Тем не менее, суд апелляционный инстанции отменил приговор и признал Коцабу невиновным в инкрементируемым ему деяниям, обосновывая это тем, что видео, выложенное журналистом в открытом доступе, не привело ни к каким реальным последствиям, так как не было зафиксировано ни одного гражданина, отказавшегося от исполнения своей конституционной обязанности под влиянием Коцабы, а мобилизационный план в Ивано-Франковской, в которой проживает обвиняемый, области был выполнен практически в полном объеме Решение апелляционного суда Ивано-Франковской области от 14 июля 2016 года по делу № 344/4742/15-к. Соответственно, распространение видеоролик никак не повлиял на выполнение военными комиссариатами и вооруженными силами своих функций, более того, тех, кто отказался от мобилизации под влиянием Руслана Коцабы зафиксировано не было, а единичные случи неисполнения гражданами своей воинской обязанности были вызваны другими причинами. Апелляционный суд обосновывал свое решение тем, что в уголовном законодательстве страны не предусмотрена уголовная ответственность за публичные призывы к отказу от мобилизации, выдвинув позицию о том, что воспрепятствование деятельности государственных органов является материальным составом, в котором ответственность наступает исключительно при наличии последствий.

Вышеупомянутое уголовное дело ставит перед нами несколько правовых проблем, напрямую связанных с пределами свободы слова. Это, во-первых, вопрос о том, может ли воспрепятствование деятельности государственных органов быть совершено в вербальной форме посредством призывов к невыполнению законных требований органов государственной власти? Если исходить из того, что может, то при таких условиях и является ли такой состав материальным или формальным? И какие признаки объективной стороны необходимы, чтобы публичные призывы к невыполнению законных требований государственных органов будут достаточно общественно опасными, чтобы стать основанием для привлечения к уголовной ответственности?

Для того, чтобы предметно рассмотреть эту тему, нам необходимо сделать небольшое отступление и обсудить значение государства в условиях демократии, верховенства права и конституционализма. Во-первых, нужно исходить из того, что у государства нет собственных интересов, которые можно было бы противопоставить правам и свободам граждан и обосновать ими их ограничения принципиально неверно. Но тогда возникает вопрос - каким образом можно с помощью публичных высказываний совершить посягательство против государства, если у него нет собственных интересов, отдельных от интересов граждан? Здесь мы и приходим к теме предназначения государства, как центрального института власти в условиях конституционного строя.

Еще задолго до возникновения идей правового ограничения власти - во времена возникновения первых государств, они появлялись, как организации, которые обладают монополией на легальное принуждение в целях защиты от внешних угроз и защиту населения на своей территории.

Спустя несколько тысячелетий человечество пришло к форме организации власти, при которой государство ограничено конституцией, народ является источником власти, а государственные органы осуществляют власть в пределах своей компетенции в условиях наличия системы сдержек и противовесов. При этом, функция защиты граждан приобрела еще большую актуальность, так как гарантии прав человека признаются главным смыслом деятельности государственных органов практически во всех современных конституциях. Безусловно, такая система власти не идеальная, и, вероятно, в будущем мы увидим другую, в прочем, предсказание будущих форм общественного устройства - тема совершенно другого разговора. Но в настоящее время именно государство выступает единственным гарантом прав граждан, на территории, на которую распространяется ее суверенитет, выражающийся в монополии на легальное принуждение. Из этого вытекает то, что утрата государством присущих ему функций и полномочий приводит к невозможности выполнить обязательства по гарантии прав граждан, в частности - утрата суверенитета на часть территории лишает возможности обеспечить интересы граждан, которые проживают на ней.

Судебное разбирательство практически идентичное делу Коцабы было в США ровно 100 лет назад. Оно касалось руководителя социалистической партии США Чарльза Шенка, который при объявлении мобилизации после вступления Америки в Первую Мировую войну в конце 1917 года организовал выпуск листовок, которые были в первую очередь мужчинам, которые подлежали призыву в армию. Безусловно, в этом государстве правовая и политическая культура достаточно специфическая, поэтому заимствовать оттуда какие-либо юридические конструкции нужно очень осторожно. Сами материалы были направлены на то, чтобы мотивировать их отказаться от исполнения предписаний военных властей и не вступать в ряды вооруженных сил. Необходимость отказываться от службы в вооруженных силах лидер американских социалистов объяснял тем, что, по его мнению, обязательная служба в армии - это худшая форма деспотизма. Более того, в них утверждалось, что сопротивление призыву в армию - обязанность граждан США Решение Верховного Суда США по делу «Шенк против Соединенных Штатов» от 3.03.1919 // Свобода слова, решения Верховного Суда США, из серии «первая поправка», под редакцией Морин Гаррисон и Стива Гилберта, перевод - Харьковская правозащитная группа, Харьков 2004. После опубликования таких материалов в штаб-квартире социалистической партии в Пенсильвании был проведен обыск, а позже Шенк был признан виновным в антигосударственной деятельности по закону, который был принят вскоре после вступления США в Первую Мировую войну. Он в числе прочего вводил уголовную ответственность за воспрепятствование призыву в армию.

Во время судебного разбирательства в суде штата обвиняемый строил свою защиту на том, что первая поправка к Конституции дает абсолютный иммунитет и неограниченную гарантию свободы слова, поэтому ограничения, которые устанавливаются другими законами противоречат основному закону страны. Тем не менее, суд посчитал, что Шенк превысил свободу слова, гарантированную первой поправкой к Конституции США, потому что он преследовал цель воспрепятствовать набору в армию и мотивировал граждан, которые подлежали призыву препятствовать ему. Поэтому его высказывания по мнению суда должны были быть наказуемыми по закону о шпионаже.

Таким образом, публичные высказывания, которые преследуют цель деятельно воспрепятсвовать выполнению государством своих задач и функций нельзя назвать проявлениями свободы слова, потому что такие формы самовыражения направлены против прав других граждан.

В решениях по обоим делам мы можем найти похожие правовые позиции относительно пределов свободы слова. Несмотря на то, что они были приняты в разных правовых системах, и ситуация, в которой происходили судебные разбирательства сильно отличалась, выводы судов по данным делам помогут нам разобраться в вопросе пределов свободы слова при критике действий органов государственной власти.

Во-первых, в обоих кейсах указывается то, что в условиях оборонительной войны, которая впедется для затиы суверенитета государства и безопасности граждан, пределы критики государственной власти более узкие, чем в мирное время. Это обусловлено тем, что поражение в такой войне может привести к утрате государственного суверенитета, а, значит и способности защищать права граждан на своей территории.

Во-вторых, и в решении суда первой инстанции по делу Руслана Коцабы, и в решении Верховного суда США можно найти позицию о том, что призывы к отказу от выполнения законных обязанностей по службе в армии в условиях войны, ставит под угрозу обороноспособность государства.

В Украине в 2015 году - когда Руслан Коцаба записал видеоролик, послуживший поводом для возбуждения уголовного дела, была серьезная угроза суверенитету государства. Невозможность вооруженных сил выполнять свои задачи в то время могла привести к его утрате. Поэтому в такой обстановке государство не только в праве, но и обязано защищать суверенитет любыми законными способами

Более того, достаточно убедительным выглядит аргумент суда первой инстанции о том, что обвиняемый для обоснования своего призыва о необходимости отказываться от службы в вооруженных силах намеренно искажал факты и осознанно вводил свою аудиторию в заблуждение. Таким образом, теряется добросовестность при осуществлении своих прав. Конечно, это само по себе не может быть основанием для уголовного наказания, но если применять этот гражданско-правовой принцип к правам человека, то злоупотреблении правом приводит к тому, что субъект теряет возможность ссылаться на него.

В целом, по делу Руслана Коцабы, решения суда первой инстанции выглядит гораздо более обоснованным - распространенный видеоролик не имел ничего общего с законными проявлениями свободы слова. А в условиях войны, которая угрожала суверенитету государства, такие высказывания должны быть наказуемыми. С другой стороны, реальный тюремный срок за публичные высказывания создает для сторонников максимально широкой свободы слова иллюзию преследований по политическим мотивам. И, вероятно, именно возможные репутационные потери от наличия осужденных, которые воспринимаются как политзаключенные, мотивировало суд вынести оправдательный приговор при рассмотрении дела в апелляционном суде. Возможно, по мнению судей второй инстанции этот ущерб превышал вред от деятельности публициста из Ивано-Франковска. Но фактически объявив, что высказывания, которые направлены на то, чтобы призвать граждан препятствовать выполнению государству своих функций, власть также несет имиджевые потери, потому что это выглядит, как неспособность государства себя защитить от угроз своему суверенитету, а, значит, такое государство не может быть надежным гарантом прав граждан. Поэтому в данном случае наиболее оптимальным было бы вынести наказания без реального лишения свободы. Это показало бы готовность государственной власти защищать суверенитет страны, но при этом избежать репутационного вреда для государства.

В разговоре по данной теме нельзя не упомянуть о том, что ответственность за вербальные правонарушения против государства существует и в нашей стране. 319 статья уголовного кодекса предусматривает наказание за оскорбление представителя власти при исполнении должностных обязанностей, либо в связи с их исполнением. При чем, она находится в главе «преступления против государственной власти». То есть, по замыслу законодателя оскорбление представителя власти представляет угрозу для осуществления соответствующим государственным органом своих полномочий. Такая конструкция в корне не верна по нескольким причинам. Во-первых, оценки деятельности государственного органа, либо его должностных лиц, включая резко негативные, не мешают ему осуществлять свои функции. Наказуемыми могут быть только высказывания, которые призывают к деятельному противодействию государственному органу.

Во-вторых, как мы уже говорили выше, свобода слова охраняет не только содержание, но и форму выражения мнения, позволяя выражать в том числе и эмоциональную реакцию. А существенные ограничения в форме выражения мнений, как в данной статье, если не обессмысливают, то существенно умаляют это право.

Вместе с тем, относительно недавно были введены поправки в кодекс об административных правонарушениях, которые дополняют существующую статью 20.1 - мелкое хулиганство и вводят ответственность за «распространение информации, выражающей в неприличной форме, которая оскорбляет человеческое достоинство и общественную нравственность, явное неуважение к обществу, государству и официальным государственным символам» Законопроект № 606593-7 О внесении изменений в статью 15-3 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (в части уточнения информации, распространение которой в Российской Федерации запрещено). И та, и другая статьи не выдерживают никакой критики, потому что противоречат стандартам ограничения прав граждан и некоторым ключевым позициям ЕСПЧ, который не раз в решениях по различным делам заявлял, что в отношении критики государственной власти пределы критики должны быть шире, чем в отношении обычных граждан. Более того, наказание за неуважение к власти можно расценивать как ее сакрализацию - таким образом законодатель предписывает гражданам относиться к власти с уважением безусловно, вне зависимости от результатов ее деятельности. Это само по себе несовместимо с демократическим характером государства, который предусматривает право граждан выносить политическую оценку и мирно менять власть.

Подводя итог разговора об ответственности за вербальные преступления против государства, можно сказать о том, что уголовное право должно защищать государство, как институт власти и как гаранта прав граждан, потому что утрата им возможности выполнять свои функции приведет к отсутствию гарантий любых прав граждан. Очевидно, для этого ограничения свободы слова необходимы. Но в то же время, право критиковать власть и в том числе по своему усмотрению выбирать форму выражения мнения в адрес тех, кто замещает государственные должности и отношении качества их работы в целом - одно из законных проявлений свободы слова, поэтому это должно защиаться, как неотчуждаемое право, без которого невозможно говорить о существовании в стране правового государства.

6.4 Искажение истории - преступление

В одной из предыдущих глав мы уже упоминали про то, что уголовно-правовые меры, направленные на предотвращения пропаганды ненависти посредством искажения исторических фактов будут рассмотрены в части дипломной работы, посвященной уголовной ответственности за злоупотребления свободой слова. При чем, основания и условия привлечения к уголовной ответственности за исторический ревизионизм - гораздо более сложная тема, чем собственно пределы свободы слова, в данном вопросе. Иными словами, найти подходящие методы ограничений свободы слова в отношении оценки исторических событий гораздо труднее, чем просто признать необходимость защиты общества от пропаганды ненависти с использованием искажения истории.

6.4.1 Текущая ситуация

Наказание за этот вид злоупотреблений свободой слова существует и в нашей стране - в 2014 году в действующий уголовный кодекс была введена статья 354.1 - реабилитация Нацизма, Но формулировка уголовной ответственности за исторический ревизионизм в том виде, в котором он существует в данной статье не выдерживает никакой критики. В этой норме вводится ответственность за отрицание фактов, установленных Нюрнбергским трибуналом, одобрение преступлений, совершенных нацистами и распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР во время Второй Мировой Войны Уголовный кодекс Российской Федерации, вступил в силу 01.01.1997 - consultant.com, в редакции от 12.01.2018. Такая статья в уголовном кодексе может значительно усложнить исследование этой страницы истории, так как сделает практически всех, кто пишет об этой войне, потенциальными преступниками - практически любое изложение спорных фактов может быть расценено как распространение заведомо ложных сведений, потому что четких критериев истинности или ложности вывести практически невозможно. В этой ситуации у профессиональных историков будет выбор, подстраиваться под существующую конъюнктуру и озвучивать только позиции, которые соответствуют существующим трендам, либо уйти из профессии, либо работать с постоянным риском возбуждения в их отношении уголовного дела.

Более того, эта статья устанавливает ответственность не за пропаганду ненависти, которая представляет угрозу для устойчивости общества, а за сведения о деятельности государства, не соответствующие действительности, что не приводит к нарушению прав граждан и не создает угрозу для государства, как их гаранта. Таким образом, она не соответствует целям ограничения прав человека, к которым в соответствии с Европейской конвенцией о защите прав и свобод, а также правовых позиций Европейского суда по правам человека относятся защита прав других граждан и общественно значимых интересов Европейская конвенция о защите основных прав и свобод, принята 1950 году. Статья 10 // echr.coe.int, режим доступа: URL. Таким образом, уголовная ответственность за исторический ревизионизм в том виде, в котором она есть в действующем российском уголовном законодательстве, нарушает такой принцип ограничения прав, как целесообразность - недобросовестное искажение исторических фактов само по себе не представляет достаточную общественную опасность, чтобы быть основанием для уголовной ответственности.

Вместе с тем, эта статья не соответствует требованию конвенции о защите основных прав и свобод по законности ограничения прав человека, под этим принципом понимается не только наличие формального основания для вмешательства в осуществление права, но и возможность субъектов права однозначно определить, в каких случаях имеет место нарушение закона, которое дает государству основания применять меры принуждения. Законность также включает требование об определенности уголовного закона, под которым понимается формулирование правовых норм таким образом, чтобы они давали возможность единообразного понимания всеми сторонами, и предсказуемость с целью возможности защиты от обвинений Избранные труды. Том 2. Уголовное право (А. Э. Жалинский, 2015) - https://kartaslov.ru/книги. Режим доступа: URL. Последнее принципиально важно так как уголовное законодательство конкретизирует право государства на применение силы, а ограничение власти - это системообразующий принцип, на котором основан конституционный строй в любом государстве. Поэтому уголовный кодекс, устанавливая ответственность за определенные деяния, должен устанавливать основания государственного вмешательства с целью их пресечения слишком широкого толкования для того, чтобы не допустить злоупотреблений.

В статье 354.1 уголовного кодекса этот принцип не соблюдается так как исходя из формулировки статьи невозможно определить, каким образом должна устанавливаться истинность или ложность сведений о событиях Второй Мировой Войны

А ответственность за «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР во время Второй Мировой войны» не выдерживает никакой критики, потому что она ставит под угрозу уголовной ответственности всех, кто пишет об истории Второй Мировой войны - четких критериев истинности и ложности установить нельзя, а принцип заведомости, который в данном случае предполагает достоверное знание о том, что распространяемые сведения не соответствует действительности Барабанова О. Н. «К вопросу о понятии "заведомости" в российском уголовном праве», форум молодых ученых. Саратов. 2017, невозможно назвать гарантией от необоснованного привлечения к уголовной ответственности.

В прочем, неудачные примеры уголовно-правовых норм, устанавливающих ответственность за исторический ревизионизм, встречаются и в других странах. Так, например, недавно в Польше были приняты поправки в уголовный кодекс, которые ввели уголовную ответственность за отрицание «совершенных украинскими националистами в 1925-1950 годах с применением насилия, террора или других форм нарушений прав человека в отношении отдельных лиц или групп людей", которые включают в себя "уничтожение еврейского населения и геноцид граждан Второй Польской Республики USTAWA z dnia 26 stycznia 2018 r. o zmianie ustawy o Instytucie Pamiкci Narodowej - Komisji Њcigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu, ustawy o grobach i cmentarzach wojennych, ustawy o muzeach oraz ustawy o odpowiedzialnoњci podmiotуw zbiorowych za czyny zabronione pod groџb№ kary (Закон от 26 января 2018 года, вносящий поправки в:закон об Институте Национальной Памяти - Комиссии по преследованию Преступлений против польской нации; закон о могилах и воинских захоронениях; закон о музеях и закон об ответственности коллективных субъектов за действия, запрещенные под угрозой наказания.) - (цитата в переводе) », а также приписывании Польскому государству «вопреки фактам» совместной ответственности в участии в Холокосте и в других преступлениях, за которые были нацистские преступники были осуждены в Нюрнберском трибунале, в виде штрафа, либо заключением до 5 лет. При этом выражение такой позиции в научном или художественном произведении исключает уголовную ответственность.

Политические последствия этого нововведения - тема для совершенно другого разговора, поэтому рассмотрим эти поправки в закон с точки зрения ограничения свободы слова. Начать следует с того, что с юридической точки зрения этот закон фактически вводит ретроактивность прав человека, а они появились как универсальная юридическая категория только с принятием всеобщей декларации прав человека декларации прав человека ООН. Поэтому обвинять тех, кто совершал какие бы то ни было преступления в нарушении прав человека юридически неверно в отношении событий, происходивших до 1945 года может подходить понятие «преступление против человечности» либо за применение запрещенных методов ведения войны, в отношении действий, которых можно причислить к таковым согласно гаагским конвенциям и другим актам международного гуманитарного права. Более того, исключение ответственности за наказуемые высказывания в научной или художественной литературе не создает никаких гарантий, потому что граница между научно-популярной и публицистической литературой достаточно размытая, а «художественное произведение» вообще не поддается юридическому толкованию.

Не соответствует принципу правовой определенности установление наказания за отрицание вышеназванных преступлений совершенных «формированиями украинских националистов». Во-первых, не понятен перечень преступлений за отрицание которых полагается уголовная ответственность, и за отрицание какого факта или юридической квалификации полагается наказание, не ясно и то, кто понимается под формированиями украинских националистов. А главное - данная статья, устанавливая ответственность за злоупотребление свободой слова в вопросе оценки исторических событий, не устанавливает четкую границу между добросовестными оценками исторических событий и намеренным искажением фактов, которое используется с противоправными целями.

6.4.2 Возможные решения

Но здесь перед нами встает вопрос - если при определенных условиях исторический ревизионизм может быть наказуемым, то каким образом нужно устанавливать несоответствия фактов действительности? И нужно ли в таком случае привлекать к юридической ответственности за публичное распространение ложных фактов по незнанию? На мой взгляд, в данном вопросе предметом доказывания при привлечении к уголовной ответственности должно быть не противоречие фактов реальной действительности и достоверное знание обвиняемого о том, что распространяемые им сведения не соответствовали действительности, а то, что факты искажались намеренно, и что автор преследовал в качестве цели введение своей аудитории в заблуждение.

Пример такого подхода мы можем найти в решении по гражданско-правовому спору между английским антисемитом Дэвида Ирвинга против американского историка Деборы Липштадт, Ирвинг обвинял Липштадт в распространении информации, порочащей его честь и деловую репутацию, так как она в своей книге «Отрицание холокоста - усиливающаяся атака на историческую память» назвала его одним из самых опасных неонацистов. Ирвинг подал иск в суд, посчитав такое упоминание себя клеветой и нанесении вреда научной и деловой репутации. Дело рассматривалось в британском суде, а согласно местному законодательству по делам о клевете бремя доказывания лежит на распространителе сведений - в данном случае на Липштадт и на издательстве. Тем не менее, ответчикам, их представителям и экспертам удалось доказать, что Биограф Гитлера осознано искажал факты, использовал в своих произведениях поддельные документы, избирательно цитировал источники, искажая их смысл, а также игнорировал факты, противоречащие его концепции о том, что в нацисткой Германии и на подконтрольных ей территориях во время Второй Мировой Войны не было целенаправленного уничтожения евреев, как национальной группы. Ирвинг также игнорировал документы и свидетельства, подлинность которых не вызвала сомнений, опровергавшие его концепцию о том, что в Нацисткой Германии не было преднамеренного уничтожения евреев. Также, издательству и Деборе Липштадт потребовалось доказать справедливость утверждений о том, что Ирвинг - антисемит и расист, для этого надо сторона ответчика подтвердила в суде связь биографа Гитлера с организациями, которые попадают под определение неонацистких и антисемитских, а приведенные в суде высказывания самого ответчика не оставили сомнений в правдивости этих утверждений Holocaust denial on Trial - Trial materials https://www.hdot.org/trial-materials/trial-transcripts/. Режим доступа: URL. Таким образом была доказана справедливость утверждений о том, что Ирвинг - расист и антисемит. Но главное в этом деле то, что доказыванию подлежала умышленность искажения исторических фактов.

Аналогичный подход, как мне представляется, должна быть при определении объективной стороны в уголовных делах по реабилитации нацизма, и, возможно, в других случаях, искажения истории, когда законодатель посчитает это достаточно общественно опасным для криминализации такого деяния - уголовная ответственность за фальсификация истории должна быть при следующих условиях: когда объективная сторона выражается в распространении концепций, намеренно искажающих факты и когда это направленно на разжигание ненависти к определенной группе, оправданию войны. Непреднамеренное искажение фактов должно быть предметом рассмотрения профессионального или научного сообщества, отражаться на репутации человека в случае распространения недостоверных сведений публичным лиц, не основанием для привлечения к уголовной отвественности.

Но гораздо менее сложным и удобным для применения способом привлечения к уголовной ответственности за исторический ревизионизм будет установление закрытого перечня фактов, отрицание которых будет наказуемо. При таком подходе в основу конструкции соответствующих статей уголовного кодекса положена неопровержимая презумпция того, что отрицание соответствующих фактов направлено против охраняемых законом ценностей, и в некоторых случаях даже и презумпцию достоверного знания о соответствующих фактах. При чем, такой юридической защите может подлежать не только сам факт, но и его юридическая квалификация. Такая конструкция позволяет сделать наказуемым любое распространение концепций, реабилитирующих тоталитарные режимы или обосновывающие неполноценность народов.

Таким образом сконструированы практически все нормы, устанавливающие ответственность за отрицание Холокоста, и аналогичный подход мы можем наблюдать в вышеупомянутом решении ЕСПЧ по делу Гароди, как уже было сказано в нем Суд посчитал, что отрицание Холокоста, как геноцида евреев было направлено на политическую реабилитацию нацистского режима и пропаганду ненависти к евреям. Поэтому законодатель в странах, где отрицание этого преступления против человечности является наказуемым исходят из того, что отрицание факта Холокоста и квалификации этого события, как геноцида всегда направлено на реабилитацию нацизма или пропаганду антисемитизма.

Заключение

Рассмотрев в дипломной работе различные аспекты проблемы свободы слова и ее пределов, изучив эту тему с точки зрения конституционного и уголовного права, затронув при этом некоторые институты гражданского права, мы можем сказать, что свободу слова можно назвать одним из принципов конструкционного строя, так как без нее невозможно существование института выборов, политической конкуренции и полноценного парламентаризма. В том числе и в этом проявляется взаимосвязь между различными принципами правового государства.

Но при этом, свобода слова не может быть абсолютной, так как некоторые формы самовыражения могут мотивировать на совершение насильственным преступлений или привести к власти политические силы, которые установят государственный строй, исключающий гарантии прав граждан и политическое многообразие.

В демократическом правовом государстве наказуемыми должны быть формы самовыражения, направленные на призывы к совершению геноцида или одобряющие насильственные методы в политике, потому что такие слова неизбежно переходят в дело. И государство не только вправе, но и обязано использовать все законные средства для того, чтобы предотвратить насилие, опасное для жизни и здоровья граждан до того, как слова перейдут в дело.

Также, необходимость защиты прав граждан ставит перед государством обязанность бороться не только с отдельными формами самовыражения, которые представляют угрозу для них, но и с организованными силами, которые ставят в качестве цели установление антидемократического государственного строя или правовой системы, предполагающей деление всех граждан на группы с принципиально разным статусом.

В то же время, свобода выражения мнений предполагает не только возможность доносить мысли до окружающих, но и право выбирать форму выражения мнений, потому что это позволяет передавать не только мысли, но и эмоциональную реакцию. Поэтому юридическая ответственность за формы выражения мнения, которые характеризуют других резко негативно, в частности за оскорбления неоправданно умаляет свободу выражения мнения.

Особой группой ограничений свободы слова в силу наличия специальных критериев установления пределов этого права те, которые установлены в отношении права на оценку исторических событий. Здесь помимо направленности на пропаганду ненависти или разжигание войны, особую роль играет критерий добросовестности. Намеренное введение читателей в заблуждение может быть юридически значимым для определения правомерности ограничения свободы слова. Но для большей определенности уголовного закона обычно используется неопровержимая презумпция направленности искажения определенных фактов. Смысл такой конструкции в том, что отрицание или оправдание таких преступлений, как Холокост или сталинские репрессии и депортации должны по умолчанию воспринимается, как реабилитация соответствующих тоталитарных режимов.

В исследовании об ограничениях свободы выражения мнений нельзя было не упомянуть про их реализацию в уголовном праве, так как именно уголовное наказание чаще всего используется для государственного вмешательства с целью ограничения свободы слова. В настоящее время уголовное законодательство нашей страны сформулировано достаточно размыто, что создает условия для злоупотреблений при применении соответствующих норм. Для исправления ситуации необходимо изменить формулировки соответствующих статьей уголовного кодекса, таким образом, чтобы они устанавливали ответственность за определенные высказывания - призывы к геноциду и терроризму, либо к нарушению конституционных прав граждан, а не за абстрактное «возбуждение ненависти или вражды» или «призывы к экстремисткой деятельности».

Список использованных источников

Научные и иная литература

1. Історико-структурний підхід до визначення поняття і змісту права на свободу вираження поглядів [Электронный ресурс] / Е. В. Тітко // Теорія і практика правознавства: електрон. наук. фах. вид. Нац. юрид. ун-ту ім. Ярослава Мудрого . - 2011. - N 1 (1). - С. 4

2. Коновалова Людмила Геннадьевна Соотношение парламентаризма с принципом демократической государственности: вопросы конституцонно-правовой теории // Электронное приложение к Российскому юридическому журналу. 2017. №5.

3. Большой юридический словарь / под ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. М., 2004.

4. Оскмо Юссила, Сеппо Хентиля, Юкка Невакиви, Политическая история Финляндии 1808-1995, издательство «Весь Мир». Москва 1998

5. Павел Аптекарь, «советско-финские войны», глава 11 - выдуманная страна и ее армия, с 310-325, издательство «Яуза», Москва - 2004

6. Propaganda and Conflict: Evidence from the Rwandan Genocide - David Yanagizawa-Drott - 2015

7. Средства массовой информации как фактор реализации свободы слова и права на информацию: Политико-правовой аспект, диссертация на степень доктора юридических наук, 2001, Снетков Виталий Николаевич // Санкт-Петербург, 2001

8. Нюрнбергский процесс - сборник материалов, подготовлен: Г. Н. Александров, Д. И. Карев и М. Ю. Рагинский, издание третье, исправленное. Государственное Издательство юридической литературы, Том 2. Москва, 1955

9. Нескородь Наталья «человеческое достоинство, как объект конституционно-правовой регламентации» // Актуальные вопросы развития юридической науки и практики С. 32-34 Киев, 2018

10. Сергей Рабинович «Случай «Шарли Эбдо»: право на оскорбление и его границы» // Сборник эссе «свобода Религии и свобода слова после CHARLIE HEBDO, Харьков 2015, с 42-45

11. Уголовное право: учебник. В 3 т. Т. 1: Общая часть / под общ. ред. А. Э. Жалинского. М: Городец, 2011

12. Неклюдов Н.А. Руководство к Особенной части русского уголовного права. - Спб.: 1887. - с.400

13. Избранные труды. Том 2. Уголовное право (А. Э. Жалинский, 2015) - https://kartaslov.ru/книги. Режим доступа: URL

14. Барабанова О. Н. «К вопросу о понятии "заведомости" в российском уголовном праве», форум молодых ученых. Саратов. 2017

15. Осташевский Александр Васильевич Свобода взглядов и право на информацию как основа политического равновесия в государстве // Теория и практика общественного развития. 2012. №3.

Нормативные и иные акты

1. Кодекс надлежащей практики в избирательных делах, Страсбург 30 октября 2002 года. Вывод № 190/2002 https://sud.ua, режим доступа URL

2. Резолюция Совета Безопасности № A/RES/110 (II) меры, которые должны быть приняты против пропаганды и поджигателей новой войны», отчет о заседании № A/PV.108

3. Рекомендация N R (97) 20 Комитета министров Совета Европы государствам-членам «О вопросах разжигания ненависти»

4. Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Принята резолюцией 260 (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1948 года

5. Конвенция ООН «О борьбе с финансированием терроризма» Принята резолюцией 54/109 Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1999 года

6. Закон Украины «Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їхньої символіки» от 08.08.2015, Відомості Верховної Ради (ВВР), 2015, № 26, ст.219

7. Законі України "Про друковані засоби масової інформації (пресу) в Україні" Відомості Верховної Ради України, 1993 р., № 1, ст. 1; 2004 р., № 11, ст. 141; 2014 р., № 5, ст. 62, № 22, ст. 816

8. Закон Украины «Про політичні партії в Україні» 05.04.2001, Відомості Верховної Ради України (ВВР), 2001, N 23, ст.118

9. Закон Украины «Про громадські об'єднання» 22.03.2013 - Відомості Верховної Ради України (ВВР), 2013, № 1, ст.1

10. Закон «Про внесення зміни до Кодексу України про адміністративні правопорушення щодо заборони виготовлення та пропаганди георгіївської (гвардійської) стрічки» от 16 мая 2017 года № № 2031-VІІІ

11. Международный пакт о гражданских и политических правах, принят резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи от 16 декабря 1966 года. Un.org. Режим доступа: URL

12. Всеобщая декларация прав человека, Принята резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 года

13. Уголовного кодекс РФ, ст 148. Ч. 1, вступил в силу 01.01.1997 // СПС Гарант

14. Законопроект № 606593-7 О внесении изменений в статью 15-3 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (в части уточнения информации, распространение которой в Российской Федерации запрещено)

15. USTAWA z dnia 26 stycznia 2018 r. o zmianie ustawy o Instytucie Pamiкci Narodowej - Komisji Њcigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu, ustawy o grobach i cmentarzach wojennych, ustawy o muzeach oraz ustawy o odpowiedzialnoњci podmiotуw zbiorowych za czyny zabronione pod groџb№ kary (Закон от 26 января 2018 года, вносящий поправки в:закон об Институте Национальной Памяти - Комиссии по преследованию Преступлений против польской нации; закон о могилах и воинских захоронениях; закон о музеях и закон об ответственности коллективных субъектов за действия, запрещенные под угрозой наказания.) - (цитата в переводе)

16. Конвенция ООН «об определении агрессии», утверждена резолюцией 3314 (ХХIХ) Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1974 года

Размещено на Allbest.ru