Защита чести и достоинства публичных лиц: теоретико-правовые аспекты и сравнительный анализ судебной практики

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет права

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 40.03.01 «Юриспруденция»

Защита чести и достоинства публичных лиц: теоретико-правовые аспекты и сравнительный анализ судебной практики

Геращенко Алёна

Москва 2018

Оглавление

Введение

Глава I. Публичное лицо как субъект права

1.1 Понятие и существенные признаки публичной фигуры

1.2 Классификация видов публичных фигур

Глава II. Соотношение права на свободу выражения мнения и права на репутацию публичных лиц

2.1 Закрепление права на свободу слова как политического права в правовых источниках разных стран и международно-правовых нормативных актах

2.2 Особенности ограничения права на свободу слова в делах по защите репутации публичных лиц

2.3 Проблемы защиты права на репутацию публичных фигур в делах, связанных с новыми информационными технологиями

Глава III. Анализ применения судами Российской Федерации практики Европейского Суда по правам человека

3.1 Позиции Конституционного Суда и Верховного Суда Российской Федерации

3.2 Практика ЕСПЧ в судах общей юрисдикции

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Актуальность. Понятия чести, достоинства и репутации в своём правовом измерении неразрывно связаны с положением человека в обществе и государстве. Они оказывают влияние на его личные, семейные, деловые правоотношения. Как правовые категории они эволюционируют с ходом истории, но по-прежнему остаётся актуальным изречение итальянского мыслителя XVIII века Чезаре Беккариа о том, что «слово «честь» принадлежит к числу тех, которые служат поводом для длинных и блестящих рассуждений, не позволяющих, однако, составить точного и твердого понятия о предмете» Беккариа Ч.Б. О преступлениях и наказаниях // биогр. очерк и пер. М.М. Исаева, М. 1939. С.232.. В трактате «О преступлениях и наказаниях» философ описывает честь как сложное понятие, которое, в свою очередь, состоит из других сложных, неясных понятий. Тем не менее, именно честь, по мнению деятеля эпохи Просвещения Беккариа, возвращает «властителя» к мыслям о древнем равенстве Там же. С.232..

Из-за отсутствия «точного и твердого понятия о предмете», явления «честь» и «достоинство», «репутация» всегда требуют тщательного анализа. По мнению представителя Мельбурнской школы права Адрианны Стоун, «именно репутация позволяет определить, кто достоин или не достоин уважения, кто может быть членом общества или подлежит «атимии» Stone A. Defamation of Public Figures: North American Contrasts // New York Law School Review. 2005-2006. V.50. P.22.. Об этом же пишет декан Йельской школы права Роберт Пост: «Репутация как предмет защиты в диффамационном праве, - особая форма уважения и самоуважения. Она возникает из полноценного принятия человека обществом. Средствами, с помощью которых социум определяет и защищает репутацию его членов, являются обычными формами вежливой коммуникации» Post R.C. The Social Foundations of Defamation Law: Reputation and the Constitution. 1986. P.711.. Объективная концепция чести, достоинства, репутации, свойственная английскому праву, опирается на социальное значение личности, связанное с уважением к ней Фойницкий И.Я. Курс уголовного права. Часть особенная. Посягательства личные и имущественные. Петроград, 1916. С.102. . Такой подход был заимствован из римского права, где честь и достоинство принадлежали лицу-гражданину. Также, в английском праве репутация понимается не только как доброе имя, но и как общественные выгоды, которые связаны с ним Розин Н. Н. Об оскорблении чести. Уголовно-юридическое исследование. Томск, 1907. С.69.. Субъективная (немецкая) концепция репутации опирается на «психические черты индивида, его сознание, чувства, волю» Безроднова К.В. Честь и достоинство как теоретико-правовые понятия (историко-правовое исследование). Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук, ФГБОУ «Южно-Уральский государственный университет» (национальный исследовательский университет), Челябинск, 2014. С.57. и зависит не от того, является лицо гражданином или нет, но от его настоящего положения в обществе, которое может быть оценено не государством, а кругом лиц, к которому человек принадлежит по роду занятий или по своему социальному положению.

Репутационные интересы, как справедливо отмечает Преджер Э.С., имеют двойственную природу: с одной стороны лицо стремится защитить своё доброе имя, с другой - обеспечить защиту своей частной жизни от вмешательства со стороны третьих лиц Prager E.C. Public Figures, Private Figures and Public Interest // Stanford Law Review. 1977. Vol.30, №1. P.167.. В американской судебной практике, начиная с 60-х гг. XX века, чаша, на которой находились репутационные интересы публичных фигур, не перевешивала чашу свободы слова, гарантируемой Первой поправкой к Конституции США. Со временем подход менялся. Волнообразная правоприменительная практика американских судов, Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ), позже российских судов говорит о том, что тема соотношения репутации публичных фигур и публичных интересов животрепещуща. Особо остро этот вопрос встает в связи с расширением сферы коммуникации политиков, медийных лиц в сети Интернет. Дела по статье 10 в контексте статьи 8, связанные с использованием новых информационных технологий, составляют особый объемный блок в практике ЕСПЧ. Российская практика по таким делам набирает обороты, и национальные суды с радостью прибегают к применению подходов Европейского суда для их разрешения Соболева А.К. Свобода выражения мнения в практике Европейского Суда: старые подходы и новые тенденции в толковании статьи 10 ЕКПЧ // Вестник РУДН. Серия: Юридические науки. 2017. Т.21, №2. С. 247..

Целью настоящей работы является исследование вопроса защиты репутации публичных лиц, определение допустимых форм и границ «вежливой» критики их действий в средствах массовой информации и в Интернет-пространстве. В работе разбираются преимущественно дела, связанные с преднамеренным оскорблением публичной фигуры в печати («libel») и его право на доброе имя Кроме того, в английском праве выделяется простое словесное оскорбление - «slander». «Libel» и «slander» - виды диффамации. См. подробнее: Sailboat Key, Inc. v. Gardner, 378 So.2d 47.

Автор ставит перед собой следующие задачи:

1) сравнить существующие определения категории «публичная фигура» в праве США, Германии, России и в доктрине ЕСПЧ, также существенные признаки понятия;

2) проанализировать классификации видов публичных фигур;

3) провести анализ правовых источников указанных стран и международно-правовых актов на наличие в них норм, закрепляющих право на свободу слова;

4) выявить особенности ограничения права на свободу слова в делах по защите репутации публичных фигур;

5) определить проблемы защиты права на репутацию публичных фигур в делах, связанных с новыми информационными технологиями,

6) проанализировать практику Конституционного Суда Российской Федерации (далее - КС РФ), Верховного Суда Российской Федерации (далее - ВС РФ) и российских судов общей юрисдикции на вопрос применения ими подходов Европейского Суда по правам человека в диффамационных делах, где истцами являются «публичные фигуры».

Объектом исследования является категория «публичная фигура».

Предметом - защита репутации «публичной фигуры».

В деле Miller v. Lear Siegler, Inc. «libel» определяется как «ложная или умышленная, не имеющая привилегий публикация в текстовой, печатной форме или в форме карикатуры (picture of effigy), или в любой иной закреплённой репрезентативной форме, позорящая личность или вызывающая у общественности насмешку, чувство ненависти, презрения по отношению к ней. Такая публикация имеет целью лишить лицо общественного доверия или нанести вред его деловой репутации. Кроме того, «libel», по английскому праву, может быть умышленной публикацией, сделанной в целях очернения или поношения памяти об умершем человеке и опозорения его ныне живущих родственников и друзей» Miller v. Lear Siegler, Inc., D.C.Kan., 525 F.Supp. 46..

Сущность, восприятие и общественное значение чести, достоинства, репутации с течением времени претерпевают значительные изменения, равно как и средства их правовой защиты. Проблема эффективной защиты чести и достоинства лиц - в особенности публичных - актуализируется в свете происходящих в мире событий и процессов. Мнение общественности о публичных фигурах формируется исходя из их деятельности, освещаемой и оцениваемой средствами массовой информации, Интернет-ресурсами. Публичные высказывания политиков, экономистов, юристов и лиц других социально значимых профессий по актуальным темам открывают широкий простор для их оценки, комментариев СМИ, третьих лиц. Верховный Суд Канады в деле Hill v. Church of Scientology of Toronto указал на то, что защита репутации таких персон играет важную политическую роль Hill v. Church of Scientology of Toronto, [1995] 2 S.C.R. 1130. Институт защиты чести и достоинства публичных лиц направлен на защиту права политика (активного гражданина, общественного деятеля) пребывать и активно участвовать в дискурсе открытого общественного взаимодействия. В этом смысле правовой институт защиты репутации способствует развитию демократических основ государства.

Примечательно, что в бытовой сфере правосознания не возникает или редко возникает вопрос о том, кто является публичным лицом. Обычно люди воспринимают в качестве публичных лиц тех персон, чьи имена у них «на слуху», часто фигурируют в СМИ, т.е. считают публичными фигурами людей, достигших определенной известности в той или иной сфере социальных отношений. В правоприменительной практике статус публичной фигуры до конца не определён. В научном юридическом сообществе не утихают дискуссии (преимущественно в странах англо-саксонской правовой системы), о том, в какой момент лицо может стать «публичной фигурой» Lafferman M. Do Facebook and Twitter Make You a Public Figure?: How to Apply the Gertz Public Figure Doctrine to Social Media // Santa Clara High Tech. L.J. 199. 2012. V.29. P.211. и какой младший должностной ранг допустимо считать определяющим для возникновения у лица статуса публичной фигуры.

Стоит отметить, что специалистами в сфере антикоррупционного права, взаимосвязанной со сферой диффамационного права, была предпринята попытка исчерпывающе определить термин «публичное лицо» и составить закрытый список лиц, кто мог бы быть публичной фигурой. Однако едва ли эту попытку можно считать успешной: известно, что и в теории, и на практике развиваются подходы, в соответствии с которыми сфера действия антикоррупционных норм распространяется не только на «вертикальные отношения» (частное лицо - должностное лицо), но и на «горизонтальные отношения» (должностное лицо - должностное лицо, частное лицо - частное лицо). Учитывая, что границы между сферами публичного и частного (в США с 30-х гг. XX века, в России с конца XX века) стали неясными, представляется нужным отстраниться от казуальных методов перечисления лиц. Правоприменительная практика требует выработки критериев, в соответствии с которыми в зависимости от контекста каждого дела для целей его решения можно определять, является лицо публичной фигурой или нет. Представляется, что наиболее эффективно диффамационное право может развиваться благодаря судебной практике.

В случае с медийными персонами и политиками возникает вопрос о том, какая информация об их жизни может быть или должна быть раскрыта обществу. Необходимо выявление ситуаций, когда публичный интерес и «необходимость в демократическом обществе» превалируют над интересом публичной фигуры в охране частной жизни, и наоборот. В связи с вышеизложенным представляется нужным исследование не только доктрины «публичных лиц», но также анализ соотношения статьи 10 Европейской Конвенции по правам человека (далее - Конвенция), закрепляющей права человека на свободу слова, и статьи 8 Конвенции, посвященной защите частой и семейной жизни.

Несмотря на богатую 60-летнюю судебную практику по поиску баланса между репутационными интересами публичных лиц и свободой слова, суды до сих пор сталкиваются с проблемой определения истцов в качестве публичных фигур или частных лиц, а, следовательно, и границ допустимого вмешательства в их частную жизнь. Этот вопрос стал предметом размышлений множества зарубежных исследователей: Р.Ч. Пост, А. Стоун, Р. Грот, Дж.О. Усмана, Э.К. Преджер, Д.В. Ноэля, Д. Харриса, М. О'Бойла, К. Уорбрика, С.Ю. Равида, Б.З. Лахава и др. Тщательный анализ американских судебных решений в сфере диффамационного права представлен в монографии «Mass Communications Law» Х.Л. Цукмана, М.Дж. Гэйнса, Т.Б. Картера и Дж. Лашбоу Ди. В работе А.Б. Лонга объясняется, почему статусом «публичными фигур» должны быть наделены представители юридической профессии. Соотношению свободы слова и репутационных интересов в информационной сети Интернет посвящены работы судьи ЕСПЧ М.Л. Трайковски, доцента школы права Университета им. Джорджа Мэйсона М. Лаффермана. В отечественной юриспруденции термин «публичная персона» заслужил пристального внимания А.К. Соболевой, Д.З. Поливановой, З.В. Вешкурцевой, С.А. Изюрьева, А.М. Эрделевского, А.А. Власова и др.

За основу берутся историко-философский, формальной-юридический и компаративистский методы.

Глава I. Публичное лицо как субъект права

1.1 Понятие и существенные признаки публичной фигуры

Мировое общество старается идти преимущественно по демократическому пути развития. С одной стороны, новые форматы взаимодействия общества с органами власти, развитие медиа-ресурсов и социальных сетей, эволюция политической и правовой мысли расширяют границы реализации права на свободу выражения мнения. С другой стороны, появляются новые и видоизменяются старые правовые основания для ограничения свободы выражения мнения. Социетальные процессы формируют дух времени, корректируют подходы к пониманию частной жизни и публичных интересов. Их противоборство наиболее ярко выражается в практике диффамационного права. В настоящей работе рассматривается институт защиты чести и достоинства публичных фигур в случае диффамации, под которой следует понимать распространение несоответствующих действительности порочащих сведений о лице Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.02.2005 №3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» // СПС «КонсультантПлюс»..

Гаврилов Е.В. и Навальный С.В. отмечают, что диффамационное право - новое направление в российском праве, возникшее из синтеза дореволюционных идей об опозорении, современного гражданско-правового института защиты чести, достоинства и деловой репутации, уголовно-правовых норм о клевете и оскорблении, практики Европейского Суда по правам человека и опыта зарубежных государств, преимущественно стран англо-саксонской правовой системы Гаврилов Е.В., Навальный С.В. Несколько слов о диффамационном праве [Электронный ресурс]: http://pravmisl.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1819 Дата обращения: 03.04.2018. Субъектом диффамационного права может быть любое лицо, однако преимущественно истцами по делам о диффамации становятся известные лица, также именуемые как «публичные лица», «публичные фигуры» и «лица публичных профессий». Диффамационная судебная практика развивается в силу особого интереса общественности к профессиональной деятельности и частной жизни «публичных фигур». Ответчиками по делам о защите репутации чаще всего становятся авторы статей, журналисты, редакторы, корреспонденты, СМИ. Парламентская Ассамблея Совета Европы придерживается мнения о том, что частная жизнь публичных фигур стала источником высокой прибыли для определённого сектора средств массовой информации («жёлтой прессы», т.е. СМИ, специализирующихся преимущественно в области новостей о жизни звёзд - «лиц, публичных профессий». Однако, публичные фигуры должны осознавать, что те позиции, которые они занимают в обществе автоматически ставят их частную жизнь под угрозу Resolution 1165 (1998) - Right to Privacy // Assembly debate on 26 June 1998 (24th Sitting) (see Doc. 8130, report of the Committee on Legal Affairs and Human Rights, rapporteur: Mr Schwimmer; Doc. 8147, opinion of the Committee on Culture and Education, rapporteur: Mr Staes; and Doc. 8146, opinion of the Social, Health and Family Affairs Committee, rapporteur: Mr Mitterrand), § 6. Кроме того, как справедливо отмечает в своей статье «Право на неприкосновенность частной жизни» Изюрьев С.А., зачастую СМИ могут выступать как средство ведения нечестной политической борьбы, направленной на манипуляцию общественным сознанием. В данном контексте «публичные фигуры» становятся уязвимее частных лиц Изюрьев С.А. Право на неприкосновенность частной жизни публичных лиц // Vox Juris: сборник статей - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2017. С.98..

Термин «публичная фигура» находит своё доктринальное отражение в большей степени в странах общего права и в опыте ЕСПЧ, что неудивительно, ведь он является понятием, широко применяемым в диффамационном праве: «родиной» диффамационного права, как было отмечено выше, являются страны англо-саксонской правовой системы. В странах романо-германской правовой семьи понятие «публичная фигура» не нашло явственного законодательного выражения ввиду трудности его формально-юридического определения. Тем не менее, увеличение исков о защите чести и достоинства публичных лиц постепенно побуждает правоприменителей к наделению публичных фигур особым правовым статусом. Так, в Резолюции № 1165 Парламентской Ассамблеи Совета Европы о праве на неприкосновенность частной жизни «публичные фигуры» определяются как «лица, которые занимают государственную должность и/или пользуются государственными ресурсами, а также все те, кто играют определённую роль в общественной жизни, будь то в области политики, экономики, искусства, социальной сфере, спорте или в любой иной области» Resolution 1165 (1998) - Right to Privacy // Assembly debate on 26 June 1998 (24th Sitting) (see Doc. 8130, report of the Committee on Legal Affairs and Human Rights, rapporteur: Mr Schwimmer; Doc. 8147, opinion of the Committee on Culture and Education, rapporteur: Mr Staes; and Doc. 8146, opinion of the Social, Health and Family Affairs Committee, rapporteur: Mr Mitterrand), § 7. Именно этого определения придерживается Европейский Суд по правам человека при рассмотрении жалоб, связанных с диффамацией. Определение «публичной фигуры», предложенное в Резолюции № 1165, также широко используется в российской судебной практике.

Однако обратимся к правовому опыту стран общего права, где изначально сформировалась доктрина «публичных фигур». В восьмом издании авторитетного Юридического словаря Блэка Об этом подробнее см.: Guide to Secondary Legal Resources (The Law Library of Congress Website): Black's Law Dictionary или Black's - ведущий вторичный источник права в США, создателем которого в 1891 году стал Генри Кэмпбэлл Блэк [Электронный ресурс]: https://www.loc.gov/law/help/secondary-rsrcs.php (Дата обращения: 23.12.2017) термин «публичная фигура» определяется следующим образом: «Публичная фигура - это лицо, достигшее доброй или дурной славы, или лицо, добровольно принимающее участие в публичной дискуссии» Black's Law Dictionary, 8th ed. 2004. P.3881 . Под «публичной дискуссией» составители словаря предлагают понимать обсуждение вопросов, затрагивающих публичные интересы. Такое обсуждение привлекает внимание общественности, и каждый участник дискуссии получает свою долю популярности. Приобретенная известность может играть и положительную, и отрицательную роль для положения лица в обществе. В словаре также поясняется, что «участник публичной дискуссии может признаваться публичной фигурой, если имеет целью подачу иска о диффамации» Ibid. P.3881 . Так, американский правоприменитель определил категорию «публичная фигура» как свойственную отрасли диффамационного права. Мера и степень, в которых лицо оказывается вовлечённым в публичную дискуссию, определяется тремя факторами: 1) степенью добровольности участия лица в этой дискуссии; 2) степенью доступа лица к эффективным средствам коммуникации, которые позволили бы ему опровергнуть ложные утверждения о его персоне; и 3) значимостью роли, которую сыграло лицо в публичной дискуссии» Black's Law Dictionary, 8th ed. 2004. P.1001 . Дефиниция категории «публичное лицо», представленная в словаре Блэка, является результатом анализа обширной американской судебной практики в сфере диффамационного права, в особенности таких прецедентных решений судов США, как New York Times Co. v. Sullivan (1964) New York Times Co. v. Sullivan, 376 U.S. 254 (1964), Barr v. Matteo (1959) Barr v. Matteo, 360 U.S. 564 (1959), Rosenblatt v. Baer (1966) Rosenblatt v. Baer, 383 U.S. 75 (1966), Curtis Publishing v. Butts (1967) Curtis Publishing v. Butts, 388 U.S. 130 (1967), Gertz v. Robert Welch (1974) Gertz v. Robert Welch, 418 U.S. 323 (1974), Time, Inc. v. Firestone (1976) Time, Inc. v. Firestone, 424 U.S. 448 (1976) и др. Представляется нужным рассмотреть каждый из указанных кейсов для того, чтобы проследить эволюцию американской доктрины «публичных лиц» и сравнить её с подходами Европейского Суда по правам человека.

В деле New York Times Co. v. Sullivan истец Салливан Л.Б., комиссар полиции г. Монтгомери (штат Алабама), подавший иск о защите репутации, был признан Верховным судом США «публичным должностным лицом». Основанием для подачи иска стало размещение четырьмя священнослужителями объявления в газете «Нью-Йорк таймс» о сборе денежных пожертвований для оплаты юридической защиты лидера движения за гражданские права Мартина Лютера Кинга. Объявление, помимо всего прочего, содержало высказывания о действиях полиции, направленных против студентов, участвовавших в демонстрациях, а также против М.Л. Кинга. Некоторые из утверждений не соответствовали действительности. Истец оценил их как порочащие его честь, достоинство и деловую репутацию, поскольку в круг полномочий Салливана Л.Б. входило осуществление надзора за деятельностью полицейского департамента. Верховный суд США вынес решение в пользу христианских лидеров, постановив, что предъявление критикам требования гарантировать точность высказываний привело бы к самоцензуре. Суд не нашёл злого умысла в действиях священнослужителей и редакции New York Times. Рассуждая о «публичных лицах», Суд сослался на дело Barr v. Matteo, подчеркнув, что ни законодатель, ни правоприменитель не могут с точностью определить самый низший ранг чиновника, при достижении которого служащий мог бы называться «публичным должностным лицом». Также, по мнению Суда, невозможно выделить определенную категорию лиц, которые бы могли именоваться «публичными должностными лицами» при любых обстоятельствах. Применительно к делу New York Times Co. v. Sullivan Суд отметил, что определение границ полномочий ответчика не требуется, поскольку самого факта занимания им выборной должности комиссара полиции города достаточно для определения его в качестве «публичного должностного лица». На основании этого, было решено, что критические высказывания были направлены на осуществление Салливаном Л.Б. своих служебных полномочий New York Times Co. v. Sullivan, 376 U.S. 254, 376 U.S. 284.

В более раннем деле Barr v. Matteo рассматривался иск о защите репутации чиновников младшего звена Конгресса США. Будучи сотрудниками Отдела по стабилизации арендных плат, они составляли план по распоряжению средствами агентства. План не был одобрен Конгрессом, и действующий глава Отдела решил приостановить деятельность указанных сотрудников, выпустив пресс-релиз о своём намерении. Разработчики сочли пресс-релиз с критикой их деятельности диффамационным Barr v. Matteo, 360 U.S. 565. В этом деле Суд не стал определять, кто является публичным лицом, но подчеркнул, что Барр, глава Отдела, обладал достаточной компетенцией для критики подчинённых. Выпуск пресс-релизов был его прямой обязанностью, направленной на обеспечение корреспондирующего права Конгресса и американского общества знать, как функционирует правительственный офис. Лишение главы отдела полномочия публиковать критичные пресс-релизы являли бы собой прямое ограничение его прав. Кроме того, такое ограничение нанесло бы ущерб системе надзора и контроля над деятельностью исполнительной власти. Здесь же Суд подчеркнул, что границы защиты репутации лица, занимающего более высокий пост, шире, чем у членов аппарата органа исполнительной власти: чем шире круг полномочий, тем больше возможности критиковать или одобрять действия публичного должностного лица.

Так, если в деле Barr v. Matteo Суд лишь положил начало своим размышлениям о репутации публичных лиц и о допустимых границах критики таких персон, то в деле New York Times Co. v. Sullivan он сделал значительный шаг вперед, отметив, что точно выявить, кто может являться публичным должностным лицом невозможно: правовая оценка может варьироваться от контекста дела, и ранг чиновника может быть как высоким, так и низким.

В последующем деле Curtis Publishing v. Butts подход Суда эволюционировал: «публичное должностное лицо» было включено в более широкую группу персон, которых допускается критиковать жестче, чем частных лиц. Верховный Суд прибегнул к использованию термина «публичная фигура», под которым следует понимать не только публичных должностных лиц, но и лиц, вовлечённых в дискуссии, которые вызывают у общества оправданный жаркий интерес Page 388 U.S. 137. Так, в деле Curtis Publishing в газете Saturday Evening Post была опубликована статья, в которой спортивный директор Университета штата Джорджия Баттc обвинялся в том, что раскрыл тактику ведения игры своей команды по телефону главному тренеру студенческой команды Университета Алабамы. Примечательно, что Баттс был широкоизвестным и глубокоуважаемым тренером в спортивном сообществе. Несмотря на то, что ему была предложена должность в университете штата, он был нанят на неё через частную спортивную кампанию «Спортивная Ассоциация Джорджии», поэтому считать его «публичным должностным лицом» нельзя. Статья вышла под заголовком «История игры, исход которой предрешён». Авторы анализировали впечатления членов команд от прошедшей в 1962 году игры, ссылались на мнения зрителей и сторонних наблюдателей о том, что команда Алабамы играла так, будто была посвящена в тактические секреты команды Баттса. В целом, авторы статьи не сдерживались в критике спортивного директора, в итоге покинувшего этот пост по причинам ухудшения здоровья и смены источника заработка. Тем не менее, оставив этот пост, Баттс проявил интерес к аналогичной должности тренера другой профессиональной команды. Заключалась статья выводом о крахе карьеры Баттса и его коллеги из Университета Алабамы. Бывший тренер команды Университета Джорджии подал иск о защите репутации.

Исследовав факты дела, Суд расширил спектр применения доктрины публичных лиц. Он отметил, что хотя Батт технически не осуществлял функции государственного служащего и работал на частную фирму, сфера его деятельности была связана с образованием, одним из самых значимых публичных интересов. В этой связи тренер студенческой команды штата мог быть приравнен к публичному должностному лицу. Следовательно, границы критики его действий могли быть расширены Page 388 U.S. 147. Однако, присяжные вынесли вердикт в пользу тренера, охарактеризовав результаты журналистского расследования как несоответствующие действительности. Батту удалось «с убедительной ясностью» доказать, что порочащая его репутацию статья была опубликована «со злым умыслом», т.е. её авторы заранее знали о ложности приведённых в публикации высказываний или безрассудно пренебрегли должной проверкой сведений, ставших основой для диффамационной статьи.

Интересной и значимой считается позиция судьи Варрена по рассмотренному делу. Судья критически оценил подход своего коллеги, судьи Харлана, к различению «публичных должностных лиц» и «публичных фигур» и необходимости установления различных стандартов оценки диффамационных высказываний в отношении первой и второй категорий лиц. В частности, он пишет: «Для меня, выделение «публичных должностных лиц» и «публичных фигур» не считается приемлемым с точки зрения права, логики и политики, реализуемой во исполнение Первой поправки к Конституции США». Судья подчёркивает, что границы, разделяющие публичный и частный секторы, размыты: со времён Великой депрессии 1930-х гг. и Второй мировой войны происходило слияние экономических и политических сфер, объединение научного, производственного и политического. Укрупнение публичного сектора привело к вовлечению в его деятельность лиц, ранее не взаимодействовавших с политической администрацией, но отныне способных принимать участие в крупных общественно-значимых дискуссиях. Общественное мнение о «публичных фигурах», чьи действия не «закованы в оковы политического административного процесса», является, по мнению судьи, единственным инструментом влияния на их деятельность 388 U.S. 164.

В тексте решения по делу Curtis Publishing v. Butts Верховный Суд неоднократно ссылается на своё решение по делу Rosenblatt v. Baer. Решение по Rosenblatt было принято годом ранее в 1966 г. и содержит в себе важный вывод о том, что «Если бы термин «публичное должностное лицо» был закреплён в Конституции США, то Судам пришлось бы руководствоваться только им и наполнять его смыслом от дела к делу. Однако категория зародилась в судебной практике, и, пока Суды не сформировали окончательный подход к защите свободы слова, не представляется возможным толковать термин ограничительно и применять его исключительно к лицам, служащим в публичном секторе» Page 383 U.S. 90. Таким образом, американский Суд подчеркнул, что свобода слова, закрепленная в Первой поправке к Конституции США, первична по отношению к праву на защиту репутации. Суд отметил важность тщательной оценки контекста дела, недопустимость технического, формального наделения лица статусом «публичной фигуры».

Ещё одним небезынтересным для диффамационного права делом стал кейс Gertz v. Robert Welch. В нём чаша весов с правом на защиту частной жизни перевесила чашу весов со свободой выражения. В соответствии с фабулой дела чикагский полицейский Нуччио был обвинен в совершении убийства. Семья жертвы, наняв известного адвоката - Элмера Герца, подала гражданский иск против Нуччио. В журнале American Opinion, принявшем сторону ответчика, была опубликована статья, в которой в лучших традициях Маккартизма отмечалось, что судебный процесс над Нуччио был частью реализации коммунистического заговора и имел целью дискредитацию местной полиции. В статье содержались ложные суждения о том, что Элмер Герц устроил судебную инсценировку, сам имел судимость, и вообще является сторонником коммунистического движения. Адвокат подал иск о защите репутации юриста и гражданина, и Суд, тщательно рассмотрев иск, постановил, что к делу не должно применяться правило, ранее сформированное в деле New York Times Co. v. Sullivan, и получившее своё дальнейшее развитие в деле Curtis Publishing v. Butts.

Судом была представлена исчерпывающая характеристика адвоката, которого редакция журнала сочла «публичной фигурой» для цели подачи иска. Во-первых, суд рассмотрел степень известности юриста в целом: «Истец уже долгое время является муниципальным активистом и так же активно осуществляет профессиональную юридическую деятельность. У него есть богатый опыт служения местным гражданским сообществам и работы в различных профессиональных союзах. Кроме того, он является автором нескольких книг и статей на юридическую тематику. Однако несмотря на то, что адвокат стал известен в определённых кругах, нельзя утверждать, что он достиг всеобщей известности (и печальной в том числе). Никому из присяжных не было знакомо имя юриста до рассматриваемого дела, опровержений со стороны газеты-ответчика представлено не было. <…> Истца нельзя признать публичной фигурой, известной во всех социальных сферах» 418 U.S. 351 (1974).

Во-вторых, суд оценил действия истца и его роль в громогласном процессе: «Что касается контекста дела, то истец так же не мог считаться публичной фигурой, поскольку его участие в процессе определялось только его статусом представителя интересов клиента, частного лица. Он не принимал участие в уголовном процессе по делу Нуччио, не комментировал ни уголовный, ни гражданский процесс с участием полицейского в СМИ, также его высказывания нигде не цитировались. Таким образом, истец находился за пределами общественной дискуссии и не стремился быть в неё включённым. В следствие этого, адвоката нельзя признать «публичной фигурой» для целей решения настоящего дела» 418 U.S. 351 (1974).

В представленном анализе суд выявляет, участвует ли лицо в общественно-значимой дискуссии, учитывает степень добровольного участия в ней лица, а также оценивает роль, которую сыграло лицо в публичной дискуссии. Данный тест ввиду его простоты, логичности и подробности стал применяться в последующих делах о диффамации. Также он стал определяющим для составления классификации публичных лиц по признаку «добровольности» участия в дискуссиях по социально важным вопросам. Подробнее классификации «публичных фигур» будут рассмотрены во втором параграфе настоящей главы.

Значимость разработанного в деле Gertz теста была подтверждена в более позднем деле Time, Inc. v. Firestone (1976), в котором Мэри Фаерстоун, звёздная дива, принадлежащая к родовитой фамилии, подала иск о диффамации к газете Time, Inc. и выиграла дело. Поводом к иску стала публикация в газете статьи о разводе Мэри и Рассела Фаейрстоун: автор статьи отметил, что поводом к разводу стала измена дивы её не менее звёздному мужу. В деле было отмечено, что Gertz-тест является лишь второй ступенью в диффамационном тесте. В первую очередь суд должен определить, обусловлено ли вмешательство в частную жизнь публичным интересом, и лишь затем определять статус истца 424 U.S. 448. Безусловно, суд признал Мэри «публичной фигурой», однако вмешательство в её частную жизнь было осуществлено в целях создания сенсации, «жёлтой» новости для развлечения читательской аудитории. Такую цель нельзя признать законной. В 2013 году Европейский Суд по правам человека в деле «Новая Газета» и Бородянский против Российской Федерации» обратил внимание на то, что «ст.10 ЕКПЧ не гарантирует прессе неограниченную свободу выражения мнения, даже в отношении освещения вопросов, представляющих серьёзный публичный интерес. Журналисты должны соблюдать принципы ответственной журналистики <…>, воздерживаться от стремления к явной сенсационности» «Новая Газета» и Бородянский против Российской Федерации (жалоба N 14087/08), Страсбург, 28 марта 2013 г., пар.37.

В немецкой судебной практике выделяется схожее с термином «публичная фигура» понятие «лицо, принадлежащее к современной истории» (par excellence). Их делят на три категории: лица, в полной мере принадлежащие к современной истории; лица, относительно принадлежащие к современной истории; частные лица. Категории были выделены для определения ситуаций, когда фотографирование указанных лиц возможно без согласия фотографируемых. Конституционный суд Германии обратился к термину «par excellence» при рассмотрении дела принцессы Ганноверской Каролины, дочери принца Монако. Суд определил, что «публичные фигуры» могут представлять собой определённые ценности и могут служить моделями положительного или отрицательного стиля жизни, поэтому их фотографирование допустимо. «Этот принцип полностью применим к политикам в целях достижения демократической гласности и контроля, но также действует в отношении других лиц, участвующих в общественной жизни» Поливанова Д.З. Международное право о пределах правомерного вмешательства в частную жизнь «публичных фигур» [Электронный ресурс]: http://urlid.ru/bbt2 (Дата обращения: 23.01.2018). Истица не согласилась с данной позицией и обратилась в ЕСПЧ. Европейский Суд по правам человека определил «публичную фигуру» в соответствии с понятием, закреплённым в Резолюции № 1165 Парламентской Ассамблеи Совета Европы о праве на неприкосновенность частной жизни (1998 г.).

Таким образом, в немецком праве прослеживается выделение следующих «публичных фигур»: политиков, лиц-участников публичных дискуссий и лиц, принадлежащих к современной истории. Под последними можно понимать «медийных персон», популярных в силу своего унаследованного статуса (членов королевских семей) или в ставших популярными в результате своей деятельности.

Что касается актов международного права, то термин «публичная фигура» в них не присутствует, однако есть попытка определения термина «публичное должностное лицо» составителями «Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции». В ней декларируется, что «публичное должностное лицо» может быть «1) любым назначаемым или избираемым лицом, занимающим какую-либо должность в законодательном, исполнительном, административном или судебном органе Государства-участника на постоянной или временной основе, за плату или без оплаты труда, независимо от уровня должности этого лица; 2) любым другим лицом, выполняющим какую-либо публичную функцию, в том числе для публичного ведомства или публичного предприятия, или предоставляющее какую-либо публичную услугу, как это определяется во внутреннем законодательстве Государства-участника и как это применяется в соответствующей области правового регулирования этого Государства-участника; 3) любое другое лицо, определяемое в качестве «публичного должностного лица» во внутреннем законодательстве Государства-участника» Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции (принята в г. Нью-Йорке 31.10.2003 Резолюцией 58/4 на 51-ом пленарном заседании 58-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН) // СПС «КонсультантПлюс».. Авторы Конвенции заключают, что «публичное должностное лицо» может означать любое лицо, выполняющее какую-либо публичную функцию или предоставляющее какую-либо публичную услугу, как это определяется во внутреннем законодательстве Государства-участника и как это применяется в соответствующей области правового регулирования этого Государства-участника».

Из текста приведённой нормы следует, что точных критериев для определения лица в качестве «публичного должностного лица», помимо осуществления им деятельности в рамках своих полномочий за определённую плату или бесплатно, не выделяется. Государствам-участникам Конвенции предоставляется дискреция, свобода усмотрения при определении того, кто является «публичным должностным лицом».

Европейским судом по правам человека развита доктрина «границ усмотрения» (margin of appreciation). В соответствии с ней Государства-участники ЕКПЧ обладают большей свободой при определении допустимого вмешательства в частную и семейную жизнь его граждан (ст.8 ЕКПЧ). Учитывая, что права, закреплённые ст.8, не абсолютны и включают в себя право публичных фигур на защиту репутации, можно думать, что государства вольны следовать доктрине margin of appreciation и при наделении своего гражданина статусом «публичной фигуры». Очевидно, что страны-участники Конвенции могут лучше оценить степень освещенности деятельности лица в СМИ, степень его вовлечённости в публичные дискуссии, роль лица в публичной дискуссии нежели ЕСПЧ. Такой подход коррелирует с идеями составителей Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции.

Возвращаясь к международному антикоррупционному праву, стоит заметить, что в соответствии с его положениями уровень ранга сотрудника органа власти не имеет определяющего значения для достижения целей законодательства. Имеет значение факт наличия у лица публичных полномочий вообще и совершения им «актов лихоимства». В диффамационном праве ранг должностного лица значим: чем он выше, тем больше вероятность, что лицо будет приравниваться к статусу политика, государственного деятеля, «публичной фигуры» и тем больше вероятность, что границы допустимой критики его действий будут шире.

Попытка конкретизации категории «публичное должностное лицо» была предпринята международными организациями (Европейским Парламентом, ФАТФ и др.), оказывающими противодействие коррупции. Ими был составлен список иностранных публичных должностных лиц, который включил в себя, во-первых, лица, которые исполняют или исполняли важные государственные функции (с момента сложения полномочий прошло менее одного года) Борисов А.Н. Комментарий к Федеральному закону "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" (постатейный). М.: Деловой двор, 2011. С.75 См. также: Руководство ФАТФ. Публичные должностные лица (рекомендации 12 и 22), 2013 [Электронный ресурс]: https://eurasiangroup.org/files/FATF_docs/Guidance-PEP-Rec12-22.pdf и др. . К первой категории отнесены «политически значимые лица» Directive (EU) 2015/849 of the European Parliament and of the Council of 20 May 2015 on the prevention of the use of the financial system for the purposes of money laundering or terrorist financing, amending Regulation (EU) No 648/2012 of the European Parliament and of the Council, and repealing Directive 2005/60/EC of the European Parliament and of the Council and Commission Directive 2006/70/EC [Электронный ресурс]: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=celex%3A32015L0849 (Дата обращения: 09.01.2018): главы государств (также правящие королевские династии) и правительств, министры, их заместители, помощники, высшие правительственные чиновники, должностные лица судебных органов «последней инстанции», государственные прокуроры и их заместители, высшие военные чиновники, руководители и члены советов директоров национальных банков, послы, руководители государственных корпораций, члены парламентов и иных законодательных органов. Во-вторых, список включил в себя лица, пользующиеся общественным доверием: руководителей международных организаций (ООН, ОПЕК, Всемирный банк и т.д.) и их заместителей, членов Европарламента, руководителей и членов международных судебных организаций (Международный суд ООН, ЕСПЧ, Гаагский трибунал и пр.).

Из текстов международных организаций неясно, что представляет из себя «общественное доверие». Приобретается ли оно автоматически с назначением лица (например, Главного Прокурора МТБЮ) на должность? Или «общественное доверие» складывается в результате его продолжительной деятельности? Должно ли доверие быть абсолютным? Или оно может быть относительным? Представляется не совсем допустимым применение термина «общественное доверие» для включения в категорию «иностранных публичных должностных лиц» руководителей международных организаций, их заместителей и пр. По нашему мнению, в случае с сотрудниками Европарламента, международных судебных организаций важен формальный критерий, а именно обладание этими лицами полномочиями, определёнными регламентами международных организаций. Этот же критерий, наряду с очевидной добровольной вовлечённостью указанных лиц в региональные и глобальные публичные дискуссии, может быть значим для целей диффамационного права.

Кроме того, вызывает сомнение поименованный список не только иностранных публичных должностных лиц, но и попытка составления закрытого перечня международных организаций, в которых они могут состоять. С течением времени международные органы могут видоизменяться, прекращать своё действие, могут появляться новые учреждения. Казуальное перечисление подобных инстанций, с целью «привязки» к ним лиц, которые могут являться иностранными публичными должностными лицами, является показателем невысокой юридической техники.

Неудивительно, что российский законодатель не стремится к введению нормы-дефиниции, содержащей определение понятия «публичная фигура», однако с осторожностью использует синонимичную категорию «публичное лицо» в некоторых не связанных напрямую с диффамационным правом нормативных правовых актах. Так, например, в ст.7.3 Федерального закона от 07.08.2001 №115-ФЗ (ред. от 29.12.2017) «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» закреплены обязательства организаций, осуществляющих операции с денежными средствами или иным имуществом, по принятию обоснованных и доступных мер по выявлению среди физических лиц, находящихся на обслуживании или принимаемых на обслуживание, иностранных публичных должностных лиц, должностных лиц публичных международных организаций, а также лиц, замещающих (занимающих) ряд государственных должностей Федеральный закон от 07.08.2001 № 115-ФЗ (ред. от 29.12.2017) «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» // СПС «КонсультантПлюс».. Прошунин М.М. и Татчук М.А., толкуя приведённую статью, пишут, что термин «публичное должностное лицо» является общим обозначением любой из категорий лиц, поименованных законодателем в ст.7.3 Федерального закона от 07.08.2001 №115-ФЗ Прошунин М.М., Татчук М.А. Финансовый мониторинг (противодействие легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма): учебник. Калининград: Изд-во БФУ им. И. Канта, 2014. С.191.. Далее они поясняют, что публичное должностное лицо выполняет публичные (общественно значимые) функции на основании имеющихся у них государственно-властных полномочий Там же.. В диффамационном праве представляется нужным использовать термин «публичная фигура» - он включает в себя понятие «публичное лицо».

Подводя итог вышеизложенному, следует ещё раз отметить, что появление категории «публичная фигура» было обусловлено развитием диффамационного права, противоборством интересов должностных лиц, политиков, медийных персон и СМИ. Суды, вне зависимости от правовой семьи, непрестанно ищут баланс между правами «публичных фигур» на защиту частной и семейной жизни и свободой слова и СМИ, что определяется социетальными процессами. Единого подхода к определению «публичной фигуры» не существует, и это обусловлено социальными, культурными, политическими и правовыми особенностями каждого государства.

1.2 Классификация видов публичных фигур

Из проведённого анализа преимущественно судебной практики США, Германии, России, Европейского Суда по правам человека, а также международных и национальных нормативных правовых актов, и доктринальных исследований следует, что «публичная фигура» является собирательным термином. Судебная практика стран общего права показывает, что данная категория включает в себя и «публичных должностных лиц», и лиц, достигших известности, благодаря участию в общественно значимых дискуссиях (например, общественных активистов). Классификацию, выведенную судами в процессе становления американской доктрины «публичных лиц» можно считать основной (начальной). Если первые лица считаются публичными в силу рода деятельности - осуществления служебных полномочий, то ко второй категории лиц относятся персоны, добровольно или недобровольно ставшие участниками публичного обсуждения острых социальных проблем. Практика ЕСПЧ также дополняет американскую доктрину мнением, что к «публичным фигурам» относятся медийные лица, т.е. персоны, достигшие известности благодаря своему происхождению (члены королевских семей), финансовому состоянию, культурной, просветительской деятельности, получившей широкое освещение в СМИ.

Стажёр сектора международно-правовых исследований Института государства и права РАН Поливанова Д.З., исследовав диффамационную практику иностранных судов и ЕСПЧ, выделила три категории публичных лиц: 1) известных публике людей, не выполняющих официальных функций, но пользующихся всеобщим вниманием; 2) политиков, каждое действие которых может иметь серьезные последствия для общества (такие лица подвержены особому критическому контролю со стороны СМИ и общества); 3) государственных служащих или иных людей, выполняющих отдельные публичные функции Поливанова Д.З. Международное право о пределах правомерного вмешательства в частную жизнь «публичных фигур» [Электронный ресурс]: http://urlid.ru/bbt2 (Дата обращения: 23.01.2018). Такая классификация отчасти соответствует результатам анализа, представленного в предыдущей части настоящей работы. Необходимость классификации «публичных фигур» продиктована разной степенью допустимой критики в отношении каждой из них. В представленной классификации самые широкие границы допустимой критики принадлежат известным публике лицам, далее они сужаются для политиков и становятся ещё уже для должностных лиц. Иного мнения относительно границ допустимого вмешательства в частную жизнь известных публике людей, не выполняющих официальных функций, но пользующихся всеобщим вниманием, придерживается Соболева А.К: «Известные медийные лица, если они не выполняют каких-либо государственных функций, имеют право на защиту тайны частной жизни в той же мере, что и простые обыватели». Разные подходы исследователей можно привести к единому знаменателю, если применять к делам с участием медийных персон тесты, разработанные в американской диффамационной судебной практике. Так, если медийное лицо является добровольным участником общественно значимой дискуссии и становится интегрированным в политическую дискуссию, не приобретая официальный статус политика, но всё же желая поделиться с обществом своим мнением по важной социальной проблеме, то его можно признать «публичной фигурой» ограниченного действия. В этом случае границы допустимой критики в его отношении будут широки. Вне публичной дискуссии частная жизнь публичного лица будет подлежать такой же защите, как и частная жизнь простых обывателей.