Своеобразие драматургического мышления Гоголя: проблемы научной рецепции последней комедии классика ("Игроки")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Специальность 10.01.01. -- русская литература

Своеобразие драматургического мышления Гоголя: проблемы научной рецепции последней комедии классика («Игроки»)

Падерина Екатерина Геннадьевна

Москва -- 2009

Работа выполнена в Отделе классической русской литературы Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, чл.-корр. РАН Наталья Васильевна Корниенко, Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН.

доктор филологических наук Мария Наумовна Виролайнен, Институт русской литературы (Пушкинский Дом).

доктор филологических наук, профессор Елена Ивановна Анненкова, Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена.

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат филологических наук О.В. Быстрова

1. Общая характеристика работы

поэтика драматургический мышление гоголь

На современном этапе развития гоголеведения системный аспект изучения своеобразия гоголевской драматургии приобрел и особую актуальность, и принципиальную возможность, и достаточно основательную научную опору -- в обогащенном и обновленном за последние тридцать лет научном знании о творчестве Гоголя, а также в усилиях историков литературы, театра, бытовой культуры и т.п.

Научная ситуация в гоголеведении последние тридцать лет интенсивно меняется. Опубликован и аналитически описан большой объем нового историко-культурного и историко-литературного материала о гоголевской эпохе, новые биографические данные и снятие запретов на полноту осмысляемого наследия писателя способствовали интенсивному развитию многих научных аспектов творческой биографии писателя, реабилитирован объемный концептуальный фонд научного наследия, изменилось аналитическое оснащение гоголеведения и т.д. Обширный объем новых фактов, концепций, гипотез и актуальных проблем востребует системного и систематического осмысления, вносящего коррективы в устоявшиеся представления. В широких масштабах эти задачи, в комплексе с другими, поступательно решает новейшее академическое издание произведений и писем классика (ИМЛИ РАН). Научно-исследовательский аспект академической подготовки полного собрания сочинений классика обнаруживает обойденные научным вниманием области, трудно разрешимые на данный момент проблемы, наукоемкие аспекты и т.п. К таким разделам гоголеведения относится драматургическое наследие Гоголя, требующее на современном этапе обновления не только концептуальных компонентов общепринятого научного знания, но и системной части такового.

Мышление Гоголя-комедиографа отличает высокая мера своеобразия, использование традиционных компонентов в непривычной, но глубоко оправданной художественными задачами функции. Это создает особые исследовательские условия. Имеющийся арсенал аналитических средств, применяемый к изучению отечественной комедиографии классической эпохи, способен по большей части описать только следование традиции или ее нарушение, но трактовка общей идеи, художественной концепции каждой комедии затруднена. Об этом свидетельствует, прежде всего, история изучения «Ревизора». К «Женитьбе» и «Игрокам», как можно ответственно утверждать, гоголеведение в этом плане только подступило, а литературоведческое изучение «Театрального разъезда» и особенно «Развязки “Ревизора”» еще впереди.

Своеобычное мышление Гоголя-драматурга -- как компонент его писательской индивидуальности и в обособлении от нее -- много раз становилось предметом более или менее развернутых научных описаний, совокупность которых сложилась в научную традицию. Исследовательский багаж темы правомерно представляется весьма существенным, однако, как показывает историографический анализ, не только не исчерпывающим научную проблематику, но во многих аспектах ее не распознающим и не удовлетворяющим современным научным запросам. Достижения Гоголя-драматурга изучены неравномерно и не в полноте, хотя все научные обзоры творческой биографии Гоголя вообще и эволюции его драматургического мышления в частности охватывают практически весь корпус замыслов -- нереализованных, незавершенных и получивших воплощение в признанных шедеврах.

Длительное время постоянным приоритетом в оценке наследия Гоголя было утверждение его сатирической мощи и значимости, а постоянной установкой в аналитическом описании комедиографии Гоголя было выявление новаторства относительно литературного и театрального процесса. При увеличивающейся исторической и идеологической дистанции с соответствующим историко-культурным периодом результатом этих тенденций в советском гоголеведении стали попытки утвердить силу гоголевской сатиры как художественную новацию (С. Данилов, Н. Пиксанов, Н. Степанов), а само новаторство, понимаемое сквозь призму жесткости критического взгляда на реальность, как собственно своеобразие мышления комедиографа (И. Вишневская).

То, что в меньшей степени описанная научная тенденция касалась и касается «Ревизора», в большей «Женитьбы» и в еще большей «Игроков», -- положение закономерное, исторически сложившееся, но, несомненно, требующее коррекции. Масштабные по научному значению, но немногочисленные концептуальные суждения об особенностях последней, в частности, комедии Гоголя (Ю. Манна, Е. Куприяновой, Ю. Лотмана), намечающие серьезные научные перспективы, не получили пока преемственного развития.

Объективный взгляд на сложившуюся к настоящему моменту систему научного знания о творчестве Гоголя позволяет констатировать также отсутствие ясности в эволюционном аспекте этой сферы гоголевского творчества. Так, к числу непреложных относится тот факт, что первое собрание сочинений Гоголя, составленное автором в 1842 г., знаменует им самим осознаваемый творческий итог определенного этапа, а завершенные к выходу последнего тома комедии, «Женитьба» и «Игроки», являются созданиями зрелого мастера, художника и мыслителя, относящегося к каждому своему слову, в том числе и прежде всего к художественному слову, с предельной ответственностью перед всеми адресатами -- от себя, читателей и зрителей, до потомков и высшего судьи истинности и действенности человеческого поступка. Это придает особое значение научному вопросу о месте и роли «Игроков», последней комедии гения, в его творческой биографии.

Впервые вопрос о том, что «Игроки» занимают не рядовое место в творчестве Гоголя, поставил Ю.М. Лотман. Ученый указал а) на серьезнейшее значение последней комедии в размышлениях Гоголя о природе лжи в мире, обществе и в человеческой жизни; б) на особую и недооцененную роль «Игроков» в жанровой системе Гоголя и гоголевской театральной эпохи; в) на телеологическую связь последней комедии с «Выбранными местами из переписки с друзьями» Лотман Ю.М. О «реализме» Гоголя // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. II. Новая серия. Тарту, 1996. С. 11-35..

Строгий научный подход к означенной проблеме обязывает указать на особое местоположение в творческой биографии Гоголя не только завершенного текста «Игроков», но и творческой истории этой пьесы. Самого серьезного научного внимания заслуживает тот факт, что комедия создавалась в близком времени с первым томом «Мертвых душ», а также очевидная связанность этих произведений в тематическом, мотивном, характерологическом плане.

Привлекая научное знание о биографическом этапе, включающем «Игроков», мы также обнаруживаем явную несогласованность с ним установившегося представления о последней комедии как об остроумной насмешке над псевдо богатырями и даже злой сатире на картежников. Чрезвычайно важно, в частности, то, что работу над комедией «о шулерах» Гоголь закончил в конце августа 1842 г. -- после создания «Шинели», последних редакций «Ревизора», «Портрета», «Тараса Бульбы», после окончания и публикации первого тома «Мертвых душ», а за «Игроками», в свою очередь, следует завершение «Театрального разъезда», резюмирующего эстетические и драматургические искания Гоголя и отражающего его представление о значении театра. Уже умозрительная логика подсказывает, что последняя комедия не могла не впитать и не отразить общих для этого чрезвычайно насыщенного творческого этапа устремлений автора. Но вопрос о том, что объединяет «Игроков» с названными и не названными шедеврами Гоголя в художественном поиске, а не в тематическом плане, до сих пор оставался открытым.

К эволюционно-биографическому аспекту системной оценки «Игроков» как явления литературы примыкает и такой серьезный вопрос, как место этого комедийного сюжета в духовных поисках Гоголя, а именно -- в известных по письмам начала 1840-х (в том числе написанных в следующие за отправкой готовой комедии в Петербург дни) и позже по «Выбранным местам…» серьезных и глубоких размышлениях о современном человеке и т.п.

В современной науке преодолен научный миф о резком переломе или сломе в творческой эволюции писателя, связанный с «Перепиской…», и стала анахронизмом идеологическая критика религиозных и духовных поисков Гоголя. В научный оборот введено много новых биографических данных об этом периоде и непредвзято оценено большое число ранее известных. Границы творческих этапов, по-прежнему ясно видимые с исторической дистанции в биографии Гоголя, перестали восприниматься и истолковываться механистически -- как резкое изменение направления творческой мысли, как прямое выполнение творческой волей писателя принятого и/или обнародованного им творческого кредо. Значение этого научного сдвига в исследовании комедийных сюжетов Гоголя, завершенных к 1842 году, велико. Но в практическом исследовательском интересе к драматургии Гоголя (немногочисленном, к слову сказать) пока недооценено.

Не менее серьезный запрос к рассматриваемой нами, частной, на первый и поверхностный взгляд, области гоголеведения мы можем сформулировать, исходя из научного объема представлений об отечественном литературном и театральном процессе 1830-1840-х годов. Карточные сюжеты (в том числе драматические, мелодраматические и веселые) в первой трети XIX века и в литературе, и на сцене были широко распространены; так же обстояло дело и с разнообразными литературными и драматическими плутами (от веселых и безобидных, пошловатых водевильных до мрачных и угрожающих в сатирической традиции); а обман -- лукавый и веселый или циничный и продуманный -- составлял завязку «всего что ни есть» комического на сцене. Все это в гоголевские времена соответствовало запросам массового зрителя, ощущающего нарастающую нестабильность исторического движения к буржуазному строю. Этим во многом объясняется всплеск интереса к переводным и отечественным карточным сюжетам в конце 1820-х годов и пушкинская ироническая подача темы в «Пиковой даме» в 1834 году, а также интерес к плутовской литературе (собственно испанской или испытавшей ее влияние французской). Поэтому занимательность и нравоучительность гоголевского «сюжета» «Игроков», как он до сих пор понимался в гоголеведении (осуждение шулерства вкупе с небывалой сценичностью интриги), -- вполне могли удовлетворить запросы массового читателя и зрителя, открыто именно по этим критериям выражаемые Ф. Булгариным, но, разумеется, не смогли бы сами по себе сформировать высокую оценку художественности пьесы, данную в критических отзывах В.Г. Белинского, А.Ф. Кони, Ап. Григорьева, А.Н. Баженова.

Таким образом, концептуальный объем научного знания об одноактной комедийной пьесе Гоголя с банальным на первый взгляд содержанием и с бросающейся в глаза необычностью интриги, пьесе, завершенной на рубеже двух значительных творческих этапов гоголевской биографии, сигнализирует не только о насущной научной проблеме гоголеведения, но и о несогласованности научных представлений о развитии литературы, драматургии и театра, а также критики 1-й половины XIX в.

Резюмируем вышесказанное об актуальных проблемах изучения гоголевской драматургии, определяющих и конкретизирующих нашу научную тему.

1. Систематический взгляд на концептуальный объем гоголеведения настоящего времени позволяет констатировать, что уровень научного освоения драматургического наследия Гоголя как корпуса художественных произведений не соответствует общей оценки его комедиографического мышления как гениального и высокохудожественного.

2. Масштабным достижениям в исследовании художественного своеобразия «Ревизора» сопутствует на данный момент далекое от полноты знание о поэтике «Женитьбы» и «Игроков» и весьма приблизительное представление о содержательном потенциале каждой из этих комедий как художественного слова-поступка начала 1840-х гг., а как следствие -- их сугубо номинальное включение в систему научных представлений о творческой эволюции комедиографа и о творческой биографии писателя и мыслителя. Очевидно, что этот пробел фактически обеспечивает научную стагнацию в сфере изучения своеобразия драматургического мышления Гоголя в целом, включая такие специфические формы жанрообразования, как «Театральный разъезд…» и «Развязка “Ревизора”», с одной стороны, и нереализованные замыслы драматурга, с другой.

3. На современном этапе изучения гоголевской драматургии «Игроки» являются уникальным научным объектом, потому что завершают эволюцию комедиографа, а значит -- являют важный этап развития его драматургического мышления, во-первых, и творческой биографии в целом, во-вторых. Уяснение художественной концепции последней комедии Гоголя позволит согласовать высокую оценку ее художественных достоинств исторически близкой Гоголю критикой (В. Белинский, А. Григорьев, А. Баженов) и отмеченные ведущими отечественными филологами в 1980-1990-е годы (Ю. Манн, Ю. Лотман, Е. Куприянова) компоненты усложненной организации драматургического действия, которые сами по себе свидетельствуют лишь об инструментальном мастерстве.

4. Усложненная интрига одноактной пьесы, парадоксальное сочетание узнаваемого и банального с необычным, неожиданным и беспрецедентным -- в организации драматургического действия; значительная роль пародийной и пародической функций компонентов текста в отношении комедиографической и литературной традиции позволяют рассматривать «Игроков» как конструктивную критику Гоголем комедиографического языка эпохи и тем самым актуализировать ряд проблем теоретического плана в изучении драмы как таковой. В частности, такие насущные вопросы, как принципы сюжетосложения в драматургическом тексте, их отличия от повествовательных, функционально-семантическая роль слова героя в формировании художественного целого пьесы и т.п.

5. Систематическое изучение сюжетной и жанровой организации завершенного текста «Игроков» в контексте творческой истории пьесы позволяет поставить ряд насущных практических и теоретических исследовательских задач в текстологической сфере, связанных со спецификой процесса порождения драматургического целого и инструментами описания такового, с критериями различения разных редакций одной пьесы и разных пьес, одна из которых не закончена, а некоторые персонажи совпадают и пр.

Методологической и теоретической основой предпринятого исследования являются системно-исторический принцип, историко-генетический и структурно-типологический методы, академические принципы текстологического исследования и историко-культурного и филологического комментария, а также философско-эстетические и теоретические концепции отечественных филологов (О.Фрейденберг, М. Бахтин, Ю. Тынянов, Л. Пумпянский, Ю. Лотман, А.В. Михайлов и др.), театроведов (А. Гвоздев, С. Мокульский, В. Волькенштейн, В. Филиппов, С. Балухатый, Б. Костелянец, С. Владимиров и др.), текстологов (Д. Лихачев, Л. Опульская-Громова, А. Гришунин), теоретически значимые концепции гоголеведения (Ю. Манн, С. Бочаров, М. Виролайнен, В. Маркович, С. Гончаров и др.).

Научная новизна работы обусловлена тем, что в ней представлены результаты первого систематического исследования последней комедии Гоголя в общей системе научного гуманитарного знания о литературном и театральном процессах отечественной культуры начала XIX в. и о творческой биографии классика. Новое научное знание представлено в диссертации следующими пунктами.

1. Предпринят систематический анализ современных проблем, возможностей и перспектив изучения драматургического наследия Гоголя, включающий как методологический и теоретический аспекты, так и практическую сферу исследования гоголевских пьес с применением текстологического, литературоведческого, историко-литературного и историко-культурного научного аппарата.

2. Осуществлен системный и комплексно-исторический подход к последней комедии классика литературы и театра как к системно-важному компоненту его комедиографического, драматургического, творческого и эстетического наследия.

3. Введено в научный оборот описание «Игроков» как произведения словесного искусства, художественные достоинства которого сопоставимы с признанными шедеврами соответствующего творческого периода, драматургический язык существенно опережает время, а художественная идея соотносится с духовными поисками писателя.

4. Научная проблема своеобразия мышления комедиографа и драматурга представлена в эволюционном аспекте, открывающем новые научные перспективы исследования феноменологии комических жанров у Гоголя.

5. Обозначились те грани, которые в рамках единой художественной картины мира Гоголя конца 1830-х--1840-х годов позволяют различать художественные концепции действительности в повествовательных жанрах (прежде всего в параллельно создаваемом масштабном образе «Мертвых душ») и в комедиографии.

6. Сюжет последней комедии представлен глубокими связями с насущными для общественного самосознания той эпохи вопросами аутентичности слова как инструмента рефлексии, коммуникации, поступка.

В общем спектре актуальных научных проблем и исследовательских возможностей, обозначенных нами в отношении «Игроков» как уникального объекта исследования и предполагающих более масштабную, чем диссертационное исследование, и поступательно реализуемую разработку, -- проблемы ближайшие по необходимости и возможностям определили научные цели диссертации:

-- представить систематическое описание поэтики «Игроков» в свете современной системы знаний о творчестве писателя и об историко-культурном контексте;

-- восстановить права пьесы рассматриваться как художественное высказывание классика литературы и театра;

-- установить законное место этого малоизученного художественного произведения в творческой эволюции драматурга и телеологическое значение в творческих поисках писателя и мыслителя;

-- пополнить основания будущих обобщающих исследований своеобразия драматургического мышления Гоголя в типологическом и эволюционном аспектах.

Достижение названных целей потребовало решения следующих задач.

1. Восстановить в изучении своеобразия гоголевской комедиографии в целом и «Игроков», в частности, комплексную научную преемственность, объединяющую аналитические достижения литературоведения, театроведения, текстологии и практические результаты и возможности гоголеведения в разработке темы.

2. Рассмотреть базовые уровни драматургического текста «Игроков» в сравнительно-типологическом и генетическом аспекте в широком драматургическом контексте (от традиционных и адаптированных форм народного театра до высоких образцов мировой классики и отечественной комедиографии), установив функционально-содержательную роль канонических и традиционных компонентов комедийного языка в гоголевской комедии и значение их реформирования Гоголем в эволюционировании его драматургического мышления.

3. Исследовать те уровни текста «Игроков», которые участвуют в сюжетной и жанровой организации и определяют принадлежность этой комедии к художественным произведениям словесного искусства.

Сложная эстетическая и художественная природа научного объекта и поставленные задачи определили предмет исследования.

Наращивание знания об авторской индивидуальности Гоголя-комедиографа на современном этапе развития гуманитарного знания составляет серьезную научную проблему. Наиболее жестким условием является сложная специфика такого объекта исследования, как гоголевская комедия.

Любая пьеса, в том числе гоголевская, претендующая одновременно на место в театральном и в литературном процессе, не только функционирует в двух сферах искусства, с большим или меньшим успехом подчиняясь соответствующим законам порождения художественного образа рецептивного свойства, но и создается на основе двуфокусного эстетического зрения автора. Но не каждый драматург обладает даром реализовать свое «чувство сцены» и художественный замысел в такой сбалансированности, которая достигает высочайшей планки по литературным и театрально-драматургическим меркам одновременно. Комедия, кроме того, относится к наиболее консервативным жанрам, что в так называемые театральные эпохи повышает семантический потенциал каждого компонента, а в другие времена -- обеспечивает определенную семантическую непроницаемость формальным единицам текста. Принадлежность Гоголя и современного ему читателя/зрителя к историко-культурной эпохе высокой степени театрализации налагает дополнительную ответственность на исследовательский ракурс и используемый инструментарий.

В настоящее время дифференциация театрально-сценических и литературно-драматических законов (и компонентов) порождения гоголевской пьесы является не только насущным исследовательским этапом, но и одновременно серьезной научной проблемой, от решения которой зависит уровень аутентичности научной рецепции.

Поэтому предметом нашего диссертационного исследования является своеобразие гоголевского драматургического мышления, выражающее себя в гениально согласованном взаимодействии трех стратегий автора «Игроков» -- театрально-сценической, литературно-драматической и словесно-художественной.

Материалом для аналитических выводов о феноменологии мышления Гоголя-комедиографа на рубеже 1840-х годов послужил соответствующий научному предмету историко-культурный контекст, представленный в нескольких видах и ракурсах.

Театрально-драматургический контекст рассматривается в трех аспектах. Первый -- репрезентирует произведениями Шекспира, Мольера и Лесажа мировой драматургический и комедиографический опыт, значимый для развития отечественного театра и театральной драматургии 1-й трети XIX в. Второй -- устанавливает контекстные связи гоголевской комедиографии с воздействием на формирование отечественной комедии разных национальных и исторических форм народного театра, в том числе с его рафинированной стилизацией в авторской пьесе французской ярмарки (Лесаж и его ученики), а также в интермедии школьного театра и в русском «благородном» любительском театре (и здесь для Гоголя особую роль играет творчество Симеона Полоцкого). Наконец, третий аспект связывает творчество Гоголя с отечественными комедиями Шаховского и Загоскина, испытавшими на себе воздействие тех же общих процессов.

Второй важный контекст -- литературно-художественный. Он позволяет рассмотреть феноменологию драматургического мышления Гоголя в отношении к повествовательным жанрам, в частности, в виде тесно связанных тематически с гоголевской комедией -- пушкинской повести «Пиковая дама» (одним из литературных источников «Игроков») и собственной поэмы «Мертвые души». Исследование в рамках карточной темы литературных мотивов устанавливает связь «Игроков» с обширным корпусом отечественных (С. Марин, П.А. Вяземский, В. Одоевский, С. Глинка, А. Грибоедов, А. Пушкин) и зарубежных (Реньяр, Грессе, Дюканж и Дино) произведений. Для описания сжетообразующей роли эпиграфа «Игроков» привлечены литературные тексты А. Пушкина, Н. Карамзина, В. Капниста, Ю. Лермонтова, П.А. Вяземского, прямо и опосредованно восходящие в определенных сегментах к первоисточнику эпиграфа -- поэме Оссиана-Макферсона «Картон».

Положения, выносимые на защиту:

1. Постсоветский период развития гуманитарного знания внес существенные коррективы в прежнюю систему представлений о Гоголе писателе и мыслителе и сформировал научные предпосылки системно-исторического подхода к драматургическому наследию классика. Требует пересмотра устоявшаяся концепция творческой эволюции комедиографа и драматурга, в которой художественный гений сатирика вполне воплотился в «Ревизоре», эстетические поиски -- в «Театральном разъезде», а номинально высокая оценка остальных пьес до сих пор не подкреплена полноценным научным знанием об их художественных достоинствах. Вместе с тем приоритетное внимание гоголеведения к «Ревизору» -- закономерный и важный этап научного развития, обеспечивший возможность развивать научное знание о своеобразии и об эволюции драматургического мышления классика театра и литературы в «Женитьбе» и «Игроках».

2. Анализ драматургической поэтики и художественного целого «Игроков» является на современном этапе научного развития одной из самых актуальных задач гоголеведения как системы знаний о творчестве классика. Последняя из созданных гением комедий практически не изучена, хотя занимает особое место в его творческой биографии, и дата завершения «Игроков» знаменует рубеж между насыщенным шедеврами творческим этапом и становлением воззрений автора «Выбранных мест…» Комплекс бытующих до сих пор представлений об «Игроках» не соответствует, во-первых, современному знанию об эстетических, художественных и духовных поисках Гоголя 1830-1840-х гг., о его месте и роли в развитии театра и литературы, во-вторых, критериям, позволяющим признать эту пьесу произведением словесного искусства.

3. «Игроки» являются уникальным научным объектом изучения своеобразия гоголевского драматургического мышления: а) как синтез театрально-сценического, литературно-драматического и словесно-художественного уровней авторской стратегии; б) как критическое осмысление автором мирового, отечественного и собственного драматургического опыта; в) как знак завершения эпохи классической комедии и наступления прозаического века; г) как этап эволюции драматургического языка классика; д) как полноправный компонент духовных поисков художника.

4. Систематическое аналитическое описание художественного целого «Игроков» осложнено неудовлетворительным состоянием научного понятийного аппарата в области теории драмы и поэтики комедии, остановившегося в своем развитии в 1970-е годы и не соответствующего достижениям в аналитической спецификации эпоса и лирики. Особые возможности в изучении жанрово-родовой специфики драмы и комедии связаны с текстологическим исследованием порождения драматургического текста и театральным аспектом творческой истории пьесы. Обширные научные перспективы открывает теоретически не освоенное, но практически развивающееся на прецедентной основе изучение драматургического мотива литературной пьесы. В целом научная преемственность в изучении драматургического наследия Гоголя как классика литературы и театра должна носить многоаспектный в научном плане и широкий в историко-культурном значении характер.

5. Систематический анализ драматургической поэтики «Игроков» свидетельствует о воплощении в пьесе богатейшего опыта художественной рецепции и критической рефлексии автором мирового опыта воссоздания в художественном театрально-драматургическом образе насущных проблем человеческой жизни и социальной практики. Сложная параболическая архитектоника пьесы глубоко содержательна, традиционные компоненты и даже стереотипные приемы комедиографии, с одной стороны, пародируются, а с другой -- получают вторую жизнь в инновационной драматургической функции, подчиненной актуальной для Гоголя и отечественного театра художественной концепции. Критика «простодушия» и услужливой совести пошлого человека в «Игроках» соответствует лучшим образцам отечественной художественной сатиры и «Ревизору», из плутовского анекдота о «надувательной земле» вырастает художественная рецепция притчи о блудном сыне.

6. Аналитическое описание литературно-художественных компонентов «Игроков» (наследованных и имманентных тексту литературных мотивов, функционально-семантической и сюжетообразующей роли эпиграфа и т.п.) дает возможность ставить вопрос о жанровой специфике комедийной пьесы как специфического художественного высказывания комедиографа, комического писателя и мыслителя. Обозначились те грани, которые в рамках единой художественной картины мира Гоголя конца 1830-х--1840-х годов позволяют различать художественные концепции действительности в повествовательных жанрах (прежде всего в параллельно создаваемом масштабном образе «Мертвых душ») и в комедиографии. Сюжет последней комедии Гоголя как произведения словесного искусства глубоко связан с насущными и болезненными для общественного самосознания той эпохи вопросами аутентичности слова как инструмента рефлексии, коммуникации, поступка. Традиционная комедийная фабула об обманутом обманщике рассмотрена Гоголем как вечный сюжет о вавилонском столпотворении и как актуальная психологическая и душевная проблема «героя» его времени, «потерявшегося человека», по выражению Гоголя. Это позволяет «Игрокам» занять достойное гоголевского гения место не только в его творчестве, но и широком литературном контексте современного ему и последующего развития.

Практическая значимость работы заключается в использовании полученных данных в комментировании и принятии эдиционных решений при подготовке пятого тома новейшего академического ПСС Н.В. Гоголя (ИМЛИ РАН); результаты исследования в дальнейшем могут стать попорой в изучении драматургического наследия Гоголя и феноменологии его художественного мышления; новая концепция творческой эволюции Гоголя-комедиографа может быть использована в обучающих курсах высшей и средней школы.

Апробация результатов исследования осуществлена в монографии и публикациях в периодической научной печати и в научных сборниках, в дискуссиях по докладам на международных и российских научных конференциях: ежегодная международная конференция «Гоголевские чтения» (Дом Гоголя, Москва, 2004-2009), международные научные конференции, посвященные юбилеям Гоголя, в ИМЛИ РАН (2003, 2009), международная научная конференция «Гоголь и славянский мир» (Томский государственный университет, 2007, 2008), международная научная конференция «В мире Гоголя. Жизнь, творчество и литературное наследие писателя. К 200-летию со дня рождения» (Рим, 2009), II Текстологический семинар (Ясная Поляна, 2009) и др.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии (380 позиций). Содержательная структура текста диссертации обусловлена общей научной проблемой -- аналитического описания сложно организованного драматургического текста как своеобразного художественного высказывания классика и как неотъемлемой части театрально-драматургического и литературного процесса эпохи и творческой биографии автора.

2. Основное содержание работы

Во введении рассматривается современное состояние изучения диссертационной темы в гоголеведении, обосновывается научная проблема и наличие необходимых предпосылок для системно-исторического подхода к научному и культурному наследию и к решению поставленной проблемы, определяются предмет, цели и задачи исследования, научная новизна и практическое значение.

Первая глава -- Творчество Гоголя-драматурга в условиях современного научного знания: проблемы, возможности, перспективы.

Изучение гоголевской драматургии на современном этапе приобрело проблемный характер: объект исследования представляет собой сложнейшее художественное явление в завершенных пьесах и еще более сложен анализ незавершенных текстов; разграничение научно предметной сферы разных дисциплин, аналитически описывающих драматический текст, не завершено; понятийный аппарат не соответствует требованиям современного гуманитарного знания.

Первый раздел главы -- Гоголевские комедии и проблемы поэтики драматургического текста.

Логически драма является научным объектом двойного внимания -- литературоведения и театроведения. Обоснование методологической необходимости и теоретических перспектив расподобления научного объекта относится к 1920-м годам См.: Из истории советской науки о театре. 20-е годы. Сб. трудов. М., 1988; Страницы художественной жизни 1920-х годов: Вып. 1. СПб., 2007., но практически спецификация аналитического аппарата не была осуществлена из-за репрессий. 1960-1970-е годы отмечены попытками и разграничить «сценические» и «драматургические» (по разделению В.Г. Белинского) компоненты драмы, и обосновать методологию комплексного изучения, но ни то, ни другое научно-теоретическое направление не получило последовательного развития.

В исследованиях последних десятилетий наиболее плодотворным необходимо признать принципиальное взаимодействие литературоведческих и театроведческих аспектов изучения историко-культурного процесса вообще и конкретного драматического произведения в частности. Опыт гоголеведения показывает, что игнорирование театральной природы художественного образа гоголевских комедий столь же упрощает аналитические результаты, сколь обогащает таковые пристальное внимание к двойной эстетической природе гоголевских пьес.

Однако очевидные достижения комплексного подхода к художественному драматическому тексту локализованы в сфере конкретных исследований индивидуально-жанровой природы общепризнанных шедевров -- «Горя от ума», «Ревизора», «Маскарада», «Грозы» и т.д. Теоретическое обобщение богатейшего опыта исследований отдельных произведений или комплекса таковых не просто отстает, но уже очевидно тормозит развитие монографических, именных, так сказать, разделов истории литературы. То, что необходимый объем литературоведческой проблематики, связанной с законами словесного искусства, не обозначен, в изучении прозаической драматургии XIX в. приводит к игнорированию собственно литературных аспектов и заполнению пустот описаниями фабулы, тематической критикой, театроведческими или лингвистическими наблюдениями.

Ближайшие к нам по времени отечественные научно значимые теоретические концепции рассматривают преимущественно жанровую природу драмы и относятся к 1960-1980-м гг. (из театроведов -- Б.О. Костелянец, С.В. Владимиров, из литературоведов -- М. Курагинян, Г. Гачев и В.Е. Хализев), а литературоведческие, концентрирующие внимание на природе и поэтике комедии, -- относятся к 1920-1930-м гг. (О. Фрейденберг, Л. Пумпянский, Ю. Тынянов, В. Волькенштейн). Словарно-энциклопедические статьи уже в 1980-х теряют традиционную конкретность и существенную часть библиографии довоенных советских изданий, не предлагая ничего взамен См. соответствующие статьи в изд.: Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М., 1987.. Во второй половине 1980-х Хализев в качестве современных на тот момент проблем изучения драматического произведения называет «казалось бы, вполне ясный вопрос об отличии драмы от эпического (повествовательного) рода литературы», двоякую театральность (присущий драме интерес к эмоциональной патетике и «лицедейство»), зависимость исторических форм драмы от принятых в культуре «ролевых игр» и т.п.; причем особо перспективными ученому представлялись такие -- обозначенные в 1930-х годах и по сю пору ждущие своего часа -- научные аспекты спецификации драматического рода, как универсальные жанровые возможности комедии и «связь диалога и монолога в драме последних столетий с разговорной речью» Хализев В.Е. Драматическое произведение и некоторые проблемы его изучения // Анализ драматического произведения. Л., 1988. С. 6-27..

В современном российском литературоведении теория драмы и соответствующая научная проблематика практически обойдена вниманием, составляя малую толику в изданиях, обобщающих опыт последних десятилетий зарубежного и отечественного литературоведения См., напр.: Западное литературоведение ХХ века: Энциклопедия. [ИНИОН РАН] М., 2004; Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий. [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. М., 2008. и отсылающих всех, нуждающихся в ясности, к работам не позднее 1960-1980-х гг. Зарубежные теоретические разработки, кроме того, в большинстве не могут по определению оказать полноценную помощь в современном исследовании русской художественной драматургии, по праву относимой к искусству словесности, а не сценарному мастерству. Так, в словаре театральных понятий Патриса Пави, составленном в начале 1980-х в качестве свода достигнутых на тот момент теоретических представлений, даже в функциональном различении фабулы и интриги не обнаруживается ясность (см.: Пави П. Словарь театра. Пер. с фр. под ред. К. Разлогова. М., 1991; см. также изд. М., 2000), а специфика драматургического диалога, слова, мотива не отражена в принципе. Увеличивающийся разрыв во времени не только затягивает паузу в теоретическом развитии важного литературоведческого направления, но способствует забвению уже достигнутого ранее. Если в раннюю советскую эпоху или в пору «оттепели» теоретическая рефлексия специфики драмы указывала на «насущность» как перспективность и наукоемкость обозначенных научных аспектов, то в начале XXI века мы вынуждены перечислить все те же, заявленные и обоснованные ранее, аспекты в качестве признаков тормозного пути.

Например, когда в 1970-е ставилась проблема взаимодействия разных жанрово-родовых моделей порождения образной картины мира в границах одной творческой биографии (в отношении эпики и драмы, в частности) это казалось несущественным по времени, но весьма интересным опережением «школьного» направления. Однако на данный момент «школьная» часть знания все еще ждет ясности, а уже неоспоримый факт единства художественной картины мира такого, например, комического писателя, как Гоголь, породил иллюзию ее однородности в повествовательной и драматургической формах, причем не только в ученической, но и ученой среде Ср., напр.: Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд. М., 2002. С. 336, 337 и др.; Карасев Л.В. Вещество литературы. М., 2001. С. 63-64.. Другой давно известный научный аспект -- различение драматургии, пользующейся для оформления речевого поля пьесы «прозой» и «стихом». В современном изучении литературного произведения активно применяются более сложные дифференциации, разводящие верификационный способ речевого развертывания и образно-поэтический, стилизацию бытовой речи как цементирующую характерность персонажа или как обслуживающую амплуа, как подчиненную игре положений и т.п. Но вопрос о теоретическом различении поэтики драматургического текста со стихотворным и прозаическим строем речи на данный момент все еще представляется либо делом далекого будущего, либо, наоборот, далекого прошлого Пониманию того, что форма передачи речи драматических персонажей у Грибоедова и Пушкина играет существенную художественную роль, сопутствует распространенная иллюзия, что слово персонажа комедии Гоголя или А. Островского удачно выхвачено из «прозы жизни» или блистательно ее стилизует и только. Исключения принадлежат мысли и перу наиболее авторитетных ученых..

В новейшем академическом издании автор аналитического обзора актуальных методологических проблем жанрово-родовой спецификации констатирует расплывчатость достигнутого к настоящему моменту концептуального знания и насущную необходимость осознанного «различения родовых и жанровых инвариантных структур литературного произведения» Тамарченко Н.Д. Методологические проблемы теории рода и жанра в поэтике ХХ века // Теория литературы. Т. III. Роды и жанры. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 90-92.. К конструктивным теоретическим направлениям современный аналитик относит кроме развития идей Аристотеля и теории драматического действия Гегеля «новейшую концепцию, согласно которой специфика драмы как рода заключается в особенностях драматического слова» Там же. С. 91.. В последнем случае названы книга С. Балухатого «Проблемы драматургического анализа. Чехов» (Л., 1927) и исследование В.Е. Хализева «Драма как явление искусства» (М., 1978). Совершенно справедливо квалифицируя реальный концептуальный сдвиг теории драмы как до сих пор «новейший», сам аналитик, к сожалению, даже не комментирует его. Однако суждения Балухатого и Хализева о слове в драматургическом тексте близки к противоположности в самом принципиальном пункте -- отношении к функционально-семантической специфике слова в обыденной речи коммуникативного ряда: первый находил теоретический ресурс в своеобразном симфонизме слова в драматическом диалоге, второй -- в его специфической близости к бытовой речевой функции. Строго говоря, перед нами не «новейшая концепция», а постановка проблемы, не получившей пока развития.

Этот литературоведческий аспект, в свою очередь, обнаруживает другую междисциплинарную сложность изучения художественной драматургии -- на границе с определенными разделами лингвистики. Лингвисты с той же, что и театроведы, вежливостью относятся к имеющемуся литературоведческому знанию, но вопрос в том, с чем им согласовывать свои наблюдения В подходе к гоголевским комедиям, в частности, лингвисты всегда подчеркивают повышенную семантическую нагрузку каждого слова, реплики, диалога, но в исследовательских выводах это смысловое приращение оказывается только миметической функцией, особым речевым и бытовым правдоподобием (см., напр.: Борисова М.Б. Семантика слова в драматургическом диалоге Гоголя и Фонвизина // Вопросы стилистики. Саратов. 1972. Вып. 5; Винокур Т.Г. Информационно-эстетическая нагрузка речи действующих лиц в комедиях Н.В. Гоголя // Язык Н.В. Гоголя / Под ред. А.Н. Кожина. М., 1991)..

В целом сфера поэтики драматургического текста приобрела прецедентный характер, театрально-драматургический язык соответствующей эпохи прочитывается зачастую как индивидуально-авторское высказывание, трактовка речевого поведения персонажей стремится покинуть пределы литературы, а кроме того увеличивается понятийный разрыв с предшествующими достижениями.

Второй раздел первой главы -- Вопросы научной преемственности.

Приращение научного знания в принципе зиждется на научной преемственности, но реализация этого принципа затруднена историческими условиями развития гоголеведения в целом.

Долговременное приоритетное внимание к сатирическому аспекту гоголевского драматического наследия само по себе не требует критики. Но гоголевская художественная сатира в драматической, в частности, форме уже к концу XIX в. трактовалась как жесткое однозначное отрицание пороков своего времени и своего сословия, с одной стороны, и гротескный, заостренный образ отрицательных черт человеческой природы, с другой. В советском гоголеведении именно игнорирование образной природы художественной сатиры На котором настаивал Бахтин (Бахтин М.М. Собр. соч.: В 7 т. Т. 5. М., 1996. С. 35). и специфической целостности картины мира в комедиях Гоголя было преемственно доведено до абсурдных порой форм. Сила гоголевской сатиры официально утверждалась как художественное новаторство, а драматургическое своеобразие понималось как ожесточенная критика действительности. Эта тенденция почти поглотила научную мысль в работах о гоголевской комедиографии достойных историков литературы, драматургии и театра (С. Данилов, Н. Пиксанов, Н. Степанов, И. Вишневская), так что многие верные и важные наблюдения и суждения не вошли в развивающий тему концептуальный фонд.

С другой стороны, необходимую историографическую часть исследования гоголевских комедий всегда составляла высокая оценка прижизненной критики. В отношении к последней комедии она не однородна, прежде всего -- в оценке существа вклада в отечественную комедиографию: Белинский и С. Шевырев настаивали на художественности, а в рецензиях репертуарных критиков акцентировалось значение небывалой сценичности в отсутствии любовной линии. В истории гоголеведения наблюдается преемственный повтор второй оценки, принятой за аксиому в литературоведческих описаниях, в то время как она, во-первых, отражает театроведческий аспект и сформирована текущим репертуарным фоном Указания отдельных ученых на драматические прецеденты без любовной интриги (С. Дурылин -- назвал пушкинских «Скупого рыцаря» и «Моцарта и Сальери», а Н. Степанов -- «Ябеду» В. Капниста) не разрушили стереотипа., а во-вторых, не указывает на признаки литературной, тем более художественной пьесы.

Системно-исторический подход к комплексу научного знания о художественном процессе первой половины XIX в. позволил нам установить основной вектор наследования реальным научным достижениям предшественников в изучении гоголевской драматургии, а также наметить несколько исторических эпизодов конструктивного аналитического восприятия комедиографии классика, преемственно связанных между собой основной идеей -- синтетизма литературно-художественного, драматургического и театрального мышления комедиографа.

В первую очередь речь должна идти об эпохе, к которой принадлежит гоголевское творчество. Важность комедийного жанра, его возможности и одновременно сложности обретения художественного уровня и национально-исторической идентичности -- были заботой всей просвещенной части литературно-театрального сообщества, заботой -- унаследованной от XVIII в. и не ослабевающей вплоть до нач. 1860-х годов. «Игроки» подвели своеобразный итог пройденному комическим писателем пути и в наибольшей мере из всех его комедий воплотили авторскую рефлексию над возможностями комедиографического языка, но художественный замысел состоял в воссоздании проблемной и комической сути социального поведения-поступка «героя нашего времени». Сложность, связанная с адекватной содержательной интерпретацией той высокой оценки, которую прижизненная литературная критика дала всем гоголевским комедиям как художественным литературным произведениям для театра, разрешима: с одной стороны, подробно описана эволюция философско-эстетической позиции и понимания художественности и Белинским, и Григорьевым, с другой -- лаконизм критиков в описании достоинств «Женитьбы» и «Игроков» может быть компенсирован разборами «Ревизора».

Второй период продуктивного интереса к гоголевской комедиографии и драматургии связан с тремя знаменательными научными и культурными фактами. Один из них -- выход тихонравовского издания гоголевских сочинений, содержащего впервые введенные в научный оборот черновые материалы и первый системный и научный комментарий к ним. Другой -- последующие во времени гоголевские юбилеи (1902 и 1909 годов). Третий -- мощный всплеск театрализации культуры первой четверти ХХ века, а как следствие -- повышенный научный интерес к драматургии и к теории драмы, а также -- к художественно-сценической рецепции гоголевских комедий.

Весь этот период развития отечественной культуры и науки в последние десятилетия был подвергнут систематической, в том числе продуктивной научной рефлексии, способной обеспечить преемственное развитие поставленных в те годы научных проблем, связанных с нашей темой. Однако именно тогда стала очевидной намеченная поздним Белинским тенденция включать в границы достижений литературы только «Ревизора». Напротив, в театральной критике и в театроведческой литературе проявился серьезный интерес к «Женитьбе», в том числе -- к сложной творческой истории, фиксирующей эволюцию драматургического языка и поиски автором адекватной жанровой формы Ср., напр., основанное на знакомстве с опубликованными черновыми редакциями аргументированное мнение репертуарного критика 1920-х годов и затем историка театра Н. Волкова о «Женихах» как другой комедии (Волков Н.Д. Театральные вечера. М., 1966. С. 438)..

Следующий исторический этап, отражающий сдвиг в гоголеведении и в теории драмы, а одновременно преемственное развитие наиболее значимых концепций, -- 1960-1980-е годы. Примечательно, что в это время теоретики драмы (Б. Костелянец, М. Кургинян) развивают концепцию драматического действия В.Г. Белинского (как наиболее значимую для отечественной драматургии трактовку гегелевской), хорошо известную Гоголю и, безусловно, для комедиографа важную.

В изучении гоголевской драматургии чрезвычайным достижением этого научного этапа является концепция Ю.В. Манна, первоначально касающаяся поэтики «Ревизора» Манн Ю.В. Комедия Гоголя «Ревизор». М., 1966.. Это исследование представляет, прежде всего, образец научной преемственности: непредвзятый аналитический взгляд, резюмирующий концептуальный опыт прошлого -- современной Гоголю театральной критики (мнимость как художественная идея «Ревизора», по Белинскому, и миражность события как драматургическая идея -- по Ап. Григорьеву), режиссера-практика начала XX века («чувство сцены» как драматургическая концентрация художественной идеи «Ревизора» в трех первых репликах, по Немировичу-Данченко), а также наблюдения Вяч. Иванова об аристофановских традициях в драматургической структуре «Ревизора». К этой театрально-драматургической концепции Манн прибавил систематический анализ художественного языка пьесы, настаивая на глубине художественной мысли драматурга. Необходимо отметить также в качестве образца научности опору гоголеведа на анализ философско-эстетических исканий 1830-1840-х годов, глубокое понимание хода эстетической мысли Гоголя и его художественного кредо, выраженного в «Театральном разъезде» (в противовес распространенной вульгарно-социологической трактовке). В книге «Поэтика Гоголя» (1976) Ю. Манн представил идею миражной интриги как структурное качество художественного мышления Гоголя не только в драматургии, но и прозе, наметив и спецификацию приема в том и другом роде. Отсюда, фактически, берет свое начало научная рецепция последней гоголевской комедии «Игроки».

Хотя систематический анализ драматургической поэтики (театральной и/или литературных форм), речевого объема, структуры диалога, вытекающий, казалось бы, из опыта исследования «Ревизора», к «Игрокам» применен не был ни тогда, ни после, -- в 1980-1990-е годы литературоведение, заинтересовавшись «Игроками», обнаружило сложность и парадоксальность драматического образа в пьесе. Ю. Манн, указав на характерную для гоголевской поэтики «миражную интригу» в «Игроках», описал усложнение образа «игра--жизнь» нетрадиционным функциональным решением ведущего игрока (Утешительного) Манн Ю.В. О понятии игры как художественном образе // Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М., 1987. С. 209-236.; Е.Н. Купреянова ввела в научный оборот концепцию театрализованной структуры действия в пьесе (спектакль в комедии) и указала на ее возможный источник -- сцену «мышеловки» в «Гамлете» Купреянова Е.Н. Гоголь-комедиограф // Русская литература. 1990. № 1. С. 6-33.; А.Т. Парфенов попытался впервые подробно описать структуру интриги комедии и соотнести архитектонику пьесы с европейской барочной традицией Парфенов А.Т. Гоголь и барокко: «Игроки» // ARBOR MUNDI. Мировое древо. Вып. 4. М., 1996. С. 142-160.; наконец, Ю.М. Лотман высказал концептуально важные суждения о революционном театрально-драматургическом значении пьесы и двух ее центральных персонажей (Ихарев и Утешительный), о пародийном компоненте и сложном механизме конструкции/деструкции в строении целого и его частей, об этапном значении пьесы в творчестве Гоголя в аспекте центральной темы («ложь, обман, кажимость») О «реализме» Гоголя // Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. II. Новая серия. Тарту, 1996. С. 11-35..