Пространственно-временные характеристики оппозиции "жизнь-смерть" в лирике М.И. Цветаевой берлинского периода

Размещено на http://www.allbest.ru

Министерство образования и науки РФ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина»

Институт гуманитарного и социокультурного образования

Кафедра русской филологии и журналистики

ШАТОВКИНА АЛЛА АЛЕКСЕЕВНА

Пространственно-временные характеристики оппозиции «жизнь-смерть» в лирике

М.И. Цветаевой берлинского периода

Дипломная работа

Тамбов 2015

РЕФЕРАТ

Шатовкина А.А. Пространственно-временные характеристики оппозиции «жизнь-смерть» в лирике М.И. Цветаевой берлинского периода: диплом. работа / Шатовкина Алла Алексеевна; Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина, ин-т гум. и социокультурного образования, каф. русской филологии и журналистики. - Тамбов, 2015. - 86 с.

Ключевые слова: поэзия М.И. Цветаевой, «После России», оппозиция «жизнь-смерть», творческое влияние и литературное взаимодействие.

Объектом работы стала художественная структура лирической книги М.И. Цветаевой «После России» (берлинский период), предметом анализа - оппозиция «жизнь-смерть» в хронотопе зарубежной лирики поэта.

Цель - рассмотрение пространственно-временных характеристик оппозиции «жизнь-смерть» в лирике М.И. Цветаевой берлинского периода.

Методы: семантический, сравнительно-типологический, текстологический.

Работа выполнена на базе кафедры русской филологии и журналистики. Проанализировано двадцать одно стихотворение лирической книги «После России», написанной в берлинский период эмиграции. Установлены истинные адресаты некоторых стихотворений. Доказано, что пространственно-временной особенностью оппозиции «жизнь-смерть» в стихах берлинского периода является то, что время жизни как длительный процесс настоящего времени исполнен тревожного ожидания неблагоприятных перемен и будущей неопределённости, о чем свидетельствуют 2/3 её произведений. В остальных стихотворениях наблюдается уход от действительности в глубокое прошлое, выраженный в библейском и мифологическом наполнении. Авторское состояние демонстрирует одиночество и неопределённость, оторванность от Родины и духовный вакуум. Новизна работы заключается в обозначении и раскрытии своеобразия хронотопических характеристик оппозиции «жизнь-смерть» в лирике М.И. Цветаевой берлинского периода эмиграции.

поэтический берлинский цветаева жизнь смерть пространство время



СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Специфика поэтического мира М.И. Цветаевой берлинского периода: время и пространство, жизнь и смерть

ГЛАВА 2. Оппозиция «жизнь-смерть» в лирической книге «После России» М.И. Цветаевой: лексико-семантическое своеобразие пространственно-временных характеристик

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ



ВВЕДЕНИЕ

Творчество М.И. Цветаевой (1892-1941) условно можно разделить на три основных периода: «Россия», «Чужбина», «Возвращение» (А.А. Саакянц). Лирика М.И. Цветаевой 1922-1939 годов стала частью литературного наследия русского зарубежья. Оказавшись за пределами России, Цветаева пополнила число писателей-эмигрантов, писавших о жизни людей, в одночасье ставших людьми без Родины. Их жизнь, быт, духовно-нравственные проблемы, душевное и эмоциональное состояние, собственные скитания поэта находили отражение в её лирике эмигрантского периода. Германия, Чехословакия, Франция: куда бы ни забрасывала судьба, какие бы испытания она не посылала - поэтическое творчество и вдохновение служили для Цветаевой спасением и способом преодоления трудностей.

Работа посвящена берлинскому периоду творчества Цветаевой, длившемуся одиннадцать недель (с 15 мая 1922 года по 31 июля 1922 года).

Актуальность исследования обусловлена соответствием его тематики и проблематики одному из ведущих направлений современной литературоведческой науки, изучающей историко-литературный и духовно-культурный феномен литературы русского зарубежья, вызвана необходимостью рассмотрения уникальной лирической книги Цветаевой «После России» (Париж, 1928) малоизученного берлинского периода.

Важно заметить, что существующие аналитические работы, посвящённые берлинскому периоду, содержат противоречивые интерпретации художественных текстов, что не способствует объективному восприятию и пониманию эмигрантского творческого наследия Цветаевой (см: Е. Айзенштейн (2000), Т. Геворкян (2012), Г. Дюсенбаева (2005), В. Макашева (2006), И. Шевеленко (2002)).

Споры между почитателями таланта Цветаевой и их оппонентами велись всегда не только в России, но и за рубежом. Писатели, литературоведы и критики русского зарубежья по-разному относились к её творчеству. Г. Адамович, Б. Зайцев, К. Бальмонт, Н. Берберова, Н. Еленев, М. Слоним, И. Одоевцева (см: Воспоминания о Марине Цветаевой, 1992); И. Эренбург (1956); Ф. Степун (2002); В. Вейдле (1973); Р. Гуль (2001) - их оценки, выносимые цветаевской лирике, противоречивы и неоднозначны, что свидетельствует лишь об огромном интересе к творчеству М. Цветаевой.

Современное цветаеведение (как отечественное, так и зарубежное) включает множество научных трудов. Среди них работы А.А. Саакянц (1999, 2002), В.А. Швейцер (1992, 2009), И.В. Кудровой (1991, 1997, 1999, 2003) Р. Войтеховича (2008), Л.В. Зубовой (1987, 1989, 1999), В.А. Масловой (2000, 2004), Д.А. Салимовой (2005, 2008, 2009), А. Труайя (2001). Интерес к исследованию творческого наследия поэта постоянно сохраняется и поддерживается. Об этом можно судить также по количеству статей, диссертационных работ, посвящённых разным аспектам исследования творчества М.И. Цветаевой. Нельзя утверждать, что исследователи не уделяли внимания цветаевской лирике зарубежного периода, однако до сих пор нет целостного представления об эмоциональной и эстетической составляющей произведений этого времени.

Материалом исследования стали лирические произведения М.И. Цветаевой книги «После России».

Объект исследования - художественная структура лирической книги М.И. Цветаевой «После России» (берлинский период); предмет - оппозиция «жизнь-смерть» в хронотопе зарубежной лирики поэта.

Цель дипломной работы состоит в рассмотрении пространственно-временных характеристик оппозиции «жизнь-смерть» в лирике М.И.Цветаевой периода эмиграции (берлинский период).

В связи с этим были поставлены следующие задачи:

· проанализировать раздел «Тетрадка первая» (подраздел «1922 Берлин») книги «После России» М.И. Цветаевой с точки зрения хоронотопа оппозиции «жизнь-смерть»;

· выявить специфику художественных образов пространства и времени в произведениях поэта берлинского периода;

· обозначить художественные составляющие пространственно-временных образов, их семантическую сочетаемость и взаимозаменяемость в процессе авторского восприятия смысловой оппозиции «жизнь-смерть»;

· осуществить систематизацию особенностей пространственно-временных характеристик оппозиции «жизнь-смерть» в стихотворениях Цветаевой.

Основная задача данного исследования - показать, как реализация потенциальных возможностей языка позволяет автору выразить «суть вещей», не нарушая данным вмешательством целостности художественного произведения. Так как данная работа предполагает затрагивание, в той или иной степени, фонетических, морфемных, грамматических, стилистических уровней функционирования языковых единиц, необходимо подчеркнуть, что все аспекты анализа служат смысловой интерпретации текста и выявлению особенностей пространственно-временных характеристик оппозиции «жизнь-смерть» в отдельно взятый период творчества М.И. Цветаевой.

Новизна работы заключается в обозначении и раскрытии своеобразия хронотопических характеристик оппозиции «жизнь-смерть» в лирике М.И. Цветаевой берлинского периода эмиграции.

В данной работе используются следующие методы: текстологический, семантического анализа, сравнительно-типологический, структурно-поэтический, биографический, интерпретации художественного текста.

Структура работы включает в себя Введение, две главы («Специфика поэтического мира М.И. Цветаевой берлинского периода: время и пространство, жизнь и смерть»; «Оппозиция «жизнь-смерть» в лирической книге «После России» М.И. Цветаевой: лексико-семантическое своеобразие пространственно-временных характеристик», Заключение, Список использованных источников, состоящий из 80 наименований.

Практическая значимость: полученные результаты работы могут быть использованы в практике вузовского преподавания литературы, в спецкурсах и спецсеминарах по проблемам творчества М.И. Цветаевой, русской поэзии первой половины ХХ века, при создании комментариев к собранию зарубежной лирики писателя.

Апробация результатов исследования. Результаты настоящего исследования были опубликованы и получили положительную оценку на студенческой научной конференции ТГУ им. Г.Р. Державина (2015), а также на международной научной конференции «Славянский мир: духовные традиции и словесность» (Тамбов, 2015).



ГЛАВА 1. СПЕЦИФИКА ПОЭТИЧЕСКОГО МИРА М.И. ЦВЕТАЕВОЙ БЕРЛИНСКОГО ПЕРИОДА: ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО, ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

Разнообразны представления о времени: объективное (физическое), субъективное (психологическое), библейское, художественное, историческое, мифологическое, циклическое. Все они находят выражение в языке при помощи различных языковых уровней - морфологическом (временные морфемы), лексическом (слова с временным значением), синтаксическом (темпоральные конструкции). Взаимозамена и объединение пространства и времени (например: выражение «зима не за горами» может пониматься, как «скоро» и как «близко»), хронотоп воспринимаются в художественном произведении языковой реальностью. М.М. Бахтин использовал этот термин, указывая на его сюжетообразующую роль в художественном тексте и называя его формально-содержательной категорией. Утверждая неразрывность времени и пространства, более важную роль он отводил времени в отличие от Ю.М. Лотмана, для которого важнее было пространство.

В поэтическом языке М.И. Цветаевой отражаются и философские, и физические представления о времени. В частности, на её отношение к понятию настоящего времени, которое рассматривается русскими философами «как условность, ибо оно ментально: начало события уже отошло в прошлое, а его конец - в будущем; настоящее время - столь краткий миг, что его как бы нет вовсе, но, оказывается, что, кроме него, ничего нет». Как поэт Цветаева находится вне времени, погружаясь в иные глубины души, жизни. Из двух времён (возраст и вечность) она предпочитает формировать собственное время, спрессовывая его в слове.

Художественное пространство в произведениях живёт по своим законам: разворачивается, скручивается, рвётся - «представляет собой модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений», «одушевляется человеческим присутствием… прочитывается человеком». Такое представление пространства соответствует философской трактовке Лейбница: «нечто относительное, зависящее от находящихся в нём объектов, определяемое порядком сосуществования вещей».

В исследовании пространства существует несколько направлений, в одном из которых вся культура рассматривается как деятельность по организации пространства (см.: Флоренский П.А. (1993), Бахтин М.М. (1975), Лотман Ю.М. (1986)). В статье «Проблемы художественного пространства» Ю.М. Лотман отмечает, что оно может быть точечным, линеарным, плоским, объёмным, может иметь горизонтальную и вертикальную направленность.

В поэтических текстах Цветаевой есть и реальное географическое пространство (Москва, Россия), и замкнутое пространство (комната, дом), и есть ментальное пространство (параллельный мир), существующее в воображении поэта и не отражающее реальность. Её поэтическому пространству, чувственному (наглядному) и опосредованному (понятийному) присуща трансформация: внезапное появление и исчезновение, сжатие и растяжение, изменение пропорций. Одной из значимых форм пространства для Цветаевой является простор - свобода, открытость, бескрайность. Его отличие от трёхмерного пространства состоит в горизонтальности и безграничности. Это не просто пространство, а состояние души, сформировавшееся под влиянием бесконечных просторов - «равнинное мышление» русских людей, о котором писал А.Д. Шмелёв. Для Цветаевой простор - в безграничной свободе движения, в свободе выбора: земля или небо, огонь или вода, - в беспредельности восприятия.

Жизнь и смерть - понятия экзистенциально значимые для всех и каждого. Цветаева не является исключением. Поэтические образы жизни и смерти являются одними из основополагающих в её лирике.

Рассматривая специфику абстрактного имени «жизнь» в Толковом словаре русского языка С.И. Ожегова, можно распределить общий смысл его словообразовательного потенциала в соответствующие лексико-семантические группы: процесс жизнедеятельности живого существа (жизнь - долгий вдох), время от рождения до смерти (жизнь прожить - не поле перейти), деятельность общества и человека в тех или иных её проявлениях (жизнь кипит), восприятие жизни (жизнеощущение, жизнепонимание - внутреннее восприятие и мировоззрение). Основная идея лексико-семантических компонентов состоит в отражении языковыми средствами глубокого смысла жизни, в способности жизни наделить смыслом, силой, душой и гармонией существование человека (см.: Айтекова Ф.Х. (2015)). В основе лексико-семантических групп существуют разнообразные типы отношений: родовидовые, словообразовательные, синонимические и др. Лексический состав понятия «жизнь» в виде синонимических рядов может быть представлен существительными, глаголами, прилагательными, причастиями, словосочетаниями, фразеологическими сочетаниями аналитического типа, образными выражениями, пословицами и поговорками, фразеологизмами и устойчивыми сочетаниями.

Понятие жизни Цветаева передаёт с помощью знаковых, вещных, физиологических, природных признаков, реализуя их через авторские контекстуальные синонимы, оценочные эпитеты, предикаты, слова-символы. Важная роль в восприятии жизни и её мировоззрении отводится «духу» и «душе», как высшей мере вещей в плане морально-этических ценностей. Жизнь в художественных текстах М. Цветаевой всегда активна и действенна.

В словаре С.И. Ожегова слово «смерть» имеет следующие значения: 1. Прекращение жизнедеятельности организма. 2. перен. Конец, полное прекращение какой-н. деятельности. Политическая с. 3. в знач. сказ. и нареч. Очень, в высшей степени, очень много, ужас знач. прост.. Народу с. сколько! Функционально-семантические характеристики понятия «смерть» имеют, в основном, единую семантическую основу, исходящую из постулата: смерть многолика. Если говорить о смерти как чисто человеческом качестве, можно выделить смерть физическую (разрушение тела), биологическую (остановка жизненно важных функций организма), психическую (сумасшествие), социальную (уход из активной общественной и практической деятельности) (см.: Айтекова Ф.Х. (2015)). Смерть выражается различными языковыми средствами, но относится к определённой семантической зоне (например «естественная смерть», «духовная смерть»). Лексический состав понятия «смерть» в виде синонимических рядов может быть представлен существительными, глаголами, прилагательными, словосочетаниями, фразеологическими сочетаниями аналитического типа, образными выражениями, пословицами и поговорками, фразеологизмами и устойчивыми сочетаниями.

К смерти, как и к жизни, у М. Цветаевой было особое отношение (см. работы С. Ельницкой (1990), И. Шевеленко (2002)). Смерти подруг, матери, собратьев-поэтов находили отражение в лирике. Благодаря мистическому чувству связи с умершим, рождался разговор лирической героини с умершим поэтом, диалог умерших поэтов, рассуждения о собственной смерти. В творчестве её отношение к смерти менялось с течением жизни. Протест против смерти в начале жизни, позже - обыгрывание ситуации собственной смерти, в которой ещё нет трагизма и, наконец, в период глубокого одиночества - двадцатилетняя Цветаева, просящая смерть: «Дай умереть прожившей одиноко / Под музыку в толпе» (1913). Это говорит о том, что при внешней благополучности (того времени), её внутренняя жизнь всегда была драматична. Поэтому постепенно приходит она к безрадостному восприятию смерти, как безысходности и к бунту против забвения: «- Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!» (1920).

Всё время балансируя между язычеством и христианством, Цветаева двойственно (амбивалентно) относится к смерти. Желание уйти и страх исчезнуть находятся в постоянном равновесии так же, как страстное желание жить и неприятие этой жизни. Хочется ещё отметить, что подобно А.С. Пушкину, М.Ю. Лермонтову, О.Э. Мандельштаму, Б.Л. Пастернаку Цветаева предвидела собственную смерть. В письме А. Тесковой от 29 марта 1936 года, находясь в мучительных раздумьях по поводу возвращения в СССР, она писала: «Ещё ничего реального, но мне - для чувств - реального не надо. Чувствую, что моя жизнь переламывается пополам и что это её - последний конец».

В процессе исследования части стихотворных текстов, входящих в книгу М. Цветаевой «После России» было обнаружено некоторое несоответствие в интерпретации произведений и их отнесённости к подразумеваемым адресатам в книге Елены Айзенштейн «Сонаты без нот. Игры слов и смыслов в книге М. Цветаевой «После России»» (Ridero.ru. 2014). В частности, стихотворения «Думалось: будут легки…» и «Руки - и в круг…», написанные Цветаевой 9 июля 1922 года, представлены Е. Айзенштейн, как относящиеся к Б. Пастернаку, поскольку 7 июля Цветаева закончила статью «Световой ливень» (рецензию на книгу стихов «Сестра моя - жизнь» Б. Пастернака) и находилась под сильным впечатлением от его лирики.

Действительно, 8 июля 1922 года Цветаева пишет «Неподражаемо лжёт жизнь…», однозначно адресуя его Б. Пастернаку (текст в первоначальном варианте был обозначен Цветаевой, как «Слова на сон»). «Руки - и в круг…» - одно из восьми стихотворений, включённых Цветаевой в цикл «Земные приметы», посвящённый А.Г. Вишняку. Если рассматривать тексты, написанные 9 июля 1922 года даже без учёта этой информации, можно заметить отличия в эмоциональном содержании и смысловой наполненности стихотворений.

1. Думалось: будут легки

Дни - и бестрепетна смежность

Рук. - Взмахом руки,

Друг, остановимте нежность.

2. Руки - и в круг

Перепродаж и переуступок!

Только бы губ,

Только бы рук мне не перепутать!

Сразу можно заметить различие в настроении приведённых для сравнения строф. Руки, играющие важную роль в авторском поэтическом мировосприятии и фигурирующие в каждой из строф дважды, несут разный эмоциональный заряд: если в первом случае не оправдавшуюся «бестрепетную смежность рук» и «нежность» героиня предлагает «другу» остановить вместе («остановимте»), то, во втором случае, её руки служат способом существования в «круге перепродаж и переуступок», а страх окончательно потерять их в таком «круге» действительности приводит героиню в состояние резкого эмоционального напряжения, выраженного восклицательностью.

1. Не - поздно ещё!

В рас - светные щели

(Не - поздно!) - ещё

Нам птицы не пели.

2. Этих вот всех

Суетностей, от которых сна нет.

Руки воздев,

Друг, заклинаю свою же память!

Не певшие в «рассветные щели» птицы для лирической героини и её «друга», в первом случае, говорят о том, что не встречали они вместе рассвет и, таким образом, расставание не должно быть горьким, хотя особенность графического оформления (в книге есть авторская сноска: «Ударяется и отрывается первый слог. Помечено не везде.») отражает взволнованность и от того, что не поздно ещё расстаться, и от того, что не поздно ёще перерешить. Об этом «не - поздно», взятом в скобки, как процессе мыслительном и ещё не вполне оформившемся, говорит третья строка.

Круг «суетностей», включающий в себя, по-видимому, так же и рассветы, и бессонные ночи («сна нет») уже неприемлем героиней. Во втором случае, тоже есть обращение («друг»), но на смысловом уровне оно выполняет только роль обращения, поскольку героиня, «руки воздев», заклинает «свою же память», акцентируя этим, что от «друга» уже ничего не зависит.

1. Будь на - стороже!

Последняя ставка!

Нет, поздно уже

Друг, если до завтра!

2. Чтобы в стихах

(Свалочной яме моих Высочеств!)

Ты не зачах,

Ты не усох наподобье прочих.

В первом случае, обращаясь к другу с предостережением быть на стороже, героиня своим отрицанием («нет, поздно уже, если до завтра») вводит предполагаемый диалог, который мог бы происходить в это время, и её «нет» в этом случае звучит, как ответ на вопрос друга о возможности принятия другого решения. Голос героини усиливается, просительные интонации (при помощи знаков восклицания) уже меняются на почти уверенность и убеждённость.

Во втором сравниваемом примере, объяснение лирической героини несёт оформившееся, уже определившееся решение. Пространство жизни, состоящее из перепродаж, переуступок, суетностей - круговой замкнутости, дополняется ещё одной пространственной характеристикой - стихов героини, которые, на фоне уже имеющегося пространства, содержат признак объёма - глубину, а, следовательно, существуют в параллельном, бытийном измерении. Героиня отзывается о своих стихах, на первый взгляд, пренебрежительно («свалочная яма»), но следующие же слова («моих Высочеств») и знак восклицания позволяют ощутить горькую авторскую иронию: много было «Высочеств», но у всех - печальный итог. «Ты» и «не зачах», «не усох», «наподобье» в устах лирической героини звучат, скорее, с оттенком презрения. Это уже не «остановимте нежность», где «друг» и обращение на «Вы» равнозначны.

1. Земля да легка!

Друг, в самую сердь!

Не в наши лета

Откладывать смерть!

2. Чтобы в груди

(В тысячегрудой моей могиле

Братской!) - дожди

Тысячелетий тебя не мыли…

Стремлением героини уйти от действительности дышит вся четвёртая строфа стихотворения «Думалось: будут легки…». И в «земля да легка» слышится уже «да будет пухом», и в «не в наши лета откладывать» слышится уже «всему есть срок». Убеждённость восклицаний усиливает веру самой героини. Это уже не просьба, это яростный призыв, заклинание. Здесь лирическая героиня совсем не похожа на ту, которая ещё недавно заговором-забарматыванием пыталась опоясаться жимолостью и опушиться инеем. Крепнет голос поэта, и крепнет её убеждённость в том, что жизнь в творчестве не может существовать с жизнью в самой жизни - с её волнениями, страстями, беспокойством, бытом, а «нежность», уже воспринимаемая героиней как обоюдная, грозит новыми душевными потрясениями.

Возникающее в четвёртой строфе стихотворения «Руки - и в круг…» внутреннее, духовное пространство героини, замкнутое («в груди»), но такое объёмное, что может вместить в себя тысячи других пространств («тысячегрудое») и тысячи других времён («дожди тысячелетий»). То, что у автора её пространство - «могила», позволяет выявить авторскую ассоциацию с памятью, для которой попавшие туда, хоть и помнятся, - не имеют индивидуальных отличий. Это подтверждается «братской» - характеристика не только безымянности, но и равнозначности всех, находящихся в ней. Заклинание своей памяти и «чтобы дожди не мыли» говорит о желании героини сохранить «друга», явно имеющего в себе какую-то особенность.

1. Мёртвые - хоть - спят!

Только моим сна нет -

Снам! Взмахом лопат

Друг - остановимте память!

2. Тело меж тел,

- Ты, что мне прупадом был двухзвёздным!..

Чтоб не истлел

С надписью: не опознан.

Первая строка последней строфы стихотворения «Думалось: будут легки…» отличается пунктуационной разбивкой слов с помощью тире и знака восклицания, стоящего в конце. Такой авторский приём создаёт ощущение захлёбывающегося дыхания, когда во время энергичного разговора быстрота речи при перечислении веских доводов, важных причин вызывает эмоциональное утомление. Героиня выдохлась и устала: «Мёртвые - хоть - спят!». Последние её слова звучат уже как мольба. Обращаясь к герою на «Вы», она почти всё время называет его («друг»). Это создаёт атмосферу уважительного отношения героини к тому, кому предназначена её эмоциональная речь. Поэт понимает: если взмаха руки достаточно для того, чтобы остановить нежность, то, для того, чтобы остановить память, похоронить её - саму жизнь, одной руки недостаточно. Лопата здесь выглядит несколько прозаично, но достаточно практично, подтверждая авторскую убеждённость, что творческая смерть и смерть физическая для Цветаевой равнозначны.

В последней строфе стихотворения «Руки - и в круг…», в произносимом героиней «Тело меж тел,/ - Ты, что мне пропадом был двухзвёздным!» чувствуется такой эмоциональный накал, что создаётся ощущение видимости картины, которую представила Цветаева. В её восклицании всё: удивление, разочарование, досада, сожаление и… желание сохранить того, кто являлся и является до сих пор тем самым «пропадом». Героиня, заклиная память, просит сохранить друга, но уже схлынули, выплеснулись эмоции, и желание помнить о нём оформляется в ровную повествовательность, заканчивающуюся точкой.

Проведя анализ двух стихотворений, написанных в один день, и сопоставив полученные результаты, можно выявить существенные различия в плане содержания и плане выражения художественных текстов, позволяющих определить их разную адресную направленность. При одинаковом упоминании субъекта как «друга» различна форма обращения («Вы» и «ты»), они по-разному оформляются («друг», просьба и «память», заклинание). Различается и смысловое наполнение понятия «жизнь» («дни» и «круг перепродаж и переуступок», «суетности»). Отлично оценочное отношение к понятию «руки» («бестрепетна смежность рук», «взмахом руки» и «руки - и в круг перепродаж и переуступок», «руки воздев»). Ощутима также временная разница в отношениях лирической героини с субъектом («не поздно ещё», «ещё птицы не пели» и «пропадом был двухзвёздным»). Используются разные уровни лексики (нейтральная; высокая: «бестрепетна смежность», «сердь»; сниженная отсутствует и нейтральная; сниженная: «свалочной», «не зачах… не усох… не истлел»; высокая отсутствует). Различен эмоциональный накал, реализующийся с помощью знаков препинания, в частности, восклицательных знаков (11 и 6).

Биографический контекст, связанный с А.Г.Вишняком, содержит следующие факты: 15 мая 1922 года знакомство; с 17 июня по 9 июля 1922 года период написания писем к нему Цветаевой; 30 июня 1922 года в письме - заметное охлаждение к адресату; 9 июля 1922 года - дата написания стихов и последнего письма.

Биографический контекст, связанный с Б.Л.Пастернаком, таков: знакомство до эмиграции (близкого общения не было); 26 июня 1922 года Цветаева получила письмо от Пастернака (восторженное, благодаря знакомству с её творчеством из книги «Вёрсты»); 29 июня 1922 года Цветаева пишет ответ; 1 июля 1922 года она получает книгу Пастернака «Сестра моя - жизнь»; с 3 по 7 июля 1922 года Цветаева пишет статью-рецензию «Световой ливень», весь этот период (и берлинский - до конца) видит в Пастернаке единомышленника по стихотворчеству; 8 июля 1922 года поэт создает стихотворение с посвящением, которое изначально планировала оставить при опубликовании книги «После России». Опираясь на год рождения Пастернака (1890), логично предположить, что строки «Не в наши лета/Откладывать смерть» из стихотворения «Думалось: будут легки…» обращены к Б.Пастернаку, а не к А.Г.Вишняку, который был на пять лет моложе (1895).

Т. Геворкян указывает на ошибочность интерпретаций цветаевских текстов Е.Айзенштейн, данных в книге «Борису Пастернаку - навстречу!» (см.: Е.О.Айзенштейн (2000)): «Книга эта как попытка целостного прочтения «После России» настолько ниже критики, что о ней, вероятно, вообще не стоило бы здесь говорить, если бы она не была, кажется, вполне уже признанной частью современного цветаеведения. На неё ссылаются, в том числе и серьёзные авторы. При этом, правда, могут посетовать на то, что «её формулировки не всегда удачны <...> трактовки спорны» (Р. Войтехович), или похвалить книгу «за ряд важных и интересных наблюдений», «невзирая на натяжки в интерпретациях и излишнюю описательность» (И. Шевеленко)». Отсутствие единого мнения позволяет сделать вывод о трудности и многоплановости восприятия творчества Цветаевой, которая в письме Ю. Иваску, после прочтения его статьи о ней, говорила: «Прежде чем писать, нужно уметь читать».

ГЛАВА 2. ОППОЗИЦИЯ «ЖИЗНЬ-СМЕРТЬ» В ЛИРИЧЕСКОЙ КНИГЕ «ПОСЛЕ РОССИИ» М.И.ЦВЕТАЕВОЙ: ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫХ ХАРАКТЕРИСТИК

Данная глава посвящена исследованию художественных текстов берлинского периода, вошедших в книгу «После России». Прежде чем приступить к решению задачи, вынесенной в название главы, необходимо сделать несколько пояснений общего информационного содержания. Это представляется важным в работе, поскольку объясняет очерёдность расположения художественных текстов, используемых в исследовании.

Книга «После России» состоит из двух разделов: «Тетрадка первая» и «Тетрадь вторая». В каждый из разделов помещены материалы двух рабочих тетрадей М. Цветаевой. Это может говорить не о механической соотнесённости с рабочими тетрадями, а о композиционном построении, и тот факт, что стихи расположены в хронологическом порядке (указана точная дата, иногда нарушаемая ради цельности цикла или отдельного стихотворения), демонстрирует желание автора придать книге безыскусность лирического дневника, тщательно организованного и акцентированного невключением некоторых стихов. Тем значимее, на наш взгляд, для исследования творчества указанного периода сохранить авторскую хронологическую последовательность поэтических текстов.

В подраздел 1922 года вынесены две географические метки - «Берлин» и «Прага». Под метой «Берлин» (отдельной частью лирического дневника) даны стихотворения (21), которые были написаны в июне-июле 1922 года во время нахождения М. Цветаевой в Берлине. Соблюдение данной автором хронологии представляется важным в исследовании периода эмиграции, поскольку служит точкой отсчёта жизни после России. Почти единственный адресат берлинской лирики Цветаевой - А.Г. Вишняк, владелец русского издательства «Геликон», которое в 1923 году выпустило книгу Цветаевой «Ремесло». Недолгое, но сильное увлечение нашло отражение и в письмах Цветаевой, которые, переведя на французский язык, она безуспешно пыталась издать в тридцатые годы. В письме к А. Тесковой автор говорит о них, как о «цельной вещи, написанной жизнью». Накануне своего возвращения в Россию Цветаева переписала их черновые варианты в Сводные тетради - туда вносилось всё, что хотела сохранить поэт. Таким образом, можно предположить важность берлинской лирики как основополагающей всего творчества, созданного на чужбине. Несмотря на то, что Цветаева при издании книги «После России» сняла все «мужские» посвящения, необходимо помнить о структурной роли адресатов при понимании и толковании книги и о том, что «одно стихотворение помогает раскрыть внутренний смысл другого».

15 мая 1922 года, приехав с дочерью Алей в Берлин, Цветаева была радушно принята семьёй Эренбургов. В ожидании встречи с мужем, который находился в Праге, Цветаева в полной мере смогла окунуться в «русский Берлин», который встретил её хоть и не с русским гостеприимством, но с русским радушием. Сейчас трудно представить то состояние поэта, пережившего в России голод, холод, смерть младшей дочери, одиночество и оказавшегося в почти благополучной Германии. Неопределённая будущность держала Цветаеву в постоянном напряжении. Ослабить же его помогали новые знакомства и встречи, в частности, с А. Белым, который, прочитав её книгу «Разлука», написал статью, опубликованную в русской берлинской газете «Голос России» 21 мая 1922 года, называвшуюся «Поэтэсса-певица». Газета «Накануне» в тот же день сообщала: «Марина Цветаева приехала в Берлин» (см.: А.А. Саакянц (1999)). Кроме того, были и другие хвалебные статьи, были и другие знакомства: с М.Л. Слонимом, Р. Гулем, А. Вишняком («Геликоном») - владельцем русского издательства «Геликон».

Именно «Геликону» суждено будет тронуть воображение поэта и, таким образом, навсегда войти в мир цветаевской лирики, которая непрерывным потоком польётся через несколько недель. Пока же были знакомства, встречи, выступления, которые, трансформируясь в творческом воображении, приобретали очертания авторского состояния, характеризующегося отныне и навсегда словом «сиротство».

В первом же стихотворении берлинского цикла «Есть час на те слова…» жизнь обозначается номинативным называнием. Для наглядности и оптимального наблюдения над художественным «авторским видением» элементы текста, имеющие отношение к данному исследованию, сгруппированы и помещены в таблицу:

жизнь
время	пространство
Час	(Из ) слуховых глушизн ( Высокие права/ Выстукивает жизнь)
Неопределённое предыдущее время (предшествующее повествованию и присутствующее в повествовании как прошлое)	(От) плеча, (протиснутого лбом)
Ночь (по аналогии с видимым пространством)	(От) луча, (невидимого днём)
Ночь (по смысловой авторской аналогии)	(В напрасную) струну (Прах )- взмах( на простыню): (физическое выражение эмоционального состояния): Дань праху своему И страху своему
Час	Безземельных братств (жарких самоуправств) - авторская смысловая параллель «слуховых глушизн»
Час	Мировых сиротств (тишайших просьб) - авторская смысловая параллель «слуховых глушизн»

В процессе анализа, используя табличные данные, мы можем охарактеризовать границы времени и пространства, в которых происходит ощущение жизни лирической героини, передаваемое автором через физиологические, вещные, природные признаки.

В данном случае можно констатировать в жизни героини субъективное, условное время, характеризующееся цикличностью и прерывностью. Ночное время, которое конкретизируется автором определённым часом, говорит о появлении и наступлении некой временной «поры», как пограничного рубежа, имеющего сходную характеристику.

Образ пространства представлен совокупностью нескольких пространств, доминирующим среди которых является пространство «слуховых глушизн», тезисно заявленное в самом начале текста. Его множественность («глушизн») позволяет предположить, что испытываемое состояние присуще не только героине. Это находит подтверждение в «безземельных братств» и «мировых сиротств». Причём «безземельность» и «мировых», в данном случае, как минус и плюс, обнуляют пространство, исключая его явленность. Этому ещё способствуют «жарких самоуправств» и «тишайших просьб», которые подчёркивают наличие внутреннего (субъективного) пространства лирической героини, обнаруживаемого (как и «слуховых глушизн») через звуковое обозначение.

Пространство «луча» (вертикаль) и «струны» (горизонталь) подчёркивают малую внешнюю объёмность, подтверждаемую «плечом» и «простынёй», характеризующимися локальностью и ограниченностью.

Текст стихотворения «Лютая юдоль…», датированного следующим днём после предыдущего, логически продолжает осмысление перемен, происходящих в жизни Цветаевой. Переезд в Берлин, долгожданная встреча с мужем, новые знакомства, положительные рецензии на её творчество составляют многоплановую картину восприятия прошлого и будущего.

Выбор высокого стиля в повествовании подчёркивает смысловую важность проговариваемого. Обозначение жизни церковно-славянским словом «юдоль», имеющим широкий синонимический ряд (юдоль - (церк.-книжн., поэт. устар.), первонач. долина, а затем преимущ. в выражениях: земная юдоль, сия юдоль и т. п. - жизненный путь, жизнь, с её заботами и печалями. Жребий, участь (преимущ. тяжёлая, печальная)), говорит о том, что его авторское использование - не просто реакция на пережитое и происходящее, а осмысление жизни в философском её восприятии. «Лютая» (юдоль), беспощадная, жестокая - усиливает авторское негативное восприятие жизни. «Дольняя любовь», где прилагательное «дольняя» используется в значении «земная», попадая в один смысловой ряд с «юдолью», пунктуационно не объединена автором (стоит запятая, а не логически предполагаемое тире). Авторское оформление можно интерпретировать тем, что, стоящие рядом, сходные по смыслу, обыгранные звуковым сходством, «лютая юдоль» и «дольняя любовь» для Цветаевой неравнозначны, а даны ею в перечислении. Это предположение выглядит убедительно ещё и тем, что поэт, ритмически объединяя «лютая юдоль» с «руки: свет и соль», а «дольняя любовь» с «губы: смоль и кровь», даёт понятие любви как одно из составляющих жизни лирической героини.

Вторая строфа служит подтверждением данному предположению, поскольку последняя часть строфы («Так - о камень лбом - /Кто тебя любил?»), содержащая риторический вопрос и перефразированный оборот («биться лбом о стену» - делать всё возможное, отстаивать чьи-либо интересы), может непосредственно относиться к «лютой юдоли». Метафорический авторский окказионализм и олицетворение («Левогрудый гром / Лбом подслушан был») придают ощущению сердцебиения, монументальность и отстранённость, добавляя эмоциональному тексту оттенок философского рассуждения. Подтверждение такому предположению находим в следующей строке («Бог с замыслами! Бог с вымыслами!»), после которой следует описание жизни лирической героини как прошедшего периода, исчерпанного до конца. Обрывая этапные характеристики многоточием и восклицательно обращаясь к жизни («Милая ты жизнь!/ Жадная ещё!»), автор эмоционально передаёт удивление, восхищение и радость героини не от прошлой «лютой юдоли», которая композиционно заявлена в первой части текста, а от той, которая предстоит:

Ты запомни вжим

В правое плечо.

Щебеты во тьмах…

В этих словах - самое значимое, самое ценное, что в данный момент есть у героини. Нельзя не отметить «вжим /В правое плечо» как параллельное продолжение «плеча,/ Протиснутого лбом» («Есть час на те слова…») -действие, имеющее в авторском осмыслении важность и ценность восприятия его лирической героиней. Любопытно авторское использование слова «тьма». Отсутствие света, мрак, непроглядная ночь - все понятия несут отрицательную смысловую энергетику. Цветаева же, сочетая тьму со щебетами, вносит положительный смысл в значение слова «тьма». Здесь ночь у автора - приятное и спокойное время.

С птицами встаю!

Мой весёлый вмах

В летопись твою.

Строки, наполненные удивлением и радостью, позволяют предположить присутствие надежды в наступившем периоде жизни героини, хотя некоторая философская отстранённость от действительности продолжает наблюдаться. Доказательством может служить авторская смысловая иносказательность включённости лирической героини в жизнь как «вмах/ В летопись».

жизнь
время	пространство
Прошлое (из контекста: «Левогрудый гром Лбом подслушан был»)	Лютая юдоль; дольняя любовь,; (о) камень (лбом)
Прошлое (из контекста: «Бог с замыслами! Бог с вымыслами!», «выплеснута»)	Жаворонком; жимолостью; пригоршнями («выплеснута») с дикостями, тихостями, радугами, подкрадываньями, забарматываньями
Неопределённое настоящее (из контекста: «запомни»)	вжим (В правое плечо)
Настоящее, ночь (из контекста: «во тьмах»)	Щебеты (во тьмах)
Настоящее, утро (из контекста: «С птицами встаю!»)	Летопись (жизни)

Время, данное автором в тексте, состоит из двух уровней: прошлое - неопределённое по точке отсчёта, прерывистое, но длительное по протяжённости (перечень пространства) и настоящее - определённое по точке отсчёта (дата написания текста), но имеющее ограниченную длительность: ночь, утро (из контекста стихотворения).

Пространство прошлой жизни субъективное и абстрактное (в изображении), развёрнутое и объёмное. Пространство условно-настоящей длящейся жизни можно охарактеризовать как ограниченно-неопределённое, характеризующееся абстрактностью и условной объёмностью (вжим, тьмы, вмах, летопись).

«Дольнее чувство» стремительным, плодотворным потоком вливается в новую берлинскую жизнь автора. Душе Цветаевой в любых обстоятельствах было свойственно находиться на острие переживаний. Творческий потенциал будоражил, требовал выхода в беспокойстве, увлечённости, переживании - любви. Таким увлечением, творческим погружением в неизведанное, стало для Цветаевой знакомство с берлинским издателем А. Г. Вишняком. За недолгий период пребывания в Берлине Цветаева посвятит этому человеку цикл из восьми стихов, который назовёт «Земные приметы».

Каждое стихотворение служит своеобразным итогом их встреч, прогулок, разговоров, цветаевских писем. Цикл позволяет проследить борьбу, происходившую в сознании поэта, борьбу женского и поэтического начал. При подготовке к печати книги «После России», Цветаевой будут сняты все посвящения (указывается берлинский период лирики Цветаевой), названия она оставит лишь у двух стихотворений.

Удивляет авторская прозорливость, обнаруживающая себя в тексте «Так, в скудном труженичестве дней…»: «Забудешь… не бери… но может,.. и вспомнишь», позволяющая понять воспринимаемые лирической героиней отношения как начало конца. Четвёртая строфа несёт большую эмоциональную нагрузку. Кроме любовно-иронического обращения к герою, умоляюще-повелительной просьбы и здравицы в честь простоты предлагаемого решения, обращает на себя внимание авторская ассоциация героини с беженкой, что позволяет обнаружить вкрапление реальности в условную субъективность пространства. Реальность (помимо ассоциации с беженкой) опосредованно проявляется в использовании автором выражения («беспроволочный удар,/ Которому имя - даль»), которым Цветаева обозначает присутствие стихотворного дара, передающегося по голосовым проводам. Таким образом, даль - пространство распространения стихов. Подтверждением этого факта могут служить слова Цветаевой из статьи «Световой ливень», посвящённой творчеству Б.Пастернака: «<…> Два слова о проводах, несущих голос: о стихотворном его даре…».

Усиливая контрастность образов, автор ещё раз подчёркивает, что может вспомнить герой, усиливая тем самым и ответственность, выпавшую на долю избранника, и непомерную тяжесть этой ответственности. Любопытно эмоциональное наполнение существительного «щебеты». При авторском использовании в предыдущем стихотворении («Лютая юдоль…»), имея отношение к образу лирической героини, оно выступает в качестве положительной характеристики с синонимическим значением «разговоры». В данном тексте «щебеты», являясь признаком «вечных женственностей», контрастируют с образом героини и её мужественностью, дважды подчёркнутой автором («подруги мужественной», «мужественный рукав»).

жизнь
время	пространство
Неопределённое (не обозначенное)	дружественный хорей; суровости горький дар; лёгкой робостью скрытый жар; беспроволочный удар, которому имя - даль; все древности, кроме: дай и мой; все ревности, кроме земной; все верности; смертный бой
Условное настоящее (из контекста обращения: «неженка… сединой отцов: …не бери» - заклинание; «да здравствует» - провозглашение)	Отсутствие условно-реального пространства (из контекста: «беженки»)
Настоящее, длящееся и условно-будущее (из контекста: «может вспомнишь»)	Руку; рукав; уста; права; глаза; свет

Время жизни показано субъективным неопределённым, условным настоящим и условным будущим. «Левогрудый ков/ Немудрствующих концов» в эмоциональном плане передаёт одновременно горечь и авантюрность сложившейся ситуации в жизни героини - её ощущение вневремённости.

Пространство жизни субъективно-абстрактное, включающее в себя портретные и психологические характеристики лирической героини, дающие образ пространства, существующего в двух выражениях: условного, расширяющегося и объёмного («дар», «жар», «удар», «даль», «древности», «ревности», «верности», «бой» - в первой части стихотворения; «руку», «рукав», «уста», «права», «глаза», «свет» - в третьей части стихотворения) и условно-отсутствующего реального через ситуативную характеристику лирической героини («беженки») во второй части стихотворения.

День написания стихотворения «Ночные шепота: шелка…» (17 июня 1922 года) знаменателен началом переписки Цветаевой с Вишняком («Геликоном»). Переписки, можно сказать, условной, поскольку писала только сама Цветаева, что нисколько не умаляет значимости написанного, а служит дополнением к её психологическому (и не только) состоянию в исследуемый период.

«Шепота» в тексте, в авторском смысловом изображении - это не разговор без участия голосовых связок в привычном представлении и понимании, а шум, производимый рукой, материей. Здесь нет «щебетов во тьмах» в мысленном общении с жизнью («Лютая юдоль…»), есть сомкнутые, напряжённые уста и «стиснутые челюсти» во время сведения «счетов ревностей», во время психологической эмоциональной вспышки («вспых всех древностей»). Особую значимость и напряжённость изображаемому процессу придают авторское графическое оформление, при котором значимые слова располагаются обособленно, занимая отдельную строку, и пунктуационный приём (многоточие, тире), создающий интонационную паузу, усиливая значимость отдельных элементов текста.

жизнь
время	пространство
Ночь (из контекста: «ночные»)	Шелка; рука; уста
Предыдущий день (из контекста: «дневных»)	Ревностей; древностей
Ночь (продолжение)	Счета (ревностей); вспых (древностей); (стих) спор (в шелесте); лист; стекло
Утро (из контекста: «первой птицы свист», «рассвет»)	Птицы свист; вздох; вздрог (плеча); ничто; тщета; конец; суета сует; меч: рассвет

В структуре повествования время и пространство имеет несколько опорных пересекающихся и объединяющихся моментов. Многоплановость и длительность ночного времени подчёркивается вкраплением переживания дневных впечатлений и перетеканием его в утро («первой птицы свист», «рассвет»).

Многоплановость и расширение пространства передаётся через «шелка» и «лист в стекло» - пространство комнаты, помещения и через «птицы свист» и «меч: рассвет» - выход за пределы помещения. Пространственные образы не противопоставляются в тексте, поскольку невозможно с уверенностью говорить о том, что лирическая героиня сначала находилась в помещении, а затем - вне его пределов. Рассвет мог наблюдаться из-за «стекла».

Непосредственно к пространству и времени относятся две последних строки текста («И в эту суету сует/ Сей меч: рассвет»), которые, на основании психологической характеристики героини, позволяют рассматривать их многозначно и широко. Выражение «суета сует», пришедшее в языковой обиход из Библии в значении: тщетное, ничтожное, бесполезное, не представляющее истинной ценности (первоначально трактующееся как всё земное, в отличие от небесного, божественного) в данном контексте может означать и бесполезность предпринятых героиней усилий в попытке разобраться в своих поступках, и земную жизнь как таковую. «Сей меч: рассвет» также может иметь двоякое толкование. Во-первых, его стремительное наступление (с быстротой меча) создаёт точку пересечения с образом времени. Во-вторых, с помощью метафоризации, на мифопоэтическом уровне смысловая значимость рассвета приобретает значение некоего рубежа в пространстве и времени лирической героини, возникающего в кризисный момент жизни.

Ищи себе доверчивых подруг,

Не выправивших чуда на число.

Этими словами лирическая героиня продолжает общение с героем. Обращает на себя внимание фраза «…Не выправивших чудо на число…». Она отсылает читателя к авторскому мировосприятию, взятому в философском контексте (в основе построения цветаевского поэтического мира лежит идея «двоемирия» (см.: С. Ельницкая (1990)), восходящая к учению Платона) и к пушкинскому «Моцарт и Сальери» («…Ремесло поставил я подножием искусству; Я сделался ремесленник… Поверил я алгеброй гармонию…»). Таким образом, лирическая героиня сообщает читателю, что не причисляет себя к сообществу «доверчивых подруг». Это подтверждается окончанием строфы:

Я знаю, что Венера - дело рук,

Ремесленник - и знаю ремесло.

Можно предположить, что героиня решительно и определённо записывает себя в ряды добросовестных ремесленников в искусстве. Следующая строфа объясняет, в чём состоит знание ремесла:

От высокоторжественных немот

До полного попрания души:

Всю лестницу божественную - от:

Дыхание моё - до: не дыши!

Теперь можно наблюдать явное противопоставление с предыдущим утверждением героини. Ремеслу как добротности, обыденности и надёжности не могут быть присущи переживаемые ощущения. Автор использует высокостилевую лексику в передаче знания ремесла, подчёркивая тем самым значительность и уникальность осуществляемого действа. Более того, обозначая ремесло «божественной лестницей», Цветаева объясняет существование на ней героини «дыханием», что никак не согласуется с добротным, но рациональным и сухим ремесленничеством. Авторская экспрессия, значимость приводимого объяснения видна и в знаках препинания: тире, двоеточия и знак восклицания дают почувствовать, насколько важны передаваемые ощущения.

Поскольку жизнь героини на ассоциативном уровне связывается с деятельностью («ремесло»), также можно представить пространственно-временную таблицу исследуемого текста:

жизнь
время	пространство
Условное, длящееся (из контекста: «ищи», «знаю»)	число; Венера; ремесло; лестница божественная (высокоторжественные немоты - дыхание, попрание души - не дыши)

Анализ исследуемых данных позволяет представить художественное время субъективным, условным длящимся единством. С пространством его связывает абстрактная неоднородность предметно-событийного наполнения. Для изображения объёмного художественного пространства автор использует его мифопоэтическое представление. В данном случае это образ пути по вертикали («божественная лестница»), воплощающий движение и поиск в границах, объединяющих «своё» («число»-«Венера», «знаю ремесло», «дыхание моё», «не дыши») и «чужое» («чудо», «высокоторжественные немоты», «попрание души») пространства. Таким образом, субъективное пространство приобретает объёмность и неограниченность.

С повелительного обращения лирической героини начинается монолог «Помни закон…», имеющий отношение, судя по контексту, как к самой героине, так и к предполагаемому адресату. Хотя прямого посвящения у стихотворения нет, в пользу его предполагаемости говорят строки из цветаевского письма А.Вишняку, датированного тем же днём (20 июня 1922 года): «<…> Какое бесправье - земная жизнь! Какое сиротство!<…>». Две первых строки: «Помни закон: Здесь не владей!» опосредованно перекликаются со строками «Все древности, кроме: дай и мой, Все ревности, кроме той, земной» из написанного пятью днями ранее стихотворения «Так, в скудном труженичестве дней…», дающими психологический портрет лирической героини. Чётко прослеживается смысловая связь: «дай и мой» - «не владей» и «земной» - «здесь».

...