Агнонимы в романе Л.Н. Толстого "Война и мир"

Размещено на http://www.allbest.ru/

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ЯВЛЕНИЕ АГНОНИМИИ В ЯЗЫКЕ И ЕГО НАУЧНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ

1.1 Понятие агнонимии

1.2 История изучения русских агнонимов

1.3.Понятие активного и пассивного словарного запаса

1.4 Понятие устаревшей лексики

1.5 Макароническая речь

1.6 Понятие диалектной лексики

1.7 Понятие читательской компетенции

ГЛАВА II. СОСТАВ И СМЫСЛОВОЕ РАЗНООБРАЗИЕ АГНОНИМИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ В РОМАНЕ "ВОЙНА И МИР"

2.1 Лексико-тематическая классификация агнонимов романа "Война и мир".

2.2 Устаревшие слова в художественном тексте романа

2.3 Специальная лексика в романе "Война и мир"

2.4 Диалектные слова в художественном тексте романа

2.5 Редкие слова в романе "Война и мир"

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность рассматриваемой в работе темы обусловливают следующие обстоятельства. Лев Николаевич Толстой - писатель, потребность осмысления творчества которого будет всегда необходима. Прошло более ста тридцати лет со времени появления первых отдельных изданий романа "Война и мир". Но и сегодня это произведение поражает читателей не только громадным охватом событий, числом персонажей (их около шестисот), художественной силой. Роман поражает своей необыкновенной современностью, созвучностью своих идей и образов нашему времени. Внимательное отношение к тексту романа позволит увидеть много нового. Чтение художественного произведения XIX века у современных читателей, особенно у представителей молодого поколения, нередко вызывает затруднения в понимании отдельных слов и словосочетаний, а это приводит к неполноте восприятия авторского замысла. Сложными для понимания бывают как особенности описываемой эпохи, её предметный мир и законы, так и отдельные слова, понятия, явления, исчезнувшие из обихода или изменившие свой смысл. Часто бывает необходим лингвистический комментарий, если произведения отделены от реципиента значительным временным интервалом.

В последние годы сложилась традиция рассматривать язык произведений Л. Н. Толстого главным образом с точки зрения отражения в нём закономерностей проявления человеческой психики, духа эпохи, движения сознания и самосознания и т. п. Всё названное имеет под собой значительные основания и может быть выявлено и описано в языковых категориях когнитивной лингвистики, психолингвистики, социолингвистики и т.д. Однако пространство толстовского текста организуется в том числе по законам русского классического художественного стиля. Поэтому творчество Л.Н. Толстого рассчитано и на рассмотрение в традиционных лингвистических парадигмах, т.е. по единицам и уровням языка, а в этой области сделано далеко не всё.

Как отмечает В.В. Виноградов, язык романа "Война и мир" образует сложную систему взаимодействия и смешения литературного повествовательного стиля со сферами военного и официально-делового языков (в их диалектическом разнообразии) и со сферой научно-философской и журнально-публицистической речи. В этот сложный авторский сплав не только внедряется с разных сторон язык исторических документов, памятников воспроизводимой эпохи, но и примешивается пестрая и разнородная масса речевых характеристик персонажей.

Изучение агнонимической лексики романа "Война и мир" может показать не только масштабную картину языка самого Толстого, языка русского народа описываемой им эпохи, но и вселенское пространство толстовского мировоззрения, авторских наблюдений над жизнью, которые вмещали в себя быт дворянского сословия, военный быт, диахроническую перспективу русской истории, великолепное знание природы, глубинные закономерности индивидуального и общественного развития и многое другое.

В русской лингвистике накоплен огромный теоретический и практический материал в области исследования языковой архаики. Ей были посвящены работы А.А. Брагиной (1987), Л.А. Булаховского (1937), В.Г. Вербицкой (1958), Г.О. Винокура (1947), Н.Г. Еднералова (2006), Е.В. Ковалевой (1996), Р.П. Рогожниковой (1982), Л.Н. Саркисовой (1961), Ю.С. Сорокина (1961), А.В. Федорова (1963,1982), Н.М. Шанского (1954), Н.А. Шестаковой (1999), Д.Н. Шмелева (1960), Л.А. Шнайдерман (1996) и др.

Исследователи обращались к устаревшей лексике для выяснения методов и приемов её стилистического использования. Внимание было направлено на устаревшие единицы словаря, являющиеся таковыми не только для читателя, но и для использовавших их авторов. В данной работе нас интересует агнонимическая лексика, в состав которой входят не только устаревшие слова. Мы встаём на позицию современного читателя, рассматривая текст романа в строгой координатной плоскости "читатель начала XXI века - художественное произведение. Агнонимическое лексическое пространство включает всё, что непонятно читателю в наши дни.

Целью данного исследования является выявление и анализ агнонимов, встречающихся на страницах романа "Война и мир" Данная цель обусловила постановку следующих конкретных задач:

1. Методом сплошной выборки, а также применяя метод интроспекции составить картотеку корпуса агнонимов в художественном тексте романа Л. Н. Толстого "Война и мир".

2. Проверить их квалификацию как устаревших, заимствованных, диалектных, терминологических, редких либо забытых по словарям, т. е установить один из факторов возможной агнонимии.

3. Выделить тематические группы агнонимов в художественном тексте Л. Н. Толстого "Война и мир".

4. Применяя метод эксперимента, проанализировать потенциальные агнонимы, обозначающие одежду, в антропоцентрическом аспекте.

Объектом исследования является художественный текст романа Л. Н. Толстого "Война и мир".

Предмет исследования - агнонимы, встречающиеся на страницах романа "Война и мир".

Источники исследования. Источником фактического языкового материала послужил канонический текст романа Л. Н. Толстого "Война и мир", напечатанный с опорой на полное собрание сочинений Л. Н. Толстого в 70 томах. Материалом исследования является 450 лексических единиц, которые включены нами в состав агнонимической лексики по тому или иному критерию.

Методологическая база исследования. Общеметодологической основой работы послужил антропоцентрический подход к языковым фактам в лингвистике, который обеспечивает возможность учёта при описании языка того фактора, что язык вне языковой личности существовать не может и занимает сегодня центральное место в лингвистических исследованиях.

Теоретическую базу исследования составили труды В. В. Морковкина, А. В Морковкиной, в первую очередь монография "Агнонимы (слова, которые мы не знаем)", В. Д. Черняк ("Агнонимы в лексиконе языковой личности как источник коммуникативных неудач"). Терминологическое поле диссертации строится на основании приоритета лексикографической школы профессора Морковкина, предложившего сам термин агноним.

Нами будут приниматься следующие положения теории В. В. Морковкина: агнонимичной является лексическая единица (слово или отдельное его значение), относительно которой носитель языка может сказать: 1. совершенно не знаю, что значит слово; 2. имею представление только о том, что слово обозначает нечто, относящееся к определенной весьма широкой сфере; 3. знаю, что слово обозначает нечто, относящееся к определенному классу предметов, но не знаю, чем, именуемый предмет, отличается от других предметов данного класса; 4. знаю, что слово обозначает определенный предмет, но не знаю конкретных особенностей этого предмета, способов его использования или функционирования; 5. знаю, что обозначает слово, но не представляю, как выглядит соответствующий предмет; 6. знаю слово в связи с особенностями своего жизненного опыта и своей специальности, но предполагаю, что многие другие люди его не знают или знают недостаточно. [Морковкин, Морковкина 1997: 106]. В теоретическом плане также важными являются мотивировки В. Д. Черняк: 1) Изменение и заметное сокращение круга чтения у значительной массы наших современников, вытеснение экранной культурой культуры книжной ведет к неизбежному изменению соотношения между лексическим ядром и периферией. Менее чёткий характер лексических связей на периферии, возрастание количества различительных семантических признаков у лексических единиц по мере их удаления от ядра является причиной того, что многие слова или их отдельные значения оказываются непонятными или не вполне понятными современному носителю русского языка. 2) В системном аспекте понятие "агнонимы" соотносится с пассивным словарным составом, непосредственно связано с периферийными пластами лексики. [Черняк, 2003]. В нашей работе мы солидаризируемся с теми лингвистами, которые считают, что принцип антропоцентризма необходим при исследовании языка произведений художественной литературы 2-ой половины XIX века с её гуманистическим пафосом и вниманием к персонажу как типу личности, а также к личности автора - творца текста [См.: Апресян, 1974,1999; Арутюнова, 1999; Булыгина, 1997; Золотова, 1998; Караулов, 1988, 1993; Колшанский, 1980; Кубрякова, 1968, 2001; Леденёва, 2000; Серебренников, 1991; Степанов, 1991 и др.].

Методы исследования. В работе использованы следующие основные методы и приёмы исследования: общенаучные методы анализа, сравнения, описания, интроспективный подход к тексту, метод сплошной выборки, приёмы обобщения и классификации.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней устаревшая, диалектная, заимствованная, терминологическая лексика художественного текста Л. Н. Толстого исследуется с учётом читательского восприятия современной эпохи и каждой эпохи вообще.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования расширяют и углубляют современные представления о процессах, происходящих в сфере актуального корпуса слов, и дают конкретные сведения о судьбе пассивизирующихся лексем в языковом сознании носителей русского языка.

Практическая ценность диссертации состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и практических занятиях по лексикологии, в спецкурсах по психолингвистике, лексикографии, а её материал может служить базой для создания лингво-исторического комментария к тексту Л. Н. Толстого "Война и мир", входящему, как в школьные, так и вузовские программы изучения литературы. Такой комментарий может помочь в дидактической практике и переводческой деятельности.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Выделяются следующие факторы агнонимичности лексики романа "Война и мир": временной, территориальный, статистический, функционально-стилевой, специально-ограничительный.

2. Среди потенциальных агнонимов романа "Война и мир" выделяется 36 лексико-тематических групп.

3. Самой обширной из ЛСГ является группа слов, относящихся к военной лексике.

4. Текст романа Л. Н. Толстого "Война и мир" в читательском восприятии претерпевает пассивизационное лексическое изменение (агнонимизируется).

5. Агнонимы романа "Война и мир" в языковом сознании молодых читателей имеют несколько степеней агнонимичности.

Апробация работы. Теоретические положения и материалы диссертации докладывались автором на внутривузовской научной конференции "Молодёжь и наука - III тысячелетие" на факультете русской филологии и документоведения Тульского государственного педагогического университета им. Л. Н. Толстого….. Отдельные материалы исследования содержатся в авторской публикации "Лексическая группа агнонимов со значением "одежда" в художественном тексте Л. Н. Толстого "Война и мир". Материалы диссертации использовались автором в разработке элективных курсов для старшеклассников. По материалам исследования составлен словарь агнонимов романа "Война и мир".

агнонимия лексика толстой

ГЛАВА I. ЯВЛЕНИЕ АГНОНИМИИ В ЯЗЫКЕ И ЕГО НАУЧНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ

1.1 Понятие агнонимов

Слова, которые по тем или иным причинам неизвестны или малоизвестны читателю называются агнонимами [от греч. а - "без", gnosis - "знание" и onyma - "имя"]. Термин агнонимы был предложен В.В. Морковкиным и А.В. Морковкиной в их фундаментальной монографии "Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем)" [1997] для обозначения слов, неизвестных или малопонятных языковой личности. Агнонимы объединяют устаревшую (русскую и иноязычную), специальную и малоупотребительную в современном русском литературном языке лексику.

Как отмечает В.Д. Черняк, термин агнонимы, введенный в научный обиход в последние годы, представляется очень удачным в терминологическом плане, весьма перспективным в аспекте психо- и социолингвистики, для преподавания русского языка и культуры речи. Он удачно передает, с одной стороны, индивидуально-личностный характер незаполненных ячеек в лексиконе носителя языка, а с другой, - позволяет выявить типичные для современной языковой личности зоны агнонимической активности. [Черняк В. Д 2003: 296]

В.В. Морковкин и А.В. Морковкина отмечают, что агнонимы, в отличие от своих преимущественно лингвоцентрических аналогов (лексико-семантических полей, синонимических рядов, массива редких слов), отражают не объективное соотнесение слов в языке и речи, а отношение говорящего человека к элементам своего лексикона, способ существования этих элементов в его сознании. Соответственно и опознание такого рода единиц возможно только посредством наблюдения за характером речевого поведения говорящего человека и/или прямого зондирования и изменения его языкового сознания [Морковкин 1997].

Авторы монографии "Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем)" [1997] указывают на антропоцентрическую сущность агнонимов, которая особенно очевидна, по их мнению, при сравнении этой совмещённой единицы лексической системы с её ближайшим лингвоцентрическим аналогом, в качестве которого выступает категория редких слов. Принципиальное отличие редких слов от агнонимов, как отмечают учёные, состоит в следующем. Категория "редкие слова" свидетельствует исключительно о частоте употребления слова в речевых произведениях (текстах), и совершенно не касается того, представляет ли оно какую-нибудь трудность для носителя языка или нет. Установление частотности употребления слов - задача, которую вполне успешно решает лексикостатистика, имеющая дело с уже состоявшимися текстами. Второе понятие, строго говоря, ничего не сообщает об объективной частотности слова, а сосредоточено только на его непонятности, т. е. на том, что для очень многих носителей языка соответствующая лексическая единица требует определённого пояснения. Из сказанного следует, что должны существовать редкие слова, которые не представляют никаких трудностей для большинства носителей языка, а с другой - имеются непонятные для большинства слова, которые отнюдь не могут быть причислены к числу редко употребляющихся. И такие слова действительно есть. Особенно это касается редких слов, очень многие из которых следует отнести к общепонятным (ср. не вошедшие в число 40 тысяч слов, встретившихся авторам Частотного словаря русского языка на выборке в 1 миллион словоупотреблений, лексические единицы канистра, лосьон, казначей и т. п.). И среди далеко не редких слов можно легко найти такие, которые непонятны большинству носителей языка. К ним, несомненно, относится значительная часть мощного и мутного потока иностранных слов, хлынувшего в наши дома с экранов телевизоров и со страниц газет (ср., брокер, дилер, консенсус, маркетинг, менеджмент, менталитет, мониторинг, ноу-хау, рейтинг, респондент, саммит, трансфер, триллер, харизма, эксклюзивный и т. п.). Ещё одним доводом в пользу различения редких слов и агнонимов, как отмечают учёные, может служить следующее соображение: если считать редкими словами те единицы, которые встретились в процессе лексикостатистического обследования 1 раз или не встретились вообще, то они составляют намного больше половины русских слов (т. е. слов, зафиксированных в имеющихся толковых словарях русского языка), тогда как агнонимов в словарном составе на порядок меньше. Как видим, для выделения непонятных и малопонятных слов (т. е. агнонимов) нет других способов, кроме непосредственного или опосредованного обращения к языковому сознанию говорящего на данном языке человека.

1.2 История изучения агнонимов

Агнонимы образуют совмещённую единицу лексической системы, причём такую, которая по понятным причинам характеризуется выраженной антропоцентричностью. Если это так, то выделение агнонимов, как и любой другой антропоцентрической единицы лексической системы, представимо только с помощью непосредственного или опосредованного обращения к языковому сознанию говорящего на данном языке человека.

Учёные рассматривают как один из возможных вариантов процедуры формирования корпуса русских агнонимов условное приравнивание словарного запаса русской языковой личности к словарному запасу исследователя, т. е. на предположении, что лексикон усредненной русской языковой личности ненамного превышает лексикон исследователя или немногим уступает ему. Основанием для такого предположения является то очевидное обстоятельство, что, хотя лексический запас у конкретных языковых личностей никогда не совпадает ни в количественном, ни в качественном отношении, различия между лексической компетенцией любых двух языковых личностей, сформировавшихся в сходных условиях языковой социализации, пренебрежимо малы по сравнению с состоянием словарного запаса любой конкретной языковой личности от словарного запаса соответствующего этноса. Исходя из указанного предположения, для получения искомого массива русских агнонимов необходимы три данности: представление о лексиконе исследователя, представление о лексиконе русского этноса, а также инструмент формирования интересующей нас совокупности слов. Лексикон исследователя содержится в его языковой памяти и обозревается им посредством интроспекции.

Авторы монографии отмечают, что в последние годы в связи с наметившейся тенденцией очеловечения гуманитарных наук мы являемся свидетелями очевидной реабилитации интроспекции как метода научного анализа. Интроспекция, предполагающая извлечение данных о языке непосредственно из сознания квалифицированного исследователя, в наибольшей степени отвечает специфике антропоцентрического подхода. Они склонны полагать, что ее можно рассматривать как едва ли не главный реально работающий способ изучения языковой личности вообще. Прежде всего потому, что собственная личность -- единственная данность подобного рода, которая действительно известна исследователю во всем репертуаре ее жизненных ролей, статусных, ситуационных и т. п. [Морковкин 1997]

Сложнее обстоит дело с моделированием лексикона современного русского этноса. Действительно, какую именно (в количественном и качественном отношении) лексическую совокупность можно было бы с достаточным основанием (иначе говоря, с приемлемой степенью огрубления) рассматривать в качестве словарного запаса русского этноса в целом, взятого в его сегодняшнем состоянии? Учёные полагают, что не будет большой ошибкой приравнять ее к лексическим массивам, описываемым в имеющихся больших толковых словарях современного русского языка. Не прямым, но тем не менее сильным доводом в пользу рассмотрения в качестве модели словарного запаса русского этноса словника какого-нибудь большого толкового словаря русского языка может служить такое априорно очевидное соображение: несмотря на то, что нет ни одного русского человека, который бы знал все без исключения слова, имеющиеся в таких словарях, тем не менее в них нет ни одного слова, о котором можно было бы сказать, что его не знает ни один русский человек. Методом исключения учёные приходят к выводу о том, что наиболее подходящим для упомянутого использования надо, по всей вероятности, признать Словарь русского языка в 4-х томах (далее MAC) [144]. Выбор MAC объясняется исследователями агнонимов тем, что это лексикографическое произведение, будучи достаточно полным по охвату лексического состава современного русского литературного языка (83016 словарных статей), является вместе с тем одним из наиболее квалифицированно сделанных толковых словарей. Его несомненное преимущество перед другими словарями состоит в детальной и последовательной разработке семантической структуры заголовочных единиц.

Единицей рассмотрения может быть только простая единица лексической системы, т. е. однозначное слово или лексико-семантический вариант многозначного слова.

Исследователи полагают, что в качестве искомого инструмента должна выступать некая процедура, позволяющая не просто декларировать с опорой на свои субъективные ощущения, а вполне обоснованно утверждать, что некое слово, например, лайба, или лерка, или летяга, или лядунка, относятся к числу агнонимов. При этом, разрабатывая упомянутую процедуру, нельзя упускать из виду известный тезис Л. В. Щербы, в соответствии с которым языковые единицы используются человеком, грубо говоря, в двух основных режимах: в режиме продукции речи и в режиме ее рецепции. Применительно к интересующему нас вопросу активная речевая деятельность (продукция речи) требует не просто понимания слов, а его активного знания, предполагающего среди прочего и умение правильно в семантическом отношении (от других аспектов мы здесь намеренно отвлекаемся) включать слова в собственную речь. При осуществлении рецептивных видов речевой деятельности данностью является некоторый предъявленный для понимания и восприятия текст. Поскольку лексические единицы здесь всегда находятся в окружении других слов, т. е. функционируют в условиях мощной текстовой поддержки, то от участвующего в общении человека требуется владение существенно меньшим количеством сведений о слове. Можно сказать, что группы сведений (еще раз подчеркнем: речь идет только о собственно семантических свойствах слова), которыми человек должен владеть для того, чтобы участвовать в продуктивных и рецептивных видах речевой деятельности, соотносятся между собой как целое и часть. Уже неоднократно употребляя слово "сведения", мы, вероятно, должны ясно представлять себе, к чему именно относятся эти сведения. А относятся они прежде всего к тем элементам лексического значения, которые, как показали исследователи агнонимов, выступают в качестве сем.

Учитывая сказанное, можно утверждать, что владеть словом в рецептивном и/или продуктивном режиме значит знать его лексическое значение, что, в свою очередь, предполагает знание семного состава. Однако, как можно определить, знает или не знает человек определенное слово, а если знает, то в какой мере? Ответ на этот вопрос позволяют дать установленные в науке закономерности соотношения значения слова и его сочетаемости. Некоторые из такого рода закономерностей могут быть представлены в обобщенном виде. Вот они: 1) каждая сема служит семантическим основанием лексической сочетаемости данного слова, т. е. порождает эту сочетаемость; 2) семы связаны между собой иерархическими отношениями, т. е. образуют иерархически организованную структуру, в рамках которой они обладают разным статусом; 3) семантическая связь слова с партнером по словосочетанию проявляется в том, что партнер актуализирует в его лексическом значении одну или несколько сем; 4) поскольку семы образуют иерархическую структуру, актуализация нижестоящих сем всегда и неизменно ведет к актуализации вышестоящих сем, хотя обратное неверно; 5) словосочетания, в которых в лексическом значении слова актуализируются наиболее конкретные семы (т. е. семы с высокой функциональной значимостью), образуют собственную сочетаемость слова; словосочетания, в которых в лексическом значении слова актуализируются наиболее абстрактные семы (т. е. семы с высокой системной значимостью), образуют несобственную сочетаемость слова.

Некоторые из приведенных положений можно проиллюстрировать простым примером. В значении слова шуба могут быть выделены такие семы: 'предмет', 'одежда', 'верхняя [одежда]', 'меховая [одежда]' и ряд других. Сема 'предмет' обладает предельно высокой системной и близкой к нулю функциональной значимостью. Сема 'меховая [одежда]' характеризуется предельно высокой функциональной и близкой к нулю системной значимостью. Между этими крайними по статусу семами располагаются все прочие. Пока слово шуба не включено в речевой отрезок (словосочетание, предложение), все семы его значения находятся в расслабленном состоянии функционального безразличия. Включение рассматриваемого слова в речевой отрезок приводит к установлению семантической связи с партнером (партнерами) по соответствующему контексту, что, в соответствии с одним из указанных выше положений, ведет к актуализации в его лексическом значении одной или нескольких сем. При этом актуализированные семы приходят в рабочее состояние функциональной напряженности (ср. состояние строительной балки, лежащей на складе, и состояние этой же балки под нагрузкой в составе соответствующего сооружения). В словосочетании испачкать шубу глагол актуализирует в лексическом значении слова шуба только сему 'предмет'. В словосочетании надеть шубу глагол актуализирует в лексическом значении слова шуба сему 'одежда', что, в соответствии с четвертым из приведенных выше положений, немедленно возбуждает и вышестоящую сему 'предмет'. В словосочетании надеть лисью шубу прилагательное лисий актуализирует в лексическом значении слова шуба сему 'меховая [одежда]' и тем самым возбуждает всю семную совокупность, составляющую лексическое значение слова шуба.

После приведенного рассуждения в нашем распоряжении есть все необходимое, чтобы сформулировать правила, наполняющие реальным содержанием утверждения типа Некто знает слово N и Некто понимает слово N. В частности, утверждение о том, что некто знает слово N, соответствует действительности, если этот некто в состоянии построить такую совокупность правильных в семантическом отношении словосочетаний с этим словом, которая обеспечивает актуализацию всех составляющих его лексическое значение сем или, иначе говоря, если он в состоянии включить слово в речевые отрезки, отражающие его собственную сочетаемость. Утверждение о том, что некто понимает слово N, соответствует действительности, если этот некто в состоянии построить правильное в семантическом отношении словосочетание или предложение, в котором среди актуализированных по требованию партнера сем есть хотя бы одна, которая в пространстве между наиболее значимой и наименее значимой семами располагается ближе к первой, чем ко второй.

Отражаемый в приведенных правилах критерий владения (в том или ином режиме) лексическим значением слова является наиболее важным, но не единственным критерием, обеспечивающим отбор русских агнонимов. Помимо него в систему такого рода критериев должны входить и иные, в том числе дидактический, культурологический, эстетический и т. д. Выработанная с учетом всего сказанного система критериев в обобщенном виде может быть представлена так. Агнонимом будем считать лексическую единицу, относительно которой носитель языка (в нашем случае один из авторов настоящего исследования) может сказать

1. совершенно не знаю, что значит слово;

2. имею представление только о том, что слово обозначает нечто, относящееся к определенной весьма широкой сфере, например, бакштов -- 'что-то, связанное с морем';

3. знаю, что слово обозначает нечто, относящееся к определенному классу предметов, но не знаю, чем именуемый предмет отличается от других предметов данного класса, например, бальнеология -- 'какая-то наука';

4. знаю, что слово обозначает определенный предмет, но не знаю конкретных особенностей этого предмета, способов его использования или функционирования, например, сизоворонка -- 'перелетная птица, но певчая или нет?';

5. знаю, что обозначает слово, но не представляю как выглядит соответствующий предмет, например, епанечка, таратайка;

6. знаю слово в связи с особенностями своего жизненного опыта и своей специальности, но предполагаю, что многие другие люди его не знают или знают недостаточно, например, менталитет, фрикативный.

Представленная система критериев как раз и может "рассматриваться в качестве искомого инструмента, позволяющего осуществить формирование корпуса русских агнонимов. На практике указанный процесс состоял в последовательном просеивании всех ЛСВ, зарегистрированных в MAC, через сито приведенных критериев и каталогизации лексико-семантнических единиц, которые по принятому определению могут считаться агнонимами (в рецептивном и/или продуктивном аспекте). Всего такого рода единиц в MAC оказалось 8813.

Исследователей интересует всё же вопрос о количественной оценке. Так как, извлеченная из MAC совокупность слов, включающая в себя 8813 единицы не является исчерпывающей количественной характеристикой массива русских агнонимов. Дело в том, что последовательное рассмотрение массива именно в антропоцептрическом ракурсе заставляет, с одной стороны, учитывать следствия из щербовского положения о двух режимах использования человеком языка, а с другой, -- не упускать из виду и то обстоятельство, что полученный массив рассматривается как бы глазами среднего носителя русского языка. Последний же, как убедительно и остроумно доказал Л. В. Щерба своим примером с бокром и бокрёнком, обладает огромными по объему практическими знаниями о родном языке, в том числе и о тех его фрагментах (например, этнонимах), которые он не в состоянии использовать в речевой деятельности. В состав этого знания входит, в частности, информация практически о всех правилах грамматики и словообразования, о значениях всех морфологических и словообразовательных средств и т. д. Отмеченное обстоятельство заставляет рассматривать полученный массив всего лишь как основу для получения приближенных к реальности сведений о действительном объеме знаемого и незнаемого в пределах того, что в MAC называется общеупотребительной лексикой современного русского литературного языка. При этом в количественном отношении обсуждаемый массив можно охарактеризовать как одновременно и избыточный, и недостаточный. Его избыточность с указанной точки зрения прямо вытекает из отмеченного факта практического владения всей грамматической и всей словообразовательной системой родного языка. Если так, то объем незнаемого в аспекте рецептивного владения языком определяется количеством незнакомых непроизводных основ (корней), которое заведомо меньше полученного количества слов. Недостаточность же рассматриваемого массива определяется тем, что MAC далеко не всегда приводит все лексические единицы, входящие в представленные в нем словообразовательные гнезда: часть гнезд отражается в словаре только частично. Между тем, поскольку среди русских словообразовательных средств имеет место, как известно, не только одноосновная (ср., уснуть и заснуть), но и разноосновная (ср., антициклон, но противоток) синонимия, при производстве речи носитель языка нуждается во всех без исключения словах с тем или иным агнонимическим корнем. Таким образом, поскольку сам по себе извлеченный из MAC агнонимический массив не содержит в явном виде всех сведений об искомых количественных характеристиках, для их получения учёными было предложено две процедуры.

Первая -- ее можно назвать словообразовательной конденсацией -- состоит в сведении всех имеющихся в исходном списке однокоренных слов в словообразовательные гнезда. Ведь, если для понимания слова достаточно, обычно, знания его корня, то, по изложенным выше причинам, рецептивное овладение всем обсуждаемым массивом предполагает, по сути дела, усвоение хотя бы одного из членов каждого гнезда. Иначе говоря, количественная оценка агнонимического массива с точки зрения обеспечения рецептивной речевой деятельности должна сводиться к установлению числа словообразовательных гнезд, по которым распределяются извлеченные из MAC слова. В качестве регулирующего источника здесь может использоваться известный "Словообразовательный словарь русского языка" А. Н. Тихонова. Выбор этого словаря объясняется тем, что он представляет собой единственное лексикографическое произведение данного жанра, словник которого полностью включает в себя словник Малого академического словаря. В результате применения процедуры словообразовательной конденсации искомое число, характеризующее мощность агнонимического массива в рассматриваемом аспекте, оказалось равным 6080 единицам (коэффициент сжатия -- 0,69).

Вторая процедура -- названная словообразовательным развертыванием -- заключается в дополнении исходного списка теми словами, которые входят в полученные на нем словообразовательные гнезда, но по тем или иным причинам не включены в MAC. Источником здесь в дополнение к уже упомянутому "Словообразовательному словарю" А. Н. Тихонова служил "Толковый словарь русского языка" С. И. Ожегова, в котором помимо 42500 заголовочных слов рассматривается еще около 30000 производных лексических единиц в гнездах, завершающих словарные статьи. Процедура словообразовательного развертывания позволила установить число, характеризующее мощность агнонимического массива с точки зрения обеспечения продуктивных видов речевой деятельности. Это число -- 11986 лексических единиц (коэффициент расширения -- 1,36).

Среди оснований, с опорой на которые можно осуществлять качественную оценку массива агнонимов, важнейшими являются два, а именно, степень агнонимичности включённых в массив лексических единиц и распределение этих единиц в понятийном пространстве, покрываемом лексикой русского языка.

Агнонимичность как качество языковой единицы, определяющая меру ее незнания носителем языка, применительно к каждому конкретному слову выражается в разной степени. Это вытекает уже из того, что агнонимы отбирались на основе не одного, а ряда критериев, причем таких, которые обладают разной разрешающей силой. Например, кажется очевидным, что слово ендова в значении 'старинная русская посуда для вина' и это же слово в значении 'пространство между двумя скатами крыши' характеризуются разной степенью агнонимичности: в первом случае мы имеем дело с частичным незнанием (слово включено в массив на основе пятого критерия), а во втором -- с практически полным незнанием (слово включено в массив на основе первого критерия). Возникает вопрос, как можно охарактеризовать состав рассматриваемого лексического массива, учитывая меру знания (незнания) входящих в него слов? Это можно сделать разными способами, среди которых вполне представимы и весьма тонкие, позволяющие устанавливать в МЛК носителя языка наличие или отсутствие информем, соотносящихся с любой наперед заданной семой из состава лексического значения агнонима. Такого рода способы - а они основываются на эксплуатации закономерностей подробно охарактеризованных выше -- ввиду громоздкости их процедурной составляющей могут применяться в работах, посвященных установлению степени агнонимичности небольших групп слов. При этом учёные, исследовавшие агнонимы, исходят из того, что, устранив неопределенность относительно количества совершенно незнакомых слов и слов незнакомых в той или иной мере, они тем самым получат хорошее представление о степени агнонимичности массива в целом и каждого его элемента в отдельности. Проведенное обследование исходного перечня агнонимов под указанным углом зрения позволило получить следующую картину. В обсуждаемом лексическом массиве слов, оцениваемых как совершенно незнакомые (высшая степень агнонимичности) -- 4795 единиц; слов, знание которых ограничено отнесением именуемого факта к определенной широкой сфере действительности - 1234 единиц; слов, называющих предметы, относительно которых известно только то, что они входят в определенные классы предметов, - 1287 единиц; слов, обозначающих известный в общих чертах предмет, относительно функциональных свойств которого, однако, сохраняется неясность - 532 единиц; слов, обозначающих известный в общих чертах предмет, относительно внешнего вида которого сохраняется неясность, - 661 единиц; известных исследователю в связи с особенностями его жизненного опыта и специальности слов, которые, как он предполагает, незнакомы лицам с другим жизненным опытом и другой специальностью, -- 304 единиц.

Другой аспект качественной оценки полученного агнонимического массива состоит в установлении его содержательного разнообразия.

Даже беглого взгляда на обсуждаемый массив достаточно, чтобы убедиться, с одной стороны, в его исключительной смысловой пестроте, а с другой, -- в очевидной неравномерности распределения интересующих нас лексико-семантических единиц по разным лексико-семантическим и тематическим группам. В связи с этим весьма интересным представляется вопрос о локализации агнонимов в понятийном пространстве, покрываемом лексикой русского языка, и установлении, таким образом, зон повышенной агнонимической активности. Обнаружение и анализ таких зон позволил исследователям сделать выводы о закономерностях и аномалиях движения лексики в пределах лексикона русской языковой личности, о факторах (естественно-языковых, социальных, идеологических и т. п.), определяющих это движение. Один из возможных путей, ведущих к решению поставленной задачи, состоит в идеографической классификации отобранного массива этнонимов. Следует сказать, что отечественная лингвистика, по крайней мере, в части теоретической идеографии, занимает в настоящее время передовые позиции. Основываясь на установившейся уже традиции, идеографией принято называть область прикладной лингвистики, в рамках которой рассматривается вся сумма проблем, связанных с системно-семантическим представлением лексического и/или фразеологического состава языка. В теоретической идеографии исследуются лингвистические, логические и философские предпосылки системно-семантического моделирования лексико-фразеологической системы и разрабатываются соответствующие процедуры. Практическая идеография сосредоточена на разработке лексикографических версий таких моделей, т. е. на создании идеографических словарей. Создание идеографических словарей основывается на предположении, согласно которому слова, будучи двусторонними единицами (т. е. обладая материальной оболочкой и значением), могут упорядочиваться в словаре не только по материальной оболочке (ср. алфавитные словари), но и по смыслу. Центральным типом идеографического словаря считается идеографический тезаурус, поскольку он и только он позволяет представить понятийное пространство, покрываемое лексикой языка, в виде наблюдаемой и обозримой модели.

Основная проблема, с которой сталкивается создатель идеографического словаря тезаурусного типа, состоит в построении генеральной синоптической схемы, отражающей содержание и структуру понятийного пространства, покрываемого соответствующим лексическим массивом. Было предложено два основных пути, ведущих к решению этой проблемы. Первый путь предполагает построение синопсиса исключительно на индуктивной основе. Методика построения идеографического словаря с опорой на индуктивный подход наиболее детально описана в работах Ю. Н. Караулова. Предложенная Ю. Н. Карауловым версия индуктивного подхода предусматривает поэтапную работу с языковым материалом (декомпозиционный, агрегационный и ассоциативно -- компонентный этапы), в результате которой, по предположению автора, можно прийти к органичному членению всего словаря в соответствии с его системными свойствами и получить искомую синоптическую схему идеографической классификации. Практическое идеографирование, осуществленное на основе этой методики, позволило Ю. Н. Караулову прийти к выводу о невозможности "перехода от языковой модели мира" на более высокий уровень обобщения -- к "концептуальной модели мира" на основе чисто лингвистических приемов. Иными словами, указанный метод, будучи вполне приемлемым для смысловой группировки слов, не приводит, однако, к построению целостной, логически связанной картины мира.

Второй подход к построению идеографического словаря -- индуктивно-дедуктивный -- впервые представлен в развернутом виде в работах одного из авторов исследования корпуса русских агнонимов. В содержательном отношении этот подход предполагает последовательное осуществление двух взаимодополняющих операций: дедуктивного разбиения понятийного континуума, покрываемого лексикой языка, и индуктивного "восхождения" от отдельных слов к выделенным дедуктивным методом рубрикам. Кроме того, рассматриваемая методика предусматривает специальную процедуру стыковки, притирки результатов упомянутых операций, в результате чего раскрывающие содержание каждой понятийной области младшие понятия выделяются как на логико-философской, так и на вполне эмпирической основе. Сильную сторону индуктивно-дедуктивного подхода исследователи усматривают в том, что он позволяет не только произвести идеографирование всех без исключения лексико-семантических единиц любого наперед заданного массива слов, но и создать хорошо структурированный и психологически приемлемый синопсис понятий, которые отражаются классифицируемыми языковыми единицами.

Подобный синопсис может рассматриваться как понятийная схема, образующая своеобразную несущую конструкцию той концептуально-языковой картины мира, которая закодирована в русской лексике. Хорошее представление о подобного рода несущей понятийной конструкции дает синопсис первого на русском языковом материале идеографического словаря тезаурусного типа, включенного в качестве самостоятельной части в комплексный учебный словарь "Лексическая основа русского языка" (далее ЛОРЯ).

Сказанное дало основание избрать в качестве ориентира при исследовании семантического разнообразия русских агнонимов именно синопсис идеографической классификации, на основе которого организована Идеографическая часть "Лексической основы". Он представляет собой упорядоченный перечень понятийных рубрик, отражающих (с разной степенью детализации) смысловое разнообразие русской лексики. В нем выделяются 29 именованных понятийных классов, 254 именованных понятийных разряда и 649 нумерованных групп.

Как проводилась классификация? На базе предлагаемого в MAC толкования агнонимической лексико-семантической единицы устанавливалась ее семная структура с выделением опорной и квалифицирующих сем. Наибольшей информативностью характеризуются описательные толкования, особенно построенные по родовидовому принципу, т. е. такие, в которых указывается ближайшее родовое понятие и видовые отличия денотата. Вполне понятно, что подобные толкования существенно облегчают задачу классификации слов. Иначе обстоит дело с толкованиями, в которых в качестве семантизирующего средства используются синонимы толкуемой единицы, например, перелеска -- 'то, же, что печеночница'. Для того, чтобы оценить и классифицировать такую единицу, необходимо привести ее толкование к виду, удобному для классификации, т. е. заменить синонимическое толкование описательным, например, перелеска -- 'рано цветущее вечнозеленое растение семейства лютиковых с кожистыми листьями и крупными зимующими синевато-фиолетовыми или белыми цветками'. Такого рода преобразования составляют весьма важный и ответственный этап подготовки языкового материала к смысловой классификации.

В полном виде процедура смысловой классификации агнонимов включала в себя: а) оценку толкования лексико-семантической единицы с целью установления его пригодности для использования в качестве основы классификации; б) приведение нестандартных толкований к виду, удобному для классификации; в) выделение на основе толкования опорной и квалифицирующих сем; г) отнесение лексико-семантической единицы к определенной рубрике Синопсиса идеографической классификации ЛОРЯ.

Наиболее наполненными оказались следующие именованные группы: гр. № 246 (Религиозные чувства) -- 596 агнонимических единиц, гр. № 291 (Различные науки и их инструментарий) -- 469 единицы, гр. № 159 (Виды растений) -- 455 единиц, гр. № 380 (Слуховые искусства) -- 234 единицы, гр. N° 556 (Средства передвижения по воде) -- 219 единиц, гр. № 521 (Неорганические и органические вещества как сырье, материал) -- 213 единиц, гр. № 335 (Шитьё) -- 175 единиц, гр. № 495 (Профессии) -- 170 единиц, гр. № 329 (Создание -- разрушение) - 141 единица, гр. N° 175 (Болезнь, заболевание) -- 137 единиц, гр. № 181 (Пища, продукты) -- 128 единиц, гр. № 152 (Вещества: общие понятия) -- 128 единиц, гр. № 196 (Номенклатура одежды) -- 126 единиц, гр. № 346 (Слово) -- 121 единица, гр. № .530 (Земледелие и растениеводство: общие понятия) -- 118 единиц, гр. № 169 (Человек и животные) -- 117 единиц, гр. № 90 (Единицы измерения) -- 105 единиц, гр. 370 (Литература) -- 103 единицы, гр. № 99 (Частная оценка качества) -- 101 единица. Приведенный перечень требует определенного комментария. Прежде всего это касается первой из упомянутых групп, а именно "Религиозные чувства". Её чрезвычайная наполненность объясняется особенностями конструирования синопсиса ЛОРЯ. Как указывается в вводной статье к словарю ЛОРЯ, "Процедура получения идеографического списка состояла в последовательном анализе словника алфавитной части с точки зрения принадлежности каждого ЛСВ к той или иной лексико-семантической группе и получении таким образом связанных по смыслу лексических групп. После того, как все лексико-семантические единицы исходного списка были распределены по лексико-семантическим группам, последние упорядочивались, нумеровались и каждая из них дополнялась ассоциируемыми с нею словами, которые отбирались по соображениям учебно-методической целесообразности" [82: 19]. Дело, однако, в том, что упомянутый словник алфавитной части, анализ единиц которого позволил авторам создать каркас синопсиса, представлял собой список 2500 самых частых русских слов, полученный особым совмещением и преобразованием данных восьми частотных словарей русского языка. В этом списке оказалось только три слова, относящихся к сфере религии: вера, верить и Бог. Такая ситуация -- а сегодня она представляется нам явно ненормальной -- объясняется тем, что период отечественной истории, к которому относятся все имеющиеся на сегодняшний день частотные словари, был, как известно, далеко не самым благоприятным для Русской Православной Церкви и ее народа. В результате постоянного, целенаправленного, бескомпромиссного давления государства и богоборческой идеологии понятийная область, отражающая религиозную жизнь, оказалась вытесненной на периферию общественного сознания. Набирающий силу процесс реабилитации исконных этических, исторических, социальных и др. ценностей русского народа и обусловленное этим обстоятельством перемещение соответствующих лексических пластов в светлую точку общественного сознания, определяют необходимость разработки этих пластов практически с нулевого уровня. Таким образом, массив мощностью в 549 единиц отнесен к группе № 246 только потому, что используемый нами синопсис по условиям и обстоятельствам своего создания не содержит никакой другой рубрики, связанной с религиозной тематикой. О мере смыслового разнообразия этого массива можно судить по тому, что построенная нами его понятийная классификация включает 24 именованных группы:

Сверхъестественное (общие понятия)

Религия (общие понятия)

Божественное -- Дьявольское

Небеса -- Ад

Откровение, пророчество

Религиозное осмысление мира

Проявление всемогущества Бога, религиозное чудо

Правоверность, ортодоксия

Вероотступничество, ересь, сектантство, раскол

Набожность, благочестие -- отсутствие благочестия

Искушение

Церковь как организм

Церковное одобрение, поощрение и осуждение, наказание

Богослужение

Духовенство

Миряне, прихожане

Религиозные обряды

Церковное облачение, одежда монахов

Храм

Язычество

Неверие

Суеверие

Церковное образование

24. Государство и Церковь, общество и Церковь. Далее эти группы разбиваются на более мелкие рубри- ки.

На втором и третьем местах по наполненности находятся группы, отражающие степень нашего незнания животного и растительного мира. Главное объяснение этого факта состоит в том, что словарь, из которого исследователи извлекали агнонимы, охватывает в той или иной мере фауну и флору всей планеты, тогда как лексикон языковой личности всегда ориентирован, прежде всего, на те их фрагменты, которые соответствуют зоне ее проживания. Кроме того, нельзя не учитывать и неблагоприятного в интересующем нас отношении влияния на человека цивилизации как таковой. В ее силовом поле иерархия ценностей существенно меняется: мы все выше ставим знание артефактов и все меньше обращаем внимание на явления и предметы природы.

То, что в отобранном массиве агнонимов широко представлена функционально связанная лексика (различные терминологии) можно было, по понятным причинам, предвидеть, а вот то, что на пятом месте обнаруживается группа слов передвижения по воде, оказалось определенной неожиданностью. Впрочем, если мы вспомним, что люди от века не могли смириться с наличием разделяющих их пространств, среди которых особые хлопоты доставляли им водные просторы, и от века они изобретали и строили средства передвижения, позволяющие освоить эти враждебные им просторы, то полученный результат не так уж и удивителен. Недаром ведь одним из первых известных нам средств передвижения был знаменитый Ноев ковчег.

1.3 Понятие пассивного и активного словарного запаса

В системном аспекте понятие "агнонимы" соотносится с пассивным словарным составом, непосредственно связано с периферийными пластами лексики. Так, конечные ветви лексических множеств, которые представлены в "Русском семантическом словаре" под ред. Н.Ю.Шведовой, содержат значительное число лексических единиц (историзмы, архаизмы, экзотизмы, областная и специальная лексика), агнонимичных для многих носителей языка. Так, в группе названий учащихся по типу учебного заведения, по специальной подготовке представлены слова бурсак, гимназист, институтка, кадет, кантонист, классик, курсант, курсистка, лицеист, нахимовец, паж, пансионер, пэтэушник, рабфаковец, реалист, ремесленник, семинарист, студиец, суворовец, школьник, школяр, юнга, юнкер. Очевидно, что даже в этой актуальной сфере, наряду с общеизвестными словами, представлены лексические единицы, полностью или частично агнонимичные для многих носителей языка (ср.: бурсак - "в России в 18 - I-ой половине 19 в. учащийся бурсы, духовного училища"; классик - "в царской России учащийся классической гимназии, среднего учебного заведения с преподаванием древних языков"; кантонист - "в России в 1805 - 1856 гг.: солдатский сын, числящийся по военному ведомству для поступления в низшую военную образовательную школу"). Показательны по насыщенности потенциальными агнонимами следующие лексико-семантические ряды: лица по отношению к ручным, гужевым и другим неавтоматическим средствам перевозок (аробщик, ванька, велорикша, возница, возничий, возчик, извозчик, каюр, кучер, лихач, ломовик, ломовой, носильщик, обозник, обозчик, перевозчик, погонщик, рикша, ямщик); корнеплоды и клубнеплоды (батат, брюква, бурак, каротель, картофель, картошка, морковь, пастернак, петрушка, редис, редиска, редька, репа, свекловица, свёкла, сельдерей, топинамбур, турнепс); камень, его куски, обломки, окаменелые затвердения (булыжник, бут, валун, галечник, галька, глыба, голыш, гравий, дресва, камень, каменье, конгломерат, кремень, монолит, окатыш, ракушник, сталагмит, сталагнат, сталактит, хрящ, щебень).