Правообразование в России: понятийно-категориальный и структурно-функциональный состав (историко-теоретическое исследование)

Во-вторых, все вышеперечисленные явления имеют именно этическую, а не политическую и, тем более, не юридическую природу. Их нельзя охарактеризовать как политическую оппозицию, т.к. последняя предполагает наличие хоть какой-то программы и стремления к овладению государственной властью. Здесь же ничего этого нет. Содержание программы всех этих течений сводится к констатации неправильного устройства идеологических (причём, именно идеологических, а неорганизационных или юридических) установок государства. Кроме того, все эти течения (за исключением, быть может, декабристов, хотя и они не могли не понимать практической обречённости своих действий) отнюдь не стремились овладеть государственной властью, считая её, со времён Иосифа Волоцкого, тяжким, греховным бременем. Сказанное однако не означает, что духовная работа в рамках этих направлений была бесплодной в политическом и правовом отношении, многие государственные преобразования были обусловлены требованиями именно этих течений, но политический и юридический аспект был в них осознанно вторичен по сравнению с религиозным и нравственным. Поэтому данное направление и называется диссертантом идеей нравственного противостояния государству.

Второе направление противостояния государственному этатизму условно было обозначено нами как идея волевого противостояния. Содержание этой идеи имеет следующие историческое наполнение: а) казацкая вольность; б) анархизм; в) большевизм; г) разгул преступности 90-х гг. ЧЧ века (т.н. криминальная революция).

Все эти явления также, как представляется, имеют одну сущность - бегство от ненавистного государства, физическое неподчинение ему.

Сравнивая идею нравственного и волевого противостояния государству, следует отметить две их сходных черты. Во-первых, как первая, так и вторая идея не являются, строго говоря, самодостаточными. Это есть реакция на всепоглощающий государственный этатизм и его несправедливость. Во-вторых, обе эти идеи имеют неюридическую внутреннюю природу. В первом случае это внутреннее несогласие с государственной идеологией, не выставляющее сколь-либо серьёзных притязаний на практическую реализацию. Во втором случае это просто попытка физически выйти из-под юрисдикции государства, не предполагающая какого-либо юридического оформления этого выхода с самим государством. Отличительные черты этих идейных течений сводятся к их содержательному и практическому аспектам. Идея нравственного противостояния более содержательна и менее прагматична. С точки зрения претензий на воплощение в жизнь, идея волевого противостояния, напротив, фактически лишена внутреннего содержания и имеет его на уровне внутренних инстинктов, но выставляет гораздо больше претензий на своё жизненное воплощение, что уже не раз имело место в российской истории.

По сравнению с идеей «сакрализации государственной власти» вторичность нравственного и волевого противостояния, их принципиальная неюридическая, а скорее религиозная и мифологическая природа соответственно, явилось причиной тому, что противостояние это не могло само по себе привести к возникновению политической оппозиции в рамках парламентской (или советской) демократии. Противостояние это всегда оставалось как бы за рамками официальных политических и правовых отношений и в целом весьма неохотно признавались официальной государственной доктриной.

В целом, религиозный уровень даёт нам три аксиологических идеи: а) идею государственной диктатуры; б) идею нравственного и в) волевого противостояния этой диктатуре. Все три идеи, наложенные на эсхатологизм, отличаются довольно сильным бескомпромиссным своим характером, что само по себе создает определённые трудности в их правовом оформлении, т.к. сущность права во многом сводится к разумному балансу интересов. Всё это, в конечном счете, работает на неадекватность искусственного ценностного отбора в процессах правообразования.

Во втором параграфе - «Особенности научного уровня российского правосознания и процессы правообразования», автор конкретизирует значение понятия научного (рационалистического) уровня мировоззрения, определяя его, как своего рода логическую рефлексию государственно-правовых явлений, совокупность попыток построения различных моделей, направленных на объяснение сущности государственно-правовых явлений.

За исходную точку классификации теоретических представлений о государстве и праве диссертантом взят известный спор между западниками и славянофилами, т.к. вопрос о западном или собственном (почвенническом) характере российской культуры считается автором исходной точкой в становлении научной рефлексии общественных явлений в России.

В целом, классификация теоретических подходов к изучению государственно-правовых явлений в современной России имеет, как представляется, несколько иные основания, чем на современном Западе. Если на Западе с начала XX века господствующим подходом к объяснению этой сущности является позитивизм, в рамках которого, как известно, различают: социологическую юриспруденцию; аналитическую юриспруденцию (своего рода современный аналог нормативизма); психологический и антропологический подходы к праву, то в России все эти теоретические подходы к началу XX века также начали складываться, но потом всё это разнообразие теоретических подходов было идеологически опровергнуто марксистской идеологией, историческая эволюция развития теоретических представлений о праве была искусственно прервана.

При всём множестве теоретических подходов к объяснению сущности права в современной западной юриспруденции можно выделить два основных. Это социологическая юриспруденция и аналитическая юриспруденция. Первый подход преобладает в странах прецедентной правовой семьи, второй - в странах континентального права. Что же касается современной общей теории права современной России, то здесь нельзя констатировать преобладание какого-либо одного (за исключением «отголосков» классового подхода в его марксистском понимании) теоретического направления, и дело здесь не столько в научном плюрализме, сколько в существенном разрыве методологической преемственности между дореволюционной и современной общей теорией права.

По мнению автора, рационалистический уровень мировоззрения не стал для современного российского общества определяющим в восприятии государственно-правовых явлений. Доминирующим по-прежнему остаётся религиозное восприятие, причём существенно искаженное мифологическим. Сакрализация государственной власти, а также идея нравственного и волевого противостояния государству по-прежнему составляют основу ценностного восприятия государственно-правовых явлений.

Сказанное не исключает отсутствия у рационалистического уровня ценностного восприятия государственно-правовых явлений отличительных черт. Прежде всего это касается западнического характера правовой доктрины современного Российского государства. В истории России вряд ли можно найти такой аналогичный период, в котором у государства не было бы абсолютно никаких сомнений в принадлежности к западной цивилизации. Последовательность внедрения этого западного опыта сама по себе не вызывает существенных нареканий, с точки зрения своего правового оформления. Базовые законодательные акты современной России ни по содержанию, ни по технике исполнения существенно не уступают современным западным аналогам.

Абсолютно не так обстоит дело с реализацией законодательства, которую никак нельзя признать удовлетворительной. Причины этого видятся в несоответствии содержания современного российского законодательства ценностной системе современного общества, а также его возможностям. Иными словами, имеют место ошибки содержания ценностей и ошибки оценки возможностей. По количеству этих дефектов правообразования современный период нашей истории не имеет своих аналогов. Иными словами, говоря языком современной отечественной общей теории права, главная причина дефектов правообразования в современной России видится в резком расхождении таких элементов правосознания как правовая идеология и правовая психология.

Третья глава - «Историко-теоретический анализ внешних факторов правообразования в России» - состоит из трёх параграфов. Под внешними факторами правообразования понимается совокупность условий, определяющих реальные возможности общества по практическому воплощению его ценностных установок. Принимая во внимание известную зависимость права от государственной власти, экономики и социальной структуры общества, автор выделяет и рассматривает политические, экономические и социальные факторы правообразования.

В первом параграфе - «Политические факторы правообразования», исходя из теории политической модернизации, последовательно рассматривается становление следующих принципов политического устройства: становление идеи народного суверенитета; принципа разделения властей; многопартийности; признания прав человека; идеи конституционализма.

Рассмотрение исторического становления идеи народного суверенитета позволяет констатировать, что в истории России эта идея была представлена тремя вариантами: земская демократия; парламентская демократия (период 1905-1917 гг. и современный российский парламентаризм); советская демократия.

С исторической точки зрения, наиболее адекватной моделью народного представительства представляется земская демократия, которая имела все возможности постепенно эволюционировать в демократию парламентского типа. Однако этот естественный для России, хотя и медленный процесс был прерван отказом Николая II в создании Всероссийского земского собрания (1902 г.). Царский режим не смог понять, что отсутствие совещательного всероссийского земского представительства является тормозом на пути дальнейшего развития общества. Фактически в то же время (1905 г.) дестабилизация политической жизни в стране вынуждает Николая ІІ не чинить препятствий к созданию Государственной Думы - учреждения парламентского типа. Анализ практической работы Государственной Думы позволяет констатировать автору, что возможности общества в плане создания всенародного представительства парламентского типа были явно переоценены. Таким образом, процесс эволюционного становления парламентской демократии в России был прерван.

В советский период истории довольно своеобразно характеризуется понимание идеи народного суверенитета и представительства. Парламентаризм отрицался доктриной советского строительства как идея, принципиально непригодная для нового социалистического государства. Сами Советы как новый тип представительных учреждений, безусловно, мало походили на парламентские органы, однако было бы принципиально неверно сводить их роль только к «бутафорному» прикрытию централизованной власти партийных органов. Не имея действительных властных полномочий, советы выполняли функции легитимации власти, её своего рода психологического оправдания, что очень важно, принимая во внимание довольно одиозный характер советской власти в целом. Советы можно сравнить с земскими соборами ЧIV-ЧVI столетия, сущность которых также сводилась не столько к принятию конкретных управленческих решений, сколько к легитимации государственной власти. В этой связи нельзя отображать советы только как нечто «бутафорное» или «искусственное», система их во многом соответствовала психологической ментальности как российского народа, так и государственной власти. Советы создавали иллюзию совместной работы государства и общества, неотделённости общества от государства, своего рода их соборности. Современный парламентаризм с его принципом разделения властей справляется с этим значительно хуже.

Рассмотрение исторического становления парламентской демократии позволяет выделить определённые черты исторической преемственности между дореволюционным (1905-1917 гг.) и современным периодом развития парламентаризма. К чертам этого сходства относят: доминирование роли главы государства, стоящего по сути дела над парламентом; нестабильность избирательного законодательства; конфронтационный стиль взаимодействия парламента и главы государства. Эти отличительные и исторические черты российского парламентаризма можно связать в следующую логическую схему: доминирование монархического настроя в политическом сознании российского общества в целом приводит к реальному политическому доминированию власти главы государства над всеми другими политическими институтами. Строго говоря, это эволюционная, естественная черта российского политического сознания. Сознание это, однако, не является единым, и весьма специфическим образом накладывается на социальную структуру российского общества, а именно, либеральная интеллигенция, обладая высокой политической активностью, против этого монархического принципа. В свою очередь, всё это, а также отсутствие в обществе единства по многим другим принципиально важным вопросам, делает работу парламента мало продуктивной, что заставляет главу государства устанавливать посредством манипуляции избирательным законодательством своего рода властную опеку над парламентом, за счет своего рода цензово-партийного доминирования в парламенте центристских (прогосударственных) партий.

Иными словами, парламент может эффективно работать только при наличии в обществе определённого единства базовых ценностей. В России нет этого единства, и парламентаризм здесь возможен лишь в ограниченном, опекаемом виде. Исходной причиной этого является не столько авторитарные амбиции главы государства, сколько ценностная характеристика политического сознания самого общества. Отсутствие ценностного единства и, как следствие, невозможность воплощения идеи парламентаризма в полной мере, установление властной опеки над парламентом - всё это важнейшие составные части политических факторов правообразования в России.

Анализ исторических особенностей развития и реализации принципа разделения властей позволяет утверждать, что характер распределения функций российского государства в ходе его эволюционного развития не имел какого-либо устойчивого характера. Распределение это в значительной мере имело случайный характер и определялось потребностями конкретной ситуации. В свою очередь, это привело к слабой выраженности логической институционализации государственного аппарата и преобладанию личностного принципа над принципом учреждения в определении его структуры. Преобладание личностных черт над логикой государственного института рассматривается автором как важнейший фактор правообразования.

В целом, принцип разделения властей не является продуктом эволюционного развития российского общества и привнесён в него посредством экзогенной модернизации. Анализ модернизационного внедрения принципа разделения властей в ходе реформ 1905 г. и начала 90-х годов прошлого столетия позволяет констатировать довольно однотипные результаты. Как в первом, так и во втором случае реализовала себя модель функциональной специализации, в которой возможен не только отрицательный контроль, но и положительное вторжение одной власти в компетенцию другой. В обоих случаях возможности положительного контроля не являются взаимными, а сосредоточены только в руках главы государства при минимуме ответственности с его стороны.

В то же время, несмотря на явную неполноту реализации принципа разделения властей (с позиций либеральной демократии) в государственном аппарате современной России, диссертант не склонен видеть здесь каких-либо существенных ошибок его правового оформления. Напротив, внедрение этого принципа представляется как разумный компромисс между потребностями политической модернизации и возможностями политического сознания российского общества. Иными словами, в отличие от предыдущей идеи народного суверенитета автор не находит здесь ни ошибок восприятия ценностей, ни ошибок оценки возможностей. Отличительной чертой современной российской модели реализации принципа разделения властей является особая роль главы государства, выполняющего функцию своеобразного арбитра в координации взаимодействия между тремя ветвями власти. Строго говоря, это противоречит современным представлениям о либеральной демократии, но в условиях слабости политических институтов, их персонифицированности с конкретными личностями, конфликтного стиля взаимодействия парламента и правительства, слабости судебной системы координирующая роль главы государства является оправданной.

Принцип разделения властей, в конечном счете, есть попытка правового разграничения функций отдельных частей государственного аппарата. В условиях современной России возможности этого строго правового разграничения ограничены. Реалии таковы, что принцип этот может работать лишь при координации со стороны президента, что увеличивает возможности президента в осуществлении правового регулирования. Эту ситуацию объективно следует рассматривать в качестве важнейшего политического фактора правообрзования.

Рассмотрение исторических особенностей развития и реализации принципа многопартийности позволяет констатировать, что в отличие от парламентаризма и принципа разделения властей возникновение политических партий в России является скорее эволюционным, нежели модернизационным явлением. Естественная эволюция партийной системы в России приводит к т.н. многопартийной некоалиционной системе без эффекта доминации. Нестабильность данной партийной системы и малая эффективность сформированного на её основе парламента заставляет государственную власть (в лице главы государства) административно вмешиваться в вопросы партийного строительства. Вмешательство это проявляет себя в двух аспектах: в частом изменении избирательного законодательства в угоду центристским партиям; в искусственном создании т.н. «партии власти». За счет этого (административного по своей природе) вмешательства партийная система современной России может быть охарактеризована как многопартийная некоалиционная система с искусственным эффектом доминации.

В то же время, несмотря на, безусловно, антидемократический (с точки зрения либеральной идеологии) характер давления государства на партийную систему, мы не можем констатировать, что оно обусловлено исключительно властными амбициями правящей политической элиты. Давление на партийную систему и создание в ней «искусственных» институтов во многом носит вынужденный, объективно обусловленный характер. С помощью этого достигается разумный компромисс между парламентской демократией и административной управляемостью государства в целом, т.к. установление естественного баланса между ними при условии сохранения стабильности политической системы является невозможным.

Вышесказанное заставляет автора констатировать факт искусственного поддержания эффекта доминирования в партийной системе в качестве объективно обусловленного политического фактора правообразования. Как и два предыдущих политических фактора («установление властной опеки» над парламентом и координирующая роль главы государства в системе разделения властей) искусственное поддержание эффекта доминирования работает в механизме внутреннего источника права на усиление роли искусственного ценностного отбора и уменьшение роли естественного.

Изучение исторического развития принципов признания прав человека и конституционализма позволяет сделать вывод, что конституционализм - это западный продукт либеральной идеологии. Он характеризует совокупность определённых политико-правовых ценностей, а также степень их практической реализации (конституционный строй). Ценности, составляющие содержание конституционализма, сами по себе не равнозначны и образуют определённую иерархию, а именно: признание и гарантированность прав личности; принадлежность суверенитета государственной власти народу; ограничение государственной власти правом. Причём два последних положения имеют хотя и важное, но, по сравнению с правами человека, второстепенное значение, являются средством для обеспечения наивысшей либеральной ценности - свободы человека.

Конституционализм в России исторически понимался несколько иначе, в плане иерархии ценностей, входящих в его содержание. На первом месте здесь стоит идея народного суверенитета, сводящаяся главным образом к вопросам о формах народного представительства, правильная организация, которого здесь рассматривается как наивысшая ценность конституционализма. Идея ограничения государственной власти правом, известная как концепция правового государства, исторически занимает второе место в иерархии конституционных ценностей, хотя в современном конституционном праве России её можно поставить и на первое место.

Что же касается идеи признания прав и свобод личности, то исторически в рамках концепции конституционализма она занимает третьестепенное значение. Это проявляет себя как на уровне философского осмысления этой идеи, где, строго говоря, автономная личность и её права никогда не рассматривались как самодостаточная ценность, так и на уровне политико-правовой практики. Здесь обязанность преобладала над правом, субъективное право было скорее «не мерой свободы», а «пособием для исполнения обязанностей», а правосубъектность, в сфере публичного права, принадлежала скорее не отдельной личности, а всему сословию.

В целом историческое развитие конституционного строя в России имеет характер политической модернизации, и в этом плане проявляется общность этого развития со многими странами Западной и Восточной Европы. В целом, процесс исторического становления конституционализма в России подчинён общеевропейским тенденциям и не имеет какой-либо принципиальной ущербности.

Главной проблемой при модернизационном пути развития является социальный конфликт между новыми ценностями, которые пытается внедрить государство, и старой ценностной системой общества, не желающей принимать нового. Конфликт этот весьма остро проявлял и проявляет себя в России. Его острота обусловлена фактической безучастностью общества к проведению конституционных реформ. Во многом безучастность эта связана со спецификой понимания конституционализма самим государством, для которого конституционализм это, прежде всего, народное представительство, принцип разделения властей, многопартийность, различные модели (правовое государство, социалистическая законность) ограничения государственной власти правом, а уже потом признание прав и интересов отдельно взятого человека. На протяжении фактически всей истории России отдельно взятая личность мало что получала от многочисленных конституционных преобразований.

Вместе с тем, признание прав и интересов человека наивысшей ценностью в Конституции РФ 1993 г. само по себе следует считать существенным шагом вперёд в построении российского конституционализма. Следует однако учитывать весьма отрицательное историческое наследие России в этом направлении. Гарантии правового статуса личности не воспринимаются в настоящее время в качестве ценности прежде всего самим обществом, тогда как содержание правового статуса личности в современной России де-юре полностью соответствует требованию мировых стандартов.

Конституционный строй в России имеет свои проблемы не столько по причинам неправильно организованного народного представительства (опекаемого парламента), или нарушенного баланса в принципе разделения властей, либо административного вмешательства государства в вопросы партийного строительства, а, прежде всего, по причине правового нигилизма со стороны самого общества. Нигилизм этот имеет много причин, но в том числе и исторические ошибки многочисленных модернизаций в ходе проведения конституционных реформ. Осуществляя эти реформы, государство, прежде всего, стремилось изменить внутреннюю структуру своих органов, их компетенцию, порядок формирования, тогда как начинать следовало с попыток изменения отношений между государственной властью и конкретным человеком. Иными словами, при проведении конституционных реформ главной ошибкой государства являлась так называемая ошибка содержания ценностей.

Слабость институтов гражданского общества, правовой нигилизм, второстепенность для государства вопросов гарантий правового статуса личности следует рассматривать как важнейшие факторы правообразования в современном российском обществе. Строго говоря, из-за отсутствия внутреннего содержания (всё выше перечисленные явления, так или иначе, связаны с отрицанием) их сложно отнести к факторам правообразования. Скорее эти явления характеризуют общую среду, в которой проходит правообразование и которая является довольно неблагоприятной как для естественного, так и для искусственного ценностного отбора.

Во втором параграфе - «Экономические факторы правообразования» - диссертантом констатируется, что постоянное несоответствие целей, которые ставят перед собой Российское государство возможностям экономической системы, привело к хроническим деформациям в последней. Эти деформации российской экономической системы проявляют себя в следующем: экстенсивный рост (сопровождающийся часто неоправданными затратами и потерями) и крайняя затруднённость его интенсификации; отсутствие выработанного в истории уважения к частной собственности; отсутствие честной добросовестной конкуренции; общая бедность российского общества, обусловливающая незаинтересованность его в экономических преобразованиях государства по причине объективной невозможности принять в них какое-либо участие. Из вышеперечисленных недостатков российской экономической системы наибольшее значение в аспекте влияния на процессы правообразования имеет исторически не выработанный в России институт экономической конкуренции. Причины этого видятся в неоправданном стремлении государства вмешиваться в процессы производства и распределения материальных благ. На Западе экономические факторы правообразования являются основными, а конкуренция есть базисная составляющая внутреннего источника права, лежащая в основе естественного ценностного отбора. Это, в свою очередь, обусловливает надлежащую способность правой системы к адаптации. В России политические факторы правообразования доминируют над экономическими по причине отсутствия экономической конкуренции и, как следствие, - доминирование искусственного ценностного отбора над естественным. Это снижает возможность правовой системы к адаптации и увеличивает вероятность появления ошибок и злоупотреблений в процессе правообразования.

Основой рыночной экономики является частная собственность на средства производства. Институт собственности рассматривается в работе как исторически выработанный в том или ином обществе тип экономических отношений, характеризующихся присвоенностью материальных благ конкретным субъектам. Право собственности в этой связи только оформляет уже сложившийся тип экономической присвоенности и означает признание её со стороны государства и общества. Сущность права собственности, в конечном счёте, как раз и сводится к признанию со стороны общества принадлежности материальных благ конкретным лицам. В России данный институт исторически не выработался. Реально частная собственность не характеризуется здесь неприкосновенностью, а государственная собственность де-факто доминирует над частной.

В современном российском обществе нет ценностного единства в отношении к частной собственности как социальному институту. В частности, это выражает себя в отношении к приватизации 90-х годов. Российское общество скорее не признаёт результатов этой приватизации и если и не настаивает, то вполне допускает и оправдывает возможность пересмотра её результатов. Основным назначением института права собственности (как составной части вещных прав) является внесение определённости в распределении материальных благ (вещные права, как известно из гражданского права, выполняют охранительные, статические функции). В этом плане в России институт частной собственности не справляется со своим назначением стабилизации экономической жизни. В целом отсутствие в обществе ценностного единства в восприятии института частной собственности является главной проблемой в реформировании экономики России.

Иными словами, в рамках выработанной раннее терминологии, в условиях отсутствия ценностного единства в отношении общества к институту частной собственности, большинство рыночных преобразований со стороны государства осознаётся обществом как ошибка в восприятии ценностей.

Третий параграф - «Социальные факторы правообразования», отражает особенности социальной структуры общества. Историческое изучение социальных факторов правообразования позволяет сделать вывод о том, что история России, начиная с Московского княжества и заканчивая современным периодом, свидетельствует о яркой склонности превращения государственной бюрократии в замкнутую социальную группу с особым правовым статусом, который воспринимается ею как наследственный титул. Иными словами, естественное историческое развитие российского общества неоднократно демонстрировало примеры превращения государственной бюрократии в замкнутое сословие.

Не исключением является и современный период истории России, для которого характерно доминирование политической элиты над экономической, что, хотя и противоречит закономерностям рыночной экономики, но является для России объективно-неизбежным, исторически обусловленным фактом. Современная экономическая элита России характеризуется своей малочисленностью и, как следствие, высокой степенью концентрации капитала. Это реальная политическая сила, которая, однако, относительно мирно уступила своё право на власть политической элите, номенклатурной как по своему происхождению, так и по типу политического сознания.

Подобное отношение между политической и экономической элитой обусловлено двумя факторами: неспособностью экономической элиты к управлению государством, которая как актор проигрывает в этом аспекте номенклатурной элите; отсутствием у экономической элиты поддержки со стороны общества, в сознании которого власть и патернализм являются большей ценностью по сравнению с частной собственностью и свободой предпринимательства. Реальность экономической элиты как сильного политического актора, с одной стороны, и её второстепенность по причине ценностных установок общества, с другой, является довольно противоречивым фактором с точки зрения влияния на процессы правообразования. Представляется, что подобная расстановка политических сил и ценностных ориентаций довольно сильно способствует таким дефектам правообразования как злоупотребление идеологической функцией права и лоббированию интересов со стороны экономической элиты.

Первое обусловлено осознанием силы экономической элиты со стороны политической и желанием с помощью права, закрепляя в нём популистские лозунги, укрепить свой авторитет в лице общества. Второе (лоббирование), строго говоря, есть объективное и неизбежное явление для любой парламентской демократии, но в России оно усиливается отстранённостью экономической элиты от государственной власти и, как следствие, стремлением с её стороны воздействовать на власть нелегальными методами.

На основании приведенных в работе социологических данных делается вывод о том, что в отличие от Западной Европы средний слой общества в России не в состоянии выполнять предписываемые ему функции обеспечения разумного компромисса между стабильностью и новациями. Его малочисленность и отсутствие реальных политических институтов для выражения интересов приводит к тому, что доминирующей мотивацией является приспособление к существующим условиям. Причем экономический рост в России 2000-2008 гг. отнюдь не привёл ни к увеличению его численности, ни к качественному изменению его политического и правового сознания.

Далее, на основе метода ассоциативного восприятия диссертантом было проведено социологическое исследование особенностей правового сознания и правовой культуры различных социальных слоёв российского общества в их сравнительной характеристике по отношению к тем же социальный слоям западноевропейского общества.

Сравнительная характеристика ассоциативного восприятия основных юридических понятий и ценностей современной либеральной демократии различными социальными группами в странах Западной Европы и современной России позволяет констатировать следующее:

- если на Западе уровень правового сознания последовательно падает от высших слоев общества к низшим, то в России нет такой закономерности. В лучшем случае можно говорить, что уровень правового сознания высшего слоя в России выше, чем среднего (хотя и здесь, с точки зрения социологии, нет строгой корреляции), что же касается среднего и низшего слоев, то здесь вообще не наблюдается существенных различий;

- высший слой общества в России по ценностной характеристике правосознания вообще очень близок к среднему слою Западной Европы, тогда как разница ценностного восприятия основных правовых понятий между российским высшим и среднем (низшим) слоями настолько велика, что превышает различия правового сознания между отдельными западноевропейскими странами. Если принять во внимание малочисленность высшего слоя общества, то картина получается довольно негативная. Отдельные страны западной Европы по восприятию правовых ценностей более близки друг к другу, чем высший и средний (низший) слои в России.

Сравнительная характеристика социального портрета современного российского правого сознания (с западноевропейским), проведённая методом ассоциативно-ценностного восприятия, позволяет констатировать относительно высокое единство ценностного содержания правового сознания западноевропейских стран. Базовыми, объединяющими ценностями здесь являются: свобода, равенство, солидарность. В России степень этого единства значительно меньше и представлена такими консолидирующими ценностями, как: закон, ответственность, справедливость. Причём воспринимаются данные понятия со стороны российского общества довольно своеобразно, скорее как морально-нравственные, чем правовые.

Рассмотрение социологических особенностей правовой культуры российского общества позволяет констатировать, что типология правовой культуры в России существенно не изменилась с советского периода истории и сводится в порядке убывания социальной выраженности к следующей последовательности типов: активно-позитивный, сильно колеблющийся, традиционно-позитивный, пограничный, неустойчивый, негативно-отклоняющийся.

По сравнению с советским периодом истории социологические данные не позволяют автору сделать вывод о том, что в современной России право стало восприниматься как нечто большее. Скорее наоборот, советскому обществу восприятие права как самодостаточной ценности было присуще в несколько большей степени. Главные отличительные черты правовой культуры российского общества видятся в довольно ярком выражении сильно колеблющегося, конформистского типа правовой культуры, а также в наличии у негативно-отклоняющегося (нигилистического по своей природе) типа повышенной социальной активности.

В целом, конформистское отношение к праву существенной части российского общества, с одной стороны, и повышенная социальная активность правового нигилизма, с другой, крайне затрудняет адекватность процессов правообразования в современной России, сводя эти процессы к субъективной воле политической и, хотя и в меньшей степени, экономической элиты.

Четвёртая глава - «Эффективность правового регулирования и дефекты правообразования в условиях современного российского общества», состоящая из трех параграфов, посвящена социологической оценке адекватности процессов правообразования, анализу факторов, снижающих эту адекватность (дефекты правообразования), и практическим рекомендациям, направленным на их устранение.

В первом параграфе «Эффективность правового регулирования и адекватность правообразования в современной России» автором была предпринята попытка количественной оценки адекватности процессов правообразования в современном российском обществе. В качестве критерия адекватности этих процессов было использовано понятие «эффективность правового регулирования».

Анализ понятия «эффективность правового регулирования» позволяет констатировать, что с методологической точки зрения, эффективность правового регулирования и адекватность процессов правообразования есть, безусловно, взаимосвязанные, но нежестко обуславливающие друг друга понятия. Нельзя исключать случаи относительно высокой эффективности правового регулирования при неадекватности содержания нормативного акта, с точки зрения потребностей всего общества. Конкретно это может иметь место в случае лоббирования правотворческой деятельности, когда нормативный акт принимается в интересах относительно небольшой социальной группы, эффективная реализация этого акта вполне возможна, но она отнюдь не обязательно будет означать «пользу» для всего общества в целом.

С другой стороны, отсутствие жесткой зависимости эффективности правового регулирования от адекватности правообразования отнюдь не исключает возможности использования первого понятия для оценки последнего. Напротив, с точки зрения точных социологических методов анализа адекватности правообразования, эффективность правого регулирования является едва ли не единственным оценочным критерием.

Полученные диссертантом в ходе социологического исследования выводы, связанные с особенностями восприятия эффективности правового регулирования со стороны массового правосознания современного российского общества, сводятся к следующему.

Степень воспринимаемой эффективности правового регулирования применительно как к охранительной, так к регулятивной функции права в социологическом плане у граждан-предпринимателей существенно ниже по сравнению с непредпринимателями.

Динамика изменений (1999-2009 гг.) общего восприятия эффективности правового регулирования в целом носит крайне незначительный, но положительный характер. В наименьшей степени эти положительные изменения коснулись оценки охранительной функции права. Причем, законные интересы человека в отношениях «государство - гражданин» оцениваются как наихудшим образом защищенные по сравнению с эффективностью защиты нарушенных интересов в отношениях «общество - гражданин». В большей степени положительные изменения коснулись эффективности исполнения правом своих регулятивных функций. Причём, оценка эффективности регулирования отношений «бизнес - потребитель» здесь значительно выше по сравнению с эффективностью регулирования отношений «государство-бизнес».

Положительная динамика указанных изменений крайне неравномерно распределена по выделяемым социальным группам. Причём характер этого распределения одинаков как при оценке охранительной, так и при оценке регулятивной функции права. В первую очередь положительные перемены в восприятии эффективности правового регулирования коснулись предпринимателей и в значительно меньшей степени непредпринимателей. Среди последних доля равнодушного восприятия основных вопросов правового регулирования за анализируемый десятилетний период даже увеличилась.

Социологические данные свидетельствуют о том, что в отличие от Запада, где оплотом и главным выразителем основных правовых ценностей является предпринимательство, т.к. именно предприниматели заинтересованы в надёжном обеспечении «одинаковых для всех правил игры», в рамках рыночной экономики, в современной России социологическая картина, на первый взгляд, прямо противоположная. Социальная группа непредпринимателей является более законопослушной по сравнению с предпринимателями. В то же время, положительная динамика всех изменений за десятилетний период коснулась в большей степени именно предпринимателей, в то время как рост «правового равнодушия» - непредпринимателей.

Далее диссертантом были рассмотрены вопросы о соотношении различных типов правосознания в современном российском обществе в целом и о соотношении позитивного и теневого права, в частности.

Восприятие права в сознании российских граждан связано не только с восприятием собственно-правовых ценностей (свободы, потенциального равенства, осознания собственных индивидуальных интересов и стремления к их удовлетворению), но и моральных по своей природе ценностей, когда право рассматривается исключительно как средство наведения порядка со стороны государства посредством властного принуждения с целью не столько удовлетворения осознанных личных интересов, сколько укрепления единства, державности государства и патерналистских надежд на помощь с его стороны. Подобный морально-репрессивный тип правосознания присущ подавляющему большинству представителей современного российского общества. Говорить об эффективности правового регулирования в рамках этого типа правосознания можно довольно условно. Его обладатели не нарушают законодательства, но и не проявляют правовой активности. Ненарушение права здесь основывается не столько на восприятии его как ценности, сколько на отсутствии к этому реальной возможности, причем возможности как субъективной (собственная пассивность), так и объективной (бедность).

Правовая активность как тип правосознания присущ относительно небольшому числу российских граждан. В социологическом плане эта группа в первую очередь связана с предпринимательской деятельностью. По числу правонарушений и отношению ко многим формально утверждаемым современным российским правом положениям данная социальная группа, безусловно, проигрывает непредпринимателям. Но нарушение права здесь связано с активным поведением, в ходе которого гражданин добивается удовлетворения своих осознанных и, в подавляющем большинстве случаев, законных интересов. Эффективность правового регулирования здесь, безусловно, низкая, но именно здесь о ней представляется возможным говорить как о таковой. В противоположном случае, ненарушение права, с одной стороны, и отсутствие его реализации - с другой, позволяют оценить эффективность лишь с отвлеченных абстрактных позиций, оценить её в отношении других, но не себя лично.

Наличие правой активности у предпринимателей, осознание ими своих индивидуальных интересов и, вместе с тем, осознание невозможности их удовлетворения в рамках действующего правового поля (с учётом особенностей правоприменительной деятельности со стороны государства) вызывает к жизни такое явление, как теневое право. Главный недостаток теневого права видится не столько в том, что оно противоречит праву позитивному, столько в том, что оно вытесняет собой позитивное право, блокируя тем самым все положительные тенденции, связанные со становлением правовой активности и разрушением морально-репрессивного типа сознания. Широкое распространение теневого права в условиях современной России вполне объяснимо.

Исторически обусловленный державный тип сознания государственной бюрократии, патернализм и морально-репрессивные черты сознания общества, с одной стороны, и нереальность, с точки зрения практического исполнения, целей и задач, отраженных в российском законодательстве - с другой, приводит к неработоспособности позитивного права во многих сферах общественной жизни. Между тем реальная общественная жизнь требует своего нормативного регулирования, потребность в котором и удовлетворяется теневым правом. Иными словами, главная причина этого явления видится в резком расхождении между правовым идеализмом правовой идеологии государства и правовым нигилизмом правовой психологии общества.

С точки зрения разработанной автором концепции внутреннего источника права, феномен теневого права имеет следующее объяснение. Баланс между естественным и искусственным ценностным отбором в процессах правообразования резко смещен в сторону последнего. Недостаток естественного отбора при образовании позитивного права компенсируется теневым правом. Таким образом, значительный объём теневого права как социального регулятора общественных отношений можно трактовать как нарушение баланса между естественным и искусственным ценностным отбором в пользу последнего.

Причины этого видятся в отсутствии политической конкуренции (как способа формирования субъектного состава самого законодателя), что в свою очередь обусловлено отсутствием в стране реальной политической оппозиции, а так же в значительном искажении экономической конкуренции, когда крупный бизнес имеет неограниченные возможности для решения своих вопросов посредством лоббирования интересов, а средний и мелкий бизнес конкурирует не столько перед потребителем, сколько перед государственными чиновниками.

Полученные в ходе проведённого диссертантом социологического исследования численные данные, как представляется, позволяют приблизительно количественно оценить степень адекватности процессов правообразования в современной России на предмет его соответствия массовому правовому сознанию. Адекватность процессов правообразования по критерию их соответствия с массовым правосознанием современного российского общества колеблется в пределах от 33% до 67%.

Следует иметь в виду, что с социологической точки зрения, отнюдь не плохое качество законов, а низкое качество правоприменительной деятельности считается на уровне обыденного и профессионального правосознания главной причиной низкого уровня эффективности правового регулирования. Нереализация государством своего же собственного права считается российским обществом большей проблемой по сравнению с качеством самого права. Последнее следует иметь в виду, т.к. совершенствование содержания правовых норм не есть панацея от всех проблем в сфере правового регулирования, а в условиях современной России это не является даже и определяющим по сравнению с реализацией уже существующего права.

Второй параграф - «Дифференцированный анализ воздействия дефектов правообразования в условиях современной России» - посвящен оценке степени «вредоносного влияния» каждого из выделенных ранее дефектов правообразования.

Автор приходит к выводу, что по критерию убывания своего вредного воздействия дефекты правообразования располагаются следующим образом:

- ошибки оценки возможностей общества;

- злоупотребление идеологической функцией права;

- ошибки содержания ценностей;

- лоббирование интересов экономической и политической элиты;

- ошибки юридической техники.

Правовая активность российского общества не настолько велика, как это предполагается действующим законодательством. Это приводит к невостребованности многих системообразующих норм права. Причины этого видятся в переоценке законодателем реальных возможностей российского общества, что называется (в рамках предлагаемой в работе терминологии) ошибкой оценки возможностей, которая и является наиболее значимой по степени своего вредоносного влияния.

Ценности западного правового сознания плохо реализуют себя в условиях современного российского общества не столько в силу их аксиологической несовместимости с внутренним, духовным миром русского человека, хотя и эта несовместимость имеет место, сколько из-за отсутствия реальной объективной потребности в них, отсутствия какой-либо сферы, где они могли бы себя реализовать. Этим объясняется высокая степень конформизма, выявленная автором при исследовании, как социальной структуры российского общества, так и эффективности правового регулирования. Именно поэтому диссертант не склонен придавать ошибкам восприятия ценностей первостепенного значения.

Если причиной ошибок оценки возможностей общества является исторически обусловленный эсхатологизм политического и правового сознания, то причины злоупотребления идеологической функцией права являются формой политического популизма, связанного с опасениями правящей элиты потерять свою власть. Это, в свою очередь, обусловлено восприятием власти правящей элиты как титульной со стороны массового политического сознания и отсутствием демократической конкуренции в борьбе за власть.

Иными словами, если ошибка оценки возможностей обусловлена особенностями национального менталитета, и, в этой связи, автор не видит действенных средств к её существенному устранению, то злоупотребления идеологической функцией права обусловлено не только чертами российского менталитета, но и организационными чертами политической системы - отсутствием оппозиции, как контролирующего института за действиями правящей элиты.

Степень «вредоносного влияния» лоббизма на процессы правообразования отнюдь не является доминирующей. Причины этого относительно небольшого отрицательного влияния лоббизма на процессы правообразования связаны не столько с сознательностью российской экономической элиты и непредвзятостью государственных чиновников, сколько в явном доминировании ошибок оценки возможностей.

Современное российское законодательство, с точки зрения его формально-юридического анализа, является законодательством развитого демократического европейского государства. Формально в нем присутствуют все основные институты, необходимые для ведения бизнеса и защиты своих прав. Реально, применительно ко всему обществу, всё это работает неэффективно. Причины этого видятся в бедности, теневом праве среднего и мелкого бизнеса, морально-репрессивном сознании подавляющего большинства российских граждан, определяющего их конформизм и отсутствие правовой активности. Но все эти факторы применимы именно ко всему российскому обществу, а не к его экономической элите. Для последней, действующая правовая модель если и не в полной мере приемлема, то, по крайне мере, вполне терпима.

Экономическая элита в современной России отнюдь не является элитой политической. Борьба с олигархами и установление милитократии, с одной стороны, а также отсутствие реальной независимости у органов законодательной власти - с другой, безусловно, работает на снижение вредоносной роли лоббирования, в прочем, работает, весьма своеобразно и противоречиво. Одновременно с положительными моментами всё это несёт в себе и отрицательные. Оторванность политической элиты от реальной экономической жизни создаёт плодородную почву для ошибок оценок возможностей и злоупотреблений идеологической функцией права. Нереальность достижения многих поставленных в законодательстве целей способствует ухудшению качества правоприменительной деятельности, причём вред от этого «низкокачественного правоприменения», как было показано, является даже несколько большим, чем плохое качество нормативного материала.

Таким образом, несущественное влияние лоббирования как дефекта правообразования, в условиях современной России является не столько признаком совершенства её правовой системы, сколько вытеснением этого дефекта другими дефектами правообразования и сложностью взаимоотношений между российской экономической элитой и государством. Исходя из вышесказанного, крайне сомнительно, что принятие в условиях современной России закона о лоббировании способно существенно изменить ситуацию в этой сфере. Нормальная лоббистская деятельность отсутствует в современной России не столько потому, что нет специального закона, сколько потому, что не работают многие другие демократические институты. Нет реальной экономической конкуренции между производителями, а если и есть, то замкнута она на государственных чиновников, а не на потребителя. Реальная свобода СМИ существенно ограничена. Нет реальной политической конкуренции в борьбе за государственную власть. Кроме того, лоббизм можно рассматривать как демократический институт там, где, хотя бы потенциально, элита и средние слои имеют для лоббирования своих интересов равные возможности. В России по указанным выше причинам это не является в настоящее время возможным. Лоббизм работает исключительно в интересах элитарных групп, и де-факто является антидемократическим институтом.