Формирование и развитие механизма правового регулирования межгосударственных отношений в эллинистическом мире (IVI вв. до н. э.)

Нормы, регулирующие взаимоотношения монархов с городами, могли содержаться в царских законах и официальных письмах. Что касается постановлений народных собраний полисов или квазиполисных общин, то они могли содержать лишь нормативно выраженную реакцию на распоряжение царя, или самостоятельное решение, направленное на регулирование вопросов в рамках собственной полисной компетенции, хотя и касающихся общегосударственных дел. Примером последнего являются постановления народных собраний о воздаянии почестей монархам.

Роль полиса в развитии уже присутствовавших ко времени эллинизма и только зарождавшихся правовых институтов неоспорима. Наряду с монархами полисы являлись наиболее активными творцами регуляторов отношений в рамках эллинистической системы. Несмотря на ограничение их самостоятельности или на стеснение соседством с крупными монархиями, полисы сумели сохранить демократические традиции во внутреннем управлении и привнести многие из них в практику государственной жизни других эллинистических государств.

В диссертации делается вывод, что традиции межполисных отношений в значительной степени определили изначальную источниковую базу регулирования в рамках эллинистической системы. Именно полисная традиция, объединившись с творческим потенциалом монархий, породила уникальный сплав правовой культуры эллинизма.

В третьем параграфе «Римская республика как особый субъект правовых отношений эллинизма» исследуются правовые механизмы внедрения Рима в региональную политику Восточного Средиземноморья и его роль в коренном изменении характера регулирования отношений в рамках эллинистической системы.

С включением Рима в политическую жизнь Восточного Средиземноморья, с одной стороны, у эллинистических государств четко и весьма конкретно обозначился новый партнер по политическому диалогу и, одновременно, оппонент. Эллинистический мир был основан на строгом балансе политических сил. Рим же признавал лишь один вариант обеспечения стабильности в межгосударственных отношениях это свое безусловное доминирование. Суть такой позиции сводилась к обеспечению тотального господства Рима над всем Средиземноморьем.

Диссертант обращает внимание на то, что с первых шагов своей восточной политики Рим имел тенденцию рассматривать независимые греческие государства через призму отношений клиентелы. Именно с позиций моральных обязательств данного института он оценивал шансы на успех своих действий в отношении эллинистических государств. Однако институт клиентелы, несмотря на свою моральную составляющую, является, прежде всего, правовым по своей природе и предусматривает четкие обязательственные отношения. Своеобразие позиции Рима в том и состоит, что он фактически насильно насаждал схему отношений клиентелы иностранным партнерам, без их согласия наделяя не только правами, но и обязанностями.

Победы Рима над крупнейшими эллинистическими державами неизбежно вели к необходимости определения политикоправового статуса ранее подконтрольных им территорий. Так, после победы в 197 г. до н. э. над войском македонского царя Филиппа V римский полководец Тит Фламинин, учитывая уроки греческой истории, убедил сенат в том, что Рим должен продемонстрировать себя освободителем Греции. Свобода греков была объявлена во время Истмийских празднеств в 196 г. до н. э. Позже римляне повторили этот правовой акт, имевший во многом пропагандистское значение, в 167 г. до н. э. в Амфиполисе, провозгласив свободу македонян. На практике эта свобода означала ликвидацию собственной македонской монархии и раздел государства на четыре части.

Диссертант считает, что показательным примером использования юридических средств при реализации политического курса является египетская политика Рима. Римляне по приглашению птолемеевского двора приняли участие в разрешении межгосударственного конфликта по поводу раздела «наследства» Птолемея V, включавшего подконтрольные Египту анклавы. Используя политический момент для вмешательства и осуществления прямой юрисдикции в отношении Египетского государства, римляне под видом назначения опекуна малолетнему правителю отправили в Египет с легатскими полномочиями Гая Попилия Лената, заставившего сирийского царя эвакуировать войска из Египта.

Юридическое закрепление прав римского народа на целые государства посредством оформления завещаний можно считать еще одним блестящим примером оперирования правовыми средствами, ничуть не уступавшим громким военным свершениям. Эти юридические акты, начиная с пергамского завещания 133 г. до н. э., закрепили законность и долговечность римской власти в Восточном Средиземноморье. Завещание царем Никомедом Риму Вифинии в 75/4 г. до н. э. лишний раз подтвердило правомочность данной практики. Мало того, узаконивалось право римлян на внедрение в Азии римского административного аппарата, требовавшегося для управления доставшейся по завещанию территорией.

Приведенные факты нельзя расценивать как доказательство одностороннего влияния Рима на эволюцию отношений в рамках эллинистической системы. В диссертации делается вывод, что сам Рим немало позаимствовал из опыта правовой культуры эллинизма. Вопервых, эллинизм подарил Риму уникальный образец монархии, взращенной одновременно на античной и азиатской политических традициях и в силу этого приспособленной к управлению космополитичным, многонациональным обществом. Вовторых, римская политическая элита увидела наглядный пример построения цивилизованных отношений между соседними государствами, базировавшихся на институтах, корнями своими уходивших в демократические традиции межполисного общения. Все это способствовало развитию теории государственного и правового строительства империи, непосредственным образом отразилось на развитии римского публичного права. Кроме того, несмотря на достаточно высокие темпы развития собственного частного права, Рим именно на примере эллинистического общества получил образец активного участия индивидуумов в межгосударственном общении, что не могло не способствовать углублению понятия правоспособности лица в классическом римском праве.

Глава вторая «Становление основных принципов регулирования отношений в рамках эллинистической системы» включает три параграфа.

В первом параграфе «Роль Коринфского конгресса в оформлении основных принципов регулирования отношений в Эллинистическом мире» дается оценка той роли, которую сыграла македонская монархия в оформлении основных принципов межгосударственных отношений эллинизма. Постановка данного вопроса определяется тем, что вновь возникавшие субъекты правовых отношений уже самим своим существованием привносили в античную политикоправовую традицию ранее неизвестные формы государственной власти и механизмы ее самоутверждения на международной арене. Именно в этот период наиболее остро встал вопрос о формировании новых критериев преемства прав и обязательств ранее существовавших государств.

Толчок этим процессам был дан деятельностью Филиппа II Македонского. Идея преемства прав и обязательств четко прозвучала на Коринфском конгрессе в 338/7 гг. до н. э. Уже тогда объектом преемства прав выступала территория, применительно к которой сменялось государство, то есть Балканская и Малоазийская Греция и Македония в совокупности. Македония выступила правопреемницей обязательств Балканской Греции по отношению к малоазийским грекам и всему Греческому миру вообще.

Македонский царь не был абсолютным монархом. Но Филипп II стал первым царем, власть которого вышла за рамки македонских законов. Созванный им Коринфский конгресс () представлял собой съезд представителей различных государств. Особенность правообразующей роли этого почти всегреческого собрания в том, что своей деятельностью оно породило новый источник права, ранее не характерный для классической античной правовой системы. Таковым была узаконенная воля гегемона, в данном случае македонского царя.

Правовой статус участников Коринфского конгресса после заключения ими соглашения подразумевал сохранение суверенитета греческих государств, неприкосновенность их границ, право на выход из договора, свободу от податей и даже от размещения иностранных гарнизонов (см.: Polyb. IV. 25. 7; XVIII. 46. 5). В то же время руководство союза, а следовательно, македонский царь, получило право следить за незыблемостью внутренних законов государствсоюзников.

В диссертации подчеркивается, что нельзя проводить прямое сопоставление норм античного и современного права. Однако стремление македонского царя урегулировать отношения с внешнеполитическими партнерами посредством договора, превращавшего последних фактически в подданных, не может расцениваться иначе, как попытка принудительного учреждения нового государственного образования.

Таким образом, именно политику Филиппа II можно считать переломным этапом в развитии всей системы межгосударственных отношений античности. Его идеи радикально изменили привычное представление о сущности взаимоотношений государств. В политике Александра Македонского они получили дальнейшее развитие, но оказались незавершенными в силу объективных и субъективных причин. Однако эпоха диадохов, «наследовавших» Александру, являет собой яркий пример реализации тех новых принципов политических и правовых отношений в ее рамках, которые были заложены Филиппом II.

Во втором параграфе «Роль религиозных норм в становлении правового регулирования в Эллинистическом мире» анализируется место и значение религиозных норм в системе регуляторов межгосударственных отношений эллинизма.

Тесная взаимосвязь религии с правом в системе регуляторов общественных отношений эллинистической эпохи не вызывает сомнений. С одной стороны, эллинистическое общество в лице грекомакедонского населения опиралось на древние греческие культы и связанные с ними религиознокультурные традиции межполисного общения. С другой стороны, в данный период возникают и бурно развиваются совершенно новые тенденции религиозной жизни. К таковым относится интернационализация религии. Подобные тенденции, с точки зрения права, имели весьма интересные последствия: греки и македоняне лояльно относились к восточным культам, особенно когда появлялась возможность использовать их в политических целях.

Особый интерес представляет закрепление статуса эллинистической монархии посредством религиозных норм. Со II в. до н. э. греческие города проводили подобную религиозную политику в отношении Римской республики и ее официальных представителей. В 195 г. до н. э. в Смирне был установлен культ города Рима, в Халкисе обожествили римского полководца Фламинина.

Религиозные нормы на всем протяжении эпохи эллинизма выполняли роль регулятора межгосударственных отношений. Они составили базу легитимизации власти монархов; обеспечили цивилизованное общение внутри эллинистической системы крупнейших монархий с менее значительными государствами и полисами. Именно из религиозной практики были позаимствованы наиболее детально разработанные институты, например асилия. Религия обеспечивала оптимальные формы консолидации эллинистического общества: международные религиозные празднества, фестивали, соревнования. Проведение последних, в свою очередь, способствовало совершенствованию правил и обычной практики межгосударственного общения, развитию институтов защиты частных лиц, участвовавших в данных мероприятиях. Наконец, именно присущая религии практика формализации правил поведения составила эталон документирования статуса различных субъектов правовых отношений.

Без религиозных санкций эллинистическое право не способно было бы решать проблему сохранения паритета сил на Балканах и в Эгейском море. Именно тесное взаимовлияние правовых и религиозных норм обеспечило в последующем создание единой системы регулирования в рамках Римской империи в масштабе всего Средиземноморья.

Третий параграф «Значение принципа баланса сил в правовом регулировании отношений в рамках эллинистической системы». Формирование правовой базы отношений в Эллинистическом мире от Греции до Египта происходило в рамках единого процесса. Начальным звеном строительства общей системы регулирования мог стать лишь одинаково жизненно важный для всех государств эллинистической системы принцип баланса сил. Ничто так не стимулирует развитие правовых институтов как стремление весьма военизированного общества выжить и сохраниться, что возможно было лишь при достижении определенного паритета сил внутри эллинистической системы.

Принцип баланса политических сил проявился не в сформировавшемся политологическом и юридическом определении, а в виде обусловленного жизненной потребностью всего сообщества восточносредиземноморских государств бурного процесса становления и развития институтов и механизмов правового регулирования. Цель данного процесса: обеспечить жизнеспособность молодых эллинистических государств и их способность противостоять варварскому миру, к которому относилась и Римская республика. Реализация данной цели была невозможна без согласования позиций всех государств эллинистической системы, начиная от монархий, заканчивая независимыми полисами. Согласование позиций во все века и времена предполагает признание необходимости уступок и компромиссов. Таковые фиксировались, прежде всего, в договорах, в постановлениях специальных судебных комиссий, в декретах монархов и городов.

Ведущий принцип регулирования межгосударственных отношений утратил свое значение в результате распространения в регионе римского влияния. Римляне осознавали лишь себя в роли блюстителей мирового порядка, а свое государство в качестве гаранта политической стабильности. Это означало кардинальное изменение не просто политической, но и правовой системы, обеспечивавшей жизнеспособность всего эллинистического сообщества. Птолемеи, Селевкиды, Антигониды, а также Пергам, Вифиния и даже Этолийский и Ахейский союзы - все они, несмотря на политические разногласия, играли свою роль в реализации названного принципа, и исчезновение любого из них вело к катастрофе. Эллинистический мир был основан на строгом балансе политических сил. Разрушение механизма гарантий данного баланса, среди которых первое место занимали правовые, означало конец истории эллинистического общества.

В диссертации делается вывод, что принцип баланса политических сил на всем протяжении истории эллинизма служил основным вектором правового регулирования межгосударственных отношений, определяя его содержание и цели. В нем выразилось главное достижение политического и правового строительства античного общества, осознававшего жизненную потребность соотнесения интересов отдельных государств с интересами всего эллинистического сообщества, искавшего оптимальные варианты ограничения весьма частых военных конфликтов.

Третья глава «Институты регулирования отношений между субъектами эллинистической системы» включает шесть параграфов.

В первом параграфе «Институты асилии, проксении и исополитии в эллинистическую эпоху» излагаются результаты анализа эволюции зародившихся еще в архаический и классический периоды античной истории институтов регулирования межполисных отношений в результате их включения в механизм регулирования отношений в рамках системы эллинистических государств.

Диссертант приходит к выводу, что в эллинистическую эпоху право асилии очень широко эксплуатировалось и в силу этого несколько трансформировалось. Теперь оно подразумевало в первую очередь право определенной территории давать защиту всем, находящимся в её пределах от посягательства с любой стороны. Ввиду этой трансформации асилии стали все чаще распространяться не только на святилища, но и на простые полисы. В отличие от предыдущего периода, когда существование асилий санкционировалось «незапамятным временем» или коллегиальным решением городских союзов, теперь эти вопросы определяла политическая конъюнктура. Полисы, как правило, обращались за предоставлением асилии к той стороне, на покровительство которой рассчитывали или от посягательств которой хотели себя гарантировать. Так, полисы, находившиеся под юрисдикцией монархий, испрашивали асилию у царей, а те, что были свободными, располагались на побережье и часто подвергались пиратским набегам у городов Крита и Этолийского союза, которые были центрами пиратства.

Сами монархи иногда являлись инициаторами предоставления асилий. В таком случае они сознательно ограничивали свою юрисдикцию на конкретной территории. Древние религиозные институты постепенно приобретали чисто прагматический характер и использовались в политических целях.

Особую роль играл древний институт проксении (). Проксения, как и асилия, оформлялась декретом. Проксен в своем родном городе представлял интересы граждан избравшего его государства.

Критически оценив существующую в научной литературе характеристику проксении как своеобразного соглашения о гостеприимстве между государством и частным лицом гражданином другого государства, по которому данное лицо принимало на себя защиту интересов иностранного государства, диссертант отмечает, что при такой трактовке смешиваются понятия частно и публичноправовых отношений. Проксения чаще всего фигурирует как институт частноправовой, поэтому взаимоотношения в его рамках строятся в русле оказания услуг отдельным гражданам иностранного государства, которое могло в ответ на это предоставить определенные почести проксену. Это не означает, что проксен поощряется за проведение политики иностранного государства на территории своей державы. И даже в том случае, когда данный институт распространяется на межгосударственные публичные отношения, проксен все равно является выразителем интересов, прежде всего, своего государства посредством оказания помощи гражданам союзной державы.

Следует также считать неверным мнение некоторых ученых в отношении того, что функции проксена уже с IV в. до н. э. сошли на нет, и данный институт сохранился только как почетный титул. На самом деле все зависело от конкретного государства и обстоятельств. Возможно, что в некоторых случаях четко разработанные формы межгосударственных договоров могли заменить отдельные обязанности проксенов, однако, это еще не отменяло самой должности. Со временем трансформировались лишь формулы проксенических актов, что касается введения в их содержание понятий права гражданства, политии (Я), или равноправия в гражданских правах, исополитии (?Я).

В диссертации исследуется вопрос: насколько предоставление исополитии затрагивало межгосударственные отношения и сказывалось на их регулировании? Например, несмотря на то, что все жители Селевкии специальным декретом будут наделены гражданством Милета, ничто принципиально не изменится в государственноправовом статусе самих городов по сравнению с предыдущим состоянием: они сохраняются как независимые субъекты межгосударственных отношений и права. Документ лишь предоставляет всем селевкийцам гражданские права Милета, то есть только индивидуально жители Селевкии становятся членами милетского гражданского союза. Данный факт не сопровождается более тесным сближением самих государствполисов. С этого момента от реальных действий и индивидуальной воли каждого исополита зависит эффективность исполнения всего объема соответствующих правомочий. С точки зрения отдельного человека это право гражданства привлекательно только при условии, что он в самом деле хочет быть гражданином городапобратима. Если он, однако, не хочет этого, а право было предоставлено ему, то существенно ничто вообще не меняется в его отношениях с наделяющим исополитией городом. В таких случаях гражданин остается для предоставляющего города иностранцем, а тамошнее гражданство является практически не больше чем почетным правом.

Исследованный фактический материал позволил сделать вывод о том, что развитие институтов асилии, проксении и исополитии в эпоху эллинизма имело ряд закономерностей. Таковыми являются: формальное закрепление за счет фиксации в договорах, декретах и прочих юридических актах; универсализация и расширение пределов действия в пространстве путем распространения единой практики правового регулирования межгосударственных отношений в рамках всей системы эллинистических государств, способность выполнять регулятивные функции на внутригосударственном и межгосударственном уровнях.

Во втором параграфе «Договор как источник права в регулировании отношений между субъектами эллинистической системы» рассматривается практика заключения договоров, представлявших собой базу правового регулирования межгосударственных отношений. В диссертации ставится задача выявить типизацию договоров, что позволило бы говорить о складывании определенной системы данных источников права.

Анализ сохранившихся эпиграфических памятников позволяет констатировать, что основу эллинистической договорной практики составляли традиционные для Эллады нормы соглашений, восходившие еще к обычаям. Предметом многих договоров традиционно с классической эпохи оставались эпимахия (е?Я) и симмахия (Я). Первое понятие означает оборонительный союз, предполагавший совместные действия на случай нападения на любую из сторон договора. Второе подразумевает наступательнооборонительный союз.

В договорах эллинистической эпохи обращает на себя внимание стремление точно соблюсти равенство обязательств независимо от политического статуса сторон.

Содержание учредительных договоров как правило предусматривало в качестве обязательного условия их действие «на все времена», что можно расценивать как устойчивую формулу, скреплявшую союз наподобие клятвы. В договоре 237/6 г. до н. э. Деметрия II Македонского с Гортиной и ее союзниками указывается: «…следующее постановили гортинцы и те, кто состоит с ними в союзе, и царь Деметрий: чтобы на все времена у царя Деметрия и гортинцев и других союзников были бы дружба и военный союз….» Die Vertrдge der griechisch-rцmischen Welt von 338 bis 200 v. Chr… Bd. 3. S. 189. .

Сохранившийся эпиграфический материал позволяет разделить историю договорных отношений эллинистической эпохи на два периода. Для первого характерно развитие и модификация традиционных форм договорных отношений. Наступление второго периода связано с появлением на востоке Средиземноморья Рима и его стремлением навязать эллинистическому обществу свою систему правовых отношений.

На первом этапе договор по своей сути отражал субъективистский подход и прагматизм политических лидеров. Это было связано с тем, что эллинизм, реализовав на практике панэллинскую идею, вызвал к жизни своеобразный прецедент, выразившийся в развитии на эллинской почве абсолютизма Philip of Macedon / Ed. By M.B. Hatzopoulos, L.D. Loukopoulos. - Athens, 1980. P.136.. Персонификация политики не могла не повлечь изменения в оценках значения и задач договорной практики.

Постепенно эволюция договорной практики привела к изменению как представлений о назначении договоров, так и их формы и технического оформления. Со временем утвердилась процедура их заключения. Обмен посольствами, подарки должны были знаменовать взаимную расположенность сторон (см.: Polyb. XXIV. 6. 13). Во избежание возможных в последующем пререканий по предметам соглашения договоры фиксировались письменно и скреплялись печатями (Polyb. XXIII. 4. 1016). Взаимные клятвы, дававшиеся в подтверждение договоров, также неоднократно упоминаются в источниках (Polyb. IV. 24. 8; 33. 23; VII. 9. 117) Spyridakis S. Ptolemaic Itanos and hellenistic Crete. - Berkeley ets., 1970. P. 74..

В случае прекращения действия договора стороны высказывали друг другу претензии и разъясняли, в силу чего, по их мнению, договор терял силу. Иногда старый договор аннулировался в результате заключения нового соглашения с третьей стороной. Так, Эвмен II Пергамский и Ариарат Каппадокийский при заключении мирного договора с боспорским царем Фарнаком потребовали от последнего признать все его прежние договоры с галатами недействительными (Polyb. XXV. 2. 15).

Постепенное втягивание Рима, начиная с конца III в. до н. э., в орбиту восточносредиземноморской политики влекло за собой переосмысление роли, задач и средств правового регулирования

Из римских известны относящиеся, вероятно, к числу наиболее древних союзнические договоры, отличающиеся конкретностью, постоянством и сопровождаемые клятвами. Они подразделялись на foedera aequa и foedera iniqua Бартошек М. Римское право: (Понятия, термины, определения): Пер. с чешск.- М., 1989. С. 135; cр.: Мартенс Ф.Ф. Современное международное право… С. 51., то есть на равноправные и неравноправные. Foedera aequa мог служить основанием союзнических отношений, предполагающих оборонительное и наступательное содействие. Foedera iniqua (foedera non aequa) предполагал создание правовой базы взаимоотношений победителя и побежденного, при условии, что побежденное государство остается самостоятельным.

Со своими потенциальными союзниками, например Родосом, Рим изначально определял отношения в договорах по старинному типу foedera aequa, который в Западном Средиземноморье к этому времени уже не применялся. Союзники в рамках такого договора определялись точно так же, как и побежденные по договорам foedera non aequа: liberae civitates, liberi populi. Эта, казалось бы, техническая особенность имела вполне определенный политический и правовой смысл. Рим любого партнера по договору рассматривал как потенциального клиента, а себя в качестве патрона. Данные договоры делились на мирные (заключавшиеся по окончании войны) и союзные (с чужими государствами и царями, которые присоединялись добровольно).

Самым древним из сохранившихся оригинальных договоров Рима и наиболее ранним документом о связях с греческим Востоком является договор с Этолийской Лигой 212 или 211 г. до н. э. В содержании договора присутствует прямое указание на разграничение между союзниками по войне сфер контроля над завоеванными территориями Текст договора см.: Die Vertrдge der griechisch-rцmischen Welt von 338 bis 200 v. Chr… Bd 3. S. 258-259.. В данном случае мы имеем как бы образец союзнического договора в чистом виде.

Со временем договоры с эллинистическими державами все более походили на foedera iniqua, при которых вторая сторона должна была принимать условия Рима и попадала фактически в зависимое положение.

Диссертант считает, что впервые в истории в эллинистический период правовая практика, в том числе и договорная, базировалась на негласно признанном принципе сохранения баланса сил в огромном регионе. Это, в свою очередь, обусловило высокую культуру процедуры заключения, формального закрепления договоров и гарантий реализации их условий. Тем не менее, Рим сумел навязать эллинистическим государствам свои правила договорной практики. Однако и для римского договора эллинистический этап стал переломным. Изменилось внутреннее содержание договоров. Какими бы они ни были по статусу (союзными, мирными), они оказались нацеленными на реализацию имперских планов. Мотивация договоров и их сущность полностью изменяются именно в эпоху эллинизма. Происходит отход от практики заключения устных соглашений. Договоры приобретают вид сложного документа или документов, скрепленных клятвами сторон и в большинстве случаев придаваемых гласности посредством фиксации на долговечном материале и рассылкой в почитаемые святилища. Появляются комплексные, многосторонние договоры, толкование и реализация которых предполагают согласованные действия сторон. Согласование содержания обязательств по таким договорам происходит на конгрессах (Коринфский), собраниях, конференциях.

Диссертант делает вывод о том, что трехсотлетняя история взаимоотношений эллинистических государств дала не только богатый материал для последующих заимствований, но и стала переходным этапом, определившим основные тенденции в дальнейшем развитии практики заключения и реализации договоров.

Третий параграф «”Право войны” и военные преступления» посвящен исследованию значения войны в развитии правового регулирования межгосударственных отношений в Эллинистическом мире.

Именно в ходе войны вырабатывались многие юридические понятия и принципы. Эпоха эллинизма сформировала благодатную почву для дальнейшего развития наметившегося с VIV вв. до н. э. процесса закрепления и формализации правил войны.

Роль войн в процессе развития системы регулирования межгосударственных отношений эллинистической эпохи проявилась в ряде особенностей. Вопервых, в эллинистический период война впервые стала играть роль инструмента легитимизации прав на царскую власть. Вовторых, эллинизм как политическое явление был порождением войны. Само появление на политической карте эллинистических государств было обусловлено войной. Втретьих, милитаризированная организация общества, устойчивая связь института монархии с армией являли собой типичный феномен эпохи.

«Право войны» предоставило широкое поле для правовой инициативы монархов. Несмотря на существование уже упрочившихся в общественном сознании устных правил и законов войны (см.: Polyb. II. 58. 6; IV. 47. 67; V. 9. 12), eгипетские, сирийские, македонские цари сами определяли достаточность поводов, методы ведения боевых действий, правовые гарантии заложников, положение военнопленных и тому подобное. Но одновременно цари должны были аргументировать развязывание очередной войны, доказывать ее вынужденный характер. При этом постоянно делались ссылки на «право копья», которое подразумевало легитимизацию владения территориями в ходе первого военного раздела империи Александра Македонского его ближайшим окружением (см.: Polyb. XVIII. 51; Liv. XXXIII. 40; App. Syr. 3).

Ведение боевых действий также регламентировалось специальными правилами. Не допускалось применение отравленного оружия (стрел и копий) и способного причинять большой ущерб. Полибий заявляет: «…предки заключали между собою уговоры не употреблять друг на друга ни тайных, ни дальнобойных снарядов, и решение распри видели только в открытом бою лицом к лицу с противником. Поэтому же самому противники уведомляли друг друга о войнах и сражениях, объявляя время и место, где и когда они намерены строиться к бою и дать решительное сражение» (Polyb. XIII. 3. 35). Таким образом, даже если принимать во внимание фактор идеализации Полибием древних обычаев, все равно их наличие неоспоримо.

Тем не менее, диссертант критически оценивает мнение некоторых исследователей о существовании некоего условно принятого «кодекса войны» Cary M. A history of the Greek World from 323 to 146 B. C. - London, 1932. P. 242. и считает, что вряд ли можно говорить о наличии в эллинистическую эпоху систематизированной теории «права войны». Правильнее подразумевать под этим «кодексом» накопленные за много веков обычаи, которые достаточно детально регулировали практику межполисного конфликта, а главное, его разрешения. С уверенностью можно утверждать лишь об интенсивном «правовом строительстве» в данной сфере. Конкретные факты подтверждают связь древней традиции обычного права с новациями эллинистической эпохи.

Вооруженные конфликты порождают особый вид преступлений, обусловленных спецификой средств и методов ее ведения, а также составом участников и степенью распространения на них обычаев войны. К таковым относятся как наиболее древние по времени становления и фиксации составы, так и те, которые сформировались непосредственно в эллинистическую эпоху.

Диссертант обращает внимание на то, что понятие «преступление» неоднократно появляется в источниках в связи с описанием военных действий. Эллинизм, так же, как и греческая классика, сохранял достаточно пережитков архаической эпохи в понимании и определении преступления. Функцию возбуждения и поддержания обвинения часто брали на себя монархи. Субъектами преступлений, как правило, выступали коллективы, например, городские общины и целые государства в лице их монархов или коллегиальных органов власти. Поэтому особое значение имеет вопрос о преступлениях лиц, имевших властные полномочия. Поскольку по представлениям того времени именно монарх был олицетворением государственности, то и его действия рассматривались в качестве прецедента и не только для его подданных, но и для никому не подчинявшихся пиратских, бандитских или наёмных формирований. Так, Полибий, характеризуя Набиса, указывает, что во время своего правления он участвовал в морских разбоях критян, по всему Пелопоннесу имел святотатцев, грабителей, убийц, с которыми делил преступную добычу и для которых Спарта благодаря ему служила главным местожительством и пристанищем (Polyb. XIII. 8. 13).

В качестве субъектов преступных деяний, наносящих ущерб интересам различных эллинистических государств, зачастую фигурировали и обычные преступники, как их называли в Греции, «какурги». Под эту категорию подходят и святотатцы (?ьх), и пираты (Я). Преступным безоговорочно признавалось посягательство на святилища, нарушение «права копья». Составы преступлений зачастую носили сложный характер. Например, те же религиозные преступления совершались пиратскими формированиями (см.: Plut. Pomp. XXIV). Как тяжкое военное преступление расценивалась измена союзникам (см.: Polyb. II. 58. 115 ). Ливий сравнивает мятежников, покушающихся на попрание союзнических отношений, с разбойниками (Liv. XXXIII. 29. 112).

Анализ исследованных фактов позволяет сделать определенные выводы. Вопервых, в эллинистическую эпоху сформировалось представление о категории преступлений, порожденных войной. Вовторых, общественно опасными признавались посягательства на общечеловеческие, религиозные ценности; деяния, представляющие опасность для нескольких государств и нарушающие нормальные межгосударственные договорные отношения. Втретьих, в период эллинизма по сравнению с предыдущими историческими этапами развития античного общества в значительно большей степени происходит интернационализация форм и методов преступной деятельности: развитие организованной преступности, наносящей значительный вред одновременно многим государствам региона (бандитизм, пиратство), использующей коммуникации (торговые, морские маршруты) в преступных целях. Ответная реакция общества выражается в объединении усилий в принятии карательных мер, что наиболее наглядно проявилось в борьбе с пиратством. Осуществление же уголовноправовых санкций носило внутригосударственный характер, поскольку надгосударственных органов, занимающихся их применением не было.

Таким образом, война стимулировала создание и развитие совокупности правовых принципов и норм, регулирующих отношения внутри системы эллинизма в период ведения военных действий, которые характерны для подавляющей части истории эллинистического общества. Именно поэтому данные принципы были направлены на ограничение средств ведения войны, предусматривали определенную степень гуманизации методов ее ведения. Особенно были развиты нормы об ответственности за нарушение правил ведения войны, которые существовали в виде «неписанного кодекса», однако, признавались большинством эллинистических государств. Названные принципы и нормы, порожденные отнюдь не римской правовой практикой, а именно эллинистической, составили начальную базу современного права вооруженных конфликтов.

В четвертом параграфе «Формирование правового режима морских пространств» исследуется проблема регулирования отношений на море, становления институтов правового характера, составивших в последующем основы соответствующих механизмов и средств в рамках современного права.

Диссертант считает, что именно в эллинистический период активному правовому регулированию начинают подвергаться отношения, связанные с режимом территорий, в том числе режим морских пространств, а нормы права в области мореходства смогли развиться до исключительно высокого уровня.

Для эллинистического общества формирование правового режима морских пространств было не просто актуальной проблемой, но жизненно важной необходимостью. Эллинистические государства осознавали необходимость и прилагали конкретные усилия для обеспечения свободы путей сообщения и особенно мореплавания. Отправным моментом этих усилий следует считать решения Коринфского конгресса.

После распада империи Александра Великого в борьбу за господство на море включились Македония, государства Селевкидов и Птолемеев. Долгое время в Эгейском море существовала талассократия Родоса, умевшего укротить пиратство. Правовым выражением признания заслуг Родоса было предоставление его гражданам исополитии, что сделали, например афиняне (см.: Polyb. XVI. 26. 9). Родос был одним из активнейших субъектов правовой инициативы в вопросах эксплуатации морского пространства. Известно, что именно родосское морское законодательство («Родосский закон») было столь совершенным для своего времени, а его основные принципы столь универсальными, что были позаимствованы римлянами и повлияли на римское правотворчество периода Марка Аврелия, а затем Византии и Венеции Левек П. Эллинистический мир: Пер. с франц. - М., 1989. C. 19..

Преступления, совершаемые в открытом море, составляли уже в то время отдельную категорию. Разбойничий промысел практиковался в Средиземном море иллирийцами, киликийцами и исаврийцами. По нормам афинского законодательства пираты (Я) относились к категории какургов, то есть злодеев, употреблявших хитрость и насилие и подлежали «суду одиннадцати» Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. В 3 т. - М., 2001. Т. 1. С. 264 . .

В диссертации исследуется вопрос: рассматривалось ли в эллинистический период государственной властью пиратство как самостоятельный вид преступления, и существовали ли правовые средства, нацеленные на то, чтобы его искоренить или хотя бы взять под контроль?

Диссертант приходит к выводу, что процветанию пиратства способствовало ослабление во II в. до н. э. ведущих эллинистических государств, раздираемых внутренними междоусобицами, а также укрепление политических позиций некоторых государств, еще сохранявших во многом архаичный уклад жизни со слаборазвитыми экономическими отношениями и, как следствие, с избытком незанятого населения, ищущего источники существования. Такими государствами, превратившими пиратство в источник своего собственного дохода и дохода своих граждан, с конца III в. до н. э. стали Этолийский союз, Крит.

Создать действенную правовую базу для борьбы с пиратством было весьма проблематично. Свидетельством одной из попыток решить данную проблему являются две сохранившиеся надписи из Книд и Кипра 101100 гг. до н. э., содержащие или разные, или один и тот же закон Текст закона см.: Rome and the Greek East… P. 59-66.. Хотя законотворческая инициатива в данном случае исходила от Рима, однако, в самом тесте закона предусматривалась необходимость его ратификации законодательными органами государств, участие которых в его реализации предполагалось.

Закон адресован народам, состоящим в «дружбе и союзе» с Римом. Его цель, четко сформулированная в начале текста, сводится к тому, чтобы была достигнута безопасность плавания по морю для граждан Рима, латинских союзников из Италии и друзей Рима вне Италии. Налицо попытка установить своего рода стандарт для применения единообразной характеристики признаков преступных деяний, а также ввести единый принцип универсальной юрисдикции, распространяющейся на все государства, попавшие в сферу влияния Рима. В законе недвусмысленно были выражены претензии Рима на роль верховного судьи в регионах, пока что еще не состоявших под его властью.

Кроме названного закона, попытки борьбы с пиратством проявлялись в самых неожиданных формах правовых документов, даже в договорах об асилии Кащеев В.И. Эллинистический мир и Рим…С. 232-233., о гостеприимстве, которыми поощрялись те, кто помогал предотвращать это зло (см.: Liv. V. 28. 25).

Диссертант полагает, что уровень развития общепризнанных принципов, обычной, а также договорной практики регулирования отношений на море в регионе Восточного Средиземноморья в эллинистическую эпоху был столь высоким, что можно оценивать таковые как базу формирования современного морского права.

Пятый параграф «Регулирование торговли и финансовой деятельности» посвящён обобщению данных источников, касающихся правового регулирования экономических взаимоотношений эллинистических государств. Фактором, определявшим специфику и степень развития обозначенного регулирования, являлось характерное для эллинизма сочетание элементов рыночного саморегулирования и, одновременно, жесткого контроля государства в наиболее важных сферах экономической жизни.

Можно разделить варианты регулирования коммерческих и некоммерческих отношений между участниками торгового оборота на две группы. Первую составляют меры государственного значения. Они были нацелены на обеспечение централизованной политики в сфере коммерции, что, однако, не исключало учета личных имущественных и неимущественных интересов частных лиц. Ко второй группе относятся различные варианты самопомощи участников торгового оборота, санкционированные положительной реакцией властей. Подобными являлись, например, подписываемые городами соглашения об урегулировании споров по договорам между их гражданами.

Дискуссии о роли государства и, в частности, греческого полиса в товарообмене непосредственно затрагивают проблемы выяснения характера использовавшихся в данной сфере регуляторов. В частности, полемизируется вопрос о заинтересованности полиса в импорте См.: Ляпустина Е.В. Конференция по древней экономике (Сен-Бертран-де-Комменж, 6-7 мая 1994 г.) // ВДИ. 1995. № 2. С. 219.. Ставило ли вообще государство перед собой цель защитить экономические интересы частных производителей и торговцев или в сфере межгосударственной торговли оно руководствовалось лишь необходимостью обеспечения нормального существования гражданского коллектива, а не обогащения отдельных его членов? Диссертант считает, что полисный образец экономических отношений предполагал свободу индивидуальных собственников. Государство, в лице полиса, занималось упорядочением использования в общих интересах всех находящихся в обороте богатств, заключением двусторонних торговых соглашений, таможенным обложением вывоза непроданных товаров и осуществлением полицейских функции в отношении нарушителей установленных им правил торговли.

Важным механизмом регулирования коммерции была налоговая политика, отличавшаяся многообразием форм и разными способами регулирования. В Греции, в Персии и в Египте обложение налогами фиксировалось специальным кадастром апографом (?Ю) Любкер Ф. Реальный словарь… Т. 1. С. 132; Т. 3. С. 422. . Крупные государства, например империя Селевкидов, имевшие на своей территории караванные маршруты, взимали дорожные пошлины Rostovtzeff M. The Social and Economic History… P. 471.. Портовые города, островные государства практиковали сборы портовых пошлин, транзитных, как это делал Византий, и непосредственно торговых. Освобождение от пошлин в морской торговле именовалось ателией (?Э). Наряду с ателией активно практиковалась исотелия (?Э), подразумевавшая уравнение в податях и повинностях. Таким образом, античное общество прекрасно понимало, что не только наложение налогового бремени, но и освобождение от него может быть прекрасным стимулятором экономического, а заодно и политического развития.

Диссертант отстаивает точку зрения о том, что в античный период существовал государственный контроль за межгосударственным торговым оборотом. Об этом свидетельствуют надписи (Syll. 953; 975) и папирусы, содержащие письменные декларации, которые торговцы должны были предъявлять как при ввозе, так и при вывозе товаров. Помимо деклараций, документами, удостоверяющими характер груза корабля, пункты его происхождения и назначения, могли выступать договоры о морских займах, то есть, как предполагают ученые, частноправовые документы. Все это свидетельствует о сочетании античным государством различных процедур экономического и административного характера для осуществления контроля за товаропотоками О научном докладе А. Брессона см.: Ляпустина Е.В. Конференция по древней экономике… С. 220..

Оживленные экономические отношения между монархами и городами стали основной базой развития совершенных форм и методов регулирования финансовой деятельности и, прежде всего, кредитования, банковской деятельности, налоговой политики. Получая деньги от царей в качестве благотворительных пожертвований, города уже сами инвестировали их в конкретные экономические, культурные и даже политические мероприятия Bringmann K. The King as Benefactor: Some Remarks on Ideal Kingship in Age of Hellenism // Images and ideologies: self-definition in the Hellenistic world / Anthony Bulloch et al. - Berkeley ets., 1993. P. 12-13..

В эллинистический период происходят значительные изменения в финансовой сфере. Почти все коммерческие операции стали осуществляться посредством использования денег. При этом Эллинистический мир оказался перед необходимостью более или менее унифицировать денежное обращение. Только Птолемеи попытались сделать собственные эксклюзивные деньги и в этом отличались от своих соседей Селевкидов и других монархий. В противоположность Египту остальные эллинистические государства, даже отдельные города, активно участвовали во взаимных финансовых операциях. Известны случаи заключения соглашений между городами, например Калхедоном и Византием, о выпуске монет союзной чеканки.

Одним из способов воздействия на финансовую ситуацию было стимулирование развития банковского капитала, как государственного, так и частного. Основными операциями банков были: обмен денег, кредитование под проценты, держание счетов клиентов, осуществление денежных переводов, работа с кредитными письмами, чеками и векселями. В эллинистический период обмен денег утратил свое былое значение, а вот получение их на хранение (депозит) играло все большую роль в банковской деятельности. Греки не пользовались специальным законом об обмене, и нет доказательств их знакомства с банковскими чеками. Но они употребляли банковский порядок платежей по долгам наличным и безналичным (на расстоянии).

Эффективное регулирование экономических отношений способно было обеспечить уже в древности высокие темпы развития общества. Особенностью экономических отношений эллинистического общества стало активное включение в них частных лиц и предприятий, способных уже в то время претендовать на статус юридического лица: купеческих союзов, банков, страховых компаний и так далее.

Таким образом, в период эллинизма были созданы благоприятные условия для развития государственной и частной инициативы в сфере финансовых отношений и торговли, что, в свою очередь, стимулировало развитие соответствующих регуляторов.

В шестом параграфе «Правосудие в Эллинистическом мире» приводится характеристика видов, уровня развития судов и их роли в упорядочении межгосударственных отношений в рамках эллинистической системы.

Роль и значение судов в системе регулирования межгосударственных отношений эллинистической эпохи мало изучены. Связано это с тем, что их природа и деятельность рассматриваются в научной литературе через призму сугубо политических оценок. При этом не учитывается, что речь должна идти, прежде всего, о правовом институте.

В диссертации доказывается, что именно трехсотлетняя практика взаимоотношений эллинистических государств позволила развиться и оформиться основным принципам межгосударственного посредничества в конкретный правовой институт суда, что, в свою очередь, предполагает наличие активно развивавшейся соответствующей процессуальной практики.

Анализируя научную полемику по поводу допустимости применения современного понятийного аппарата к институтам античной эпохи, диссертант отмечает, что использование терминов «третейский суд» («арбитраж»), «посредничество», может быть только условным. Нет фактических доказательств того, что в древности делались различия видов судебной практики соответственно названным понятиям.

Следует учитывать и такую особенность судебной практики эллинизма, как необходимость соотнесения различных правовых систем. Хотя в целом ведущие эллинистические державы, безусловно, руководствовались нормами греческого права, тем не менее, юридическая практика не могла полностью игнорировать влияние обычаев и норм, характерных для азиатских территорий, вошедших в их состав.

Формы и методы осуществления судопроизводства опосредовались конкретной ситуацией, не имели строго обязательной единой схемы реализации, однако, определялись некоторыми общими правилами. Например, в арбитры приглашались только эллинистические государства. Так, во время войны Антиоха III с Птолемеями за Келесирию египтяне обратились к посредникам. В этой роли выступили эллинистические государства Родос, Византий, Кизик и Этолийский союз.

Для эллинистического периода была характерна солидарность греческих общин, их готовность помочь друг другу различными способами. Лучшим примером взаимопомощи полисов в судебной деятельности является отправка коллегии судей Я (дикастов) из одного города в другой, адресующийся с такой просьбой. Сведения о таких случаях содержат специальные декреты о приглашенных судьях (таких на данный момент известно более двухсот) Giovannini A. Greek Cities and Greek Comonwealth //Images and ideologies: self-definition in the Hellenistic world / Anthony Bulloch et al. - Berkeley ets., 1993. Р. 276..

Работа дикастерий порождает у ученых массу вопросов относительно степени унификации в эллинистический период правовых систем различных государств. Так, встречается мнение, что дела разбирались на основании местных законов (или царских рескриптов), а не на основе законов родины дикастов. Это привело к тому, что во II в. до н. э. в греческих полисах, с одной стороны, появились кадры настоящих юристов людей, изучающих законы многих полисов, а с другой в конкретноправовую науку должны были вноситься определенные поправки. Однако это не привело к созданию настоящей науки о праве Кащеев В.И. Эллинистический мир и Рим… С. 245.. В противовес данной точке зрения диссертант отмечает, что при оценке судебной практики эпохи эллинизма, в том числе осуществлявшейся на межгосударственном уровне, следует говорить о степени развития системы регулирования, а не о складывании конкретной научной правовой доктрины.

Новый этап в развитии судебной практики наметился с появлением в регионе римлян. Первоначально они не имели ни знаний, ни опыта цивилизованного общения с правителями крупных государств. Но уже довольно быстро римляне усвоили методы и терминологию эллинистической дипломатии, а также арбитраж Штаерман Е.М. Эллинизм в Риме // Эллинизм: Восток и Запад / Отв. ред. Е.С. Голубцова. - М., 1992. С. 155..