Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

• Введение
• Глава 1. Правопорядки ВТО и ЕАЭС в системе международного права
• 1.1 Право ВТО как автономный комплекс норм
• 1.2 Правопорядок ЕАЭС как право наднационального характера
• 1.2.1 Качества институтов организации, обеспечивающие наднациональный характер правопорядка ЕАЭС
• 1.2.2 Наднациональный характер права ЕАЭС
• Глава 2. Место международного права и права ЕАЭС в правовой системе ВТО
• 2.1 Роль и влияние международного права в правовой системе ВТО
• 2.1.1 Возможности применения международного права в рамках разрешения споров в ВТО
• 2.1.2 Место международного права в контексте толкования норм ВТО на примере общего правила толкования
• 2.1.3 Соотношение и влияние отдельных областей международного права на правопорядок ВТО: пример международного экологического права
• 2.2 Региональные торговые соглашения в правовой системе ВТО
• 2.2.1 Роль права ВТО в контексте региональных торговых соглашений: идея «конституционализма» и её трудности на практике
• 2.2.2 Договор о ЕАЭС как региональные торговое соглашение об изменении положений соглашений ВТО
• Глава 3. Место международного права и права ВТО в правовой системе
• 3.1 Роль международного права в правопорядке ЕАЭС
• 3.2 Место права ВТО в правовой системе ЕАЭС
• Заключение
• Список использованных источников
• Введение
• Тема исследования и её актуальность.
• Пролиферация региональных торговых соглашений с момента основания Всемирной торговой организации (далее - ВТО) в 1995 году на сегодняшний день достигла значительных показателей - к 4 января 2019 года 291 такое соглашение вступило в силу, а также было подано 467 уведомлений о региональных торговых соглашениях, вступивших в силу, и 681 уведомление о соглашениях, подлежащих вступлению в силу в будущем Информация получена на официальном сайте ВТО: <URL: https://www.wto.org/english/tratop_e/region_e/region_e.htm> (дата обращения - 3 апреля 2019 года)..
• Столь стремительный рост количества региональных соглашений вызывает беспокойства и споры как в контексте целостности международного права в целом G. Sacerdoti. WTO Law and the "Fragmentation" of International Law: Specificity, integration, conflicts, (in “The WTO: Governance, Dispute Settlement & Developing Countries” by J. Merit, V. Donaldson and A. Yanovich; Juris Publishing, 2008)., так и соответствия целям ВТО, относящимся к поощрению глобализма и многосторонней торговой либерализации, в частности M. Matsushita, T. Schoenbaum and P. Mavroidis. The World Trade Organization: Law, Practice, and Policy (2nd edition, Oxford University press, 2006), 594-550.. Так, Д. Бхагвати указывает: «Представляется затруднительным адекватно предугадать последствия, к которым могут привести преференциальные торговые соглашения. Наиболее важным вопросом на повестке дня является разработка надлежащего ответа на их распространение и тот вред, что они несут многосторонней торговой системе» J. Bhagwati. Termites in the World Trading System (Oxford University Press, 2008)..
• Тем не менее, следует принимать во внимание, что множество региональных торговых соглашений уже существовало в международной торговле задолго до основания ВТО и многосторонней торговли в том виде, в каком она представлена сегодня WTO. World Trade Report 2011: The WTO and Preferential Trade Agreements: From Co?Existence to Coherence. (2011), 52.. Кроме того, соглашения ВТО, в частности статья XXIV ГАТТ и V ГАТС, в определённой мере даже поощряют создание соглашений, направленных на либерализацию торговли лишь между некоторыми членами GATT 1994: General Agreement on Tariffs and Trade 1994 (15 April 1994), Marrakesh Agreement Establishing the World Trade Organization, Annex 1A, 1867 U.N.T.S. 187, 33 I.L.M. 1153 (1994); GATS: General Agreement on Trade in Services, (15 April 1994), Marrakesh Agreement Establishing the World Trade Organization, Annex 1B, 1869 U.N.T.S. 183, 33 I.L.M. 1167 (1994).. Так, статья XXIV(4) ГАТТ закрепляет, что члены ВТО «признают желательным расширение свободы торговли путём развития, посредством добровольных соглашений, более тесного объединения экономик стран-участниц таких соглашений».
• Тем самым, учитывая существующие опасения в отношении постоянно растущего числа региональных торговых соглашений Принимая во внимание, что региональные торговые соглашения также зачастую именуются «преференциальными» торговыми соглашениями ввиду того, что на сегодня существует множество таких соглашений уже без географической привязки, в настоящей работе будет использоваться первый вариант как соответствующий общепринятому в деятельности органов ВТО. См. например, P. Van den Bossche. The Law and Policy of the World Trade Organization (Cambridge University Press, 3rd ed., 2013), 649., представляется верным также признать и преимущества этого феномена. В этом контексте верна другая идея Д. Бхагвати о том, что необходимо прийти к балансу между многосторонней торговой системой ВТО и явлением пролиферации региональных торговых соглашений J. Bhagwati. The Agenda of the WTO (in Challenges to the New World Trade Organization by P. van Dijck and G. Faber, Kluwer Law International: The Hague, 1996), 27..
• Именно непрекращающийся поиск такого баланса в первую очередь обуславливает актуальность темы настоящего исследования. Актуальность этой задачи, кроме того, связана с тем, что на сегодня ни в правовой доктрине, ни в практике правоприменительных органов различной природы всё ещё не достигнуто единообразное понимание множества проблем, вызванных стремительным распространением региональной торговли в контексте многосторонней торговой системы.
• В настоящей работе предпринимается попытка анализа соотношения права ВТО и права Евразийского экономического союза (далее - ЕАЭС), их статуса и места в международном праве с точки зрения двух подходов. С одной стороны, интерес вызывает их взаимный взгляд друг на друга - каким образом в правопорядке многосторонней торговой системы определяется право ЕАЭС как относящееся к региональному торговому соглашению? И каков правовой подход самого ЕАЭС к его существованию в рамках этой системы?
• В целях раскрытия этих вопросов, в первую очередь, предпринимается анализ роли региональных торговых соглашений и их статус в рамках системы Всемирной торговой организации. Так, в доктрине выдвигался тезис о роли ВТО как «конституционной» основы для региональных торговых соглашений, которые заключаются государствами-членами, однако обоснованность такого подхода не встречает широкого признания и подвергается критике. Кроме того, крайне противоречивым является вопрос о правовой природе региональных торговых соглашений как соглашений об изменении положений соглашений ВТО inter se. Также осуществляется и подход с другого «угла» - какую роль в своей системе отводит праву ВТО само право ЕАЭС? Принимает ли оно его широкое регулятивное действие или находится в поиске большей автономии? Каким образом оно определяет правовую природу соглашений ВТО и как, в свою очередь, отвечает на собственную предположительную квалификацию как соглашения об изменении международных договоров inter se?
• С другой стороны, предпринимается попытка рассмотреть положение права ВТО и права ЕАЭС в рамках общего международного права в целом, в чём получает своё развитие второй подход. В первую очередь, представляется необходимым определить в общих чертах характеристику каждого из рассматриваемых правопорядков с позиции международного права. Право ВТО широко рассматривается в качестве автономного комплекса норм или «замкнутого» режима. Данная характеристика предположительно также справедлива и в отношении права ЕАЭС. Однако в отношении последнего существует дискуссия и о его наднациональном статусе. Выявление указанных ролей имеет значение в целях настоящей работы как само по себе, так и для раскрытия иных поставленных в ней вопросов. Действительно, мы убеждены, что в полной мере изучить особенности соотношения права ВТО и ЕАЭС невозможно без обращения к их роли в общем международном праве. Это также подтверждает и характер вопросов, поставленных в рамках первого подхода.
• Для освещения этой грани темы настоящей работы, которая, безусловно, является очень широкой, были выбраны конкретные проблемы и вопросы, наиболее ярко демонстрирующие природу роли международного права в рассматриваемых правопорядках и их взаимоотношения. Каким образом в них рассматривается статус международного права, в том числе как источника права, и как он может применяться в рамках разрешения споров? В контексте права ВТО анализ этого вопроса осуществляется с несколько более глубоким анализом роли международного права в контексте толкования соглашений ВТО, а также соотношения с отраслями или сферами общего международного права на примере экологического права.
• Степень научной разработанности темы диссертационного исследования.
• Проблемы соотношения права ВТО и региональных торговых соглашений, а также права ЕАЭС в частности, и их места в международном праве изучались зарубежными и отечественными учёными.
• Так, вопросами правового статуса ВТО, его соотношения с международным правом и региональными торговыми соглашениями, а также статуса автономных комплексов норм занимались такие учёные, как Л. Бартель, Д. Бхагвати, П. Ван Ден Боше, Д. Джексон, Б. Зимма, М. Коскенниеми, П. Мавроидис, Г. Марсо, М. Мацусита, Д. Макрэй, Д. Палметер, Д. Ж. Повелин, Пулковски, Д. Сакердотти, Д. Трахтман и другие.
• Указанные вопросы, а также проблемы правового статуса ЕАЭС и его правопорядка являлись предметом исследований и отечественных учёных, например, Л.П. Ануфриевой, К.А. Бекяшева, Д.С. Боклан, Е.Б. Дьяченко, А.С. Исполинова А.Я. Капустина, С.Ю. Кашкина, П.П. Мысливского, Т.Н. Нешатаевой, А.С. Смбатян, В.Е. Чиркина, К.В. Энтина и иных.
• Объект исследования представляет собой правоотношения, возникающие в двух плоскостях: во-первых, в контексте функционирования права ВТО и права ЕАЭС в системе общего международного права; во-вторых, в рамках взаимодействия права ВТО и правопорядков региональных торговых соглашений в общем и ЕАЭС в частности.
• Предмет исследования составляют нормы правопорядков ВТО и ЕАЭС, а также конкретизирующая их практика судебных и квазисудебных органов, определяющие в той или иной мере правовой статус как друг друга, так и международного права; положения и подходы общего международного права, устанавливающие статус указанных правопорядков.
• Целью исследования является обобщение существующих подходов к определению соотношения права ВТО и права ЕАЭС, определение их места в международном праве, а также обоснование и поиск решения указанных проблем.
• В рамках настоящего исследования были поставлены следующие задачи:

· определить правовой статус права ВТО и права ЕАЭС в рамках международного права;

· рассмотреть существующие подходы к роли права ВТО в отношении региональных торговых соглашений;

· установить правовую природу региональных торговых соглашений в целом и права ЕАЭС в частности в рамках правопорядка ВТО;

· выявить роль права ВТО в правовой системе ЕАЭС;

· изучить статус международного права в рамках ВТО и ЕАЭС в целом и

· осуществить анализ существующих примеров, а также потенциальных возможностей применения международного права при разрешении споров в ВТО и ЕАЭС в частности.

Методологическая основа исследования включает в себя комплексное применение как общенаучных (диалектический, сравнительный, исторический) так и частнонаучных (формально-юридический, сравнительно-правовой) методов познания.

Структура исследования представлена в виде введения, трёх глав, состоящих в сумме из пяти параграфов и семи подпунктов, а также заключения и списка использованных источников.

Глава 1. Правопорядки ВТО и ЕАЭС в системе международного права

1.1 Право ВТО как автономный комплекс норм

Как было определено Комиссией международного права ООН (далее - КМП) концепция автономных комплексов норм или «замкнутых» режимов может определяться в различных плоскостях Fragmentation of International Law: Difficulties arising from the Diversification and Expansion of International Law (Yearbook of International Law Commission. Vol. II. Part II. 2006, Chapter XII), 152.. В том числе это понятие напрямую относится и к «отраслям международного права», действующим согласно своим внутренним принципам и самостоятельно регулирующим отдельные сферы в отличном от норм общего международного права виде.

Концепция автономных комплексов норм или «замкнутых» режимов была установлена еще Постоянной палатой международного правосудия в деле S.S. Wimbledon, когда было необходимо разрешить вопрос о том, через призму какого права должен был быть установлен режим в отношении Кильского канала: общего права международного судоходства или специальных положений Версальского договора. В этом деле Суд пришёл к выводу, что положения Версальского договора существенно отличаются от других норм, регулирующих международное судоходство, а потому являются «автономными» S.S. Wimbledon (U.K. v. Japan), 1923 P.C.I.J. (ser. A) No. 1 (17 August 1923), 23-31.. Идея «замкнутых» режимов также была затронута в деле Nicaragua в контексте договоров в сфере прав человека, однако Международный суд ООН всё же фактически не ссылался на данную концепцию Case Concerning Military and Paramilitary Activities In and Against Nicaragua (Nicaragua v. United States of America); Merits, International Court of Justice (ICJ), (27 June 1986), 267-268..

Эта концепция также получила дальнейшее развитие в практике Международного суда ООН в деле Teheran Hostages, в котором Суд постановил, что нормы международного дипломатического права являются «автономными» и исключают применение общих норм об ответственности государств Case Concerning United States Diplomatic and Consular Staff in Tehran (United States of America v. Iran); Order, 12 V 81, International Court of Justice (ICJ), (12 May 1981), 86.. Тем самым автономные комплексы норм также по своей природе представляют собой lex specialis по отношению к положениям об ответственности государств B. Simma, D. Pulkowski. Of Planets and the Universe: Self-Contained Regimes in International Law (The European Journal of International Law, Volume 17, Issue 3, 2006), 490.. Так, в комментариях к статье 55 Проекта статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния, регулирующей соответствующие вопросы lex specialis, указывается на «сильные» формы специальных норм в контексте «замкнутых» режимов Draft Articles on Responsibility of States for Internationally Wrongful Acts with Commentaries (Yearbook of the International Law Commission 2001 vol. II), art. 55..

В качестве такого комплекса на сегодняшний день рассматриваются различные отрасли и сферы международного права (например, право прав человека, морское право или экологическое право A. Lindroos. Dispelling the Chimera of `Self-Contained Regimes' International Law and the WTO. (The European Journal of International Law, Volume 16, Issue 5, 2005), 857-877.). Не является исключением и право ВТО.

Как уже множество раз отмечалось, право ВТО не находится в «клинической изоляции» от системы общего международного права Appellate Body Report, United States -- Standards for Reformulated and Conventional Gasoline, WT/DS2/AB/R, adopted 20 May 1996, 17.. Международное право пронизывает право ВТО, и поэтому соглашения ВТО должны рассматриваться таким образом, чтобы обеспечивать гармонию с принципами международного права P. Lamy. The Place of the WTO and its Law in the International Legal Order (The European Journal of International Law, Volume 17, Issue 5, 2007), 972..

Тем не менее, международное торговое право всегда рассматривалось как в той или иной мере существующее за пределами общего международного права D. McRae. The Contribution of International Trade Law to the Development of International Law (Academy of

International Law, Recueil des Cours, Vol. 260, 1996), 116-117.. Так и право ВТО обычно характеризуется как автономный комплекс норм См. сноску 9, 243. или как особая система в рамках международного права. Так, Г. Марсо определяет право ВТО как «специальную подсистему международного права, закрепляющую права и обязанности специального характера, особые основания для требований по спорам, особые виды нарушений, особый механизм исполнения решений, а также особые средства защиты прав» G. Marceau. WTO dispute Settlement and Human Rights (The European Journal of International Law, Volume 13, Issue 4, 2002), 755.. Подобная особая природа права ВТО и его предполагаемая «автономия» зачастую является почвой для утверждений о невозможности применения иного права, нежели права ВТО, при регулировании отношений в этой системе. Однако Ж. Повелин указывает в этом отношении, что не следует придавать излишнее значение «замкнутому» характеру права ВТО, поскольку оно, возможно является таковым в отдельных сферах, например, в контексте норм об ответственности государств, но из него нельзя исключить иные положения международного права, например, право международных договоров J. Pauwelyn. Conflict of Norms in Public International Law: How WTO Law Relates to other Rules of International Law (Cambridge University Press, 2003), 39.. Уместно указать на позицию М. Коскенниеми в отношении самого понятия «замкнутого» режима: «[И]дея о существовании специальных режимов, которые были бы полностью изолированы от общего международного права, никогда не обсуждалась. Тем самым понятие «замкнутый» режим по сути вводит в заблуждение» См. сноску 9, 152..

Таким образом, совершенно неверно утверждать о том, что право ВТО представляет собой полностью закрытую систему. Соглашения ВТО заключаются и существуют в рамках «широкого пласта международного права» См. сноску 15, 861.. Тем самым право ВТО не следует рассматривать как полностью автономную систему, имеющую место вне зоны доступа общего международного права.

Третейские группы и Апелляционный орган ВТО множество раз применяли нормы международного права при разрешении споров (хоть и ограниченно). Роль международного права в контексте толкования достаточно ясно закреплена в статье 3.2 ДРС, которая предписывает, что нормы ВТО должны быть истолкованы в соответствии с обычными нормами толкования международного публичного права DSU, Dispute Settlement Rules: Understanding on Rules and Procedures Governing the Settlement of Disputes, Marrakesh Agreement Establishing the World Trade Organization, Annex 2, 1869 U.N.T.S. 401, 33 I.L.M. 1226 (1994).. Третейская группа в деле Корея - Государственные закупки пошла ещё дальше и постановила, что нормы обычного международного права также применяются в правопорядке ВТО в той мере, в которой они не исключаются соглашениями ВТО Panel Report, Korea - Measures Affecting Government Procurement, WT/DS163/R, adopted 19 January 2000, 7.96..

Ввиду специального характера право ВТО функционирует преимущественно на основании специальных норм, установленных в его соглашениях. Однако вопрос действия этого специального характера в контексте возможности применения норм, не относящихся к праву ВТО, является открытым.

международное право наднациональный

1.2 Правопорядок ЕАЭС как право наднационального характера

Безусловно, выводы об автономном характере правопорядка ВТО, изложенные выше, также в целом применимы и к праву ЕАЭС как к комплексу норм, регулирующему международные торговые отношения между отдельными государствами. Тем не менее, учитывая функциональные и институциональные особенности Евразийской интеграции, представляется возможным рассуждать и об иной грани права ЕАЭС в контексте международного права, а именно о его наднациональном характере как права организации региональной экономической интеграции, что в значительной степени отличает его от права ВТО А. Исполинов. Приоритет, прямое действие и прямой эффект норм права Евразийского экономического союза

(Журнал международного права и международных отношений, № 1-2, 2017), 12 - 13..

Евразийская интеграция берёт свое начало в марте 1994 года, когда президент Казахстана Н. Назарбаев высказал идею о создании на пространстве СНГ экономического интеграционного объединения Информация получена на официальном сайте издания «Известия»: <URL: https://iz.ru/news/504908> (дата обращения - 3 мая 2019 года).. Уже тогда он предлагал сформировать экономическую организацию, действующую через наднациональные органы, которые имели бы конкретные полномочия.

Уже сегодня авторитетные отечественные исследователи, например, Т. Нешатаева Т. Нешатаева. К вопросу о создании Евразийского союза: интеграция и наднационализм (Закон, № 6, 2014)., А. Исполинов См. сноску 26, 12 - 13., Е. Винокуров E. Vinokurov. Eurasian Economic Union: Current state and preliminary results (Russian Journal of Economics, № 3, 2017), 57., С. Кашкин С. Кашкин, Право Евразийского экономического союза. Учебник (Проспект, 2016), 35., Д. Боклан, И. Лифшиц Д. Боклан, И. Лифшиц. Действие принципа верховенства права в Евразийском экономическом союзе (Международное право, № 2, 2016)., Е. Дьяченко, К. Энтин Е. Дьяченко, К. Энтин. Свойства права Евразийского экономического союза сквозь призму практики Суда ЕАЭС (Журнал российского права, № 10, 2018), 123-133., П. Мысливский П. Мысливский. Международно-правовое регулирование создания Евразийского экономического союза и способа разрешения споров. (Диссертация кандидата юридических наук; место защиты: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Российский государственный университет правосудия», Москва, 2016), 53., К. Чайка К. Чайка, Международно-правовое подходы в практике Суда ЕАЭС (Журнал российского права, №11, 2018). называют ЕАЭС наднациональной организацией. Кроме того, сам Суд ЕАЭС характеризует Союз в качестве интеграционного образования наднационального уровня Решение Апелляционной палаты Суда ЕАЭС от 21 июня 2016 года по делу по жалобе закрытого акционерного общества «Дженерал Фрейт», 15.. Хотя следует заметить, что существуют отдельные мнения, ставящие наднациональную природу ЕАЭС под сомнение К. Бекяшев. ЕАЭС: международная (межгосударственная) организация или международное (межгосударственное) интеграционное объединение? (Евразийский юридический журнал, № 11, 16, 2014); А. Капустин. Право Евразийского экономического союза: подходы к концептуальному осмыслению (Современный юрист, №1, 2015); М. Алимбеков. Некоторые аспекты политико-правовой идентификации будущего Евразийского экономического союза (Право и государство, №1, 2013)..

Но каковы признаки наднациональной организации и что говорит о том, ЕАЭС отвечает этим признакам?

Проведя определённый анализ подходов юристов-международников к определению признаков наднациональной организации, можно отметить следующее. П. Мысливский выделяет следующие наиболее признанные из них:

- Наличие широкой компетенции по вопросам, которая изначально принадлежала государствам;

- Право принимать решения, имеющие обязательный характер;

- Принятые в рамках организации решения напрямую распространяются не только на государства-участников, но и на всех субъектов, находящихся в юрисдикции этих государств П. Мысливский. Признаки и определение понятия «наднациональная международная организация» (Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки, № 6, 2015), 365-366..

При этом автор подчёркивает, что на данный момент чёткое и однозначное понимание того, какие конкретные признаки отличают наднациональную организацию, не достигнуто.

Действительно, например, А. Исполинов указывает, что обязательным признаком наднациональной организации является передача государствами властных полномочий институтам организации, в том числе по принятию обязательных нормативных актов, которые могут заменять положения национального права и подлежат прямому применению всеми субъектами прав на национальном уровне См. сноску 26, 12 - 13..

Т. Нешатаева в схожем виде выделяет два основополагающих критерия: передача на уровень организации властных полномочий в отношении частных лиц, а также делегирование полномочий по ведению межгосударственных отношений внутри организации и с самой организацией См. сноску 28..

Таким образом, учитывая имеющуюся неопределённость в решении вопроса об определении наднациональной организации, представляется достаточным проанализировать признаки, которые вызывают наименьшие сомнения и называются повсеместно среди учёных, а именно: а) делегирование властных полномочий, ранее принадлежавших государствам-членам, на уровень интеграционной организации (качества институтов организации); б) прямое действие и обязательность актов наднациональной организации в правопорядках государств-членов (качества права). Определив ЕАЭС в качестве наднациональной организации, мы также получим возможность характеризовать и правопорядок этой организации как наднациональный, также отдельно установив его соответствующие признаки.

1.2.1 Качества институтов организации, обеспечивающие наднациональный характер правопорядка ЕАЭС

Статья 1.2 Договора о ЕАЭС указывает, что Союз является: «международной организацией региональной экономической интеграции, обладающей международной правосубъектностью». Таким образом, ЕАЭС является субъектом международного права, который может действовать от собственного имени и нести права и обязанности согласно международному праву.

Как уже указывалось выше, в наднациональном правопорядке государства делегируют полномочия на наднациональный уровень, передавая часть властных функций институтам (органам) международной организации. Тем самым для конкретного определения этих полномочий представляется целесообразным обратиться к положениям нормативной базы ЕАЭС, которые устанавливают компетенцию его органов. При этом целью такого обращения является не выявление подробного порядка функционирования, состава и иных особенностей органов ЕАЭС, но определение их властных полномочий, которые предположительно были делегированы им государствами-членами Союза, а также их объёма как характеристики «наднациональности». Примечательной в этом контексте является статья 79 Конституции Российской Федерации, которая фактически устанавливает возможность передачи полномочий со стороны государства международным организациям в соответствии с международными договорами Конституция Российской Федерации (Собрание законодательства РФ, № 30, 2014), ст. 79.. Аналогичные положения в конституциях других-государств членов не предусмотрены, что, впрочем, вряд ли может рассматриваться как проблема Н. Соколова. Евразийский экономический союз: правовая природа и природа права (Международное право, №11 (132), 2017), 50-51..

С. Кашкин выделяет руководящие и иные (вспомогательные, консультативные) органы ЕАЭС См. сноску 31.. К руководящим органам он относит:

- Органы политического руководства (Высший совет и Межправительственный совет);

- Регулирующий орган (ЕЭК);

- Судебный орган (Суд ЕАЭС).

Статус руководящих органов в первую очередь закреплён в статье 8 Договора о ЕАЭС, которая определяет, что они «действуют в пределах полномочий, которые предоставлены им настоящим Договором и международными договорами в рамках Союза», то есть, по сути, делегированы государствами. Тем самым в первую очередь именно руководящие органы являются отражением наднационального характера Союза, поскольку преимущественно именно они осуществляют властные функции организации, переданные государствами, и уполномочены принимать акты, имеющие обязательный характер для членов ЕАЭС и субъектов, находящихся в их юрисдикции, и, таким образом, в определённой мере «создавать» право Союза.

Органы политического руководства

Согласно статье 10 Договора о ЕАЭС, Высший совет представляет собой высший орган ЕАЭС и состоит из глав государств-участников ЕАЭС. Широкий круг полномочий Высшего совета определён в статье 12 Договора о ЕАЭС и, среди прочего, включает в себя: определение стратегии формирования и развития ЕАЭС; утверждение бюджета организации; утверждение порядка международного сотрудничества ЕАЭС; принятие решений о переговорах и совершении различных действий в отношении третьих сторон от имени ЕАЭС; определение порядка принятия в состав ЕАЭС новых членов; формирование иных органов ЕАЭС, а также иные полномочия, список которых не является исчерпывающим. Таким образом, Высший совет осуществляет основополагающие функции Союза, определяя общие стратегические направления его движения и принимая решения по наиболее принципиальным вопросам.

Положение Межправительственного совета, состоящего из глав правительств государств-участников, установлено в статье 14 Договора о ЕАЭС. Фактически, он является вторым по значимости органом в иерархии Союза (о чём в некоторой степени свидетельствует и его состав по сравнению с Высший советом).

В полномочия Межправительственного совета входит обеспечение реализации и исполнения Договора о ЕАЭС; управление деятельностью ЕЭК; одобрение бюджета Союза; деятельность в сфере ревизии финансово-хозяйственной деятельности; а также рассмотрение иных вопросов, отнесённых к его компетенции.

Широко сформулированный круг полномочий органов политического руководства свидетельствует об их общей компетенции, то есть возможности принятия решений по обширному кругу вопросов, затрагивающему различные сферы функционирования ЕАЭС.

Евразийская комиссия

Статус ЕЭК регулируется, в первую очередь, статьёй 18 Договора о ЕАЭС, а также Приложением № 1 к нему (Положение о Евразийской экономической комиссии). Как установлено в статье 18, ЕЭК является постоянно действующим регулирующим органом ЕАЭС и состоит из Совета и Коллегии.

ЕЭК фактически является основополагающим регулирующим органом ЕАЭС, который схожим образом имеет общую компетенцию, но также обладает рядом принципиальных отличий от органов политического руководства. Во-первых, он является постоянно действующим органом, что автоматически определяет оперативный характер его деятельности. Во-вторых, он может принимать решения, подлежащие обязательному исполнению не только государствами-членами Союза, но и непосредственно гражданами и юридическими лицами, в частности. В этом в полной мере раскрывается наднациональный характер данного органа.

Круг вопросов, по которым ЕЭК принимает обязательные решения, установлен в пункте 3 Положения о ЕЭК и очень обширен - он включает в себя, например, таможенно-тарифное и нетарифное регулирование; энергетическую политику; трудовую миграцию; вопросы антимонопольного регулирования; проблемы контроля финансовых рынков и прочее.

Суд ЕАЭС

Основные положения о Суде ЕАЭС установлены в статье 19 Договора о ЕАЭС и Приложении № 2 к нему, представляющему собой Статут Суда ЕАЭС

Суд ЕАЭС является единственным и постоянно действующим судебным органом в рамках ЕАЭС, который разрешает споры, возникающие по вопросам реализации Договора, международных договоров в рамках ЕАЭС и решений органов ЕАЭС, а также представляющим консультативные заключения по отдельным запросам.

Споры могут инициироваться по заявлению не государства-члена ЕАЭС, но и хозяйствующих субъектов (любой национальности) об оспаривании решений ЕЭК в случае, если такое решение повлекло нарушение прав хозяйствующего субъекта в сфере предпринимательской или иной экономической деятельности.

Безусловно, деятельность Суда ЕАЭС также обусловлена передачей компетенции государствами-членами полномочий по разрешению споров, которые в ином случае исполнялись бы национальными судами.

Краткое описание полномочий руководящих органов Союза однозначно свидетельствует о наличии у них полномочий по широкому спектру вопросов, которые пересекаются с национальными государственными функциями, хотя, безусловно, не в полной мере, поскольку сферы, в которых эти органы имеют возможность устанавливать единое и обязательное для всех государств-членов регулирование, достаточно ограничены.

Таким образом, на уровень ЕАЭС как организации региональной интеграции государствами-членами были переданы функции различного характера, которые включают в себя властные полномочия, характерные для всех ветвей власти (исполнительные, законодательные, судебные), что определённо свидетельствует о наднациональном характере организации. Тем не менее, объём этих полномочий на данный момент в значительной степени ограничен.

1.2.2 Наднациональный характер права ЕАЭС

Одной из основополагающих характеристик любого правопорядка является правовая сила и свойства действующих в его рамках правовых актов.

При определении свойств права ЕАЭС как наднационального правопорядка исследователи зачастую прибегают к его сравнению с правопорядком ЕС Например, см. сноску 33, 124; P. Kalinichenko. A Principle of Direct Effect: The Eurasian Economic Union's Court pushes for more Integration (VerfBlog, 2017). <URL: https://verfassungsblog.de/the-principle-of-direct-effect-the-eurasian-economic-unions-court-pushes-for-more-integration/> (дата обращения - 25 апреля 2019 года).. Как указывает В. Чиркин: «Наднациональное право не только имеет обязательную силу для государств-членов… но и непосредственно (без ратификации и имплементации) действует в государствах-членах, распространяется на их физических и юридических лиц и имеет верховенство перед их национальным правом» В. Чиркин. Наднациональное право: возникновение, содержание, действие (Актуальные проблемы российского права, № 1, 2016), 22 - 23.. Однако при этом он подчеркивает, что наднациональное право обладает этими свойствами лишь в той мере, в какой это соотносится с государственными полномочиями, переданными на наднациональный уровень.

Указанные свойства, а именно обязательная сила и прямое действие наднационального права ЕС, а также его верховенство, кроме договорных положений (в той или иной мере), были сформулированы в практике Суда ЕС, а именно в знаковых делах Van Gend en Loos v Nederlandse Administratie der Belastingen и Flaminio Costa v ENEL.

В первом из этих дел Суд ЕС постановил, что право Сообщества не только возлагает обязательства на частных лиц, но и предоставляет им определённые права. Таким образом, был установлен принцип прямого действия права ЕС не только в отношении государств-членов, но и частных лиц, которые могут опираться на положения этого права, в том числе и в национальных судах (при выполнении определённых условий качества нормативных актов) Case 26/62 Van Gend en Loos v Nederlandse Administratie Der Belastingen (1963) ECR 1, 12..

Последнее дело примечательно тем, что Суд, вновь подтвердив положение о прямом действии и обязательности норм ЕС, также указал, что при создании Сообщества государства-члены ограничили свои права и делегировали свои полномочия на наднациональный уровень, из чего следует, что положения наднационального правопорядка обладают верховенством по отношению к национальному праву Case 6/64 Costa v ENEL (1964) ECR 585, 593..

Таким образом, наднациональное право, по примеру права ЕС, в целом должно характеризоваться прямым действием в национальных правопорядках государств-членов, быть обязательным для государств и лиц, находящихся в их юрисдикции, а также отличаться верховенством по сравнению с национальным правом.

В отличие от права ЕС, характер действия права ЕАЭС в рамках национальных правовых систем государств-членов Союза не определён до конца. Договор о ЕАЭС конкретно не определяет соотношение актов Союза и национального законодательства Договор о Евразийском экономическом союзе от 29 мая 2014 года..

Прямое действие актов ЕАЭС должно означать, что нормативные акты Союза не должны быть имплементированы на национальном уровне в качестве обязательного условия его действия, а сразу же становятся частью правовых систем государств-членов. Несмотря на то, что Договор о ЕАЭС напрямую закрепляет такое свойство только за актами ЕЭК, оно также в некоторой степени присуще и другим источникам права Союза.

Статья 13 Приложения 1 к Договору о ЕАЭС, определяющего положение о ЕЭК, устанавливает, что ЕЭК «в пределах своих полномочий принимает решения, имеющие нормативно-правовой характер и обязательные для государств-членов», а также что «решения Комиссии входят в право Союза и подлежат непосредственному применению на территориях государств-членов». Тем самым, решения ЕЭК имеют прямое действие и являются обязательными, как минимум, для государств-членов. Однако следует отметить отсутствие каких-либо положений о преимущественном характере решений ЕЭК в отношении национального права.

Проблемы свойств права Союза были в той или иной мере затронуты в практике Суда ЕАЭС. Так, в Консультативном заключении от 4 апреля 2017 года по заявлению Республики Беларусь, Суд ЕАЭС утвердил принцип прямого действия правил конкуренции и их непосредственного применения государствами членами в качестве нормы, установленной в международном договоре. Суд пришёл к выводу, что государства-члены делегировали полномочия в сфере защиты конкуренции на наднациональный уровень, регулирование в этой сфере устанавливается правом ЕАЭС и находится в рамках единой политики, что и стало основой для вышеуказанного заключения. Кроме того, он указал, что государства-члены также могут устанавливать регулирование в этой сфере, но только в той мере, в какой оно будет нести дополнительный характер к уже установленному на наднациональном уровне, тем самым утвердив и высшую юридическую силу актов ЕАЭС по сравнению с национальным законодательством Консультативное заключение Большой коллегии Суда ЕАЭС по заявлению Министерства юстиции Республики Беларусь от 4 апреля 2017 года, 4-6..

По мнению некоторых исследователей, например, А. Исполинова, формулировки данного заключения о прямом действии антимонопольных норм ЕАЭС предполагают возможность их непосредственного применения частными лицами в национальных судах А. Исполинов. Суд ЕАЭС: конкурентное право Союза существует и должно активно применяться. Открывается новая сфера для юристов-практиков. <URL: https://zakon.ru/blog/2017/04/24/sud_eaes_ konkurentnoe_pravo_soyuza_suschestvuet_i_dolzhno_aktivno_primenyatsya_otkryvaetsya_novaya_s> (дата обращения: 5 мая 2018 года)..

Вопрос прямого действия права ЕАЭС, на этот раз в сфере таможенного регулирования, получил также развитие в Решении Суда ЕАЭС от 21 февраля 2017 года по заявлению Российской Федерации против Республики Беларусь. В своём решении Суд указал, что нормы Соглашения о взаимной административной помощи таможенных органов государств-членов таможенного союза от 21 мая 2010 года «подлежат непосредственному применению и в связи с его специальным характером имеют приоритетное значение при проведении таможенного контроля», а также «имеют императивный характер, не содержат изъятий или отсылок и в этой связи должны применяться непосредственно» Решение Большой коллегии Суда ЕАЭС от 21 февраля 2017 года по делу по заявлению Российской Федерации, 8-12.. Тем самым Суд подчеркнул как прямое действие права ЕАЭС в сфере, урегулированной указанным Соглашением, так и их обязательность. Это решение также открывает вопрос о возможности частных лиц напрямую ссылаться на положения данных норм ЕАЭС при защите своих интересов в национальных судах государств-членов А. Исполинов. Решение Суда ЕАЭС по спору Российская Федерация против Республики Беларусь: правосудие посреди политического конфликта. <URL: https://zakon.ru/blog/2017/03/17/reshenie_suda_eaes_po_sporu_rossijskaya_federaciya_protiv_respubliki_belarus_pravosudie_posredi_poli> (дата обращения: 8 мая 2019 года).. Примечательным также является особое мнение судьи К. Чайки, который заявил об абсолютном приоритете норм ЕАЭС над положениями национального права Особое мнение судьи Чайки К.Л. от 21 февраля 2017 года по делу по заявлению Российской Федерации.. Однако, как отмечает А. Исполинов, такой подход может встретить сопротивление со стороны государств-членов ЕАЭС, в частности, в лице конституционных судов См. сноску 50..

Действительно, перед Конституционным Судом Российской Федерации уже ставился вопрос о пределах действия нормативных актов ЕАЭС в контексте их соответствия Конституции РФ. В своём Определении от 3 марта 2015 года № 417-О он указал, что нормы Союза подлежат применению только в той мере, в какой это не допускает нарушения конституционных прав и свобод граждан и юридических лиц Определение Конституционного Суда РФ от 03 марта 2015 N 417-О «По запросу Арбитражного суда Центрального округа о проверке конституционности пункта 4 Порядка применения освобождения от уплаты таможенных пошлин при ввозе отдельных категорий товаров на единую таможенную территорию Таможенного союза», 5-14.. Очевидно, что эта формулировка имеет достаточно широкий характер и, учитывая возможность того, что Конституционный суд РФ при определённых обстоятельствах может вынести решение о невозможности исполнения обязательства, вытекающего из международного договора, может получить применение в самых неожиданных проявлениях.

Проблема верховенства права ЕАЭС была также затронута в Консультативном заключении Суда ЕАЭС от 11 декабря 2017 года по заявлению работника ЕЭК Б. Адилова, связанном с вопросами, возникающими при назначении служащих Союза на конкурсной основе и расторжении с ними трудового договора, а также действия гарантий трудовых прав в государстве пребывания. Суд постановил, что нормы национального законодательства, регулирующие отношения, возникающие в связи с трудовыми отношениями с участием международных служащих ЕЭК, применяются только в той мере, в какой эти отношения не урегулированы правом ЕАЭС. Таким образом, в этом деле было признано верховенство норм Союза по отношению к национальному праву уже в специфическом контексте трудовых отношений с работниками ЕАЭС Консультативное заключение Большой коллегии Суда от 11 декабря 2017 года по заявлению заместителя директора Департамента технического регулирования и аккредитации Евразийской экономической комиссии Адилова Бауыржана Маратовича, 14..

Таким образом, по итогам настоящей главы можно прийти к следующему заключению.

Право ВТО представляет собой автономный комплекс норм или «замкнутый режим» в том смысле, в котором эти понятия были охарактеризованы КМП. Право ВТО осуществляет регулирование исходя из собственных внутренних подходов и принципов, которые выделяют его из общего международного права. Тем не менее, оно не может рассматриваться абсолютно изолированно от международного права, поскольку в любом случае составляет его часть.

Учитывая анализ положений права ЕАЭС, а также позиций Суда ЕАЭС, можно сделать вывод о том, что правопорядок Союза предусматривает прямое применение норм права ЕАЭС, а также их обязательность, создает права и обязанности для частных лиц (хоть и в достаточно ограниченном виде, что, впрочем, не должно считаться значительной проблемой в рамках определения наднационального характера Союза, особенно учитывая всё ещё ранние этапы развития интеграции). Более того, в отдельных сферах также установлено верховенство права ЕАЭС по отношению к национальному праву государств-членов. Однако вопрос о соотношении норм ЕАЭС и национальных конституций является отдельной проблемой, и на данный момент едва ли можно говорить о верховенстве права ЕАЭС в этом контексте.

Глава 2. Место международного права и права ЕАЭС в правовой системе ВТО

2.1 Роль и влияние международного права в правовой системе ВТО

2.1.1 Возможности применения международного права в рамках разрешения споров в ВТО

В соглашениях ВТО, в частности, в Договоренности о разрешении споров (далее - ДРС) не установлен исчерпывающий список источников применимого права, в связи с чем возникает вопрос о действительной возможности применения иных норм международного права.

В определённой степени ответ на данный вопрос дают положения ДРС. Так, статья 1.1 предусматривает, что ДРС применяется только к спорам, вытекающим из «охваченных» соглашений. Статья 3.2 закрепляет, что система урегулирования споров имеет целью охранять права и обязательства членов по охваченным соглашениям и вносить ясность в отношении действующих положений этих соглашений в соответствии с обычными правилами толкования международного публичного права. Статья 7 также отсылает к соглашениям ВТО при определении полномочий Третейских групп. Статья 7.2 закрепляет обязанность Третейских групп по рассмотрению соответствующих норм охваченного соглашения или соглашений, на которых основывают свою позицию стороны спора.

Существует мнение, что указанные положения как раз устанавливают перечень источников применимого права по аналогии со статьёй 38 Статута Международного суда ООН D. Palmeter, P. Mavroidis. The WTO legal system: Sources of Law (American Journal of International Law, Volume 92, Issue 3, 1998), 399.. Однако вряд ли такой подход можно является общепризнанным G. Marceau. A Call for Coherence in International Law: Praises for the Prohibition Against "Clinical Isolation" in WTO Dispute Settlement (Journal of World Trade, Volume 33, Issue 5, 1999), 109-110..

Безусловно, основополагающими источниками права ВТО являются заключенные в его рамках соглашения, обозначенные в Приложении 1 к ДРС. Именно эти соглашения именуются «охваченными». Тем самым юрисдикция Третейских групп с достаточной ясностью ограничивается разрешением споров, вытекающих из таких соглашений. На первый взгляд это позволяет сделать вывод о том, что и применимое при рассмотрении этих споров право также исчерпывается «охваченными» соглашениями. Однако это вряд ли является верным, поскольку следует различать вопросы юрисдикции и применимого права L. Bartels. Applicable Law in WTO Dispute Settlement Proceedings (Journal of World Trade, Volume 35, Issue 3, 2001), 503..

Спорность и актуальность рассматриваемой проблемы проявляется в случаях, когда Третейская группа сталкивается с вопросом о применении источников, которые не составляют права ВТО. Как было указано ранее, право ВТО представляет собой автономный комплекс норм, существующий в рамках международного права, и порождает права и обязанности собственного специфического характера. Тем самым, основной фокус в рамках этого правопорядка объяснимо делается на существующих в его рамках источниках права См. сноску 13, 490.. Однако нередки случаи, когда эти права и обязанности пересекаются с иными нормами международного права, в том числе с регулирующими сходные правоотношения положениями региональных торговых соглашений. В подобных ситуациях интерес вызывает анализ того, в какой степени в той или иной ситуации «внешние» для права ВТО нормы являются релевантными в рамках спора.

В данном контексте существуют различные точки зрения. Так, строгий подход к определению применимого права в рамках разрешения споров отражён, например, в позиции Д. Трахтмана: «Полномочия Третейских групп при разрешении споров, Апелляционного органа и ОРС ясны: [они могут] применять (напрямую) только нормы права ВТО» J. Trachtman. The Domain of WTO Dispute Resolution (Harvard International Law Journal, Volume 40, Issue 2, 1999), 9.. Таким образом, Третейские группы и Апелляционный орган не могут напрямую применять какие-либо нормы, не входящие в состав права ВТО. Этот подход в целом основан на прямом прочтении положений ДРС. Полномочия Третейских групп и их возможность учитывать «внешнее» права предполагаются ограниченными статьями 3.2 и 19.2 ДРС. Статья 3.2 ДРС закрепляет, что «рекомендации и решения ОРС не могут расширять или умалять права и обязанности, предусмотренные охваченными соглашениями». В целом эта идея также заложена в статье 19.2 ДРС, предписывающей, что «в соответствии с пунктом 2 статьи 3, в своих выводах и рекомендациях Третейская группа и Апелляционный орган не могут расширять или умалять права и обязанности, предусмотренные охваченными соглашениями».

В соответствии с данным подходом запрет на «привнесение и умаление» прав и обязанностей, предусмотренных охваченными соглашениями, имеет особое значение. Поскольку рекомендации и решения Третейской группы не могут расширять и или умалять права и обязанности, заложенные в охваченных соглашениях, её полномочия ограничены рассмотрением споров, вытекающих только из права ВТО, а её цель состоит в оценке допустимости и соответствия оспариваемой меры определённым соглашениям ВТО, то применение источников, выходящих за рамки правопорядка ВТО, является невозможным См. сноску 57, 109-110.. Применение «внешних» норм международного права в любом случае будет приводить к расширению или умалению прав или обязанностей членов ВТО, и тем самым Третейские группы и Апелляционный орган не могут применять такие нормы G. Marceau. Conflicts of Norms and Conflicts of Jurisdictions: The Relationship between the WTO Agreement and MEAs and other Treaties (Journal of World Trade, Volume 35, Issue 6, 2001), 1103.. Таким образом, поскольку применение «внешних» норм международного права в рамках разрешения споров невозможно, они могут быть использованы только в контексте толкования права ВТО См. сноску 20, 753.. Сторонники этой точки зрения также полагают, что если бы «внешнее» международное право в самом деле подразумевалось применимым в рамках ВТО, то это было бы напрямую закреплено в положениях ДРС J. Trachtman. The Jurisdiction of the World Trade Organization: Remarks by Joel P. Trachtman (The American Society of International Law Proceedings, Volume 98, 2004), 141..

В некоторой степени менее строгий подход предполагает, что нормы международного права подлежат применению в праве ВТО, однако если возникнет проблема противоречия между ними, то нормы ВТО будут иметь приоритет См. сноску 58.. Например, Л. Бартель утверждает, что запрет расширять или умалять права и обязанности означает приоритет норм ВТО. Таким образом, требование о недопустимости расширения или умаления прав и обязанностей, предусмотренных соглашениями ВТО, устанавливает возможные пределы применимости «внешних» норм в рамках разрешения споров в ВТО. Тем самым статьи 3.1 и 19.2 ДРС являются положениями, регулирующими разрешение конфликтов в случае противоречия нормы ВТО и нормы международного права.