Проза Л. Петрушевской как система дискурсов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

Проза Л. Петрушевской как система дискурсов

Специальность 10.01.01 - Русская литература

доктора филологических наук

Прохорова Татьяна Геннадьевна

Казань 2009

Работа выполнена на кафедре русской литературы

ГОУ ВПО «Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина»

Министерства образования и науки Российской Федерации

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор Елина Елена Генриховна

доктор филологических наук, профессор Голубков Сергей Алексеевич

доктор филологических наук, доцент Тюленева Елена Михайловна

Ведущая организация ГОУ ВПО «Тверской государственный университет»

Защита состоится 30 января 2009 года в 13 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 081.14 при Казанском государственном университете по адресу: 420008, г. Казань, ул. Кремлевская, 35 (2-й учебный корпус), ауд. 1306.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. Н.И.Лобачевского Казанского государственного университета (Казань, ул. Кремлевская, д.35).

Автореферат разослан « » 2008г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук Р.Л.Зайни

художественный петрушевская доминанта литературный

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Развитие отечественной литературы на рубеже ХХ-ХХI веков, в ситуации постмодерна отличается отсутствием былой иерархичности, пестротой различных направлений и течений, сложно взаимодействующих друг с другом. В этих условиях одной из насущных задач, стоящих перед наукой, является поиск наиболее оптимальных подходов, позволяющих рассмотреть за внешней хаотичностью приметы динамической целостности, что предполагает обращение к системному анализу. Он известен в науке давно, но каждый новый объект изучения требует разработки своих критериев, своей методики исследования.

Если в качестве системы, то есть подвижного, динамичного целостного единства, рассматривать современный литературный процесс, то его исследование может осуществляться по следующим направлениям: 1) изучение основных его закономерностей, доминантных и второстепенных тенденций с целью выявления типологии жанров, стилей, художественных направлений, течений; 2) системный анализ наиболее значительных литературных явлений: например, постмодернистской парадигмы художественности, того или иного жанрового образования и т.п.; 3) изучение художественных систем отдельных представителей новейшей литературы, в чьем творчестве воплощаются характерные ее черты.

Работ первого и второго типа в последнее время появилось достаточно много: это исследования М.Н.Эпштейна, Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого, Г.Л.Нефагиной, И.С.Скоропановой, И.К.Сушилиной, О.В.Богдановой, М.П.Абашевой, Т.Н.Марковой, Е.М.Тюленевой, И.Л.Даниловой и др. Они нацелены на выявление логики развития современного литературного процесса, на системное изучение наиболее показательных для его характеристики художественных форм. При создании общей картины развития современного литературного процесса каждый из авторов избирает свой аспект исследования. Выявляя основные тематические русла, рассматривая пути художественного осмысления реальности, изучая стилевую и жанровую специфику, ученые в своих типологических обобщениях фактически стремятся установить основные принципы существования и развития современной литературы как системы. По справедливому замечанию М.Н.Липовецкого, «система определяется не набором входящих в нее элементов, но способом структурной организации ее целостности. Целостность же в свою очередь детерминирует функции элементов системы». Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики) / М.Н.Липовецкий. - Екатеринбург: Уральск. пед. ун-т , 1997. - С.8. Поэтому при анализе основных закономерностей развития современного литературного процесса исследователи стремятся прежде всего выявить характерные приметы его целостности. Безусловно, эта работа еще далеко не завершена (и не может быть завершена, поскольку речь идет о движущемся, незавершенном явлении), но все же следует констатировать, что в данном направлении сделано уже немало.

Третий путь исследования связан с системным анализом творчества наиболее крупных («опородержащих», по выражению Т.Н.Марковой) представителей современного литературного процесса. Количество работ такого плана тоже весьма значительно, однако в большинстве подобных исследований анализируется какой-то определенный аспект творчества писателя. При этом далеко не всегда учитывается, что художественный мир, созданный автором, не только сам представляет собой систему, имеющую многоуровневую структуру, но к тому же является частью другой, более масштабной системы - литературы. Его анализ предполагает изучение законов и принципов взаимодействия различных структурных уровней, определения их взаимозависимости, а также форм связи с литературным и социокультурным контекстом. Путь системного анализа дает возможность на относительно локальном материале детально рассмотреть те общие закономерности, которые обнаруживают себя в литературе как системе, и одновременно выявить специфические художественные особенности, обогащающие эту систему.

Одним из наиболее значительных и ярких явлений современной отечественной литературы является творчество Л.С.Петрушевской. Оно привлекает к себе устойчивый интерес литературоведов и критиков, однако оценки своеобразия художественного мира этой писательницы остаются крайне противоречивыми. Одни исследователи рассматривают его в русле натурализма, другие - как продолжение традиций критического реализма, третьи - как пример неореализма, четвертые - постмодернизма.

Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий еще в начале 1990-х выдвинули весьма продуктивную гипотезу постреализма. Именно в этом ракурсе они рассматривают и творчество Петрушевской. Намеченный учеными путь является, на наш взгляд, наиболее перспективным. И все же концепция творчества Петрушевской, которая была предложена Н.Л.Лейдерманом и М.Н.Липовецким, требует дальнейшего развития. Важнейший вопрос определения своеобразия художественной системы писательницы нельзя считать до конца проясненным. Художественный мир Петрушевской представляет собой явление сложное и подвижное. В нем переплетаются не только реалистические и постмодернистские, но и сентименталистские, барочные, романтические, натуралистические, модернистские интенции, причем, в каких-то ее произведениях могут доминировать одни из них, в других - другие. При этом, как справедливо было отмечено критиками и литературоведами, Петрушевская необычайно цельный писатель. За период почти сорокалетней творческой деятельности ее эстетические и мировоззренческие установки мало изменились.

Цель работы - исследовать художественный мир Петрушевской как целостную художественную систему. Логика работы определяется решением следующих задач: 1) выяснить особенности структурной организации системы; 2) установить механизм действия основных ее составляющих, 3) определить, что придает этой системе целостность, 4) выделить элемент-доминанту, а также иерархию других составляющих системы, 5) исследовать конструктивные функции каждого элемента. 6) выявить связь этой системы с контекстом реальности и с литературным контекстом.

Объектом изучения избрана проза Петрушевской, так как она отличается большим разнообразием жанров, стилей, различных видов интертекстуальных стратегий, к тому же проза вобрала в себя и драматургический опыт автора, и ее эксперименты в области поэзии. Именно в данном виде творчества талант писательницы раскрылся во всей его многогранности. В работе рассматриваются практически все жанры прозы Петрушевской: «реальные» и мистические рассказы, сказки, повести, роман, а также привлекаются ее мемуарные произведения, статьи, эссе, вошедшие в книги «Девятый том» и «Маленькая девочка из «Метрополя»». Пьесы, информация о спектаклях, поставленных на сценах разных театров по драматургическим произведениям Петрушевской, используются как фон, для сравнения, чтобы убедиться, что те процессы, которые происходят в прозе, проявляются и в других родах и видах ее творчества.

Предметом исследования является изучение дискурсных стратегий прозы Петрушевской как пути выявления составляющих ее художественной системы.

Сегодня для многих литературоведов вполне очевидно, что наиболее актуальным является путь рассмотрения творчества Петрушевской как единой системы. Об этом, в частности, заявляют в своих диссертациях Ю.Н.Серго, О.А.Кузьменко, С.И.Пахомова. Реализация данной задачи возможна различными способами. Мы считаем, что первостепенное значение для ее осуществления имеет анализ механизма дискурсных стратегий, так как характер повествования в произведениях Петрушевской во многом определяется законами устной речи. Для выявления своеобразия данной художественной системы, изучения механизма ее функционирования необходим учет всей коммуникативной цепочки «автор - рассказчик - герой - читатель» и на этой основе - осуществление анализа структуры повествования. Специфика диалога Петрушевской с читателем во многом объясняется характером интертекстуальных стратегий. Диалогичность, полифонизм как важные особенности ее прозы выдвигают задачу исследования специфики и форм проявления интертекстуальных связей, диалогических взаимоотношений как внутри текста, так и между текстами, между «своим» и «чужим» в произведениях писательницы.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые в отечественном литературоведении

· предлагается методика исследования индивидуальной художественной системы через анализ дискурсных стратегий;

· проанализированы в их взаимодействии все жанры прозы Петрушевской и установлена ее целостность как статико-динамической открытой системы;

· выявлен механизм реализации дискурсных стратегий, исследована их взаимосвязь, иерархические отношения в системе;

· определена доминантная роль сентименталистского дискурса, формы и функции его проявления, а также соотношение с другими дискурсами;

· внесены существенные уточнения в решение проблемы функционирования рассматривавшихся в литературоведении и критике ранее реалистического и натуралистического дискурсов,

· осуществлен анализ различных форм выражения автобиографического дискурса;

· выяснена роль и формы проявления романтического дискурса;

· выявлен и рассмотрен акмеистический дискурс, в связи с чем определена типологическая связь поэтики Петрушевской и Ахматовой;

· установлено, как происходит становление постмодернистского дискурса, определена его роль в художественной системе писательницы;

· введен в научный оборот ряд произведений Петрушевской, ранее не исследованных или малоисследованных.

Структура работы определяется основной ее целью и задачами. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографического списка. В каждой из глав рассматривается механизм проявления определенного дискурса, а также его связь с другими дискурсами. Последовательность глав отражает наше представление об иерархии элементов, составляющих систему.

Теоретическую и методологическую основу диссертации составляют труды философов: А.Ф.Лосева, М.К.Мамардашвили, В.С.Библера, В.Н.Садовского; исследования по семиотике литературы отечественных и западных ученых: Р.О..Якобсона, В.Я.Проппа, Ю.С.Степанова, Ц.Тодорова, К.Бремона, Р.Барта, К.Леви-Стросса, Ю.Кристевой; представителей русской формальной школы (Ю.Н.Тынянова, В.Б.Шкловского, Б.М.Эйхенбаума), Тартусской школы Ю.М.Лотмана, а также работы литературоведов М.М.Бахтина, Б.О.Кормана, Д.С.Лихачева, Б.М.Гаспарова, М.Н.Эпштейна, В.И.Тюпы, Ю.Б.Борева, И.К.Неупокоевой, А.К.Жолковского, И.П.Ильина, И.С.Скоропановой, историков литературы - Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого, Т.Н.Марковой, О.В.Богдановой, Г.Л.Нефагиной и др.; специалистов по лингвистике и стилистике текста Т.А. ван Дейка, Ю.Н.Караулова, Л.Бабенко.

В ходе исследования мы синтезируем несколько подходов - системный, историко-функциональный, а также используем методику структурного, сравнительно-типологического и интертекстуального анализа.

На защиту выносятся следующие положения:

· Проза Петрушевской представляет собой сложно организованную художественную систему, которая имеет открытый, динамический характер и вместе с тем отличается иерархической стройностью, обеспечивающейся взаимодействием дискурсов, принципиально значимых для выражения авторской картины мира.

· Определяющим признаком данной художественной системы является переходность, основными ее константами - традиция и новаторство. В едином пространстве этого мира сопрягаются и дополняют друг друга типологически различные культурные «слои».

· Структурной осью данной системы является сентименталистский дискурс, через который выражается точка зрения матери, болеющей за своих детей. Позиция со-страдания и жалости определяет взаимоотношения в коммуникативной цепочке автор-герой-читатель, проявляется через интертекстуальные связи с текстами-предшественниками, обнаруживает себя на лексическом уровне и в художественной структуре произведений.

· Значимость реалистического дискурса обуславливается самим выбором жизненного материала, к которому обращается Петрушевская, спецификой ее героев, погруженных в сферу обыденности, преобладающей формой повествования. Стратегия реалистического дискурса определяется авторской установкой на постижение истины жизни за пеленой повседневного. При этом реалистический дискурс вступает во взаимодействие с другими, нереалистическими, расширяя и обогащая свои возможности. В результате происходит его трансформация.

· Натуралистистический дискурс наиболее явно выражается на лексическом, интертекстуальном и концептуально-философском уровнях произведений. С ним связана одна из ключевых идей творчества Петрушевской о природой заложенной циклической замкнутости существования, о западне жизни.

· Романтический дискурс в художественной системе прозы Петрушевской, во-первых, связан со стремление писательницы дать героям возможность вырваться из западни жизни и приобщиться к иному миру; во-вторых, он порождается особенностями мироощущения самих героев, которые ищут различные способы ухода, преодоления мрака жизни. И то, и другое определяет такую важную особенность многих рассказов Петрушевской, как романтическое двоемирие. Значимость романтического дискурса обуславливается также жанровыми исканиями Петрушевской, в частности, ее обращением к сказкам и мистическим рассказам.

· Модернистский дискурс обуславливается такой важнейшей особенностью, характеризующей картину мира писательницы, как обращение к онтологическим понятиям Жизни, Смерти, Любви, что влечет за собой мифологизацию повествования, насыщение текстов культурными реминисценциями, аллюзиями, позволяющими в частных случаях, бытовых ситуациях, разглядеть универсальное, вечное.

· Постмодернистский дискурс в художественной системе Петрушевской тоже играет принципиально важную роль, поскольку благодаря ему система обретает гибкость, подвижность, открытость, благодаря ему становится возможным совмещение несовместимого, взаимодействие нескольких дискурсов в пределах одного произведения, осуществление игровых отношений между ними. В основном постмодернистский дискурс выполняет роль своеобразного механизма в системе, фундамент которой составляют гуманистические ценности, что и объясняет постоянное обращение Петрушевской к мысли семейной.

· Индивидуальная художественная система Петрушевской - продукт переходной, кризисной эпохи, с присущей ей эклектикой. В связи с этим ни один из дискурсов не способен сохранить свои «чистоту» и «неприкосновенность», постоянно возникает эффект взаимных отражений, нередко - эффект кривого зеркала, поэтому и дискурсные стратегии проявляют себя в основном двояко: в серьезном и несерьезном, неигровом и игровом вариантах.

Научно-практическое значение работы заключается в возможности использования ее материалов и предложенной методики анализа не только для дальнейшего изучения творчества Петрушевской, но и других представителей современного литературного процесса, чьи художественные системы также отличает переходность, причем это относится не только к творчеству прозаиков, но и поэтов, драматургов. Выводы исследования могут быть использованы при изучении литературного процесса рубежа ХХ-ХХI веков, при разработке спецкурсов и спецсеминаров.

Апробация работы осуществлялась в процессе руководства диссертационными работами аспирантов, при чтении лекций по курсу «История русской литературы ХХ века», а также при разработке спецкурсов «Актуальные проблемы современной прозы» и «Постмодернизм в русской прозе» для студентов и магистрантов КГУ. Отдельные положения исследования были использованы при чтении лекций в университетах Германии (в Гиссене - в январе 2001г. и в мае 2003г., в Майнце - в ноябре 2003г.) и Швейцарии (во Фрибурге - в декабре 2006г.). В период с 1995 по 2008 годы основные идеи диссертации излагались в выступлениях на международных, всероссийских, зональных, межвузовских, республиканских, университетских научных конференциях в Гиссене (Германия), Лодзи (Польша), Москве, Санкт-Петербурге, Перми, Саратове, Владимире, Нижнем Новгороде, Елабуге, Казани. Содержание работы отражено в 57 статьях, в монографии «Проза Петрушевской как художественная система» (2007) и в учебном пособии «Постмодернизм в русской прозе» (2005), получившем гриф УМО.

Содержание диссертации

Введение состоит из двух частей: в первой дается общая характеристика работы, позволяющая обосновать выбор ее проблематики и исследовательской стратегии, во второй части формулируется теоретическая платформа, выделяются приоритетные позиции, значимые для анализа специфики прозы Петрушевской как системы дискурсов. Мы рассматриваем дискурс как специфические принципы организации текста-высказывания, которые определяют характер отношений в коммуникативной цепочке: автор - нарратор - герой - читатель - и отражают авторскую картину мира, создаваемую посредством этого высказывания. Связность дискурса определяется как на локальном уровне, характеризующем точку зрения нарратора и героя в конкретных ситуациях высказывания (рассказывания), так и на глобальном уровне, характеризующем дискурс в целом, включая тему, общий смысл, основное содержание, всю макроструктуру произведения (или произведений), которая формируется автором, направляется его диалогом со-гласия с читателем и зависит как от специфики его мировосприятия, так и от той социокультурной ситуации, в которой существует эта творческая личность и в которой складывается этот диалог.

В первой главе «Трансформация реалистического дискурса в прозе Л.Петрушевской» анализируются ранние произведения писательницы, которые критика обычно рассматривает как пример так называемого «жестокого реализма», а также ее автобиографическая проза.

Реалистический дискурс занимает одну из приоритетных позиций в художественной системе Петрушевской. По отношению к нему можно употребить понятие макроструктура, так как именно реалистический дискурс позволяет дать семантическое описание глобального содержания и, следовательно, глобальной связности дискурса. В так называемых «реальных» рассказах наглядно обнаружил себя тот тип героя и те специфические ситуации высказывания, которые характеризуют объектную и субъектную организацию текстов Петрушевской, специфику их лексического, синтаксического строя, а также один из важнейших аспектов диалога со-гласия с читателем, который ведет автор.

Проблема связи творчества Петрушевской с реалистической традицией является одной из самых обсуждаемых, тем не менее этот аспект творчества писательницы нельзя считать в полной мере изученным. В критике, а порою и в литературоведческих работах, именно ее «реальные» рассказы зачастую получают поверхностную оценку, что ведет к существенному искажению их смысла. Прояснению концепции мира и человека в творчестве Петрушевской во многом способствовали работы М.НЛиповецкого и Н.Л.Лейдермана. Рассматривая ее произведения в аспекте постреализма, они справедливо указали на черты, которые отличают их от традиционно реалистических, на литературность прозы Петрушевской, на неизменное присутствие в ее поэтике мифологического измерения. Т.Н.Маркова в своей докторской диссертации, посвященной стилевым тенденциям в малой прозе 1980-90-х годов, проницательно заметила, что «художественная «оптика» Петрушевской (…) позволяет ей одномоментно видеть чистоту и грязь, радость и отчаяние, боль и наслаждение, жизнь и смерть». Эту оценку (хотя Т.Н.Маркова отнюдь не ставила перед собой такую задачу) можно рассматривать как характеристику того объемного, многомерного взгляда, который отличает глубину постижения жизни зрелым реализмом. Но Петрушевская не просто продолжает эту традицию, она обновляет, трансформирует ее, обогащая новым опытом. В ее реальных рассказах и повестях типизация тесно сочетается с моделированием реальности, в результате чего происходит трансформация реалистического дискурса. Образ в прозе Петрушевской «перерастает» себя, становится богаче своего исходного семантического смыслонаполнения. Реалистическое ядро образа трансформируется в метафизическое, образ приобретает архетипические черты, оставаясь при этом жизнеподобным, живым, знакомым.

В первом параграфе «Специфика проявления реалистического дискурса в ранних рассказах» анализируются произведения, в которых Петрушевская, как она сама признавалась, говорила голосом «толпы и сплетни». Она превращала свои рассказы в театр, где «текст идет от чьего-то лица». При этом позиция читателя, к которому обращен реалистический дискурс, - это позиция человека, способного разглядеть за оболочкой повседневности истину жизни, понять мир души и сердца.

Через реалистический дискурс обнаруживает себя специфический жизненный материал, к которому по преимуществу обращается писательница, определенный тип героя - маленького человека, погруженного в сферу быта, с ним связана преобладающая в произведениях Петрушевской форма повествования - свободная речевая конструкция с присущей разговорной речи неофициальностью, непосредственностью общения. Этот дискурс проявляется на уровне кругозоров героев и автора, он определяет и объектную, и субъектную организацию текста, характеризует систему внутритекстовых высказываний, выражается на уровне ритмической организации текста. Имплицитный читатель при этом становится едино-мышленником автора. Это ему он открывает истину жизни, скрывающуюся за пеленой обыденности, ему доверено в частных «случаях» разглядеть архетипическое.

При этом, разумеется, речь идет не о классическом реализме, а о реализме ХХ-го (а теперь и ХХ1-го) века, впитавшем в себя опыт натурализма, модернизма, постмодернизма. С одной стороны, в произведениях Петрушевской все рассказано читателю «просто и прямо», а с другой стороны, все сгущено до предела, до крайности.

Среди ранних произведений, в которых стратегия диалога с читателем строится на «безжалостной» ролевой игре, детально рассматривается «Рассказчица». Это один из первых рассказов Петрушевской, написанный еще в конце 1960-х годов. Он построен на пересечении двух совершенно разных речевых стратегий, на столкновении двух типов сознания. С первых же строк проявляется авторитарный дискурс повествователя, для которого характерно растворение личностного начала в коллективном бессознательном. Речевое поведение главной героини выражает инфантильное, подавленное «я», которое сформировалось вследствие трагедии обезличивания, поглощенности «я» «властью», вначале отца, а затем коллектива, стремящихся присвоить личность другого, вычерпать ее без остатка.

Авторская стратегия, которая проявляет себя в данном рассказе в основном через композицию, а также через отдельные детали, носит иной характер, чем стратегия нарратора, просто фиксирующего факты. Авторская дискурсная стратегия направлена на то, чтобы установить причинно-следственные связи, объяснить истоки речевого поведения героини. Как известно, подобная установка присуща реализму. Но одновременно в рассказе проявляется и то, что присуще модернистским течениям, в частности, неореализму: интерес к сфере бессознательного, ограниченность рационально-логических элементов, отталкивание от аналитических способов психологизма, от рационалистических приемов в пользу косвенных, сложно опосредованных. Таким образом, уже в первых рассказах Петрушевской обнаруживают себя разные дискурсные стратегии, присущие не только реализму, но и модернизму. Об этом свидетельствует и трактовка темы «слова» в «Рассказчице». Слово творит реальность, оно служит созданию иллюзии связи героини с миром. Это привносит в реалистическое повествование новый смысл, свойственный модернистскому дискурсу. В дальнейшем в прозе Петрушевской отмеченная тенденция проявляется все отчетливее: более явно проступает мифологическое начало, обнаруживают себя интертекстуальные связи, тексты становятся все более полифоничными.

На примере рассказа «Али-Баба», который открывает первую большую книгу прозы Петрушевской «По дороге бога Эроса» (М., 1993), прослеживается, как строится диалог автора с читателем, как уже в ранних ее произведениях проявляют себя интертекстуальные стратегии.

С точки зрения композиционных форм высказывания рассказ «Али-Баба» представляет собой развернутое описание бытовой жизненной ситуации, осложненное небольшим диалогом героев. Но структура повествования, как и во многих других произведениях Петрушевской, характеризуется многоголосием. Голоса героев вплетаются в дискурс рассказчицы. Форма несобственно-прямой речи позволяет создать эффект подвижной диалогичности. Характер лексики, синтаксической структуры фраз позволяют увидеть в героях не просто маргиналов, а в сюжете - не только «чернушный» житейский эпизод. Неожиданный образ - «разруха судьбы», возникающий в самом начале, может быть воспринят как своеобразная «первичная модель» (термин Лосева) стиля Петрушевской. Сквозь темную пелену быта она заставляет увидеть бытие. Реалистический дискурс в ее произведениях вбирает в себя сразу несколько других (натуралистический, сентименталистский, элегический), усиливая и углубляя полифонический смысл всего высказывания. В результате «Али-Баба» - это и очередная история о «бедной сиротке», и горький рассказ об одиночестве, о разрыве человеческих связей, и новая, пародийно-трагическая версия сюжета Али-Бабы, спокойно и без усилий осуществляющего свои желания.

Анализ ранних рассказов Петрушевской позволил убедиться в том, насколько многослойным может быть реалистический дискурс. Произведения писательницы, которые в критике обычно причисляют к «жестокому реализму», на самом деле отличаются неоднородной и весьма сложной художественной структурой.

Во втором параграфе «Автобиографический дискурс в «реальных» рассказах Л.Петрушевской» рассматриваются те ее произведения, в которых героем становится сам автор. Они отражают не только процесс его самосознания и самопознания, но и открытие истины жизни, которая и составляет цель и смысл реалистического произведения. Значимость автобиографических произведений в творчестве Петрушевской определяется также тем, что в ее реальных рассказах автор обычно скрыт от взора читателя, а ее герои по преимуществу принадлежат к тому типу людей, которых философ М.Мамардашвили характеризует как «не-рожденные», то есть не обладающие внутренней свободой, которая будит в человеке волю к противодействию обстоятельствам. Они не способны к самооценке, к пониманию того, что с ними происходит. В автобиографических рассказах автор как бы компенсирует эту «пустоту» недосказанности, непонимания героями себя и мира.

Тенденция к активизации автобиографического дискурса в творчестве Петрушевской явно определилась в конце 1990-х - начале 2000-х годов. Рубеж веков - это всегда время подведения итогов, осмысления себя во времени и времени в себе, эпоха самосознания и самопознания личности. В этом плане проявление автобиографического дискурса в прозе Петрушевской весьма показательно. Симптоматично в связи с этим и ее обращение к мемуарно-эссеистической прозе («Девятый том» (2003) и «Маленькая девочка из «Метрополя» (2006)»), в которой автор выражает себя открыто. При исследовании автобиографического дискурса в художественной прозе Петрушевской «Девятый том» и «Маленькая девочка…» рассматриваются нами в качестве своеобразного жанра-прототипа, так как они выводят к внетекстовой реальности, содержат жизненный материал, позволяющий идентифицировать те или иные рассказы писательницы именно как автобиографические. Сопоставление позволяет увидеть, как жизненный факт трансформируется в факт художественный.

В параграфе анализируются прежде всего те произведения, которые содержат более или менее очевидные отсылки к биографии Петрушевской: «Горилла», «О, счастье», «Ветки древа». Избранные для анализа рассказы отсылают читателя к разным этапам жизни писательницы: детству, юности, периоду зрелости.

Материал «Девятого тома» позволяет соотнести героев рассказа «Горилла» с реальными лицами из детства автора. Но Петрушевская не просто переселяет пришедшие из прошлого и затем как бы ожившие лица в свои произведения, она создает новую художественную реальность. При этом проявляется не только действие закона памяти, с ее субъективностью, избирательностью, способностью к моделированию, пересозданию, но и интертекстуальный план, связанный с впечатлениями от спектакля по пьесе Гуркина «Плач в пригошню». Творческая перекличка этих двух текстов (Гуркина и Петрушевской) и двух пластов воспоминаний (о детстве и о спектакле) выражена и на стилистическом уровне. Свою статью в «Девятом томе» о пьесе «Плач в пригоршню» и о режиссерской работе Д.Брусникина Петрушевская назвала «Московский неореализм». Это заглавие в определенной степени может служить ключом и к характеристике творческой манеры самой Петрушевской.

По закону автобиографической прозы нарратор в рассказе Петрушевской раздваивается, и мы наблюдаем его «я» в прошлом и в настоящем. Соответственно повествовательная стратегия строится таким образом, что мы видим происходящее и глазами девочки-подростка, и глазами взрослого человека. Эти две точки зрения дополняются философским комментарием. В конкретной истории проступает универсально-обобщенный мифопоэтический смысл. Сам ритм повествования призван передать идею движения-роста, жизни-реки. Мифологема жизни-реки, возникающая в рефрене, дополняется мифологемой «судьбы», которая в творчестве Петрушевской играет ключевую роль. В рассказе преобладает элегический дискурс. Причем автор заставляет задуматься не только о традиционных для элегии вопросах (внезапность смерти, кратковременность жизни), но и о связи таких, казалось бы, несовместимых понятий, как детство и смерть.

Рассказ «О, счастье» - редкий пример в прозе Петрушевской, когда частная история предстает на фоне отчетливо прописанного историко-культурного контекста. Типичный для Петрушевской хронотоп квартиры вписывается в хронотоп истории. Перед читателем как бы оживают кадры документального кино. Во внутренний мир произведения автор включает реальные лица поэтов, художников периода «оттепели», воссоздает саму духовную атмосферу начала 1960-х. Причем Петрушевская передает ее не только с помощью бытовой конкретики, знаковых деталей, точных характеристик, но и через стиль речи, ведь «оттепель» ярко проявилась именно в новом стиле речевого общения. Свобода, раскованность, молодежный жаргон - все это во многом определяет стратегию повествования в рассказе. Благодаря культурно-историческому контексту, сюжетная линия «частной» жизни героев тоже воспринимается как автобиографическая. Автор, рассказчица и герои сближаются и в их понимании счастья: прежде всего, это душевная близость, родство - нравственные понятия, занимающие приоритетные позиции в ценностной иерархии Петрушевской.

В рассказе «Ветки древа» более определенно, чем в других произведениях, обнаруживается идентичность не только автора и рассказчицы, но и рассказчицы и героини, проявляется характерная для автобиографической прозы установка на воссоздание истории индивидуальной жизни. И все же произведение строится по другим законам, чем воспоминания о былом. Характерно, что в этом рассказе отсутствуют характерные для автобиографических жанров слова и фразеологизмы с семой «память», «время», «прошлое», настоящее теснит прошедшее. В заглавие включена мифологема «древо», ориентирующая читательское восприятие на поиск в конкретном - универсального, философски-обобщенного. Древо (дерево) - многозначный символ - любви, жертвенности, мудрости, жизни и смерти, плодородия. Эти значения оживают, своеобразно реализуясь в сюжете рассказа, конкретизируются в традиционных для Петрушевской архетипических образах матери, дома и дороги.

Архетип дороги традиционно связан с представлением о жизненном пути человека. У Петрушевской «дорога» в ее конкретном проявлении тоже постепенно приобретает это архетипическое значение. В художественном мире писательницы мотив дороги предстает в двух противоположных по смыслу вариантах: как выражение бесприютности человека в чужом и чуждом ему мире и как путь, ведущий к дому, где человек обретает родственные связи.

Архетип дома занимает центральное место в художественном мире Петрушевской. Хотя в ее произведениях дом редко является воплощением идеи гармонии, и тем не менее он представляет собой главную ценность, «твердыню». Его опора и хранительница - мать. В повествовательной структуре рассказа, как и в творчестве Петрушевской в целом, материнский дискурс является определяющим. С ним связаны постепенно «разветвляющаяся» система образов, а также расширение пространственных границ художественной реальности. Общий «материнский» опыт объединяет у Петрушевской не только автора, рассказчицу, героев, но и читателя. В рассказе действует принцип зеркальных отражений. Автобиографический план повествования включается в общечеловеческий, затем - в евангельский, в результате чего вполне конкретный образ матери раздвигает границы обобщения и соотносится с самой Божьей Матерью. Художественное времяпространство тоже трансформируется: возникает своеобразный принцип «матрешки»: хронотоп биографической жизни вписывается в контекст общечеловеческий, а он, в свою очередь, в контекст мифологический, вечностный. Их объединяет сквозной мотив страдания, постоянно сопутствующий образу матери в произведениях Петрушевской.

В результате автопсихологизм как жанровый признак автобиографической прозы трансформируется у Петрушевской в «автофилософичность», то есть перед нами не столько воспоминания писательницы о своей жизни, о былом, не столько попытка осмыслить себя во времени, сколько стремление выйти к неким смысложизненным универсалиям. Но при этом значимость автобиографического дискурса не утрачивается, напротив, именно благодаря ему проясняется соотношение неповторимого, индивидуально-личного и всеобщего, универсального. Следовательно, при анализе «автобиографической» прозы Петрушевской вновь обнаруживается действие закона «расширения» реалистического дискурса.

Во второй главе «Проявления сентименталистского дискурса в прозе Л.Петрушевской» исследуется соотношение сентименталистского, реалистического и натуралистического дискурсов, выясняется связь творчества Петрушевской с таким явлением современной прозы, как неосентиментализм.

В оценках перспективных тенденций развития литературного процесса рубежа ХХ-ХХI веков М.Н.Эпштейн предсказывает близость исхода «постмодернистской» эры, обозначившей «усталость ХХ века от самого себя», и высказывает предположение, что «ХХI век может стать веком сентиментальности». Постмодернистская ситуация, в которой происходит развитие литературы, характеризуется дефицитом естественности, вытеснением реальности жизни реальностью текста. И когда в мире симулякров, пустых означаемых вдруг обнаруживаются живые чувства, это воспринимается как отрадное свидетельство преодоления тотального господства текстовой игры, как свидетельство возвращения гуманистических ценностей. В современной литературе сентименталистский дискурс проявляет себя и в произведениях, которые вписываются в рамки реалистического направления, и в тех, что тяготеют к постмодернизму. Так, Г.Л.Нефагина обнаруживает феномен сентименталистского реализма в «традиционной» прозе. И.С.Скоропанова в качестве показательных примеров «лирического постмодернизма» называет те произведения, в которых отчетливо проявляет себя сентименталистский дискурс, например: «Москва - Петушки» Вен. Ерофеева, «Душа патриота….» Е.Попова.

Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий отмечают «серьезную переакцентировку собственно сентименталистской традиции», происходящую в литературе конца ХХ - начала ХХI-го веков. Они утверждают, что «новая сентиментальность» по своему пафосу противоположна постмодернистскому скепсису и возвращается к традициям художественной системы романтического типа. Но одновременно она не находится в непримиримом антагонизме с «чернухой». Поэтому на почве неосентиментализма встречаются «маргиналы постмодернизма» и «маргиналы реализма и соцреализма». Отмечая активизацию «нового сентиментализма» в современной литературе, исследователи, однако, даже не упоминают имени Петрушевской. Мы же считаем, что рассмотрение ее творчества в данном аспекте чрезвычайно значимо для понимания особенностей мировидения писательницы, для выявления своеобразия ее художественной системы.

Глава состоит из трех параграфов. В первом из них - «Специфика проявления сентименталистского дискурса в «реальных» рассказах» - рассматриваются произведения Петрушевской из сборников «По дороге бога Эроса» (1993), «Дом девушек» (1998), «…Как цветок на заре» (2002), «Измененное время» (2005), а также привлекаются статьи из ее книг «Девятый том» и «Маленькая девочка из «Метрополя»», в которых она называет жалость одним из важных импульсов, побуждающих ее к творчеству.

Главной чертой сентиментализма все отечественные исследователи признают культ чувства (или «сердца»), который в данной системе взглядов становится «мерилом добра и зла». Сентиментализм становится «школой человеколюбия». М.М.Бахтин называет такие важные его особенности, как «переоценка масштабов, возвеличение маленького, слабого, близкого, переоценка возрастов и жизненных положений (ребенок, женщина, чудак, нищий). Переоценка жизненной детали, мелочи, подробности». Бахтин М.М. Проблема сентиментализма // М.М.Бахтин Собр. сочинений в 7 т. Т.5. - М.: Русские словари, 1997. - С.304. Позиция человека в сентиментализме выражается формулой: «Я существую для другого». Все названные особенности можно встретить в прозе Петрушевской. «Культ чувства» определяет основную стратегию взаимоотношений между автором - рассказчиком - героем - читателем в ее произведениях. Именно сентиментализм впервые исповедовал разочарование в «большой Истории» и обратился к сфере частной, интимной жизни отдельного человека, придал ей «естественное» измерение». Это «измерение» и является ценностным критерием существования у Петрушевской.

Культ чувства, прежде всего, определяет в ее творчестве взаимоотношения автора и героя. Тип маленького человека в сентиментализме понимается несколько иначе, чем в реализме, где определение «маленький» обозначает характеристику его душевного мира, его социального положения. М.М.Бахтин подчеркивал «экстерриториальность человека сентиментализма». Он может быть жалким, маленьким, вовсе не Героем, не гражданином, не делателем, а просто чувствительным и чувствующим человеком. В связи с этим столь концептуально значимы в высказываниях Петрушевской слова-характеристики: «нежный», «немощный». Писательница убеждена, что каждый достоин участия, и о каждом она готова проливать слезы. Даже когда Петрушевская размышляет о жанровой специфике своих рассказов, она вновь уточняет: «в их основе лежит жалость». Эта точка зрения объясняется тем, что в ее прозе позиция автора выражает не просто женский взгляд на вещи, а именно материнский взгляд. Отсюда ее желание защитить, ее жалостливое и милосердное отношение к своим героям. Именно материнский взгляд объясняет специфичность трактовки в прозе Петрушевской темы маленького человека. Определение «маленький» здесь используется даже не в переносном, а в прямом смысле - такими, маленькими, требующими защиты, автор видит своих героев. Как вариация типа маленького человека у Петрушевской нередко встречается тип сиротки, звучит мотив сиротства, что, естественно, провоцирует чувство жалости («Йоко Оно», «Сирота», «Свой круг»). Сострадательная позиция матери определяет и характер многих заглавий ее произведений («Дочь Ксени», «Дитя», «Доченька», «Гимн семье», «Материнский привет»), и специфику сюжетов, которые преимущественно связаны с семейной темой. Как своеобразная «формула» сентиментализма звучит название одного из ранних рассказов Петрушевской «Бедное сердце Пани». Эпитет «бедное» выглядит здесь почти как реминисценция, отсылающая к самому известному произведению русского сентиментализма - «Бедной Лизе» Карамзина. А в сочетании со словом «сердце» оно представляет собой едва ли не иллюстрацию сентименталистского принципа «чувствительного сердца».

Сентименталистский дискурс характеризует и особенности отношения автора с читателем. В рассказе «Возможность мениппеи» Петрушевская, давая оценку идеальному читателю, видит его прежде всего «тонким и чувствительным». Эта же мысль высказана ею и в «Девятом томе». Автора, рассказчицу и читателя связывают чувства жалости и милосердия, их объединяет общность позиции матери, ее жизненный опыт. Знаменитая фраза из гоголевской «Шинели»: «Я брат твой», - фокусирующая то отношение к герою, которое внушается читателю, применительно к рассказам Петрушевской прозвучала бы так: «Я сестра твоя». Диалог-мост, предполагающий тесный контакт с сострадательным и все понимающим читателем, устанавливается зачастую буквально с первых слов. Мы выделяем несколько типов зачинов, цель которых установление подобного контакта: зачин-размышление, создающий определенный эмоциональный настрой у читателя, чтобы привлечь его на свою сторону; зачины, которые выглядят как продолжение прерванной реплики, и тоже рассчитаны на читателя-друга, понимание с которым возможно с полуслова. Третий тип - зачины в виде вопросительных конструкций, в которых заметен элемент полемики. При этом рассказчица как бы стремится обратить читателя «в свою веру», заставить найти повод для ответных слез жалости.

Значимые для сентименталистского дискурса эпитеты «бедный», «жалкий», а также слова: «слезы», «плач», «чувство», «расчувствоваться», «жалость», «жалко», - ключевые в произведениях Петрушевской. Позиция сострадания, жалости как некий нравственный императив нередко фокусируется в так называемых ударных позициях текста: в заглавиях, начальных фрагментах или в финалах рассказов Петрушевской.

Сентименталистский дискурс во многом объясняет характер взаимоотношений между героями в прозе Петрушевской. Даже когда речь идет о жене и муже; о взрослых детях и родителях или просто о женщине и мужчине, стереотип их отношений отражает именно ситуацию «мать-дитя», причем нередко «дитя» неразумное, эгоистичное, капризное или больное. Мы наблюдаем это в рассказах «Я люблю тебя», «Младший брат», «Как ангел», «Али-баба», «Элегия», «Ребенок Тамары» и мн. др. В ситуации «мать-дитя» роли могут перераспределяться, как это происходит, например, в рассказе «Младший брат», где вначале мать выполняет в семье и женскую и мужскую функции, а после того как она заболела и стала совершенно беспомощной, сын приобщается к роли заботливой матери. Текст отражает постепенное преодоление отчуждения и слияние «языков» матери и сына, но и в том, и в другом случаях материнский дискурс является определяющим. В некоторых рассказах Петрушевской происходит обратный процесс: детский дискурс вытесняет материнский. Так, в рассказе «Дитя» заглавие не просто выражает суть сюжетной ситуации, но служит обобщающей характеристикой всех героев, которые ведут себя как запутавшиеся, не способные понимать происходящего малые дети. Дискурс детскости, являющийся здесь ведущим, усугубляет трагизм всей картины и служит ключом к прочтению текста.

Именно связь матери и дитя, в каких бы формах она ни проявлялась, является у Петрушевской смысложизненной. Она становится нравственным ориентиром в оценках, а потому и звучит в прозе писательницы мотив невиновности, неподсудности по отношению к героям.

Но взаимоотношения матери и детей в прозе Петрушевской нередко приобретают крайне противоречивый, резко-конфликтный характер, что, соответственно, отражается и на функционировании сентименталистского дискурса. О том, какие метаморфозы при этом с ним происходят, идет речь во втором параграфе «Взаимодействие сентименталистского и натуралистического дискурсов в повести «Время ночь»».

Проблема взаимосвязи сентиментализма и натурализма выдвигается в литературоведении не впервые. Применительно к прозе Х1Х века об этом писали еще А.А.Григорьев, В.В.Виноградов, М.М.Бахтин. Обычно данный вопрос затрагивался в связи с осмыслением художественного опыта писателей «натуральной школы». Современные исследователи справедливо считают, что взаимодействие натуралистического и сентименталистского дискурсов проявляется не только в ХIХ-ом столетии, но на рубеже ХХ-ХХI веков. К исследованию этого феномена обращаются М.Н.Эпштейн, Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий, но никто из них не рассматривает в данном аспекте творчество Петрушевской. Мы же утверждаем, что для понимания ее авторской позиции принципиально значимо взаимодействие сентименталистского и натуралистического дискурсов. В главе выясняется, каковы причины и формы проявления данной тенденции в ее прозе. Под этим углом зрения рассматривается одно из самых известных произведений Петрушевской - повесть «Время ночь», которая принесла ей мировую славу. Она была опубликована в самом начале 1990-х годов, когда, по утверждению Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого, в литературе происходил поворот от неонатурализма к неосентиментализму.

На первый взгляд, в повести «Время ночь» абсолютно преобладает натуралистический дискурс. О его присутствии свидетельствует уже сама форма повествования, с присущими натурализму установкой на документальность, фактографичность, стремлением зафиксировать «естественность» языка. Петрушевская использует игровой прием имитации чужого слова, который был многократно апробирован в литературе. При этом писательница, словно следуя закону «максимальной интенсивности художественной манеры», провозглашенному теоретиком натурализма Кастаньяри, намеренно обнажает свои дискурсные стратегии. Повесть «Время ночь» построена даже не просто как текст в тексте, но как текст в тексте в квадрате, то есть по принципу двойного зеркального отражения.

О значимости натуралистического дискурса говорят и слова-сигналы, отсылающие к натурализму: на первых страницах дважды упоминается имя Чарльза Дарвина, с которым при своем возникновении натурализм был идеологически связан. В повести Петрушевской имя ученого «сигнализирует» о значимости темы борьбы за выживание. Существование главной героини - непрекращающаяся битва за выживание, за спасение детей. Мужчины в этой борьбе выступают не как союзники, а скорее как противники, вот почему имя Чарльза Дарвина в данном контексте воспринимается как знак враждебности, опасности, ведь у женщин с детьми в этой вечной борьбе обычно слабая позиция. Помимо имени Чарльза Дарвина, как слова-сигналы, синтезирующие в себе память о натурализме, воспринимаются и реминисцентные образы «западни» и «голода». Первый из них адресует читателя к Э.Золя как автору романа «Западня» и одному из теоретиков французского натурализма. Второе ключевое слово - «голод» - заставляет вспомнить название знаменитого романа К.Гамсуна о полной лишений жизни начинающего писателя, которого муки голода, усугублявшиеся муками гордости, привели на грань безумия. Героиня повести «Время ночь» тоже писательница и тоже человек с оскорбленным самолюбием. Кроме того, в произведении Петрушевской, как и у Гамсуна, концептуально значима тема безумия. Но если у Гамсуна - голод реальный, то в повести «Время ночь» скорее надуманный. Он связан с проявлением своеобразной мании героини.

Натуралистический дискурс отчетливо выражается на лексическом, пространственно-временном и концептуально-философском уровнях произведения. С ним связана одна из ключевых идей творчества Петрушевской - о природой заложенной циклической замкнутости существования, о западне жизни.

Но в повести «Время ночь» принципиально важно взаимодействие натуралистического дискурса с сентименталистским. Их взаимопроникновение нередко происходит в пределах одной фразы, одной сентенции героини. Связь между ними осуществляется по принципу оксюморона, это объясняется тем, что чувство, объединяющее мать и ее детей, - любовь-ненависть - требует соответствующего способа выражения, поэтому необходим не один «язык», а сразу два. И тот, и другой способствуют психологическому раскрытию образа главной героини. Автору «записок» присуща экзальтированная чувствительность, что, естественно, отражается на ее манере воспринимать окружающее и изъясняться. Речь Анны Андриановны риторически насыщена, изобилует контрастными сочетаниями ужаса и восторга. В тексте это проявляется в обилии восклицательных предложений, риторических вопросов, в разнообразных средствах, способствующих достижению эффекта мелодраматичности. Слова «плач», «слезы» принадлежат к числу наиболее частотных.

Психологическое объяснение часто встречающегося у Петрушевской сочетания сентименталистского и натуралистического дискурсов можно найти у З.Фрейда. Объясняя феномен любви-ненависти, он проводит аналогию с людоедом, который пожирает как своих врагов, так и тех, кого он любит. С таким психологическим феноменом мы встречаемся и в повести «Время ночь». Как только дети нарушают границу материнского пространства, они сразу становятся чужими для матери, соответственно, возникает враждебность по отношению к ним, и речевая стратегия героини резко меняется: натуралистический дискурс вытесняет сентименталистский. Герои не могут установить необходимую для нормального существования психологическую дистанцию, и ситуация обостряется до предела. Разрешить ее автор «записок» пытается двумя способами: либо пытаясь ревниво присвоить себе тех кого любит, либо выстраивая новую стену и таким образом усугубляя враждебность. Для выражения этих двух психологических моделей Петрушевская и использует две разные речевые стратегии.