Особенности нарратива в романах Понсона дю Террайля и его рецепции в русской прозе и публицистике конца XIX – начала XX вв.

Уже вступление демонстрирует, как смешиваются два концепта. В нем автор сначала напоминает о вездесущности криминального явления в медийном пространстве: до этой книги Калифа уже показывал, как на заре 20-го века были усилены давние связи между чернилами и кровью.

Разделенная на три части, книга начинается с «Фигур преступления», то есть с обзора стереотипных изображений, которые строятся по ходу XIX века и определяют социальное воображаемое преступной деятельности. Автор прослеживает развитие логики литературных и медийных взаимодействий. Так, в первой главе рассматривается парижская география преступлений. Калифа оценивает влияние преобразований Османна на воображаемое опасного места, а также отмечает сопротивление старой модели, которая продолжает отождествлять преступную угрозу со старым городских центром. Посвященный «археологии апачизма», второй текст показывает развитие в СМИ индейской тематики, которая достигла своего пика во время французского турне Wild West Show Баффало Билла (1889) и публикации Peaux-Rouges de Paris Гюстава Эмара (1888). Мотив кровавых апачи витает в воздухе. Эти культурные трансформации преступления кристаллизуются в воспоминаниях сыщиков, настоящем литературном жанре, рождение и успех которого, от Видока до Горона, прослеживает Доминик Калифа. Наконец, в последней статье исследователь принимается за дюжину тысяч страниц «Фантомаса» (1911-1913). Чудесная коллекция клише, в спешке нанизанных друг на друга, это произведение - арена для проверки стереотипов об «опасных классах». Как показывает автор, времена поменялись и «разделительная линия между честными людьми и виновниками беспокойств больше не совпадает с той, которая разделяла обеспеченные и рабочие классы».

Более детально посвященная формам и развитию массовой культуры, вторая часть начинается с демонстрации метода исследования: Доминик Калифа предлагает хороший пример «использования лжи». Действительно, мы знаем, что криминальные повести и рубрика «Происшествия» в газетах не отражают объективную реальность социального мира. Но, «не важно были ли «апачи» медийной или литературной реальностью, существенно то, что «вредные персонажи» влили свои поведенческие практики в уже подготовленную изложницу этих стереотипов». Следующая статья дополняет демонстрацию; автор отталкивается от противоречивых изображений тюрьмы: так, читатель романов XIX века вообразит себе ужасный «склеп» на том месте, где читатель газет будет мечтать о «блаженной тюрьме», наделенной всеми современными удобствами. Ни тот, ни другой не близки к правде, но главное, по мнению Калифы, в том, чтобы осознавать эти «режимы репрезентации», замкнутые в их собственных ограничениях. Именно под этим углом Доминик Калифа затем изучает удивительного персонажа Зигомара Леона Сази, ставшего переправочной станцией между двумя поколениями - Рокамболя - сначала и Фантомаса - в конце. Наконец, в двух последних статьях говорится об особенностях жанра рубрики «Происшествия» и романа-фельетона во времена, когда Франция вступала в войну (1870 и 1914). Речь идет о том, как два жанра воспринимают радикальную новизну контекста.

Третья, и последняя, часть исследует рецепцию преступлений и начинает разговор об актуальной на сегодня теме небезопасности. Чего больше всего боялись люди XIX века? Ответ однозначен - ночных нападений. Затем появляется страх нападения при свете дня, еще более волнующего, идущего вразрез с «обычаями и нравами» криминального мира. В трех последующих главах Калифа обращается к кризису безопасности в начале XX века. Сначала он скрупулезно разбирает некогда процветающий концепт «социальной защиты», который довольно быстро свелся к «социальному устранению» либо «социальной ссылке». Далее исследователь анализирует другую известную тему - «кризис борьбы с преступностью». Формулировка появляется в 1911 году под пером генерального прокурора апелляционного суда Лиона, Гийома Луба. Она вызывает скандал, стоит ему выговора со стороны Министерства юстиции, но пресса его поддерживает. Дело заканчивается большим расследованием о действиях судов, вскрывшим напряженную обстановку Прекрасной Эпохи и метания правительства. В предпоследней главе показан контраст между парижским оживлением и безмятежностью со стороны журналистов департамента Уаза. Они, в своем департаменте, едва видят «апачей». Так, «небезопасность, увиденная из Уазы» еще раз напоминает, что любой дискурс должен рассматриваться в его социальном контексте. Книга завершается главой об эволюции ощущения небезопасности в течение двух последних веков. После заявления о «невозможной объективации криминального явления», несмотря на избыток статистических данных, Доминик Калифа настаивает на необходимости учитывать тот факт, что границы сочувствия тоже смещаются, чем, по мнению Калифы, часто пренебрегают современные аналитики «небезопасности».

Чтобы проанализировать еще один эффект, вызванный распространением массовой культуры, мы обратились к исследованию французского социолога Жизель Сапиро (Gisиle Sapiro). Речь идет о том, как это распространение повлияло на положение писателя. Этой теме посвящена книга Жизель Сапиро «Писатель и ответственность. Литература, право и мораль во Франции XIX-XX веков» (La responsabilitй de l'йcrivain. Littйrature, droit et morale en France XIX-XX siиcle, йd. du Seuil, Paris, 2011).

Автор представила «генеалогию концепций ответственности писателя в перспективе социологической истории». Она исследует четыре разных исторических периода: Реставрацию, Вторую Империю, Третью Республику и Освобождение - из которых, чтобы понять репрезентации социальной ответственности, взяты судебные процессы, проведенные над известными писателями. Четыре периода составляют «четыре поворотных момента в дебатах об ответственности писателя», то есть момента, в которые установление нового режима влекло за собой новые правовые нормы.

Книга делится на четыре части, каждая из которых состоит из трех глав. В этих главах исследуются правовые нормы того или иного периода, а также его «моральные правила» относительно публикаций, в которых насилие (реальное или вымышленное) стало причиной судебного дела против автора - будь то публикация в газете, пассаж в художественной литературе и т.д.

Рефлексия Жизель Сапиро находится в числе вопросов, поднятых в работах Пьера Бурдье и Мишеля Фуко об определении «автора» и автономизации литературного поля. Эта книга воссоздает историю некоторых юридический концептов, частичную историю эволюции морали и литературных стилей.

Русский авантюрно-уголовный роман: исторический контекст и современные исследования

Среди «королей» и «королев» детектива отечественных авторов никогда не было. Русский детектив, или «уголовный роман», был забыт после советской «чистки».

Сейчас трудно себе представить, что сотни книг этого жанра были излюбленным чтением русской публики второй половины XIX - начала XX вв. Появился детектив в русской литературе сравнительно поздно, в 70-х гг. XIX столетия. Конечно, тема преступления, нарушения законов всегда волновала русского читателя, однако обсуждалась она в рамках других жанров - житийной литературы, плутовского романа, разбойничьей повести, нравоописательного очерка и т.д. Лишь сочетание целого ряда вне- и внутрилитературных факторов способствовало укоренению детектива на русской почве.

Социологи и культурологи замечают, что детектив тесно связан с атмосферой современного города, в котором рушатся патриархальные связи и традиционные стереотипы поведения, люди отчуждаются друг от друга. Именно в городе отношения между людьми регулирует не традиция, а закон - четкие формализованные и абстрагированные от конкретной ситуации правовые нормы. Из явления экстраординарного преступление превращается в вещь обыденную, относящуюся к введению определенных социальных институтов - полицейских и судебных органов. Более того, формируется специальные подразделения, занимающиеся поиском преступников. Это создает предпосылки и для выделения книг, посвященных данной теме, в особый жанр, что и происходит в Западной Европе (прежде всего - в Англии и Франции) примерно в середине XIX века.

В России и быстрая урбанизация, связанная с интенсивным капиталистическим развитием, и реформа судебной системы, включающая переход к гласному судопроизводству и созданию института судебных следователей, пришлись на вторую половину 1860-х годов. После судебной реформы 1866 года суд находился в центре общественного внимания. Газеты печатали репортажи о судебных заседаниях, а журналы - очерки о нашумевших процессах и статьи по юридическим проблемам. Героем дня стал адвокат, судебные речи публиковались и активно обсуждались в прессе. Проявление этого феномена мы сможем пронаблюдать в главе, посвященной делу о «червонных валетах».

Однако литература не следует автоматически за жизнью, и было бы наивно только из этого выводить появление детектива в русской литературе - ведь становление новых жанров, как и другие литературные новации, обуславливаются культурными традициями.

Хотя в публицистике и документальном очерке вопросы преступности широко освещались и заинтересованно дискутировались, в литературе в специальное тематическое и жанровое направление эта проблематика оформлялась медленно и с большими трудностями. Детектив был не в чести у критиков и вообще литературной элиты. Русская литература издавна ориентировалась на «учительность» и «духовность». Лидеры литературного мнения - толстые журналы - детективов не печатали, детектив ютился на задворках литературы - в «подвалах» дешевых низовых газет («Петербургский листок», «Петербургская газета», «Московский листок» и др.).

Признанные литераторы уголовных романов не писали (немногие исключения - Достоевский, Н. Ахшарумов - лишь подтверждают правило), а в «детективщики» шли те, кто из-за недостатка таланта или образования не мог пробиться в первый (да, пожалуй, и во второй) ряд литературы.

Стремясь избежать ассоциаций с презираемым критиками детективным романом, авторы книг о преступлениях, написанных в 1860-х - начале 1870-х годов, стремились подчеркнуть (даже в названии) документальный характер своих публикаций. Сложилась даже устойчивая формула для обозначения подобных произведений - «записки следователя». Среди наиболее известных - «Острог и жизнь (Из записок следователя)» Н. Соколовского (1866), «Правые и виноватые. Записки следователя сороковых годов» П. Степанова (1869).

В освоении этой темы русской художественно литературой сыграло свою роль заимствование опыта зарубежных литератур.

После того, как детективный роман получил распространение в английской и французской литературах, книги наиболее известных авторов (У. Коллинз, Э. Габорио и др.) были вскоре переведены на русский язык, получили широкую известность и постепенно приучали русского читателя к новому жанру. К началу 70-х годов почва была готова. С одной стороны, существовал сильный интерес к отечественному суду и следствию. С другой - переведенные на русский язык зарубежные детективные романы стали моделью беллетристического изложения соответствующего жизненного материала.

А. Рейтблат даже предлагает дату рождения детектива - 1872 год. В этом году появились три произведения, посвященные расследованию уголовного дела: «Концы в воду» Н. Ахшарумова (в журнале «Отечественные записки») и отдельно изданные «Убийство в деревне Медведице» С. Панова и «Рассказы следователя» А. Шкляревского, который впоследствии писал только книги этого жанра и был даже прозван «русским Габорио».

С середины 80-х отечественные «уголовные романы» потеснили иностранные и стали основным жанров (десятки романов были помещены Ф. Ивановым, А. Деяновым, Н. Животовым, А. Соколовым, А. Соколовой и др.).

Негативное отношение к детективу в русской культуре сказалось не только в позднем его укоренении в литературе, но и в своеобразных чертах его поэтики. В русских детективах обычно акцентировалась не сюжетная, а психологическая сторона уголовной истории. У Габорио и других зарубежных коллег - классическая детективная схема - главный интерес заключается в поисках преступника, а кто он - выясняется в конце. У Шкляревскго и его последователей имя преступника нередко становится читателю известным уже в середине книги, а главный упор сделан на характеристику причин, толкнувших на преступление, на психологию преступника. Подобные повести и романы можно назвать детективными лишь при достаточно широком понимании этого жанра - как объединяющего все произведения о преступлении и его раскрытии. В отличие от западных, отечественные авторы, как правило, основное внимание уделяют не сыщику и процессу следствия, а переживаниям преступника.

Вообще «чистых» детективов писали немного. Часто детективный сюжет сочетали с другими жанровыми структурами: сенсационным романом (описанием нравов полусвета, дна, уголовной среды и т.д.), приключенческим, мелодрамой и т.д. Нередко основу для книги давал нашумевший судебный процесс. Здесь снова напомним о деле «червонных валетов», которое рассматривается в данной работе.

В отличие от западного детектива, где основной движущей силой преступления является стремление к обогащению, в русском уголовном романе очень часто эту функцию выполняет страсть. Подобное положение связано с меньшей меркантильностью русского общества, где даже законно разбогатевший человек отнюдь не являлся героем в глазах окружающих, и большей значимостью личных отношений между людьми. На Западе детектив - царство логики, и с ее помощью там всегда можно «вычислить» преступника, в России - это мир чувства и эмоций, где на первый план выходит психология, и, лишь опираясь на нее, можно найти и, главное, понять человека, нарушившего закон.

В качестве еще одной знаковой исследовательской работе об авантюрном романе и авантюризме в целом выделим книгу А.Ф. Строева «Те, кто поправляют фортуну. Авантюристы Просвещения» (М.: НЛО, 1998). Автором были изучены характерные признаки и поведенческие авантюристов эпохи Просвещения, и его наработки оказались пригодны для разговора об авантюристах исследуемого нами периода.



2. Понсон дю Террайль и его романы о Рокамболе

В этой главе будет сделан обзор появления романов о Рокамболе во Франции и России и их изучения в ретроспективе. Функция этого обзора заключается в создании исторического контекста исследования рецепции романов о Рокамболе в России второй половины XIX - первой трети XX вв.

В русскоязычной исследовательской традиции практически отсутствует история появления саги о Рокамболе во Франции, поэтому для восстановления этого пробела мы обратились франкоязычным исследованиям, среди которых упомянем Rйgis Messac «Le «Detective novel» et l'influence de la pensйe scientidique» (2011, - Paris: Encrage) и Lise Queffйlec «Le Roman-feuilleton franзais au XIXиme siиcle» (1989, - Paris: Presses universitaires de France). Также были использованы мемуары и воспоминания современников Понсона дю Террайля. Все это поможет нам полнее обрисовать французский контекст и продемонстрировать успех и популярность романов, нашедших резонанс в России.

Переводам романов о Рокамболе будет посвящена значительная часть этой главы. Мы покажем, как переводились романы о Рокамболе на русский: восстановим историю переводов и сравним их соответствие оригиналу. Такой подбор фактического материала позволит нам заложить фундамент для анализа рецепции. Мы попробуем наметить основные особенности русской рецепции и ее стратифицированности.

Наконец, также в этой главе мы очертим основные направления исследований романов о Рокамболе. Здесь нам снова придется сконцентрировать наше внимание на французских исследованиях (Messac, Marcandier, Kalifa и проч.), так как на сегодня в русской практике исследователи ограничивались лишь обзорными статьями о рокамболиаде Понсона дю Террайля.



2.1 Сага о Рокамболе в творчестве Понсона дю Террайля

Граф Понсон дю Террайль (1829-1871) родился в Монмор (Верхние Альпы), приехал в Париж в 1847, чтобы попытать удачу в карьере литератора. Он начал с публикации нескольких коротких текстов, рассказов, историй из хроники в разных парижских газетах, а потом уже занялся написанием больших романов.

Его первый роман - «Кулисы света» (1851-1852 в Le Journal des Faits), «роман современных нравов», даст впоследствии имя и газете-роману, выходящей под редакцией Понсона с 1861 по 1865. С 1852 по 1870 Понсон дю Террайль заполоняет своими фельетонами многочисленные газеты, в особенности La Patrie, где появляется первая часть серии романов о Рокамболе с 1857 по 1862, равно как и газеты L'Opinion nationale, Le Pays, La Presse, La Nation, Le Peuple, а затем, начиная с 1865, - и всю народную прессу за 5 сантимов (Le Petit Journal, La Petite Presse, Le Petit Moniteur), которая своим успехом во многом обязана именно этому писателю.

Он писал без помощи секретаря, «литературного негра», и был удивительно продуктивен: приблизительно 10 000 страниц в год, 5 500 фельетонов в ежедневной прессе с 1850 по 1871, то есть 84 романа. Большую часть его творчества составляют исторические романы, которые сыскали ему славу, по выражению одного критика, «Александра Дюма из Батиньолль».

Он написал еще множество романов современных нравов, такие как «Франты» (L'Opinion nationale, 1860-1861). Однако именно серия романов о Рокамболе больше всего увлекла публику и оживила резкое недовольство критики в отношении романа-фельетона.

Начав выходить в 1857 году в La Patrie, серия сначала носила название «Драмы Парижа»; после перерыва в несколько лет в 1865 она возобновилась в дешевой прессе (Le Petit Journal, затем La Petite Presse) и не прекращалась до смерти Понсона дю Террайля. Известны даже несколько ее продолжений - «Возвращение Рокамболя» и «Новые подвиги Рокамболя» Констана Жеру.

С конца 1850-х годов Понсон дю Террайль вместе с Февалем является самым знаменитым романистом времени. В 1863 он заполнил в одиночку пять газет романами-фельетонами, как Александр Дюма в свои лучшие годы. В год он зарабатывает от 30 до 40 тысяч франков (крестьянин в то же время зарабатывал приблизительно 1500 франков в год). Из его имени создается легенда.

На 1866 год Понсон дю Террайль - самый воспроизводимый из фельетонистов в провинциальных газетах. Он публикует также в бесчисленных газетах-романах: Les Veillйes parisiennes, Le Voleur illustrй, La Fйerie illustrйe, Le Roger Bontemps, Le Roman и т.д. С 1862 по 1870, наконец, выходит его собрание сочинений в иллюстрированных выпусках (34 выпуска, иллюстрации Босе, Берталя, Кастелли и проч.).

Театр запечатлел его самые крупные успехи: две драмы, написанные в соавторстве с Анисе Буржуа, были показаны на сцене: «Рокамболь» (Амбигю, 1861) и «Юность короля Генриха» (Шатле, 1864).

Начиная с «Кулис света» и до конца своих дней Понсон без обиняков называет свои модели и ориентиры: Сулье, Сю, Дюма, Мери - и, прежде их всех, Бальзак - уникум, мэтр. Современники не оспаривают этой «генеалогии», куда себя помещал Понсон: одни находили в нем «живость воображения Сулье», другие видели в Рокамболе отражение д'Артаньяна, некоторые критиковали в его текстах преувеличение бальзаковского реализма. В творчестве Понсона присутствует описание общества. Оно особенно ценно своей идеологической и имагинативной эволюцией - таким, каким оно отражается в романе: пессимистичное видение, в котором зло, в своем вечном возрождении, кажется, имеет столько же силы - и зачастую гораздо более соблазнительно - чем добро, от которого ничто его не отличает и в котором растрата наследия, преступное восхождение и разрушение семейной ячейки заменяют, в коллективной одержимости, завоевание идентичности и являют опасность всемогущества.

Творчество Понсона дю Террайля, как и творчество Феваля, открывает еще один вид эстетики романтизма, которое оно доводит до крайности, а также представляет совершенно новые типажи, которые делают конструируют репрезентативное творчество этого переходного, со все точек зрения, периода Второй империи.

Воспоминания современника (1 апреля 1875 года)

Кто два самых популярных писателя в эпоху Второй империи? Это не были ни Александр Дюма, чьи остроумие и известность достигли пика при Луи-Филиппе; ни Прево-Парадоль, который писал только для литературных элит; ни Виктор Гюго, тогда приобретавший богоподобный образ и время от времени провозглашавший свои проповеди, которые слушались с сакральным уважением и религиозным страхом, не совместимыми ни с какой популярностью; ни Анри Рошфор, дерзкий памфлетист, стяжавший славу на руинах павшей империи. Этими двумя писателями были Тимоте Тримм, ежедневный хроникер в Le Petit Journal, и граф Понсон дю Террайль, автор «Кулис света», «Рыцарей ночи», «Дамы в черной перчатке», «Щеголей», «Рыцарей лунного света», «Парижских драм» и множества других романов, в большинстве своем разделённых на 3 или 4 части, каждая из которых состоит иногда из восьми или десяти томов.

Знаменитый романист умер в Бордо во время Франко-прусской войны, когда ему был 41 год. Тогда он занимался организацией батальона стрелков; он заказал себе отличный костюм и имел блестящие планы. Он буквально упивался своими идеями, и его гасконское воображение рисовало ему самого себя героем десятитомного авантюрного романа.

Его отряд должны были наполнить охотники, крестьяне и лесные браконьеры. В кафе Тура он охотно болтал о всех чудесах, которые он думал претворить в жизнь с этим отрядом. Сыграть в солдата - это был последний неиспробованный способ написать роман. Меня даже уверяют, что какое-то время отряд функционировал и преуспел в некоторых заданиях. Однако вся эта история сильно запутана.

Увы! Понсону дю Террайлю не суждено было спасти Францию, хоть он и называл себя наследником рыцаря Бэияра (Пьер дю Террайль). Нужно признать, что для литературы его уход не стал невосполнимой потерей - он это сам прекрасно знал. Он умудрялся дорого продавать и хорошо подавать свои романы, в которых не было ни стиля, ни наблюдательности, ни глубокого анализа фигур эпохи или нравов, а только - и это уже что-то - неистощимая плодовитость перипетий и драматических схем.

Понсон дю Террайль догнал - а, возможно, и перегнал - удивительную производительность Александра Дюма. В 1865 году мы наблюдали, как он параллельно публиковал пять романов в разных журналах. Какие-то из них, как «Щеголи» или «Национальное мнение» длились годы. Установленные рамки всегда были предельно гибки: автор мог в свое удовольствие распространяться, чтобы доставить удовольствие читателю. Только за 1858-1859 годы каталог библиотеки насчитывалось 63 тома под его именем - и ни одного соавтора!

«Ляпы» Понсона дю Террайля остались в памяти его читателей:

«Мельшиор, - пишет он в «Студентах Хайдельберга». - не переставал пить всю дорогу и ни разу не разжал зубы». Пить, не разжимая зубы, - это довольно забавные усилие над собой, которое, повторяемое всю дорогу, относит Мельшиора к ряду примечательнейших и редких людей.

«Генерал, - уверяет он нас также. - прогуливался, скрестив руки на груди, и читал газету». Один из его героев «шепчет звонким голосом», а другой протягивает своему собеседнику руку «холодную, как у змеи».

Как-то в оперетте Эрве, услышав, как со сцены придворные Генриха Третьего цитируют Мольера, один дворянин воскликнул: «Уже?!». К счастью, у Понсона дю Террайля хватило остроумия и силы духа, чтобы вместе со всей галереей посмеяться, когда все эти злоключения слишком торопливого пера стали очевидны. Однако, беседуя с человеком образованным, он охотно напоминал о своих университетский успехах, чтобы убедить собеседника, что он отнюдь не невежда. Но, опубликовав с 1853 по 1870 более 90 романов, Понсон дю Террайль пережил все тяготы укрощения своей буйной писательской фантазии.

Средний подписчик La Patrie или La Petite Presse, увлеченный перипетиями романа, несильно беспокоился о его недостатках. В конце концов, Шекспир тоже совершил немало ошибок, что не помешало ему стать автором «Макбета» и «Отелло», равно как и не помешало Понсону дю Террайлю стать автором «Похождений Рокамболя».

Ведь именно как создатель Рокамболя и прославился Понсон дю Террайль. Рокамболь стал любимчиком буквально всех классов читателей, его хотели везде и всегда. Когда роман, казалось бы, подходил к своему концу, со всех уголков Франции потоком присылались умоляющие письма. Тем не менее, на исходе 26 тома, действительно пришла пора заканчивать. Но тогда поднялся такой вопль отчаяния, что главный редактор, в ужасе, прибежал к Понсону:

- Я в замешательстве! Мне угрожают отписаться в массовом порядке, потому что Ваш роман закончен.

- Я Вам напишу другой.

- Но люди не хотят другого, они хотят тот же.

- Это невозможно, ибо Рокамболь мертв.

- Ну, так оживите его.

- Слушайте, а это мысль!

На следующий день главный редактор анонсировал «Возрождение Рокамболя», и вся Франция вздохнула с облегчением. Как же Рокамболь смог возродиться? Это не очень заботило читателей Понсона дю Террайля, да и он сам едва потрудился это объяснить. На такой случай у него давно было заготовлено волшебное слово, которое являлось ответом на все вопросы: «Тайна!«

Это слово наводило благоговейный страх на читателей Понсона, погружая их в океан фантастических гипотез. Иногда автор проявлял слабость и добавлял: «Свет на эту тайну прольется позже». Однако - и здесь нужно отдать ему должное - свет на тайны не проливался никогда.

Независимо от подобных целенаправленных возрождений, были и другие, непредвиденные. Чтобы по возможности избегнуть назойливых провалов в памяти, поговаривают, что Понсон содержал кукольный отряд, воплощающий собой его систему персонажей - каждая кукла носила чье-то имя и чей-то костюм. По мере того, как кто-то из них умирал естественной смертью или же был убит, Понсон «погребал» куклу в своем ящике. Но однажды его служанка, по глупости или по несчастному стечению обстоятельств, убираясь в хозяйских бумагах, так смешала «мертвые» и «живые» куклы, что все это вылилось в самую ужасную путаницу в произведении, которое еще выходило в печать. Вот как получилось, что Z, который был полон жизни в последних рассказах, вдруг оказался мертвым. «Как же, и Т. тоже умер, будучи юношей в полном здравии?» - вопрошали себя озадаченные читатели. И сами себе отвечали: «Тайна!»

Понсон дю Террайль умер. Эта скорбь затерялась в национальной скорби Франции. Но как только дышать стало свободнее и на страницы журналов вернулся роман-фельетон, утрата почувствовалась с новой силой. Журналы за один су не могли наплакаться. Подписчики качали головой и бормотали с горькой меланхолией: «Ах, это не наш Понсон. Кто же вернет нам Понсона?»

Так прошло несколько лет, но стон подписчиков не утихал. Тогда в голову главному редактору пришла гениальная мысль (были люди, которые видели, как он ударил себя по лбу и, как Архимед, прокричал «Эврика!»): «Так как Понсон дю Террайль больше не может воскресить Рокамболя, то я сам его воскрешу». Тогда он приказал уведомить совладельца своей газеты и оповестить всех, что в вечернем выпуске будет объявлено появление - не знаю какого - дцатого - Рокамболя, посмертного романа Понсона дю Террайя. Анонс был продублирован на огромных афишах, которые развесили по всему Парижу.

Примеру не замедлили последовать редакторы других газет. Во всех ящичках, карманах пальто и даже в ботинках Понсона находились его посмертные романы. Их находили и находили, пока самые наивные читатели не начали подозревать, что романы писались лунатиками, которые утверждали, что им их диктует сам покойник.

Прожорливый читатель, с жадностью вкушающий самые невероятные выдумки, был настолько приучен к тому, что автор рано или поздно воскрешает своих героев из могилы, уже окончательно, казалось бы, их заколов, утопив, отравив и т.д., что он ни капельки не удивился, когда ему объявили о новых романах покойного Понсона. Это выглядело совершенно естественным.

Таким образом появились лже-Рокамболи, равно как были и лже-Смердисы, Лжедмитрии, лже-Жанны-д'Арк, лже-Людовики-Четырнадцатые, а одной тени Понсона еще вполне хватало, чтобы все верили. Сам Александр Дюма не удостоился подобного подтверждения своей популярности.

И этим еще история не кончается! Где-то в подземельях литературы существовала чертова пропасть писателей, которых никто не читал, если они публиковали книгу под собственным именем, но стоило им написать роман и поставить имя Понсона, как он растерзывался сотнями тысяч жадных читателей. Это даже стало ремеслом. «Я делаю Понсона!» - пренебрежительно говорил богемный писатель, которого полгода назад видели в жирном пальто и красной шляпе выходящим из ресторана на 35 су с зубочисткой во рту.

Если верить слухам, эти литературные дельцы, составившие состояние на смерти Понсона, были объединены в группу и профессионально занимались поставкой «продукта» без задержек. Как на заводе, работа была распределена по отделам, каждому - свое место. Кто-то отвечал за хронологию, кто-то - за чувства, кто-то - за удары кинжала. Но увы! Ни один из этих Понсонов дю Террайлей-младших не смог достичь той феноменальной живости, с которой неподражаемый Понсон-главный расточал удары кинжала и удары шпаги, ухмылки и рычания, анафемы и проклятия.

И здесь не обходилось без ошибок: один из Понсонов-младших ранил ударом ножа героя, которого его коллега несколькими днями раньше отправил в Австралию. Но это только больше напоминало Понсона. Более серьезная ошибка, которая была допущена целеустремленным юношей, состояла в следующем: он имел неосторожность добавить немного разумности и даже немного хорошего французского языка в посмертный роман Понсона. Тогда уже никто не клюнул на эту удочку:

- И это настоящий Понсон дю Террай! - воскликнул редактор, который быстро раскусил хитрость. - Я его знаю, Понсона; я его делал. Он бы точно не позволил быть богобоязненным без причины!

- Остроумие?! - вскричал другой, вне себя. - Вы считаете, что мои подписчики идиоты?

Короче, молодой романист, виноватый в своем рвении, таком неуместном, был выставлен за дверь без малейшего почета.

Позже появился «L'Assomoir» Золя. Зловонные воды натурализма со всех сторон заполонили литературу. Понсон дю Террайль вышел из моды. Он сохранил, однако, еще нескольких верных читателей, которые новым «Les Compagnons de l'йpйe» и «Filleul du roi» предпочитали старого доброго Понсона.

Эти воспоминания показывают нам, во-первых, масштабы популярности романов о Рокамболе. Серия романов пользовалась большой популярностью у читателей, и многие писатели после смерти Понсона пытались ее продолжить. Также в этих воспоминаниях есть несколько любопытных наблюдений, которые мы можем развивать по ходу нашего исследования. Так, уже пример Понсона явствует нам о желании писателя составить свою биографию наподобие той, которую имеют авантюрные герои - в пассаже о Франко-прусской войне Фурнель четко прописывает эту мысль. Помимо этого он заводит речь о характере публики, аудитории книг о Рокамболе. Мы видим, что хоть к «высокой» литературе эти романы и не относились, их читали и знали в разных слоях французского общества.

2.2 Переводы романов о Рокамболе на русский: сравнительный анализ в ретроспективе

В популярности романов о Рокамболе во Франции сомневаться не приходится. Однако не совсем так обстоит дело на европейском рынке. До 2010-х не было - по крайней мере, полных - переводов саги о Рокамболе на английский язык. Основная этому причина - сложность и трудоемкость в реализации такого предприятия. В оригинале истории о Рокамболе публиковались в форме романа-фельетона, поэтому представляется довольно проблематичными многообразие сюжетов и героев и восстановление полного оригинального текста.

В 2012 году вышел сборник, в котором романы о Рокамболе были сжаты в трех томах (автор Basil Balian - CreateSpace, North Charlestone, SC). В первой части повествуется о периоде, в котором Рокамболь был злодеем. Во втором томе Рокамболь искупает свою вину, становится героем. В третьем томе освящается жизнь Рокамболя. Переводчик адаптировал произведения для современного читателя, опустил некоторые подсюжеты - в целом, книга читается легко. Попадается несколько орфографических ошибок и неясное в некоторых местах употребление терминов («strangler» вместо «thugee» и «Siwa» вместо «Shiva»). Мы увидим похожий опыт адаптации на русский язык, который в России был произведен намного раньше - через несколько лет после появления серии на французском.

Произведения Понсона дю Террайля довольно быстро переводились и были и вскоре были доступны русскому читателю. В 1866 году в Санкт-Петербурге был напечатан солидный - более чем на 300 страниц - роман Понсон дю Террайля «Черная волчица» (2-е издание - СПб., 1877), а в следующем году его продолжение - «Бочонки с золотом». За ними последовали переводы романов «Духовное завещание» (М., 1871) и «Великосветские воры» (СПб., 1872), исторических романов «Таинственный золотой дом» (М., 1875) и «Предатель» (М., 1876).

Очень многие романы Понсона, издававшиеся в переводах отдельными книгами, писались как части обширных сериалов, объединенных главными героями и развитием интриги. Такова ставшая весьма популярной в России серия приключенческих романов «Молодость короля Генриха IV».

В 1867 г. в Санкт-Петербурге вышли на русском языке три солидных (по 300-400 страниц) тома «Парижских драм». Немедленно следом в российской столице был напечатан трехтомник «Похождений Рокамболя», в следующем году - «Воскресший Рокамболь (Ч. 1-6), а в 1869 г. - «Последнее слово о Рокамболе» (Ч. 1-5). Это так называемое «издание Львова», следы которого можно найти в РГБ:

Воскресший Рокамболь. Сочинение. Понсон дю-Террайля. 9-й том. Заклятая гостиница (роман с французского). - СПб.: Издание Н.С. Львова. Печатня В. Головина у Владимирской, д. 15, кв. 3. - 1868.

Последнее слово о Рокамболе. Сочинение Понсона дю-Террайля. Драма в. Индии (роман с французского). - СПб.: издание Н.С. Львова, 1869.

Несмотря на значительный объем и тираж этих изданий, они были выполнены весьма небрежно - отношение, свойственное отечественной литературе к чисто приключенческому жанру, книгам «для невзыскательной публики». Этим объясняется и вольное отношение переводчиков и издателей к текстам французского писателя, особенно после смерти автора (1871).

В 1878 году вышло еще одно издание, по тексту которого исполнено большинство послереволюционных переизданий саги о Рокамболе.

Понсон дю Террайль. Полные похождения Рокамболя: В 2 кн. М., 1878.

Показательно то, что многотомные приключения Рокамболя уместились всего лишь в две книги, благодаря жесткому сокращению рокамболиды. Этот двухтомник был переиздан в 1991 году и вышел с послесловием кандидата исторических наук А.П. Богданова:

Понсон дю Террайль. Полные похождения Рокамболя. В двух книгах. М.: Книга, 1991. Послесловие А.П. Богданова. Текст печатается по изданию: Полные похождения Рокамболя: В 2 кн. М., 1878 (пер. Коломнина).

Достаточно поверхностного сопоставления текста этого издания с текстом оригинала, чтобы обнаружить многочисленные сокращения: некоторые романы буквально законспектированы, пересказаны на нескольких страницах. В качестве переводчика указывается Коломнин - без инициалов и вообще каких-нибудь ремарок.

В 1901 году начали выходить наиболее полные на сегодняшний день переводы «Похождений Рокамболя» (по т.н. «тихАновскому изданию»). Из того, что есть, эти варианты переводов - наиболее серьезный подход к тексту саги (за основу Тиханов взял переводы 1860-х годов).

Состав единственного дореволюционного собрания сочинений Понсона дю Террайля на русском языке таков:

Сочинения… В 2-х сериях. 27 тт. Серия 1-я. В 15-ти т. 30 романов под общим названием: «Похождения Рокамболя» состоит из VII эпизодов. Серия 2-я. В 12-ти т. из III эпизодов. Спб., тип. В.А. Тиханова, 1901-1904 (Частное заглавие отд. тома на тит. л.)

Серия 1. Эпизод I. Парижские драмы:

Т. 1. Таинственное наследство. - Девица Баккара и сестра Луиза. 1901. 383 с.

Т. 2. Клуб червонных валетов. - Грешница. 1901. 352 с.

Т. 3. Граф Артов. (Продолжение романа «Грешница»). 1901. 356 с.

Эпизод II. Похождения Рокамболя:

Т. 4. Испанка. 1901. 328 с.

Т. 5. Смерть дикаря. 1901. 324 с.

Т. 6. Мщение Баккара. 1901. 322 с. Эпизод III. Воскресший Рокамболь:

Т. 7. Сен-Лазар. 1901. 320 с.

Т. 8. Дом сумасшедших. 1901. 320 с.

Эпизод IV. Последнее слово о Рокамболе:

Т. 9. Опустошители. 1901. 322 с.

Т. 10. Миллионы цыганки. 1901. 328 с.

Т. 11. Драма в Индии. 1901. 320 с.

Эпизод V. Лондонская нищета:

Т. 12. Детская воспитательница. 1901. 324 с.

Т. 13. Птичья клетка. 1901. 352 с. Эпизод VI. Рокамболь в тюрьме:

Т. 14. Любовь Лимузена. 1901. 320 с.

Эпизод VII. Веревка повешенного:

Т. 15. Сумасшедший из Бедлама. 1901. 333 с.

Серия 2. Эпизод I. Молодость Генриха IV:

Т. 1. 4. 1. Прекрасная ювелирша. - Ч. 2. Любовница короля Наварского. 1902. 320 с.

Т. 2. Ч. 3. Похождения прекрасной Нанси. 1902. 320 с.

Т. 3. Ч. 4. Приключения червонного валета. 1902. 372 с.

Т. 4. Ч. 5. Любовные похождения трефового валета. 1902. 320 с.

Т. 5. Ч. 6-7. Варфоломеевская ночь. - Королева Баррикад. (Сейм в Блуа). 1903. 332 с.

Т. 6. Ч. 8. Королева Баррикад. (Цареубийца Жак Клеман). 1903. 328 с.

Т. 7. Ч. 9. Красавец Галаор. 1903. 320 с. Эпизод II. Вторая молодость Генриха IV. В 2-х ч.

Т. 8. Ч. 1. Замыслы Герцога Савойского. - Ч. 2. Измена Лаффена и смерть Бирона. 1903. 248 с.

Т. 9. Сироты Варфоломеевской ночи. - Месть Амори. 1903. 188, 189-320 с.

Эпизод III. Тайны Парижа: В 3-х т.

Т. 1. Оперные драчуны. - Товарищи любовных похождений. Год и кол-во с. не установлены.

Т. 2. Дама в черной перчатке. - Графиня д» Асти. Год и кол-во с. не установлены.

Т. 3. Роман Фульман. 1904. 290 с.

Через несколько лет «Похождения Рокамболя» вновь печатались в России в формате романа-фельетона (без указания авторов романа и перевода):

Похождения Рокамболя, знаменитого французского авантюриста, предводителя червонных валетов, главаря неуловимой, грозной, мошеннической шайки. - М.: типография «Общественная польза», 1908.

В начале XX века рокамболиада получила широкое хождение в изданиях для бедных - сериях брошюр, как правило с картинками. Эти издания оказали значительное влияние на закрепление историй о Рокамболе в устной передаче, к которым сочинения Понсона оказались отлично приспособлены. Рокамболь писался для народа - и был воспринят народной традицией России. Это проявилось в советское время, когда сага не переиздавалась.

В постперестроечный период (по-видимому, это резонировало с «бумом» книгопечатания) «Похождения Рокамболя» издавались в России много. Как правило, без указаний переводчика, в лучшем случае - со ссылкой на издание, по которому печатался текст. Доминировали две уже упомянутые версии: 1878 года (предположительно, перевод Коломнина) и - более полная - тихановского издания 1901-1904 годов. Приведем некоторые издания саги в период 1991-1993 годов:

Дю Террайль П. Полные похождения Рокамболя (серия «Авантюрный роман») - Ярославль: Дебют, 1992. - 254 с.

Дю Террайль П. Похождения Рокамболя. Парижские драмы: Романы (серия «Авантюрный роман») - Волгоград: Станица, 1992.

Дю Террайль П. Похождения Рокамболя (Библиотека авантюрного романа) - Н. Новгород: Волго-Вят. кн. изд-во, 1992.

Дю Террайль П. Полные похождения Рокамболя в 9 кн. (Перевод с фр. Коломнина). - М.: Изд.-информ. агентство «Лад», 1991.

Дю Террайль П. Полные похождения Рокамболя. - СПб.: Политехника, 1992.

Дю Террайль П. Полные похождения Рокамболя. В двух томах. - М.: Терра, 1993.

Дю Террайль П. Похождения Рокамболя. Таинственное наследство: Роман. - М: Моск. рабочий, 1993.

Были предприняты попытки выпустить собрание сочинений Понсона:

Собрание сочинений П. дю Террайля в 5 т. - М.: Агентство «РИПОЛ», 1991.

Понсон дю Террайль. Собрание сочинений в 13 томах (Интербук, Лианда, 1992). - на сегодня самая качественная версия «Похождений Рокамболя» и «Молодости короля Генриха» на русском языке.

После перерыва в 15 лет, романы о Рокамболе снова издаются:

Дю Террайль П. Клуб червонных валетов: Роман из серии «Похождения Рокамболя» / Пер. с фр. - М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008. (Детективы Трансаэро) (Текст напечатан по изданию 1878 года)

Пьер Алексис Понсон дю Террайль. Похождения Рокамболя в 10 томах. - М: Книговек, 2010. (Текст напечатан по изданию: Понсон дю Террайль. Похождения Рокамболя. - СПб.: Типография В.А. Тихонова, 1901 г. («Полный» перевод)).

Пьер (!) дю Террайль. Похождения Рокамболя (пер. с франц. А. Соболева). - М.: ИК «Столица» (Изд. группа GELEOS Publishing House); АрхивКонсалт, 2012.

Сравнительный анализ переводов на русский язык

Текст оригинала (по изданию: Ponson du Terrail P.A. Rocambole - Bruxelles: Ed. Complexe, cop. - 1991):

I

SIR WILLIAMS

Dйcembre dйployait ses ailes ternes et brumeuses sur l» immense citй qui s» allonge aux deux rives de la Seine.

Une pluie fine, pйnйtrante et glacйe, s» йchappait du brouillard qui couvrait Paris et mouillait lentement le pavй des rues. Les rйverbиres n» йclairaient qu» а demi les carrefours et les ruelles sombres des quartiers populeux. C» йtait la nuit; - une froide nuit d» hiver remplie de solitude et de tristesse, et par laquelle les passants se sauvaient, ainsi que des spectres attardйs sur la terre, et qui, voyant le jour approcher, regagnent en hвte leur cercueil.

Paris semblait dйsert, а cette heure de minuit qui retentissait lugubrement dans l» espace, sonnйe au clocher de toutes les йglises; les halles elles-mкmes, ce grand foyer du mouvement et de la vie populaires, dormaient quelques instants en attendant les lourds chariots des maraоchers.

La derniиre voiture de bal йtait rentrйe, le premier camion ne roulait point encore. Un silence de mort pesait sur les deux rives du fleuve et permettait d» entendre а de grandes distances le pas sonore et rйgulier des patrouilles faisant leur ronde, ou le hurlement d» un chien de garde dйchaоnй dans la cour des vieilles maisons du Marais. Sur le quai Saint-Paul, non loin de la caserne des Cйlestins, un homme enveloppй dans son manteau cheminait lentement, peu soucieux du froid et de la pluie, et paraissait absorbй dans une profonde et tenace mйditation. Parfois cet homme s» arrкtait et regardait alternativement le fleuve bourbeux roulant avec un bruit sourd entre ses deux rives de pierres, et ce pвtй de vieilles maisons qui bordent le quai et restent lа comme un vestige dernier, un dйbris chancelant, mais encore debout, du Paris de Charles VI et de Louis XI.

Puis son regard s» йtendait et allait embrasser la noire silhouette des tours Notre-Dame, se dйtachant en vigueur sur le ciel sombre et montant vers la nue avec leur couronne de brume.

Alors il reprenait sa marche et semblait se parler а luimкme.

Il atteignit ainsi au pont de Damiette, sur lequel il s» engagea et qu» il traversa rapidement; puis, en touchant le quai de l» оle Saint-Louis, il leva la tкte et explora d» un coup d» њil le faоte des toits environnants.

Derriиre l» hфtel Lambert, au sixiиme йtage d» une maison de la rue Saint-Louis, une lumiиre brillait au chвssis d» une mansarde. Pourtant la maison йtait d» une modeste apparence, et paraissait habitйe, sinon par des ouvriers, au moins par de paisibles petits bourgeois, qui, dans un quartier aussi retirй que l» оle Saint-Louis, n» avaient point coutume de prolonger leurs veillйes aussi tard.

Cette lumiиre, du reste, йtait placйe au bord de la fenкtre tout prиs du chвssis, et elle йtait йvidemment un signal, car le promeneur nocturne, aprиs l» avoir examinйe un moment avec attention, murmura:

- C» est bien, Colar est chez lui, il m» attend.

Et il approcha deux doigts de ses lиvres et les posa en forme de sifflet, et envoya а travers l» espace le mystйrieux avertissement des voleurs de nuit et des filoux а la fenкtre de la mansarde.

Presque aussitфt aprиs, la lumiиre s» йteignit, et il ne fut plus possible dйsormais de distinguer des autres croisйes du sixiиme йtage celle oщ elle йtait apparue.

Dix minutes aprиs, un coup de sifflet pareil au sien, mais moins fortement accentuй, se fit entendre а une faible distance sur les derriиres de l» hфtel Lambert, et bientфt un pas rйgulier et rapide retentit dans l» йloignement et s» approcha peu а peu; puis une forme humaine se dessina а cent pas de l» inconnu, et le mкme coup de sifflet rйsonna une seconde fois.

– Colar! dit l» inconnu en se levant et allant а la rencontre du nouveau venu.

– Me voilа, votre Seigneurie, rйpondit ce dernier а voix basse.

Политехника, 1992

I.

СЭР ВИЛЬЯМС

Была мрачная декабрьская ночь. Мелкий, пронизывающий, холодный дождь моросил из тумана, покрывающего Париж, медленно смачивая мостовые его улиц, едва освещенных фонарями.

Париж казался опустевшим в этот полночный час, возвещенный церковными часами, последний удар которых еще дрожал в воздухе. Над городом царило мертвое молчание, нарушаемое по временам лаем цепных собак или звучными шагами ночного обхода; даже рынки - эти центры движения народной жизни - уснули на несколько минут в ожидании тяжелых телег огородников.

По набережной Сент-Поля, около казармы Селестен, медленно шел человек, закутанный в плащ и погруженный в глубокие размышления, несмотря на холод и дождь. По временам он останавливался и попеременно смотрел то на мутную реку, с глухим шумом катившую свои воды меж каменными берегами, то на старые дома набережной, стоявшие как последние, доживающие свой век остатки Парижа эпохи Карла VI и Людовика XI. Потом взгляд его устремлялся на черный силуэт башен собора Нотр-Дам, резко выступавший на фоне темного неба, затем он снова продолжал свой путь и, казалось, разговаривал сам с собою.

Перейдя мост Дамьетт и выйдя на набережную Сент-Луи, он начал рассматривать верхушки соседних кровель.

На улице Сент-Луи, позади отеля Ламбер, в одном из окон мансандры шестиэтажного дома еще светился огонек. Между тем дом был очень скромной наружности и казался занятым или рабочими, или скромными мелкими буржуа, не имевшими привычки засиживаться так поздно. Впрочем, огонек на окне был возле самой оконной рамы, и, очевидно, служил сигналом, потому что человек в плаще, внимаетльно посмотрев на него, прошептал:

— Это хорошо: Коляр дома и ждет меня…

Затем, приложив к губам два пальца, таинственно свистнул тем особым свистом, каким свищут ночные воры и мошенники. Огонь в мансндре почти сейчас же погас, и теперь трудно было бы определить, в котором окне он горел.

Спустя минут десять, невдалеке от отеля Ламбер раздался такой же, но более сильный свист, затем послышались приближающиеся ровные шаги, и вскоре показалась человеческая фигура, свистнув во второй раз.

— Коляр! - сказал незнакомец, идя навстречу новоприбывшему.

Без сокращений. Печатается по изданию СПб. 1901 Тиханов.

Терра, 1993.

I.

СЭР ВИЛЬЯМС

Была мрачная декабрьская ночь. Мелкая изморозь покрывала мостовые парижских улиц, чуть освещенных фонарями. Последний удар полуночи, пробивший на церковных часах, уныло дрожал в воздухе. Париж как будто опустел в этот поздний час, и в городе царило мертвое молчание, нарушаемое временами лаем цепных собак или шагами ночного патруля.

По набережной медленно шел человек, закутанный в плащ. Время от времени он останавливался и пристально осматривал окрестности. Пройдя мост Дамьэт, он вышел на набережную Св. Людовика и быстро окинул взглядом окрестные кровли.

Позади отеля Ламбер на улице Св. Луи, на самом верху шестиэтажного дома, светился, несмотря на позднюю пору, маленький огонек. Это было тем более странно, что этот дом по виду был занят самыми скромными ремесленниками или мещанами, которые, как известно, не имеют привычки засиживаться долго по ночам.

Впрочем, огонек этот горел на окне и, очевидно, служил сигналом, так как господин в плаще, заметив его, проговорил:

— Так, Коляр дома и ждет меня…

Затем он сложил пальцы особенным манером и свистнул так, как обыкновенно свищут ночные воры.

Почти вслед за этим огонек в окне погас, и через каких-нибудь десять минут невдалеке от отеля Ламбер раздался протяжный свист, вскоре послышались шаги и близ незнакомца появилась какая-то человеческая фигура.

— Ты, Коляр? - прошептал незнакомец.

Москва «Книга» 1991

I.

СЭР ВИЛЬЯМС

Была мрачная декабрьская ночь. Мелкая, насквозь пронизывающая изморозь покрывала мостовые парижских улиц, чуть освещенных фонарями.

Последний удар полуночи, пробивший на церковных часах, уныло дрожал в воздухе.

Париж как будто опустел в этот поздний час, и в городе царило мертвое молчание, нарушаемое по временам лаем цепных собак или шагами ночного обхода.

По набережной св. Поля медленно шел человек, закутанный в плащ. По временам он останавливался и пристально оглядывал окрестности.

Пройдя мост Дамьетт, он вышел на набережную св. Людовика и быстро окинул глазами верхи окрестных кровель.

...