Размещено на http://www.allbest.ru/

На правах рукописи

проза м.а. шолохова: онтология, эпическая стратегия характеров, поэтика

10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук

Муравьёва Наталия Михайловна

Тамбов

2007

Работа выполнена в Тамбовском государственном университете имени Г.Р. Державина

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Полякова Лариса Васильевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Ванюков Александр Иванович

доктор филологических наук, профессор

Голубков Михаил Михайлович

доктор филологических наук, профессор

Котовчихина Наталья Дмитриевна

Ведущая организация: Институт мировой литературы

имени А.М. Горького РАН

Защита состоится «___» февраля 2007 года, в ___ часов на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в Тамбовском государственном университете имени Г.Р. Державина по адресу: 392000, Тамбов, ул. Советская, 93, институт русской филологии ТГУ имени Г.Р.Державина.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина (ул. Советская, 6).

Автореферат разослан «___» __________ 2007 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета Пискунова С.В.

Произведения такого масштаба, как «Тихий Дон», изменяют критерии ценностей, воздействуют на сознание людей, заставляют пересмотреть сложившиеся границы познания, точку отсчёта в оценках и представлениях о мире и человеке. Великое произведение становится событием национальной истории. В истории же литературы значение не только «Тихого Дона», но и всего творчества М.А. Шолохова столь велико, что определяет стратегические параметры всей отечественной литературы ХХ столетия.

Сложный художественный мир М.А. Шолохова, мир образов, человеческих страстей и природных стихий, отразивший полноту действительности и ставший зеркалом духа времени, неизменно привлекал и привлекает исследователей. В.В. Васильев справедливо пишет о том, что прорывы Шолохова в душу человека сродни тому крайне мало посещающему нас чувству «чуда нерукотворной жизни, её высшей целесообразности устроения и красоты вместе с ощущением сурового ока, недремно и хладно сопутствующего судьбам людей» [1]. Проходят годы, но шолоховские произведения не теряют своих свойств живительного источника: «Шолохов, как никто в мире, противостоит дроблению человека и мира, опошлению поступков и помыслов, преобладанию «тьмы низких истин» над божественным смыслом земного бытия. В нём правда жизни, правда человеческих поступков и переживаний и правда слова равновелики и содружны, работа бытия и духа образовали такой могучий союз, который неподвластен никаким ядам, никакой агрессии…» [2], - отмечает В.М. Акаткин в статье «Призвание художника».

Время диктует вектор интерпретации художественных творений. Спектр «смыслоутрат» и достраиваний смысла шолоховских произведений чрезвычайно широк. Значительным событием стали монографии, вышедшие к 100-летнему юбилею писателя: Семёнова С.Г. Мир прозы Михаила Шолохова. От поэтики к миропониманию (М.: ИМЛИ РАН, 2005); Кузнецов Ф.Ф. «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа (М.: ИМЛИ РАН, 2005); Дворяшин Ю.А. М.А. Шолохов: грани судьбы и творчества (Сургут, 2005); книги: Михаил Шолохов: Летопись жизни и творчества (материалы к биографии) / Сост. Н.Т. Кузнецова (М.: Галерия, 2005); Словарь языка Михаила Шолохова (М.: ООО «ИЦ «Азбуковник»», 2005); сборники научных трудов: Шолоховские чтения-2005. Творчество М.А. Шолохова в контексте мировой культуры: Сборник статей, посвящённый 100-летнему юбилею писателя (Ростов-на-Дону, 2005); Шолоховские чтения. Сборник научных трудов (М.: МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2005).

Воспроизведение жизни в её цельности, масштабности и монументальности при том, что художественный мир Шолохова «вмещает апокалипсическую бездну бескомпромиссных конфликтов, разрешение которых возможно лишь ценой колоссальных потерь и разрушений [3], «русский онтологизм» [4], взаимосвязь и взаимодействие внешнего сюжетного действия и глубинного, сокровенного, уведённого в подтекст, - эти коренные свойства шолоховской прозы позволяют идентифицировать её как явление уникальное и одновременно универсальное. Присущая писателю интуиция бытия нашла художественное выражение в созданной им шкале универсальных, витальных ценностей и их жизненных преломлениях в судьбах героев, в онтологическом подтексте и эпической подаче художественного материала.

В диссертации представлен опыт аналитического и одновременно интерпретирующего рассмотрения творчества художника. Особая поэтическая вселенная с шолоховским видением мира и человека, с очарованием истории народа даже в трагические, катастрофические её периоды (Гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная) наполнена сквозными темами, образами, мотивами, приобретающими символические значения и образующими единую художественную плоть.

Автор диссертационной работы считает целесообразным и продуктивным проследить эволюцию философской концепции писателя, получившую художественное воплощение в системе онтологических символов; выявить особенности эпического мировидения писателя, проявившего себя и в создании общей художественной картины народного бытия, и в органике эпических характеров, и в поэтике всех его произведений.

Актуальность диссертации обусловлена её соотнесённостью с одним из магистральных направлений фундаментальных исследований в области литературоведения, которое связано с изучением духовных, эстетических ценностей отечественной литературы и базируется на комплексном системном анализе художественных феноменов, насущной необходимостью осмысления философско-поэтического контекста прозы М.А. Шолохова в эпической сложности, поэтической многогранности и целостности.

Диссертационная работа написана на материале цикла «Донские рассказы», романа-эпопеи «Тихий Дон», романа «Поднятая целина», рассказа «Судьба человека» и незавершённого романа «Они сражались за Родину».

Объектом исследования избран весь корпус шолоховской художественной прозы, рассмотренной во взаимосвязанности и взаимообусловленности произведений, проявляющих себя в системе символов, являющихся своеобразной онтологической схемой, на основе которой строится эпическое повествование, раскрываются эпические характеры, формируется специфика шолоховской поэтики.

Предмет исследования - онтологическая парадигма прозы М.А. Шолохова, эпическая стратегия характеров главных шолоховских героев, особенности поэтики анималистического вектора шолоховской прозы, символика природных, звуковых, цветовых, одористических образов.

Предмет исследования определяет цель работы: рассмотреть философско-поэтический контекст шолоховской прозы через систему созданных писателем онтологических символов, соотнесённых с эпической картиной мира выдающегося русского художника.

Целью исследования обусловлены его задачи:

- определить онтологическую парадигму «Донских рассказов», их жанровые особенности, выявить основные мотивы, вычленить природные символы и проанализировать их сюжетно-композиционную роль;

- раскрыть значение универсальных символов в философско-поэтических контекстах «Тихого Дона» и «Поднятой целины»;

- проследить эволюцию «стратегических» характеров «Тихого Дона» (Григорий Мелехов, Аксинья, Наталья) в их соотнесённости с системой природных символов романа-эпопеи;

- исследовать поэтику анималистического вектора произведений М.А. Шолохова;

- раскрыть синкретизм мышления писателя на материале созданной им «романной симфонии»: проанализировать образ тишины, метафору звука, язык запахов и цветовую палитру шолоховской прозы;

- показать особенности эпического повествования в военной прозе М.А. Шолохова: раскрыть мотив «страдающего сердца» в рассказе «Судьба человека», выявить константные природные символы, рассмотреть способы эпизации в незавершённом романе «Они сражались за Родину».

Теоретико-методологическая база исследования выстраивается на оценке творчества писателя как системной художественной целостности, которая обеспечивает возможность восприятия произведений М.А. Шолохова в единстве их онтологической и эпической сущностей.

Для методологического обоснования диссертационной работы конструктивное значение имеют идеи русских философов: философия творчества Н.А. Бердяева; теория символа П.А. Флоренского; опыт изучения поэтических воззрений славян на природу А.Н. Афанасьева; основные положения философии русского космизма (естественнонаучный космизм К.Э. Циолковского, теория ноосферы В.И. Вернадского); работы современных философов, изучающих проблемы художественного творчества, катарсиса, синестезии (Е.В. Волковой, А.С. Мигунова, С.З. Оруджевой, Е.И. Рукосуевой); современные исследования философского контекста русской литературы А.Г. Гачевой, О.А. Казниной, С.Г. Семёновой и других. В диссертации нашли отражение мифопоэтические концепции, сформулированные в работах А.Ф. Лосева, Н.О. Лосского, В.Н. Топорова, исследования онтологической поэтики Л.В. Карасёва и Н.А. Шогенцуковой.

Диссертант изучил учение Г.В.Ф. Гегеля об эпическом, освоил жанровые теории С.С. Аверинцева, М.М. Бахтина, В.В. Кожинова, Н.Л. Лейдермана, Е.М. Мелетинского, Г.Н. Поспелова, Л.В. Чернец; теории сказа В.В. Виноградова и Б.М. Эйхенбаума, литературного характера С.Г. Бочарова, стиля Н.В. Драгомирецкой, А.Б. Есина, Ю.И. Минералова, А.В. Михайлова. Осмыслены теория автора Г.А. Гуковского, Б.О. Кормана, Г.Н. Поспелова, труды по исторической и теоретической поэтике А.Н. Веселовского, Н.Д. Тамарченко, Б.В. Томашевского, В.Е. Хализева, разработки проблемы художественности Н.К. Гея, В.И. Тюпы, В.В. Фёдорова, наблюдения Л.Е. Ляпиной, И.В. Фоменко в области литературно-художественной циклизации.

Для автора диссертации представили интерес историко-литературные работы В.В. Агеносова, А.И. Ванюкова, М.М. Голубкова, С.И. Кормилова, Н.В. Корниенко, Н.Л. Лейдермана, А.И. Метченко, Л.В. Поляковой, Е.Б. Скороспеловой и других об особенностях развития отечественной литературы в ХХ веке, что способствовало решению вопроса о соотнесённости произведений М.А. Шолохова с определёнными историко-литературными тенденциями, раскрытию особенностей эпического континуума и специфических черт шолоховской прозы.

На страницах диссертации учтены современные исследования и в области шолоховедения: статьи и книги Ф.Г. Бирюкова, В.В. Васильева, Н.И. Глушкова, Ю.А. Дворяшина, Н.В. Корниенко, Н.Д. Котовчихиной, Ф.Ф. Кузнецова, В.О. Осипова, В.В. Петелина, В.Я. Саватеева, Л.Г. Сатаровой, С.Г. Семёновой, А.И. Хватова, Н.М. Федя, В.А. Чалмаева и других. В диссертации использованы воспоминания М.М. Шолохова и С.М. Шолоховой, О. Карлайн-Андреевой, Н.Ф. Корсунова, Н.Т. Кузнецовой.

В основу методологии положен комплексный историко-литературный принцип исследования, опирающийся на проблемно-тематический, структурно-поэтический, системный, описательный и частично текстологический методы и подходы.

Методологический инструментарий актуализирует и конкретизирует понятия и представления о цельности художественного мира писателя. Использован термин В.В. Зеньковского «русский онтологизм».

Положения, выносимые на защиту:

1. Вектор творческих поисков писателя обозначен, задан в «Донских рассказах». Здесь заложены и определены предмет и объект изображения, сущностные свойства шолоховского эпического героя, философская концепция, стилистические особенности повествования, его гуманистический пафос. Опыт художника, который приобрёл М.А. Шолохов, создавая «Донские рассказы», позволил ему развить такую черту своего эпоса, как сочетание исторически-конкретного изображения с символическим. Онтологический подтекст ранней прозы писателя, выявляя глубинные противоречия эпохи, определял иерархию человеческих ценностей, их жизнестойкость в условиях жестокой, «свирепой» проверки на прочность.

2. Идея нераздельности человеческого и природного существования лежит в основе шолоховской системы природных символов. Человек в своём социально-историческом бытовании не может игнорировать этой связи: деформация в историческом и экзистенциальном мирах неминуемо отразится на мире природном, космическом. Сила шолоховского величия проявила себя в создании цельной монолитной эпической природной картины, в которой взаимосвязанно существуют человек, звери и птицы, растения, Дон, степь, небесное пространство.

3. В сложном, драматическом переплетении индивидуальных судеб основных шолоховских героев раскрывается не только любовная или иная интимная проблематика, их судьбы «вписаны» по закону эпического сопряжения в судьбу казачества, и ещё шире - в судьбу народа и страны. Система природных символов, размыкая время и пространство, организуя онтологический подтекст сцен с участием «стратегических» героев, становится средством выражения эпической полноты жизни: с одной стороны, эпическое повествование стремится передать через единство человека и природы всю безграничность человеческого бытия, с другой, ограничивает, завершает эту безграничность идеальным «пределом» - правдой Дома, семейных ценностей, родственных уз и крестьянской привязанности к земле.

4. Мирообразующая система символов шолоховской прозы отражает «космическое» восприятие писателя, является средством изображения общества в состоянии предельной «некосмичности». В «Донских рассказах» и «Тихом Доне» она отражает нарушение мировой гармонии в результате Гражданской войны, в «Поднятой целине» проявляет авторское отношение к тем методам, которыми проводилась коллективизация, к политике «расказачивания», а в «Судьбе человека» и главах романа «Они сражались за Родину» выявляет антигуманистическую сущность войны и фашизма. Шолоховская проза раскрывает связь личностного бытия автора с общекосмическим, приобретает символический смысл и эпическое напряжение.

5. Способность М.А. Шолохова видеть, слышать, чувствовать явление, предмет, признак в нерасторжимой целостности зрительных, слуховых, обонятельных, осязательных ощущений позволила писателю создать уникальный художественный мир. Красочные синестезии придают произведениям М.А. Шолохова особый колорит. В шолоховских пейзажах происходит редкое явление, «скрещение» нескольких чувственных образов, вызванных личным соприкосновением автора с удивительно многообразной донской природой.

7. В главах романа «Они сражались за Родину» дана не только «окопная» правда о войне, в них отражено самосознание народа, творящего историю. Эмоционально-психологическая и идейная многоплановость романа, глобальное осмысление проблемы жизни и смерти на войне, героики и патриотизма, убедительное и достоверное изображение сути русского национального характера, его стойкости и человечности позволяют считать это произведение, наряду с рассказом «Судьба человека», одним из величайших открытий русской военной прозы. Эти произведения не только итоговые в творческой эволюции писателя, но в них резонируют прозрения предшествующих произведений и жизнестойкость «русского онтологизма».

Научная новизна исследования состоит в целостном осмыслении творчества М.А. Шолохова как художественного феномена, уникального явления русской литературы ХХ века; определяется проведённым углублённым исследованием онтологической парадигмы, эпической стратегии характеров прозы М.А. Шолохова. Впервые анализируется поэтика анималистического пласта шолоховской прозы. Синкретизм авторского мышления, получивший воплощение в поэтическом строе произведений, рассматривается как фактор эпической цельности поэтического мира выдающегося русского писателя.

Теоретическая значимость диссертации заключается в расширении имеющихся в литературоведении представлений об эпическом искусстве; в практической разработке теории художественного образа, конкретной поэтики; в апробации онтологического подхода к художественному произведению.

Практическая значение полученных результатов работы состоит в возможности их использования при создании общей историко-литературной концепции ХХ века; в последующих исследованиях творческого наследия М.А. Шолохова; в практике преподавания литературы в вузе и школе.

Основные результаты исследования апробированы в 47 публикациях, общим объёмом около 50 п.л., в том числе в двух монографиях, 8-ми публикациях на страницах изданий, рекомендованных ВАК для размещения научных результатов по докторским диссертациям; в учебно-методическом пособии для учителей и докладах на научных конференциях разных уровней. Среди них: международные Шолоховские чтения в Ростове-на-Дону (2000, 2002, 2005); ежегодные международные Шолоховские чтения в Москве (МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2001-2007); ежегодные международные конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2002-2006); международная научная конференция «Филология и культура» (Тамбов, ТГУ им. Г.Р. Державина, 2007); Всероссийские научные конференции «Русская литература и философия: постижение человека» (Липецк, ЛГПУ, 2002, 2004); Региональная научно-практическая конференция, посвящённая 100-летию А.С. Пушкина (Борисоглебск, БГПИ, 1999); Державинские чтения (Тамбов, ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999); XII Пуришевские чтения «Всемирная литература в контексте культуры» (Москва, МПГУ, 2000);.

Основные направления исследования обсуждались на ежегодных научно-практических конференциях по итогам научно-исследовательской работы преподавателей Борисоглебского пединститута (1998-2007); на заседаниях кафедры истории русской литературы Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина.

Результаты диссертации использовались в лекционных курсах диссертанта и на семинарских занятиях по дисциплинам «История отечественной литературы», «Своеобразие литературы XX века» в Борисоглебском государственном педагогическом институте.

Структура диссертации включает Введение, 6 глав, Заключение. Приложен список использованной литературы.

Объём работы 475 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

шолоховский герой характер дон

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, формулируются цель и задачи исследования, оговаривается теоретико-методологическая база, излагается степень изученности проблемы.

Глава 1 - «Донские рассказы» М.А. Шолохова: художественная многомерность истины» - посвящена комплексному исследованию ранних произведений М.А. Шолохова как начального этапа его творческой биографии, однако ставшего определяющим во всём последующем творчестве писателя.

В первом параграфе «Жанровые особенности «Донских рассказов» как онтологические меты» автор выявляет связь жанровых особенностей ранней шолоховской прозы с философской концепцией писателя. Прежде всего диссертант обращается к проблеме циклизации: «Донские рассказы» в читательском восприятии осознаются как единый цикл. И хотя сам М.А. Шолохов нигде не оговаривал цикличности структуры своей ранней прозы (авторская воля в отношении большинства ранних рассказов выразилась только в неизменности названия), отсутствует такой признак цикличности структуры, как строгий состав и особая последовательность составляющих частей, циклизация реальна.

Рассказы представляют собой единое целое по идейному замыслу, подчиняются единому эмоциональному началу, связаны ассоциативно. «Монтаж» отдельных произведений цикла даёт возможность создать широкомасштабное полотно средствами малой эпики, так как в конкретных эпизодах времён Гражданской войны проступает глубокий смысл бытия, часто выражающийся с полной определённостью в подтексте. Конкретные человеческие судьбы, вписанные в пространство Дона и время братоубийственной схватки, связываются в читательском воображении воедино и воспринимаются не просто как частные случаи из жизни, не только как совокупность смыслов отдельных произведений, а как некое художественное единство. Повторяющиеся основные мотивы, единый хронотоп, общие стилистические приёмы создают под- и надтекстовую художественную целостность.

Автор диссертации считает, что термин, вынесенный М.А. Шолоховым в название цикла, обозначает скорее манеру повествования, чем жанр, и доказывает, что «Родинка», «Продкомиссар», «Обида», «Бахчевник», «Кривая стёжка», «Жеребёнок», «Червоточина» имеют чётко выраженную новеллистическую форму (в диссертации выявляется наличие в этих произведениях таких признаков новеллы, как компактность фабулярной конструкции, однонаправленность действия, предельная обнажённость центральной перипетии, мощный эмоциональный эффект финальных сцен).

Диссертант отмечает также особую автобиографичность ранних произведений М.А. Шолохова, «автобиографизм отчасти» (Е.Г. Левицкая): в основе малой шолоховской эпики лежит переосмысление юношеских впечатлений от развёртывавшейся перед глазами писателя драмы раскола людей одной нации. Возможно, именно отсутствие военного опыта заставило молодого писателя обратиться к популярной в 1920-е годы в советской литературе форме сказа.

Подчеркнув, что писатель использовал все разновидности сказа (иронический, усечённый, однонаправленный и двунаправленный), автор диссертационного исследования подробно анализирует рассказ «Шибалково семя», содержательная двуплановость которого достигается особой организацией художественного времени, акцентацией нехарактерности поведения Шибалка, а главное, «тенью» авторского слова в монологе рассказчика. В фразе: «Она сидит, оправилась и дитя на руках держит» [5] след внедрившегося «чужого» слова является показателем авторской позиции: для писателя Дарья прежде всего мать, мадонна с ребёнком на руках. Второй раз авторский голос узнаваем в описании места гибели Дарьи: как и в финалах «Родинки» и «Продкомиссара», опубликованных ранее, в коротком сообщении, жёстко натуралистическом, звучит мотив насильственного разрыва кровных связей. Целенаправленные действия каждого из героев рассказа (Яков сражается за всеобщее счастье на стороне красных, Дарья восстанавливает порушенный красными «старый» мир) проявляют сущность мира в период гражданского противостояния. Дарья и Яков воплощают типические характеры героического и страшного в своей непримиримости времени. Двунаправленность сказа подвергает коррекции убеждённость рассказчика в своей правоте, со всей очевидностью обнажая трагизм ситуации, когда нарушается, казалось бы, самое незыблемое - святость материнства.

Автор диссертации подробно анализирует особый иронический подтекст, мастерскую имитацию живой разговорной речи, насыщенность характерными сказовыми элементами рассказа «Председатель Реввоенсовета республики», доказывая и на материале этого произведения, что избранная писателем форма сказа явилась не просто данью эпохе, а оказалась оптимальной для воплощения того эпического содержания, которое могли вместить рамки рассказа.

Новаторство молодого писателя проявилось и в избранном им романном способе изображения, который позволил отразить многогранность связей личности с действительностью, находящейся в процессе становления. Рассказы реалистичны, авторский текст сжат до минимума, но полифоническая субъектная организация создаёт иллюзию объективности, сталкивает жизненные позиции героев, принадлежащих к противоборствующим лагерям (рассказы «Продкомиссар», «Семейный человек», «Обида», «Двухмужняя», «Лазоревая степь»). Интуиция художника, считает автор исследования, часто оказывается более значимой, чем политические взгляды молодого писателя, происходит своеобразная корректировка сознания героя сознанием автора (например, архетипические мотивы в рассказах «Родинка», «Продкомиссар», «Червоточина»).

Используя ресурсы «памяти жанра» (М.М. Бахтин) (композиционные особенности новеллы, повествовательную стихию рассказа, непринуждённость, характерологичность и двунаправленность сказа), разрабатывая новые способы отображения действительности средствами малой эпики, М.А. Шолохов создал цикл рассказов, вместивших, по образному определению Г. Броха, «наличную полноту мира» [6] со всей его сложностью и противоречивостью.

Второй параграф «Художественное время и пространство в онтологической парадигме ранней шолоховской прозы» посвящён осмыслению онтологической составляющей ранних произведений М.А. Шолохова. Диссертант излагает своё видение хронотопа ранней шолоховской прозы: герои «Донских рассказов» существуют одновременно в нескольких мирах (в понимании категорий времени и вечности прослеживается связь представлений писателя со взглядами Н.А. Бердяева, который считал, что человек принадлежит одновременно по меньшей мере к трём мирам: космическому, историческому и экзистенциальному как существо природное, социальное и духовное), поэтому в цикле рассказов время и пространство выстраиваются совершенно по-особому, акцентируется несовпадение миров шолоховских героев.

Нарушается связь с миром космическим (в диссертации анализируется «выпадение» из природного мира героев рассказов «Обида», «Коловерть», «Чужая кровь», «Лазоревая степь»). Историческое пространство, «суженное» до хутора, станицы, разделено невидимой чертой, «бороздой», которую «прочертило» время перемен. Гражданская война связывается с образом-символом «коловерти», в которой гибнут не только воюющие красные и белые, но и дети, старики, животные. Из коловерти «Донских рассказов» берёт начало тема Дона, «замутнённого» в «годину смуты и разврата» (образ дороги как социальное пространство рассматривается диссертантом на материале рассказов «Обида» и «Коловерть»). Экзистенциальное пространство - пространство «самопроявления сущности» (П. Флоренский) - это некие духовные координаты (хронотопы дороги в «Обиде», «Лазоревой степи», поля боя в «Родинке», места заключения в «Коловерти», переправы в «Жеребёное», «Бахчевнике»), выявляющие трагедийную основу конфликта. Экзистенциальное пространство у Шолохова всегда выведено в пространство космическое, и даже если конфликт возникает в пространстве дома, разрешается он, как правило, вне его.

Метафизический уровень шолоховского повествования обнаруживается в выборе героя, по способу своего существования неразрывно связанного с жизнью земли, природы. Анализ мотива равнодушной природы, появляющийся в финале шолоховских произведений, символов солнца, неба, звёзд, Дона, подтверждает вывод автора диссертации о предельной «некосмичности» природы «Донских рассказов»: тоскливые осенние пейзажи, «вязкая темь», «мутный рассвет», лес, напоминающий небритую щетину на щеках хворого человека, «чахоточный румянец зорь», тоскующие волны Дона - всё говорит о нездоровье окружающего мира, косвенно, метафорически свидетельствует об онтологическом «сдвиге», о нарушении мировой гармонии в период гражданского противостояния.

В третьем параграфе «Архетипические мотивы и конкретность исторической ситуации в рассказах М.А. Шолохова» раскрывается глубинный смысловой подтекст ранних произведений писателя. Анализ второго сюжетного плана рассказов «Родинка», «Бахчевник», «Чужая кровь», «Продкомиссар», «Лазоревая степь», «Батраки», «Семейный человек», «Коловерть», который возникает в процессе транспонирования древнего эпического материала (библейские реминисценции, архетипические мотивы поединка отца и сына, смены имени, раннего взросления героев в результате сиротства и другие), позволяет автору диссертации прийти к заключению о том, что творческое переосмысление писателем этого материала, а иногда его трансформирование до полной противоположности (например, смена символических значений дома и леса в «Бахчевнике», новая интерпретация литературной ситуации возвращения блудного сына в «Продкомиссаре», ветхозаветные ассоциации в «Червоточине») в сочетании с конкретным историческим содержанием задаёт такой ракурс осмысления художественного текста, который исключает однозначную трактовку. Истина в художественном изображении молодого писателя всегда многомерна, она не бывает абсолютной. В споре его персонажей о жизни всегда есть эпическое место для читателя, который должен рассудить спорящих, если он действительно хочет разобраться в правде, а ценностные ориентиры шолоховских героев соотносятся с идеями вечности, с миром природным, космическим.

В четвёртом параграфе «Сквозные природные образы и мотивы «Донских рассказов» рассматривается система шолоховских символов, которая позволяет увидеть проявившуюся уже в ранних произведениях писателя оригинальность и его философской концепции, и стиля. Анализ эволюции эпических характеров рассказа «Червоточина» в соотнесённости с символикой пейзажей выявляет главную, по мнению автора диссертации, особенность шолоховского повествования - «вписанность» героев в жизнь природы, слитность природного и человеческого существования. Размежевание людей на почве идеологических разногласий губительно сказывается на экзистенциальном мире шолоховских героев и, как следствие, нарушает природные, космические ритмы.

Точная передача тончайших нюансов детского мировосприятия и стилизация под речь ребёнка в рассказе «Нахалёнок» открыли перед читателем мир восьмилетнего казачонка, солнечный, полнозвучный, ароматный и цветной в первой части рассказа и ставший чёрным и пугающим после смерти отца. Необычный ракурс обстоятельного анализа этого рассказа - через символику природных образов - позволяет автору диссертационного исследования выделить определяющие черты произведения: символика цвета, природный параллелизм, динамика и статика описаний, введение в повествование старинной казачьей песни, создающей поле преемственности трёх поколений Коршуновых, дают в своей совокупности представление о складывающейся писательской манере М.А. Шолохова.

Глава 2 - «Система природных символов «Тихого Дона» и «Поднятой целины» как художественное отражение изначального единства всего сущего» - посвящена анализу онтологической схемы, представленной универсальными символами земли, неба, огня, воды и связанными с ними образами степи, травы, луны и звёзд, дождя и росы, которая, сопрягаясь с социально-историческим, бытовым, философским пластами эпического повествования, свидетельствует, с одной стороны, об уникальности и целостности авторского мировосприятия, с другой - о глубинной связи шолоховской прозы с народно-поэтической, мифологической традициями, с пантеистическим и христианским сознанием, с литературной традицией русского эпоса.

В первом параграфе «Образ земли в романе-эпопее «Тихий Дон» выявляются символические связи человека и природы в эпическом пространстве романа «Тихий Дон», анализируется шолоховская система символов (в качестве теоретической основы в диссертации используются идеи и термины В.В. Виноградова, А.Ф. Лосева и Н.О. Лосского) как всепроникающая и всеопутывающая сеть отношений. «Многослойность» начального пейзажа, отмеченная многими исследователями (в диссертационной работе приведены высказывания В.С. Воронина, В.В. Кожинова, Н.В. Корниенко, А.М. Минаковой, Л.В. Поляковой, Л.Г. Сатаровой, С.Г. Семёновой, В.М. Тамахина, Е.А. Шириной,), задаёт вектор осмысления таких сквозных образов, как Дон и земля, посредством которых писатель конструирует художественный образ Космоса, воплощающий смысл бытия и человеческой жизни.

В диссертационной работе анализируется сакральный смысл образа земли, обращается внимание на боль земли, содрогающейся от тяжести воюющих на ней людей, выявляется связь этого образа с эволюцией главных и второстепенных героев. В зависимости от того мотива, с которым сопрягается образ земли в эпическом пространстве романа-эпопеи, эта живая одухотворённая природная стихия меняется, преображается, сохраняя при этом своё главное качество - универсальность: символ земли связывает прошлое и настоящее, свершившееся и потенциально возможное, соединяет всё и проникает во всё, обнаруживает фольклорный и архетипический уровни («земля-матушка», «земля-кормилица», «земля-защитница», «мать-сыра-земля»), выступает как одна из форм национального религиозного сознания. Земля в романе-эпопее «Тихий Дон» обладает ещё и возрождающей силой, она способна «утишить» сердечную боль. Символ земли в «Тихом Доне», констатирует диссертант, является категорией бытийной, мировоззренческой, в нём отражён не только духовный опыт народа, но и онтологическая интуиция автора.

Во втором параграфе «Живая связь универсальных символов земли, неба и воды в повествовательной структуре «Поднятой целины» автор исследования представляет своё видение космогонической системы романа «Поднятая целина». Органическое единство природных стихий как художественное воплощение шолоховской концепции единства всего сущего и нерасторжимости связей человека с бесконечной, неисчерпаемой природой раскрывается в диссертации посредством анализа смысла заглавия романа и названия хутора Гремячий Лог (гремячими, по свидетельству А.Н. Афанасьева, назывались родники, возникшие от удара Перуновой молнии и имевшие свойство исцелять зрение), образа земли и степи, неба и воды.

Сопоставляя колхозную летопись, оставшуюся незавершённой к концу романа, и жизнь земли как действующего лица, также исчезающего в финале, определяя влияние древней и могучей степи на человека (в частности, на Нагульнова и чужака Давыдова), обращаясь к символике неба, тягостно высокого, недостижимого, величественного и могущественного, квалифицируя отсутствие Дона и народных песен как итог политики «расказачивания», автор диссертационного исследования приходит к убеждению: вся мирообразующая система романа «Поднятая целина», корреляция всех стихий мироздания, степень тесноты соотношений между которыми меняется к финалу романа (в работе представлена новая трактовка финальной сцены), предупреждая о неблагополучии в обществе и, как следствие, в природе, служит художественным воплощением главной мысли романа: человек в своём социально-историческом бытовании не может игнорировать традиционной для казачьего сословия связи с землёй. Деформация в историческом мире (насильственная коллективизация) неминуемо отразится на состоянии природы (в финале романа последняя гроза - «шёпот» разгневанного неба), вызвав в свою очередь, разлад в сугубо индивидуальном человеческом существовании.

В начале главы 3 - «Эпическая стратегия характеров романа «Тихий Дон» - автор диссертации обосновывает свой выбор в качестве стратегических эпические образы Григория Мелехова, Аксиньи и Натальи: именно они обнажают концептуальное ядро романа-эпопеи, являются главными, «стропильными» для решения онтологической проблематики, несут на себе печать вселенской скорби и страдания. Диссертант обозначает избранный им угол зрения в анализе этих героев: исследование инвариантной структуры эпического текста, возникающей вследствие соотнесённости событий, происходящих в жизни героев, с шолоховскими природоописаниями. Взаимовлияние, взаимоосвещение и взаимоориентация авторского слова, явленного в символике природных образов, и слова героя позволяет органично соединить монологический и полифонический типы повествования в рамках одного произведения.

В первом параграфе «Григорий Мелехов» автор исследования выделяет онтологические символы и раскрывает их роль в эволюции характера этого героя. Универсальный смысл шолоховской метафизики бытия, считает диссертант, невозможно постичь без анализа воплощённого в слове «чувства природы» автора и героев романа-эпопеи. Название, эпиграф, начальные строки вводят в повествование Дон. Символ «тихого Дона» придуман не Шолоховым, но он из тех символов, который «настолько удачно проявляет себя в придуманном автором мире, что культура закрепляет его за этим миром» [7].

Утренний донской пейзаж в начале повествования диссертант квалифицирует как своеобразную точку отсчёта «сердечного хода» жизни Григория Мелехова. Значимые детали этого пейзажа (привычные запахи и звуки близкой воды, волнистая лунная дорожка на водной шири, ясное звёздное небо вверху), «параллельные» состоянию «сладостной пустоты и бездумности», которое испытывает шолоховский герой, приобретают символический смысл. Сцены покоса, разговор с Аксиньей о власти земли вводят ещё один константный для Григория образ - образ родимой донской земли. Пустоту в сердце заполнило чувство к Аксинье, вспыхнувшее, как костёр, и сердце в первый раз гулко и дробно «сдвоило».

Военная служба отлучила Григория и от Аксиньи, и от Дона, и от крестьянского труда. Но образы-символы не исчезли из его жизни. Тоскуя по Донщине («так и полетел бы, кабы крылья были»), Григорий впервые осознаёт, насколько полной была его жизнь до призыва в армию, а в повествование как один из способов эпического развития сюжета включаются воспоминания героя («голубая прядь»). Казачья закваска и знание звёздного неба («путеводила Большая Медведица») спасают шолоховского героя после ранения, а ещё его бережёт молитва трёх женщин: матери, Аксиньи и Натальи. Потом, уже в Гражданскую, писатель заметит, поражая читателя головокружительным космизмом и светлой печалью: «Знать, ещё горела тихим трепетным светом та крохотная звёздочка, под которой родился Григорий, видно ещё не созрела пора сорваться ей и лететь, сожигая небеса падучим холодным пламенем» (т. 3, с. 76), но звёздная символика неизменно присутствует в эпизодах, связанных с выбором жизненного пути главным героем «Тихого Дона».

В результате «параллельного» анализа изменений в характере Григория Мелехова, «выросших» из семян войны, описаний природы в сцене на холме, в эпизоде штурма высоты «320» и мотива «каменного», «чёрствого» сердца автор диссертации приходит к убеждению, что символика донской земли и противопоставленной ей чужой (мёрзлая каменная крошка, снежная пыль), звёздного неба, «голубых» воспоминаний выявляет бесчеловечность и бессмысленность войны, подчёркивает значимость для Григория своего, казачьего, «с детства кохаемого».

С целью выявления роли онтологических символов в связи с эволюцией характера Григория Мелехова диссертант подробно анализирует также сцену бегства с гулянки Аникушки (в диссертации дано сопоставление с близким по содержанию эпизодом из романа Л.М. Леонова «Барсуки»), описание боя под Климовкой, «расшифровывает» символические значения природоописаний острова Рубежного и сцен в степи времени пребывания Григория в банде Фомина и приходит к однозначному выводу: именно присутствие константных шолоховских символов, раздвигающих временные и пространственные рамки, несущих на себе печать вечных, непреходящих ценностей и знаменующих единство человеческого и природного бытия, придаёт повествованию о судьбе конкретного героя обобщённый, общечеловеческий смысл.

Смерть Аксиньи разрушает самую основу привычного мира: и космическое пространство, и экзистенциальный мир Григория надолго заполняет чернота. Финальный путь героя к Дому, к сыну и к Себе - это ещё и возвращение к родной земле, Дону и к миру, сияющему под холодным солнцем.

Во втором параграфе «Образ Аксиньи» акцент исследования сделан на развитии мотива огня и жара, играющего существенную роль в эволюции эпического образа Аксиньи, на мотиве особой жизнестойкости героини и её даре «вчувствования» в природу.

Мотив огня и жара впервые возникает в портрете героини на покосе, затем обретает роль символа необоримости любви-страсти. Запретная любовь оставляет отпечаток на гордом лице Аксиньи (на нём словно тавро выжжено), а «бесстыдное полымя» любовной страсти проявляет себя мощно и агрессивно в столкновении с Пантелеем Прокофьевичем, и в разлуке с Григорием «в глазах, присыпанных пеплом страха, чуть приметно тлел уголёк, оставшийся от зажжённого Гришкой пожара» (т. 1, с. 71).

«Огненные» образы, считает автор исследования, становятся знаком истинности и исключительности чувства Аксиньи, они непременно присутствуют в сценах и авторских описаниях, связанных с Аксиньей и Григорием. И даже в момент признания Григория в нелюбви к жене присутствие Аксиньи обозначено «мерцающей кумачной крапинкой костра» (т. 1, с. 126) в степи, «крапинкой», из которой вновь разгорается пламя: во время свидания в зимнем лесу горят стыдом и радостью Аксиньины щёки, а глаза вспыхивают «балованным отчаянным огоньком» (т. 1. с. 136), а потом «вся в огне и дрожи» (т. 1, с. 151) она ждёт известия от Григория, и даже боль, вызванная беременностью, боль до огненных брызг, не оставляет сомнений в том, что носит Аксинья ребёнка Григория, в её материнской любви - отсвет пламенной любви к Григорию: Аксинья и к дочери прикипала жгучим чувством.

Встреча Григория и Аксиньи в Ягодном пронизана антитезными мотивами холода и огня: Григория бьёт озноб, а руки пламенно горячи; на красных губах Аксиньи - замёрзшая улыбка. И завершается сцена пейзажной зарисовкой, которая параллельна состоянию Аксиньи, понимающей неизбежность разлуки как расплаты за измену тому чувству, что связало её с Григорием. А мотив огня получает, казалось бы, завершение в мыслях Григория об Аксинье: «Губительная, огневая красота её не принадлежала ему» (т. 1, с. 321). Эта красота подчёркнута вновь автором и в сцене расставания Листницкого с Аксиньей: уходя, он видит в жёлтом проёме покинутую любовницу - она смотрит на огонь и улыбается. И Степан, вернувшийся на хутор, тоскуя, долго смотрит на текучее стремя Дона, на огнистый след месяца на донской воде, и приходит решение вернуть огневую Аксинью, начать жизнь заново. Мотив жара и огня получает продолжение в сцене случайной встречи Аксиньи и Григория на берегу Дона, «по-новому завернувшей» их жизнь и достигает кульминации в описании трёх «полыхающих жаром» дней в Вёшенской.

Параллельно с развитием этого мотива автор диссертации анализирует природные зарисовки, созвучные ощущениям и переживаниям шолоховской героини (символический образ «жёлтой стыни», «солнечный» знак на щеке Аксиньи в сцене в подсолнухах, развёрнутые сравнения с вытоптанными колосьями и снежной лавиной, пейзажи периода жизни Аксиньи в Ягодном и другие) и приходит к убеждению, что открывшееся Аксинье «сокровенное звучание» леса в эпизоде с ландышем не случайно. Сцена выявляет корневую родственность мироощущения Аксиньи и «онтологической тоски» автора. Удивительно тонко выписанная картина природы поражает многозвучием, многопредметностью и детальностью, стереоскопичностью авторского взгляда, подчёркивает природность шолоховской героини, а мотивы печали, томительного ожидания, быстротечности жизни и неудовлетворённости желаний распахивают горизонты смысла конкретного эпизода.

Смерть Натальи, отступление вместе с Григорием, тяжёлая болезнь и возвращение в родной хутор, привязанность к детям Григория - всё это изменило Аксинью, в её глазах увидел вернувшийся домой Григорий не огонёк горячечной страсти, а преданность и сияние. Способность Аксиньи ценить свою семейную жизнь восхищает автора. «В сущности, человеку надо очень немного, чтобы он был счастлив. Аксинья, во всяком случае, была счастлива в этот вечер» (т. 4, с. 287), - формулирует он главную мысль своего масштабного повествования.

И последний день Аксиньи отмечен сиянием её глаз. Аксинья наслаждается прелестью летнего утра, её настроение удивительно созвучно окружающему миру, и она вновь готова идти за своим счастьем, идти бездорожно, твёрдо веря: «Найдём и мы свою долю!» (т. 4, с. 357). И вся сцена приобретает двуплановость: в одной плоскости - вера Аксиньи в возможность обретения «полновесного счастья», в другой - трезвый авторский взгляд, обозначенный словами: «Снова призрачным счастьем манила её неизвестность», «мир казался ей ликующим и светлым», ретроспективой и символическим образом венка с цветами шиповника.

Ночной пейзаж, наполненный тревогой и знаками надвигающейся беды, пронзает огненная вспышка, несущая смерть «огневой» Аксинье. Мотив огня и жара получает своё завершение: дневной свет теряет силу, потому что исчезновение символа «Аксинья - огонь, жар», влияет на солнце: оно становится чёрным, а исчезновение параллели последних эпизодов «Аксинья - свет», делает чёрным не только солнце, но и небо. Жизнь Григория без Аксиньи уподобляется чёрной, выжженной палами степи.

В третьем параграфе «Наталья и архетип семьи» обосновывается «природность» и этой шолоховской героини, подчёркивается, что связь Натальи с природой не менее прочная, чем у Григория или Аксиньи, только она не всегда явная, скорее пунктирная, потому что пейзажи, «параллельные» семейной жизни Натальи и Григория, ориентированы в первую очередь на мировосприятие Григория.

Обряд венчания и свадьба даны в романе под углом зрения Григория, а присутствие Натальи обозначено лишь дважды: непосредственно в авторском описании («похорошевшая в сиянии свечей») и ассоциативно в пейзаже после венчания. В нём прихотливо переплелись все константные для шолоховской прозы образы - образы степи, Дона, неба. Полынный запах не обещает молодым лёгкой доли, горечь полыни будет сопровождать их всю жизнь. Дон - водная стихия - становится свидетелем этого союза, но синяя молния над ним, отсутствие солнца окрашивают пейзаж в мрачные тона, и лишь один звуковой образ - зазывно позванивающие бубенцы - и один цветовой - белая церковная ограда - соответствуют тому, что ощущает Наталья, мечта которой сбылась, да ещё накрапывающий дождь, по народной примете - к счастью. Пейзаж, который даёт М.А. Шолохов в начале следующей главы, интонирован грустными, даже скорбными образами, явно противопоставленными праздничности события. Нагнетение цветовых и эмоционально-оценочных эпитетов, введение в пейзаж часовни вызывает вполне определённый эффект: описание природы разворачивается в эпическую картину жизни, жизни, наполненной печалями и скорбями. Рождение новой семьи отмечено не радостным сиянием дня, а печалью лиловых сумерек. Осенний пейзаж становится для молодых пейзажем-предзнаменованием.

Ещё более грустный и холодный пейзаж рисует писатель, отправляя Наталью и Григория пахать к Красному Логу. В нём вновь переплетаются образы, параллельные тому, что чувствуют оба героя. В высшей степени показательна пространственная модель этого пейзажа-предзнаменования: за бугром работают люди, свистят погонычи, в степи же - прозрачная тишина. Описание постепенно поднимается вверх: чёрствая осенняя земля шляха, над шляхом - голубая проседь полыни, чуть выше - придорожный обломанный донник, ещё выше - «горюнок, согнутый в богомольном поклоне» и дальше - только небо, его «звонкая стеклянная стынь». Такая вертикаль, подчёркивает диссертант, характерна для особо значимых шолоховских пейзажей. Пустота и холод степи подчёркивают разъединённость героев. Полынь (её запах доносил ветер в день венчания), горюнок (актуализирующий христианскую символику как напоминание об обряде венчания) предопределяют горечь признания Григория, во время которого автор вновь обозначает вертикаль: Наталья смотрит вверх, и направление её взгляда подчёркивает всё яснее проступающую отрешённость от земной жизни (звёздное займище недоступно высоко, странное цветовое сочетание - чёрно-голубая пустошь - готовит парадоксальную параллель - самоубийство Натальи и освобождённый Дон). То, что Наталья думает о смерти, подтверждает целый ряд символических образов: тоскливый и призывный крик журавлей, мертвенный запах отживших трав и томящаяся «в мерцающей девственной голубизне свежего снега» степь.

В сцене ссоры Григория с семьёй Наталья не произносит ни одного слова, но в финале трижды звучит её голос: последнее, что слышал в родном доме Григорий - Натальин плач в голос, потом её тоскующий всклик и последний, придавленный расстоянием, горестный оклик, в который она вложила всю свою боль за несбывшееся семейное счастье: «Гришенька, родимый!» В этом оклике - вся Наталья («родная») с её идеей жизни - идеей освящённого церковным обрядом семейного родства.

Эпизоды, ставшие вехами на жизненном пути Натальи (возвращение в семью Мелеховых, реакция на известие о смерти мужа, описание попытки «упросить» соперницу отступиться от Григория, диковинная, сияющая и горячая красота Натальи-матери, объяснение с Григорием после боя под Климовкой, последний выход на пепелище родного дома, «элегия прощания» с мужем в его последний приезд домой, сцена на бахче), автор диссертации анализирует через призму эмоционально-смысловых и психологических значений природных символов, имеющих самую непосредственную связь с идеей Дома, семьи. Наталья умирает, и звучит в устах Мишатки её «последнее послание» (В.А. Чалмаев) - завет Григорию хранить то, что она созидала с того момента, когда сияние венчальных свечей озарило её жизнь. Смысловой полифонизм и символическая образность поднимают изображение судьбы героини до уровня разговора о всеобщих, сущностных качествах человека и человечества в целом. Финальное возвращение Григория Мелехова в родной дом - это возвращение к тому, что «выстроила» своей самоотверженной любовью Наталья.

В главе 4 - «Поэтика анималистического вектора прозы М.А. Шолохова» - автор диссертации впервые в шолоховедении предпринимает попытку систематизировать представленный в произведениях М.А. Шолохова мир животных, птиц и насекомых, раскрыть символику шолоховских зооморфизмов.

В первом параграфе «Был конь, было и поезжено» рассматриваются особенности изображения коня в шолоховской прозе, выясняется роль этого образа в сотворении шолоховского мифа о казачестве. Уже в цикле «Донских рассказов» с образом коня связаны мотивы пути и судьбы, он появляется в пороговых ситуациях «Родинки», «Продкомиссара», «Батраков», «Бахчевника», «Коловерти», а символический образ жеребёнка становится мерилом человечности.

В «Тихом Доне» в изображении коня органично сочетаются библейская и народно-поэтическая традиции. Конь - воплощение статности, красоты и грациозности, он - совершенное творение Божье, символ силы, быстроты и неутомимого бега, а также бесстрашия, воинской доблести и славы.

Широко представлен в «Тихом Доне» и ещё один аспект изображения коня - это «двойничество» коня и всадника. Использование этого приёма характерно для произведений о Гражданской войне (в работе дан анализ сцен из романов А.А. Фадеева «Разгром» и И.Э. Бабеля «Конармия»), но уникальность шолоховского таланта состоит в том, что в своих произведениях он идёт дальше простого «двойничества», в его прозе символический подтекст столь мощен, что с его помощью творится миф - миф о казачестве.

С детства в казачатах воспитывалась любовь к коню, культивировалось заботливое отношение к нему. Почти во всех сценах начала романа-эпопеи присутствует конь в качестве своеобразной эмблемы казачьей жизни, неоднократно подчёркивается привычка к верховой езде. Григорий в полной мере обладает характерной для казака способностью чувствовать коня, как себя, и конь всегда двойник Григория, самый дорогой и близкий друг. Доскональное знание повадок и умение дрессировать коня не раз выручало Григория в бою (в диссертационной работе анализируются эпизоды боя под Свиридовом, у Слащёвской дубравы и другие).

В результате сопоставления описаний смерти коня в «Конармии» И.Э. Бабеля, в «Разгроме» А.А. Фадеева и «Тихом Доне» автор диссертации заключает, что, несмотря на содержательную близость этих эпизодов, сцена гибели коня Григория имеет несомненное пророческое значение, она является частью шолоховского мифа о казачестве. Для писателя важно показать не только сострадательную любовь Григория к живому, дорогому существу, но и подчеркнуть первое движение раненого коня - конь под Григорием после взрыва снаряда поднимается на дыбы. Появление образа вставшего на дыбы смертельно раненого коня в тот момент, когда Вёшенское восстание находится на пике своего развития, когда перевес сил явно на стороне повстанцев, глубоко символично.