Система формальных (юридических) источников российского уголовного права

Наслаиваясь друг на друга, указанные диалектические противоречия порождают объективную потребность в системе юридических источников уголовного права, способной обеспечить процесс уголовно-правового регулирования всем необходимым ассортиментом уголовно-правовых предписаний (абстрактных и конкретных; относительно стабильных и динамичных; специализированных и универсальных; национальных и международных).

2. Элементы системы формальных (юридических) источников российского уголовного права

В первой главе второго раздела диссертации «Законодательные акты и нормативные договоры в системе формальных (юридических) источников российского уголовного права» анализируются такие элементы рассматриваемой системы, как Конституция Российской Федерации (параграф 1), международные договоры России (параграф 2), уголовное законодательство (параграф 3), нормативные правовые акты иных отраслей права (параграф 4).

В диссертации последовательно доказывается, что Конституция Российской Федерации является не только генетическим, но и формальным источником российского уголовного права (такого же мнения придерживаются 84,0 % опрошенных сотрудников правоприменительных органов, 68,3 % научных сотрудников и преподавателей), поскольку содержит отдельные нормы уголовно-правового характера (ч. 2 ст. 20, ч. 2 ст. 21, ч. 1 ст. 50, ч. 2 ст. 63). Уголовно-правовой характер перечисленных конституционных норм не вызывает сомнений, поскольку вопросы о смертной казни и экстрадиции, а также необходимости соблюдения запретов на применение жестокого или унижающего человеческое достоинство наказания и на повторное осуждение за одно и то же преступление возникают не иначе, как в рамках регулирования уголовно-правовых отношений. Следовательно, соответствующие нормы являются конституционными лишь по форме своего выражения, оставаясь при этом уголовно-правовыми по содержанию. Одновременно Конституция России выполняет функцию источника бланкетной части некоторых уголовно-правовых норм (определяет содержание бланкетных признаков составов преступлений, предусмотренных ст. 278, 279 УК РФ, ч. 2 ст. 237, ч. 2 ст. 285, ч. 2 ст. 286, ч. 2 ст. 287, ч. 4 ст. 290, ч. 2 ст. 354 УК РФ).

Признавая Конституцию Российской Федерации одним из элементов системы юридических источников отечественного уголовного права, автор отмечает, что Основной закон играет в рассматриваемой системе довольно скромную роль - является носителем лишь единичных уголовно-правовых предписаний, большинство из которых конкретизированы в УК РФ и действуют опосредованно. Между тем статус уголовного права как наиболее репрессивной отрасли права, способной самым серьезным образом ограничивать фундаментальные права и свободы человека и гражданина, требует более широкой «конституционализации» уголовно-правовых норм с целью укрепления гарантий прав и свобод личности в сфере борьбы с преступностью.

По мнению диссертанта, уголовно-правовые нормы вправе претендовать на закрепление в Конституции Российской Федерации только в том случае, если регулируемые ими отношения попадают в зону «пересечения» предметов уголовно-правового и конституционно-правового регулирования. Иными словами, в Основном законе России могут быть закреплены только учредительные уголовно-правовые нормы, которые имеют базовое, основополагающее значение для уголовно-правового регулирования и, одновременно, значимы с точки зрения предмета конституционного права, а именно с позиции соблюдения конституционных прав и свобод личности. Этим критериям полностью соответствуют принципы уголовного права, которые имеют не только уголовно-правовое, но и более широкое, общеправовое значение.

Многие принципы уголовного права (законности, равенства граждан перед законом, недопустимости двойной уголовной ответственности за одно и то же преступление, гуманизма) уже получили отражение в Конституции России. Вместе с тем в Основном законе не регламентированы некоторые уголовно-правовые принципы, которые столь же важны в плане установления эффективных гарантий конституционных прав и свобод личности в сфере борьбы с преступностью. В этой связи предлагается дополнительно зафиксировать в Конституции России: принцип виновной уголовной ответственности; принцип справедливости, который должен распространяться на все стадии законодательной и правоприменительной деятельности (а не только на назначение мер уголовно-правового характера); принцип личной уголовной ответственности.

Закрепление на конституционном уровне всей системы принципов уголовного права будет иметь не только уголовно-политическое, но и важное инструментальное значение. В случае «конституционализации» уголовно-правовых принципов противоречащие им положения УК РФ (например, ч. 2 ст. 88 УК РФ) можно будет обжаловать в Конституционный Суд Российской Федерации, который, при наличии оснований, «дисквалифицирует» соответствующие нормы, признав их неконституционными. В современных условиях, когда законодатель молчаливо игнорирует уголовно-правовые принципы, включая в УК РФ очевидно не соответствующие им нормы, создание подобного системосохраняющего механизма представляется крайне актуальным.

Далее в работе рассматриваются международные договоры России как формальные источники российского уголовного права. Диссертант подчеркивает, что ни принципы международного права, ни его нормы, какими бы общепризнанными они не были, юридическими источниками уголовного права не являются. В этом качестве могут рассматриваться только внешние формы, в которых таковые зафиксированы.

Хотя обычай продолжает применяться в качестве формального источника международного уголовного права, в систему источников российского уголовного права он не входит. Этому препятствуют: положения ч. 4 ст. 15 Конституции России, в соответствии с которыми приоритетом над федеральными законами обладают только международные договоры, то есть писанные источники международного права; взаимосвязанные предписания ч. 2 ст. 54 и ч. 3 ст. 55 Основного закона, которые исключают возможность привлечения к уголовной ответственности за деяние, если в момент его совершения оно не признавалось преступлением, и признают федеральный закон единственным источником ограничений прав и свобод человека и гражданина; правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации относительно формальной определенности уголовно-правовых запретов; разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, ориентирующие судебную практику на учет тех общепризнанных принципов и норм международного права, которые закреплены в международных договорах.

Доказывая необходимость признания межгосударственных договоров, согласие на обязательность которых принято федеральным законом, одним из юридических источников российского уголовного права, диссертант аргументирует это тем, что содержащиеся в них уголовно-правовые нормы становятся частью правовой системы России и обладают приоритетом по отношению к национальному уголовному законодательству (который, впрочем, имеет ограниченный характер). При этом в систему источников национального уголовного права входят не только самоисполнимые международные договоры, нормы которых непосредственно применяются для регулирования уголовно-правовых отношений, но и несамоисполнимые международные договоры, нормы которых предусматривают признаки составов уголовно наказуемых деяний и требуют имплементации в УК РФ. После имплементации в УК РФ нормы несамоисполнимых международных договоров не утрачивают уголовно-правовое значение, поскольку определяют содержание бланкетных признаков соответствующих составов преступлений (например, предусмотренных ст. 355, 356, 360 УК РФ) и тем самым выступают в качестве бланкетной части уголовно-правовых норм.

Как отмечается в работе, международные договорные нормы могут применяться непосредственно для регулирования уголовно-правовых отношений в следующих случаях:

- при возникновении противоречия между УК РФ и межгосударственным договором, если такая коллизия не связана с различным объемом криминализации деяний;

- когда УК РФ содержит отсылку к международным договорам Российской Федерации (например, ч. 4 ст. 11 УК РФ).

Обращая внимание на иерархический приоритет международных договоров по отношению к УК РФ, автор подчеркивает, что этот приоритет имеет ограниченный характер, проявляя себя в двух различных вариантах:

а) если несоответствие УК РФ международному договору России состоит в том, что в национальном уголовном законе не предусмотрена норма об ответственности за деяние, преступность которого определена в международном праве, у России возникает обязанность обеспечить соответствие УК РФ международному акту путем криминализации соответствующего деяния;

б) если противоречие УК РФ с международным договором не связано с различным объемом криминализации деяний, приоритет договорных международно-правовых норм означает возможность их непосредственного применения для регулирования уголовно-правовых отношений.

Исследуя уголовное законодательство как источник российского уголовного права, диссертант приходит к выводу, что оно включает в свой состав следующие нормативные правовые акты уголовно-правового характера:

- УК РФ - кодифицированный уголовный закон, который является ядром уголовного законодательства, равно как и системы формальных источников российского уголовного права в целом, поскольку без связки с ним не может функционировать ни один другой элемент указанной системы;

- оперативные уголовные законы, то есть федеральные законы о введении в действие и (или) порядке применения УК РФ либо отдельных его положений (например, Федеральные законы от 13 июня 1996 г. № 64ФЗ «О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации», от 28 декабря 2004 г. № 177ФЗ «О введении в действие положений Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации о наказании в виде обязательных работ»), которые, впрочем, не могут применяться в отрыве от УК РФ;

- федеральные законы о внесении изменений в УК РФ, которые по своей отраслевой принадлежности являются именно уголовными законами, хотя и не подлежат самостоятельному применению;

- уголовные законы, признанные утратившими силу, в частности, УК РСФСР 1960 г., который продолжает применяться по правилам ультраактивного действия при наличии двух обязательных условий: а) уголовно-правовые отношения возникли до его замены УК РФ, то есть до 1 января 1997 г.; б) УК РФ не имеет обратной силы;

- постановления Государственной Думы Российской Федерации об объявлении амнистии, которые по своей юридической силе приравнены к законам и имеют уголовно-правовую отраслевую принадлежность;

- постановления Государственной Думы Российской Федерации о порядке применения принятых ею постановлений об объявлении амнистии, которые по своим функциям и юридической силе сопоставимы с оперативными уголовными законами;

- подзаконные уголовно-правовые акты (постановления Правительства Российской Федерации, принимаемые в соответствии с примечаниями к статьям Особенной части УК РФ), которые определяют бланкетное содержание предметов преступлений, предусмотренных ст. 2261, 228, 2281, 2283, 2284, 229, 2291, 231, 234, 2581 УК РФ.

Таким образом, декларируемое в ч. 1 ст. 1 УК РФ положение, согласно которому «уголовное законодательство Российской Федерации состоит из настоящего Кодекса», не соответствует действительности. Это вполне объяснимо, так как кодификация уголовно-правовых норм имеет свои объективные пределы, связанные с тем, что в УК РФ невозможно или нецелесообразно включать: оперативные предписания, предназначенные для обслуживания генеральных уголовно-правовых норм; нормы об амнистии, имеющие исключительный характер; вторичные уголовно-правовые предписания, обеспечивающие подзаконную конкретизацию УК РФ. Что же касается уголовно-правовых запретов, то они должны быть сосредоточены исключительно в УК РФ, так как их полная кодификация имеет важнейшее уголовно-политическое, технико-юридическое и превентивное значение.

Завершается глава анализом нормативных правовых актов иных отраслей права как источников российского уголовного права. При бланкетной конструкции уголовного закона положения неуголовных нормативных правовых актов, к которым прямо или косвенно отсылают статьи УК, становятся неотъемлемой частью уголовно-правовых норм, что дает основание для признания этих нормативных правовых актов формальными источниками уголовного права.4 Это подтверждается тем, что их изменение влечет трансформацию содержания уголовно-правовых норм. Однако при этом неуголовные нормативные правовые акты не устанавливают признаков состава преступления; эти признаки, в том числе и бланкетные, могут быть определены только УК РФ, а функция нормативных правовых актов иной отраслевой принадлежности сводится к наполнению их нормативным содержанием.

По мнению диссертанта, в идеале бланкетную часть уголовно-правовых норм следовало бы ограничить положениями федеральных нормативных правовых актов. Поскольку при бланкетном способе конструирования уголовного за кона содержание уголовно-правовых норм напрямую зависит от нормативных положений иной отраслевой принадлежности, то и применение норм уголовного права в качестве «одинакового масштаба» становится возможным только при условии, что в качестве их бланкетной части выступают положения федерального законодательства. Поэтому использование региональных нормативных правовых актов в качестве юридических источников бланкетной части уголовно-правовых норм следует признать допустимым только в исключительных случаях, указанных в статьях Особенной части УК РФ, оговаривая это в каждом конкретном случае (как это сделано в примечании к ст. 143 УК РФ).

В диссертации доказывается, что бланкетную часть уголовно-правовых норм невозможно ограничить исключительно федеральными законами, как это иногда предлагается в уголовно-правовой литературе (Л.Д. Гаухман, С.С. Пирвагидов). Во-первых, нормативные правовые акты, к которым отсылает уголовный закон, изначально предназначены для реализации своих собственных отраслевых функций. А значит, настаивать на том, чтобы все без исключения неуголовные нормативные правовые акты, выступающие в качестве бланкетной части уголовно-правовых норм, имели статус федерального закона, просто бессмысленно. Во-вторых, практическая реализация этих предложений способна нивелировать саму суть бланкетной формы конструирования уголовного закона - способность сочетать стабильность уголовного закона с оперативностью подзаконных нормативных предписаний. Следовательно, юридическими источниками бланкетной части уголовно-правовых норм должны выступать не только федеральные законы, но и подзаконные нормативные правовые акты.

Практика показывает, что в отдельных случаях в неуголовных законах (в частности, в УПК РФ, УИК РФ, Федеральном законе «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних») формулируются самостоятельные уголовно-правовые предписания, не имеющие бланкетной взаимосвязи с УК РФ, которые довольно активно применяются в качестве регуляторов уголовно-правовых отношений. Это заставляет по-новому взглянуть на уголовно-правовое значение нормативных актов иных отраслей права, вынуждает признать, что его нельзя рассматривать исключительно через призму бланкетности уголовного закона, так как неуголовные нормативные правовые акты выступают не только в качестве источника бланкетной части уголовно-правовых норм, но и в целом ряде случаев являются внешними формами выражения собственно уголовно-правовых предписаний.

Как полагает диссертант, практика формулирования самостоятельных уголовно-правовых норм, не имеющих бланкетной связи с УК РФ, в нормативных правовых актах иных отраслей права вызывает серьезные сомнения с точки зрения ее социально-юридической обоснованности. Она входит в противоречие с уголовно-правовым принципом законности, размывает отраслевое деление законодательства, создает предпосылки для возникновения коллизий между УК РФ и уголовно-правовыми нормами, расположенными за его пределами. Поэтому уголовно-правовые нормы, не имеющие бланкетной связи с УК РФ, должны быть исключены из неуголовных нормативных правовых актов (эту точку зрения разделяют 65,7 % правоприменителей, 75,6 % научных сотрудников и преподавателей).

Настаивая на необходимости «очищения» неуголовных законов от уголовно-правовых норм, автор подчеркивает, что практическая реализация этой идеи не должна сводиться только лишь к их механической ликвидации. Учитывая, что подобные уголовно-правовые нормы успешно встроены в механизм уголовно-правового регулирования и востребованы в правоприменительной практике, «аннулирование» их вряд ли оправдано; такие нормы следует переместить в УК РФ, исключив из неуголовных законов. Что же касается тех уголовно-правовых предписаний, которые прямо противоречат положениям УК РФ, блокируют применение уголовного закона, то их нужно исключить из правового поля (как это, в частности, было сделано с ч. 2 ст. 443 УПК РФ, которая была признана неконституционной).

Вторая глава второго раздела диссертации «Судебные решения в системе формальных (юридических) источников российского уголовного права» посвящена анализу решений Конституционного Суда Российской Федерации (параграф 1), международных судов (параграф 2), Верховного Суда Российской Федерации (параграф 3).

В результате исследования решений Конституционного Суда Российской Федерации автор приходит к выводу, что постановление Суда о признании уголовно-правовой нормы полностью либо частично противоречащей Конституции России реализует функцию так называемого «негативного правотворчества» и равносильно принятию федерального закона о внесении изменений в УК РФ или иной закон, содержащий уголовно-правовые предписания. При этом такое постановление обладает свойством самодостаточности, то есть действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами. Поэтому законодательная отмена уголовно-правовой нормы, не соответствующей Конституции Российской Федерации, не требуется, так как эта норма становится недействительной с момента оглашения постановления Конституционного Суда Российской Федерации. Таким образом, именно постановление Конституционного Суда Российской Федерации о неконституционности уголовно-правовой нормы вносит изменения в уголовное законодательство, выводит из него признанную не соответствующей Конституции России норму.

Уголовно-правовые нормы, признанные неконституционными, утрачивают юридическую силу не с момента их принятия, а с момента провозглашения постановления Конституционного Суда Российской Федерации, что подтверждает его правоустанавливающий характер. При этом постановление Конституционного Суда Российской Федерации лишает юридической силы не только конкретную норму, которая признана неконституционной, но и «дисквалифицирует» другие нормы, сходные по содержанию той, в отношении которой вынесено решение о противоречии Конституции России.

В диссертации доказывается, что уголовно-правовое значение решений Конституционного Суда Российской Федерации не ограничивается только «негативным правотворчеством». В своих постановлениях и определениях Конституционный Суд Российской Федерации конкретизирует «конституционно-правовой смысл» оспариваемых положений уголовного закона, устраняет их неопределенность, восполняет их регулятивную недостаточность, формулируя тем самым «позитивные» уголовно-правовые нормы. Таким образом, решения Конституционного Суда Российской Федерации можно считать юридическими источниками как «негативных», так и «позитивных» уголовно-правовых норм.

Лишая юридической силы уголовно-правовые предписания, не соответствующие Конституции России, или придавая им новое «конституционно-правовое звучание», решения Конституционного Суда Российской Федерации выполняют системосохраняющую функцию - обеспечивают соответствие (непротиворечие) иных формальных источников уголовного права Основному закону, сохраняют их в конституционно-правовом поле, препятствуют разрушению субординационных связей, замыкающихся на Конституцию России.

Рассматривая уголовно-правовое значение решений международных судов, диссертант приходит к выводу, что решения Международного Суда ООН и международных трибуналов ad hoc (по бывшей Югославии и по Руанде) не являются юридическими источниками международного (а значит, и российского) уголовного права, хотя, безусловно, играют определенную роль в его развитии. Указанные органы международной юстиции посредством своих правовых позиций формируют практику применения норм об ответственности за международные преступления, которая учитывается субъектами правоприменения не в силу ее прецедентного характера, а, прежде всего, по причине ее авторитетности и устойчивости. Тем самым практика международных судов и трибуналов вносит существенный вклад в развитие обычного права, что позволяет рассматривать ее в качестве значимого генетического источника международно-правовых норм.

Иную юридическую природу имеют постановления Европейского Суда по правам человека. Если резолютивная часть решения Европейского Суда обязательна только для конкретного государства-участника Совета Европы, то правовые позиции, положенные в основу этого решения, имеют уже общеобязательное значение, распространяясь и на другие государства, не участвующие в деле. Этой позиции придерживается и Пленум Верховного Суда Российской Федерации, который подтвердил обязательность правовых позиций Европейского Суда, вне зависимости от того, вынесено ли решение Суда по жалобе в отношении России либо иного государства-участника Совета Европы.

Европейский Суд по правам человека в своей деятельности исходит из концепции так называемого «либерального толкования», в соответствии с которой Конвенция о защите прав человека и основных свобод должна толковаться настолько широко, насколько позволяют это сделать компетенция Суда и цели Конвенции, так как только в этом случае возможно обеспечивать реальную и эффективную защиту прав и свобод, гарантируемых Конвенцией, в соответствии с условиями сегодняшнего дня (Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу «Лоизиду против Турции» (Loizidou v. Turkey). Таким образом, посредством «либерального толкования» Европейский Суд по правам человека фактически дополняет Конвенцию о защите прав человека и основных свобод новыми нормами. При этом нормативное значение имеют не более 10 % постановлений Европейского Суда по правам человека (постановления I категории), которые развивают, дополняют, конкретизируют Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, становясь, таким образом, ее неотъемлемой частью. А поскольку указанная Конвенция является составной частью правовой системы России (ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации) и выступает в качестве одного из юридических источников российского права (в том числе и уголовного), имеются все основания признать такой статус и за нормативными постановлениями Европейского Суда по правам человека.

В диссертации проанализированы конкретные постановления Европейского Суда по правам человека, которые имеют нормативное уголовно-правовое значение (по вопросам, связанным с экстрадицией, пределами уголовной ответственности за клевету, уголовно-правовым значением провокационной деятельности сотрудников правоохранительных органов). При этом с учетом данных проведенного опроса сделан вывод, что значительный регулятивный потенциал правовых норм, выработанных Европейским Судом по правам человека, используется субъектами уголовно-правовых отношений далеко не в полной мере. Во-первых, это связано с тем, что в России не обеспечен официальный перевод постановлений Европейского Суда по правам человека. Во-вторых, российские правоприменительные органы (за исключением высших судебных инстанций), не говоря уже о населении в целом, недооценивают значение постановлений Европейского Суда и не имеют необходимого опыта работы с ними. На этом фоне весьма перспективным представляется включение правовых позиций Европейского Суда по правам человека в постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам, что позволит сделать постановления Европейского Суда по-настоящему «рабочим» элементом системы формальных источников российского уголовного права. При этом в тексте постановлений Пленума целесообразно не только излагать правовые позиции Европейского Суда по правам человека, но и указывать на их первоисточник - конкретные решения Европейского Суда, чтобы субъекты правоприменительной деятельности могли подробнее ознакомиться с ними и в необходимых случаях ссылаться на них как на юридическую основу своих решений.

Далее в работе рассматриваются юридическая природа и уголовно-правовое значение решений Верховного Суда Российской Федерации. Действующее законодательство, в отличие от советского, не содержит прямого указания об обязательности постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Однако это не означает, что постановления Пленума утратили обязательный характер. Во-первых, об этом свидетельствует сам факт конституционного закрепления за Верховным Судом Российской Федерации полномочий давать разъяснения по вопросам судебной практики. Во-вторых, обязательность постановлений Пленума подтверждается фактическим воздействием, которое они оказывают на субъектов уголовно-правовых отношений. Проведенный опрос показал, что большинство судей (80,9 %), работников прокуратуры (73,1 %) и следователей (71,2 % %) считают постановления Пленума обязательными.

Диссертант последовательно доказывает, что содержание постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам не ограничивается интерпретацией УК РФ. Практически в каждом из них можно обнаружить предписания, не выводимые из уголовного закона, которые осуществляют конкретизацию уголовно-правовых норм, разрешают сложные уголовно-правовые вопросы, не имеющие однозначного законодательного решения, компенсируют пробелы в УК РФ, что признают опрошенные специалисты в области уголовного права. Большинству из них известны постановления Пленума, которые восполняют пробелы в УК РФ (67,6 % правоприменителей, 70,7 % научных сотрудников и преподавателей); устраняют противоречия и неопределенность в УК РФ (91,0 % и 82,9 % опрошенных); содержат новые уголовно-правовые нормы (31,1 % и 34,1 % респондентов). Причем значение нормативной конкретизации, осуществляемой Пленумом, в уголовном праве многократно возрастает, поскольку возможность конкретизации уголовного законодательства посредством принятия органами исполнительной власти подзаконных нормативных правовых актов существенно ограничена.

Подзаконное нормотворческое развитие уголовного закона является не исключением, не каким-то единичным случаем, а объективно обусловленной регулярной функцией постановлений Пленума. При этом тот факт, что конкретизирующие уголовный закон положения, формулируемые Пленумом Верховного Суда, имеют вторичный характер, производный от уже существующих уголовно-правовых норм, ничуть не препятствует признанию их нормативности. Правовая норма остается таковой вне зависимости от того, является ли она «первичной», либо имеет производный характер.

С учетом общеобязательного и нормативного характера постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации автор предлагает считать их юридическими источниками российского уголовного права, подчеркивая при этом, что содержание постановлений Пленума в идеале должно ограничиваться только вторичными уголовно-правовыми нормами, которые лишь конкретизируют положения УК РФ и имеют исключительно подзаконный характер. Между тем на практике Пленум нередко создает первичные уголовно-правовые предписания, причем не соответствующие уголовному закону. Однако это обстоятельство не может служить препятствием для признания постановлений Пленума юридическими источниками уголовного права, поскольку иерархические коллизии правовых норм - это достаточно обыденное явление.

Диссертант считает, что ситуация, когда постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации официально не признаны формальными источниками уголовного права, а фактически являются таковыми, представляется ненормальной. Во-первых, это препятствует ретроспективному действию постановлений Пленума, улучшающих положение лиц, совершивших преступления. Во-вторых, без официального признания постановлений Пленума юридическими источниками уголовного права не решить весьма острую проблему обеспечения их соответствия уголовному закону. Только при условии такого признания постановления Пленума можно будет включить в предмет конституционного нормоконтроля и четко определить рамки нормотворческой судебной конкретизации уголовного закона.

В отличие от постановлений Пленума, решения Верховного Суда Российской Федерации по конкретным делам не могут быть признаны юридическими источниками уголовного права. Во-первых, нижестоящие суды в гораздо большей степени ориентируются на сложившуюся практику Верховного Суда Российской Федерации, нежели на его единичное решение по конкретному делу. Во-вторых, правовые позиции, сформулированные в решениях Верховного Суда Российской Федерации по конкретным делам, являются «побочным продуктом» деятельности по отправлению правосудия, тогда как для постановлений Пленума разрешение неопределенности и конкретизация уголовного закона являются основной и регулярной функцией.

3. Системные параметры формальных (юридических) источников российского уголовного права

В первой из них, названной «Общая характеристика системы формальных (юридических) источников российского уголовного права», исследованы интегративные свойства и типологические характеристики рассматриваемой системы (параграф 1), внешняя среда, в которой функционирует эта система (параграф 2), а также ее структурное строение (параграф 3).

Как показало проведенное исследование, система формальных источников российского уголовного права демонстрирует свойство синергетичности, которое проявляется в том, что функциональные возможности этой системы значительно превосходят функциональность составляющих ее элементов. Так, например, ни УК РФ, ни иные юридические источники российского уголовного права, взятые по отдельности, в подавляющем большинстве случаев не способны служить формой выражения полной уголовно-правовой нормы, необходимой для регулирования конкретного уголовного правоотношения. Она может быть образована только путем объединения предписаний УК РФ с предписаниями, содержащимися в иных источниках уголовного права, то есть только путем интеграции последних с УК РФ в единую систему. Синергетический эффект от объединения формальных источников уголовного права в единую систему проявляется и в отраслевом масштабе. Рассматриваемая система обеспечивает согласованное действие функционально разнообразных источников уголовного права, всестороннее, комплексное регулирование уголовно-правовых отношений, что не под силу отдельным источникам (причем даже таким значимым, как УК РФ); позволяет субъектам соответствующих отношений воспользоваться всем существующим набором уголовно-правовых предписаний (абстрактных и конкретных, относительно стабильных и динамичных, специализированных и универсальных, национальных и международных).

Важнейшим интегративным свойством системы формальных источников российского уголовного права выступает ее адаптивность, которая позволяет системе приспосабливаться к изменившимся условиям функционирования. В частности, она достигается за счет согласованного действия относительно стабильных собственно уголовно-правовых предписаний с динамично меняющимися предписаниями иных отраслей права. Соединяя УК РФ с нормативными правовыми актами гражданского, административного, налогового и других регулятивных отраслей права, рассматриваемая система позволяет оперативно реагировать на происходящие в них изменения, соответствующим образом трансформируя содержание уголовно-правовых норм без изменения в ядре этой системы - УК РФ. Адаптивность системы источников российского уголовного права проявляется и в ее структурном приспособлении к изменяющимся факторам внешней среды. В ответ на внешнее воздействие (скажем, изменение уголовной политики либо политической ситуации в целом, новеллы законодательства, потребности правоприменительной практики и т.п.) в рассматриваемую систему включаются новые элементы (либо, напротив, исключаются те элементы, в которых отпала необходимость), меняются роль и значение существующих элементов, трансформируются системные связи.

Адаптируясь к изменившимся условиям внешней среды, система формальных источников уголовного права тем не менее способна сохранять свои ключевые параметры (по крайней мере, до определенного предела), что свидетельствует о наличии у нее свойства гомеостатичности. Это свойство проявляется в способности рассматриваемой системы преодолевать противоречия между ее элементами за счет внутренних ресурсов (системосохраняющего механизма), в частности, посредством субординационных (иерархических) связей, а также восполнять регулятивную недостаточность одних источников путем подключения других, то есть посредством функциональной дополнительности элементов данной системы. Так, в случае смысловой неопределенности, недостаточной конкретности или противоречивости УК РФ рассматриваемая система позволяет подключать регулятивный потенциал нижестоящих источников - постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации, предписания которых конкретизируют первичные уголовно-правовые нормы, снимают их неопределенность. При наличии пробела в УК РФ его регулятивную недостаточность также восполняют постановления Пленума, которые компенсируют пробел в уголовном законе до его законодательного устранения, либо (что встречается гораздо реже) неполнота уголовного закона преодолевается путем подключения к нему конституционных предписаний (например, ст. 13 УК РФ дополняют предписания ч. 2 ст. 63 Конституции Российской Федерации).

Оценивая систему формальных источников российского уголовного права через призму известных типологий систем, диссертант приходит к выводу, что рассматриваемая система является:

- иерархической, поскольку она выступает в качестве элемента (подсистемы) более высокого уровня - системы источников национального права в целом, а ее элементы тоже можно рассматривать как системы;

- сложной, так как в ней могут быть выделены различные подсистемы (подсистемы нормативных правовых актов и иных источников; международных и национальных источников; источников собственно уголовно-правовых предписаний и источников бланкетной части уголовно-правовых норм);

- централизованной, поскольку один из ее элементов - УК РФ - играет роль центра, ядра системы. Это объясняется тем, что только кодифицированный уголовный закон определяет признаки составов преступлений, вследствие чего полная уголовно-правовая норма может быть интегрирована только на базе УК РФ, к предписаниям которого и подключается нормативный материал, содержащийся в иных источниках;

- управляемой, так как она подчиняется управленческому воздействию (по крайней мере, до определенных пределов) правотворческих органов;

- динамической, о чем свидетельствует изменчивость ее структуры (появление новых элементов, возникновение новых и трансформация существующих связей между ними);

- инерционной, так как ее адаптация к изменившимся внешним факторам запаздывает во времени, что связано, главным образом, с консервативностью управляющего воздействия на нее;

- открытой, поскольку она, с одной стороны, испытывает воздействие со стороны внешней среды, а с другой стороны, сама оказывает определенное воздействие на нее, преобразовывая ее в собственных целях.

Исследование показало, что на систему формальных источников уголовного права России, ее свойства и параметры влияют множество различных факторов, выступающих в качестве внешней среды ее функционирования:

- континентальная (Романо-германская) правовая семья, которая традиционно признает основным юридическим источником права нормативные правовые акты, отводя иным источникам второстепенную, подчиненную роль. Применительно к системе источников российского уголовного права это, в частности, означает, что основной массив первичных уголовно-правовых норм должен содержаться в УК РФ, а постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации должны осуществлять лишь его толкование и подзаконную нормативную конкретизацию, но не корректировать уголовный закон;

- система юридических источников российского права в целом, которая предопределяет состав рассматриваемой системы, задает параметры для соответствующих ее элементов, диктует их иерархическое соотношение. Специфика уголовного права накладывает отпечаток на систему его источников, но не может служить причиной для отступления от общих принципов иерархического строения источников права в отраслевой системе. Поэтому на систему формальных источников уголовного права в полной мере распространяются все базовые иерархические установки, которые диктует общая система источников российского права. В частности, если Конституция Российской Федерации устанавливает, что при возникновении противоречия между федеральным законом и международным договором России приоритет отдается последнему (ч. 4 ст. 15), то этому коллизионному правилу должен подчиняться и УК РФ, каким бы неудобным это правило не являлось для государственной власти и как бы не пытались отдельные представители уголовно-правовой науки обосновать обратное;

- юридическая практика по уголовным делам, которая выявляет потребность в появлении новых уголовно-правовых норм, формирует социальный заказ на изменение системы источников уголовного права, а также является важнейшим индикатором применимости того или иного правового акта в качестве формального источника уголовного права;

- уголовно-правовая наука, которая оказывает определенное воздействие на правотворческий процесс, обосновывает необходимость признания за тем или иным правовым актом статуса источника уголовного права и тем самым стимулирует или тормозит развитие исследуемой системы;

- уголовная политика, которая влияет не только на содержание уголовно-правовых норм, но и на внешнюю форму их выражения. В частности, уголовно-политическими соображениями был продиктован отказ от регионального уголовного законотворчества; именно эти соображения обуславливают принятие актов об амнистии. Влияние уголовной политики на рассматриваемую систему может быть не только прямым, но и косвенным. Так, побочным следствием бессистемных изменений, вносимых в УК РФ под влиянием конъюнктурных уголовно-политических соображений, является существенное повышение значения решений Конституционного Суда Российской Федерации и постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации;

- политика в целом («большая» политика), которая является, пожалуй, наиболее мощным фактором внешней среды для рассматриваемой системы. Именно благодаря смене политического режима и последующей интеграции России в мировое сообщество стало возможным расширение рассматриваемой системы за счет включения в нее международных договоров и прецедентных решений международных судов (постановлений Европейского Суда по правам человека). А на фоне заметного «охлаждения» отношений с западными международными партнерами (США и Европейским союзом) не исключена вероятность того, что эти источники станут играть менее заметную роль в указанной системе (а возможно, вовсе будут исключены из нее). Так, некоторые российские парламентарии открыто призывают к тому, чтобы Российская Федерация вышла из Совета Европы, а значит, и из-под юрисдикции Европейского Суда по правам человека. Реализация этих предложений автоматически приведет к «сжатию» системы источников российского права (в том числе и уголовного).

В работе подчеркивается, что влияние политических факторов на источники уголовного права, равно как и уголовное право в целом, не должно быть безграничным. Система источников российского уголовного права имеет собственные законы функционирования, которые не могут определяться только политическими соображениями; иначе она, откликаясь на любое изменение политических установок, попросту утратит устойчивость. По мнению диссертанта, юридические пределы воздействия политики на рассматриваемую систему должны определяться содержанием конституционных предписаний и принципами уголовного права. Так, если по тем или иным политическим мотивам власть решит реанимировать идею регионального уголовного законотворчества, этому будут препятствовать предписания п. «о» ст. 71 Конституции России, а также зафиксированные в отраслевом законодательстве предписания о равенстве граждан перед уголовным законом вне зависимости от места жительства. Точно также невозможно, руководствуясь политической конъюнктурой, исключить из системы источников уголовного права международные договоры, поскольку они определены в ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации.

Исследуя структурное строение системы юридических источников российского уголовного права, автор приходит к выводу, что получить о нем полное представление исключительно на основе иерархического подхода невозможно, так как он акцентирует внимание только на субординационных (иерархических) связях, оставляя за рамками иные системообразующие связи, без которых система не может функционировать. Для функционирования рассматриваемой системы в окружающей среде, сохранения ее целостности и стабильности имеют значение три вида системообразующих связей: субординационные связи; соответствующие им обратные связи; координационные связи.

Субординационные (иерархические) связи обеспечивают подчинение, задают содержательное соответствие (непротиворечие) источников уголовного права с меньшей юридической силой источникам с большей юридической силой, то есть определяют иерархию источников уголовного права. Тем самым субординационные связи являются залогом непротиворечивости уголовно-правового регулирования и устойчивости рассматриваемой системы.

Иерархия источников российского уголовного права, объединенных субординационными связями, может быть представлена следующим образом:

- Конституция Российской Федерации;

- решения Конституционного Суда Российской Федерации;

- международные договоры России и развивающие их прецедентные решения международных судов (постановления Европейского Суда по правам человека, которые фактически являются частью Конвенции о защите прав человека и основных свобод);

- уголовные законы, постановления Государственной Думы Российской Федерации об объявлении амнистии, постановления Государственной Думы Российской Федерации о порядке применения принятых ею постановлений об объявлении амнистии, неуголовные федеральные законы, содержащие самостоятельные уголовно-правовые предписания;

- постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Автор обращает внимание, что система юридических источников российского уголовного права требует определенного совершенствования в плане укрепления субординационных связей.

Во-первых, нормальное функционирование рассматриваемой системы затрудняют неуголовные федеральные законы, содержащие самостоятельные уголовно-правовые предписания. Включение самостоятельных уголовно-правовых предписаний в неуголовные законы не только размывает границы системы источников уголовного права, нарушает ее целостность, но и создает потенциальную возможность для возникновения неразрешимых юридических коллизий. Это подтверждает необходимость исключения неуголовных законов из вертикальной структуры источников уголовного права.

Во-вторых, правоприменительные органы нередко отдают предпочтение постановлениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации даже в тех случаях, когда они вступают в очевидное противоречие с уголовным законом. Большинство опрошенных сотрудников правоприменительных органов (65,7 %), научных сотрудников и преподавателей (75,6 %) отмечают, что противоречия между УК РФ и постановлениями Пленума Верховного Суда Российской Федерации разрешаются на практике в пользу постановлений Пленума, что свидетельствует о деформации субординационных связей между указанными источниками. Обеспечить подчиненность постановлений Пленума уголовному закону, придать им подзаконный характер можно только при условии их официального признания в качестве источников уголовного права.

Обратное влияние формальных источников уголовного права, обладающих меньшей юридической силой, на источники с большей юридической силой имеет ряд проявлений: во=первых, оно выражается в переносе уголовно-правовых предписаний, сформулированных в источниках нижних уровней, на более высокие «этажи» иерархической структуры; во-вторых, обратные связи находят свое проявление в подключении источников с меньшей юридической силой к регулированию уголовно-правовых отношений при регулятивной недостаточности источников с большей юридической силой.

С точки зрения развития обратных связей система формальных источников российского уголовного права имеет значительный потенциал для дальнейшего совершенствования, так как внешняя форма выражения некоторых уголовно-правовых предписаний очевидно не соответствует их содержанию. В постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации содержится немало первичных уголовно-правовых норм, которые, по идее, должны быть зафиксированы в УК РФ. В частности, перевода на более высокий иерархический уровень - на уровень УК РФ - требуют содержащиеся в постановлениях Пленума уголовно-правовые предписания, которые регламентируют общие правила квалификации преступлений, а также условия правомерности причинения вреда при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния.

Координационные связи в системе формальных источников уголовного права выражаются в согласовании и взаимодействии источников, выполняющих различные функции, объединяют содержащиеся в них предписания в единый регулятор (полную уголовно-правовую норму). Каналами координационной связи между юридическими источниками уголовного права является бланкетная форма конструирования уголовного закона: восходящая бланкетность связывает УК РФ с Конституцией РФ и международными договорами; горизонтальная бланкетность - с нормативными правовыми актами иных отраслей права; нисходящая - с подзаконными уголовно-правовыми актами. При этом вне зависимости от вида бланкетности координационные связи замыкаются на УК РФ, который выступает в качестве центра системы источников российского уголовного права.

Сочетание различных видов системообразующих связей позволяет рассматривать структуру исследуемой системы в двух плоскостях: вертикальной и горизонтальной. В вертикальной плоскости действуют субординационные (иерархические) и обратные им связи, посредством которых достигаются непротиворечивость и полнота уголовно-правового регулирования; в горизонтальной - координационные связи, которые позволяют добиться высокой степени адаптивности уголовно-правовых норм, сделать их более гибкими, приспособленными для охраны динамично развивающихся «позитивных» общественных от ношений. Такая структурная конструкция порождает функционально упорядоченное взаимодействие всех элементов системы источников российского уголовного права, обеспечивает их внутреннюю согласованность, что отвечает потребностям уголовно-правового регулирования.

Во второй главе третьего раздела диссертации «Основные направления и перспективы развития системы формальных (юридических) источников российского уголовного права» исследованы перспективы расширения рассматриваемой системы (параграф 1), основные направления ее развития (параграф 2), а также проблемы ее нормативного отражения (параграф 3).

По мнению диссертанта, в условиях стабильности факторов внешней среды, в которых функционирует система формальных источников российского уголовного права, для отступления от заявленного курса на полную кодификацию уголовно-правовых запретов (ч. 1 ст. 1 УК РФ) нет никаких объективных предпосылок. Количественное расширение элементного состава рассматриваемой системы за счет включения в нее самостоятельных уголовных законов (например, Военно-уголовного кодекса, Кодекса уголовных проступков и др.) приведет лишь к функциональному дублированию ее элементов, что вряд ли повысит функциональные возможности и эффективность системы. Скорее, наоборот, появление в рассматриваемой системе новых элементов, дублирующих функции УК РФ и находящихся с ним на одном иерархическом уровне, послужит предпосылкой к возникновению неразрешимых коллизий между ними и, в конечном итоге, к разбалансировке системы.

Не соответствует потребностям уголовно-правового регулирования и предлагаемое в науке (Н.И. Пикуров) расширение элементного состава системы юридических источников российского уголовного права посредством включения уголовно-правовых норм в регулятивное законодательство. Формулирование самостоятельных уголовно-правовых запретов в регулятивном законодательстве способно привести к рассогласованию системы юридических источников уголовного права и нарушению связей между ее элементами, размыванию отраслевых границ, существенно усложнить правоприменительную деятельность. Аналогичного мнения придерживается и большинство опрошенных специалистов в области уголовного права. Лишь 3,7 % правоприменителей, а также 7,3 % научных сотрудников и преподавателей допускают возможность регламентации уголовно-правовых запретов за рамками УК РФ.

Оценивая высказанные в науке предложения о передаче полномочий в области уголовного правотворчества на региональный уровень (Е.Н. Рахманова, П.Н. Панченко и др.), диссертант приходит к выводу о нецелесообразности их реализации. Во-первых, эта идея является криминологически необоснованной, так как не учитывает тенденцию транснационализации преступности, которая обуславливает унификацию уголовно-правового регулирования. Во-вторых, передача на региональный уровень компетенции в сфере уголовного правотворчества способна разрушить единство уголовно-правового пространства в России, создать дополнительные предпосылки для центробежных тенденций в субъектах Российской Федерации. В-третьих, региональные различия в объемах криминализации и пенализации способны пошатнуть фундаментальный конституционный принцип равенства (ст. 19 Конституции России). На этом фоне вполне закономерным выглядит тот факт, что подавляющее большинство опрошенных специалистов в области уголовного права (86,7 % правоприменителей, 85,4 % научных сотрудников и преподавателей) выступают против передачи полномочий в области уголовного правотворчества на уровень субъектов Российской Федерации.

Таким образом, существующая система формальных источников российского уголовного права с точки зрения ее элементного состава в основном адекватна потребностям уголовно-правового регулирования и не требует дальнейшего расширения. Наоборот, этой системе не помешает некоторое «сжатие», освобождение от лишних, чужеродных элементов, затрудняющих ее функционирование, - в частности, от неуголовных законов, которые содержат уголовно-правовые предписания, не имеющие бланкетной связи с УК РФ.