Творческий феномен В.В. Розанова и "новое религиозное сознание"

Во втором разделе главы -- «Батальон и Элеватор»: общественная тема и проект «другой литературы» в прозе 1910-х годов. Проблема модернизма В. В. Розанова» -- рассматривается не менее важная предпосылка и составная часть совокупного авторского замысла. Параллельно с меняющимся подходом к принципам художественно-публицистической деятельности не менее радикально изменяется мировоззренческая и «политическая» платформа Розанова -- именно в сторону резкого (нарочито резкого) усиления консервативного элемента. Это один из наиболее существенных «парадоксов» 1910-х гг.: выраженный консерватизм общественной позиции, сочетающийся (смыкающийся в едином текстовом пространстве) с художественным модернизмом. Идеологию, которой придерживался писатель в 1910-е гг., условно можно определить как некое «неославяновильство» или «неоконсерватизм», помноженные на сохраненный опыт «неохристианства» 900-х гг.: на финальной стадии творческого процесса Розанов вновь предпочел сознавать и утверждать себя в качестве национального писателя и мыслителя, но так и остался странно дистанцирован не только от традиционного консерватизма, но и практически от всей национальной культурной традиции. Таким образом, налицо идеологическое расширение и восполнение «сакральной» функциональности «священного писания». Более того, во всех без исключения творческих жестах 1910-х годов -- и «священных», и эмпирических, Розанов, как и в предыдущем «завороте» писательской судьбы (конец 90-х), радикально разрывает с якобы «своим лагерем» путем нахождения «болевых» точек в его миросозерцании и общественных установках.

Так, в противовес идеалу «новой религиозной общественности» Мережковского с сотоварищи он выдвигает в «Уединенном» и «Опавших листьях» совершенно противоположный этому тип «общественности»; вернее, эстетически созидает, конструирует свой идеал подлинно религиозной, «мистически углубленной» (самоуглубившейся) общественности; при этом мыслящий консервативный элемент в России берется за исходную точку отсчета и презентуется как социальная опора национального творчества во всех сферах жизни. И не случайно социальная тема и литературные производные от нее во всем массиве розановских «листьев» преобладают, существенно тесня тоже внутренне необходимую тему личную, интимную. Розанов, к тому же, движим осознанной потребностью внести натуральную «силу» в транслируемое консервативной (т. е. розановской) партией «положительное содержание». Но это парадоксально вынуждает писателя апеллировать к феноменам «нигилизма» 1860-х гг. и «декадентства» 1890--1900-х -- как источникам такой силы («побудить ветер может только ветер»). Тем не менее, подобный смысловой кульбит не был лишен известной последовательности, поскольку модернизм (не говоря уже о литературе 60-х гг.) имел для Розанова чисто операционный, а не «эссенциальный» смысл, функционально сводился к расчистке почвы для нового -- оригинального и самостоятельного -- национального творчества, провозвестником и основоположником которого и предполагал быть творец «другой литературы».

Сказанное логично подводит к оценке специфики розановского восприятия русской литературы и основных тенденций ее развития. Розанов вскрывает и радикально оспаривает магистральный нравственный и духовно-религиозный вектор русской литературы -- ее «идеальный», православно-христианский (условно говоря) характер, ценностную ориентацию на «смирный» (А. А. Григорьев) тип и на нравственно-религиозное «выпрямление», «воскресение» человека (либо на его гармоничное социальное обустройство «по новому штату»). Взамен предлагается качественно иной вариант художественного синтеза, где сохранялся бы и даже усиливался элемент национальный, но фактически устранялся христианский. «Прогностическая», «футуристическая» часть «историко-литературной» концепции Розанова, запечатленная в «Опавших листьях», -- яркое тому подтверждение. Согласно писателю, на смену литературе «милых идеалов» (первая половина XIX в.) и наследовавшей ей литературе «студента и проститутки» (1860--80-е гг.), преодолевая «метерлинковскую генерацию» или русское «декадентство», в соприкосновении с которыми обретается искомый более динамичный модус национального сознания, долженствовал прийти качественно новый этап литературной и жизненной эволюции -- «Батальон и Элеватор», утверждающий «волевые» и «трудовые» начала жизни и отражающий ее не в «обломовской» статике, а в «печоринской» динамике и в футурологическом измерении. Так понял свою писательскую задачу («преодоление литературы») сам Розанов, претворяя ее в «ткань» «другой литературы» -- «священной» литературы «дела». «Уединенное», «Опавшие листья» и вся последующая проза этого типа в данном смысле есть проект, модернистский по гносеолого-эстетическим предпосылкам и основам, консервативно-патриотический в плане занятой общественной позиции (и конкретного идеологического наполнения), противоположный по целевым установкам и прогнозируемым «итогам» всем имевшимся (и даже имевшим место быть впоследствии) направлениям и «линиям» развития русской литературы и потому явно маргинальный, никем всерьез не воспринятый, но с реализацией которого Розанов связывал будущее русского творчества.

В целом же органика прозы 1910-х гг., ее отличия от символистских образцов при очевидности типологических и художественных соответствий-перекличек, теоретическая вражда к модернизму, усиление консервативно-«славянофильского» элемента и т. п. позволяют расценивать данность («направление») позднего розановского творчества как онтологический модернизм.

По теме диссертации опубликованы следующие работы

Монографии:

1. Религия Дмитрия Мережковского: «Неохристианская» доктрина и ее художественное воплощение -- Липецк: ГУП «ИГ «ИНФОЛ», 2001. -- 224 с. (14 п.л.; 13,02 уч.-изд. л.).

2. В. В. Розанов: логика творческого становления (1880--1890-е годы). -- Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2006. -- 320 с. (20 п.л.; 21 уч.-изд. л.).

3. Творчество В. В. Розанова 1900--1910-х годов: феноменология религиозных и художественно-эстетических исканий. -- Липецк: ЛГПУ, 2007. -- 164 с. (10,1 п.л.).

Статьи и материалы конференций:

а) в журналах, в том числе в реферируемых ВАК МО РФ изданиях:

4. Психологизм В. В. Розанова // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. -- 2004. -- № 5. -- С. 59--69 (0,6 п.л.).

5. Модернизм В. В. Розанова // Филологические науки: [Научные доклады высшей школы]. -- 2004. -- № 6. -- С. 78--86 (0,5 п.л.).

6. «Совсем другая тема, другое направление, другая литература»: Творческие искания В. В. Розанова 1910-х годов // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер.: Литературоведение. Журналистика. -- 2003--2004. -- № 7--8. -- С. 49--58 (0,6 п.л.).

7. Метафизическая проза В. В. Розанова («Уединенное», «Опавшие листья»): идейно-композиционная организация // Вестник Московского государственного открытого педагогического университета им. М. А. Шолохова. Сер.: Филологические науки. -- 2004. -- № 1. -- С. 26--43 (1,2 п.л.).

8. Пророчество и провокация: «неохристианская» догматика и символистское «жизнетворчество» (некоторые типологические параллели) // Вестник Воронежского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. -- 2005. -- № 1. -- С. 222--237 (1 п.л).

б) в тематических сборниках:

9. Религиозно-философская концепция Д. С. Мережковского (функция «героев сладострастия») // Литературное произведение: Человек и мир: Межвуз. сб. науч. тр. -- Липецк, 1996. -- С. 54--61 (0,5 п.л.).

10. Идея андрогинизма в системе творчества Д. С. Мережковского // Проблемы эстетики и социологии: Сб. науч. работ. -- Липецк, 1996. -- С. 33--42 (0,6 п.л.).

11. Л. Толстой в литературно-философских концепциях И. Бунина и Дм. Мережковского («Освобождение Толстого» и «Л. Толстой и Достоевский. Жизнь. Творчество. Религия») // И. А. Бунин и русская культура XIX--XX веков: Тез. междунар. науч. конф. -- Воронеж, 1996. -- С. 21--24 (0,3 п.л.).

12. Д. С. Мережковский и Б. М. Эйхенбаум: два взгляда на задачи искусства // Эйхенбаумовские чтения: Тез. докл. междунар. науч. конф. -- Воронеж, 1996. -- С. 41--51 (0,2 п.л.).

13. «Субъективная критика» в системе теоретических и художественных исканий Д. С. Мережковского // Русская литературная критика серебряного века: Тез. докл. и сообщ. междунар. науч. конф. -- Новгород, 1996. -- С. 73--77 (0,3 п. л.).

14. К вопросу о характере структуры религиозно-философских идей Д. С. Мережковского // Русская классика: проблемы интерпретации: Тез. докл. и материалы науч.-практ. конф. -- Липецк, 1996. -- С. 35--37 (0,2 п.л.).

15. Д. С. Мережковский глазами современников // Традиции и поиски: Русская литература ХХ века: Сб. науч. статей. -- Воронеж, 1997. -- С. 110--120 (0,6 п.л.).

16. На перекрестках эстетического самосознания (К. Леонтьев. -- Д. Мережковский. -- И. Бунин) // И. А. Бунин: Диалог с миром: Межвуз. сб. -- Воронеж, 1999. -- С. 115--124 (0,6 п.л.).

17. Смысл творчества и проблема «андрогинного» статуса личности в романах Д. С. Мережковского // Русская литература и эстетика конца XIX -- начала XX в.: Проблема человека. -- Сб. I. -- Липецк, 1999. -- С. 25--48 (1,5 п.л.).

18. Пушкин и Л. Толстой в свете гностической концепции Д. С. Мережковского // Л. Н. Толстой и А. С. Пушкин: сопричастность идей, образов, судеб: Материалы XXV Междунар. Толстовских чтений. -- Тула, 1999. -- С. 199--206 (0,5 п.л.).

19. Картина мира А. Платонова: религиозно-философский аспект // Третьи Платоновские чтения: Тез. докл. междунар. науч. конф. -- Воронеж, 1999. -- С. 42--45 (0,2 п.л.).

20. Эстетизм и христианство: специфика религиозного модернизма К. Н. Леонтьева // Православие в современном обществе: Материалы науч.-практ. конф., посвящ. 200-летию Тульской епархии. -- Тула, 1999. -- С. 168--170 (0,2 п.л.).

21. К проблеме религиозно-философских доминант в художественном мире Андрея Платонова // Науковi працi Кам'янець-Подiльського державного педагогiчного унiверситету. Фiлологiчнi науки. -- Кам'янець-Подiльський, 1999. -- Вип. 3. -- С. 124--127 (0,2 п.л.).

22. А. С. Пушкин в концепции Д. С. Мережковского: к вопросу о методологии анализа пушкинского наследия // Творчество А. С. Пушкина и русская культурная традиция: Материалы междунар. науч. конф. -- Липецк, 2000. -- С. 84--87 (0,3 п.л.).

23. Русское понимание красоты (Своеобразие эстетико-философской позиции К. Н. Леонтьева) // Оптина Пустынь и русская культура: Тез. докл. конф. -- Калуга, 2000. -- С. 71--74 (0,3 п.л.).

24. В поисках «новой формы творчества»: специфика художественной организации произведений Д. С. Мережковского // Вестник Научно-практической лаборатории по изучению литературного процесса ХХ века. -- Воронеж: ВГПУ, 2000. -- Вып. IV. -- С. 25--38 (0,8 п.л.).

25. Образ К. Н. Леонтьева в «Темном Лике» В. В. Розанова // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Всерос. науч. конф. (Липецк, 16--17 октября 2001 г.). -- Липецк, 2002. -- С. 109--130 (1,4 п.л.).

26. Типология философско-творческого сознания В. В. Розанова: специфика и составляющие // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Всерос. науч. конф. (Липецк, 16--17 октября 2001 г.). -- Липецк, 2002. -- С. 130--139 (0,6 п.л.).

27. К вопросу о методологических основах изучения творчества Д. С. Мережковского, В. В. Розанова и литературы «нового религиозного сознания» // Русское литературоведение в новом тысячелетии: Материалы первой Междунар. конф. (Москва, апрель 2002 г.). -- М., 2002. -- Т. 2. -- С. 121--130 (0,6 п.л.).

28. К методологии понятия «литература русского зарубежья». Мережковский и Бунин // Центральная Россия и литература русского зарубежья (1917--1939). Исследования и публикации: Материалы междунар. науч. конф., посвящ. 70-летию присуждения И. А. Бунину Нобелевской премии / Орл. гос. ун-т. -- Орел, 2003. -- С. 8--12 (0,4 п.л.).

29. «Новое религиозное сознание» и М. М. Пришвин // Михаил Пришвин: Актуальные вопросы изучения творческого наследия: Материалы междунар. науч. конф., посвящ. 130-летию со дня рождения писателя /Елец. гос. ун-т им. И. А. Бунина. -- Елец, 2003. -- Вып. 2. -- С. 175--183 (0,5 п.л.)

30. Феномен «неохристианства» в литературном процессе начала ХХ века // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы ХХ века: Материалы междунар. науч. конф. / Моск. гос. обл. ун-т. -- М., 2003. -- Вып. I. -- С. 29--34 (0,5 п.л.).

31. Религиозное сознание Л. Толстого и «новое религиозное сознание» // Толстовский сборник -- 2003. Л. Н. Толстой и судьбы современной цивилизации: Материалы XXIX Междунар. Толстовских чтений, посвящ. 175-летию со дня рождения Л. Н. Толстого: В 2 ч. / МО РФ; Тул. гос. пед. ун-т им. Л. Н. Толстого; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького РАН; Гос. музей Л. Н. Толстого. -- Тула, 2003. -- Ч. II. -- С. 230--240 (0,7 п.л.).

32. [«Розановская анкета»] // В. В. Розанов и русская литературно-философская традиция: Материалы розановских чтений 24--25 мая 2001 г. / Елец. гос. ун-т. им. И. А. Бунина. -- Елец, 2004. -- С. 137--143 (0,5 п.л.).

33. Онтологический модернизм (И. Бунин и В. Розанов) // Творческое наследие Ивана Бунина на рубеже тысячелетий: Материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 70-летию вручения Нобелевской премии и 50-летию со дня смерти писателя / Елец. гос. ун-т им. И. А. Бунина. -- Елец, 2004. -- С. 217--229 (0,7 п.л.).

34. А. П. Чехов в контексте литературной политики «Нового пути» // Век после Чехова: Междунар. науч. конф.: Тез. докл. / Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова; Чеховская комиссия РАН. -- М., 2004. -- С. 169--171 (0,2 п.л.).

35. «Неохристианство» («новое религиозное сознание») и вопросы методологии // Русская литература XX--XXI веков: проблемы теории и методологии изучения: Материалы Междунар. науч. конф.: 10--11 ноября 2004 г. / Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова; Ред.-сост. С. И. Кормилов. -- М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. -- С. 425--429 (0,3 п.л.).

36. К вопросу о национальном своеобразии русского модернизма (Casus В. В. Розанова) // Русская литература ХХ века. Типологические аспекты изучения: Сб. науч. статей, посвящ. 90-летию засл. деят. науки РФ, проф. С. И. Шешукова / Моск. пед. гос. ун-т; Отв. ред. Л. А. Трубина. -- М., 2004. -- Вып. 9. -- С. 459--465 (0,5 п.л.).

37. «У человека вовсе не одна, а две головы…» (Потаенные смыслы «метафизики пола» В. В. Розанова) // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Второй Всерос. науч. конф. -- Липецк, 2004. -- Ч. 1. -- С. 127--141 (1,1 п.л.).

38. Догматическая проблема у В. В. Розанова // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Второй Всерос. науч. конф. -- Липецк, 2004. -- Ч. 1. -- С. 141--152 (0,9 п.л.).

39. О философско-эстетических принципах анализа прозы В. В. Розанова // Русское литературоведение в новом тысячелетии: Материалы III Междунар. конф.: В 2 т. / Моск. гос. открытый пед. ун-т им. М. А. Шолохова. -- М., 2004. -- Т. 2. -- С. 153--157 (0,4 п.л.).

40. Структура творческого сознания В. В. Розанова (подходы к проблеме) // Русское литературоведение в новом тысячелетии: Материалы III Междунар. конф.: В 2 т. / Моск. гос. открытый пед. ун-т им. М. А. Шолохова. -- М., 2004. -- Т. 2. -- С. 350--355 (0,4 п.л.).

41. Литературные пародии на журнал «Новый путь» (1903--1904) // Русская литература ХХ века. Типологические аспекты изучения: Материалы Х Шешуковских чтений / Моск. пед. гос. ун-т; Отв. ред. Л. А. Трубина. -- М., 2005. -- С. 545--552 (0,5 п.л.).

42. Творческое сознание В. В. Розанова в контексте традиционного общественного сознания // Литература в контексте современности: Материалы II Междунар. науч. конф. (Челябинск, 25--26 февраля 2005 г.): В 2 ч. / Челябинск. гос. пед. ун-т. -- Челябинск, 2005. -- Ч. I. -- С. 212--216 (0,4 п.л.).

43. Пушкин и Боратынский как «Моцарт» и «Сальери» русской литературы (критический анализ одной гипотезы) // Русская классика: проблемы интерпретации: Материалы междунар. науч. конф. «XIII Барышниковские чтения» (24--25 февраля 2005 г., г. Липецк). -- Липецк, 2006. -- С. 82--86 (0,5 п.л.).

Размещено на Allbest.ru