Генезис, специфика и типология ингушских сказок

Ингуши до ХХ века не имели своей письменности, но высоко ценили искусство устного слова, знатоков фольклора. Сказитель пользовался особым уважением.

Даже такой страшный персонаж, как сармак, задает героям вопросы: умеют ли они петь песни и сказывать сказки? Старшие братья не умели, за что и были проглочены сармаком, а младший же рассказал свою небылицу. Этим он и побеждает змея («Как обманули сармака»). А в другой сказке герой окаменел из-за того, что не рассказал сказку («Наказание тому, кто не расскажет сказку»).

Можно утверждать, что сказка играла огромную роль в жизни ингушского народа. Сказочник рассказывал в них о жизни, о горе и радости своего народа, о пережитых муках, тяжелом и непосильном труде, о ненависти к своим угнетателям, о борьбе с чужеземными врагами.

О дореволюционных носителях ингушского устного творчества имеется очень скудная информация. Некоторые сведения содержатся лишь в работах Б.К.Далгата. Но и по настоящее время в этом плане сделано немного. Мало собрано материала о самих ингушских сказочниках. Собиратели фольклора занимались этим чрезвычайно важным делом неумело и небрежно. В лучшем случае под текстом проставлялась фамилия собирателя и редко указывались место и время записи, а имя сказителя, как правило, отсутствовало. Данные о сказителях, об обстановке и условиях бытования сказки и другие сведения, необходимые для изучения устного творчества ингушей, не указывались. А именно такая информация вносит ясность в вопрос о происхождении того или иного сказочного сюжета, дает более четкое представление о той среде, где возникла сказка, раскрывает ее идейную сущность.

Известно, что сказывание сказки есть прежде всего искусство, особое мастерство, доступное художникам поэтического слова, особо даровитым и способным к этому людям.

Ингушские сказители не похожи друг на друга. Глубоко прав М. Азадовский, который писал, что среди них, как и среди сказителей других народов, есть, богато одаренные и поэтические натуры - с огромной творческой изобретательностью, и сказочники-передатчики, почти совершенно лишенные творческого воображения или очень скудно им одаренные, есть сказители со склонностью к фантастике, любовно и внимательно задерживающиеся на описании волшебных и чудесных явлений и предметов, и есть сказители, для которых на первом плане - описание бытовых подробностей повседневной жизни. Наконец, есть сказители с большой любовью к шуткам, к балагурству, которые превращают в легкомысленный анекдот самую серьезную сказку. Бывают сказочники-шутники, которые даже обыкновенные события умеют передавать в забавной комической форме, придумывая смешные детали или же высмеивая своих знакомых, приписывая им различные поступки и приключения. Иногда такие рассказы подхватывали другие и рассказывали как смешные истории.

Различается также и объем сказочного репертуара. Есть знатоки сказочного эпоса, репертуар которых включает десятки прекрасных произведений народного творчества. Среднюю группу составляют сказители, запас которых составляет десять-пятнадцать сказаний и сказок. Большинство же сказителей хранят в памяти до пяти сюжетов устного народного творчества. Каждый ингушский исполнитель своеобразно излагает события, по-своему использует художественные детали, наполняет сказочный сюжет известными ему жизненными фактами, своеобразно, в зависимости от глубины своих познаний, использует весь художественный арсенал богатства ингушского языка. И среди ингушей имеются прекрасные рассказчики с сильным воображением, вносящие в широко известный сюжет новые детали или ситуации, бывают сказители, владеющие яркой, образной речью. Иногда давно знакомую слушателям сказку такой мастер-рассказчик обогащает новыми вариациями, и она становится более занимательным, как бы новым сюжетом.

Искусные сказители вносят что-то свое, новое не только в художественную форму различных сюжетов, но и отчасти в их идейное содержание.

Многие такие сюжеты дают ценнейший материал для изучения истории, экономики и быта ингушского народа на различных этапах его исторического и культурного развития и свидетельствуют о богатой культуре данного этноса, о народной мудрости.

В самых различных районах Ингушетии десятки сказителей хранят сказочный эпос своего народа в своем первозданном виде.

Сказки в прошлом и в настоящее время бытовали и бытуют не в какой-то отдельно взятой среде, а охватывают все слои общества и выполняют различные функции - эстетическую, дидактическую, этическую.

Различные жанры сказок имеют свою аудиторию. Так, волшебные сказки пользуются любовью у стариков и пожилых женщин, сказки о животных с удовольствием слушают дети, бытовые сказки популярны среди мужчин и женщин молодого и среднего возраста.

В горных селениях в основном бытуют героические сказания, волшебные сказки и сказки о животных. В селениях, расположенных в равнинных местах, распространены преимущественно бытовые сказки и анекдоты. Исполнителями легенд, преданий, нартских сказаний являются мужчины, а сказок о животных и волшебных - в основном, женщины.

В сказках мы находим много бытовых деталей, они дают богатый локализованный бытовой материал. Локализация не есть только географическое приурочивание. М.Азадовский отмечал, что локальное приурочивание гораздо шире. Оно захватывает и включает в себя всю местную, социально-бытовую обстановку.

Учитывая огромную роль личности в фольклоре, нам предстояло отыскать в народной среде выдающихся знатоков ингушского фольклора, проследить, как они относятся к своему искусству, как данный сказитель исполняет произведения в пределах определенной поэтической системы, созданной коллективом, и что нового он вносит от себя, учитывая и то, что каждый вновь рассказанный вариант сказки - это, по-существу, новое произведение, ибо каждый вариант имеет свою особую тенденцию, характерную для определенного сказителя, и он отражает мысли и чувства определенной среды. Работа в этой области показала, что среди ингушей есть замечательные исполнители песен, плачей, преданий, сказок.

Произведения фольклора, как правило, рассказываются на ингушском языке. Но есть и двуязычные сказочники со смешанным репертуаром. Это, естественно, результат культурных контактов между народами. Двуязычные сказочники есть у многих этносов.

Мы в своей работе приводим имена наиболее одаренных ингушских сказочников, характеризуем их индивидуальные особенности. Среди них Цуров Орцхо, по прозвищу Куни, Никмурзиев Гинардка, Цечоев Ага, Муталиев Овдарх.

В диссертации отмечаются особенности исполнения и репертуара женщин-сказочниц.

Н.Е. Онучков по этому поводу писал, что П.Н.Рыбников утверждает: у женщин есть свои «бабьи» старины, которые поются ими с особой любовью, а мужчинами не так-то охотно. Справедливость этого высказывания подтвердил и Гильфердинг в отношении Заонежья. Он замечает, что нет чисто женских сказок, исключая разве чисто детских и сказок из животного мира, тоже особенно любимых детьми, которых женщины знают по преимуществу. Но, рассказывая всякую сказку, женщина невольно отражает в ней то, что ее особенно интересует, все, что касается быта ее жизни. Женщина-сказочница, рассказывая сказку, между прочим, всегда обстоятельно и с особой любовью описывает хорошо известный ей быт и жизнь женщины.

В этом отношении не являются исключением и ингушские сказочницы. В диссертации приводятся некоторые из них, чьи репертуары представляют особый интерес. Это Осканова Кабрат, Льянова Миновси, Оздоева Зугу, Ахильгова Байсари. В работе подробно рассматриваются репертуары названных сказочниц, их характеристика, манера исполнения. Называются также имена некоторых одаренных ингушских сказочников из архива рано ушедшего из жизни исследователя ингушского фольклора А.О.Мальсагова.

Глава завершается выводами по вопросам бытования ингушских сказок и их носителей.

В пятой главе «Сказка во взаимосвязях с другими жанрами фольклора ингушей» прослеживается взаимосвязь сказки с другими жанрами фольклора.

Проблемы межжанровых взаимосвязей в фольклоре разных народов изучены достаточно хорошо. В ингушских же исследованиях о фольклоре эти проблемы, можно сказать, лишь обозначены, поэтому нами предпринята попытка, в какой-то мере, восполнить этот пробел. Доминирующее место отводится связям сказки с нартским эпосом ингушей, с афористическими и другими жанрами. Рассматриваются также связи сказки с мифом.

Миф имеет свои специфические черты - это прежде всего рассказ о богах, а не о людях. В нем отражена вера в подлинность описываемых событий и сконцентрировано внимание на религиозном объяснении явлений природы. Передача и восприятие мифа характерны как воспоминание о прошлом. И все-таки миф в некоторой степени сродни сказке.

В сказке тоже часто встречаются следы религиозно-магической функции: фигурируют различные духи, видны всевозможные олицетворения природных сил, отражаются первобытные обряды. Говоря о взаимопроникновении сюжетов сказок и мифов, Е.М.Мелетинский справедливо отмечает, что, с одной стороны, мифологические концепции в той или иной мере пронизывают все жанры первобытного фольклора, а с другой стороны, классические религиозные мифы и легенды так же, как и настоящие художественные сказки, относятся к более позднему времени, уже к периоду разложения первобытного строя.

Сказочные мотивы присутствуют и в мифологических сказаниях. Таковы закавказские мифы о прикованных богоборцах - Амирани, Абрскиле, Мгере. Е. М. Мелетинский писал далее, что эти прикованные титаны, как давно доказано, сродни Прометею, причем не только типологически: они связаны нитями культурно-исторического взаимодействия. Однако мотивы «культурных подвигов» в них в значительной мере оттеснены эпизодами богатырской борьбы с великанами и т.п.».

В.М.Жирмунский также показал, что героический эпос тюрко-монгольских народов развивался в основном на традиции богатырской сказки. Проблемам взаимоотношения сказок с другими жанрами, особенно героическим эпосом, посвящено много работ таких видных ученых-фольклористов, как В.М.Жирмунский¹ Жирмунский В.М. Сказание об Альпамыше и богатырская сказка. М., ИВЛ, 1960; Его же. Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса. М., 1958. , А.М.Астахова, В.П.Аникин, А.Ф.Анисимов, Б.О.Долгих и др.

Если, исследуя данную проблему, говорить об ингушском фольклоре, наиболее ярко выраженной нам представляется связь ингушских сказок с нартским героическим эпосом. Прежде чем затронуть эту проблему, нами предпринята попытка внести ясность в вопрос об отличительной особенности эпоса ингушей.

Ученые-кавказоведы, касаясь нартского эпоса ингушей, ссылаясь на заметку Ч. Ахриева «Несколько слов о героях в ингушских сказаниях» отмечали как отличительную особенность эпоса ингушей то, что в нем присутствуют два типа героев: нарты и орхустоицы. В I970 г. в кандидатской диссертации, а позднее в монографии «Нарт-орстхойский эпос вайнахов» ингушский исследователь эпоса А.О.Мальсагов писал, что суждения Ч. Ахриева ошибочны, попытался доказать, что нарт-орстхойцы являются одной этнической группой, что это единый тип героев. Вместе с тем в вышеназванной работе Ч.Ахриев писал, что во всех ингушских сказках и песнях героями являются нярты и орхустойцы с противоположными характерами. Первых изображают как людей в высшей степени добрых и нравственных, а потому не удивительно, что слово нярт сделалось между ингушами нарицательным именем. Эту же мысль подтверждает известный ингушский фольклорист профессор И.А.Дахкильгов, который отмечает, что нярты в народной памяти остались рыцарями, защитниками слабых, поэтому они постоянно вели борьбу с орхустойцами, являющимися в народных сказаниях как люди злые, коварные, завистливые.

Профессор И.А. Дахкильгов вносит ясность в этот вопрос, отмечая, что термин «нарт-орстхойцы» в корне неверен. «Нарт» - это эпический герой, а «орстхо» - этническое название, т.е. это совершенно разные понятия. Он писал далее, что в памяти народа, нарты являются рыцарями, защитниками слабых, почему они и ведут беспрерывную борьбу с орстхойцами.

Тяжелая историческая судьба орстхойцев фольклористами еще детально не изучена. Но в данном случае, следуя Ч. Ахриеву, эпос должен просто и ясно именоваться «нартским». Мы также считаем, что данная версия наиболее верная и дальнейшее исследование должно вестись исходя из неё.

Даже при самом поверхностном изучении эпоса и сказок, особенно волшебных, наиболее схожих с эпосом, содержание которых носит героический характер, можно заметить между ними определенное сходство в некоторых мотивах и образах. В них фигурируют богатырские герои, умные говорящие кони, показана борьба эпических и сказочных героев с великанами, есть мотивы чудесного рождения, закаления и испытания героев, говорится о способности героев посещать потусторонний мир и возвращаться оттуда, и, наконец, типичен мотив героической смерти. Связь эпоса и сказки можно проследить и в вопросах поэтики, бытования обоих жанров и др.

В диссертации отмечается, что не только отдельные мотивы имеются и в нартском эпосе и в сказках, но в эпосе используются и целые сказочные эпизоды.

Широко распространен в эпосе и особенно в волшебных сказках ингушей, отмеченный нами выше, мотив чудесного рождения героя.

В мировом фольклоре имеется много работ, посвященных исследованию этого мотива Пропп В.Я. Мотив чудесного рождения // Ученые записки ЛГУ, 1941. Вып.12. С.67; Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов. Собр. соч. Спб, 1913. Т.2. Вып.1. С.58; Недельский Н. и Францев Ю. Миф о страдающем боге. М., 1934. С.44; Лафарг П. Миф о непорочном зачатии. Очерки по истории культуры. М.-Л., 1926. С. 183 и др.. В эпосе различных народов мира герой рождается от съеденного яблока, от солнечного света, от запаха цветов, от воды, от постороннего неодушевленного предмета, проникшего в тело женщины.

В нартском эпосе северокавказских горцев мотив непорочного зачатия носит оригинальные черты. В эпосе абхазов, осетин, адыгов, кабардинцев, ингушей, чеченцев, кумыков герой рождается из камня, оплодотворенного мужчиной. По осетинскому преданию нарт Сосруко родился оттого, что Уастырджи, увидев Сатану…, оплодотворил камень. Сатана узнала и стала считать месяцы, из камня вышел Сосруко. О рождении нарта Батраза рассказывают, что некий пастух, соблазнившись красотой недосягаемой для него Сатаны, пустил свое семя на камень, внутри которого развился зародыш - Батраз. У абхазов герой выдалбливается из камня, оплодотворенного пастухом Зартыжвом. У ингушей из камня родился предводитель нартов знаменитый Сеска-Солса. В записях XIX века имеется предание о том, что одна девушка доила коров, недалеко был синий камень. Один молодой человек, любивший ее, сел на этот камень, в камне образовался зародыш Сеска-Солса. Об этом знала святая женщина Сели Сата, она и взяла его оттуда. Аналогичный мотив имеется и о рождении Газдиевых (Базоркиных).

Интересные данные по этому вопросу приводит Н.С.Трубецкой при сравнительном изучении древнемалоазиатской культуры с кавказской. Автор проводит ингушские параллели с мифом, записанным Повзанием. Он рассказывал, что по преданию пессинунтийцев, Зевс во сне пролил свое семя на землю, из которого через некоторое время вышло демоническое существо Агдистис с мужским и женским половыми органами. Подобное предание встречаем и у Арнобия, который повествовал, что на фригийской границе был горный хребет Адолис. Там из камня произошла Кибела. Зевс долго домогался ее любви и, потерпев неудачу, пролил свое семя в скалу, которая родила ужасное двуполое существо Агдистис. С этим мифом автор сравнивает ингушские предания о рождении нарта Сеска-Солса и происхождении Газдиевых (Базоркиных).

Мотив чудесного рождения героя, как отмечалось, широко распространен и в ингушских сказках, особенно в волшебных. Например, «Даьна ца ваь ГIаьрпахь» (Гарпах, рожденный не от отца), «Кхо воша» (Три брата), «Над чем смеялась рыба» и др.

Мотив этот восходит к глубокой древности и, как указывают многие фольклористы и этнографы, мотив о чудесном рождении связан с представлениями о партеногенезе, то есть девственном зачатии, восходящем к эпохе матриархата.

Мотивы закаления, испытания, неуязвимости героя также широко распространены в эпосе и сказках различных народов мира. Многие неуязвимые эпические герои все-таки имели уязвимое место, но они хранили это в глубокой тайне. Например, у Зигфрида уязвимое место находилось между лопатками, а у Ахилла - в пятке. Герои потому и гибли, что эта тайна становилась известной.

В ингушском эпосе героя закаливают с раннего детства или даже с момента рождения, и первое его испытание связано с началом его жизни. В сказке герой предстает обычно сразу в отроческом или юношеском возрасте. В результате закалки в огне герой нартского эпоса Сосрыква приобретает огромную силу и становится неуязвимым. В нартском эпосе ингушей жена Сеска-Солса закаливает сына в железе.

Анализируя ингушские сюжеты эпоса и сказки, где отражены мотивы закаливания героев в огне, железе, мотив чудесной неуязвимости, мы вслед за другими исследователями приходим к выводу, что сказания о детстве и закалке эпического героя более позднего происхождения, ибо здесь главную роль играет железо.

Чудесному рождению героя в эпосе и сказке часто сопутствует чудесное появление его коня. В сказке его обычно дарит благодарный покойный отец, или конь выходит из морской пучины, или конь рождается от чудесной кобылицы. Добывание и укрощение коня является, пожалуй, одним из первых испытаний героя и эпоса, и сказки. Конь долго не поддается герою, но после укрощения становится его первым преданным помощником.

Ингушские легенды приписывают такому коню чудесную силу. Так, существует поверье среди жителей Галгайского общества, что однажды Сеска-Солса проезжал мимо аула Накиста и попросил у жителей напиться воды, но получил отказ. Тогда конь его, как бы по приказанию своего хозяина, ударил копытом в землю и из-под него хлынула вода и образовался колодец, который до сих пор носит название «Солса гIув» (Колодец Солсы).

В эпосе кабардинцев при описании смерти богатыря упоминается его верный конь. Он насыпает могильный холм над телом героя «В вырытую землю лег Сосруко, а затем его верный конь насыпал над его телом курган». В другой легенде такая же деталь «Конь ударом копыт выбил землю, которая засыпала тело богатыря».

Сходный мотив есть и в ингушских сказках. В сказке «ГIанахь вайна гIанпаччахь» (Царь, увиденный во сне) коварные спутники героя бросают его в глубокую яму и, забрав невесту и богатство, уходят. Верный конь бросает в яму землю, помогает герою выбраться.

Сюжеты, в которых особую роль играют чудесные кони - верные спутники героев, встречаются у многих народов мира. Они основаны, видимо, на древнейших мифологических представлениях.

В.М.Жирмунский считает, что образ коня как волшебного помощника героя сказки еще сохранил отдаленную связь с мифологическими представлениями о звере как о чудесном помощнике человека, основанными на древнейших тотемических верованиях.

Особенно популярен и в эпосе и в сказке мотив героической смерти.

Все сказания о некотором могущественном, но жестоком племени орстхойцев в конечном счете говорят об их героической смерти. Всюду они творили только зло, и в наказание за это Бог их истребил.

В сказке ингушей мотив героической смерти типологически сходен с подобными же сказочными мотивами других народов мира. Наибольшее распространение получили сказки, в которых смерть героя происходит из-за того, что он нарушил табу. Так, в уже отмеченной нами выше сказке о побратимах один из друзей узнает от духов судьбу другого. Однако тайна держится в строгом запрете, и кто об этом скажет, должен погибнуть. Друг спасает от гибели своего товарища, но под его давлением выдает тайну и сразу же окаменевает или превращается в родник, в холм.

В диссертации отмечается, что, если в эпосе герой гибнет единожды, то в сказке он может погибать много раз, но всегда оживает и затем живет счастливо. Анализ мотива героической смерти в ингушском нартском эпосе и сказке приводит к выводу, что в этом мотиве эпос и сказка обособлены друг от друга.

В диссертации рассматривается связь сказок и с другими жанрами, в частности, с героико-эпическими песнями, загадками, пословицами и поговорками. Мы приходим к выводу, что вполне возможно некоторое заимствование в жанрах отдельных образов, мотивов, сюжетов, художественно-изобразительных средств, но, видимо, прямого заимствования как основной причины сходства не было. Эпос, сказки, древние песни, загадки, пословицы, поговорки и т.д. восходят к первобытному фольклору доклассового общества, которому присущ синкретизм. Отголоском такого синкретизма, очевидно, являются те самые общие совпадения, которые отмечаются при сравнительном анализе разных жанров.

В заключении диссертации подведены итоги исследования.

Список использованной литературы состоит из двух разделов: источники и исследования по затронутым в диссертации проблемам и включает в себя 589 наименования.

По теме диссертации опубликованы следующие работы

I. Монографии:

1. Сказочный эпос ингушей. Нальчик: Изд. центр «Эль-фа», 2005. 207 с.

2. Вайнахские сказки о животных (Происхождение вымысла в сказочном эпосе вайнахов). ХГИК. Харьков, 1986 - 98 с.

3. Волшебные сказки вайнахов. ХГИК. Харьков, 1988. 101 с.

4. Социально-бытовые и новеллистические сказки вайнахов. ХГИК. Харьков, 1991. 54 с.

II. Учебно-методические пособия:

5. Программа по ингушской литературе для 4-11 кл. Грозный. Чеч.-Инг.кн.изд. 1974. 56 с.

6. Учебник-хрестоматия по ингушской литературе для 4-го кл. Грозный. Чеч.-Инг.кн.изд. 1975. 152 с.

7. Организация и некоторые формы самостоятельной работы студентов при изучении фольклора. ХГИК, 1981. 29 с.

8. Опыт подготовки и проведения семинарского занятия по фольклору в форме конференции. ХГИК. Харьков, 1990. 36 с.

9. Методика использования технических средств в преподавании фольклора и литературы в вузе. ХГИК, Харьков. 1993. 23 с.

10. Краткий русско-ингушский словарь-справочник общественно-экономических терминов. Назрань, 1998.-78 с.

11. Методические указания по фольклору и литературе в помощь абитуриентам. Саратов, 2000. 49 с.

12. Мифологические корни сказочного эпоса ингушей // Сб.научных трудов ИнгГУ. Магас, 2002. Вып. 1.- 94 с.

13. ГIалгIай багахбувцам (ингушский фольклор). Учебное пособие. Магас: Сердало. 2004. 24,5 п/л. 588 с.

14. Жизненный и творческий путь ингушских писателей Муталиева Х-Б. и Ведзижева А.А. (инг.яз.) Учебное пособие Гриф УМО по классич.унив.образованию. Сердало. 2006. 180 с.

III. Статьи:

15. Вопросы идеализации младшего сына в волшебных сказках ингушей // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Вып.4, ч.11. С.62-67.

16. Поэтические особенности сказочного эпоса ингушей (Сказки о животных) // Культурная жизнь Юга-России. 2008. № 1. С. 100-102.

17. Анимистические воззрения в фольклоре ингушей (эволюция образов) // Культурная жизнь Юга России. 2008. № 2. С. 79-83.

18. Поэтические особенности волшебных сказок ингушей // Вестник Санкт-Пе-тербургского университета. 2008. Вып. 3, ч.11.С.117-125.

19. Исторические корни образов социально-обездоленных героев в волшебных сказках ингушей // Культурная жизнь Юга России. 2009. № 2.

20. Генезис образов одиноких юношей-богатырей и недоступных дев-воительниц в волшебных сказках ингушей // Культурная жизнь Юга России 2009. № 3.

21. Волшебная сказка во взаимосвязях с другими жанрами фольклора ингушей // Вестник Адыгейского государственного университета. 2009. Вып. 2.

22. Сатирические сказки вайнахов // Утро гор. Грозный, 1970. № 2. С. 22.

23. Сказки вайнахов о друзьях-побратимах // Орга. Грозный, 1970. № 4. С. 9.

24. Дагестано-чечено-ингушские связи // Дружба. Махачкала, 1971. № 3. С. 6.

25. Тема труда в фольклоре вайнахов // Утро гор. Грозный, 1971. № 4. С. 4.

26. Фольклор в романе И.Базоркина «Из тьмы веков» // Орга. Грозный, 1971. № 3. С. 4.

27. Общественно-политические мотивы в вайнахском фольклоре // Орга № 2. Грозный, 1972. С. 5.

28. Взаимосвязь фольклорных жанров // Орга. Грозный, 1973. № 4. С. 3.

29. Древнейшие мифологические корни волшебной сказки вайнахов // Сб. научных трудов Башгосуниверситета «Фольклор народов РСФСР» Уфа, 1975. Вып. 1. С. 178-182.

30. Тема гражданской войны в народном творчестве ингушей // Ученые записки ИнгНИИ гуманитарных наук им. Ч. Ахриева. Магас, 2008. С. 77-94.

IV. Тезисы докладов:

31. Обычаи, нравы и традиции в фольклоре ингушей // Тезисы докладов II Международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». ПГЛУ, Пятигорск. 1998. 15-20 сентября. С.69-72.

32. Образы социально-обездоленных в волшебных сказках вайнахов // Тезисы региональной научно-практической конференции, посвященной 60-летию Чеченского государственного университета. Грозный, ЧГУ.1998. 11-12 октября. С. 29.

33. Вопросы бытования ингушских сказок и их носители // Тезисы докладов республиканской научной конференции «Современные подходы в исследовании проблем истории и языка ингушского народа». Магас. ИнгНИИ, 2002. 16 апреля. С. 27-31.

34. Поэтические особенности фольклора ингушей // Тезисы докладов научно-практической конференции «Вузовское образование в современных условиях». Магас. ИнгГУ, 2002. 25 апреля. С/ 36-40.

35. Плоды коллективизации (Коллективизация глазами М.Шолохова и других писателей народов РФ) // Материалы научно-практической конференции «Неподнятая целина М. Шолохова (К 100-летию со дня рождения М. Шолохова». Орджоникидзевская, 2005. С.7-13.

36. Тема депортации в творчестве С. Чахкиева // Материалы Всероссийской научной конференции «Литература народов Северного Кавказа в контексте Отечественной и мировой культуры». Майкоп. АГУ, 2006. 11-14 октября и другие.

37. Миф и сказка (по материалам сказочного эпоса ингушей) // Тезисы докладов Международной научной конференции «Наследие как система национальных ценностей: язык, культура, история». Махачкала, 2006. 4-5 мая.

38. Генезис мотивов идеализации младшего сына в волшебных сказках ингушей // Материалы У1 Международной научной конференции «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии». Майкоп, 2008. С.275-277.

39. Генезис института побратимства в волшебных сказках ингушей // Тезисы докладов Международной научной конференции « Единая Калмыкия в единой России; через века в будущее». Элиста, 2009, 13-18 сент.

Размещено на Allbest.ru