История древнерусской литературы

Пьеса Прокоповича во многом связана с традициями барокко. В ней представлены два начала -- трагическое и комическое, соединять которые в одном произведении поэтика классицизма категорически запрещала. Кроме «высоких» и «низких», в произведении Феофана объединены также реальные и фантастические образы. Так, рядом со жрецами и князем Владимиром появляются призрак Ярополка, бесы, а также «прелесть», т. е. соблазн «со многими другинями». В драматическое действие вводится музыкальное начало, в котором наличествуют те же самые контрасты: песенкам Жеривола и Курояда противопоставлен хор ангелов, в котором участвует апостол Андрей.

Третий раздел художественного творчества Прокоповича представлен лирическими стихотворными произведениями. Они написаны силлабическими стихами и отличаются разнообразием тематики. К серьезным героическим жанрам относится «Епиникион», или, как поясняет это слово сам Феофан, «песнь победная». Этот панегирический жанр предшествовал в России классицистической оде. «Епиникион» Феофана посвящен победе русского войска в Полтавской битве.

К «Епиникиону» примыкает по своей военной тематике стихотворение «За могилою рябою», где описан один из эпизодов Прутского похода Петра I, в котором участвовал и сам автор. Оно отличается легкими и довольно ритмичными для того времени стихами и даже вошло впоследствии в песенники XVIII в. В стихотворении «Плачет пастушок во долгом ненастьи» автор говорит в аллегорической форме о тяжелом времени, которое довелось ему пережить после смерти Петра I.

Он уподобляет себя пастуху, застигнутому ненастьем, стадо которого поредело, а надежды на «красные» дни все еще не предвидится. В конце этого пятилетнего периода Феофан прочитал рукописную сатиру Антиоха Кантемира «К уму своему». В ее авторе он сразу же почувствовал своего единомышленника. Он пишет силлабическими октавами послание под названием «Феофан архиепископ Новгородский к автору сатиры». Прокопович спешит поздравить в этом стихотворении неизвестного поэта и советует ему не бояться высмеянных им врагов.

Переходный характер деятельности Феофана проявился и в его теоретических произведениях. Это прежде всего относится к курсу лекций на латинском языке, читавшемуся им в 1705 г. для студентов Киевской академии и названному «De arte poetica» («О поэтическом искусстве»). В своих взглядах Феофан опирается на античных писателей, почитаемых классицистами, -- на Горация, Аристотеля, а также на французского теоретика XVI в., предшественника классицистов -- Ю. Ц. Скалигера. Он цитирует Гомера, Вергилия, Овидия, Пиндара, Катулла и других античных писателей. В самом творчестве важное место отводится правилам, выведенным из «образцовых сочинений». Наряду с правилами настоятельно рекомендуется «подражание образцам».

18. Реформа русского стихосложения Тредиаковского - Ломоносова

Огромной заслугой Тредиаковского перед русской поэзией, не только современной ему, но и последующей, была проведенная им реформа стихосложения. Ее принципы изложены им в 1735 г. в трактате «Новый и краткий способ к сложению российских стихов». До Тредиаковского в русской поэзии имела место только силлабика (от латинского слова syllaba -- слог), т. е .стихосложение, в котором поэты не обращали внимание на качество, т. е. на ударность и безударность слогов, а следили только за равным числом слогов в рифмующихся стихах. Рифма в большинстве случаев была женская, унаследованная от польской поэзии, под влиянием которой и возникла русская силлабика. Главным недостатком силлабики была нечеткость проявления ритма, вследствие чего, как писал Тредиаковский, силлабические стихи «приличнее... назвать прозою, определенным числом идущею».

Тредиаковский заменил силлабическую систему стихосложения силлабо-тонической, или, по его терминологии, «тонической», от слова «тон», т. е. ударение, ударный слог. Следует сказать, что эту новую систему Тредиаковский не выдумал, не изобрел. Она уже существовала в ряде европейских литератур, в том числе в немецкой, с которой Тредиаковский был хорошо знаком. Но в русской поэзии господствовала силлабика. Вопрос заключался в том, какой из двух существующих в европейской литературе систем отдать предпочтение -- силлабической или силлабо-тонической, и Тредиаковский, в отличие от своих предшественников и современников, выбрал силлабо-тонику.

Новая система отличалась от старой ритмической организацией стиха. Ритм (у Тредиаковского -- «падение», от французского слова cadence) создается правильным чередованием ударных и безударных слогов, изредка осложняемым пиррихиями (стопа, состоящая из двух безударных слогов) и спондеями (стопа из двух ударных слогов). Единицей ритма является стопа, т. е. соединение одного ударного с одним безударным слогом (Тредиаковский признавал только двусложные стопы).

При создании нового типа стихосложения Тредиаковский стремился исходить из особенностей русского языка. «Способ сложения стихов, -- писал он, -- весьма есть различен по различию языков».

В русском языке есть ударные и безударные, но нет долгих и кратких слогов. Поэтому принципиальное отличие русского стихосложения от античного заключается, по его словам, в том, что долгота и краткость в «..«российском стихосложении... тоническая, то есть в едином ударении голоса состоящая», в то время как в греческом и латинском языках долгие и краткие слоги отличаются друг от друга большей или меньшей протяженностью их звучания во времени. Тредиаковский считал, что к реформе стихосложения его привела народная песня.

В этом вопросе Тредиаковский был и прав и не прав. Прав в том, что в народной поэзии можно найти отдельные стихи, звучащие как правильные силлабо-тонические.

Однако в целом, как это в начале XIX в. доказал А. X. Востоков, народная поэзия по своему характеру принципиально отличается как от силлабики, так и от силлабо-тоники и представляет собой совершенно особый тип версификации.

Значение реформы, проведенной Тредиаковским, трудно переоценить. Он первый в нашей литературе обратил внимание на огромную роль в стихосложении ритма, который, по его словам, есть «душа и жизнь» стихотворства. Тредиаковский обосновал свое нововведение теоретически и дал первые образцы русской силлабо-тоники.

Каждое открытие проверяется практикой. «Тонический» принцип Тредиаковского блестяще выдержал испытание временем и вошел в поэзию и XVIII, и XIX, и XX вв., раскрывая все новые и новые возможности.

Правда, реформа, предложенная Тредиаковским в 1735 г., была проведена им непоследовательно, полностью отказаться от силлабики Тредиаковский не решился. «Новым способом» он предлагал писать только «длинные» -- одиннадцати и тринадцатисложные стихи. Первые из них он называл по количеству двухсложных стоп «российским пентаметром», второй -- «российским гексаметром».

Более короткие стихи он оставлял силлабическими. Вслед за силлабистами Тредиаковский признает только женскую рифму и решительно отвергает мужскую и дактилическую, равно как и сочетание разного типа рифм. В пределах «тонической» системы он допускал только двусложные стопы, считая лучшей из них хорей, и полностью отрицал трехсложные стопы.

Во втором издании своего трактата, помещенного в первом томе «Сочинений и переводов», изданных в 1752 г., Тредиаковский снял эти ограничения. Он распространил тонический принцип и на короткие стихи. Он признал правомочность трехсложных стоп, а также рифмы разного типа и их сочетание.

Но все это было провозглашено уже после написания Ломоносовым в 1739 г. «Письма о правилах российского стихотворства».

И все-таки первый шаг к силлабо-тонике был сделан Тредиаковским. Поэтому он вправе был сказать о себе: «... дерзаю надеяться, что благороднейшая, преславнейшая величайшая и цветущая Россия удостоит меня ... что... первый я... привел в порядок наши стихи...».

В 1739 г. Ломоносов прислал из Германии в Академию наук «Письмо о правилах российского стихотворства», в котором завершил реформу русского стихосложения, начатую Тредиаковским. Вместе с «Письмом» была отправлена «Ода на взятие Хотина» как наглядное подтверждение преимущества новой стихотворной системы.

Ломоносов внимательно изучил «Новый и краткий способ...» Тредиаковского и сразу же заметил его сильные и слабые стороны. Вслед за Тредиаковским Ломоносов отдает полное предпочтение силлабо-тоническому стихосложению, в котором его восхищает «правильный порядок», т. е. ритм.

В пользу силлабо-тоники Ломоносов приводит ряд новых соображений. Ей соответствуют, по его мнению, особенности русского языка: свободное ударение, падающее на любой слог, чем наш язык коренным образом отличается от польского и французского, а также обилие как кратких, так и многосложных слов, что еще больше благоприятствует созданию ритмически организованных стихов.

Но принимая в принципе реформу, начатую Тредиаковским, Ломоносов заметил, что Тредиаковский остановился на полпути и решил довести ее до конца. Он предлагает писать новым способом все стихи, а не только одиннадцати и тринадцатисложные, как считал Тредиаковский.

Наряду с двусложными, Ломоносов вводит в русское стихосложение отвергнутые Тредиаковским трехсложные стопы. Тредиаковский считал возможной в русской поэзии только женскую рифму. Ломоносов предлагает три типа рифм: мужскую, женскую и дактилическую. Он мотивирует это тем, что ударение в русском языке может падать не только на предпоследний, но и на последний, а также на третий от конца слог. В отличие от Тредиаковского, Ломоносов считает возможным сочетание в одном стихотворении мужской, женской и дактилической рифмы.

19. Одическая поэзия и оды Ломоносова

Оды Ломоносова: Ломоносов вошел в историю русской литературы прежде всего как поэт-одописец. Современники называли его российским Пиндаром. Ода -- лирический жанр. Она перешла в европейскую литературу из античной поэзии.

В русской литературе XVIII в. известны следующие разновидности оды: победно-патриотическая, похвальная, философская, духовная и анакреонтическая. В большинстве случаев ода состоит из строф с повторяющейся рифмовкой. В русской поэзии чаще всего имела место десятистишная строфа, предложенная Ломоносовым.

Ломоносов начал с победно-патриотической «Оды на взятие Хотина». Она написана в 1739 г. в Германии, непосредственно после захвата русскими войсками турецкой крепости Хотин, расположенной в Молдавии.

Гарнизон крепости вместе с ее начальником Калчак-пашою был взят в плен. Эта блестящая победа произвела сильное впечатление в Европе и еще выше подняла международный престиж России. В оде Ломоносова можно выделить три основные части: вступление, изображение военных действий и прославление победителей.

Картины боя даны в типичном для Ломоносова гиперболизированном стиле с массой развернутых сравнений, метафор и олицетворений, воплотивших в себе напряженность и героику батальных сцен. Луна и змея символизируют магометанский мир; орел, парящий над Хотином, -- русское воинство. Вершителем всех событий выведен русский солдат, «росс», как называет его автор.

Напряженность, патетический тон повествования усиливается риторическими вопросами, восклицаниями автора, обращенными то к русскому воинству, то к его неприятелю. Есть в оде и обращение к историческому прошлому России. Над русским воинством появляются тени Петра I и Ивана Грозного, одержавших в свое время победы над магометанами: Петр -- над турками под Азовом, Грозный -- над татарами под Казанью. Такого рода исторические параллели станут после Ломоносова одной из устойчивых черт одического жанра.

Ломоносов в «хотинской» оде впервые в русской литературе обратился к четырехстопному ямбу с мужскими и женскими рифмами, т. е. создал размер, которым будет написано подавляющее число од XVIII и начала XIX в., в том числе державинская «Фелица» и радищевская «Вольность». Четырехстопный ямб станет любимым размером Пушкина, прозвучит в стихах Лермонтова, Некрасова, Блока, Есенина и других поэтов XIX и XX вв.

Большая часть од Ломоносова была написана в связи с ежегодно отмечавшимся днем восшествия на престол того или иного монарха. Ломоносов писал оды, посвященные Анне Иоанновне, Иоанну Антоновичу, Елизавете Петровне, Петру III и Екатерине II.

Оды заказывались правительством, и их чтение составляло часть праздничного церемониала. Однако содержание и значение похвальных од Ломоносова неизмеримо шире и важнее их официально-придворной роли. В каждой из них поэт развивал свои идеи и планы, связанные с судьбами русского государства.

Похвальная ода представлялась Ломоносову наиболее удобной формой беседы с царями. Ее комплиментарный стиль смягчал наставления, позволял преподносить их в приятном, не обидном для самолюбия правителей тоне. Как правило, Ломоносов давал свои советы в виде похвалы за дела, которые монарх еще не совершил, но которые сам поэт считал важными и полезными для государства. Так желаемое выдавалось за действительное, похвала обязывала правителя в будущем оказаться достойным ее.

В своих одах Ломоносов живо откликался на различные факты современной ему политической жизни. Большое место среди них отведено военным событиям. Ломоносов не был пацифистом. Он гордился славой русского оружия и мощью русского государства, способного постоять за себя перед лицом любого врага.

В оде 1762 г. он возмущается предательской в отношении к России политикой Петра III, принесшего в дар прусскому королю «кровью» «куплены трофеи». Что касается мирного процветания государства, то и здесь у Ломоносова была четко продуманная программа. Он прекрасно видел неисчерпаемые богатства России: ее полноводные реки, плодоносные земли, сказочные недра. Но все это, по словам поэта, требует «искусством утвержденных рук». Главной задачей своего времени Ломоносов считал распространение наук, которые помогут овладеть этими сокровищами.

В оде 1750 г. он обращается к точным наукам -- механике, химии, астрономии, метеорологии с призывом исследовать природу России и обогатить русское государство своими открытиями

Смелая, стройная общественная программа Ломоносова могла воплотиться в жизнь при одном условии: ее должен принять и одобрить монарх. Для того чтобы сделать свои доводы максимально убедительными, поэт вводит образ Петра I. Ломоносов славит Петра за его военные успехи, за создание морского флота, за построение Петербурга, но особенно за его покровительство наукам. Петр становится живым и убедительным примером для каждого из его наследников.

Большая часть од Ломоносова была адресована Елизавете Петровне, Это объясняется не только тем, что с ее царствованием совпали двадцать лет жизни самого поэта, но и тем, что она была дочерью Петра I, которой, по мнению Ломоносова, прежде всего надлежало продолжать дела отца.

Характер патетически-взволнованной речи придают одам Ломоносова и многочисленные обращения автора к лире, к музам, к наукам, к российским «Невтонам» и «Платонам».

Важное место отводит поэт и так называемым украшениям: олицетворениям, метафорам, аллегориям и гиперболам. Тропы Ломоносова, как правило, отличаются праздничным, ликующим характером. С помощью олицетворений неодушевленные явления и отвлеченные понятия становятся участниками большого торжества, на которое поэт приглашает своих читателей. Соединение нескольких метафор часто переходит у Ломоносова в аллегорию.

Ломоносов проявил себя также в области духовной оды. Духовными одами в XVIII в. назывались стихотворные переложения библейских текстов с лирическим содержанием. На первом месте среди них стояла книга псалмов. Обращаясь к Библии, поэты находили в ней темы, близкие к собственным мыслям и настроениям. Вследствие этого духовные оды могли иметь самый разнообразный характер -- от сугубо личного, интимного до высокого, гражданского.

В последнем случае непререкаемый авторитет Библии помогал проводить свои стихи сквозь цензурные рогатки. В духовных одах Ломоносова отчетливо прослеживаются две темы: восхищение гармонией, красотой мироздания и гневное обличение гонителей, недоброжелателей поэта.

Обе темы имели свою биографическую основу. В сравнении с похвальными, духовные оды Ломоносова отличаются краткостью и простотой изложения. Десятистишная строфа заменена в них, как правило, четверостишием с перекрестной или кольцевой рифмовкой. Язык духовных од лаконичен и лишен всякого рода «украшений».

20. Литературно-теоретические труды М.В. Ломоносова. Значение его учения о «трех шпильках»

Ломоносов вступил в литературу в тот момент, когда древняя русская письменность, связанная с церковнославянским языком, с устоявшейся системой жанров, уходила в прошлое, а на смену ей шла новая светская культура.

В связи с обмирщением сознания основой литературного языка становился русский язык. Ломоносов написал первую «Российскую грамматику».

Ломоносов был далек от мысли отказаться от использования в русском литературном языке церковнославянизмов. Тредиаковский в предисловии к роману «Езда в остров Любви» писал о непонятности и даже неблагозвучности церковнославянского языка и решительно избегал его в своем переводе. Такое решение вопроса было не принято Ломоносовым.

Церковнославянский язык в силу своего родства с русским заключал в себе определенные художественно-стилистические возможности. Он придавал речи оттенок торжественности, значительности. Кроме того, на церковнославянский язык были переведены с греческого богослужебные книги, в первую очередь Евангелие, что обогатило лексику русского языка множеством отвлеченных понятий.

Ломоносов считал, что использование церковнославянизмов в русском литературном языке необходимо. Свои идеи он изложил в работе, носившей название «Предисловие о пользе книг церьковных в российском языке».

Все слова литературного языка Ломоносов разделил на три группы.

К первой он относит слова общие для русского и церковнославянского языка: бог, слава, рука, ныне, почитаю и т. п.

Ко второй -- только церковнославянские слова, понятные «всем грамотным людям»: отверзаю, господень, насажденный, взываю. «Неупотребительные» и «весьма обветшалые» церковнославянизмы типа: обаваю, рясны, овогда, свене -- исключались им из литературного языка.

К третьей группе принадлежат слова только русского языка: говорю, ручей, который, пока, лишь и т. п.

Три названные выше группы слов являются «материалом», из которого «конструируются» три «штиля»: высокий, «посредственный» (т. е. средний) и низкий. Высокий «штиль» составляется из слов первой и второй групп. Средний -- из слов первой и третьей групп.

Сюда можно, заявляет Ломоносов, добавить слова из второй группы, т. е. церковнославянизмы, но делать это нужно «с великой осторожностью», чтобы слог не казался «надутым».

Низкий «штиль» складывается преимущественно из слов третьей группы. Сюда можно вводить и слова первой группы. В низком штиле церковнославянизмы не употребляются.

Таким образом, основой литературного языка Ломоносов сделал русский язык, поскольку из трех названных групп две, самые обширные, первая и третья, были представлены русскими словами. Что касается церковнославянизмов (вторая группа), то они только добавляются в высокий и средний «штили», чтобы придать им ту или иную степень торжественности.

Каждый из «штилей» Ломоносов связывает с определенным жанром. Высоким «штилем» пишутся героические поэмы, оды, прозаические речи о «важных материях». Средним -- трагедии, сатиры, эклоги, элегии, дружеские послания. Низким -- комедии, эпиграммы, песни.

Сама идея «трех штилей» была известна в Европе еще со времен античного мира.

Заслуга Ломоносова заключалась в том, что он творчески применил ее к потребностям русской литературы XVIII в., использовав церковнославянизмы как одно из стилистических средств, обогащавших выразительные возможности литературного языка.

21. Литературный путь В.К. Тредиаковского. Переводы и оригинальное творчество

Василий Кириллович Тредиаковский (1703-1769) принадлежал к кругу людей, разбуженных Петровскими реформами. Сын астраханского священника, он, подобно Ломоносову, охваченный жаждой знаний, ушел из родительского дома, учился в Славяно-греко-латинской академии, а затем за границей в Сорбонне. Одновременно с Ломоносовым был удостоен звания профессора Академии наук.

Литературная деятельность Тредиаковского представлена художественными и научными трудами. Как поэта, его еще при жизни затмили Ломоносов и Сумароков. Но как теоретик и писатель-экспериментатор, открывающий новые пути в русской литературе, Тредиаковский заслуживает самого серьезного внимания.

Ранняя литературная деятельность: В 1730 г., тотчас же по возвращении из-за границы, Тредиаковский выпустил перевод галантно-аллегорического романа французского писателя Поля Тальмана под названием «Езда в остров Любви». Это был один из образцов любовного романа. Текст произведения прозаический, с многочисленными стихотворными вставками любовного и даже эротического характера. Переживания действующих лиц -- Тирсиса и Аминты -- облечены в аллегорическую форму. Каждому их чувству соответствует условная топонимика «острова Любви»: «пещера Жестокости», «замок Прямые Роскоши» и т. п. Наряду с реальными представлены условные персонажи типа «Жалость», «Искренность», «Глазолюбность», т. е. кокетство. В европейской литературе 30-х годов XVIII в. роман П. Тальмана был анахронизмом, но в России он имел большой успех. Секрет его популярности состоял в том, что он оказался созвучным рукописным повестям петровского времени типа «Гистории о дворянине Александре», в которой имелись и стихотворные вставки -- «арии» любовного содержания. Роман вызвал резкое недовольство церковников, которым претил его светский, эротический характер. Настораживало и предисловие к книге. Переводчик отказывался от употребления церковнославянизмов, которые он объявлял принадлежностью церковной, а не светской литературы. «Славенский» язык кажется ему «жестким», т. е. неблагозвучным и малопонятным читателю.

Книга Тредиаковского интересна также и тем, что на ее последних страницах он поместил свои собственные стихотворения, написанные им как до отъезда, так и во время пребывания за границей, под названием «Стихи на разные случаи».

Это -- доклассицистическая лирика Тредиаковского. В ней представлена не государственная, а чисто личная, автобиографическая тематика, что отражается даже в названиях некоторых произведений. Так, одно из стихотворений называется «Песенка, которую я сочинил, еще будучи в московских школах, на мой выезд в чужие край». При всей беспомощности этого раннего стихотворения в нем есть удачные строки, в которых ощущается и плеск волн, и качка корабля, и радостно-тревожное настроение готового к отплытию путешественника.

Много стихотворений посвящено любовной теме: «Прошение любве», «Песенка любовна», «Стихи о силе любви». Рядом с русскими публикуются стихи, написанные на французском языке. Дает себя знать необработанность русского поэтического языка: французские стихи удаются поэту лучше русских.

Вся лирика, представленная в книге, написана силлабическими стихами, но через четыре года Тредиаковский решительно откажется от силлабики и предложит взамен ей новую систему стихосложения.

Тредиаковский-классицист: Если Кантемир дал образцы русской сатиры, то Тредиаковскому принадлежит первая русская ода, которая вышла отдельной брошюрой в 1734 г. под названием «Ода торжественная о сдаче города Гданска» (Данцига). В ней воспевалось русское воинство и императрица Анна Иоанновна. В 1752 г., в связи с пятидесятилетием со дня основания Петербурга, было написано стихотворение «Похвала Ижерской земле и царствующему граду Санкт-Петербургу». Это одно из первых произведений, воспевающих северную столицу России.

Кроме победных и похвальных, Тредиаковский писал также «духовные» оды, т. е. стихотворные переложения («парафразисы») библейских псалмов. Самая удачная из них -- «Парафразис вторые песни Моисеевы».

К 1735 г. относится «Эпистола от российския поэзия к Аполлину» (к Аполлону), в которой автор дает обзор европейской литературы, особое внимание уделяя античной и французской. Последняя представлена именами Малерба, Корнеля, Расина, Мольера, Буало, Вольтера. Торжественное приглашение «Аполлина» в Россию символизировало приобщение русской поэзии к многовековому европейскому искусству.

Следующим шагом в ознакомлении русского читателя с европейским классицизмом был перевод трактата Буало «Поэтическое искусство» (у Тредиаковского «Наука о стихотворстве») и «Послания к Пизонам» Горация. Здесь представлены не только «образцовые» писатели, но и поэтические «правила», которым, по твердому убеждению переводчика, обязаны следовать и русские авторы. Тредиаковский высоко оценил трактат Буало, считая его самым совершенным руководством в области художественного творчества.

В 1751 г. Тредиаковский издал свой перевод романа английского писателя Джона Баркли «Аргенида». Роман был написан на латинском языке и принадлежал к числу нравственнополитических произведений. Выбор Тредиаковского не случаен, поскольку проблематика «Аргениды» перекликалась с политическими задачами, стоявшими перед Россией в начале XVIII в. В романе прославлялся «просвещенный» абсолютизм и сурово осуждалась любая оппозиция верховной власти, начиная с религиозных сект и кончая политическими движениями. Эти идеи соответствовали идеологии раннего русского классицизма. В предисловии к книге Тредиаковский указывал на то, что государственные «правила», изложенные в ней, полезны для русского общества.

В 1766 г. Тредиаковский издал книгу под названием «Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева, описанное в составе ироической пиимы» -- вольный перевод романа раннего французского просветителя Фенелона «Похождения Телемака». Фенелон написал свое произведение в последние годы царствования Людовика XIV, когда Франция страдала от разорительных войн, следствием которых был упадок земледелия и ремесел.

Историко-литературное значение «Тилемахиды», однако, заключается не только в ее критическом содержании, но и в более сложных задачах, которые ставил перед собой Тредиаковский как переводчик. В сущности, речь шла не о переводе в обычном смысле этого слова, а о радикальной переработке самого жанра книги. Тредиаковский создал на основе романа Фенелона героическую поэму по образцу гомеровского эпоса и соответственно своей задаче назвал книгу не «Похождения Телемака», а «Тилемахида».

Переделывая роман в поэму, Тредиаковский вводит много того, чего не было в книге Фенелона. Так, начало поэмы воспроизводит зачин, характерный для древнегреческого эпоса. Здесь и знаменитое «пою», и обращение за помощью к музе, и краткое изложение содержания произведения. Роман Фенелона написан прозой, поэма Тредиаковского -- гекзаметром. Столь же радикально обновлен и стиль фенелоновского романа.

Тем не менее Тредиаковский бережно сохранил просветительский пафос романа Фенелона. Если в «Аргениде» речь шла об оправдании абсолютизма, подавляющего всякого рода непокорство, то в «Тилемахиде» предметом осуждения становится верховная власть. Говорится о деспотизме правителей, о пристрастии их к роскоши и неге, о неумении царей отличать добродетельных людей от корыстолюбцев и стяжателей, о льстецах, которые окружают престол и мешают монархам видеть истину.

Осуждая как деспотизм, так и анархию, автор приходит к чисто просветительской мысли о необходимости издания в государстве законов, обязательных как для монарха, так и для подданных.

«Тилемахида» вызвала различное отношение к себе как у современников, так и у потомков. С похвалой отозвались о ней Новиков, Пушкин. Радищев сделал один из ее стихов эпиграфом к своему «Путешествию из Петербурга в Москву». Непримиримо враждебную позицию заняла к «Тилемахиде» Екатерина II. Ее недоброжелательство было вызвано критическими замечаниями в адрес самодержцев. Она ввела во дворце шуточное правило: за легкую вину полагалось выпить стакан холодной воды и прочитать страницу из «Тилемахиды», за более серьезную -- выучить из нее шесть строк.

В «Тилемахиде» Тредиаковский наглядно продемонстрировал многообразие возможностей гекзаметра как эпического стиха. Опытом Тредиаковского воспользовались впоследствии Н. И. Гнедич при переводе «Илиады» и В. А. Жуковский в работе над «Одиссеей».

22. Сатиры Антиоха Кантемира (1-2 разобрать)

Антиох Дмитриевич Кантемир (1709-1744) -- первый русский писатель-классицист, автор стихотворных сатир. Сын молдавского господаря, принявшего в 1711 г. русское подданство, Кантемир был воспитан в духе сочувствия Петровским реформам. В годы реакции, наступившей после смерти Петра, он смело обличал воинствующее невежество родовитых дворян и церковников.

Кантемиру принадлежат девять сатир: пять написанных в России и четыре -- за границей, куда он был направлен в качестве посла в 1732 г. Сатирическая деятельность писателя наглядно подтверждает органическую связь русского классицизма с потребностями русского общества. В отличие от предшествующей литературы все произведения Кантемира отличаются сугубо светским характером. Сатиры:Ранним литературным опытом молодого писателя была «Симфония на Псалтырь», т. е. алфавитно-тематический указатель к одной из книг Библии. К этому же времени относятся не дошедшие до нас его песни на любовные темы, которые были очень популярны у современников, но сам поэт ценил их невысоко. Лучшими произведениями Кантемира были сатиры, первая из которых «На хулящих учение. К уму своему» была написана в 1729 г.

Ранние сатиры Кантемира создавались в эпоху, наступившую после смерти Петра I, в обстановке борьбы между защитниками и противниками его реформ. Одним из пунктов разногласий было отношение к наукам и светскому образованию.

Объектом сатиры стали гонители, или, по выражению самого автора, «хулители», наук и просвещения. Обращение писателя к своему уму, т. е. к самому себе, указывало читателю на то одиночество, в котором оказался молодой поэт среди осмелевших после смерти Петра I мракобесов. В сатире выведены два типа невежд. К первому из них относятся святоши Критон и помещик Силван. Их абсолютно не затронули нововведения петровского времени, и они предпочитают во всем придерживаться «праотческих» порядков. Критон убежден в том, что науки губят людей, приводят к ересям и безбожию. Он возмущается непослушанием молодежи, не соблюдающей постов, стремящейся до всего дойти своим умом, не признающей авторитета церкви.

Скопидом Силван подходит к наукам с другой, грубо практической точки зрения. Он смеется над медициной, называет врачей обманщиками, наживающимися на доверии пациентов. С самодовольством невежды он отрицает необходимость знания иностранных языков, алгебры и геометрии, не нужных ему в хозяйственных делах Второй тип невежд представлен людьми нового поколения.

Молодых хулителей наук Луку и Медора новые веяния затронули чисто внешне. Весельчак и эпикуреец Лука уже познал прелести светской жизни, он против уединения, аскетизма, но, осуждая аскетизм, он вместе с ним отвергает и науки, мешающие веселому времяпрепровождению. Новомодный щеголь Медор сетует на то, что слишком много «бумаги исходит на письмо, на печать книг», и ему «не в чем уже завертеть завитые кудри». Хороший сапожник, в его глазах, предпочтительнее Виргилия, модный портной -- нужнее Цицерона.

Выразительны портреты епископа и судьи, прикрывающих глубокое невежество внешними знаками своего сана

Современникам хорошо было известно, что в образе епископа Кантемир изобразил реальное лицо -- архиепископа Ростовского Георгия Дашкова, намеревавшегося в царствование Петра II возродить патриаршество и занять патриарший престол.

Вторая сатира -- «На зависть и гордость дворян злонравных. Филарет и Евгений» (1730) -- также связана с борьбой вокруг мероприятий петровского времени. Согласно изданной Петром I «Табели о рангах», продвижение дворян по службе ставилось в прямую зависимость от их усердия и образования. Тем самым был нанесен удар по боярским привилегиям, по местничеству. Древности рода были противопоставлены личные заслуги дворянина. Это вызвало недовольство потомственной аристократии, которая после смерти Петра стремилась вернуть себе былые права.

Сатира построена в форме диалога между сторонником петровской «Табели о рангах» Филаретом (в переводе с греческого «добродетельным») и защитником боярских привилегий Евгением («благородным»). Евгений глубоко оскорблен тем, что его обошли и повышением в чине, и наградами. Особенно возмущает его выдвижение на командные посты людей незнатного происхождения. Среди них упомянут и А. Д. Меншиков. Свое право на чины и награды Евгений пробует утвердить на заслугах предков и на древности рода, к которому он принадлежит.

С резкой отповедью Евгению выступает Филарет, выразитель идей самого автора. Он воздает должное славным предкам своего приятеля, но считает, что заслуги отцов и дедов не должны прокладывать дорогу к высоким чинам и наградам их ленивому и бездарному потомку. Филарет перечисляет ряд должностей, которые мог бы занять Евгений -- полководец, судья, казначей, -- но которыми тот пренебрег по причине своей лености и невежества. По-новому ставится и вопрос о благородстве. «Разнится, -- заявляет Филарет, -- потомком быть предков благородных, или благородным быть».

23. Творчество Сумарокова. Репертуар и художественные особенности

Творческий диапазон Александра Петровича Сумарокова (1717-1777) очень широк. Он писал оды, сатиры, басни, эклоги, песни, но главное, чем он обогатил жанровый состав русского классицизма, -- трагедия и комедия.

Мировоззрение Сумарокова сформировалось под влиянием идей петровского времени. Но в отличие от Ломоносова он сосредоточил внимание на роли и обязанностях дворянства. Потомственный дворянин, воспитанник шляхетного корпуса, Сумароков не сомневался в законности дворянских привилегий, но считал, что высокий пост и владение крепостными необходимо подтвердить образованием и полезной для общества службой. Дворянин не должен унижать человеческое достоинство крестьянина, отягощать его непосильными поборами. Он резко критиковал невежество и алчность многих представителей дворянства в своих сатирах, баснях и комедиях.

Лучшей формой государственного устройства Сумароков считал монархию. Но высокое положение монарха обязывает его быть справедливым, великодушным, уметь подавлять в себе дурные страсти. В своих трагедиях поэт изображал пагубные последствия, проистекающие от забвения монархами их гражданского долга.

По своим философским взглядам Сумароков был рационалистом. Хотя ему и была знакома сенсуалистическая теория Локка, но она не привела его к отказу от рационализма.На свое творчество Сумароков смотрел как на своеобразную школу гражданских добродетелей. Поэтому на первое место им выдвигались моралистические функции. Вместе с тем Сумароков остро ощущал и сугубо художественные задачи, которые стояли перед русской литературой, Свои соображения по этим вопросам он изложил в двух эпистолах: «О русском языке» и «О стихотворстве». В дальнейшем он объединил их в одном произведении под названием «Наставление хотящим быти писателями» (1774). Образцом для «Наставления» послужил трактат Буало «Искусство поэзии», но в сочинении Сумарокова ощущается самостоятельная позиция, продиктованная насущными потребностями русской литературы. В трактате Буало не ставится вопрос о создании национального языка, поскольку во Франции XVII в. эта проблема уже была решена. Сумароков же именно с этого начинает свое «Наставление».

Трагедии:Литературную славу принесли Сумарокову трагедии. Он первый ввел этот жанр в русскую литературу. Восхищенные современники называли его «северным Расином». Всего им написано девять трагедий. Шесть -- с 1747 по 1758 г.: «Хорев» (1747), «Гамлет» (1748), «Синав и Трувор» (1750), «Артистона» (1750), «Семира» (1751), «Ярополк и Демиза» (1758). Затем, после десятилетнего перерыва, еще три: «Вышеслав» (1768), «Дмитрий Самозванец» (1771) и «Мстислав» (1774).

Сумароков широко использовал в своих трагедиях опыт французских драматургов XVII-XVIII вв. -- Корнеля, Расина, Вольтера. Но при всем том в трагедиях Сумарокова были и отличительные черты. В трагедиях Корнеля и Расина наряду с политическими имели место и сугубо психологические пьесы («Сид» Корнеля, «Федра» Расина). Все трагедии Сумарокова носят резко выраженную политическую окраску. Авторы французских трагедий писали пьесы на античные, испанские и «восточные» сюжеты. В основу большей части трагедий Сумарокова положена отечественная тематика. При этом наблюдается интересная закономерность. Драматург обращался к самым отдаленным эпохам русской истории, легендарного или полулегендарного характера, что позволило свободно варьировать те или иные факты. Важным для него было не воспроизведение колорита эпохи, а политическая дидактика, провести которую в массы позволил исторический сюжет. Отличие состояло также в том, что во французских трагедиях сравнивался монархический и республиканский образ правления (в «Цинне» Корнеля, в «Бруте» и «Юлии Цезаре» Вольтера), в трагедиях Сумарокова республиканская тема отсутствует. Как убежденный монархист, он мог тирании противопоставить только просвещенный абсолютизм.

Трагедии Сумарокова представляют собой своеобразную школу гражданских добродетелей, рассчитанную не только на рядовых дворян, но и на монархов. В трагедиях Сумарокова представлены два типа героев. Первые из них, вступая в поединок с охватившей их страстью, в конце концов преодолевают свои колебания и с честью выполняют свой гражданский долг. К ним относятся Хорев (пьеса «Хорев»), Гамлет (персонаж из одноименной пьесы, представляющей собой вольную переделку трагедии Шекспира), Трувор (трагедия «Синав и Трувор») и ряд других.

Ко второму типу относятся персонажи, у которых страсть одерживает победу над государственным долгом. Это прежде всего лица, облеченные верховной властью, -- князья, монархи, т. е. те, кто, по мысли Сумарокова, должен особенно ревностно выполнять свои обязанности

Заслуга Сумарокова перед русской драматургией состоит в том, что он создал особый тип трагедий, оказавшийся чрезвычайно устойчивым на протяжении всего XVIII в. Неизменный герой сумароковских трагедий -- правитель, поддавшийся какой-либо пагубной страсти -- подозрительности, честолюбию, ревности -- и в силу этого причиняющий страдания своим подданным. Для того чтобы тирания монарха раскрывалась в сюжете пьесы, в нее вводятся двое влюбленных, счастью которых препятствует деспотическая воля правителя. Поведение влюбленных определяется борьбой в их душе долга и страсти. Высокому строю трагедии соответствуют александрийские стихи (шестистопный ямб с парной рифмой и цезурой посередине стиха). Каждая трагедия состоит из пяти актов. Соблюдаются единства места, времени и действия.

Комедии: Сумарокову принадлежат двенадцать комедий. По опыту французской литературы «правильная» классическая комедия должна быть написана стихами и состоять из пяти актов. Но Сумароков в ранних своих опытах опирался на другую традицию -- на интермедии и на комедию дель-арте, знакомую русскому зрителю по спектаклям приезжих итальянских артистов. Сюжеты пьес традиционны: сватовство к героине нескольких соперников, что дает автору возможность демонстрировать их смешные стороны. Интрига обычно осложняется благоволением родителей невесты к самому недостойному из претендентов, что не мешает, впрочем, благополучной развязке. Первые три комедии Сумарокова «Тресотиниус», «Пустая ссора» и «Чудовищи», состоявшие из одного действия, появились в 1750 г. В образе Тресотиниуса в одноименной комедии выведен поэт Тредиаковский. В пьесе много стрел направлено в Тредиаковского, вплоть до пародии на его любовные песенки.

Следующие шесть комедий -- «Приданое обманом», «Опекун», «Лихоимец», «Три брата совместники», «Ядовитый», «Нарцисс» -- были написаны в период с 1764 по 1768 г. Это так называемые комедии характеров. Главным герой в них дается крупным планом. Его «порок» -- самовлюбленность («Нарцисс»), злоязычие («Ядовитый»), скупость («Лихоимец») -- становится объектом сатирического осмеяния. К 1772 г. относятся «бытовые» комедии: «Мать -- совместница дочери», «Вздорщица» и «Рогоносец по воображению». Последняя из них испытала влияние пьесы Фонвизина «Бригадир». В «Рогоносце» противопоставлены друг другу два типа дворян: образованные, наделенные тонкими чувствами Флориза и граф Кассандр -- и невежественные, грубые, примитивные помещик Викул и его жена Хавронья. Эта чета много ест, много спит, играет от скуки в карты.

Поэзия: Поэтическое творчество Сумарокова чрезвычайно разнообразно. Он писал оды, сатиры, эклоги, элегии, эпистолы, эпиграммы. У современников особенной популярностью пользовались его притчи и любовные песни.

Притчи: Этим словом, обозначающим короткий назидательный рассказ, писатель называл свои басни. Сумарокова можно считать основателем басенного жанра в русской литературе. Он обращался к нему на протяжении всей своей творческой жизни и создал 374 басни. Современники высоко отзывались о них. Притчи Сумарокова отражают самые разнообразные стороны русской жизни того времени. По тематике их можно разделить на три основные группы.

Первая посвящена сугубо литературным вопросам. Здесь выводятся невежественные, бездарные поэты, нагло вторгающиеся в литературу («Жуки и Пчелы», «Кокушка»), писатели, засоряющие язык иностранными словами («Порча языка»), а также личные противники Сумарокова на поэтическом поприще -- Тредиаковский и Ломоносов («Сова и Рифмач», «Обезьяна-стихотворец»). Ко второй группе следует отнести притчи морально-бытового характера. В них осуждаются дикие развлечения («Кулашный бой»), повальное пьянство («Сатир и Гнусные люди»), бессердечие и ханжество («Безногий солдат»), чванство своим богатством («Соболья шуба») и ряд других явлений, связанных с невежеством и грубыми нравами разных слоев общества.

Третью группу составляют притчи социально-политического характера, в которых обличаются деспотизм и бездарность правителей («Голуби и Коршун», «Болван»), хитрость и лицемерие придворных («Пир у Льва»), праздность и паразитизм дворян («Ось и Бык»), дворянское высокомерие («Блоха»), алчность и крючкотворство чиновников («Протокол», «Стряпчий»), Сам Сумароков, видимо, не очень верил в дидактические, «исправительные» возможности сатирических произведений.

Сатиры: Сумарокову принадлежат десять сатир. Лучшая из них -- «О благородстве» -- близка по содержанию к сатире Кантемира «Филарет и Евгений», но отличается от нее лаконизмом и гражданской страстностью. Тема произведения -- истинное и мнимое благородство. Дворянину Сумарокову больно и стыдно за собратьев по сословию, которые, пользуясь выгодами своего положения, забыли об обязанностях. Подлинное благородство -- в полезных для общества делах.

Любовная поэзия: Этот раздел в творчестве Сумарокова представлен эклогами и песнями. Эклоги его, как правило, созданы по одному ж тому же плану. Сначала возникает пейзажная картина: луг, роща, ручей или река; герои и героини -- идиллические пастухи и пастушки с античными именами Дамон, Клариса и т. п. Изображаются их любовные томления, жалобы, признания. Завершаются эклога счастливой развязкой эротического, подчас довольно откровенного, характера.

Большим успехом у современников пользовались песни Сумарокова, особенно любовные. Всего им было написано свыше 150 песен. Чувства, выраженные в них, чрезвычайно разнообразны, но чаще всего передают страдания, муки любви. Некоторые из песен стилизованы в духе фольклорной поэзии. К ним относятся: «В роще девки гуляли» с характерным припевом «Калина ли моя, малина ли моя»; «Где ни гуляю, ни хожу» с описанием народных гуляний.

Элегии: Сумароковым написаны первые в русской литературе элегии. Этот жанр был известен еще в античной поэзии, а позже стал общеевропейским достоянием. Содержанием элегий обычно были грустные размышления, вызванные несчастной любовью: разлукой с любимым человеком, изменой и т. п. Позже, особенно в XIX в., элегии наполнились философскими и гражданскими темами. В XVIII в. элегии, как правило, писались александрийскими стихами.

В творчестве Сумарокова использование этого жанра в известной степени было подготовлено его же трагедиями, где монологи героев часто представляли собой своего рода маленькие элегии. Наиболее традиционны в поэзии Сумарокова элегии с любовной тематикой, такие, как «Уже ушли от нас играния и смехи», «Другим печальный стих рождает стихотворство».

24. Журналистская деятельность Н.И. Новикова. Полемика о сатире

Периодические издания выходили в России еще с петровского времени, но сатирические журналы как одно из проявлений дальнейшего роста общественного самосознания появились в конце 60-х годов XVIII в. Первый из них -- «Всякую всячину» -- с января 1769 г. начал издавать под непосредственным руководством Екатерины II ее кабинет-секретарь Г. В. Козицкий. Журнал имел четко выраженную правительственную ориентацию, хотя имена издателя и даже сотрудников в нем указаны не были.

«Всякая всячина» обратилась к писателям с призывом поддержать ее начинание, называя себя «прабабушкой» будущих «внучат» и тем самым разрешая выпуск других сатирических журналов. Однако в этой прозрачной аллегории содержался намек на руководящую роль «Всякой всячины» среди других сатирических изданий. Призыв императрицы был услышан. В том же 1769 г. М. Д. Чулков выпустил журнал «И то и сё», В. Г. Рубан -- «Ни то, ни сё», В. Тузов -- «Поденщину», Л. Сичкарев -- «Смесь», Ф. А. Эмин -- «Адскую почту».

В мае 1769 г. начинает выходить журнал «Трутень», который не только не поддержал курс, предложенный «Всякой всячиной», но вступил с ней в прямую полемику. Издателем «Трутня» был Николай Иванович Новиков (1744 --1818) -- яркий публицист и просветитель XVIII в. Он родился в дворянской семье среднего достатка. Обучался одновременно с Фонвизиным в дворянской гимназии при Московском университете, но был исключен из нее «за леность и нехождение в классы». После этого служил в чине солдата в Измайловском полку, вместе с которым принял участие в дворцовом перевороте 1762 г. В 1767 --1768 гг. состоял одним из секретарей Комиссии по составлению нового Уложения. Эпиграфом к своему журналу «Трутень» Новиков взял стих из притчи Сумарокова «Жуки и Пчелы»: «Они работают, а вы их труд ядите».

В названии журнала было заключено два значения. Первое, рассчитанное на цензуру, служило своего рода прикрытием для второго. В предисловии, помещенном на первом листе журнала, издатель признавался в своей неизлечимой лености, которая якобы и была причиной «сему изданию».

Второй и главный смысл названия журнала был связан с основным объектом сатиры Новикова -- с дворянами-крепостниками, социальными трутнями, живущими за счет крепостных крестьян. Социальная позиция «Трутня» раздражала издателей «Всякой всячины» и вызвала на страницах журнала острые споры.

Полемика между «Всякой всячиной» и «Трутнем» велась по двум тесно связанным между собой вопросам. В первом из них речь шла о предмете сатиры. Журнал Новикова утверждал, что сатира должна метить непосредственно в носителей зла. «Всякая всячина», напротив, взяла за правило осуждать только пороки, а не их конкретных представителей. Второй вопрос касался характера сатиры, т. е. той позиции, которую займет сатирик по отношению к носителям зла.

Особую остроту придавало этому спору то обстоятельство, что объектом сатиры фактически были дворяне и весь бюрократический аппарат. Что касается крестьян, то они по своему зависимому и бесправному положению могли быть лишь объектом сочувствия и сострадания. Поэтому вопрос о характере сатиры подразумевал степень критического отношения к дворянству и бюрократии.

Следует заметить, что при всей резкости обличения Новиковым помещиков-крепостников нападки на них не означают осуждения самих крепостнических отношений. Об этом свидетельствует противопоставление в «Трутне» жестоким крепостникам добрых помещиков.

Потерпев поражение в полемике с «Трутнем», Екатерина решила воспользоваться правом сильного. В следующем 1770 г. большая часть сатирических журналов была закрыта. Остались лишь «Всякая всячина» под новым названием «Барышок всякой всячины» и «Трутень». Но существование «Трутня» было оплачено Новиковым дорогой ценой. Пришлось отказаться от обличения помещиков-крепостников и недобросовестных судей.

Вместо них сатирическому осмеянию подвергаются кокетки, щеголихи, бездарные писатели. Но и в таком виде «Трутень» просуществовал лишь до конца апреля 1770 г. Новиков намекал на насильственное закрытие своего журнала.

Новиков не намеревался складывать оружие и ждал благоприятного случая для выпуска нового журнала. Через два года такой случай представился. В 1772 г. Екатерина II написала комедию «О время!», в которой осмеивала реакционеров, якобы недовольных политикой правительства. Новиков решил использовать сам факт появления этой пьесы как разрешение сатирических изданий и даже сделал попытку заручиться покровительством высших властей. Новый журнал Новикова назывался «Живописец».

В первом же номере издатель помещает обращение к «неизвестному» сочинителю комедии «О время!» и приглашает его сотрудничать в своем журнале. Было сделано предложение прислать в «Живописец» что-либо из его сочинений. Расчет Новикова увенчался полным успехом. Екатерина ответила издателю «Живописца» благосклонным письмом, которое было тут же опубликовано на страницах журнала. Заручившись сильным, хотя и мало надежным покровительством, Новиков решил вернуться к крестьянской теме.

«Письма к Фалалею» принадлежат к лучшим образцам сатиры XVIII в. В них нет прямолинейного авторского осуждения отрицательных персонажей. Писатель предоставляет возможность каждому из героев высказать в письмах, адресованных близким людям, свои самые заветные чувства и мысли. Но именно эти простосердечные признания и оказываются для них лучшим обвинительным приговором, раскрывающим их нелепые, дикие представления об отношении к крестьянам, о службе, о гражданском долге, о родственных отношениях.

Последним сатирическим журналом Новикова был «Кошелек», выходивший в 1774 г. Многие губернии в это время были охвачены Пугачевским восстанием. Обличать крепостничество в такой обстановке было абсолютно невозможно, и Новиков ограничился сатирой на галломанию. Эта тема была поднята еще в «Трутне» и «Живописце», но не занимала главенствующего места. В «Кошельке» она сделалась ведущей. На это указывает даже название нового журнала. Кошельком в XVIII в. называли также и мешочек, в который складывалась коса от мужского парика. Мода на парики была заимствована у Запада. Новиков обыгрывает оба значения этого слова, заявляя, что в своем журнале он покажет «превращение русского кошелька во французской».