Охрана прав участников уголовного процесса в досудебном производстве: международные стандарты и механизм реализации в Российской Федерации

В соответствии с принципом осуществления правосудия только судом (ст. 8 УПК РФ) подсудимый в Российской Федерации не может быть лишен права на рассмотрение его уголовного дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено УПК РФ.

В диссертации детально анализируются правовые перипетии, обусловленные сложившейся взаимосвязью права обвиняемого на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей, выступающего особой уголовно-процессуальной гарантией судебной защиты права каждого на жизнь. Делается вывод о том, что Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 г. «По делу о проверке конституционности положений ст. 41 и ч. 3 ст. 42 УПК РСФСР, п.п. 1 и 2 постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 г. «О порядке введения в действие Закона РСФСР «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», УПК РСФСР, УК РСФСР и КоАП РСФСР» в связи с запросом Московского городского суда и жалобами ряда граждан», по сути, является единственным юридическим документом, запрещающим смертную казнь в России.

Проведенное диссертантом исследование позволило сделать вывод о необходимости внесения следующих изменений в УПК РФ:

1) в целях согласования терминологии основных отраслевых кодексов (ГК РФ, УПК РФ) и единства правоприменительной практики необходимо ч. 1 ст. 9 УПК РФ после слова «честь» дополнить словами «достоинство и репутацию»;

2) в целях единообразного понимания международно-правовой терминологии в ст. 5 УПК РФ («Основные понятия, используемые в настоящем Кодексе») необходимо раскрыть понятие пытки;

3) внести в ст. 5 УПК РФ дополнительный пункт, раскрывающий содержание понятия «жестокое или унижающее человеческое достоинство обращение».

Принимая во внимание вышеизложенное, можно прийти к выводу о том, что права человека, вытекающие из принципа уважения чести и достоинства личности, закрепленного ст. 9 УПК РФ, характеризуются двумя важными обстоятельствами - они принадлежат всем без исключения участникам уголовного судопроизводства (например, должно быть запрещено совершение действий, унижающих честь защитника подозреваемого или обвиняемого либо представителя потерпевшего) и не подлежат никакому законному ограничению.

В соответствии с принципом охраны прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве (ст. 11 УПК РФ), во-первых, суд, прокурор, следователь, дознаватель обязаны разъяснять подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику, а также другим участникам уголовного судопроизводства их права, обязанности и ответственность и обеспечивать возможность осуществления этих прав; во-вторых, в случае согласия лиц, обладающих свидетельским иммунитетом, дать показания дознаватель, следователь, прокурор и суд обязаны предупредить указанных лиц о том, что их показания могут использоваться в качестве доказательств в ходе дальнейшего производства по уголовному делу; в-третьих, при наличии достаточных данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением их имущества либо иными опасными противоправными деяниями, суд, прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель принимают в пределах своей компетенции в отношении указанных лиц меры безопасности, предусмотренные ч. 9 ст. 166, ч. 2 ст. 186, ч. 8 ст. 193, п. 4 ч. 2 ст. 241 и ч. 5 ст. 278 УПК РФ, а также иные меры безопасности, предусмотренные законодательством Российской Федерации; наконец, в-четвертых, вред, причиненный лицу в результате нарушения его прав и свобод судом, а также должностными лицами, осуществляющими уголовное преследование, подлежит возмещению по основаниям и в порядке, которые установлены УПК РФ.

В диссертации подробно анализируются права, вытекающие из законодательного закрепления принципа охраны прав и свобод человека, обосновываются предложения по совершенствованию законодательства в этой части и практики его применения.

Принцип неприкосновенности жилища (ст. 12 УПК РФ) прямо вытекает из аналогичного конституционного принципа, предусмотренного ст. 25 Конституции РФ. В ч. 1 ст. 12 УПК РФ установлено, что осмотр жилища производится только с согласия проживающих в нем лиц или на основании судебного решения, за исключением случаев, предусмотренных ч. 5 ст. 165 УК РФ. Обыск и выемка в жилище могут производиться на основании судебного решения, за исключением случаев, предусмотренных ч. 5 ст. 165 УПК РФ. Кроме непосредственно права на неприкосновенность жилища, в данной уголовно-процессуальной норме содержится субъективное право каждого лица отказать должностным лицам, осуществляющим уголовное судопроизводство, производить осмотр в своем жилище. При этом круг лиц, обладающих этим правом, достаточно широк - это не только участники уголовного судопроизводства, но и любые лица, проживающие в жилище. В этой связи следует отметить, что лишь законность проживания дает лицу право на неприкосновенность его жилища. Исходя из этого, полагаем необходимым внести изменения в соответствующие статьи Конституции РФ (ст. 25) и УПК РФ (ст. 5, 12, 29, 177), дополнив их положения «проживающих в нем» словами «на законных основаниях».

Исследуя принцип тайны переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ст. 13 УПК РФ), соискатель обращает внимание на его коллизию с другим международно-правовым стандартом, получившим отражение в Конституции РФ (ч. 4 ст. 29), согласно которому каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Речь в данном случае идет о недопустимости сбора информации, сопряженного с нарушением указанных конституционных прав граждан. Представляется, что такой подход позволяет сформулировать вывод о том, что публикации писем, дневников, других документов личного характера должно предшествовать получение согласия не только автора и адресата, но и иных лиц, личная и семейная тайна которых может оказаться нарушенной таким опубликованием.

В диссертации приведен критический анализ норм Федерального закона от 27 июля 2006 г. №152-ФЗ «О персональных данных», направленных на защиту персональных данных личности. Отмечается явный перекос в сторону технических и технологических проблем обработки персональных данных, который обусловил смещение акцента с принципиальных вопросов обеспечения прав и свобод личности в сфере оборота информации частного характера на специфические вопросы их обработки и оптимального использования в государственных или иных интересах. Иными словами, налицо необходимость разрешения проблем, связанных с защитой персональных данных личности в контексте реализации конституционного принципа свободы информации, т.е. «свободы искать, получать, передавать, производить и распространять информацию».

Такой подход по нашему мнению, требует, определенной корректировки общей концепции указанного закона с целью интенсификации сформулированных в нем общих, исходных положений, касающихся его целей, задач и принципов. В диссертации сформулированы предложения по совершенствованию сохранения конфиденциальности личной информации при использовании сети Интернет в России.

Предполагаемое принципом состязательности сторон (ст. 15 УПК РФ) отделение друг от друга функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела, по мнению соискателя, не может служить основанием для освобождения государственных органов и их должностных лиц (прокурора, следователя, дознавателя) от выполнения конституционной обязанности по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина. Основываясь на практике Конституционного Суда РФ, соискатель констатирует, что каких-либо положений, допускающих освобождение прокурора, следователя, дознавателя от выполнения упомянутых выше обязанностей, уголовно-процессуальный закон не содержит.

Рассматривая право на обжалование процессуальных действий (ст. 19 УПК РФ), соискатель выявляет ряд пробелов в его законодательном регулировании и формулирует соответствующие предложения по дополнению соответствующих норм УПК РФ. Так, в целях единообразного правоприменения ст. 124 УПК РФ предлагается внести дополнения в ч. 3 ст. 124 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: «Копия постановления о полном или частичном удовлетворении жалобы либо об отказе в ее удовлетворении в течение 24 часов с момента его вынесения направляется заявителю, а в случае вынесения руководителем следственного органа постановления о полном или частичном отказе в удовлетворении жалобы копия постановления также направляется прокурору…». Кроме того, для гарантии обеспечения прав лиц, вовлекаемых в сферу производства по уголовным делам, предлагается дополнить ч. 4 ст. 124 УПК РФ после слова «следователь» словом «заявитель».

Таким образом, на основании вышеизложенного можно отметить, что, с одной стороны, принципы уголовного судопроизводства, предусмотренные главой 2 УПК РФ, исторически связаны с прогрессивными завоеваниями в области прав и свобод личности и, как следствие, развивают и конкретизируют международные стандарты в этой сфере; с другой - их подлинная реализация существенно осложнена тем, что сопряжена с попыткой решить юридическими мерами противоречие между соблюдением неотъемлемых прав человека и эффективной защитой общества от преступности.

Обеспечение конституционных прав и свобод личности должно базироваться на системе взаимообусловленных принципов уголовного судопроизводства. Нарушение либо игнорирование любого из них всегда влечет за собой не только нарушение определенных прав личности в уголовном судопроизводстве, но и странгуляцию других принципов, а в результате ослабевает вся основополагающая система, что в конечном итоге отражается на обеспечении прав участников уголовного судопроизводства.

Во втором параграфе - «Конституционно-правовой механизм обеспечения права на квалифицированную юридическую помощь» - подвергнуты критическому анализу основные элементы, из которых складывается механизм обеспечения данного права, обоснованы предложения по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства и практики его применения, обозначены перспективы дальнейшего развития указанного механизма, пути устранения выявленных ошибок из правозащитной деятельности. Кроме того, рассмотрены вопросы, связанные с обеспечением права потерпевшего, частного обвинителя, гражданского истца, гражданского ответчика, свидетеля на квалифицированную юридическую помощь в досудебном производстве; предлагаются изменения и дополнения в уголовно-процессуальный закон, направленные на расширение гарантий указанного права.

Основное внимание уделено исследованию обеспечения права подозреваемого (обвиняемого) на защиту. Соискатель отмечает, что действующий уголовно-процессуальный закон, во-первых, не содержит определение понятия «защита от обвинения» (в отличие от таких понятий, как «обвинение» и «уголовное преследование»); во-вторых, в отличие от УПК РСФСР (ч. 1 ст. 51) в нем отсутствует четко сформулированная уголовно-процессуальная функция защитника, что приводит к отступлению этих участников уголовного процесса от духа закона, неверному пониманию своего предназначения, ошибкам защитников, влекущим ущемление либо прямое нарушение прав и законных интересов подзащитных. Соответственно ст. 5 и иные нормы УПК РФ нуждаются в дополнениях, определяющих понятие «защита от обвинения» и его содержание, согласно которым, в частности, защитник обязан использовать все указанные в законе средства и способы защиты в целях выявления обстоятельств, оправдывающих подозреваемого или обвиняемого, смягчающих их ответственность, оказывать им необходимую юридическую помощь. В этой связи в работе исследуются вопросы, связанные с понятиями и критериями разграничения законных и незаконных интересов обвиняемого.

Анализ правоприменительной практики свидетельствует, что с участием адвоката по назначению связан комплекс проблем, разрешение которых будет способствовать обеспечению права на защиту от уголовного преследования. Один из вопросов, широко обсуждавшийся на страницах научной литературы, связан с допуском в качестве защитника так называемых «карманных» адвокатов. Дознаватели и следователи, выполняя требования закона о предоставлении адвоката по назначению, нередко, минуя руководителей адвокатских консультаций (бюро, кабинетов), непосредственно обращаются к «своим» адвокатам. Последние без лишних вопросов выполняют условия следователя (дознавателя), поскольку понимают, что в противном случае их услуги не будут востребованы. В диссертации обосновывается неприемлемость рекомендации относительно целесообразности совместного обсуждения следователя с адвокатом текста постановления о привлечении в качестве обвиняемого и решения вопроса о мере пресечения в отношении его подзащитного. Делается вывод о том, что только внесением изменений в уголовно-процессуальный закон, ограничивающих следователя (дознавателя) или суд в выборе адвоката, подобные проблемы не разрешить. Требуется комплексный подход, с учетом мнения всех заинтересованных в справедливом обеспечении права на квалифицированную юридическую помощь сторон: адвокатов, следователей, прокуроров, суда.

В рамках данного параграфа диссертант акцентирует внимание на том, что отсутствие четкой регламентации деятельности защитника по собиранию доказательств открывает достаточно широкие возможности для злоупотребления этим полномочием, что, в свою очередь, предопределяет своеобразный дисбаланс (если нарушения норм действующего законодательства, допущенные должностными лицами органов расследования, выявляются в достаточной степени регулярно, то факты противоправной деятельности профессиональных защитников выявляются значительно реже) в достижении двуединой цели современного российского уголовного судопроизводства. Данный вопрос подлежит новому законодательному урегулированию, направленному на устранение указанного дисбаланса.

Третий параграф - «Возмещение вреда, причиненного участнику уголовного процесса в результате нарушения его прав и свобод должностным лицом, осуществляющим уголовное преследование» - посвящен исследованию правовой природы и нормативно-правового механизма возмещения вреда, причиненного участнику уголовного процесса в результате нарушения его прав и свобод должностным лицом, осуществляющим уголовное преследование, решению спорных вопросов теории и практики современного уголовного судопроизводства.

В диссертации отмечается системность норм о возмещении вреда участнику уголовного судопроизводства, включающих множество норм международно-правовых актов, конституционные и отраслевые нормы российского законодательства. Конкретизируя конституционно-правовой принцип ответственности государства за незаконные действия или бездействие органов государственной власти или их должностных лиц, законодатель в отраслевых законодательных актах установил порядок и условия возмещения причиненного лицу в уголовном судопроизводстве вреда.

Приводятся статистические данные и результаты проведенных социологических исследований, которые свидетельствуют о том, что проблема возмещения вреда, причиненного участнику уголовного процесса в результате нарушения его прав и свобод, для нашей страны сегодня весьма актуальна. К сожалению, существующий фактически «инквизиционный процесс» на первое место продолжает ставить публичное начало и рассматривает человеческую личность как средство достижения общественно важной цели - установления материальной истины по уголовному делу. Но именно подавление человеческой личности мешает установлению истины и является причиной обилия судебных ошибок.

Присоединяясь к преобладающему мнению ученых о том, что с принятием УПК РФ был окончательно разрешен спор об отраслевой принадлежности правоотношений, возникающих при возмещении вреда, причиненного в результате необоснованного уголовного преследования, соискатель дополнительно отмечает, что, помимо прямого закрепления в УПК РФ, уголовно-процессуальная природа данных правоотношений определяется следующим:

1) методом правового регулирования, основанным на неравенстве субъектов (следователя, судьи, подозреваемого и обвиняемого, и т.д.) по правовому положению;

2) единым назначением уголовного судопроизводства и процедуры реабилитации (ст. 6 УПК РФ);

3) процессуальной природой основания возмещения вреда (оправдательного приговора, постановления о прекращении уголовного дела и (или) отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращение уголовного дела);

4) отсутствием субъективного фактора в основаниях возмещения вреда, причиненного участнику уголовного процесса в результате нарушения его прав и свобод должностным лицом, осуществляющим уголовное преследование;

5) статусом субъекта, обязанного возместить вред (осуществляется не физическими или юридическими лицами, а государством).

Соответственно можно сделать вывод о том, что применение уголовно-процессуального института реабилитации является результатом принятия в рамках уголовного судопроизводства как решения, исключающего подозрение лица в совершении преступления или снимающего выдвинутые против него обвинения (оправдательный приговор, постановление или определение о прекращении уголовного преследования в связи с отсутствием события или состава преступления и др.), так и решения, отменяющего незаконное осуждение (полная или частичная отмена вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращение уголовного дела по таким основаниям в апелляционном, кассационном, надзорном порядке, по вновь открывшимся или новым обстоятельствам). Элементами механизма реабилитации служат, с одной стороны, отмена уполномоченным субъектом уголовного судопроизводства незаконного и необоснованного решения, с другой - устранение органами исполнительной и судебной власти причиненных таким решением негативных последствий для субъекта.

В диссертации определяется система оснований, с появлением которых участники уголовного судопроизводства получают право на реабилитацию, а также перечень лиц, не имеющих права на реабилитацию в досудебном производстве. Формулируется вывод о том, что в содержание понятия морального вреда необходимо также включить так называемые «социальные потери», причиненные необоснованным уголовным преследованием лица. Такой вред может быть выражен в умалении чести, достоинства, репутации человека, в изменении о нем общественного мнения и т.д.

Четвертая глава - «Российский механизм реализации международных стандартов охраны прав участников уголовного процесса в досудебном производстве: основные направления развития» - состоит из пяти параграфов.

В первом параграфе - «Охрана прав участников уголовного процесса со стороны обвинения, защищающих свои или представляемые интересы» - рассматриваются проблемы, связанные с понятием, основаниями признания лица потерпевшим, частным обвинителем, гражданским истцом, допуском представителей указанных участников уголовного процесса, а также вопросы обеспечения их прав в досудебном производстве.

Основываясь на принятой в уголовном процессе классификации его участников, диссертант с учетом темы предпринятого исследования уделил особое внимание рассмотрению спорных и нерешенных вопросов, касающихся охраны прав таких участников уголовного процесса со стороны обвинения, которые защищают свои или представляемые права, - потерпевшего, его законного представителя, гражданского истца и его представителя.

В работе признается вполне очевидной несогласованность норм уголовно-процессуального закона, регламентирующих процессуальное положение пострадавшего на стадии возбуждения уголовного дела. Анализ норм УПК РФ и правоприменительной практики позволил автору сформулировать ряд предложений, направленных на обеспечение прав пострадавших на стадии возбуждения уголовного дела. Отдельно отмечается, что права пострадавших от преступлений должны быть в полной мере защищены не только при возбуждении уголовного дела, но и в большей мере при отказе в его возбуждении.

Результаты сравнительного анализа понятий «пострадавший» и «заявитель» позволили автору констатировать, что уголовно-процессуальный закон не определяет процессуальный статус заявителя, несмотря на ряд статей УПК РФ, предусматривающих его отдельные процессуальные права (ст. 141, ч. 5 ст. 144 и др.). Это, в свою очередь, послужило основанием для вывода о целесообразности дополнения раздела II главы 6 УПК РФ отдельной нормой, регламентирующей процессуальное положение заявителя.

Рассматривая вопросы, связанные с обеспечением прав потерпевшего в досудебном производстве, в том числе те, которые были предметом рассмотрения Конституционным Судом РФ, соискатель констатирует, что неполноценная и длительная нереализованность ряда конституционных положений, отсутствие совершенного законодательства и концептуальных подходов как у законодателя, так и правоприменителя к максимально полному обеспечению прав личности, закономерно вызывают критику. Следует признать, что в Российской Федерации до настоящего времени не разработан надежный механизм восстановления нарушенных прав и компенсации ущерба, причиненного преступлением. И эта ситуация подлежит скорейшему законодательному разрешению.

Изучая вопросы, связанные с обеспечением прав гражданского истца, соискатель выделяет ряд дискуссионных моментов, касающихся взыскания компенсации причиненного преступлением морального вреда. Так, например, судебная практика исключает возможность взыскания морального вреда по корыстным преступлениям (кражи и др.), что, бесспорно, существенно ущемляет права потерпевшего и гражданского истца и требует корректировки гражданского законодательства в данной части.

В диссертации выделен актуальный вопрос, касающийся рассмотрения в рамках уголовного дела исков о признании требований регрессного характера (например, о лишении родительских прав, выселении и т.п.), а также отмечается, что, учитывая как публичные, так и личные интересы, целесообразно в рамках уголовного дела разрешить предъявление и рассмотрение всех гражданских исков, связанных с совершенным преступлением.

Завершая рассмотренную в данном разделе проблематику, полагаем целесообразным отметить, что, несмотря на достаточно высокий уровень обеспечения прав участников процесса со стороны обвинения, защищающих свои или представляемые права, вполне очевидна необходимость дальнейшего совершенствования норм уголовно-процессуального закона в целях поддержании состояния беспрепятственного осуществления конституционных прав и свобод личности. Системный анализ норм УПК РФ и результаты анализа судебной и следственной практики дают основание для вывода о несомненной целесообразности внесения ряда изменений и дополнений в уголовно-процессуальный закон, которые автор формулирует на страницах диссертации.

Во втором параграфе - «Охрана прав участников уголовного процесса со стороны защиты» - отмечается, что назначением уголовного судопроизводства является не только защита прав потерпевших от преступления, но и защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. В этой связи вопросы, связанные с определением понятия и процессуального положения подозреваемого, обвиняемого, гражданского ответчика, не только не теряют свою актуальность, но и продолжают оставаться одними из наиболее проблемных в теории уголовного процесса.

Анализ развития института подозреваемого в уголовно-процессуальном законодательстве России позволил прийти к выводу о тенденции к расширению оснований появления в уголовном деле подозреваемого. Однако отмечается, что с принятием УПК РФ 2001 года далеко не все проблемы, связанные с процессуальной фигурой подозреваемого разрешены, а вопросы, связанные с обеспечением прав подозреваемого, как на следствии, так и в ходе дознания правоприменителями решаются по аналогии с правами обвиняемого, в том числе с учетом позиции Конституционного Суда РФ. Рассматривая вопросы применения аналогии в уголовном судопроизводстве, автор приходит к выводу о необходимости закрепления в УПК РФ положения, разрешающего применение аналогии уголовно-процессуальной нормы. По мнению диссертанта, наличие такой нормы позволит оперативно разрешать неурегулированные уголовно-процессуальным законом ситуации и послужит сокращению обращений в Конституционный Суд РФ по поводу несоответствия отдельных норм УПК РФ Конституции РФ ввиду того, что органы предварительного расследования, прокурор или суд не смогли применить норму закона по аналогии.

Анализ норм уголовно-процессуального закона, международных норм, связанных с обеспечением прав личности при задержании и заключении под стражу, позволяет констатировать, что как задержание, так и заключение под стражу охватываются общим понятием предварительного заключения, и лица, в отношении которых они применяются, ставятся в равные условия судебной защиты их прав. Исходя из этого в работе формулируется вывод о том, что обеспечение прав подозреваемого не зависит от оснований его появления в уголовном процессе и должно в полной мере соответствовать правам задержанного или заключенного под стражу обвиняемого.

Всесторонний анализ прав подозреваемого (обвиняемого) с учетом позиции Конституционного Суда РФ позволили автору выдвинуть ряд предложений по совершенствованию уголовно-процессуального закона в данной части.

Помимо этого, в работе рассматривается специфика процессуального положения законного представителя в уголовном судопроизводстве, заключающаяся, в частности, в том, что он действует не столько вместо несовершеннолетнего, сколько вместе с ним, и, являясь самостоятельным участником уголовного процесса, наделенным предусмотренными законом процессуальными правами и обязанностями, наряду с интересами несовершеннолетнего, отстаивает и защищает собственные интересы (будучи привлеченным в качестве гражданского ответчика). Автор приходит к выводу о целесообразности отнесения решения вопроса об участии законного представителя при предъявлении обвинения, а равным образом в допросе несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого) на усмотрение следователя с учетом мнения несовершеннолетнего и исходя из обстоятельств уголовного дела.

В третьем параграфе - «Охрана прав участников уголовного процесса при производстве следственных действий» - отмечается, что основу уголовно-процессуальной деятельности составляет производство следственных действий, подавляющее большинство которых связано с ограничением конституционных прав и свобод личности.

Автор указывает, что развитие уголовно-процессуальных норм, регламентирующих проведение следственных действий, применительно к охране прав участников уголовного процесса заключается в установлении гарантированной возможности реализации этими лицами своих процессуальных прав. Отдельно отмечается, что ряд положений уголовно-процессуального закона направлен непосредственно на защиту частной жизни граждан именно при производстве отдельных следственных действий. При этом системный анализ норм уголовно-процессуального закона позволил автору констатировать, что внимание законодателя к вопросам обеспечения неприкосновенности частной жизни при производстве следственных действий носит явно спорадический и фрагментарный характер. Это, в свою очередь, дает основание для вывода об отсутствии единой концепции защиты прав и свобод личности в уголовно-процессуальном законодательстве. Так, в частности, исходя из буквального толкования закона, в условиях, обеспечивающих сохранность и недоступность для посторонних, должна содержаться только фонограмма контроля и записи переговоров. Из этого следует, что доказательства, а также изъятые предметы и документы, имеющие отношение к частной жизни граждан, полученные при производстве иных следственных действий, можно содержать в любых условиях, тиражировать и предавать гласности. Изучение норм уголовно-процессуального закона в части обеспечения права личности на неприкосновенность частной жизни при производстве следственных действий потребовали от автора внесения предложений по их совершенствованию.

Значительное внимание в аспекте обеспечения прав и свобод личности при производстве следственных действий, по мнению автора, должно уделяться вопросу об участии понятых. Это обусловлено тем, что именно в силу возложенных на них процессуальных обязанностей указанные лица, во-первых, содействуют ограничению рассматриваемых конституционных прав и свобод; во-вторых, проникают в тайну личной и семейной жизни граждан; в-третьих, становятся носителями и потенциальными распространителями соответствующей информации. Анализ различных позиций ученых и практических работников привел диссертанта к выводу, что уголовно-процессуальный институт понятых является своего рода гарантией от недобросовестности как должностных лиц органов, осуществляющих следственные действия, так и граждан, в отношении которых они производятся. Не относя себя к числу категорично настроенных сторонников его отмены, автор считает, что в решение вопроса об участии понятых в следственных действиях следует привнести диспозитивное начало, поставив его в зависимость от усмотрения следователя.

Акцентируя внимание на дискуссионном вопросе относительно допустимости применения принуждения, его пределов и оснований к участникам процесса, отказывающимся от проведения в их отношении ряда следственных действий (освидетельствования, опознания и др.), автор приходит к выводу о том, что бесспорна не только обоснованность, но и необходимость принудительного освидетельствования подозреваемого (обвиняемого) при наличии оснований полагать, что на его теле могут быть обнаружены следы преступления либо особые приметы. Равным образом не вызывает сомнений целесообразность и возможность принудительного экспертного исследования лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование. Что касается принудительного освидетельствования (опознания) потерпевших и свидетелей, то оно, по мнению соискателя, допустимо в строго ограниченных случаях. К таковым могут быть отнесены ситуации, при которых отказ от освидетельствования обусловливает невозможность, во-первых, квалификации противоправного деяния; во-вторых, установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела в процессе раскрытия преступления.

Не менее проблематичен вопрос об обеспечении прав личности и допустимости процессуального принуждения при производстве судебных экспертиз в отношении живых лиц. В первую очередь речь идет о таких экспертизах, как судебно-медицинская и судебно-психиатрическая. Анализируя уголовно-процессуальное и иное федеральное законодательство, регламентирующее производство судебных экспертиз, автором подвергнут исследованию круг лиц, в отношении которых допустимо применение меры принуждения, в случае их отказа от участия в производстве судебной экспертизы; порядок принятия решения о медицинском вмешательстве без согласия гражданина, одного из родителей или иного законного представителя; вопросы, связанные с производством экспертного исследования в отношении лиц, вероисповедание и национальные традиции которых запрещают не только обнажение тела, но и снятие головного убора в присутствии лица другого пола, а также нахождение в помещении с лицами другого пола; лиц, не достигших совершеннолетнего возраста; вопрос о возможности принудительного помещения подозреваемого (обвиняемого), потерпевшего или свидетеля в медицинское учреждение для производства стационарной судебно-медицинской и судебно-психиатрической экспертизы и др.

Руководствуясь вышеизложенным, полагаем необходимым согласование норм УПК РФ, Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» и Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» по вопросам, регламентирующим принудительное направление лица для производства судебной экспертизы. Принимая во внимание вышеизложенное, полагаем целесообразным предусмотреть в УПК РФ специальную норму, регламентирующую порядок назначения судебной экспертизы в отношении свидетеля и потерпевшего.

На основе проведенного исследования автор приходит к выводу, что, несмотря на достаточно длительное существование института процессуального принуждения, многие вопросы теоретико-прикладного характера продолжают оставаться остро дискуссионными и, как следствие, нуждаются в разрешении. К числу наиболее острых проблем, связанных с применением ограничений конституционных прав и свобод личности при производстве следственных действий, относятся: отсутствие четких критериев для определения понятия процессуального принуждения; недостаточная определенность, а нередко непоследовательность законодателя при определении оснований и условий применения мер процессуального принуждения; отсутствие четко обозначенных в законе пределов правомерного процессуального принуждения при производстве следственных действий.

Анализируя проблему сокрытия информации о личности потерпевшего, его представителя, свидетеля, их близких родственников, родственников, близких лиц (ч. 9 ст. 166 УПК РФ), соискатель обращает внимание на систему международно-правовых положений, весьма суживающих диапазон использования показаний подобных лиц и определяющих, что использование показаний анонимных свидетелей для обоснования обвинительного приговора ни при каких обстоятельствах недопустимо. На этой основе делается вывод о том, что несмотря на отсутствие в УПК РФ прямого указания на вышеперечисленные защитные меры, использование их в нашей стране правомерно.

Несмотря на то, что Федеральным законом от 4 марта 2013 г. №23-ФЗ ст. 144 УПК РФ дополнена ч. 1.1, согласно которой «…при необходимости безопасность участника досудебного производства обеспечивается в порядке, установленном частью девятой статьи 166 настоящего Кодекса, в том числе при приеме сообщения о преступлении», нормативной основы для сохранения в тайне данных о личности участников уголовного процесса в стадии возбуждения уголовного дела недостаточно.

Если при подаче заявления о преступлении заявитель сообщит о фактах угроз убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением его имущества либо иными опасными противоправными деяниями, то решение о сохранении в тайне должно принимать должностное лицо, осуществляющее проверку сообщения о преступлении в порядке, предусмотренном ч. 9 ст. 166 УПК РФ.

Предлагается расширить нормативное регулирование оснований и порядка использования в досудебном производстве видеотехнологий, предусмотрев, в частности, в ст. 193 УПК РФ положение о том, что в целях обеспечения безопасности опознающего при предъявлении лица для опознания по решению следователя может применяться видеотрансляция из другого помещения.

В четвертом параграфе - «Охрана прав участников уголовного процесса при применении мер пресечения» - отмечается, что конституционно-правовая основа применения уголовно-процессуального принуждения лежит в плоскости признания высшей ценностью человека, его прав и свобод (ст. 2 Конституции РФ). В ст. 2 Конституции РФ, кроме того, определено, что защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства. В сфере уголовного судопроизводства перед государством стоит двуединая задача защиты прав и свобод лица от преступлений, с одной стороны, и защита прав и свобод человека от необоснованного обвинения и осуждения - с другой (ст. 6 УПК РФ). Уголовно-процессуальное принуждение применяется в целях успешного и беспрепятственного производства по уголовному делу, которое в конечном счете направлено на защиту прав потерпевших от преступлений. Меры пресечения, как никакие другие, существенно ограничивают конституционные права личности в уголовном процессе, что требует, с одной стороны, их надлежащей законодательной регламентации, с другой - безоговорочного выполнения требований закона при их применении. Детальный анализ оснований, условий, сроков и порядка применения мер пресечения с точки зрения обеспечения прав личности в досудебном производстве позволил выявить несовершенство уголовно-процессуального закона в указанной области, проблемы правоприменительной практики и предложить решение данных вопросов.

Анализируя основания для избрания меры пресечения, автор приходит к выводу о необходимости изменить редакцию ч. 1 ст. 97 УПК РФ, заменив слова «при наличии достаточных оснований полагать» словами «при наличии доказанных обстоятельств, дающих основание полагать». Суть предлагаемого изменения состоит в акцентировании внимания на том, что, во-первых, роль оснований выполняют не предположения, а обстоятельства, имеющие правовое значение; во-вторых, эти обстоятельства должны быть установлены в порядке, предусмотренном действующим законодательством.

Исследуя сроки содержания под стражей, диссертант обращает внимание на то, что ныне действующий предельный срок содержания под стражей носит излишне репрессивный характер, что противоречит такому международно-правовому принципу, как разумность срока содержания под стражей (ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). Кроме того, продление сроков содержания под стражей чаще всего обусловлено непрофессионализмом должностных лиц, осуществляющих производство по уголовному делу, не способных в установленные сроки окончить предварительное расследование. В этой связи предполагается, что предельный срок содержания под стражей не должен превышать девяти месяцев, а продление сроков содержания под стражей ввиду необходимости ознакомления с материалами дела должно быть обусловлено только инициативой самого обвиняемого.

Анализируя меры пресечения, альтернативные заключению под стражу, во взаимосвязи с международными актами и отечественным законодательством, автор приходит к ряду выводов. Так, подписка о невыезде в отличие от заключения под стражу не является в полной мере принудительной мерой, поскольку ее избрание должно быть обусловлено согласием подозреваемого (обвиняемого) на выбор места проживания, т.е. он лично в добровольном порядке ограничивает свое право на свободу передвижения и выбор места жительства и пребывания, предусмотренное ст. 27 Конституции РФ.

Уголовно-процессуальное законодательство предусматривает три вида поручительства: личное, должностное и законное, которые имеют как общие, так и отличительные черты. Все виды поручительства для подозреваемого (обвиняемого), по существу, являются более мягкими, чем подписка о невыезде, несмотря на то, что по порядку расположения в ст. 98 УПК РФ она стоит на первом месте как более мягкая мера пресечения. Подписка о невыезде ограничивает конституционное право человека на свободу передвижения и выбора места жительства или места пребывания. Поручительство непосредственно никаких прав человека не ограничивает. Детальный анализ этих и иных мер пресечения, альтернативных заключению под стражу, позволил автору предложить свою логически выверенную систему мер пресечения, наиболее полно обеспечивающих права личности в уголовном судопроизводстве.

В зависимости от особенностей правовой природы они могут быть разделены на три группы. Первую из них составляют меры пресечения, ограничивающие конституционное право на свободу передвижения, которые в зависимости от их строгости располагаются в следующем порядке: подписка о невыезде, домашний арест. Вторую группу составляют различные виды поручительства (личное поручительство, наблюдение командования воинской части, присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым), которые, ввиду различных категорий лиц, к которым они применяются, классификации по степени строгости не подлежат. Третья группа мер пресечения, альтернативных заключению под стражу, представлена залогом, в котором, в свою очередь, может быть выделен залог, вносимый подозреваемым (обвиняемым), и залог, вносимый третьим лицом.

Виды поручительства, предусмотренные тремя статьями УПК РФ (ст. ст. 103-105) и в перечне, установленном ст. 98 УПК РФ, целесообразно изложить в различных частях одной и той же статьи уголовно-процессуального закона. Изложенные в ст. 98 УПК РФ общие положения о поручительстве следует выделить в отдельную часть. Такой подход обеспечит строго определенную систему мер пресечения в порядке возрастания от более мягкой к более строгой с возможностью последовательной замены одной меры пресечения на другую.

В пятом параграфе - «Охрана прав участников уголовного процесса при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве» - отмечается, что данный уголовно-процессуальный институт как новый и достаточно перспективный с точки зрения теории и практики нуждается в дальнейшем развитии.

Анализ взаимосвязанных положений УПК РФ позволил прийти к выводу, что в законе не содержится указания на ограниченное применение норм главы 40.1 УПК РФ (например, что они применяются только при расследовании тяжких и особо тяжких преступлений). Равным образом, в законе не предусмотрено обязательное проведение предварительного следствия в случае заключения с подозреваемым (обвиняемым) досудебного соглашения о сотрудничестве. Проведенным исследованием обосновывается вывод о том, что и при производстве дознания подозреваемый (обвиняемый) вправе заявить ходатайство о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, что, в свою очередь, требует законодательного разрешения.

Уголовно-процессуальный закон определяет достаточно широкие временные границы заявления ходатайства о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве - с начала уголовного преследования до объявления об окончании предварительного следствия. Между тем обеспечение возможности указанных лиц воспользоваться упомянутым выше правом, к сожалению, не нашло надлежащего отражения в нормах уголовно-процессуального закона. В законе сформулированы указания общего характера относительно необходимости разъяснения участникам уголовного процесса их прав, обязанностей, ответственности, а также предоставления возможности реализации этих прав (ст. 11 УПК РФ). Из этого следует, что УПК РФ не возлагает на следователя обязанность разъяснять подозреваемому (обвиняемому) его право на заявление ходатайства о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве ни в момент появления у лица этого процессуального статуса, ни в ходе расследования, ни по его окончании. Изложенное привело к заключению о наличии настоятельной необходимости законодательного закрепления обязанности разъяснения такого права с момента появления указанных участников уголовного процесса, что повысит вероятность возникновения у подозреваемого мотивации к сотрудничеству со следствием.

Изучение достаточно дискуссионного вопроса об участниках соглашения о сотрудничестве позволило прийти к выводу, что не только прокурор, подозреваемый (обвиняемый) и его защитник подписывают данное соглашение, но его также должен подписывать и следователь, который соответственно должен присутствовать при его заключении, учитывая, что условия соглашения о сотрудничестве могут быть скорректированы при его подписании и мнение следователя при этом должно учитываться, а также исходя из того, что следователь предоставляет материалы уголовного дела, подтверждающие соблюдение обвиняемым условий и выполнение обязательств по данному соглашению. Помимо этого, прокурору при определенных обстоятельствах целесообразно пригласить для участия в заключении соглашения о сотрудничестве сотрудника органа, осуществляющего оперативно-разыскную деятельность.

В работе отмечается, что, исходя из содержания ст. 317.1 УПК РФ, потерпевший не только не является участником досудебного соглашения, поскольку не принимает участия в его составлении (ч. 1 ст. 317.3 УПК РФ), но и не уведомляется о факте его заключения, а также не знакомится с его содержанием при ознакомлении с материалами уголовного дела (ч. 1 ст. 216 УПК РФ). Подобное игнорирование интересов потерпевшего недопустимо и должно быть исправлено, в том числе на законодательном уровне. Кроме того, учитывая, что основное предназначение института обжалования - обеспечение защиты прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства, полагаем, что применительно к обжалованию действий и решений должностных лиц при рассмотрении и разрешении ходатайств о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве положения главы 16 УПК РФ подлежат применению без ограничений. При этом присутствие потерпевшего при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве представляется нецелесообразным.

В заключении диссертации изложены итоговые выводы, теоретические положения и основанные на них предложения по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства и уголовно-процессуальной деятельности.

Основные научные результаты диссертации опубликованы в работах

1. Кондрат И.Н. Обеспечение прав личности в досудебном производстве по уголовным делам: законодательное регулирование и правоприменительная практика: монография. М.: ИД «ФОРУМ», 2011. 176 с. - 11,5 п.л.

2. Кондрат И.Н. Права человека и уголовно-процессуальный закон (досудебное производство): монография. М.: Юстицинформ, 2012. 320 с. - 20 п.л.

3. Кондрат И.Н. Охрана прав участников уголовного процесса в досудебном производстве: международные стандарты и механизм реализации в Российской Федерации: монография. М.: Юстицинформ, 2013. 504 с. - 31,5 п.л.

4. Кондрат И.Н., Антонов И.А., Горленко В.А., Гурбанов А.Г. Безопасность личности и уголовный процесс: СПб.: Фонд «Университет», 2009. 192 с. - 12/3 п.л.

5. Кондрат И.Н., Глизнуца С.И., Даровских Ю.В. Применение мер пресечения в отношении несовершеннолетних: монография. СПб.: ОЦ «Советникъ», 2012. 187 с. - 21,5/7,5 п.л.

6. Кондрат И.Н., Анисимов В.Ф., Гурбанов А.Г., Михайлов Н.Н., Шхагапсоев З.Л. Развитие института возмещения имущественного вреда, причиненного преступлением // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России 2005. №3 (27-2). С. 67-70. - 0,5/0,1 п.л.

7. Кондрат И.Н., Гурбанов А.Г., Костюк Н.Н. К вопросу о концепции формирования механизма повышения эффективности методов реализации способов защиты прав и законных интересов граждан и юридических лиц // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2005. №3 (27-2). С. 187-190. - 0,5/0,2 п.л.

8. Кондрат И.Н., Гурбанов А.Г., Михайлов Н.Н., Третьяков И.Л., Шхагапсоев З.Л. Проблемы возмещения имущественного вреда, причиненного преступлением // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2005. №3 (27-2). С. 267-268. - 0,3/0,1 п.л.

9. Кондрат И.Н., Некрасов А.П., Третьяков И.Л. Субкультура в местах лишения свободы и историческое ее развитие // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2005. №4 (28). С. 251-256. - 1/0,35 п.л.

10. Кондрат И.Н., Аббасов Ф.Н., Агаев Г.А., Михайлов Н.Н., Гурбанов А.Г., Тарайко В.И. Процессуальные решения и действия органов предварительного расследования в отношении которых необходимо судебное решение, по УПК Российской Федерации и УПК Азербайджанской Республики // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2006. №1 (29-2). С. 68-74. - 1/0,25 п.л.

11. Кондрат И.Н., Костюк Н.Н. Статистика и динамика механизма реализации защиты прав и законных интересов субъектов гражданского правоотношения // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2006. №2 (30). С. 213-219. - 0,9/0,9 п.л.

12. Кондрат И.Н., Гурбанов А.Г., Шхагапсоев З.Л. Функциональный подход к определению сущности уголовно-процессуального права // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России». 2006. №2 (30). С. 287-291. - 0,5/0,5 п.л.

13. Кондрат И.Н. Уголовно-процессуальная деятельность и права личности // Право и управление. XXI век. 2011. №2 (19). С. 38-43. - 0,6 п.л.

14. Кондрат И.Н. Охрана и ограничение социально-экономических прав человека при производстве по уголовным делам // Вестник Российской правовой академии. 2011. №4. С. 59-65. - 0,9 п.л.

15. Кондрат И.Н. Социальная сущность уголовно-процессуальной деятельности // Вестник Академии экономической безопасности МВД России. 2011 №5. С 88-92. - 0,5 п.л.

16. Кондрат И.Н. Стандарты охраны прав и свобод личности при производстве по уголовным делам и их влияние на национальное законодательство // Вестник МГИМО-Университета 2011. №6 (21). - С. 191-195. - 0,7 п.л.

17. Кондрат И.Н. Правовые коллизии, возникающие при реализации принципа «in dubio pro reo» в российском уголовном судопроизводстве // Российская юстиция. 2011. №8. - С. 24-26. - 0,4 п.л.

18. Кондрат И.Н. Частная жизнь: вопросы охраны и ограничения в сфере уголовного судопроизводства // Вестник Академии экономической безопасности МВД России. 2011. №8. - С. 43-49. - 0,8 п.л.

19. Кондрат И.Н. Международные акты о правах и свободах личности и их роль в национальном уголовном процессе // Вестник МГИМО-Университета. 2012. №2 (23). - С. 163-168. - 0,8 п.л.