Институт судебного контроля, так сказать, в широком смысле слова предоставляет Верховному суду право объявлять неконституционными любые действия государственных органов или должностных лиц, как основанных на законе либо ином нормативном правовом акте, так и вытекающих из их непосредственных полномочий. Правда, с одним, но исключительно принципиальным по своей значимости и последствиям, условием - если указанные действия будут признаны судом противоречащими Конституции. Следовательно, судебный конституционный контроль (бесспорно, в этом случае речь в первую очередь идет о юридическом аспекте) выражается в двух основных формах: с одной стороны, это проверка конституционности правовых актов, с другой - проверка конституционности действий (либо бездействия или отказа осуществить соответствующее действие) должностных лиц местного, регионального (штатов) и федерального уровня.

Несомненно, что с формально-юридической точки зрения осуществление прерогатив конституционного контроля неотделимо от всего того, что институционально принято корреспондировать с реализацией Верховным судом - в качестве судебного органа общей юрисдикции - традиционных функций гражданского или уголовного правосудия. Однако необходимо иметь в виду, что в этом случае речь идет о практической реализации особых, более того - исключительных властных полномочий (the power of judicial review), представляющих собой важнейший функциональный элемент одной из трех ветвей государственной власти в целом, посредством так называемых «конституционных решений», - приобретающих самостоятельное юридическое, правоприменительное и политическое значение. Отдавая должное высшей общенациональной судебной инстанции, тем не менее, надо учитывать тот факт, что полномочия в сфере конституционного контроля - не являются исключительной прерогативой Верховного суда. В настоящий момент подобную юрисдикцию вправе реализовать любой федеральный институт американской судебной системы, в том случае, если он соприкасается с необходимостью решать вопросы конституционного характера и - тем самым - определять дальнейшую судьбу тех или иных нормативных правовых актов.

Проведенное исследование наглядно показывает, что основной чертой конституционного контроля, реализуемого в рамках «американской» (североамериканской) модели, является его осуществление судами общей юрисдикции (со всеми вытекающими из этого политическими, правоприменительными и прочими последствиями) без создания особого специализированного автономного органа, наделенного контрольно-конституционными функциями. При «американской» модели осуществление конституционного контроля (надзора) признается функцией всего судебного аппарата, поэтому конституционная юстиция не представляет собой самостоятельной ветви действующей судебной системы, не выделяется из общего механизма правосудия. Все дела и тяжбы, какова бы ни была их природа, разрешаются одними и теми же судами общей юрисдикции, практически в идентичных условиях и процессуальных процедурах. Иными словами, вопросы конституционно-правового характера могут затрагиваться в любых спорных ситуациях, не требуя к себе какого-то специального отношения со стороны государства в лице уполномоченных органов судебной власти. Тем самым при «американской» (североамериканской) модели судебного конституционного контроля есть основания констатировать отсутствие особой категории - в чистом виде - конституционных дел.

Говоря о специфических особенностях, исследуемой модели судебного конституционного контроля и конституционного правосудия, диссертант выделяет ее наиболее отличительные черты. Во-первых, контроль за конституционностью при «американской» модели конституционной юстиции имеет универсальный характер. Он осуществляется в отношении не только законов (статутов), но также и иных правовых актов и нормативных предписаний, принимаемых на всех уровнях осуществления государственной власти. Противоречащим Конституции Соединенных Штатов может быть объявлен любой акт нарушения общепринятой иерархии юридических норм или действие, не основанное на правовой норме, и нарушающее «надлежащую правовую процедуру». Во-вторых, контроль за конституционностью осуществляется по децентрализованной модели, то есть он может производиться любым американским судом при рассмотрении любого дела, в котором затронуты субъективные права, свободы и законный интерес гражданина. В-третьих, контроль за конституционностью носит казуальный характер. Его осуществление непосредственно связано с рассмотрением конкретной коллизионной «тяжбы», в которой присутствует ссылка лица, участвующего в деле, к Конституции. В-четвертых, конституционный контроль по «американской» модели относителен, в силу того, что решения суда являются обязательными только для спорящих сторон и не обременяют иных субъектов правоприменительной деятельности. При этом суды общей юрисдикции толкуют антиконституционную норму как несуществующую и не принимают ее во внимание при вынесении соответствующего решения по существу имеющего место спора. В то же время какого-либо конкретного акта или обязательной процедуры отмены неконституционной нормы при «американской» модели конституционного контроля как таковой не происходит.

Во втором параграфе - «Европейская» (континентальная) модель конституционного контроля» - рассматривается процесс становления и развития системы конституционного контроля, осуществляемого специализированными - судебными и квазисудебными - учреждениями.

Необходимость конституционного контроля (всеобъемлющий характер которого должен рассматриваться неотъемлемой частью всего общественно-политического процесса) обусловлена целым рядом - в основном взаимозависимых - причин, в том числе, иерархичностью правовых норм. Концептуально, обоснованность создания механизмов действенного судебного контроля (надзора) за конституционностью нормативных правовых актов и деятельностью органов государственной власти приобрела специфический оттенок в связи с победой над фашизмом во II Мировой войне. Актуальным стало требование о «связанности» законодателя требованиями соблюдения основных прав и свобод, гарантированных Конституцией. С этого периода, собственно, органы конституционного - как специализированного, так и неспециализированного - контроля рассматриваются в качестве одной из важнейших политико-правовых и институциональных гарантий соблюдения прав и свобод человека и гражданина. Авторский вывод не только находит подтверждение в теории и практике современного конституционализма, но и во многом созвучен с обобщениями тех ученых, которые признают, что сложный и противоречивый процесс становления правового государства в России делает весьма актуальным сравнительно-правовое исследование его организационных институтов и юридических форм, сложившихся на рубеже веков.

Вместе с тем нельзя не признать, что процесс адаптации и приспособления в значительной мере качественно иных - прежде всего, по сравнению с периодом становления современного конституционализма - взаимоотношений государства, общества и отдельных индивидов имел, по целому ряду объективных причин, исключительно бесконфликтный характер. Указанная особенность не только на протяжении многих лет носит перманентный характер, но и присуща в первую очередь государствам романо-германской (континентальной) правовой семьи. Хотя сказанное - в той или иной мере - может быть применимо и к странам, традиционно ассоциируемым с англосаксонской системой права. Тем самым все отчетливее начинает проявляться тенденция своего рода взаимного проникновения двух «классических» правовых традиций, в основе которого - лежат принцип разделения властей и система «сдержек и противовесов».

Несмотря на те тенденции, которые стали носить, по существу, общеевропейский характер лишь со второй половины ХХ века, следует признать, что первый европейский конституционный судебный орган был учрежден в Австрии еще в 1919 году. Судя по всему, применительно к ведущим государствам европейского континента романо-германской правовой традиции, речь должна идти о том, что исторически изначальной была форма неспециализированного конституционного контроля. В результате проведенного анализа, диссертант обращает внимание на одно принципиально важное обстоятельство. Невзирая на тот факт, что Австрия не относилась к англосаксонской правовой семье, и судебный прецедент (в его, так сказать, традиционном значении) не должен был действовать как источник права, тем не менее, решения, принимавшиеся Конституционным судом в порядке специализированного конституционного контроля, носили нормативный характер.

Более того, без каких-либо существенных ограничений о тенденции, которую вполне допустимо характеризовать как процесс конвергенции комплекса базовых элементов двух классических - англосаксонской и романо-германской - правовых традиций, по всей видимости, можно говорить применительно к «европейской» модели конституционного контроля и конституционного правосудия в целом. С другой стороны, это свидетельствует о том, что с институциональной точки зрения дифференциация «американской» и «европейской» моделей конституционного контроля все отчетливее начинает приобретать условный характер. Причем - в той или иной мере - постепенное «стирание граней», позволявших с уверенностью идентифицировать соответствующую модель конституционного контроля, обусловлено, судя по всему, вполне объективными причинами, непосредственно связанными с реализацией конституционных принципов становления гражданского общества и формирования демократического правового государства, в контексте чего - роль и значение судебных институтов существенным образом возрастает.

Практическим подтверждением тенденций подобного рода, служит так называемая «гибридная», или смешанная модель конституционного контроля, в рамках которой рельефно проявляются черты, ранее присущие исключительно той или иной традиционной системе судебной защиты Конституции, основных прав, свобод и законных интересов граждан. Проводя сравнительно-правовой анализ, нельзя не согласиться с выводом, что «смешанная» модель конституционного контроля представляет собой структуру органов конституционного контроля, сочетающую в себе элементы «европейской» и «американской» (в терминологии ряда авторов - традиционной) систем конституционной юстиции, где функции специализированного контроля осуществляются несколькими органами в отношении нормативных правовых актов, имеющих различное происхождение.

Понимание необходимости создания особых контрольных публичных институтов пришло не сразу: наглядным примером служили механизмы конституционного контроля, в течение длительного времени действовавшие в Соединенных Штатах Америки, в основе которых лежала система судов общей юрисдикции. Тем не менее в ходе столь противоречивых по своему характеру и содержанию процессов развития идей конституционной юстиции, их практической реализации в ряде стран романо-германской (континентальной) правовой семьи, в Западной Европе возникла принципиально иная, по сравнению с североамериканской, «европейская» (или австрийская - отдавая дань государству, в котором традиционный Конституционный суд появился впервые) модель конституционного контроля и конституционного правосудия. Одновременно диссертант подчеркивает, что интерпретировать политико-правовой статус, организационную структуру и юрисдикцию органов конституционного контроля, применительно к Европе в целом, как нечто исключительно идентичное, лишенное своеобразия, региональных или национальных особенностей, не совсем корректно и с научной, и с практической точки зрения. Не в последнюю очередь - если рассматривать отдельные государства - многое зависело от статуса, реального места в государственно-политической системе, степени институциональной и функциональной автономности, независимости и авторитета судебной власти вообще. Так как указанные критерии объективно не могли быть реализованы адекватным образом (не говоря уже об объеме) без учета исторических особенностей и национальных традиций, уровня правосознания отдельных граждан и правовой культуры общества, той или иной формы политического режима («традиционность» и «обыденность» которого нередко не воспринимались в контексте тоталитаризма и недемократичности).

На современном этапе развития конституционализма отчетливо проявляется тенденция к следующему: изменение Основного закона страны формально допустимо парламентским способом, посредством всенародного референдума или при помощи конституанты. Однако наиболее мобильным и часто применяемым способом изменения Конституции последних десятилетий является ее толкование специализированными судебными органами конституционного контроля. Как следствие, толкование Конституций и конституционных законов (в общетеоретическом смысле слова) становится одним из основных направлений деятельности органов конституционного контроля и одной из важнейших сфер их полномочий.

В европейских странах, которые принято ассоциировать с романо-германской (континентальной) системой права, несмотря на тот факт, что прецедент, как правоприменительный акт судебного органа, принимаемый по вопросам конституционного характера, не является - в официально признанной системе источников - одним из видов источников конституционного права, роль и значение функции судебного правотворчества существенно повышается.

Глава вторая - «Место конституционного контроля в механизме осуществления публичной власти» - посвящена сравнительно-правовому исследованию той роли, которую играют институты судебного и квазисудебного контроля в системе государственной власти и процессе построения демократического правового государства, формирования новой культуры государственного мышления и необходимого общественного сознания; анализу характера, философии и особенностей развития конституционно-правовых отношений сквозь призму форм и методов организации и деятельности учреждений специализированной юстиции.

В первом параграфе - «Политико-правовое обоснование концепции конституционного контроля и конституционного правосудия на современном этапе» - рассматриваются вопросы, вытекающие из тех тенденций эволюционного развития последних десятилетий, которые обусловлены практической реализацией принципа разделения властей и системы «сдержек и противовесов».

В основе формирования институтов конституционного контроля и конституционного правосудия - помимо многочисленных научно-теоретических разработок - лежали и сугубо внутриполитические причины, присущие государствам как романо-германской (континентальной), так и англосаксонской правовой традиции. Постепенно в западном обществе была осознана необходимость усиления контроля над работой высших законодательных органов, которая предопределялась тем, что парламентская деятельность далеко не всегда основывалась на рационализации государственного управления, а зачастую - являлась простым отражением конфликта общественно-политических интересов.

Необходимость осуществления действенного контроля над органами законодательной власти особенно обострилась в связи с эволюцией парламентских и полупарламентских режимов в направление усиления исполнительной вертикали и власти партийно-политического аппарата. Безусловно, в государствах с традиционно развитым и сильным парламентаризмом (в основе которого лежит - тем или иным образом интерпретированный - принцип разделения властей и система «сдержек и противовесов») имеются достаточные правовые возможности и политические механизмы разрешения конфликтов между законодательной и исполнительной ветвью власти. В частности, презюмируется наличие различных и весьма эффективных способов выражать недоверие одних органов другим, таких как, например, отрешение (импичмент) от должности главы государства и ряда высших должностных лиц, досрочный роспуск парламента или одной из его палат, досрочная отставка правительства. Вместе с тем не секрет, что высший законодательный орган объективно способен на злоупотребления. Научная состоятельность подобной точки зрения подтверждается появившейся в середине ХХ века необходимостью развития концепции рационализации традиционного парламентаризма, одним из элементов которой, по мнению автора, и являются в настоящее время конституционный контроль и конституционное правосудие. Волеизъявление меньшинства всегда может быть преодолено или подавлено господствующим большинством. При любом акте возникновения относительно монолитного блока парламентского большинства и правительства происходит фактическое размывание принципов, изначально заложенных в концепции разделения властей. Восстановить нарушенный баланс ветвей власти и системы «сдержек и противовесов», призван орган конституционного - специализированного или неспециализированного - контроля.

Иначе говоря, конституционный контроль и конституционное правосудие необходимы там, где становится целесообразным (или даже крайне желаемым) вмешательство специальных судебно-контрольных институтов в нормотворческую деятельность, в первую очередь, высшей законодательной власти, а также в целях обеспечения эффективного контроля за работой правительства как высшего государственного органа исполнительной власти.

В целом, характеризуя «европейскую» модель, диссертантом выделяются следующие институционально-функциональные и юрисдикционные особенности, позволяющие рассматривать ее в качестве самостоятельной системы конституционного контроля, кардинально отличающейся от практики конституционной юстиции, сложившейся в рамках «американской» (североамериканской) модели.

Во-первых, органы конституционного контроля, действующие во многих европейских государствах (за исключением тех стран, где сложились так называемые гибридные, или «смешанные» системы конституционной юстиции) не входят в традиционную систему судов общей юрисдикции, осуществляя свои прерогативы вне сферы полномочий уголовных, гражданских, трудовых, административных, мировых и прочих судебных учреждений.

Во-вторых, к особой, своего рода исключительной, компетенции структур конституционного контроля, которой не обладает ни один суд общей юрисдикции, отнесены вопросы соотносимости различных нормативных правовых актов органов государственной власти (причем - не только всех трех ветвей без исключения, но и любого уровня) и местного самоуправления Конституции страны. В этом случае речь идет, условно говоря, о контрольных прерогативах в узком смысле слова. Кроме того, органы конституционного контроля вправе осуществлять и некоторые другие функции, как правило, не свойственные судам общей юрисдикции: а) выступать судебной инстанцией, «политическим трибуналом» в отношении высших должностных лиц государства (подобными полномочиями наделены, в частности, органы специализированного судебного контроля крупнейших западноевропейских федераций - Австрии и Германии); б) действовать в качестве избирательного суда при проведении общенациональных референдумов (как, например, во Франции и Италии); в) рассматривать вопросы конституционности политических партий и общественных движений.

В-третьих, специфический характер органов конституционного контроля - в отличие от судов общей юрисдикции - проявляется в статусе тех судей, которые непосредственно осуществляют конституционное правосудие. В подавляющем числе стран, применительно к которым можно говорить о наличии специализированной или неспециализированной конституционной юстиции, институт пожизненного назначения судей отсутствует. Чаще всего судьи назначаются на строго фиксированный срок (шесть лет в Португалии, девять лет во Франции, Испании и Италии, двенадцать лет в Австрии и Германии). В некоторых случаях процесс обновления персонального состава осуществляется в определенных пропорциях, по частям, в чем наглядно проявляется процесс преемственности в организации и деятельности органов конституционного контроля, ассоциируемых с «европейской» моделью.

В-четвертых, специфический характер конституционного контроля, осуществляемого в рамках «европейской» модели, напрямую связан и с теми особенностями, которые просматриваются в институте конституционного запроса, жалобы или заявления. Чаще всего, за небольшим исключением, которое лишь подтверждает общую направленность, правом запроса обладают органы государственной, в том числе судебной, власти и физические лица.

В-пятых, в рамках «европейской» модели, наряду с конкретным конституционным контролем (который осуществляется и при «американской» системе, в контексте деятельности судов общей юрисдикции) действует и такая форма конституционно-правовых отношений, как абстрактный контроль.

К последней трети ХХ века институт судебного конституционного контроля постепенно утвердился практически во всех странах Западной Европы, а также во многих государствах Азии, Африки и Латинской Америки. Объективно вне рамок этой общей тенденции оставались социалистические государства (или, как следует из актов конституционно-учредительного характера, страны «народной демократии») и, за редким исключением, некоторые развивающиеся государства «социалистической ориентации». В результате проведенного исследования, диссертант делает вывод, что как в постсоциалистических, так и в развивающихся государствах в известной степени наблюдается рецепция моделей специализированных судебных органов конституционного контроля, действующих в странах Западной Европы, значительно реже - Соединенных Штатов.

Весьма показательно, что в последнее время рецепция «европейской» системы судебного конституционного контроля происходит и в Латинской Америке, традиционно отдававшей предпочтение «американской» (североамериканской) модели специализированного правосудия. При этом, говоря о специфике процесса становления и развития конституционных основ судебной власти, как одной из самостоятельных сфер общественных отношений, важно иметь в виду следующую особенность, характерную для многих государств континента. Осуществляя чисто судебные функции, суды в странах Латинской Америки официально - и в доктрине, и в правоприменительной практике - рассматриваются властно-публичными учреждениями, стоящими на защите личности от посягательств со стороны государства и его органов, являясь гарантами прав и свобод человека и гражданина. В подавляющем большинстве стран суды и судебные системы в целом, согласно положениям Основных законов, декларируются в качестве институтов, не только призванных олицетворять собой сам факт наличия «защитных механизмов», непосредственно вытекающих из высшей юридической силы норм и предписаний Конституции, но и - посредством реализации функций конституционного контроля - осуществляющих это на практике.

Вместе с тем, по мнению автора диссертации, нельзя игнорировать того обстоятельства, на протяжении многих лет в значительной мере обусловливавшего процесс конституционного и государственного строительства, что общие демократические принципы организации и деятельности судебной системы (тем более если их рассматривать в контексте «латиноамериканизации» принципа разделения властей и системы «сдержек и противовесов») стран Латинской Америки, в свое время заимствованные из практики Соединенных Штатов (рецепция элементов англосаксонской правовой традиции, в том числе - «habeas corpus» и «habeas data») и некоторых развитых европейских государств континентальной правовой семьи (прежде всего - Франции, Испании, Португалии, в частности «juicio de amparo»), в специфических условиях региона приобрели иное, нередко негативное содержание. С другой стороны, начиная с последней трети ХХ века, все отчетливее просматривается тенденция, связанная с отказом - частичным или полным - от системы конституционного контроля и конституционного правосудия, осуществляемого исключительно судами общей юрисдикции.

Во втором параграфе - «Специфика реализации компетенции органов конституционного контроля в рамках «американской» и «европейской» моделей конституционного правосудия» - исследуются формы, методы и юрисдикция судебных и квазисудебных учреждений, к функциям которых отнесено разрешение коллизий конституционно-правового характера.

Целевой характер деятельности институтов конституционного контроля и конституционного правосудия во многом определяет специфику статуса и юрисдикции судебного или квазисудебного (административно-политического) органа, его осуществляющего. Исходя из этого, полагает диссертант, представляется необходимым, выделить и критически исследовать ряд общих черт, присущих правовому положению и полномочиям органов конституционного контроля в зарубежных странах. С тем, чтобы на основе имеющихся общих тенденций и закономерностей показать характерные особенности и некоторые специфические черты организации системы конституционной юстиции в государствах, относящихся к разным правовым традициям. В частности, Франции (где своеобразие конституционного контроля определяется его двойственной природой, институциональными проявлениями которой можно рассматривать деятельность двух специализированных органов - Конституционного совета, осуществляющего контроль за конституционностью актов, принимаемых парламентом, и Государственного совета, контролирующего нормотворческую деятельность исполнительной власти; отмеченный «дуализм» определенным образом как бы выводит французскую систему конституционного контроля за рамки известных моделей специализированной юстиции) и Соединенных Штатов, а также в ряде стран Азии, Африки и Латинской Америки.

В результате проведенного сравнительно-правового анализа делается вывод о том, что статус и компетенция органов конституционного контроля подвижны и имеют тенденцию (несмотря на модель, традиционно или на протяжении длительного периода действующую в соответствующем государстве, либо ее модификации с учетом особенностей политико-правового развития конкретной страны) к существенному расширению. Общим, причем вполне закономерным явлением (отрицать которое и в доктрине, и в правоприменительной практике становится уже «признаком дурного тона»), представляется тот факт, что расширение юрисдикционных рамок, каким-либо образом ограничивающих функции и сферу полномочий контрольных институтов, идет преимущественно путем легитимации присвоенных прерогатив. Действиями подобного рода еще более нарушается баланс (об условности и относительности которого как раз и говорят тенденции, рассматриваемые в работе) соотношения властей в рамках не только «классической триады», но и в ее многочисленных модификациях, уже мало кого удивляют.

На первый взгляд может показаться, и подобный вывод некоторым образом «провоцируется» содержанием диссертационного исследования, что процесс увеличения объема властных функций, в том числе - посредством толкования и «детализации» норм Конституции и текущего законодательства, в основном характерен для тех государств, в которых превалирующее значение принадлежит судам общей юрисдикции. Несомненно, у подобной оценочной методологии есть своя логика, подтверждаемая деятельностью, в частности Верховного суда Соединенных Штатов, своими решениями не только трансформировавшего собственный статус и место в государственно-политической системе страны, но и расширившего рамки тех сравнительно ограниченных полномочий, которые были предоставлены высшей федеральной судебной инстанции Конституцией 1787 года. Однако сравнительно-правовой анализ организации и деятельности конституционного контроля позволяет констатировать следующее. Во многом схожие процессы наблюдаются и в тех странах, где доминирование судов общей юрисдикции не столь очевидно, как в Соединенных Штатах и тех государствах, судебным системам которых - в той или иной степени - присущи элементы заимствования принципов и институтов, чаще всего ассоциируемых с «американской» (североамериканской) моделью конституционной юстиции. Наглядным примером может служить Франция, где изначально двумя основными сферами полномочий Конституционного совета были, с одной стороны, надзор за подготовкой выборов и проведением голосования, с другой - контроль за соответствием Конституции законодательных актов и иных правовых предписаний, принимаемых парламентом.

Среди общих закономерностей, присущих исследуемой сфере общественных отношений, и способствующих трансформации компетенции специализированных органов конституционного контроля в зарубежных государствах, видится обоснованным выделение следующих ее составляющих.

Во-первых, орган конституционного контроля разрешает дела о соответствии действующей Конституции законодательных актов, принимаемых парламентом, делегированного законодательства, нормативных предписаний главы государства и правительства.

Во-вторых, на предмет соответствия Конституции проверяются международные договоры и соглашения с участием этого государства. Причем в тех странах, где в качестве базовой концепции применения международных договоров признается «теория трансформации», подобного рода контроль, как правило, осуществляется в отношении соответствующих законов государства, инкорпорирующих нормы тех или иных международных договоров. В тех же государствах, где за основу берется «теория непосредственного действия» международного права, чаще речь идет о проверке соответствия действующей Конституции страны не вступивших в силу международных договоров с ее участием.

В-третьих, федеративное устройство государства не может не наложить известный отпечаток на юрисдикцию органа конституционного контроля в части проверки им на предмет соответствия Конституции страны, различного рода нормативных актов общенационального, регионального и муниципального уровня. Сложное государственно-политическое устройство предполагает, в числе прочих признаков, наличие относительно автономных массивов законодательства на уровне субъектов федерации. Такие массивы, как правило, возглавляются нормативными актами учредительного характера. Подобное усложнение законодательной системы определяет выделение в качестве объекта конституционного контроля соответствие Основному закону страны учредительных документов субъектов федерации, а также их статутов, делегированного законодательства и других нормативных правовых актов. Одновременно с этим возникает проблема, связанная с определением границ того, что является правовой базой осуществляющегося контроля и отчасти так же усложняющая его.

Безусловно, что известное влияние при практической реализации конституционно-контрольных функций оказывает структура предметов ведения и полномочий, законодательно определенных и дифференцированных в том или ином федеративном государстве. При этом абстрактный контроль действительности юридических предписаний, изданных в рамках соответствующих полномочий, не обязательно является предметом правовой коллизии между федерацией и субъектом (субъектами), как это иногда изображается в научной литературе. Существует возможность выбора между абстрактной проверкой и спором по существу, возникающим в связи с констатацией того, что в общенациональном или локальном законодательстве отсутствует указание на компетенцию участников спора.

Поэтому, как правило, судебно-конституционный контроль на уровне федерации касается лишь тех нормативных правовых актов субъектов федерации, которые изданы по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти федерации и совместному ведению органов государственной власти федерации и органов государственной власти ее субъектов.

В-четвертых, федеративное устройство государства также предопределяет существование конституционных и административных договоров между центром и субъектами федерации. Аналогично, факт их существования дополняет систему законодательства государства и требует повышенного внимания к соответствию Конституции страны составляющих нового, условно назовем его - договорного, пласта нормативного материала. Поэтому нередко в федеративных государствах орган конституционного контроля уполномочен проверять соответствие Основному закону договоров между органами государственной власти федерации и органами государственной власти ее субъектов, а также договоров между органами государственной власти, заключенных между субъектами федерации.

В-пятых, одна из отличительных особенностей стран с развитой системой судебных прецедентов заключается в том, что подчас суды в таких государствах уполномочены осуществлять контроль за конституционностью не только текущего законодательства, но и за применением принципов «общего права». При таком подходе признается, что любое судебное решение может быть аннулировано в случае признания его противоречащим конституционной норме. Для Соединенных Штатов, к примеру, данный «подвид» судебного конституционного контроля особенно важен как средство, при помощи которого лицо может побудить все судебные инстанции, а также и самих законодателей, уважать основные принципы правового государства. В отличие от Верховного суда Соединенных Штатов Америки, Конституционный совет Франции не вправе отменять управленческие решения по мотивам их неконституционности, для этого существует самостоятельная публичная инстанция - Государственный совет, осуществляющий свои функции в сфере административной юстиции. Кроме того, наблюдается и коренное отличие в процедуре опротестования актов по мотивам неконституционности в Соединенных Штатах и Франции.

В-шестых, не менее важной является такая сфера деятельности органов конституционного контроля, как рассмотрение жалоб и обращений на нарушение конституционных прав и свобод граждан. Указанные полномочия органов конституционной юстиции не являются типичными для «европейской» модели специализированного конституционного контроля, однако, учитывая, что исторически основы и базовые принципы концепции конституционного контроля закладывались еще в средневековой Великобритании в связи, в первую очередь, с утверждением «Habeas Corpus Act», предоставление институтам конституционной юстиции указанных полномочий кажется вполне обоснованным.

В контексте исследования вопроса осуществления конституционного контроля по жалобам граждан (физических лиц) на нарушение их конституционных прав и свобод возможны, по крайней мере, два подхода к анализу природы таких обращений. Первый из них формально отражает «принцип инцидентности» деятельности органа судебного конституционного контроля и в то же время реализует концепцию его связанной компетенции при рассмотрении вопроса о нарушении конституционных прав граждан. В рамках подобного подхода невозможным признается абстрактное обращение в орган конституционного контроля с жалобой на нарушение конституционных прав граждан (физических лиц) вне привязки к конкретному, рассматриваемому в порядке уголовного, гражданского, административного или арбитражного производства делу. В этом случае часто реализуется идея об обязанности или о праве судов, разрешающих соответствующую юридико-правовую коллизию в рамках одного из выше перечисленных ординарных судопроизводств, направить по ходатайству гражданина запрос в орган конституционного контроля о проверке конституционности закона либо иного нормативного акта, примененного или подлежащего применению в конкретном деле. Второй - отражает «принцип абстрактности» конституционного контроля и предполагает возможность того, чьи права, свободы либо законные интересы нарушены, обратиться в орган специализированного судебного контроля с ходатайством о проверке конституционности соответствующих правовых норм вне привязки к какому-либо конкретному или рассматриваемому делу. Данный подход, на первый взгляд кажущийся более демократичным, на самом деле создает существенные сложности технического характера, поскольку фактически его применение может привести к необоснованному увеличению потока жалоб частных лиц в органы конституционного контроля по вопросам, которые со временем вполне могли бы быть урегулированы и без их посредничества.

В-седьмых, среди важнейших полномочий органов конституционного контроля в зарубежных странах в последнее время известное значение приобретает право органа, осуществляющего специализированный контроль, давать официальное непосредственное или латентное толкование норм Конституции.

В-восьмых, особое значение при осуществлении органами конституционного контроля правоприменительной деятельности играет концепция прямого действия Основного закона. Органы конституционного контроля, вынося свои постановления и иные правоприменительные акты, безусловно, подчиняются действующей Конституции страны. Однако не следует забывать, что Основной закон толкуется судьями, и он утверждает - прежде всего - те ценности, на которые обращает внимание судебная власть в данный момент историко-политического и правового развития государства. Исходя из этого, диссертант полагает корректным констатировать, что, несмотря на жесткость законодательных предписаний, органы конституционного контроля, тем не менее, все-таки вторгаются в ту или иную сферу общественной жизни и политики, ярким примером чего могут служить, скажем, специфические прерогативы Конституционного совета Франции в периоды политических и социальных кризисов в стране. Другой наглядной иллюстрацией фактического вмешательства учреждений конституционного контроля в политическую сферу представляются полномочия Конституционного совета в части осуществления контроля за подготовкой и проведением выборов.

Наконец, не менее закономерным видится предоставление органу конституционной юстиции права законодательной инициативы по вопросам своего ведения. Нередко законодатель оставляет перечень полномочий органа конституционного контроля открытым, тем самым, констатируя, что данный публичный институт вправе осуществлять иные полномочия, предоставляемые ему действующей Конституцией или текущим законодательством. Традиционной для законодательства многих зарубежных стран является оговорка о том, что орган конституционного контроля решает исключительно вопросы права. При осуществлении конституционного судопроизводства он воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств во всех случаях, когда это относится к полномочиям других судов или иных органов. Подобные предписания включаются в действующее законодательство в целях избежания вторжения («интервенции») институтов конституционного контроля в юрисдикцию соответствующих публичных органов, а также для того, чтобы избежать дублирования государственных полномочий и размывания юридической природы сложившейся системы конституционной юстиции.

Глава третья - «Иберийская» (южноамериканская) модель судебного конституционного контроля» - посвящена исследованию системы специализированной юстиции, которая, несмотря на некоторые внешние проявления, позволяющие ассоциировать ее с одной из наиболее распространенных практик конституционного контроля, однозначно не может быть отнесена ни к «американской» (североамериканской), ни к «европейской» (континентальной) модели конституционной юстиции.

В первом параграфе - «Понятие и правовая природа процедуры ампаро» - рассматриваются проблемы, вытекающие из специфического характера организации и деятельности конституционного контроля и конституционного правосудия ряда крупнейших латиноамериканских государств.

В российской науке, применительно к странам Латинской Америки, нередко обобщенно констатируется, что в развитых демократических государствах этого региона функции конституционного контроля возложены на суды общей юрисдикции во главе с Верховным судом. В этом - вполне справедливо - видится прямое или косвенное влияние, оказанное на процесс конституирования одной из ветвей публичной власти, со стороны Соединенных Штатов Америки: большинство латиноамериканских стран (после достижения национальной независимости и провозглашения государственного суверенитета) шли как бы «по пути наименьшего сопротивления». Не только в целом копируя организацию судебной власти, действовавшей в соответствии с теорией разделения властей и системой «сдержек и противовесов», в их, так сказать, североамериканском варианте, но и наделяя суды общей юрисдикции (во главе с Верховным судом) правом осуществлять контроль за конституционным правопорядком и режимом законности.

Вместе с тем - на примере ограниченного числа государств - делается вывод о рецепции «европейской» модели специализированного конституционного контроля, представленной в виде тех или иных институциональных вариаций той модели конституционного правосудия, которая возникла в Австрии в первой трети ХХ века. Некоторыми исследователями не только признается наличие «смешанной» (или гибридной) системы судебного конституционного контроля. Одновременно признается факт все отчетливее проявляющейся тенденции, в большей или меньшей степени, связанной с постепенным отходом от традиций латиноамериканского конституционализма середины XIX - первой половины XX века, вытекавших из «классической» интерпретации теории разделения властей. В контексте которых - все более ощутимо начинает проявляться стремление правящих элит осуществить перераспределение важнейших публичных функций. И лишь немногими учеными обращается внимание на такой уникальный по своей природе институт конституционного контроля как «процедура ампаро», известный практике государственного и правового строительства еще с колониального периода и первых десятилетий независимого развития. Более того, в противовес подобной позиции, неоднократно предпринимались попытки продемонстрировать, так сказать, «периферийность» и вторичность (факультативность) juicio de amparo по отношению к habeas corpus англосаксонской правовой традиции и практике его применения судами общей юрисдикции. Несколько упрощенный взгляд на такую форму конституционного контроля как «процедура ампаро» встречается у тех исследователей, которые рассматривают ее исключительно в контексте гарантий организации и деятельности судебной власти. Диссертант отмечает, что в науке конституционного и процессуального права, несмотря на сравнительно поверхностный характер анализа, рассматриваемые вопросы тем или иным образом находят отражение и соответствующую правовую оценку. Одновременно признается, что в немногочисленных работах, посвященных вопросам организации и деятельности конституционного правосудия, судебный контроль чаще всего рассматривается, применительно к отдельным видам специализированной юстиции, не более.

С формально-юридической точки зрения судебный конституционный контроль, осуществляемый посредством «процедуры ампаро», нельзя ассоциировать ни с «американской» (североамериканской), ни с «европейской» моделью конституционного правосудия. Несмотря на тот факт, что, с одной стороны, защита индивидуальных или коллективных прав, нарушенных соответствующим нормативным актом либо действием (бездействием) должностного лица, реализуется через систему обычных судов, с другой - в форме самостоятельного (отдельного, в частности, от гражданского и уголовного) процесса. Более того, подобную модель специализированной юстиции в целом сложно соотносить и со «смешанной» (гибридной) системой правосудия, в рамках которой функции конституционного контроля возложены на высший судебный орган страны, параллельно осуществляющего весь спектр полномочий суда общей юрисдикции.

Судебный конституционный контроль, реализуемый в режиме «процедуры ампаро», известен (из европейских государств - Испании) целому ряду латиноамериканских стран. Однако в силу комплекса причин объективного характера (многие из которых были исторически обусловлены и предопределены спецификой становления и развития властно-публичных институтов) подобная модель специализированной юстиции в наиболее «классическом» варианте сформировалась в Мексике. Процесс «защиты прав» - ампаро - закреплен в статьях 103 и 107 Политической Конституции 1917 года. К юрисдикции федеральных судебных институтов, осуществляющих конституционный контроль посредством juicio de amparo, прежде всего относятся вопросы, касающиеся: а) законов и актов органов государственной власти и местного самоуправления, нарушающих личные права и свободы граждан (физических лиц); б) законов и актов федеральных властей, ущемляющих суверенитет штатов; в) законов и актов органов государственной власти субъектов федерации, затрагивающих сферу юрисдикции общенациональных властей. Тем самым, даже из простого перечня вопросов, отнесенных к юрисдикции федеральных судов, осуществляющих специализированный конституционный контроль в рамках «процедуры ампаро», следует, что этот публично-правовой механизм является наиболее эффективной юридической гарантией Конституции и фактически единственным, нашедшим широкое практическое применение механизмом контроля и взаимодействия федерации, штатов и граждан.

В результате сравнительно-правового исследования диссертант приходит к выводу, что объект защиты в рамках рассматриваемой процедуры значительно шире, чем представляется на первый взгляд, им является конституционный правопорядок в целом. Анализ многовекового развития специализированной конституционной юстиции в Мексике и ряде государств региона (например, Перу, Бразилии) позволяет констатировать, что «процедура ампаро» по своему характеру и сущности представляет собой не что иное, как специфический институт судебного конституционного контроля. В пользу этого же говорит и тот факт, что государственно-политические режимы большинства современных государств, предусматривают такие юридико-правовые конструкции, в соответствии с которыми неотъемлемые права человека и гражданина являются составной частью конституционного правопорядка. Следовательно, институты защиты этих прав, в том числе «процедура ампаро», одновременно выступают и институтами защиты конституционного правопорядка и режима законности, если в Конституции не предусмотрено иное. Таким образом, если какой-либо государственно-правовой институт контроля имеет своей основной целью защиту и охрану конституционных прав граждан и юридических лиц от посягательств со стороны органов всех трех ветвей публичной власти, такие структуры имеют в целом более широкий объект защиты, а именно - весь конституционный правопорядок страны в целом.

«Процедура ампаро», как одна из разновидностей «иберийской» модели специализированной юстиции, в процессе своего конституционно-правового развития претерпела значительные, в чем-то даже кардинальные, трансформации и изменения, которые на современном этапе позволяют выделить ее из общего числа аналогичных институтов, как уникальное и эффективное средство защиты Конституции, субъективных прав, свобод и законных интересов граждан. Наиболее существенным в этом отношении является трансформация понимания объекта «процедуры ампаро», включающего в себя не только конституционные права человека и гражданина, но и весь правопорядок в целом. Подобное понимание объекта защиты со стороны juicio de amparo закрепляет и судебная практика последних десятилетий. Кроме того, «процедура ампаро», основной целью которой является защита конституционных прав граждан (юридических лиц) и режима разграничения компетенции между органами власти штатов и федерации, направлена на защиту Конституции, в силу гарантии законности, закрепленной в нормах действующего Основного закона. Что, по мнению диссертанта, позволяет сделать вывод о публичном характере «процедуры ампаро» как института специализированного конституционного контроля и конституционного правосудия, так как защита частных интересов в рамках указанной процедуры преследует, в конечном итоге, более высокую цель - защиту норм Основного закона. Причем такое расширительное понимание объекта «процедуры ампаро» основано не только на динамике исторического развития и многолетней судебной практике, но и предусматривается непосредственно в тексте самой Конституции, закрепляющей гарантии законности рассмотрения гражданских и уголовных дел, нарушение которых дает право потерпевшему защищать свои права и законные интересы в рамках juicio de amparo. Из чего следует, что «процедура ампаро» направлена на защиту не только конституционных норм, но и предписаний нормативных актов более низкого иерархического уровня.

Осуществленный сравнительно-правовой анализ позволил с уверенностью утверждать следующее. Компетенция районных судей, окружных коллегиальных судов и Верховного суда при рассмотрении дел в рамках специализированного контроля выходит за пределы тех границ, что были изначально определены статьей 103 Конституции, и включает в себя также полномочия по пересмотру решений любых органов судебной власти (общей и специальной юрисдикции), вынесенных с нарушением действующего законодательства. Авторский вывод подтверждается и судебной практикой: окружные коллегиальные суды и Верховный суд посредством «процедуры ампаро» пересматривают вступившие в силу окончательные решения нижестоящих судов по гражданским и уголовным делам, в случае если они не соответствуют букве закона или его официальному толкованию. Кроме того, Верховный суд во многих своих решениях, вынесенных в рамках конституционного контроля, прямо подтвердил, что институт ампаро является одним из важнейших средств обеспечения законности.

«Процедура ампаро» направлена не только на защиту Конституции, но и всего законодательства в целом, что придает ей характер универсального контрольно-судебного механизма обеспечения конституционности и режима законности. С учетом этого, констатируется двойственный характер функций, выполняемых рассматриваемым институтом конституционного правосудия: с одной стороны, «процедура ампаро» представляет собой действенный механизм конституционного контроля, с другой - способ обеспечения законности в деятельности публичных органов и должностных лиц всех трех ветвей государственной власти. Вместе с тем отмечается, что за этот «двойственный характер» juicio de amparo подвергается жесткой критике со стороны сторонников традиционной («североамериканской») системы конституционного контроля.

Проведенное исследование организации и деятельности органов конституционной юстиции, позволило сформулировать вывод принципиального значения: несмотря на то что целый ряд элементов сближает ее с habeas corpus англосаксонской правовой традиции и аналогичными европейскими или латиноамериканскими конструкциями, тем не менее, juicio de amparo среди прочих институтов конституционного контроля (являясь одним из возможных и допустимых способов защиты нарушенных прав и законных интересов), осуществляемых органами судебной власти, выделяется характерными особенностями, позволяющими рассматривать ее - в той или иной мере - в качестве своеобразной модели специализированного правосудия, обладающей целым рядом оригинальных институциональных черт и процессуально-процедурных особенностей. «Процедура ампаро» - механизм действенного конституционного контроля, осуществляемый органами федеральной судебной власти. Решение выносится компетентными судебными органами, в рассматриваемом государстве таковыми являются федеральные суды (в рамках прямого ампаро, в качестве первой и единственной инстанции - окружные коллегиальные суды и Верховный суд страны; в рамках косвенного ампаро, в качестве первой инстанции - районные суды, в качестве апелляционной - окружные коллегиальные суды и Верховный суд), за исключением ситуаций, когда имеет место так называемая «конкурирующая юрисдикция» в процедуре специализированного конституционного контроля. В этом случае действующее законодательство предоставляет потерпевшей стороне право выбора судебной инстанции при подаче заявления о нарушении своих конституционных прав и возбуждении «процедуры ампаро».