Проблема анонимности в Интернете с точки зрения баланса частноправовых и публично-правовых интересов

Следующим шагом стало принятие Федерального закона №97-ФЗ от 05.05.2014 года, так называемого «Закона о блогерах и организаторах распространения информации». Данный закон, как видно по его названию, касается деятельности двух конкретных субъектов отношений в сети Интернет: блогеров и организаторов распространения информации.

Так, согласно изменениям, которые внес данный закон в ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (ст. 10.2), владелец сайта и (или) страницы сайта в сети Интернет, доступ к которым в течение суток составляет более трех тысяч пользователей (блогер) обязан разместить на своих сайте или странице сайта в сети Интернет свои фамилию и инициалы, а также электронный адрес для направления ему юридически значимых сообщений. По сути, это означает запрет на анонимное использование собственных блогов в сети.

Кроме того, был создан соответствующий реестр блогеров, находившейся в ведении Роскомнадзора, в который за все время его существование было внесено около 2200 записей.

Стоит отметить, что в части регулирования деятельности блогеров данный закон утратил силу в связи с введением в действие Федерального закона от 29.07.2017 №276-ФЗ, известного как «Закон об анонимайзерах», речь о котором пойдет дальше. Тем не менее, данный нормативный правовой акт все же представляет определенный научный интерес и не мог быть исключен из предмета анализа данной работы.

К тому же, положения о блогерах, по мнению многих авторов, были отменены законодателем отнюдь не в связи с послаблениями в отношении Интернет-анонимности, а просто за ненадобностью. За три года существования реестра случаев блокировок неизвестно, да и включение сайтов в данный реестр, по сути, никак не влияло на их владельцев.

Вторая часть рассматриваемого Федерального закона посвящена организаторам распространения информации. Данный закон не только вводит понятие такого субъекта информационных отношений, но и возлагает на него обязанность хранить на территории Российской Федерации информацию о фактах приема, передачи, доставки и (или) обработки голосовой информации, письменного текста, изображений, звуков, видео- или иных электронных сообщений пользователей сети Интернет (так называемые метаданные) и информацию об этих пользователях в течение одного года с момента окончания осуществления таких действий. А с 1 июля 2018 года, когда вступят в силу завершающие пункты «пакета Яровой», организаторы распространения информации в Интернете будут также обязаны в течение шести месяцев хранить на территории России непосредственно содержание сообщений пользователей вместе со всем осуществленным файлообменом.

Более того, закон устанавливает обязанность организаторов распространения информации в определенных случаях предоставлять информацию о пользователях и их сообщениях органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность или обеспечение безопасности Российской Федерации.

В 2014 году законодательные ограничения коснулись и анонимных платежей. Федеральным законом от 05.05.2014 года №110-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» были ужесточены требования к переводу электронных денежных средств.

Так, в случае непроведения оператором электронных денежных средств идентификации клиента - физического лица в соответствии с требованиями ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма», предельно допустимая сумма остатка электронных денежных средств физического лица при использовании им электронного средства платежа не может превышать 15 тысяч рублей. При этом общая сумма переводимых денежных средств не может превышать 40 тысяч рублей в течение календарного месяца.

Кроме того, Закон вообще запрещает физическим лицам, не прошедшим упрощенную идентификацию, использовать для перевода электронных денежных средств другому физическому лицу либо для получения переводимых электронных денежных средств от другого физического лица неперсонифицированные электронные средства платежа.

Таким образом, законодатель установил предел для анонимных Интернет-платежей физических лиц в пользу коммерческих лиц размере 15 тысяч рублей, а анонимные переводы в Сети между физическими лицами вообще запретил.

Следующий шаг государства коснулся сети Wi-Fi. Согласно Постановлению Правительства РФ от 31.07.2014 №758, внесшему некоторые изменения в правительственные акты в связи с реформированием Закона об информации, запрещено анонимное беспроводное подключение к сети Интернет через открытые сети Wi-Fi. Предоставление доступа к Сети осуществляется оператором универсального обслуживания только после проведения идентификации пользователей. Любой пользователь, желающий подключиться к Wi-Fi точке доступа оператора связи, обязан сообщить свои имя, фамилию, отчество, номер какого-либо удостоверяющего документа, например, паспорта, либо другой идентификатор. На оператора связи, в свою очередь ложится обязанность идентифицировать оконечное оборудование, обеспечивающее доступ в Интернет, например, по уникальному номеру точки доступа.

На практике наиболее распространенным способом идентификации пользователей является ввод номера мобильного телефона, на который высылается SMS-сообщение с паролем для входа в сеть.

Еще один популярный вариант - использование учетной записи на Едином портале государственных услуг (ЕПГУ). В данном случае для подключения к сети Wi-Fi используется логин и пароль портала ЕГПУ.

Среди других способов идентификации можно назвать использование документа, удостоверяющего личность (применяется в случаях, когда идентификация по номеру телефона невозможна), номера кредитной карты, страхового номера индивидуального лицевого счета (СНИЛС) и т.п.

Кроме того, Постановление обязывает операторов универсального обслуживания хранить сведения о пользователях, которым были оказаны услуги по предоставлению доступа в Сеть посредством публичной Wi-Fi сети, а также об объеме и времени оказания им услуг связи не менее шести месяцев.

Пожалуй, самые серьезные последствия для права на анонимность в Интернете вызвали принятые в 2016 году положения так называемого «пакета Яровой».

Как известно, «пакетом Яровой» называют два законопроекта, имеющие антитеррористическую направленность, которые были внесены в Государственную Думу Российской Федерации в апреле 2016 года депутатами Ириной Яровой и Виктором Озеровым.

Как и «Закон о блогерах» 2014 года, «пакет Яровой» обязывает организаторов распространения информации в сети Интернет хранить на территории Российской Федерации в течение определенного времени метаданные пользователей, а также предоставлять их по запросу уполномоченных государственных органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность или обеспечение безопасности Российской Федерации.

Аналогичная обязанность по хранению указанных сведений накладывается и на операторов связи с той лишь разницей, что срок хранения сведений о фактах обмена информацией между пользователями для них составляет не один, а три года. Также как и организаторы распространения информации, операторы связи должны предоставлять уполномоченным государственным органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность или обеспечение безопасности указанную информацию, информацию о пользователях услугами связи и об оказанных им услугах связи и иную информацию, необходимую для выполнения возложенных на эти органы задач.

Более того, Закон накладывает на организаторов распространения информации в сети Интернет при использовании ими дополнительного кодирования электронных сообщений пользователей и (или) при предоставлении пользователям возможности дополнительного кодирования электронных сообщений обязанность представлять в федеральный орган исполнительной власти в области обеспечения безопасности информацию, необходимую для декодирования электронных сообщений.

Таким образом, если обобщить данные положения «пакета Яровой», то данный документ предполагает раскрытие всех данных пользователей (по сути - тотальная деанонимизация) и их электронной переписки, звонков и всего осуществляемого файлообмена по запросу уполномоченных государственных органов, причем без предварительного судебного акта, как того требуют статьи 23 и 24 Конституции Российской Федерации.

Следующим шагом, направленным на ограничение права на анонимность в Интернете, стало подписание Президентом Российской Федерации в мае 2017 разработанной Советом безопасности РФ «Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы», ставшей, по сути, продолжением «Доктрины информационной безопасности», принятой еще в декабре 2016 года.

Согласно п. 34 данной Стратегии для развития сети Интернет и информационной структуры Российской Федерации необходимо проводить мероприятия на международном уровне, в частности создать новые механизмы партнерства, призванные с участием всех институтов общества выработать систему доверия в сети Интернет, гарантирующую конфиденциальность и личную безопасность пользователей, конфиденциальность их информации и исключающую анонимность, безответственность пользователей и безнаказанность правонарушителей в сети Интернет.

Очевидно, что в контексте данной Стратегии анонимность рассматривается как порок сетевых коммуникаций, позволяющий Интернет-правонарушителям уходить от ответственности.

Крайне важные положения, ограничивающие право на анонимность Интернет-пользователей, были приняты летом 2017 года. В частности Федеральный закон от 29.07.2017 №276-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» или «Закон об анонимайзерах» обязал владельцев VPN-сервисов, анонимайзеров и других информационно-телекоммуникационных сетей и информационных ресурсов, посредством которых обеспечивается доступ к информационным ресурсам и информационно-телекоммуникационным сетям, доступ к которым ограничен на территории Российской Федерации, ограничить доступ к страницам из реестра запрещенных сайтов Роскомнадзора. Причем за неисполнение требований Закона сервисам-нарушителям самим грозит блокировка.

Закон вступил в силу 1 ноября 2017 года.

Наконец, совсем свежим нормативным правовым актом, вступившим в силу 1 января 2018 года, является так называемый «Закон о мессенджерах» (Федеральный закон от 29.07.2017 №241-ФЗ «О внесении изменений в статьи 10.1 и 15.4 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»). Данный закон накладывает на организатора сервиса обмена мгновенными сообщениями (мессенджер) обязанность осуществлять идентификацию пользователей сети Интернет, передачу сообщений которых он осуществляет, по абонентскому номеру оператора подвижной радиотелефонной связи на основании договора об идентификации, заключенного мессенджером с оператором подвижной радиотелефонной связи.

В случае неисполнения мессенджером данной обязанности доступ к информационным системам и (или) программам для ЭВМ, которые предназначены и (или) используются для приема, передачи, доставки и (или) обработки электронных сообщений пользователей сети Интернет и функционирование которых обеспечивается данным мессенджером, до исполнения таких обязанностей ограничивается оператором связи, предоставляющим доступ к сети Интернет, на основании вступившего в законную силу решения суда.

Вероятно, именно данные нововведения обусловили внесения изменений в Федеральный закон «О связи», обязывающие оператора связи оказывать услуги подвижной радиотелефонной связи абоненту только после предоставления последним достоверных сведений о себе.

Таким образом, обобщая вышеизложенное, можно сказать, что российский законодатель под лозунгом борьбы с терроризмом проводит в течение последних пяти-шести лет целенаправленную и последовательную политику по ограничению анонимности в Сети.

Анализируя принимаемые правовые акты, создается впечатление, что принимаемые меры, по словам некоторых авторов, не основаны на каком-то определенном подходе, а больше похожи на решение проблем по мере их поступления.

Между тем, выделяют два подхода к регулированию Интернет-сферы - контроля (нормативно правовыми актами либо судебной практикой) и саморегуляции (отслеживать исключительно прямые нарушения законодательства и без необходимости не вмешиваться в сферу отношений субъектов сети Интернет).

Классическим примером «контроля» является правовой режим Китая. Для контроля за Интернет-пространством там используется массивная виртуальная система контроля трафика, фильтрации и блокирования информации, известная как «Великий китайский файрвол» (« «The Great Firewall of China»). Кроме того, для контроля за доступом пользователей в Интернет применяется так называемая система «Золотой щит», которая предполагает предоставление доступа в Сеть только при предъявлении паспорта.

Саморегулирование, напротив, предполагает минимальное государственное вмешательство в регулирование Интернет-отношений и делегирование государственных функций информационным посредникам. Что касается проблемы анонимности, то она в соответствии с данным подходом решается посредством увеличения возлагаемых на информационных посредников обязанностей по мониторингу и усиления ответственности данных субъектов.

Таким образом, если все-таки попытаться отнести правовой режим регулирование Интернет отношений в России к одному из описанных подходов, то, на наш взгляд, он занимает на сегодняшний день промежуточное положение. Однако, на лицо, тенденции к все более уверенному движению в сторону модели «контроля».

Наличие данной тенденции подтверждается и результатами рейтинга стран мира по уровню политических и гражданских свобод 2017 года (Freedom of the World 2017), согласно которым Россия оказалась в десятке стран, наиболее заметно опустившихся в рейтинге свободы в мире. Страна набрала 20 баллов по шкале свободы из 100 возможных, по сравнению с 32 баллами в 2016 году.

Большинство из перечисленных выше нововведений резко критикуются как представителями профессионального сообщества, так и обычными пользователями глобальной сети.

Во-первых, данные положения, по мнению многих авторов, противоречат Конституции Российской Федерации.

Как уже было отмечено выше, Конституционный Суд Российской Федерации в своем Постановлении от 30 октября 2003 г. №15-П указал, что ограничения конституционных прав должны носить характер необходимости и соразмерности целям, не противоречащим Конституции РФ. Представляется, что рассмотренные выше положения об ограничении анонимности в Интернете не отвечают критериям необходимости и соразмерности. По нашему мнению, те цели, ради которых принимались и принимаются подобные законы, а именно - борьба с террористической деятельностью, не могут в полной мере оправдать столь жесткие и бескомпромиссные действия со стороны государства, приводящие, по сути, к тотальной деанонимизации пользователей Рунета.

Во-вторых, принимаемые Федеральные законы, посягающие на Интернет-анонимность, наделяют органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность и обеспечение безопасности Российской Федерации, неоправданно широкими полномочиями по запросу у организаторов распространения информации в сети Интернет и операторов связи сведений о пользователях Сети, фактах обмена информацией между ними, а также информации, составляющей непосредственное содержание их электронных сообщений, включая весь аудио-визуальный, голосовой и т.п. контент, без судебного решения.

Между тем, статьи 23 и 24 Конституции Российской Федерации, защищая право на неприкосновенность частной жизни человека, закрепляют, что сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются. Ограничение права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений допускается только на основании судебного решения.

Эта же норма закреплена и в УПК РФ, согласно статье 13 которого ограничение права гражданина на тайну переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений допускается только на основании судебного решения.

Таким образом, наделяя органы исполнительной власти столь широкими полномочиями, государство, по сути, легализует практически безграничные возможности этих органов по вторжению в частную жизнь граждан, допуская тем самым нарушение баланса конституционно защищаемых ценностей и интересов.

Ничуть не умаляя важности и признавая абсолютную необходимость борьбы с терроризмом на государственном уровне, мы, тем не менее, считаем, что данная борьба должна вестись более гибкими и точечными методами, обеспечивающими баланс частно-правовых и публично-правовых интересов.

Попытки сформулировать критерии для обеспечения такого баланса будут предприняты в следующей главе. А пока представляется разумным посмотреть, как право на анонимность в Интернете регулируется за рубежом, и на каких основаниях там возможно ограничение данного права.



2.3 Ограничения права на Интернет-анонимность в США

В США, так же как и в России, право на анонимность прямо нигде не закреплено. Оно выводится из Первой поправки к американской Конституции, которая гарантирует свободу слова и собраний. Данная поправка в том смысле, в котором она понимается на протяжении многих лет, предоставляет защиту большому количеству анонимных речей и секретных организаций.

Стоит отметить, что наивысшая степень конституционной защиты изначально предоставлялась политическим и религиозным речам. Другие же виды речей, особенно коммерческие часто получали более слабую охрану.

Данная позиция была закреплена и в нескольких решениях Верховного суда США, которые стали основополагающими по вопросу свободы слова.

Одним из таких стало решение, вынесенное по делу Buckley v. Valeo (1976). В данном деле оспаривались некоторые поправки, внесенные в 1974 году в Положение о Федеральной избирательной комиссии, в том числе, ограничивающие индивидуальные и групповые политические взносы на проведение предвыборной кампании. По мнению заявителя, сенатора Джеймса Бакли, установление лимитов на взносы самостоятельных кандидатов, сделанные из их личных фондов, противоречит Конституции США, поскольку ограничивает возможности влиять на выборы в рамках гарантированной Конституцией свободы слова.

Верховный суд согласился с данной позицией и признал положения, ограничивающие взносы из личных фондов кандидатов, противоречащими Первой поправке к Конституции США. Такие лимиты на взносы, по мнению Суда, существенным образом ограничивают свободу выражения гражданином собственного мнения, в том числе участия в обсуждении политических вопросов, которая «перевешивает» государственные интересы в обеспечении равенства ресурсов кандидатов и предотвращении коррупции. Однако стоит отметить, Верховный суд оставил в силе положения рассматриваемого акта, требующие от индивидуальных кандидатов и организаций раскрытия информации о ресурсах, из которых делаются взносы, превышающие 100 долларов.

В другом деле, Mclntyre v. Ohio Elections Commission (1995), Верховный суд США применил Первую поправку к случаю распространения политических публикаций. В 1988 году жительница Огайо Маргарет Макинтайр в преддверии референдума по вопросу повышения школьного налога распространила несколько анонимных листовок с протестами. Закон штата запрещал распространение анонимной агитационной литературы. Однако так же, как и в предыдущем деле, Верховный суд постановил, что право человека на анонимность «перевешивает» все возможные преимущества для публичной власти от раскрытия личности автора листовок. Решение автора остаться анонимным, как и другие его возможные решения по исключению определенной информации из своей работы или, наоборот, добавлению в нее новой является проявлением свободы слова, охраняемой Первой поправкой.

Кроме того, Верховный суд в данном деле сделал важную оговорку о том, что особая важность охраны свободы слова, отнюдь не означает, что личность гражданина не может быть раскрыта в интересах общества в принципе. Напротив, анонимность может быть преодолена в особых случаях, когда публикация носит клеветнический или мошеннический характер. Поскольку в данном деле распространяемые листовки не носили подобный характер, анонимность Макинтайр была признана правомерной. Положения местного закона, запрещающие анонимное распространение политической литературы, были признаны нарушающими свободу слова, гарантированную Первой поправкой к Конституции США.

Еще одно дело, демонстрирующее пределы действия Первой поправки к Конституции США, но уже не связанное с политической сферой - это Stanley v. Georgia (1969).

Согласно обстоятельствам дела Роберт Эли Стенли, подозреваемый в занятии букмекерством, разыскивался полицией. При обыске в его доме доказательств букмекерской деятельности найдено не было. Однако вместо этого полиция обнаружила три катушки с порнографической кинопленкой, в результате чего Стенли был осужден за хранение непристойных материалов, что являлось преступлением по законам Грузии.

Верховный суд США пересмотрел данное решение и признал недействительными государственные законы, запрещающие частное владение материалами, признанными судом непристойными, на основании Первой поправки к Конституции.

Рассматривая данное дело, Суд провел различие между публичным показом непристойных материалов и частным владением подобными материалами. Первая поправка, согласно позиции Суда, защищает свободу слова, которая распространяется, в том числе на частные владения и выбор литературы для чтения, поскольку Конституция США признает право человека получать информацию и идеи независимо от их социальной значимости.

Верховный суд США не согласился с позицией грузинских судов, согласно которой владение непристойными материалами приводит к девиантному поведению и преступлениям сексуального характера, равно как и с тем, что простое владение непристойными материалами неотделимо от их распространения. В свою очередь, разрешение владения подобными материалами приводит к невозможности эффективного контроля за их распространением.

Таким образом, на основании Первой поправки к Конституции Верховный суд США признал законным частное владение непристойными материалами.

Важным решением, демонстрирующим пределы действия Первой поправки, является решение Верховного суда штата Колорадо по делу Tattered Cover, Inc. v. City of Thornton (2002). Cогласно обстоятельствам данного дела Управление по борьбе с наркотиками штата Колорадо в рамках расследования уголовного дела обратилось к Денверскому книжному магазину Теттерд Кавер с запросом о раскрытии информации о книге по производству наркотического вещества амфетамина, приобретенного в данном магазине подозреваемым. В ответ на это книжный магазин обратился в суд, чтобы оспорить законность направленного ему запроса о раскрытии информации.

В решении по данному делу Верховный суд штата Колорадо указал, что право человека приобретать книги анонимно гарантируется Первой поправкой к Конституции США. Приобретая книги в магазине, человек реализует свое право читать и получать информацию и другие идеи, ограничение данного права со стороны государственных органов недопустимо.

Таким образом, как видно из приведенных выше кейсов, Первая поправка к Конституции США в той части, в которой она гарантирует свободу слова и выражения собственного мнения, понимается американскими судами весьма широко. Данной поправкой охватывается, в том числе право на частное владение непристойными материалами, право на анонимное распространение публикаций, право читать и получать информацию и идеи анонимно.

Однако, как указывает Суд в этих и многих других решениях, право на свободу слова, предусмотренное Первой поправкой к Конституции, не абсолютно и в особых случаях все же может быть ограничено.

Так, например, в деле Ginsberg v. New York (1968) Суд посчитал законным положение закона штата Нью-Йорк, запрещающее владельцам магазинов продавать печатную продукции очевидно сексуального характера подросткам, не достигшим возраста 17 лет. Не затрагивая права взрослых приобретать и читать подобные материалы, Суд признал допустимым ограничение прав подростков на доступ к такой продукции с точки зрения государственного интереса в охране благосостояния детей и оказания поддержки родителям в воспитании детей.

В деле Miller v. California (1973) Верховный суд США пересмотрел свое определение непристойности, понимая под данным понятием вместо материала, не обладающего какой-либо социальной ценностью, материал, не обладающий серьезной литературной, художественной, политической или научной ценностью.

Подобные решения были вынесены и по другим делам: American Booksellers Assoc., Inc. v. Hudnut (1985), John D. Ashcroft, Attorney General, et al. v. Free Speech Coalition (2002) и др.

Определенные ограничения права на свободу слова допустимы и в отношении клеветы.

Так, например, в деле Gertz v. Welch (1974) Верховный суд указал, что личности, которые занимают выдающееся положение в обществе благодаря своей славе и известности, даже если они не являются должностными лицами, при заявлении о совершенной в отношении них клеветы должны доказать наличие фактического преступного намерения.

Таким образом, свобода слова, гарантированная Первой поправкой, обладает очень широкими пределами действия и особой значимостью, которая в большинстве случаев «перевешивает» различные общественные интересы. Тем не менее, в некоторых исключительных случаях данное право может быть ограничено, однако эти случаи представляют собой либо откровенно безнравственные и аморальные поступки, либо преступные действия.

Теперь представляется необходимым проанализировать, каким образом суды регулируют свободу слова в Интернете. Рассмотрим несколько кейсов.

Дело American Library Association v. U.S. Dapartment of Justice and Reno v. American Civil Liberties Union (1997), по сути, стало первым делом, связанным с регулированием распространения материалов в сети Интернет, рассмотренное Верховным судом США.

В рамках данного дела Верховный суд признал неконституционным федеральный Закон о благопристойности в сфере коммуникаций, предусматривающий уголовную ответственность за отправку или демонстрацию непристойных материалов в сети Интернет в форме, доступной для несовершеннолетних.

Как указал Суд, пытаясь ограничить несовершеннолетних от потенциально вредной для них информации, рассматриваемый Закон нарушает конституционные права взрослых граждан на получение такой информации. По мнению Суда, общественный интерес в защите детей от вредной информации не оправдывает чрезмерное ограничение свободы слова взрослых.

Более того, Суд в данном решении указал, что свобода слова в интернете, по праву, должна получить наивысшую степень защиты, предусмотренной Первой поправкой к Конституции, подобно тому, как Суд предоставляет эту защиту печатным книгам и газетам.

Похожее дело было рассмотрено Верховным судом США в 2003 году - United State, et al. v. American Library Associaton, Inc. et al. Дело касалось рассмотрения вопроса о правомерности положений Закона о защите детей в Интернете, обязывающих библиотеки, которые получают средства на обеспечение доступа в Интернет из федерального бюджета, устанавливать фильтры, предотвращающие доступ к вредной информации, непристойным материалам, детской порнографии как для детей, так и для взрослых. Суд признал данные положения не противоречащими Конституции США, поскольку, во-первых, они касаются публичных библиотек, получающих финансирование из государственного бюджета и на этом основании претерпевающих определенные ограничения, а, во-вторых, подобные фильтры могут быть отключены пользователями библиотек.

Таким образом, Закон о защите детей в Интернете не нарушает Первую поправку, поскольку положения данного акта накладывают на пользователей публичных библиотек сравнительно небольшие ограничения, которые не могут несоразмерными никакому потенциальному ущербу, связанному со свободой слова.

Кроме того, Суд в решении по данному делу снова подчеркнул, что Интернет - это всего лишь альтернативный способ сделать информацию доступной в школах или библиотеках, а также не более чем технологическое расширении книгохранилища.

Еще одно дело, связанное с обязательным применением Интернет-фильтров - Mainstream Loudoun, et al. v. Board of Trustees of the Loudoun County Library (1998). Однако в отличие от предыдущего кейса, в данном деле Верховный суд признал, что применение фильтров для ограничения доступа несовершеннолетних к материалам порнографического характера является нарушением свободы слова в рамках Первой поправки к Конституции. Фильтры в данном случаи блокировали доступ как для детей, так и для взрослых к сайтам, как содержащим порнографические материалы, так и абсолютно законным.

Однако, несмотря на чрезвычайно высокую степень важности свободы слова в Интернете, данное право, так же, как и в реальной жизни, может быть в определенных случаях ограничена.

В данном контексте представляются показательными два дела, рассмотренные Верховным судом США, связанные с сайтами со студенческими сплетнями JuicyCampus.com и AutoAdmit.com. Оба сайта изобиловали поверхностными, сексистскими и расистскими комментариями, гневными речами и даже угрозами. Оба сайта гарантировали своим посетителям анонимность.

В 2008 году Генеральный прокурор Нью-Джерси начал расследование в отношении сайта JuicyCampus.com на предмет возможных нарушений местного закона о мошенничестве в отношении потребителей. В следующем году сайт прекратил свое существование из-за финансовых проблем.

Что касается сайта AutoAdmit.com, то в 2007 году двое студентов Йельского университета подали в суд на нескольких анонимных пользователей за клевету и нарушение неприкосновенности частной жизни. Вынося положительное решение, Суд указал, что в данном случае право ответчиков на анонимность было «перевешено» правом истцов знать личность нарушителей, с тем чтобы продолжить процесс рассмотрения исков о нарушении их прав. И хотя сами подобные сайты, вряд ли, способны нести ответственность за клевету и другие правонарушения, они не могут поддерживать анонимность тех пользователей, которые размещают на сайте клеветнические комментарии в случаях, когда поданы иски или заявления правоохранительных органов.

Таким образом, на основании приведенных решений Верховного суда США относительно отношений в сети Интернет можно проследить его стремление применять конституционные стандарты, выработанные в отношении печатных публикаций и средств массовой информации, т.е. в офлайне, еще до появления или широкого распространения Интернета, к современным онлайн-отношениям, как минимум, в качестве отправной точки.

Соответственно, можно сделать вывод, что анонимность в Интернете, охватываемая конституционно признаваемой свободой слова, защищается в США предельно широко, ограничиваясь лишь в исключительных случаях.

Определенные коррективы в регулирование анонимности в Сети внес принятый в 2001 году, так называемый USA PATRIOT Act («Акт «О сплочении и укреплении Америки путем обеспечения надлежащими средствами, требуемыми для пресечения и воспрепятствования терроризму» 2001 г.»). Данный федеральный закон стал ответной реакцией Правительства США на совершенный 11 сентября 2001 года в США террористический акт.

Акт PATRIOT предоставил правоохранительным органам США широкие полномочия по надзору за гражданами. В частности, данные органы вправе требовать раскрытия любых документов, включая весьма чувствительные медицинские, образовательные и библиотечные записи на основании не подтвержденного заявления о том, что такие документы и записи имеют отношение к расследованию дел, связанных с террористическими угрозами.

Кроме того, доступ к так называемым метаданным предоставляется правоохранительным органам по простому письменному запросу, в то время как для получения доступа к содержанию электронных сообщений требуется полноценный судебный ордер.

По сути, данный акт являлся первым шагом на пути ограничения анонимности в Интернете со стороны государственной власти.

Однако, как отмечают некоторые американские авторы, несмотря на то, что данный акт наделил правоохранительные органы довольно широкими полномочиями по проникновению в частную жизнь граждан, внесенные изменения касаются, скорее, количественными, а не качественными. По сути, данный закон сократил процесс по приобретению информации, которая всегда была доступна для государственных органов только после четкого обоснования необходимости этого.

Многие другие положения Акта расширили перечень оснований, при которых правоохранительные органы вправе запрашивать информацию, либо изменили стандарты, применяемые к запросам. Однако данный акт не запрещает анонимные коммуникации, равно как и не меняет регулирование криптографических инструментов, которые, по-прежнему, остаются предметом экспортного контроля, но не подлежат никаким ограничениям в целях импорта и домашнего использования.

Более того, в 2004 году в системе органов исполнительной власти США был создан независимый орган - Комитета по надзору за конфиденциальностью и гражданскими свободами (PCLOB). Данный орган призван анализировать и обозревать действия, предпринимаемые исполнительной властью для защиты государства от терроризма, с целью обеспечения баланса между необходимостью принятия таких мер и необходимостью защиты частной жизни и гражданских свобод.

Стоит отметить, что срок действия USA PATRIOT Act истек в 2015 году, и на смену ему был принят USA Freedom Act («Акт о свободе»), который восстановил многие положения предыдущего Закона, но в измененном виде. Согласно «Акту о свободе», информацию о действиях граждан в Сети можно будет получать только в случае, если суд признает наличие обоснованных подозрений о связях лица с терроризмом. По сути, принятие данного закона было ответом на реакцию американских граждан, недовольных чрезмерной слежкой со стороны спецслужб за их личной жизнью.

Однако, как отмечают некоторые авторы, «Акт о свободе», хотя и ограничивает возможности американских спецслужб по массовому сбору телекоммуникационных метаданных американских пользователей, тем не менее, это лишь маленький шаг на пути к реформам.

Таким образом, Правительство США не нацелено на признание анонимности недействительной, равно как и на непосредственное требование идентификации. Напротив, законодательные требования идентификации пользователей Сети считаются не только довольно спорными, но даже противоречащими Конституции США.

Идентификация в Интернете рассматривается в США «по умолчанию» с точки зрения коммерческих целей и требований безопасности. Контроль доступа и требования идентификации необходимы сервис-провайдерам для выставления счетов за предоставленные услуги и для предотвращения взломов системы со стороны неидентифицированных пользователей.

Более того, как отмечают исследователи, на сегодняшний день наибольшую угрозу Интернет-анонимности представляют не антитеррористические правовые акты, а коммерческое давление со стороны владельцев прав интеллектуальной собственности, которые хотят знать, кто именно получает доступ к их цифровому контенту, с тем чтобы взимать за это плату.

С другой стороны, в связи с участившимися террористическими актами политика американского правительства в течение последних лет значительно меняется в сторону ограничения права на анонимность в Сети. Об этом, как минимум свидетельствует, принятая Агентством национальной безопасности в 2007 году государственная программа по массовому негласному сбору информации, передаваемой по сетям электросвязи - PRISM. Данная программа позволяла разведывательным службам США получать от крупнейших Интернет-компаний доступ к широкому спектру цифровых данных пользователей за рубежом. Программа была одобрена судом, однако не требовала получения спецслужбами индивидуальных ордеров для сбора личных данных.

Таким образом, представляется логичным заключить, что политика США по вопросу анонимности в сети Интернет является весьма противоречивой.

Вероятно, такое положение вещей можно объяснить тем, что, как пишут некоторые авторы, регулирование анонимности в США (хотя и не только в США) осуществляется на двух параллельных уровнях: открытое регулирование и скрытое регулирование.

На уровне открытого регулирования принимаются различные стратегии, в которых провозглашается охрана и гарантия прав граждан на анонимность и неприкосновенность частной жизни. Так, например, Национальная стратегия в сфере кибепространства (2011) объявляет нацеленность Правительства США на защиту анонимности и обеспечение безопасности коммуникаций от мониторинга со стороны третьих лиц.

В рамках же скрытого регулирования, американскими спецслужбами проводятся массовые слежки за цифровыми коммуникациями граждан и организаций по всему миру, вызванные, якобы, необходимость борьбы против террористических угроз.



2.4 Ограничения права на Интернет-анонимность в Европейском союзе

В Европейском союзе право на анонимность также отдельно не регулируется. Однако право ЕС, в отличие от США, отводит особое место вопросам прайвеси. Как было отмечено в первой главе, границы прайвеси очерчиваются здесь весьма широко, и защите частной жизни людей уделяется повышенное внимание. В связи с этим, есть основания заключить, что право на анонимность в ЕС признается и охраняется в составе прайвеси.

Как было отмечено ранее, право на неприкосновенность частной жизни закреплено в ряде международных правовых актах, в т. ч. принятых в рамках Европейского союза.

Так, в частности, статья 8 Европейской Конвенции по правам человека закрепляет, что каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности, или защиты прав и свобод других лиц.

Аналогичные положения содержаться и в Хартии Европейского Союза об основных правах, статья 7 которой устанавливает, что каждый человек имеет право на уважение своей частной и семейной жизни, своего жилья и своих коммуникаций.

Более того, данная Хартия отдельно закрепляет право человека на защиту относящихся к нему данных личного характера (статья 8).

Также важную роль в защите частной жизни граждан ЕС играет Директива ЕС о защите прав физических лиц применительно к обработке персональных данных и о свободном движении таких данных (Директива 95/46/ЕС от 24 октября 1995 г.).

На протяжении достаточного долгого времени данный документ выступал своего рода эталоном законодательного регулирования защиты персональных данных. Директива закрепила базовые принципы обработки персональных данных, основные права субъектов персональных данных, принципы ответственности и транснациональной передачи персональных данных и др.

Однако в условиях повсеместного распространения Интернета и информационных технологий Директива 1995 года постепенно устаревала, в связи с чем была предпринята масштабная реформа законодательства о персональных данных. Результатом данной реформы стало принятие взамен Директивы 1995 года нового Общего регламента по защите данных (Регламент ЕС 2016/679 от 27 апреля 2016 г. или General Data Protection Regulation, GDPR), который вступает в силу 25 мая 2018 года.

Данный документ расширяет понятие персональных данных, ужесточает требования к обработке персональных данных субъектов и предоставляет больше возможностей для субъектов контролировать свои персональные данные. Как отмечают авторы, новые требования являются результатом серьезного ужесточения и унификации всех существовавших на протяжении 20 лет и различавшихся в разных европейских странах норм о защите персональных данных.

С точки зрения данной работы, представляется важным введение Регламентом такого понятия, как «псевдонимизация», под которой понимается обработка персональных данных таким образом, при котором они не могут больше быть отнесены к конкретному субъекту данных без использования дополнительной информации при условии, что такая дополнительная информация хранится отдельно и подлежат техническим и организационным мерам воздействия с тем, чтобы личные данные не были отнесены к идентифицированному или идентифицируемому физическому лицу (п. 5 ст. 4).

Как указано в самом Регламенте, его положения применяются к любой информации, касающейся идентифицированного или идентифицируемого физического лица. При этом личные данные, подвергшиеся псевдонимизации, которые могут быть приписаны физическому лицу с использованием дополнительной информации, следует рассматривать как информацию об идентифицируемом физическом лице. Чтобы определить, является ли физическое лицо идентифицируемым, следует учитывать все средства, которые с разумной степенью вероятности могут использоваться для прямого или косвенного определения физического лица. Чтобы выяснить, могут ли такие средства использоваться с разумной степенью вероятности для определения физического лица, следует учитывать все объективные факторы, такие как затраты и время, необходимые для идентификации, с учетом имеющихся технологий на момент обработки и технических разработок (п. 26 Преамбулы).

Напротив, действия GDPR не распространяются на обработку анонимной информации, под которой Регламент понимает информацию, не относящуюся к идентифицированному или идентифицируемому физическому лицу или персональным данным, обезличенным таким образом, что субъект данных вообще или больше не идентифицируется.

Таким образом, учитывая выводы, сделанные в первой главе относительно понятия анонимности, логично заключить, что данные о лице, который действует в сети Интернет под определенным ником, являются псевдонимизированными. Как было указано ранее, личность пользователя в глобальной Сети может быть определена с помощью различных сведений технического и организационного характера (IP-адрес, время Интернет-сессии, местоположение и т.п.).

Получается, что GDPR защищает «вымышленные» данные пользователя, предоставляя тем самым ему определенные гарантии действовать анонимно в Интернете. В частности, на такие данные пользователя распространяются принципы Регламента: принцип правомерности, справедливости и прозрачности; принцип ограниченного целевого назначения; принцип минимизации данных; принцип корректности данных; принцип ограниченного хранения; принцип целостности и конфиденциальности; принцип подотчетности.

Однако даже в Европейском союзе право на анонимность, выводимое из широкого понятия прайвеси, не является безграничным.

Так, по мнению некоторых авторов, некоторые ограничения Интернет-анонимности содержатся еще в Конвенции о компьютерных преступлениях, принятой в 2001 году в Будапеште.

Предпосылками принятия Конвенции о компьютерных преступлениях стала необходимость гармонизировать национальные законодательства и обеспечить международное сотрудничество в области расследования компьютерных преступлений.

По сути, данная Конвенция предусматривает весьма положительные нормы, обеспечивающие определенный стандарт для национальных правовых режимов и межгосударственного сотрудничества между правоохранительными органами и обвинителями. Однако многие члены сетевого информационного сообщества восприняли данную Конвенцию негативно. Многие общественные организации подписались под совместным протестом против принятия этой Конвенции. В их число вошли Фонд электронных границ (Electronic Frontier Foundation - США), международная организация «Общество Интернет» (Internet Society), организации «Киберправа и киберсвободы» (Cyber-Rights & Cyber-Liberties - Великобритания), «Криптополис» (Kriptopolis - Испания) и т.д. Критики отмечают, что данный документ предоставляет иностранным государствам возможность требовать от национальных правоохранительных органов содействия в слежке за эмигрировавшими диссидентами, умаляя тем самым право на неприкосновенность частной жизни и судебный надзор.

Так, например, по их мнению, данная Конвенция требует от национальных законодателей принять нормы, обязывающие граждан раскрывать ключи дешифрования для предоставления правоохранительным органам доступа к их компьютерным данным.

Еще одним шагом на пути ограничения анонимности в Сети стала так называемая Директива о хранении данных о переговорах абонентов телеком-операторов 2006 года (Data Retention Directive).

Директива была принята в 2006 году после терактов в Мадриде в 2004 году и Лондоне в 2005 году. В соответствии с данным нормативным актом на провайдеров телекоммуникационных услуг накладывалась обязанность хранить метаданные пользователей, а именно данные об их интернет-трафике, местонахождении, IP-адресе, временном периоде Интернет-сессии, а также другие сведения, позволяющие идентифицировать пользователей, от 6 до 24 месяцев. Данная информация должна была предоставляться государственным органам по их запросам в целях предотвращения и расследования преступлений.

Однако в апреле 2014 года в результате рассмотрения запросов правительства Австрии и Ирландии Суд Европейского союза признал данную Директиву недействительной, поскольку она нарушает важный принцип европейского права - принцип пропорциональности.

Согласно статье 52 Хартии основных прав Европейского союза ограничение прав и свобод допускается строго на основании закона и только на началах пропорциональности и соблюдения сущности права, если такое ограничение необходимо и явно соответствует общим интересам, признаваемым Союзом, или осуществляется для защиты прав и свобод других граждан.

По мнению Суда ЕС, положения Директивы нарушают два основополагающих права человека: на уважение частной жизни и коммуникаций (статья 7 Хартии), а также на защиту персональных данных (статья 8 Хартии). Более того, Суд ЕС также указал на несоответствие Директивы праву на свободу выражения мнений, предусмотренному статьей 11 Хартии.

Суд заключил, что несмотря на то, что Директива не обязывает провайдеров собирать и хранить сведения о содержании электронных сообщений, накопление метаданных пользователей само по себе представляет серьезное вмешательство в частную жизнь граждан. По мнению Суда, совокупность таких сведений позволяет многое узнать о личности пользователей, их привычках, предпочтениях, местонахождении, окружении и взаимосвязях и т.п. Кроме того, масштабный сбор данных о пользователях оказывает негативное влияние на свободное выражение ими своих мнений.

Таким образом, разъяснения Суда ЕС дают четкое понимание, что преследование государством благих целей, в том числе в виде борьбы с преступностью, не может служить оправданием для масштабного посягательства на интересы общества. Государство обязано обеспечивать национальную безопасность, но должно изыскивать такие способы исполнения своего долга, которые не будут нарушать основополагающие права добропорядочных граждан.

Примечательно, что признание данной Директивы недействительной, в целом, отражает настроения, которые царят в национальных правопорядках, и еще раз демонстрирует широкую охрану частной жизни граждан в Европейском союзе.

Так, например, Конституционный Суд Германии еще в 2010 году признал неконституционным и отменил закон о сборе пользовательских данных, принятый во исполнение Директивы 2006/24. По мнению германского суда, пространные формулировки закона не содержат ни прозрачных, контролируемых процедур его исполнения, ни твердых гарантий защиты собираемых данных, ни разумного ограничения целей их использования.

В 2011 году примеру Германии последовала Чехия, а затем Румыния и, частично, Кипр и Болгария.

Новая волна ограничений анонимности в Сети была вызвана террористическими актами в Европе в 2015-2016 годах. Так, после нападения на редакцию французского журнала «Шарли Эбдо» в январе 2015 года в Великобритании был разработан и впоследствии принят т. н. Investigatory Powers Act («Акт о полномочиях следствия»), который предоставляет спецслужбам широкие полномочия по доступу к электронным сообщениям подданных, аналогичные тем, которые эти службы имеют в отношении традиционных средств связи. В частности, Интернет-провайдеры обязаны фиксировать всю историю активности каждого пользователя веб-сайта в режиме реального времени и хранить записи об этом до года, предоставляя их нескольким спецслужбам по их запросам.

Аналогичный закон был принят в Германии в 2015 году. Он также расширил полномочия правоохранительных органов, предоставив им доступ к огромному количеству метаданных (дате и времени телефонных звонков, местоположении пользователя, IP-адресам, дате и времени доступа в Интернет и др.), а также самому содержанию электронных сообщений пользователей, которые подозреваются в совершении тяжких преступлений, таких как убийство или похищение людей.

Наиболее радикальные меры были предусмотрены принятым в 2015 году французским Законом о сборе данных, которые многие критики назвали «французским Патриотическим актом». Данный акт значительно расширяет полномочия французской полиции и спецслужб по слежке за гражданами. В частности, предполагается активное применение технических средств, которые раньше использовались только с санкции суда, установление микрофонов, видеокамер не только в публичных местах, но и в частных квартирах и автомобилях, а также установление Интернет-провайдерами, так называемых «черных ящиков», которые фиксируют потоки информации в коммуникационных сетях на территории Франции.

Кроме того, Закон предоставляет спецслужбам возможность прослушивать телефонные разговоры по мобильным телефонам с помощью, так называемых «ловцов IMSI» без каких-либо официальных разрешений. Причем, прибегать к подобным мерам возможно не только в случаях подозрения в террористической деятельности, но и защита экономических интересов страны, вопросы национальной независимости, международной политики Франции и др.

Таким образом, право на анонимность непосредственно не закреплено ни в России, ни в США, ни в Европейском союзе. Тем не менее, во всех указанных правовых режимах есть основания для выведения и признания данного права.

В США право на анонимность выводится из Первой поправки к Конституции, гарантирующей свободу слова и собраний, которая трактуется американскими судами довольно широко. Данной поправкой охватывается, в том числе право на частное владение непристойными материалами, право на анонимное распространение публикаций, право читать и получать информацию и идеи анонимно.

...