как следствие, может оказывать негативное влияние на благосостояние населения. В тоже время мы не многое знаем о том, какие именно причины влияют на интенсивность силового давления на бизнес, более того, даже необходимость его измерения может поставить нас в тупик. В настоящей работе мы попытаемся ответить на вопросы о том, каковы масштабы давления на бизнес в различных регионах России, чем оно обусловлено, в каких обстоятельствах оно возникает, через какие этапы проходит, и наконец, существуют ли механизмы по противодействию этой проблеме.

Актуальность исследования

В 1990-ые годы в России был широко распространен феномен, получивший название силового предпринимательства [Волков, 2012]. В 1994 г. только по данным МВД ѕ бизнеса платили за защиту преступникам, а по данным РАН криминальные группировки владели примерно 55% капитала частных компаний России в 1995 г. [Gans-Morse, 2011: 6]. В условиях, когда государство не способно защитить бизнес от мафии, происходит процесс, который некоторые исследователи называют «приватизацией безопасности» [Sanchez M., 2006: 189]. Для осуществления своей деятельности предприниматели были вынуждены обращаться к частной охране или помощи криминальных структур. С 1995 до 2005 года число ЧОПов в России стабильно росло, удваиваясь каждые 5 лет [Gans-Morse, 2011: 7]. Укрепление правоохранительных органов, а также рост рынка частных охранных услуг способствовали существенному сокращению практики силового предпринимательства.

Несмотря на то, что силовое предпринимательство в целом отошло в тень, российский бизнес и на сегодняшний день сталкивается с множеством проблем, в том числе связанных с давлением со стороны государственных органов, которые зачастую действуют в сговоре с конкурентами. Угроза применения насилия, существовавшая в 1990-ых, фактически не исчезла, а приняла новые формы: недобросовестные конкуренты начали действовать другими методами, стремясь оставаться в рамках правового поля. Подробный анализ этой проблемы проводится в книге Э. Панеях «Правила игры для русского предпринимателя» [Панеях, 2008].

В тоже время в последние годы были сделаны некоторые важные шаги в сторону улучшения ситуации. В докладе «The End of a Violent Era» в 2011 году подчеркивалось, что в последнее время российские предприниматели начали более активно обращаться за защитой в суд [Gans-Morse, 2011: 17-18]. Причем данное обстоятельство говорит не об ухудшении ситуации в стране, а, напротив, о том, что предприниматели начинают выбирать суд для защиты своих прав по сравнению с другими формами защиты. Например, с 2000 по 2008 год количество судебных исков против налоговой инспекции возросло с 13 тыс. до 50 тыс. (на 280%), более того 60-70% этих дел заканчиваются в пользу предпринимателя. Другим косвенным показателем интереса предпринимателей к защите в рамках правового поля является постоянный рост числа адвокатов (с 26 тыс. в 1996 до 63,7 тыс. в 2010).

Еще одним важным фактором является появление достаточно сильных профессиональных ассоциаций, способных отстаивать интересы бизнеса. В 2000-ые года произошла своеобразная специализация наиболее крупных ассоциаций. Выделились 4 лидера: «Российский союз промышленников и предпринимателей» для крупных компаний [Hanson, Teague, 2005: 658], «Деловая Россия» для компаний среднего уровня, «ОПОРА» для мелкого бизнеса, а также Торгово-Промышленная Палата, выполняющая функции лицензирования [Яковлев, 2010]. Появились также отраслевые ассоциации, например, «Ассоциация компаний розничной торговли» для ретейлеров» [Радаев, 2007].

В 2011 году на базе общественной организации «Деловая Россия» (учреждена в 2001) был создан Центр общественных процедур «Бизнес против коррупции» (далее ЦОП «БПК»). Эту организацию возглавляет Борис Титов - с 2012 года уполномоченный по правам предпринимателей при президенте РФ, а сопредседателями являются в частности Б. Е. Шувалов, Элла Памфилова (с 2014 года она стала Уполномоченным по правам человека).

Позиции исследователей относительно роли деловых ассоциаций различаются - одни утверждают, что они монополизируют рынок и лоббируют строго свои интересы [Olson, 1965], другие указывают на их позитивную функцию в отношении защиты и самоорганизации [Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011]. Однако в последние годы эти ассоциации действительно начали играть значимую роль в защите предпринимателей (более подробно этого вопроса мы касаемся в статье [Yakovlev, Sobolev, Kazun, 2013]).

Но даже при наличии определенных позитивных сдвигов экономика России по-прежнему остается в стагнации. Предприниматели не чувствуют уверенности и весьма неохотно инвестируют деньги в российскую экономику. Силовое давление на бизнес сохраняется и, независимо от своих масштабов, создает у предпринимателей определённую тревогу. В тоже времени нет ясности и относительно масштаба проблемы, а также причин, которые могут порождать ее.

Проблема исследования:

Проблема защиты предпринимателей (в частности вопросы защиты прав собственности) являлась актуальной для России с самого начала развития в стране рыночных отношений. Как мы отметили выше, в начале 2000-ых годов рейдеры сменили силовых предпринимателей. Ключевым отличием новой формы давления на бизнес является то, что рейдеры почти всегда имеют связи в правоохранительной или судебной системе. Официальной статистики по числу рейдерских захватов бизнеса до сих пор не существует, но из приведенных выше обстоятельств видно, что проблема все еще сохраняет высокую актуальность.

Задача оценки интенсивности силового давления на бизнес в различных регионах России, а также вопрос о понимании причин этого давления, на момент не разрешены. Производить подобную оценку целесообразно именно на уровне регионов. С одной стороны мы можем получить косвенные данные, свидетельствующие о давлении на бизнес в различных регионах (на уровне более мелких единиц - городов и населенных пунктов такую статистику собрать крайне трудно), а с другой стороны взяв за единицу анализа регионы, возможно выявить статистические закономерности.

Различные регионы России по-разному справляются с задачей защиты бизнеса от силового давления. Масштабы проблемы могут быть связанны с экономическими, политическими или социальными факторами, способствующими или же наоборот препятствующими силовому давлению на бизнес. Для понимания причин сохранения проблемы рейдерства в России, а также способов ее возможного устранения, необходимо ответить на вопрос, почему силовое давление на бизнес оказывается распространенным в одних регионах и, напротив, менее характерно для других регионов.

В настоящем исследовании мы предпримем попытку оценить, насколько различные социальные, экономические и политические факторы способны влиять на масштабы силового давления на бизнес на уровне регионов России. В тоже время качественный анализ случаев силового давления на бизнес даст глубокое понимание механизмов давления на бизнес, что с одной стороны, позволит нам понять направление причинно-следственных связей, а с другой стороны, предоставит материал для интерпретации полученных результатов.

Объект исследования представлен тремя основными акторами: 1) потерпевшие предприниматели и предприятия 2) рейдеры, осуществляющие захват, а также 3) ЦОП «БПК» как организация, стремящаяся выступать арбитром.

Эмпирический объект исследования - случаи силового давления на бизнес в регионах России, поступившие на рассмотрение в ЦОП «БПК» с 2011 года по конец 2013 года. Единицей анализа являются регионы (на март 2014 год - 83 региона ).

Предметом исследования является силовое давление на бизнес в регионах России, а также тактики захвата бизнеса рейдерами и стратегии его защиты, используемые предпринимателями.

Представление результатов исследования

За последний год отдельные аспекты настоящей работы были представлены на нескольких конференциях: конференции молодых ученых «Время вызовов и возможностей: проблемы, решения, перспективы» (Латвия), 13 Aleksanteri Conference «Russia and the World» (Хельсинки), международной конференция «Бизнес. Общество. Человек» (Москва), а также конференции МО РАПН «Россия и мир в новую эпоху: Новые вызовы политике и обществу» (Москва). Кроме того, в рамках Апрельской конференции НИУ ВШЭ 2014 по инициативе Института анализа предприятий и рынков состоялся круглый стол «Уголовное право для предпринимателей: проблемы и перспективы», на котором сотрудники ЦОП «БПК» и представители адвокатского сообщества обсудили проблему силового давления на бизнес. В апреле 2014 года на базе ЦОП «БПК» состоялась «Первая всероссийская конференция экспертов, работающих в рамках Института Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей на условиях pro bono publico», на которой обсуждались проблемы защиты предпринимателей, поднимаемые в настоящей работе.

Данные мероприятия позволили расширить понимание проблематики нашего исследования и выявить актуальные направления для анализа. В ходе работы над данной темой мы сформировали для себя определения ключевых понятий.

Определение основных понятий

Под силовым давлением на бизнес мы понимаем способ воздействия на предприятие, его владельцев или сотрудников, который предполагает угрозу применения насилия или его реальное осуществление (в том числе посещение сотрудниками полиции, заключение под стражу, рейдерский захват собственности и т.д.) с целью получения экономической выгоды. Экономическая выгода может принимать форму взятки (откупа), полного или частичного захвата активов предприятия (как правило, в результате продажи по заниженной цене или изъятия собственности в счет долгов), а также получения выгоды от захвата рыночной доли обанкротившегося конкурента.

Захватчиком компаний, как правило, выступают рейдеры, т.е. конкуренты, осуществляющие недружелюбное поглощение предприятия. В процессе захвата собственности или принуждения к уходу из бизнеса могут принимать участие и различные государственные структуры (полиция, прокуратура, налоговая инспекция и т.д.). Поскольку захватчики предприятий и их связи с чиновниками, как правило, остаются в тени, анализ этой стороны конфликта будет осуществляться на основе данных СМИ, освещавших данное событие (в частности, на основе базы печатной прессы «Интегрум»), а также на основе информации, полученной в Центре общественных процедур «Бизнес против коррупции».

Под стратегиями захвата бизнеса понимаются совокупность действий, направленных против законных владельцев предприятий с целью отчуждения их собственности. Среди них могут быть различные формы силового давления: от заказных проверок и угроз до уголовного преследования предпринимателя или покушения на его жизнь. Стратегия захвата бизнеса предполагает существование поэтапного и продуманного плана действий, включающего последовательное применение различных способов давления, решения о привлечении в процесс захвата новых действующих лиц (например, полиции), задействования ресурсов (физических, экономических, административных и т.д.), а также четкое понимание границ, до которых готовы дойти рейдеры.

Под стратегиями защиты предприятия понимается совокупность последовательных действий, направленных на защиту предпринимателя от силового давления. В частности такими действием является подача заявления в ЦОП «БПК», обращение в суд, наем ЧОП, привлечение внимания СМИ и др.

Настоящая работа состоит из трех частей: теоретического обзора работ по тематике силового давления на бизнес, обсуждения методологических аспектов исследования, а также эмпирического анализа. Эмпирическая глава в свою очередь состоит из двух частей - качественного анализа четырех десятков случаев рейдерских атак на бизнес, а также количественного анализа причин, влияющих на интенсивность силового давления на бизнес.

Глава 1. Теоретические подходы к анализу силового давления на бизнес

Государство, насилие и бизнес

Вопрос силового давления на бизнес нельзя изучать вне контекста проблемы ограничения насилия. М. Вебер считал, что неотъемлемой чертой государства является монополия на применение легитимного насилия. Тем не менее, далеко не всегда государство является единственным актором, способным применять насилие, поскольку иногда с ним в этом конкурирует организованная преступность [Findlay M. 2012]. Более того, на практике само государство зачастую представляет собой совокупность агентов и группировок, каждая из которых имеет возможности силового давления на бизнес.

Во многих теоретических работах государство рассматривается как нечто монолитное и действующее как единое целое. Если такой подход и применим для построения теоретических моделей, то при проведении эмпирических исследований мы почти неминуемо столкнемся с неоднородностью государства (об этой проблеме пишет в частности [McChesney, 1987]). Ведущие ученые, изучающие проблему неприменения насилия, исходят из того, что в действительности государство представляет собой организацию организаций [Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011: 62-63]. Многие агентства, обладающие властью и правом на насилие, зачастую действуют автономно, конкурируют друг с другом, а иногда даже устанавливают противоречивые правила игры [Панеях, 2008: 161-174].

Предпосылка о том, то государство является организацией организаций, важна для изучения силового давления на бизнес в регионах России. Мы предполагаем, что различные государственные органы в регионах (чиновники, правоохранительные органы, суды и т.д.) при определенных обстоятельствах могут действовать в собственных интересах, изымая у предпринимателей часть их дохода. В экономической литературе этот процесс принято называть «изъятием ренты».

В классической работе «The Theory of Economic Regulation» («Теория экономического регулирования») Стиглер заметил, что государство может селективно помогать тем или иным индустриям, тем самым ограничивая возможности по лоббированию интересов в различных отраслях [Stigler, 1971: 3]. У правительства есть достаточно большой диапазон возможностей для того, чтобы создавать привилегированные условия для той или иной организации. К таким возможностям относятся прямое субсидирование, ограничения для выхода на рынок новых игроков, запрет субститутов, установление ценовой дискриминации и др. [Stigler, 1971: 5-6]. Так, в США с 1936 по 1966 постоянно росло число заявок на получение лицензий для осуществления грузоперевозок, в то время как число одобряемых заявок, напротив, постоянно снижалось. Тем самым создавались благоприятные условия для уже действующих на этом рынке игроков. Данная концепция получила название «теории создания ренты». Описанная в ней ситуация все же не совсем относится к проблеме силового давления на бизнес, речь скорее идет о государственном регулировании. Однако возможности для создания ренты являются одной из структурных предпосылок для осуществления силового давления на бизнес.

Теория создания ренты стала отправной точкой для возникновения более критической трактовки событий - «теории изъятия ренты» [McChesney, 1987]. Данная теория описывает процессы очень близкие к тому, что можно назвать силовым давлением на бизнес, и исходит из двух важных посылок. Во-первых, сбор ренты не централизован, а потому нужно рассуждать не о государстве, а о действиях различных государственных агентов [McChesney, 1987: 104]. Из этого допущения напрямую следует второй важный тезис о том, что государственные агенты могут недобросовестно использовать свое положение для того, чтобы изымать ренту у бизнесменов [McChesney, 1987: 107]. Об этом же пишут Норт, Уоллис и Вайнгаст, говоря о государстве как «организации организаций» [Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011].

Изъятие ренты опять же не всегда предполагает насильственные или незаконные действия. Можно изымать деньги вполне легально, например, требуя профинансировать избирательную кампанию. В книге «Правила игры для русского предпринимателя» приводится в частности пример с «добровольным» сбором денег на благотворительные нужды, который Э. Паняех называет «квазиналогами» [Паняех, 2008: 102]. К нелегальным способам изъятия ренты относится, например, вымогательство [Konrad K., Skaperdas S., 1998]. Так, в США во второй половине XX века некоторые компании получали так называемые «счета за молоко» от государственных структур, которые «предлагали» не вводить определенные болезненные правила регулирования в обмен на вознаграждение [McChesney, 1987: 108]. В отличие от теории создания ренты, в которой государство реально предлагало определенную услугу, в ситуации с изъятием ренты государственные органы могут получать прибыль за свое бездействие. Впрочем, иногда им все-таки требуется применить определенное правило, чтобы показать бизнесу, что они не блефуют. Например, в 1975 г. правительство США приняло новый закон о подробном раскрытии информации о подержанных автомобилях [McChesney, 1987: 114-115]. Фирмы, занимающиеся продажей подержанных машин, фактически были поставлены в такие условия, когда убедить покупателей совершить покупку стало практически невозможно. Разумеется, компании не пожалели денег на лоббистов, и вскоре этот закон был отменен.

Если «создание ренты» могло быть представлено как взаимовыгодный обмен, то от «изъятия ренты» зачастую выигрывает только государственный агент. Впрочем, важно понимать, что эти теории не столько противоречат друг другу, сколько дополняют. Фактически государство всегда использует две стратегии одновременно [McChesney, 1987:110].

Модель, напоминающую теорию создания ренты, предлагает также А. Шляйфер, рассматривая проблему коррупции. У государственных агентств, наделенных властью, есть два способа получения взяток - либо взятка платится вместо государственной пошлины, либо вместе с ней [Shleifer A., Vishny R., 1993: 601]. Разумеется, первый способ является наиболее выгодным для бизнеса, поскольку помогает сэкономить и получить конкурентное преимущество (например, товар проходит границу без уплаты пошлины), тогда как второй способ заставляет предпринимателя задуматься о целесообразности уплаты взятки. Если следовать логике этой модели, то эффективным способом борьбы с коррупцией является строгий учет по сбору необходимых пошлин и налогов, который делает невозможным первую модель и оставляет место лишь для невыгодной второй модели [Shleifer A., Vishny R., 1993: 604]. Впрочем, в реальности ситуация осложняется тем, что «услуги», которые приобретает предприниматель обладают большим многообразием и к ним не всегда применима данная схема. Кроме того, государственные агенты, действующие независимо друг от друга и не конкурирующие между собой создают ситуацию произвола, что подстегивает рост коррупции. Впрочем, ресурсы предпринимателя ограничены и, заплатив одному, он будет вынужден меньше платить другому [Панеях, 2008: 170].

Проблему насилия и стимулы к его применению рассматривали самые различные авторы. Так, Ч. Тилли в книге «Принуждение, капитал и европейские государства» показал, как необходимость ведения войны привела к формированию в Европе национальных государств. Европейские государства шли к этому двумя путями - через концентрацию принуждения или через концентрацию капитала. Россия, как ни одна другая страна в Европе, шла по пути интенсивного принуждения [Тилли,2009: 100].

В книге «Насилие и социальные порядки» Норт, Уоллис и Вайнгаст предлагают концепцию, согласно которой основной задачей государства является вопрос ограничения насилия. В «естественных государствах» эта задача решается путем создания привилегированных групп, изымающих ренту у населения в обмен на защиту и обеспечение безопасности [Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011: 64-67]. И хотя порядки ограниченного доступа характерны для большинства стран мира, такой способ контроля над средствами принуждения создает множество препятствий для развития экономики. «Порядки открытого доступа» показывают большую эффективность в вопросах экономического роста и защиты прав населения, а изъятие ренты со стороны государственных агентов ограничено в них механизмами общественного контроля.

Россия с точки зрения данной концепции относится к числу «порядков ограниченного доступа». Норт, Уоллис и Вайнгаст выделяют три основных условия, необходимых для перехода от порядков «ограниченного доступа» к порядкам «отрытого доступа»: верховенство права для элит, консолидированный контроль над средствами осуществления насилия, а также бессрочно существующие общественные организации.

Силовое давление на бизнес возникает в тех ситуациях, когда эти условия не выполняются. Рейдерские захваты с участием представителей правоохранительных органов фактически говорят как о наличии для них возможности нарушать закон, так и о возможности по собственному усмотрению использовать свои силовые ресурсы.

Если Тилли и Норт предлагают концепции, претендующие на то, чтобы придумать для всех государств единую схему развития и позволяющую предложить в частности для России «рецепт» успешного «перехода» в более развитое состояние, то некоторые авторы стремятся подчеркнуть особенности развития отдельных стран. Так, с точки зрения концепции «раздаточной экономики» ситуация, исторически возникшая в России, сильно отличается от типичных западных сценариев конкурентного развития рынка и экономики [Бессонова, 1999]. Для «раздаточной экономики» типичны ситуации изъятия собственности и ее дальнейшего перераспределения. Конкуренция между различными акторами не исчезает, а перемещается из плоскости рынка в плоскость административной и властной борьбы [Кордонский, 2000]. В целом, данная теория весьма хорошо описывает процессы, происходившие в России в последние двадцать пять лет и, кроме того, связывает эти события с советскими социальными институтами и даже логикой развития страны в имперский период. В целом, нечто похожее описывается и в книги «Анатомия российской элиты»: после распада СССР власть успешно использует свой административный ресурс, конвертируя его в экономические активы [Крыштановская, 2005]. В этом контексте феномен «рейдерских захватов» является лишь частью вполне легитимной системы «сдачи-раздачи» собственности, которая существовала в России еще с царских времен. Более того, в масштабах таких процессов как национализация или приватизация, перераспределение собственности через рейдерские захваты имеет весьма скромные последствия. Ключевым отличием этого процесса однако является то, что «государство» в данном случае не является посредником между процессом изъятия собственности и передачей ее другому владельцу. Отдельные агенты государства выступают самостоятельными акторами, которые посредством силового давления на бизнес пытаются перераспределить часть собственности в свою пользу. Административный ресурс в этом процессе снова имеет ключевое значение - ведь именно он дает соответствующие инструменты давления, защищает от рисков попадания конфликта в «публичное пространство», а также дает возможность удержать захваченную собственность.

Впрочем, так или иначе оба подхода описывают схожие явления, по-своему расставляя свои акценты. Мы действительно можем рассматривать рейдерство и как форму изъятия «ренты» в порядках ограниченного доступа и как один из инструментов «сдачи-раздачи» собственности, характерный для «раздаточных экономик». Очевидно, впрочем, что Россия действительно обладает рядом характеристик, сильно выделяющих ее из общего ряда стран. Одной из таких особенностей является сильная зависимость нашего государства от природных ресурсов, что позволяет даже говорить о специфическом типе «ресурсных государств» [Кордонский, 2007; Эткинд, 2013], для которых не работают общие принципы развития экономики. В соответствии с этой концепцией можно ожидать, что в России интенсивность силового давления будет различаться для регионов, экономика которых связана с нефтью, и регионов, специализирующихся на других отраслях.

Прежде чем переходить к анализу индикаторов и факторов силового давления на бизнес, рассмотрим более детально концепцию «рейдерства» и контекст появления данного феномена в России.

Рейдерские атаки на бизнес

Первый вопрос, на который нам стоит ответить в нашем теоретическом анализе, является ли рейдерство само по себе проблемой для экономики или для общества. В зарубежной литературе под рейдерством принято понимать враждебное поглощение компании [Croci E., 2007], [Gilson, Kraakman, 2005]. При этом, несмотря на несогласие предыдущего владельца с потерей собственности, стоимость итогового предприятия может быть выше, чем сумма двух компаний до объединения. Так, анализ дружелюбных и враждебных поглощений в США в 80-90-ые годы, показал, что в экономическом отношении эти два явления крайне сложно разделить [Schwert, 2000]. Отличия состоят лишь в позиции владельцев и отражении противостояния в СМИ, а по последствиям для компании враждебное поглощение почти не отличается от обычного слияния. Это означает, что ни общество, ни государство не будут испытывать никаких проблем в связи с переходом собственности от одного владельца к другому. Рейдерство в этом случае может рассматриваться просто как форма конкуренции.

Существует множество типов рейдерских атак, различающихся по целям и способам их достижения. Так, товарное рейдерство предполагает захват не самого предприятия, а лишь находящейся на складах продукции. После ареста имущества происходит его конфискация или же постепенное расхищение. Кроме того, существует более редкий вид - тендерное рейдерство, которое направлено на устранение конкурента, претендующего на крупный заказ. Выделяют также кредитное рейдерство, при котором компания лишается своего имущества на основании невыполненных долговых обязательств. По объекту захвата разделяют корпоративное рейдерство и земельное рейдерство. По степени легальности некоторые исследователи различают «черное», «серое» и «белое» рейдерство. ЦОП «БПК» фактически работает с любыми видами силовых захватов при условии, что пострадавшим выступает предприниматель, а не частное лицо.

Интересную попытку анализа способов захвата собственности предлагает исследование А. Филимоновой [Филимонова, 2008], построенное на 13 экспертных интервью. Так, автор выделяет следующие методы захвата: гринмейл, силовой захват, банкротство, административные методы, скупка акций и др. Однако при этом речь идет именно об отдельных методах, а не о стратегиях (есть лишь смутный «комбинированный метод»), каждый из которых проиллюстрирован лишь одним примером. В 3 главе настоящей работы мы попробуем нарисовать более целостную картину рейдерских захватов.

Исследование, похожее на то, которое представлено в нашей работе, было проделано М. Рохлитцем [Rochlitz, 2012]. Автор анализировал связь между возможностью государственных агентов участвовать в рейдерских захватах и их способностью обеспечивать высокие результаты правящей партии на выборах. Предполагается, что федеральные власти будут закрывать глаза на изъятие ренты региональными чиновниками, если те будут в состоянии обеспечить правящей партии большое число голосов. В качестве источника данных по рейдерским захватам берется база печатной прессы «Интегрум», поскольку, как отмечалось выше, официальной статистики по регионам не существует. На основе информации в прессе Рохлитц строит динамику рейдерских атак с 1999 по 2010 годы. До 2005 года число рейдерских атак (информация о которых есть в СМИ) стабильно росло, после чего оно начало снижаться. Снижение, по мнению автора, было связано с тем, что крупные компании научились защищаться от таких атак [Rochlitz, 2012: 11]. Если в 2000 году большинство захватов приходилось на промышленный сектор, то в 2010 большинство атак совершено в сфере услуг, ритейла и строительства (т.е. масштабы рейдерства снижаются).

Далее мы поговорим об индикаторах, которым можно использовать в оценке интенсивности силового давления на бизнес, а также факторах, которые могут оказывать влияние на рейдерские захваты.

Индикаторы силового давления на бизнес

Под индикаторами силового давления на бизнес мы понимаем те экономические, социальные или политические показатели, которые можно наблюдать и измерить, и которые могут прямо или косвенно свидетельствовать о масштабах давления на бизнес в том или ином регионе.

Существуют два основных подхода к преступности: паразитический и симбиотический подходы [Frederick, 1986: 239]. «Паразитический» подход - это взгляд на преступность как на нечто исключительно чуждое нормальному и здоровому обществу, как на определенную болезнь или паразита, который живет за счет страха людей. Такой подход к преступности предполагает преимущественно анализ в терминах «ущерба» для общества или экономики страны [Frederick, 1986: 242]. Так, анализирующая влияние преступности на прямые иностранные инвестиции в те или иные регионы Италии, авторы замечают, что территория, на которой проживает 35% населения Италии, получает всего 1% от общих иностранных инвестиций, и именно в этих регионах можно наблюдать наибольшие масштабы распространенности мафиозных структур [Daniele, Marani, 2011]. В статье «Does Crime Affect Economic Growth?» исследователи приходят к похожим выводам относительно ситуации в Италии [Detotto, Otranto, 2010: 342]. Масштабное сравнительное исследование «Mafia markers: assessing organized crime and its impact upon societies» наглядно показывает, что страны с высоким уровнем преступности сильно отстают по экономическим показателям от стран с низким уровнем преступности [Dijk J., 2007: 47].

Рассматривая влияние преступности на экономику страны в целом, авторы часто прибегают к различным статистическим показателям, от простого количества убийств [Detotto C., Otranto E., 2010] до сложных индикаторов, состоящих из суммы поджогов, взрывов, вымогательств и статистики выявленных криминальных организаций [Daniele V., Marani U.,2011]. Разумеется, все эти показатели весьма условны. Так статистика убийств не всегда четко отражает, было ли убийство совершено на криминальной почве или на бытовой. Преднамеренное убийство предпринимателя, не выплатившего деньги за защиту, или убийство того же предпринимателя во время ограбления, являются для исследователя вещами различного порядка. В статистику поджогов и взрывов в этом смысле попадает гораздо больший процент случаев, относящихся именно к силовому давлению. Впрочем, никакая статистика не бывает точной, а зачастую она может быть сильно искажена из-за «палочной» системы.

Совсем другой взгляд на проблему преступности предлагает «симбиотический подход». Согласно этой точке зрения преступность напрямую связана с уровнем развития общественных институтов и всегда имеет укорененные в социальных проблемах причины. Таким образом, криминальные организации нужно описывать в терминах «этнической преемственности», «карьерной лестницы» для исключенной из легальной экономики части населения. Государство при таком подходе несет прямую ответственность за судьбы людей, совершающих правонарушения, а потому должно в первую очередь фокусироваться на устранении причин, приводящих к развитию преступности. Следовательно, основными инструментами решения проблемы должны быть социальные программы для населения, развитие образования, борьба с сиротством и т.п. Данный подход, как правило, поддерживают либеральные политические силы.

В статье «Insecurity and Violence as a New Power Relation in Latin America» преступность в Латинской Америке рассматривается именно в терминах бедности, в частности значительное внимание уделяется проблеме детской беспризорности. Автор показывает, что криминальное насилие всегда имеет структурные причины [Sanchez, 2006: 183], насилие в условиях бедности становится легитимным и со временем принимает все более радикальные формы. Таким образом, прослеживается связь между организованным криминальным бизнесом и общим уровнем насилия в обществе. Криминальный бизнес набирает обороты за счет существующего в обществе структурного насилия (бытовых краж и т.д.). Происходит то, что некоторые исследователи называют социализацией «чтобы смотреть мимо» [Frederick, 1986: 243], когда преступность не замечается большинством людей, что в свою очередь дает толчок для ее распространения. Например, постоянное наличие на улицах беспризорных детей (к 2000 году в некоторых латиноамериканских странах выросло уже два поколения «уличных детей») привело к появлению в Латинской Америке института «sicatiato» - детей-убийц, использующихся для заказных нападений на бизнесменов [Sanchez, 2006: 189].

В тоже время важно понимать, что силовое давление на бизнес хоть и является одним из видов преступлений, все же очень сильно отличается от большинства типичных преступлений. Рейдерство - это тот вид преступления, который как правило совершают предприниматели или чиновники, люди весьма респектабельные и богатые, те, кто значительно реже оказывается замешанным в бытовых преступлениях. Таким образом, виды преступлений или социальные характеристики общества (такие как уровень бедности) едва ли можно рассматривать как достоверный индикатор силового давления на бизнес. Скорее они являются факторами, влияющими на рейдерские захваты, характеризующими контекст, в котором они происходят.

Для того чтобы оценить степень давления на бизнес со стороны организованной преступности, можно использовать и косвенные показатели. Как было отмечено ранее, одним из таких индикаторов может стать количество ЧОПов, а также размер рынка охранных услуг в целом. Высокий спрос на такие услуги свидетельствует о том, что бизнесу необходима защита от силового давления. Впрочем, отсутствие ЧОПов тоже можно интерпретировать по-разному, поскольку их функцию могут выполнять другие ведомства. В.В. Волков выделяет 4 конкурирующих структуры по двум осям «законные-незаконные», «государственные-частные»: государство предоставляет «общественное благо» или неформальную «крышу», ЧОПы предлагают легальные услуги по охране, преступные группировки осуществляют нелегальные «охранные» услуги [Волков, 2012: 248]. Таким образом, используя индикатор количества ЧОПов, необходимо четко понимать, какие из трех других альтернатив могут также иметь место в том или ином регионе.

Оценить степень давления на бизнес со стороны государства тоже непросто, поскольку официальная статистика по вымогательствам или коррупции не самым лучшим образом отражает действительность. Одним из более точных косвенных индикаторов является, например, количество судебных дел по экономическим статьям, возбужденных против предпринимателей. Разумеется, иногда обвинения предъявляются по фактам реальных нарушений, однако зачастую им подвергаются лишь те компании, которые не смогли или не пожелали договориться с властью. Так анализ обвинений в мошенничестве против крупнейших китайских компаний показал, что наибольшему давлению подвержены наиболее прозрачные частные компании, тогда как непрозрачные государственные корпорации избегают обвинений в мошенничестве [Hou W., Moore G., 2010]. Другое исследование, однако, показывает, что азиатские фирмы, которые управляются смешанными советами директоров реже оказываются вовлеченными в дела, связанные со взятками [Wu, 2009: 84]. Интересно, что высокие налоги и слабое качество государственных услуг также повышают вероятность взяточничества. Отдельным интересным индикатором представляется динамика уровня спроса на профессионалов, специализирующихся на защите бизнеса - прежде всего, охранников и адвокатов. Изменение численности тех и других или соотношение уровня средних зарплат могут являться косвенными свидетельствами степени угрозы для бизнеса со стороны преступности и государства соответственно.

Нельзя забывать про возможность качественного изучения обсуждаемых выше феноменов, примерами которых могут служить книги «Силовое предпринимательство» и «Правила игры для русского предпринимателя». Силовое давление на бизнес связано с целым комплексом различных факторов, оценить и измерить которые зачастую удается только на качественном уровне анализа.

Весьма перспективным выглядит также сравнительный анализ ситуации в России с ситуацией в других странах. Основными возможными направлениями для сравнения являются страны СНГ, Италия и Япония с 1950 по 1990 г. [Hanson P., Teague E., 2005], Китай и страны Латинской Америки. Впрочем, не смотря на то, что порядки «о доступа» составляют 85% от всех стран мира, ситуации в каждой отдельной стране весьма и весьма различаются. В частности выделяются следующие индивидуальные особенности России, которые затрудняют ее сравнение с другими странами [Hanson P., Teague E., 2005: 675]: 1) масштабная приватизация, а также постоянная угроза ее пересмотра 2) Очень сильная зависимость экономики от сырьевых ресурсов 3) Отсутствие четкого разграничения между государственным и частным секторами 4) Зависимое положение судебной власти. Тем не менее, перспектива сравнительных исследований, посвященных силовому воздействию на бизнес, остается очень привлекательной и, безусловно, найдет поддержку со стороны исследователей.

В нашем случае нас будут интересовать все возможные экономические, социальные и политические показатели, которые помогут нам объяснить масштабы силового давления на бизнес в различных регионах России.

Факторы силового давления на бизнес

Существует масса литературы о том, какие факторы могут влиять на преступность в целом и рейдерские захваты в частности. При анализе факторов, влияющих на интенсивность давления на бизнес, важно учитывать общий проблемный контекст. Сама по себе связь между той или иной переменной и давлением на бизнес мало о чем может нам сказать, если у нас нет системного понимания ситуации.

Какие же факторы могут способствовать появлению в том или ином районе преступности? Традиционно исследователи обращают внимание на этничность [Brown, 1982] [Massey, 1995], [Baumer, 2012], бедность [Hirschfield, 2008], демографию [Urdal, 2008], уровень благоустройства [Kreager, Lyons, Hays, 2011][Wolfe, Mennis, 2012], отраслевую структуру района [Brown, 1982], наличие возможности для преступления [Barr, Pease, 1990], [Lochner, 2004], [Hirschfield, 2008], экономическое благосостояние района [Hall, 2010], законодательные стимулы [Brady, 1983] и д.р. Эти факторы, как и подходы к анализу преступности, можно условно разделить на два типа - те, что относятся к макроуровню, и те, что предполагают анализ на локальном (мезо-) уровне.

Анализ криминальной активности на макроуровне имеет то преимущество, что позволяет использовать большие массивы экономических, социальных и политических данных за длительные периоды времени. С другой стороны, главной проблемой такого анализа является то, что полученные закономерности весьма непросто объяснить. За полученными корреляциями могут скрываться очень разные обстоятельства. Например, так называемый «эффект Walmart», согласно которому преступность растет там, где появляется этот гипермаркет, объясняется не наличием магазина, а теми социальными и экономическими обстоятельствами, которые делают возможным его появление [Criminol, 2014].

Даже установив точную причинно-следственную связь, мы не можем сказать, что поняли все причины какого-либо феномена. Погода может объяснять дополнительную явку на выборы некоторого процента избирателей, но используя эту переменную, мы совсем ничего не можем сказать про большинство граждан, которые отдали бы свой голос при любых погодных условиях [Эльстер, 2011: 23].

Более того, многие факторы, стоящие за преступлениями, имеют нелинейное влияние. Так, исследователи, которые пытались установить связь между преступлениями против собственности и уровнем благоустройства района, отметили нелинейное влияние этой переменной [Kreager, Lyons, Hays, 2011]. При росте степени благоустройства количество преступлений начинает расти, но после пересечения определенной границы количество ограблений, взломов и рейдерских атак снова снижается. Фактически речь идет не о линейной связи между преступностью и факторами окружающей среды, а о наличии определенных «пороговых условий» [Hirschfield, 2008].

Недостатков, присущих анализу преступлений на макроуровне, настолько много, что ряд исследователей призывают «спуститься» на один уровень ниже. Этот призыв связан не с переходом от количественных данных к качественным, а с попыткой выбрать в качестве единицы анализа не округ или город, а районы, улицы и кварталы. Такой анализ дает очень интересный эффект. Оказывается, что различные виды преступлений очень сильно локализованы [Brown, 1982], [Weisburd, Groff, Yang, 2014]. Город с высоким уровнем преступности может быть обязан своим статусом лишь нескольким своим районам.

Локализация такой проблемы как преступления дает возможность включить в анализ городские объекты, учесть их концентрацию и дистанцию от них. Так известно, что наличие в районе бара и алкогольных магазинов повышает уровень преступности, в то время как школы и автобусные остановки снижают преступность [Caplan, 2011]. Аналогичным образом преступления против собственности в США 70-80-ых возникали рядом с определенными сферами бизнеса, в частности ритейлом [Brown, 1982].

Локальный подход к преступлениям позволяет работать с новыми задачами. В частности, интересен вопрос о том, как распространяются преступления, почему они локализуются в одно районе и не выходят за его границы? [Hall, 2010]. Хотя для преступлений против собственности такая локализация менее характерна [Brown, 1982].

Для нашего исследования разделение анализа на два уровня также весьма актуально. Мы начнем наш анализ с микроуровня и последовательно перейдем к обсуждению проблемы интенсивности давления на бизнес на уровне регионов России. Анализ на локальном уровне позволит понять, какие факторы могут влиять на силовое давление на бизнес, а также объяснить, почему они оказывают это влияние. Региональный уровень анализа позволит ответить на вопрос о статистической значимости наших наблюдений, а также построить на основе наиболее значимых переменных регрессионную модель.

Глава 2. Методология исследования

В настоящей главе мы коснемся основных проблем, связанных с измерением интенсивности силового давления на бизнес, а также с установлением факторов, являющихся его причинами.

Целью данного исследования является выделение характерных черт силового давления на бизнес в регионах России (интенсивность, сферы охвата, типичные характеристики захватываемых предприятий), причин его возникновения и наличия региональных различий в интенсивности силового давления на бизнес.