Принцип свободы договора в гражданском праве Российской Федерации

В соответствии с первым вышеуказанным нюансом свободы договора по умолчанию устанавливается правило о недопущении понуждения к заключению договора. Данная норма права, установленная пункта 1 статьи 421 Гражданского

кодекса Российской Федерации, по мнению Белова Вадима Анатольевича, напрямую связана с принципами юридического равенства и диспозитивности, так как «договор - это продукт частной воли»1. Кроме того, вышеуказанный исследователь усматривает, что начало свободы договора появляется из принципа имущественной самостоятельности участников: «каждый сам, сообразуясь с собственными интересами и возможностями, действиями окружающих и вообще фактическими обстоятельствами, принимает решения о совершении действий с имущественно-правовыми последствиями»2. При этом дополнительно необходимо отметить пощицию Степанова Д.И., который отмечает, что «стороны договора изначально имеют противопоставленные друг другу цели, т.е. в их взаимодействии изначально присутствует конфликт интересов, разрешение которого и удовлетворение индивидуальных интересов сторон достигаются посредством заключения договора и исполнения обязательств, предусмотренных в нем»3.

Относительно свободы выбора типов договора и определения его условий считаю необходимым обратить внимание на следующее. Согласно положениям статьи 421 ГК РФ, если договор не находится в противоречии с законодательством Российской Федерации, то данный договор является правомерным, т.е. должен подлежать судебной защите4. Данное направление, с точки зрения Белова Вадима Анатольевича, «включает в себя также инициативное создание такого типа с нуля и объединение нескольких типов договоров в рамках единого договора, которое не имеет самостоятельного содержания, поскольку договорный тип определяется в

соответствии с содержанием договора»1.

Таким образом, можно прийти к выводу, что Белов Вадим Анатольевич в при определении содержания договора обозначет принцип свободы как фактически безупречный, указывая в защиту своей позици, что: «никто не обязан объяснять причины своих деяний (причины заключения или отказа от заключения договора, причины выбора согласованного сторонами типа договора и соответственно причины выбора определенных условий договора) вследствие наличия у стороны независимой автономной воли, проявленной вовне в момент заключения договора посредством акта»2.

Рассматривая определения понятия договоров и сделок, вышеуказанный автор приходит к выводу о том, что вышеуказанные определения «не выдвигают каких-либо требований насчет тех содержательных условий (критериев), соблюдение которых является необходимым для достижения ими намеченного юридического эффекта»3.

Если провести анализипонятие «свобода договора» с позиции теории не применительно к положениям Особенной части ГК РФ, то с позицией Белова Вадима Анатольевича по поводу широкого применения принципа свободы договора представляется возможным согласиться, но с практической точки зрения данная позиция, является необоснованной. Так как принцип свободы договора и его пределы реализации, пу сути своей, не является безусловно отличным явлением, потому что его реализация ограничена пределами действующего законодательства. Договор считается правомерным только в том случае, если его положения не вступают в противоречии с императивными нормами права.

Вместе с тем, договорное право представляет собой часть частного права и

соответственно не может основываться только лишь на императивных предписаниях и запретах, носящих обязательный характер, в связи с чем наряду с ними действуют диспозитивные нормы права, которые по умолчанию, если сторонами договора не предусмотрено иное, а также другие факультативные нормы, «которые различаются в том, что для того, чтобы они вступили в силу, необходимо положительным образом выраженное согласие сторон»1.

Так как понятие «диспозитивная норма» определяется законодательством в узком смысле, то я считаю, что правильным представляется определение диспозитивных и факультативных норм как нормы дозволительной направленности.

Того же мнения придерживаются Брагинский Михаил Исаакович и Витрянский Василий Владимирович, отмечая, что «принятое текущее двухраздельное деление норм на императивные и диспозитивные в текущей действительности не могут охватить всего относящегося к правовым договорам»2. Таким образом, основной целью действия данных норм является поддержание баланса частных и публичных интересов.

Направлением для системы гражданского законодательства является вопрос о соотношении диспозитивных и императивных норм права. Проанализировав положения статьи 17 Конституции РФ и статьи 1 Гражданского кодекса Российской Федерации предоставлется возможным сделать вывод о том, что свобода субъектов гражданских отношений, в том числе и отношения, возникающие из договоров, и в результате для договорной свободы можно усатновить пределы реализации только законом и при наличии условии, что имеется угроза нарушения конституционных прав, свобод и законных интересов других участников правоотношений. Поэтому утверждение о том, что свобода договора может быть ограничена только при определенных и очевидных

основаниях, я считаю логичным и обоснованным.

Вышеуказанное утверждение, также поддреживают большинство ученых- цивилистов, которые указывают на очевидные противоречия, которые имеются между действующими законами и судебной практикой1.

Вышеуказанные противоречия корреспондируются с проблемой численного преобладания императивных норм права над нормами дозволительной направленности, также данное обстоятельство представляется скорее целью свободу договора и увеличть пределы реалиции принципа свободы договора, а не к достижению эффективной рыночной экономики.

Обозначая содержании аналищируемого принципа свободы договора, важно выделить, что свобода физических и юридических лиц заключается в проявления автономии воли, в принятии решения о заключении либо не заключении договора, а также в выборе контрагента и в выборе любого типа договора. Также стороны договора, должны соблюдать конкретные требования, которые определны законом, данные требования называются существенными. В проявлении автономии воли отображается принцип действия норм дозволительной направленности, а в в принятии решения о заключении либо не заключении договора - императивных норм, которые являются ограничением принципа свободы договора. Безупречным вариантом является равновесие между вышеуказанными нормами. К сожалению, такой правовой системы в мире пока не существет в силу того, что на данный момент рациональность субъект гражданского оборота ограничена, и также потому что на данный момент нет возможности законодательно закрепить все варианты, которые могут осуществить субъекты.

Упоминание вышеуказанной теории есть в научных работах современных цивилистов, например, Бевзенко Р.С., Карапетова А.Г., Фогельсона Ю.Б., которые выдвигают теорию, что субъекты правоотношений обладают узкой рациональностью, и поэтому стремятся удовлетворить свои потребности, и не

обязательно максимизирую их.1

Кроме того необходимо выделить, что правовой позитивизм, который основывается на признании правовыми нормами только императивных норм, и соответственно предусматривающий фактическое закрепление презумпции императивности норм договорного права характерен не только для советского периода, но и для современного российского договорного права.

Данная позиция отражена в работах Хохлова С.А.2 Сторонниками данной точки зрения являются так же Карапетов А.Г., Бевзенко Р.С.3 Эта особенность правового регулирования частноправовых отношений свойственна именно для российской правовой действительности, так как в большинстве западноевропейских законодательств существует опровержимая презумпция свободы договора (имеется в виду опровержимая презумпция диспозитивности норм договорного права)4.

Таким образом, ключевым критерием для характеристики норм, регулирующих договорные отношения между субъектами в данной области права, является диспозитивность (свобода договора), как вектор, имеющий

«направленность на заполнение пробелов в договоре»5.

Анализ пункта 1 статьи 8 Конституции Российской Федерации позволяет сделать вывод, что в России декларируется принцип свободы экономических отношений, что фактически запрещает любое вмешательство государства в рыночные отношения между субъектами, за исключением случаев, когда наблюдаются эксплицитные нарушения основных прав, свобод и законных

интересов. Ввиду этого, поскольку презумпция императивности подразумевает, что в отсутствие в положениях статей формулировки «если иное не предусмотрено соглашением сторон», участники правоотношений не вправе сами определять какие-либо условия, таким образом, действует принцип «запрещено все, что прямо не разрешено», она находится в очевидном противоречии с действующим законодательством Российской Федерации. Карапетов А.Г. и Бевзенко Р.С. характеризуют существующую до момента принятия Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах» судебную практику как «парадоксальную и беспрецедентную в мировом масштабе профанацию идеи свободы договора, тотально ограниченную огромным количеством императивных норм (признанными таковыми «по воле слепого случая»)».1 Так как из диспозиции статей Конституции и Гражданского кодекса Российской Федерации логично вытекает реальная возможность для закрепления общей презумпции диспозитивности представляется возможным рассмотреть вопрос о закреплении опровержимой презумпции свободы договора норм договорного права. Сторонниками данной идеи являются Карапетов А.Г. и Бевзенко Р.С.2 В свою очередь, необходимость введения данной презумпции в российском договорном праве рассматривали. Хохлов С.А.3

По поводу соотношения понятий «принцип свободы договора» и

«презумпция свободы договора» необходимо отметить следующее. В то время как принцип свободы договора является основным началом, обладающим свойством неопровержимости, термин «презумпция» определяется Мосиным С.А. как предположение, признаваемое достоверным, пока не будет доказано обратное, суть которого заключается в индуктивном заключении, сделанном посредством наблюдения, накопления фактического материала, что впоследствии способствует

выявлению той или иной презумпции с разной степенью вероятностного характера1.

В исследовании вышеуказанный автор, анализируя понятия «принцип» и

«презумпция», приводит точки зрения Бабаева В.К., Качура Н.Ф., Кузнецовой О.А. По мнению Бабаева В.К., «правовую презумпцию, можно определить как закрепленное в нормах права предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и подтвержденное предшествующим опытом»2. С точки зрения Качура Н.Ф, как указано в работе Мосина С.А., «презумпцию следует отличать от принципа ввиду того, что в отличие от принципа права, который является основополагающим, руководящим началом, идеей, презумпция, как правило, обладает свойством опровержимости»3. В то же время, основываясь на мнении Кузнецовой О.А., Мосин С.А. считает, что принцип права может быть сформулирован в виде презумптивной нормы; важно, чтобы данная норма включала в себя признаки принципов права, отражала сущность права или его отдельной отрасли и

распространяла свое содержание на другие нормы4.

Представляется спорным вопрос о введении непосредственно принципа диспозитивности либо принципа свободы договора норм договорного права, так как принцип характеризуется как основополагающее начало, не подлежащее оспариванию. Следовательно, введение принципа договорной свободы норм в договорном праве может создать определенные сложности в вопросе квалификации и оценке существующих норм права, как на законодательном уровне, так и в правоприменительной практике. Наиболее целесообразным и соответствующим зарубежному опыту является введение презумпции свободы договора, которую также называют гибкой или опровержимой. Важно отметить,

что использование терминов «презумпция свободы договора» и общепринятого

«презумпция диспозитивности» в качестве тождественных представляется целесообразным ввиду следующего. Свобода договора рассматривается как частный случай автономии воли сторон, которая по большому счету проявляется в отношении направлений проявления договорной свободы субъектов. Так же, исследуя работы Карапетова А.Г., можно прийти к выводу, что опровержимая презумпция диспозитивности и опровержимая презумпция свободы договора являются равнозначными понятиями1.

Таким образом, в данном параграфе рассмотрено содержание принципа свободы договора, традиционно проявляющееся в трех направлениях: по общему правилу, существуют свобода заключения договоров, свобода выбора контрагента и свобода определения договорных условий, а также свобода заключения непоименованных договоров, которая, по мнению Белова В.А., является последствием свободного определения договорных условий. В дополнение необходимо отметить, что принцип свободы договора в договорном праве зарубежных стран выражается в формах, в которых проявляется опровержимая презумпция свободы договора. Принимая во внимание положения статей 8, 17 Конституции Российской Федерации, статей 1, 421 Гражданского кодекса Российской Федерации, целесообразно предположить, что в современном договорном праве Российской Федерации может быть введена гибкая презумпция свободы договора, указав на это в Гражданском кодексе Российской Федерации. Данной точки зрения придерживались Хохлов С.А., Садиков О.Н.. Сторонниками идеи закрепления вышеуказанной презумпции являются такие правовдеы как

Белов В.А., Карапетов А.Г., Бевзенко Р.С.

Ограничение принципа свободы договора в гражданском праве Российской Федерации

Как уже отмечалось ранее, принцип свободы договора может быть ограничен в установленных законодательством случаях, соответственно гибкая презумпция свободы договора может быть опровергнута, «когда определенные важные политико-правовые ценности оказываются более значимыми»1.

Соответственно, основная проблема целесообразного ограничения свободы договора заключается в выявлении данных случаев и разграничении их от тех обстоятельств, когда отсутствуют действительные или хотя бы потенциальные основания для ограничения реализации принципа свободы договора.

Способы ограничения принципа свободы договора на современном этапе можно закреплены и выделяются статьями 10, 168, 180 Гражданского кодекса Российской Федерации. Карапетов А.Г. и Савельев А.И. предлагают дифференцировать способы ограничения договорной свободы на императивный контроль и контроль несправедливых договорных условий2. Вышеперечисленные статьи, по мнению вышеуказанных цивилистов, относятся к императивным способам ограничения принципа свободы договора. Вместе с тем, по мнению Сазановой И.В., статья 10 Гражданского кодекса Российской Федерации является основной нормой, основой судебного контроля справедливости договорных условий3. Традиционно же норму, содержащуюся в ней, относят к универсальным

способам ограничения принципа свободы договора.

Сазановой И.В. отмечается, что по действующей редакции ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации происходит размытие границ понятия злоупотребления правом и отождествление его с любым недобросовестным поведением1.

По мнению вышеуказанного автора, положения ст. 10 ГК РФ должны служить «инструментом оценки соответствия поведения управомоченного лица стандарту добросовестности, а отказ в защите субъективного права является, как правило, достаточным юридическим последствием квалификации поведения субъекта как злоупотребления правом»2.

Основные направления ограничения принципа свободы договора выражаются в двух аспектах: во-первых, в признании недействительными сделок, совершенных с пороком воли (сторонами договора в которых выступают недееспособные, лица, не достигшие четырнадцати лет и другие), во-вторых, в иных патерналистских целях, в том числе признании недействительными сделок, направленных против требований законодательства Российской Федерации, основ правопорядка или нравственности и т.д.

По мнению Карапетова А.Г. и Савельева А.И., законодательные ограничения принципа договорной свободы можно классифицировать на ограничения ex ante императивных норм и ex post контроль справедливых договорных условий3. С точки зрения большинства ученых, наиболее серьезные проблемы связаны с применением судебного контроля договорных условий, к числу которых относятся способы ограничения принципа свободы договора, в том числе применяемых в договорах с участием потребителей. Следует отметить, что в большинстве случаев проблемы судебного рассмотрения в рамках применения судебного контроля договорных условий связаны с наличием практики буквального толкования

определения норм гражданского, в частности договорного права. На данную проблему указывает Садиков О.Н..1

По мнению Бевзенко Р.С., для решения вышеуказанной проблемы можно предложить два пути решения. Во-первых, исключить презумпцию диспозитивности посредством «борьбы с нормативизмом с помощью нормативизма… предусмотреть в Гражданском кодксе Российской Федерации жесткую норму о том, что если в самом законе не написано, что соглашение об ином ничтожно, то все нормы диспозитивны». Во-вторых, - это делегировать компетенцию судам по определению природы правовой нормы посредством телеологического толкования2.

Первое предложение является разумным, но могут возникнуть проблемы, потому что если презумпция императивности на практике выливается в нецелесообразные и зачастую несправедливые ограничения свободы договора, то результатом установления жесткой презумпции диспозитивности станет злоупотребление правом и недобросовестное поведение субъектов договорного права. Второе предложение Бевзенко Р.С. представляется логичным и целесообразным, поскольку соответствует зарубежной практике, где широко применяется способ защиты от несправедливых договорных условий, определяемая Карапетовым А.Г., Бевзенко Р.С. и Савельевым А.И. как модель предварительного контроля.3 Также, подобный метод толкования и определения природы правовых норм рассматривался еще в дореволюционный период, о чем указывалось в настоящей выпускной квалификационной работе ранее, предлагался к закреплению в Проекте Гражданского Уложения. Современными сторонниками вышеуказанной точки зрения являются такие правоведы, как Карапетов А.Г. и

Бевзенко Р.С.1

Таким образом, в настоящем параграфе рассмотрены основные ограничения принципа договорной свободы, а именно проанализированы основные способы ограничения данного принципа. В результате мною сделан вывод, что в Гражданском кодексе Российской Федерации необходимо закрепить положение о том, что «при споре между субъектами предпринимательской деятельности, признание спорной нормы договорного права императивной возможно только тогда, когда суду очевидны основания, которые допускают легитимное ограничение конституционного принципа свободы договора в целом. Суд должен определять квалификацию на основе определения цели спорной нормы. (телеологическое толкование).

Глава 3. Анализ конституционных ограничений и судебной практики в Российской Федерации о пределах реализации принципа свободы договора на примере арендных отношений

Анализ конституционных ограничений принципа свободы договора в Российской Федерации

Актом, положения которого необходимо проанализировать, является Конституция Российской Федерации1. В Конституции Российской Федерации не указывается принцип свободы договора среди основополагающих конституционных принципов. Но это не означает, что принцип свободы договора менее значим, чем, например, неприкосновенность собственности.

Особое внимание при анализе Конституции Россиской Федерации, необходимо уделить положениям, содержащимся в статьях 34 и 35, в которых закрепляется в том числе и принцип свободы договора.

При анализе положений Конституции необходимо отметить позицию Конституционного суда.

В своем Постановлении от 30.01.2009 № 1-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 2, 3 и 4 статьи 13 и абзаца второго пункта

1.1 статьи 14 федерального закона «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения» в связи с жалобой гражданки Л.Г. Погодиной, Конституционный суд прямо указал, что все перечисленные в Гражданском кодексе Российской Федерации основные начала гражданского законодательства (равенство участников регулируемых им имущественных и личных неимущественных отношений, неприкосновенность собственности, свобода договора, недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела,

необходимость беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты) имеют конституционное значение1.

Свобода договора признается «конституционной свободой» в Постановлении Конституционного Суда РФ от 3 июля 2001 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений подпункта 3 пункта 2 статьи 13 Федерального закона «О реструктуризации кредитных организаций» и пунктов 1 и 2 статьи 26 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» в связи с жалобами ряда граждан». 2

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 6 ноября 2013 г. № 23-П

«По делу о проверке конституционности части первой статьи 56 Закона Российской Федерации «О пенсионном обеспечении лиц, проходивших военную службу, службу в органах внутренних дел, Государственной противопожарной службе, органах по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ, учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы, и их семей» в связи с жалобой гражданина Федина С.А.» свобода договора названа принципом, вытекающим из Конституции РФ.

В Постановление Конституционного Суда РФ от 22 ноября 2000 г. № 14-П

«По делу о проверке конституционности положений части третьей статьи 5 Федерального закона «О государственной поддержке средств массовой информации и книгоиздания Российской Федерации, принцип свободы договора указывается также как «общепризнанным»3.

Примером претворения в жизнь конституционного принципа свободы

договора является Постановление Конституционного Суда от 23 февраля 1999 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности положения ч. 2 ст. 29 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. «О банках и банковской деятельности» в связи с жалобами граждан Веселяшкиной О.Ю., Веселяшкина А.Ю. и. Лазаренко Н.П»1, Конституционный Суд РФ признал несоответствующими Конституции положения вышеуказанного закона: «об изменении банком в одностороннем порядке процентной ставки по срочным вкладам граждан как позволяющее банку произвольно снижать ее исключительно на основе договора, без определения в федеральном законе оснований, обусловливающих такую возможность не соответствующим Конституции РФ, а именно ст. 34 и 55 (ч. 2 и 3)». Так как в этом законе нет возможности для уменьшения процентнов по ставкам по срочным вкладам граждан, постольку банк по решению суда не может указывать в заключаемых с гражданами договорах условие, которые позволяли бы ему в одностороннем порядке снижать процентные ставки по этим вкладам.

Постановлением Конституционного Суда РФ от 23.02.1999 № 4-П, признается конституционная значимость свободы договора.

В Постановление Конституционного Суда РФ от 01.04.2003 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности положения п. 2 ст. 7 ФЗ «Об аудиторской деятельности» в связи с жалобой гражданки И.В. Выставкиной»2, отмечается, что конституционная свобода договора не является абсолютной, не должна приводить к отрицанию или умалению других общепризнанных прав и свобод и может быть ограничена федеральным законом; такие ограничения, однако, не могут являться произвольными: они возможны лишь в той мере, в какой это необходимо для

защиты основ конституционного строя, прав и законных интересов других лиц. Указанная в данном постановление иерархия ценностей логична. Защита основ конституционного строя занимает центральное место, в силу того, что предполагает правовую охрану интересов гражданских правоотношений, указанные основы содержат исходные принципы конституционно-правового регулирования взаимоотношений между субъектами гражданских правоотношений. При защите нравственности, здоровья, прав и законных интересов субъектов гражданских правоотношений приоритет отдается балансу интересов тех или иных субъектов и общественной безопасности в целом. Надлежащее обеcпечение обороны страны и безопасности государства ставит целью общие интересы всех граждан Российской Федерации. Также необходимо отметить, что обозначенные конституционные и гражданско-правовые ограничения не могут выходить за рамки пределов осуществления прав и свобод, которые очерчены в Конституции РФ, а могут всего лишь конкретизировать, уточнять, либо дополнять закрепленные Конституций РФ гарантии.

Одновременно с провозглашенной Конституцией РФ свободой экономической деятельности в части 3 статьи 17 конституционный законодатель обозначает пределы осуществления гражданских прав, в том числе и свободы договора. В соответствии с указанной статьей осуществление гражданских прав и свобод не должно нарушать права и свободы других субъектов гражданских правоотношений. При этом Конституционным Судом РФ определено, что исходя, из конституционной свободы договора, конституционный законодатель не вправе ограничиваться формальным признанием юридического равенства субъектов гражданских правоотношений. Анализируя вышеуказанное, можно сделать вывод о том, что свобода договора не может быть абсолютной, поскольку человек, живя в обществе, должен соблюдать правила этого общества, в соответствии с которыми свобода одного не должна нарушать свободы другого.

В определении Конституционного Суда РФ от 29.09.2015 № 2214-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы общества с ограниченной ответственностью

«Питкяранта-лес» на нарушение конституционных прав и свобод пунктом 2 статьи

1 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации», статьей 1, частью 2 статьи 24, частью 4 статьи 61, частями 1, 2 и 5 статьи 74, а также статьей

101 Лесного кодекса Российской Федерации» 1 указывается, что по мнению заявителя, оспариваемые им положения Лесного кодекса РФ и Федерального закона от 24.07.2002 № 102-ФЗ противоречат Конституции РФ, поскольку исключают правомочие третейских судов рассматривать имущественные споры, которые возникают из договоров аренды лесных участков, находящихся в государственной или муниципальной собственности. С данным утверждением заявителя нельзя согласиться. Правовое регулирование отношений, связанных с использованием лесных ресурсов, основывается на принципе приоритета публичных интересов. Пункт 2 ст. 1 Федерального закона от 24.07.2002 № 102-ФЗ предусматривал возможность по соглашению сторон третейского разбирательства передать в третейский суд любой спор, возникший из гражданских правоотношений, если иное не установлено федеральным законом. Указание на гражданско-правовой характер спора как критерий его возможного разрешения посредством третейского разбирательства означает, что в третейский суд нельзя передать споры, возникающие из административных и иных публичных правоотношений, и рассматриваемые в порядке особого производства дела, которые не отвечают традиционным признакам споров о праве. Подобное ограничение сферы компетенции третейских судов связано с природой гражданских правоотношений, которые основаны в том числе на признании свободы договора. Таким образом, нет оснований полагать, что оспариваемыми законоположениями были нарушены конституционные права и свободы заявителя. Данные решения судов подтверждают вывод, сделанный во прошлом разделе, что свобода договора имеет и объективные пределы, которые определяются основами конституционного строя и публичного правопорядка. В

данном случае была ограниченина свобода договора, потому что правовое регулирование отношений, связанных с использованием лесных ресурсов, основывается на принципе приоритета публичных интересов,и в данном случае возможно ограничение свободы договора.

Необходимо отметить Постановление Конституционного Суда РФ от 23 января 2007 г. № 1-П1, в котором Конституционный Суд РФ коснулся проблемы ограничения свободы договора: Конституционный Суд Российской Федерации подчеркивал, что конституционно защищаемая свобода договора не должна приводить к отрицанию или умалению других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина; она не является абсолютной и может быть ограничена, однако как сама возможность ограничений, так и их характер должны определяться на основе Конституции Российской Федерации, устанавливающей, что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Свобода договора имеет и объективные пределы, которые определяются основами конституционного строя и публичного правопорядка. В частности, речь идет о недопустимости распространения договорных отношений и лежащих в их основе принципов на те области социальной жизнедеятельности, которые связаны с реализацией государственной власти.

Из признания свободы договора конституционным принципом прежде всего следует очень важный практический вывод - ограничения этой свободы возможны только федеральным законом, и ограничения эти могут быть введены только в указанных в Конституции Российской Федерации целях.

Содержащиеся в Конституции Российской Федерации положения о

принципе свободы договора получили необходимое подтверждение и развитие в ГК РФ, где принцип свободы договора рассматривается как одно из основных начал гражданского законодательства наряду с иными основными началами гражданского законодательства - равенства участников гражданских правоотношений, неприкосновенности собственности, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты, а также добросовестного поведения.

На основе вышеизложенного, проанализировав Конституцию Российской Федерации и учитывая судебную практику Конституционного Суда, можно сделать вывод, что принцип свободы договора является конституционным принципом, и его ограничения возможны только федеральным законом, и могут быть введены только в указанных в Конституции Российской Федерации целях.

Анализ судебной практики в Российской Федерации о пределах реализации принципа свободы договора на примере арендных отношений

Для всестороннего изучения судебной практики в Российской Федерации о пределах реализации принципа свободы договора на примере арендных отношений, важное значение имеет анализ Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах»1.

Витрянский Василий Владимирович указывает, что в процессе подготовки и обсуждения проекта Федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации», существовало огромное число диспутов, связанных с определением пределов

сущности принципа свободы договора, применение принципа свободы договора, а также практическую и фактическую, в том числе и в судебных решениях, реализацию принципа свободы договора1.

По мнению Витрянского Василия Владимировича, в Высшем Арбитражном Суде Российской Федерации, работники которого приняли большое участие в подготовке проектов законодательных актов, связанных с реформой гражданского законодательства, по-видимому, сформировалось особенное суждение по обсуждаемой проблеме, о чем свидетельствовало принятие Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах». Суть этого «особенного суждения» была в том, что не обязательно правововая норма, если в ней нет признаков ее диспозитивности (т.е. указания на возможность иного регулирования соответствующих отношений по соглашению сторон), является императивной (хотя именно из этого исходит законодатель при формулировании правил Гражданского кодекса Российской Федерации). В целом же Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах», по своей сути не является значительным документом, который был подготовлен по итогу анализа судебно-арбитражной практики, а представляет скорее научную статью для обсуждения и базируется на на концепции одного из многих вероятных вариантов решение проблемы расширения сферы диспозитивного регулирования договорных правоотношений, который обсуждался при подготовке законопроекта. Речь проходит о способности предусматривать в единых утверждениях о договоре презумпцию диспозитивности правил о договорах при том обязательном условии, что в ходе проверки норм об отдельных видах договорных обязательств будут во всех случаях при необходимости сформулированы строго императивные нормы, не допускающие отступления от предусмотренных ими законоположений2.

Другие правоведы, мнение которых я считаю более обоснованным и логичным, чем мнение Витрянского В.В. придерживаются мнения, что принятие Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» является важным звеном в решении существующей проблемы определения природы норм договорного права.

По мнению Карапетова А.Г. и Бевзенко Р.С., вышеуказанное постановление является «вехой в развитии российского договорного права и гражданского права в целом»1.

К преимуществам Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16

«О свободе договора и ее пределах» вышеуказанные авторы относят следующие:

- соотношение общепризнанному европейскому опыту определения пределов свободы договора;

- повышение авторитета ?российского договорного права в условиях глобальной конкуренции юрисдикций (доказав, что оно может быть достаточно гибким и вместе с тем последовательным и предсказуемым);

- дача возможности структурировать серьезные и сложные сделки и одновременно фиксировать разумный компромисс между свободой и защитой слабой стороны договора, что позволяет находить правовые решения для самых актуальных и насущных задач2.

По мнению Богданова Е.В, Пленум ВАС РФ в Постановлении Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» разъяснил особенности толкования соответствующих норм права на предмет их квалификации как императивных или, наоборот, диспозитивных3.

Эрделевский Александр Маркович, в своей статье о некоторых вопросах применения принципа свободы договора, указывает, что «Постановление Пленума

ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» по своему содержанию представляет собой несомненно позитивное явление для гражданского права, обосновано и однозначно по-новому раскрывая принцип свободы договора вообще и понятие императивных и диспозитивных норм в частности. Однако негативной стороной этого Постановления является то обстоятельство, что оно оставляет впечатление произвольности действий даже высших российских судебных органов»1.

Вышеуказанный автор считает и с этим можно согласиться, потому что к моменту издания Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» в нормах Гражданского кодекса Российской Федерации и иных законов не случилось абсолютно практически никаких перемен, затрагивающих свободу договора. Поэтому, не существовало не никаких законодательных посылов с целью перемены сформировавшегося в течении десятков лет доктринального и судебного подхода к осмыслению существа диспозитивных и императивных норм. И внезапно ВАС РФ кардинально меняет сформировавшийся и устовшийся подход, что противоречит принципу правовой определенности и устойчивого гражданского оборота. Хотя, как уже было отмечено выше, по своему содержанию Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» не вызывает возражений и согласно определнным в нем задачам разработано в целях обеспечения единообразных подходов к разрешению споров, вытекающих из договоров.

Является важным проанализировать, какие проблемы в регулировании условных взаимоотношений разрешаются с помощью использования утверждений, содержащихся в Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах».

Согласно пункта 2 Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» разграничение императивных норм от диспозитивных не должно осуществляться путем буквального толкования

значения слов и выражений, а должно толковаться судом, исходя из существа и целей законодательного регулирования. Логично предположить, что согласно формулировке, указанной в пункте 2 Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» многие положения статей Особенной части Гражданского кодекса Российской Федерации можно толковать как императивные, однако в Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г.

№ 16 «О свободе договора и ее пределах» предусмотрена возможность ограничительного толкования императивных норм сообразно целям законодательного регулирования. Из положений, указанных в пункте 3 Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах» в отношении определения понятия «императивная норма» следует, что с одной стороны, Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16

«О свободе договора и ее пределах» регламентирует, что природа нормы договорного права определяется, исходя из ее существа и целей законодательного регулирования, с другой - устанавливает наиболее сложные правила для данного определения, что, по моему мнению, на практике может привести к необоснованному и не сообразующемуся с целями законодателя ограничению принципа договорной свободы участников гражданского оборота и возможности злоупотребления правом слабой стороны договора. Но также считаю необходимым отметить положительное влияние Постановления, оказываемое на судебную практику.

На мой взгляд, толкование норм договорного права посредством телеологического толкования является не целесообразным в ситуации законодательного не закрепления презумпции свободы договора. В отличие от Карапетова А.Г., Фетисовой Е.М., считающих, что «тезис о неготовности российских судов работать по тем принципам, по которым работают судьи всех

европейских развитых и развивающихся стран не считается обоснованным»1, целесообразно отметить следующие предложения.

Одной из форм проявлений договорной свободы является право сторон заключать договор, не предусмотренный законом и иными правовыми актами (непоименованный договор). Однако если в теоретическом плане законодательное регулирование и толкование судами непоименованного договора представляются наиболее обоснованными, то в правоприменительной практике, по мнению Савельева А.И., Белова В.А., наблюдается негативное отношение к договорам данного типа2.

По мнению Пьянковой А.Ф., заключение договоров на стандартных условиях создает потенциальную возможность для злоупотребления правом со стороны сильного контрагента3.

Анализ следующих судебных дел представляет интерес при изучении пределов реализации принципа свободы договора на примере арендных отношений.

В Постановлении Президиума ВАС РФ от 13.04.2010 № 1074/10 по делу № А40-90259/08-28-7674 указано, что наличие в договоре аренды положений о том, что арендная плата может быть изменена по соглашению сторон не чаще одного раза в год в связи с теми или иными обстоятельствами (ростом инфляции и др.), не

свидетельствует о принятии сторонами сделки на себя обязательств по заключению в будущем соглашения об изменении договора в этой части.1.

В Определении Верховного Суда РФ от 03.11.2015 № 305-ЭС15-6784 по делу

№ А40-53452/2014 (Судебная коллегия по экономическим спорам)2, где требованием истца было признать недействительным условия договора аренды, потому что истец полагает, что односторонний отказ от исполнения договора не может являться основанием для применения к арендатору меры ответственности в виде штрафа.

Из данного судебного дела, можно сделать вывод, что арендатор не вправе ссылаться на незаконность условий договора аренды о взыскании с него неустойки (штрафа) в случае его досрочного расторжения, так как согласование сторонами таких условий при заключении договора не противоречит требованиям действующего законодательства, в том числе и принципу свободы договора. Данный вывод подтверждается в том числе и судебной практикой3.

Наибольший интерес при изучении темы настоящей выпускной квалификационной работы представляет определение судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 28 июня 2017 г. по делу № 309-ЭС17-1058, А07- 27527/20154, сущность которого заключается в следующем: между арендатором, подконтрольным крупнейшему российскому ретейлеру, и арендодателем, которому принадлежал крупный объект недвижимости, был заключен долгосрочный (на 15 лет) договор аренды недвижимости для целей размещения в нем гипермаркета. По этому договору арендатор внес авансовый платеж и получил право на немотивированный отказ от договора. Но сторонами договора было согласовано, что при реализации указанного права он теряет данный авансовый

платеж, который остается у арендодателя в качестве штрафа за отказ от договора. Арендатор воспользовался имеющимся у него правом на произвольный выход из договора, но решил не следовать условиям договора и потребовал по суду возврата большей части удержанной арендодателем платы за отказ.

Первая и апелляционная инстанции иск арендатора удовлетворили, Арбитражный Суд Уральского округа в иске отказал. Обоснованность Постановления Арбитражного суда Уральского округа и стала предметом рассмотрения в Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ (далее -- Судебная Коллегия ВС РФ), которая отменила решения всех трех инстанций и направило дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

В данном случае необходимо отметить, как суды разных инстанций квалифицируют спорные правоотношения. Стороны в договоре назвали плату за осуществление права на отказ от договора штрафом. Первая инстанция прочитала это положение договора буквально, признала установленный механизм оплаты осуществленного права на отказ от договора неустойкой и обосновала снижение ссылкой на статью 333 Гражданского кодекса Российской Федерации. Апелляционная инстанция не согласилась с такой квалификацией, не признала данный механизм платой за отказ от договора, признала штраф за отказ арендатора от договора компенсационной гражданско-правовой санкцией, установленной сторонами в рамках принципа свободы договора, поскольку воля сторон при согласовании указанного условия были направлена на компенсацию арендодателем потерь, связанных с досрочным расторжением арендатором договора аренды и снизила размер этой санкции на основании статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Арбитражный суда Уральского округа поддержал позицию апелляционной инстанции по данному вопросу, но не согласился с наличием оснований для снижения платы по правилам статьи 10 Гражданского кодекса Российской

Федерации. Судебная Коллегия ВС РФ квалифицировала спорное условие в качестве платы за отказ от договора.

По поводу снижения платы, судебные инстанции придерживались следующих позиций.

Первая инстанция, поддержанная апелляцией, удовлетворила иск о пересчете платы и возврате арендатору большей части удержанной платы за отказ от договора. Суды первых двух инстанций по-разному мотивируя свой вывод (статьи

333 или 10 Гражданского кодекса Российской Федерации), посчитали, что согласованная сторонами плата за отказ от договора носит компенсационный характер и не может быть выше потерь отказавшейся стороны. Выяснилось, что через полгода после отказа от договора арендодатель все-таки нашел замену арендатору, и его упущенная выгода от неполученной арендной платы за эти полгода оказалась несколько меньше согласованной платы за отказ. Но суды первых двух инстанций снизили плату за отказ в пять раз - до уровня, который оказался даже ниже той суммы упущенной выгоды, которая возникла в результате простоя здания в промежутке между прекращением первого договора и заключением договора с новым арендатором.

Арбитражный Суд Уральского округа не согласился с вышеуказанным подходом и отказал в иске о возврате платы за отказ. Суд указал, что: «стороны договора являются крупными субъектами предпринимательской деятельности, которые осуществляют деятельность на свой риск, могут и должны оценить возможность наступления отрицательных последствий». Суд не увидел доказательств явного неравенства переговорных возможностей, и указал на неприменимость положений Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16

«О свободе договора и ее пределах» (далее - Постановления № 16) о защите против несправедливых договорных условий слабой стороны договора.

В кассационной жалобе, поданной в Верховный Суд, арендатор указал, что Арбитражный Суд Уральского округа необоснованно отверг тезисы о

несправедливости договорного условия, наличии слабой стороны договора и несоразмерности платы за отказ.

Судебная Коллегия ВС РФ отменила все судебные акты по данному делу, указав, что плата за отказ от договора может быть снижена в исключительных случаях в ситуации, когда плата очевидно несоразмерна последствиям расторжения и требование ее уплаты в согласованном в договоре размере представляет собой явное злоупотребление правом. В данном деле имеются основание для снижения платы, по мнению Судебной Коллегии ВС РФ. В тексте определения имеется указание о применимости к данному делу закрепленных в Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах» разъяснений ВАС РФ о возможности снижения платы за отказ от договора, если она несоразмерна последствиям досрочного прекращения и была навязана слабой стороне. Иначе говоря, Коллегия признала арендатора слабой стороной договора и допустила снижение на основании статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации. Ещё Судебная Коллегия ВС РФ указала, что на стороне, требующей снижения платы за отказ, не лежит бремя доказывания конкретного размера убытков другой стороны с целью определения несоразмерности этой платы.

Судебная Коллегия ВС РФ не оставила в силе акты первых двух инстанций, потому что позиция, указанная в них, по мнению Судебной Коллегии ВС РФ,

«также не обеспечивает баланс интересов сторон договора, поскольку взысканная судом первой инстанции сумма фактически не устраняет для ответчика последствия отказа от договора, так как даже не восполняет утрату всех его доходов, которые он мог бы получить, предоставляя свое имущество другому лицу в период до заключения им договора аренды с новым арендатором, и, более того, не может компенсировать иные потери, которые мог понести арендодатель в этом случае».То есть, Судебная Коллегия ВС РФ указала на то, что плата за отказ должна снижаться до уровня не ниже размера фактически возникших убытков арендодателя. Данное определение подразумевает, что суды должны выяснить уровень убытков с учетом имеющихся в деле и, возможно, новых доказательств,

которые представит арендодатель, и, исходя из этого, осуществлять снижение платы за отказ.

Анализируя данные судебные акты, необходимо отметить, что в п. 9 Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах», было указано на право суда не признать само условие о плате за отказ от договора1. Также ВС РФ в п. 16 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22.11.2016 N 54 "О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении" установил следующее разъяснение: «Если будет доказано очевидное несоответствие размера этой денежной суммы неблагоприятным последствиям, вызванным отказом от исполнения обязательства или изменением его условий, а также заведомо недобросовестное осуществление права требовать ее уплаты в этом размере, то в таком исключительном случае суд вправе отказать в ее взыскании полностью или частично (пункт 2 статьи 10 ГК РФ)».

То есть, Верховный Суд установил высокие требования к допустимому вмешательству судов в сферу свободы договора в отношении размера платы за отказ:

1. размер должен быть очевидно несоразмерен негативным последствиям прекращения договора;

2. требование о выплате согласованной суммы заведомо недобросовестно;

3. снижение возможно лишь в исключительных случаях.

С учетом системного толкования положений, закрепленных в вышеуказанных Постановлениях по данному вопросу, очевидно, что тот самый исключительный случай может быть обнаружен либо в ситуации навязывания явно несоразмерной платы за отказ слабой стороне договора, либо в ситуации, когда размер платы превышен настолько, что нет сомнений в притворности сделки,

нацеленности данного условия на причинение вреда интересам третьих лиц или публичным интересам.

В данном судебном деле не имелось оснований для снижения платы за отказ от договора.

Во-первых, арендатор не был слабой стороной договора. Нет никаких оснований считать слабой стороной коммерческую корпорацию, являющуюся дочерним предприятием одной из крупнейших в Российской Федерации торговых сетей и заключившую договор аренды крупного объекта недвижимости для целей размещения гипермаркета. Данной позицией придерживался и Арбитражный Суд Уральского округа, и противоположная позиция, указанная в определение Судебной Коллегии ВС РФ, не логична.

Во-вторых, согласно текстам судебных актов по данному делу, размер платы за отказ от договора был примерно равен совокупности сумм периодических платежей по арендной плате за 1 год аренды. Ничего странного, что в условиях долгосрочного (на 15 лет) договора аренды большого недвижимого комплекса предусмотрено право на немотивированный отказ от договора в обмен на компенсацию, равную годичной арендной плате. В нынешних условиях экономической рецессии искать нового арендатора на такие недвижимые комплексы можно годами. И не факт, что арендная плата в новом договоре не будет меньше той, что была согласована в расторгнутом договоре. Кроме того, следует учесть все связанные с необходимостью искать нового арендатора юридические, временные и иные издержки. Данный пункт является логичным, сумма могла оказаться как выше реальных убытков арендодателя, так и ниже. Нет оснований считать, что такая плата изначально была заведомо сильно завышена. Никто не заставлял арендатора ее согласовывать в договоре. Если арендатор потом решил, что он прогадал и зря согласился на такую плату, никто не заставлял его реализовывать право на выход из договора. Ему было достаточно исполнять договор и платить арендную плату все 15 лет, как вынуждены делать иные арендаторы на его месте. Ведь по общему правилу арендатор не может произвольно отказаться от договора. Предприниматели, тем более те, которые не являются