Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство высшего и среднего специального образования Республики Узбекистан

Ташкентский государственный педагогический университет имени Низами

Факультет иностранных языков

Кафедра русской и зарубежной литературы

Выпускная квалификационная работа по русской литературе

на тему: «Концепция трагического в творчестве Л. Андреева»

Студентки 402-РТ группы

Направления 5141300 - русский язык и литература

Норкобиловой Нигоры Бахтиеровны

Научный руководитель: доцент кафедры русской и зарубежной литературы Хегай О. Ч.

Внутренний оппонент: доцент кафедры русской и зарубежной литературы Чекулина Н. А.

Внешний оппонент: Преподаватель средней школы №72 Яккасарайского района Худойбердыева Д. Х.

Ташкент 2014

Аннотация

«Допустить к защите»

Декан факультета Юзликаев Ф. Р

«Рекомендовано к защите»

заведующая кафедрой русской и зарубежной литературы доцент Матенова Ю. У.

Данная выпускная квалификационная работа посвящена теме: «Концепция трагического в творчестве Л. Андреева». Леонида Андреева читают уже целое столетие. Творчество писателя, одно из самых оригинальных явлений в истории русской литературы к. ХIХ - н. ХХ века, представляет весьма глубокий интерес не только в научном плане, но и с точки зрения духовного воспитания современной молодежи.

В проведенном нами исследовании акцентируется внимание на рассмотрении проблемы трагического в произведениях Л. Андреева.

Предметом исследования являются повести Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» и «Иуда Искариот». Также была разработана методическая часть на материале повести «Иуда Искариот».

Abstract

This Graduate work on the theme : «The concept of tragedy in the works of Leonid Andreyev «. Leonid Andreyev read for a century . Creative writer, one of the most original phenomena in the history of Russian literature since the nineteenth century - n. Twentieth century, is a very deep interest not only in scientific terms, but also in terms of the spiritual education of today's youth .

The present study focuses on addressing the problem of the tragic in the works of Leonid Andreyev.

Subject of research are novel Leonid Andreyev «Life Basil Thebes» and «Judas Iscariot». Has also developed a methodical part on material of the story «Judas Iscariot».

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Теория проблемы: факторы формирования творческого потенциала Л. Андреева
• 1.1 Социокультурная ситуация в России к. ХIХ н. - ХХ вв.
• 1.2 Понятие трагического в интерпретации русской литературной критики конца ХIХ века
• Выводы по первой главе
• Глава 2. Художественная природа трагического в произведениях Л. Андреева
• 2.1. Трагическое в повести Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского»
• 2.2 Пафос трагического в повести Л. Андреева «Иуда Искариот»
• Выводы по второй главе
• Глава 3. Произведения Л. Андреева в методико-педагогическом аспекте
• Заключение
• Список использованной литературы
• Глоссарий

Введение

Президент Республики Узбекистан И. Каримов в докладе «Конституция Узбекистана - прочный фундамент нашего продвижения на пути развитии демократического развития и формирования гражданского общества» совершенно верно и дальновидно отметил: «… основным условием достижения намеченных нами высоких рубежей, отвечая при этом вызовам времени, преодолевая сложные, нелегкие испытания, является воспитание именно всесторонне развитого молодого поколения»Кариомв И. Доклад «Конституция Узбекистана - прочный фундамент нашего продвижения на пути развитии демократического развития и формирования гражданского общества» от 05. 12. 2009. . Большая роль в этом отношении отводится литературе, воздействие которой на формирование и развитие духовного сознания молодых людей является несомненным.

Творчество Леонида Андреева, одно из самых оригинальных явлений в истории русской литературы к. ХIХ - н. ХХ века, представляет весьма глубокий интерес не только в научном плане, но и с точки зрения духовного воспитания современной молодежи.

Президент Республики Узбекистан утверждает: «Культурные ценности народа, его духовное наследие на протяжении тысячелетий служили мощным источником духовности для народов Востока»Каримов И. Возрождение духовных ценностей и национального самосознания // В кн.: Узбекистан на пороге ХХI века. - Ташкент: Узбекистон, 1997. - С. 131..

Актуальность выпускной квалификационной работы обусловлена постановкой самой проблемы, не теряющей злободневного своего звучания во все времена. Проблема трагического в аспекте соотнесения жизни и смерти, в первую очередь, в попытке определения той сокровенной грани, отделяющей жизнь от смерти, волновала писателей во все времена. Л. Андреев - писатель, в творчестве которого настойчиво звучала нота сильнейшего сомнения в конечном торжестве добра. Именно эта особенность сильно отличает уже раннего Андреева от его великих предшественников и от реалистов начала XX века Горького, Куприна и т.д. Обращение к творчеству писателя, в художественном мире которого доминируют трагические формы человеческого существования, усиливающие мотивы рока, смерти, судьбы обусловливает актуальное содержание избранной темы. Актуальность исследуемой темы обусловлена также тем, что произведения Л. Андреева, выдержавшие испытание временем и востребованные в наши дни, не вызывают сомнения в необходимости их изучения как отвечающие жизненным проблемам современного общества.

Научная новизна выпускной квалификационной работы обусловлена целым рядом факторов:

1. глубоким интересом к творчеству писателя, который стремился к одной цели: обнаружить противоречия бытия и сознания, поставить глубинные вопросы философии жизни, от понимания которых зависело интеллектуальное развитие современного человека.

2. Научная новизна выпускной работы определяется также и тем, что философско-психологические произведения Л.Андреева, в которых тема отношений человека с роком, подчинения или неподчинения ему, получила весьма слабое освещение в литературоведческой науке.

3. Научная новизна избранной темы мотивируется также тем, что, если писатели XIX века на первый план выдвигали личность героического склада, вступавшую в единоборство со средой, с социальным злом, даже с собственными страстями, то Андреев делает акцент преимущественно на выявлении трагического в повседневной жизни обычного человека.

Цель исследования - раскрыть концепцию трагического в художественной системе произведений Л. Андреева.

Для достижения поставленной цели требуется решение следующих задач:

1. Рассмотреть мотив праздника - всеобщего притворства и торжества обмана как концепцию жизни в ранней прозе Л. Андреева;

2. Изучение поэтапного эволюционного развития андреевского творчества;

3. Изучить концепцию веры, определяющей трагическое / нетрагическое мироощущение как проявление духовной жизни в повести «Жизнь Василия Фивейского»;

4. Разобрать экзистенциальный конфликт в повести «Жизнь Василия Фивейского»;

5. Раскрыть концепцию любви как высшего проявления жизни в повести Л. Андреева «Иуда Искариот»;

6. Рассмотреть мотив провокации в повести Л. Андреева «Иуда Искариот».

Объектом исследования являются произведения Л. Андреева: «Жизнь Василия Фивейского», «Иуда Искариот».

Предмет работы - концепция трагического, в основе которого соотношение жизни и смерти, а также составляющие данной философской дихотомии, такие как рок и судьба, вера и сомнение в творчестве Л. Андреева.

Теоретической и методологической базой исследования послужили труды Президента Республики Узбекистан И. Каримова, а также и научные исследования филологов-литературоведов, исследующих творчество Л. Андреева: М.М. Бахтина, Л.А. Иезуитова, И.А. Есаулова, Мескина В.А., Ю.М. Лотмана, Ю. Манна и др.

Основным методом исследования стал метод филологической интерпретации художественного текста. Также мы использовали описательный и эвристический методы.

Практическая значимость. Полученные выводы выпускного исследования могут в дальнейшем найти применение при чтении лекционных курсов по истории русской литературы конца XIX - начала ХХ веков, в спецкурсах по творчеству Л. Андреева, а также в лицеях и школьном преподавании литературы.

Структура работы. Настоящее исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, приложения и глоссария, отразившего терминологию, использованную в тексте работы.

Во введении определяются основные параметры исследования: указываются актуальность работы, степень научная новизна, объект и предмет исследования, раскрываются его цель и задачи, представляется практическая и теоретическая значимость работы, а также ее структура.

Первая глава «Теория проблемы: факторы формирования творческого потенциала Л. Андреева» включает в себя два параграфа. В первом представлена социокультурная ситуация в России к. ХIХ н. - ХХ вв. Во втором раскрывается понятие трагического в интерпретации русской литературной критики конца ХIХ века.

Вторая глава посвящена художественной природе трагического в произведениях Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» и «Иуда Искариот».

В третьей главе дается методическая разработка урока «Страницы биографии Л. Андреева. Повесть «Иуда Искариот».

В заключении подводятся итоги и делаются выводы по всей работе.

Список использованной литературы включает в себя 59 источников.

Приложение 1 представляет собой методические материалы по изучению жизни и творчества Л. Андреева в среднеобразовательных учреждениях в рамках факультативного занятия.

Приложение 2 включает в себя терминологию, использованную в ходе нашего исследования.

Глава 1. Теория проблемы: факторы формирования творческого потенциала Л. Андреева

К концу 80-х - началу 90-х гг. XIX века в русской литературе, отражавшей неустойчивость и кризис социальных и идеологических процессов, обозначились соответствующие упадку культуры и катастрофичности политического положения тенденции развития и художественные идеи Подробнее об этом см. Кулешов В. И. История русской литературы XIX века 70-90-е годы. М., 1991.. Кризис эпохи особенно остро осознавался представителями публицистики и искусства. Литературный критик Л. Гуревич пишет: «…Как именно в наше время, когда рушились многие надежды, многие догматы, когда люди, в великом смятении, не узнают ни самих себя, ни друг друга, когда вечные вопросы разумения, познания спасительных незыбких истин среди хаоса противоречивого, обманчивого опыта стали самыми острыми, вопиющими вопросами жизни» Гуревич Л. Литература и эстетика: критические опыты и этюды. М.: Русская мысль, 1999. С. 63..

В это же время появляется течение писателей, призывающих к уходу от выражения общественных интересов, призывающих к поклонению красоте, «чистому искусству». Многие из них находят выход в религиозной мистике, постижению мира в новых формах и выражениях. В попытке осмыслить состояние эпохи Д. Мережковский, З. Гиппиус, К. Бальмонт пытаются с позиций новых философских и эстетических установок осмыслить эпоху Там же. С. 220-223.. И если такие символисты, как Н. М. Минский пытаются утвердить безысходность и тщету человеческой жизни на фоне личного чувства любви человека к самому себе Михайлов О. Н. Пленник судьбы // Мережковский Д. С. Собрание сочинений: В 4 т. Т.1. М.: Правда, 1990. С. 5, 6., то Д. Мережковский утверждает ценность жизни в чувстве Бога. В этой сложной обстановке и складывались мировоззрение и творчество Леонида Андреева, в котором сталкивались реализм и декадентство, мотивы революционной и мещанской литературы, идеи С.-Щедрина, А. Чехова, Г. Успенского, М. Горького и идеи буржуазного индивидуализма, «непротивления злу насилием», «смирения гордого человека», пессимизма и безверия, эстетства и натурализма.

В гимназические и студенческие годы Л. Андреев много, но бессистемно читал. Еще со школьной скамьи будущий писатель заинтересовался философией Э. Гартмана и А. Шопенгауэра и пронес это увлечение философскими вопросами всю свою жизнь. Однако выработать цельное мировоззрение писателю так и не удалось. Впоследствии М. Горький писал о нем в воспоминаниях, что «запас его знаний был странно беден», «читать Л. Н. не любил», относился «к знанию и книге беззаботно, небрежно, а иногда враждебно», мало интересовался действительностью, но с успехом это компенсировал «силой своей интуиции, плодовитостью фантазии, цепкостью воображения» Горький М.А. Литературные портреты. М.; Л.: Гос. изд-во художественной литературы, 1991. С. 166,169..

Литературные вкусы Андреева также не отличались последовательностью: он преклонялся перед Ф. Достоевским, восхищался Глебом Успенским, любил Эдгара По и восторгался М. Горьким, высоко ценил Г. Ибсена.

Первые произведения Л. Андреева были продолжением традиций демократического реализма. Критика текущей действительности органично совмещалась у Л. Андреева с глубоко сочувственным изображением представителей социальных низов, народных масс. К таким произведениям следует отнести рассказы и повести писателя: «Баргамот и Гараська», «Защита», «Алеша-дурачек», «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Случай», «Молодежь», «Памятник», «В Сабурове», «Петька на даче»(1899), «Большой шлем»(1899), «Ангелочек»(1899) и другие. Иногда у Л. Андреева появляются люди, одержимые мечтой о счастье, но по мере развертывания авторского повествования выясняется, что их мечты иллюзорны, несбыточны в реальной русской действительности. Путь разочарований проходят, например, герои рассказа «Ангелочек».

Поиски смысла жизни, стремление заглянуть в потусторонний мир, постановка в самой общей форме проблем добра и зла, судьбы, счастья, жизни и смерти - характерны для целого ряда произведений Л. Андреева. В одних рассказах и пьесах созданы картины реальной жизни без всякой примеси фантастики. В других - реальные образы переплетаются с фантастическими и мистическими. Третьи произведения представляют собою отвлеченно аллегорические и символические картины, претендующие на самые широкие обобщения.

Бесспорно, что во многих из них также нашел свое выражение гуманизм Л. Андреева, его «бунт отчаяния» против существующих общественных порядков. Но в них все сильнее проявляется внутренний надрыв, упадок душевного настроения, страх перед смертью, идея о бессилии мысли и, в конечном счете, страх перед жизнью, переходящий в безумный ужас. Именно этот глубокий социальный пессимизм сближал Л. Андреева с декадентством Цит. по кн.: Андреев Л. Н. Проза. Публицистика. М.: Олимп; ООО Издательство АСТ, 2000. С. 590..

С декадентами сближали Л. Андреева и его ужас перед смертью, и его демонизм, и его мистицизм, бунт против обыденности и устоявшегося общественного строя. Как писал Г. Чулков в своих воспоминаниях «Леонид Андреев… огорчался, скорбел и плакал: ему было жаль человека. Он бунтовал как декадент, но бунт его был какой-то женский, истеричный и сентиментальный. Менее тонкий, чем поэты-декаденты, он был, пожалуй, наиболее характерен и определителен для нашего культурного безвременья, чем они» Цит. по кн.: Андреев Л. Н. М., 2000. С.590. В основе лежало то же ощущение надвигающегося кризиса, социального катаклизма.

Следует отметить, что творчество Андреева с 1900-го г. подтвердило догадки А. Блока и Н. К. Михайловского о появлении «нового» таланта. В таких рассказах как «Бездна», «Стена», «Набат», «Ложь» и других, Л. Андреев выступает уже не только как символист, но и как модернист.

В ранних произведениях Л. Андреева проявляется много тенденций модернизма. Это, в частности, отказ художника от буквального следования правилу правдоподобия и изображение жизни в условных, абстрактных образах. Л. Андреев попытался изображать в лице предметов и личностей, конкретные философские понятия. Например, образ «стены» может служить символом того, что мешает человечеству на пути к осмысленной жизни и счастью. «Стена» может олицетворять всевозможные несчастья, подстерегающие человека: бедность, болезни, войны, страдания, пороки, стихийные бедствия.

После знакомства Л. Андреева с А. Чеховым в 1899 г. в марте 1900 г. М. Горький, вводит начинающего художника в московский кружок писателей-реалистов «Среда» - И. Бунин, В. Вересаев, Е. Чириков, А. Куприн, А. Серафимович, Н. Телешов, Гарин-Михайловский и другие, и в демократическое издательство «Знание», в котором и выходит первый сборник рассказов Андреева См.: Ланщиков А. П. Леонид Андреев // Андреев Л.Н. Избранное. М.: Современник, 1990. С. 10..

Итак, Леонид Андреев сначала принадлежал к кругу писателей-реалистов. Он считал себя многим обязанным Максиму Горькому, который ввел его в большую литературу и помог сделаться известным. Да и художественно они сначала были близки. Ранние рассказы Л. Андреева написаны, в общем, в реалистическом ключе.

Однако, Леонид Андреев реалист другого рода: изображая жизнь, он изображает не быт общества, не общественное состояние, а его развитие, общественное движение… И нужно отдать справедливость Андрееву… потому что он, как и Достоевский, видит не только вокруг себя, но и впереди себя» Сарибекова Л. А. Леонид Андреев и Грузия // Леонид Андреев: Материалы и исследования. М.: Наследие, 2000. С. 337..

Унаследовав от русской литературы XIX века неодолимое влечение к общественности, Леонид Андреев стремился наполнить свое творчество большим, социально значимым содержанием. Относя себя к «неореалистам», писатель в поисках новых средств художественной выразительности, во-первых, находил и использовал еще не реализованные возможности, заложенные в методе критического реализма, а во-вторых, старался, как это ему представлялось, обогатить критический реализм XX века некоторыми «открытиями» модернизма.

Но, пожалуй, основной доминантой стилистики творчества писателя был символизм.

«Жизнь - страшная и непонятая вещь», - в этом тяжком признании молодого Андреева (недаром он трижды пытался покончить жизнь самоубийством) обнажены затаенные корни его глубоко трагического мироощущения, которое сформировалось в значительной мере под воздействием пессимистических идей А. Шопенгауэра и Э. Гартмана. Но однозначно примкнуть к символистам Л. Андреев не мог. Как отмечал Александр Блок: «…Ближе ему были некоторые символисты, в частности, Андрей Белый и я, о чем он говорил мне не раз, и, несмотря на такую близость, ничего не вышло и из нее» Цит. по кн.: Андреев Л. Н. Проза. Публицистика. М.: Олимп: ООО Издательство АСТ, 2000. С. 575.. Как отмечал В. Вересаев: «Для меня всегда было загадкой, почему Андреев примкнул к «Среде», а не к зародившемуся в то время кружку модернистов - В. Брюсову, К. Бальмонту, Ф. Сологубу, Д. Мережковскому, З. Гиппиус и пр. - Думаю, в большой степени тут играли роль, с одной стороны, близкие личные отношения Л. Андреева с представителями русского реализма, особенно с Горьким, с другой стороны - московская пассивность Л. Андреева, заставлявшая его принимать жизнь так, как она сложилась» Вересаев В. В. Собр. Соч.: В 4 т. М., 1995. Т. 3 С. 386..

Как ни парадоксально, но и сам писатель не мог разобраться в том, какому литературному течению примыкает: «Кто я - спрашивает он себя. - Для благородно рожденных декадентов - презренный реалист; для наследственных реалистов - подозрительный реалист» Литературное наследство. Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. www.rulit.net. .

Важно отметить, что в искусстве Л. Андреев искал и ценил не форму как таковую, а замысел, вне зависимости от того, как он реализуется. В письме к А. В. Амфитеатрову Л. Андреев категорично заявлял: «И когда символизм потребует от меня, чтобы я даже сморкался символически, я пошлю его к черту; и когда реализм будет требовать от меня, чтобы даже сны мои строились по рецепту купринских рассказов - я откажусь от реализма»Литературное наследство. Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. www.rulit.net..

Можно сказать, что Л. Андреев был достаточно независим в поисках нового выражения в искусстве. И что касается стиля или жанров написания произведений, то писатель стремился к компромиссу между реализмом и символизмом.

Поиски многообразия форм и новых средств выражения авторского миропонимания привели его к экспрессионистическим приемам письма.

Черты экспрессионизма можно ясно увидеть уже в таком относительно раннем произведении Андреева, как повесть «Жизнь Василия Фивейского». Рисуя реальные жизненные обстоятельства, быт, пейзаж, портрет, Андреев стремился сгруппировать произвольно факты и явления, для того чтобы выразить заранее намеченную идею. Так, Л. Андреев вяжет цепь несчастий жизни Василия Фивейского, нагнетает вокруг него страдания и горе окружающих, вводит гротескно отвратительные, преувеличенно жуткие фигуры сына-идиота и калеки, пришедшего на исповедь и даже хвастающегося своим бесчеловечием и извращенностью.

По оценке профессора-литературоведа Ф. И. Кулешова, «экспрессивная стилистика вырабатывалась в прозе Л. Андреева постепенно, складывалась исподволь. Обращение к ней в каждом отдельном случае вызывалось авторским заданием и внутренней потребностью создаваемых образов. Элементы ее есть уже в самых ранних вещах Л. Андреева, но именно в «Жизни Василия Фивейского» эта индивидуально-творческая художественная манера достигла большой определенности и силы» Кулешов Ф. И. О прозе Леонида Андреева // Андреев Л. Красный смех: Избранные рассказы и повести. Минск: Изд-во БГУ, 1991. С. 16..

Итак, Л. Андреев, при всем обилии о нем отзывов и статей был как-то неуловим для однозначного определения. В одно и то же время Л. Андреева называли и писателем-мистиком, рационалистом и экспрессионистом, пытались сделать из него то декадента, то реакционера, но он никак не подводился под четкое определение. Действительно, он одновременно пишет и откровенно символические пьесы, причем тут с ним не могли сравниться даже самые завзятые символисты, и реалистические: так, в одном и том же году он пишет и бытовую пьесу «Дни нашей жизни», и далекую от реализма пьесу «Черные маски». Поэтому попытка сделать двух Андреевых: раннего - реалиста и позднего - декадента и символиста - достаточно условна. Именно поздний Л. Андреев пишет такие глубоко психологические рассказы, как «Цветок под ногою»(1911), «Герман и Марта»(1914), «Два письма»(1916). Однако критика прошла мимо этих настоящих шедевров реалистической прозы, видимо, из-за «однозначности» их метода. Противоречия Л. Андреева как мыслителя и художника обнаружились не только в его мировоззрении, в его мучительных блужданиях и сомнениях, но и в том, что он одновременно создавал вещи, в которых действуют фантастические образы, переплетаясь с реальной действительностью, как и в «Жизни Василия Фивейского», а также в рассказах и пьесах отвлеченного аллегорического и символического характера вроде «Черных масок»(1907) или «Океана»(1911). Мягкое перетекание реалистичных образов в символические модели с ярким и выпуклым изображением идей характеризуют Л. Андреева как своеобразного художника-экспрессиониста, неоднозначного в своем стиле письма, точнее сказать, мастерски многозначного в построении своих произведений. Одним из ярких таких произведений и является повесть «Жизнь Василия Фивейского».

Оценивая эпоху в свете личности Л. Андреева, Е. Чириков, в частности, отмечал: «В личности Андреева, как в зеркале, отразилась трагедия всей русской интеллигенции, которая в поисках абсолютной правды утратила свое национальное чувство и свои национальные идеалы» Неделя. Прага. 1930. 3 мая. №57.. Это не значит, конечно, что Л. Андреев «верил в брюхо Маркса, но не имел также веры и в Духа Святого». По мнению Е. Чирикова, для Л. Андреева «богом была только мысль. Ей он поклонялся, в нее верил, но и она не вывела его из тупика: разрушив все, Андреев ничего не мог создать» Чириков Е. Н. Леонид Андреев. Русские сборники. София, 1991. Кн. 2. С. 60-61..

В статье «Л. Андреев и экзистенциализм» Р. С. Спивак ведет речь о своеобразии экзистенциального видения мира у Андреева: «В мироощущении Л. Андреева явно дает о себе знать экзистенциальное сознание «подлинного бытия» как метафизического страха перед зияющей бездной мира и одиночества человека среди враждебного ему всего сущего. Но экзистенциальное сознание присуще Л. Андрееву в особом варианте: метафизический ужас выступает в синтезе с верой в жизнетворческие возможности личности». Исследователь отмечает, что андреевский вариант экзистенциализма предстает в слиянии, вернее нерасчлененности, позднее обособившихся двух направлений: религиозного экзистенциализма и атеистического Спивак Р. С. Л. Андреев и экзистенциализм // Международная научная конференция «Изменяющийся языковой мир», Пермь, 2001..

1.2 Понятие трагического в интерпретации русской литературной критики конца ХIХ века

При жизни Андреева о нем писали очень часто, особенно в 1903 - 1908 годах, когда его талант достиг кульминационной высоты. Нет необходимости делать обзор всей литературы. Нас интересует проблема трагического, варианты интерпретации его творчества именно в этом контексте. Попробуем опереться на суждения творческих личностей, которые имели возможность объемно оценить произведения Андреева. Для этого рассмотрим статьи Мережковского, Воровского, Блока, остро ощущавших трагизм своего времени.

Мережковский был гораздо активнее и прозорливее, видя в Андрееве важный знак времени и посвятив его творчеству две статьи.

Первая - «В обезьяньих лапах» (1907). Здесь рассматриваются «Жизнь Василия Фивейского», «Иуда Искариот», а также три драмы - «К звездам», «Савва» и «Жизнь человека».

Итак, считает ли Мережковский Андреева писателем трагического мироощущения? Начинается статья с иронического слова о стиле, философ приводит десятки примеров («Жизнь Василия Фивейского», «К заездам»), убеждающих читателя в том, что ему придется столкнуться с «красноречием дурного вкуса». Важное для нас суждение: «Художественное творчество Андреева мне кажется сомнительным не потому, что он изображает уродство, ужас, хаос, - напротив, подобные изображения требуют высшего художественного творчества, - а потому, что созерцая уродство, он соглашается на уродство, созерцая хаос, становится хаосом» Мережковский Д.С. В обезьяньих лапах // В тихом омуте. М., 1991. - С.16.

Далее Мережковский, делает теоретическое заявление: «Трагедия начинается там, где есть надежда преодолеть слепую судьбу - свинью, съедающую, и колесо, давящее нас» Там же. С.17. И сразу же - вывод: «У Андреева никакой надежды нет, а, следовательно, нет никакой трагедии» Там же. С.17.

Мережковский склонен говорить не о трагизме повествования, а о трагедии самого автора, который не верит в воскресение и, попав в «обезьяньи лапы», пишет о кошмарном мироздании без смысла и цели.

А завершается статья неожиданным признанием «огромной заслуги» Андреева, прошедшего «путь до конца» («не сберег души своей»), показавшего последние этапы страшного пути, и пожеланием, «чтобы он, первый в русской революционной общественности вспомнивший о Христе, первый же и пришел ко Христу» Там же. С.39.

В. Воровской говорит об Андрееве следующее: «Если вы попросите современного интеллигентного русского читателя назвать наиболее талантливых авторов наших дней, он, наверное, на одно из первых мест - если не на первое - поставит Леонида Андреева. И, тем не менее, этот самый читатель прочитывает каждую новую вещь Андреева с неудовлетворенным чувством: «Нет, это не то; эта вещь автору не удалась». И почти все, что дал литературе Л. Андреев, сводится, в конце концов, к длинному ряду таких неудавшихся произведений.

Итак, с одной стороны - общепризнанный крупный талант, с другой - вечно не удающиеся произведения. И этот суд «толпы» в общих чертах совпадает с судом критики. Очевидно, в самой основе творчества Л. Андреева заложено какое-то противоречие, и это противоречие мешает автору успешно осуществлять задуманные им планы, воплощать в художественные произведения, преследующие его идеи и образы; это противоречие нарушает цельность, а с нею и силу его произведений, оставляя их какими-то недоделанными. Вот-вот, кажется, наткнулись вы у автора на новую, яркую, интересную мысль; вы хватаетесь за нее, идете за извилинами ее хода и вдруг - эта смелая, оригинальная мысль шлепается на землю и неуклюже волочится нелепыми, ненужными толчками. Развеивается обаяние, и с досадой откладываете вы книгу: «Нет, это не то!» «Из истории новейшей русской литературы», изд-во «Звено», 1990, за подписью «П. Орловский»..

В чем же заключается указанное противоречие? Быть может, разобравшись в нем, поняв его, мы сможем понять и особенности таланта, и причины неудачливости Л. Андреева.

Если просмотреть все произведения Л. Андреева, можно заметить, что он затрагивает по преимуществу социальные темы. «Красный смех», «К звездам», «Савва», «Тьма», «Проклятие зверя», «Семь повешенных», «Мои записки», «Дни нашей жизни», «Анатэма», - довольно назвать эти крупнейшие из вещей Л. Андреева, чтобы оценить, насколько привязана мысль его к вопросам общественной жизни.

Леонид Андреев именно противопоставляет всем многообразным вопросам жизни общества и личности лишь неизменные: смерть, безумие и тьму, то есть физическую, интеллектуальную и нравственную смерть. Это его ответ на все наши запросы.

Л. Андреев унаследовал от предшествовавших поколений русских художников-интеллигентов две противоречивых наклонности: болезненное тяготение к вопросам общественности и безнадежный пессимизм в оценке их. Это все то же основное противоречие андреевского творчества. Такое сочетание общественного инстинкта с общественным пессимизмом не было противоречивым, пока наш автор ограничивался рассказами из реальной жизни, хотя и окрашенными характерным для него настроением. Ибо в реальной жизни слишком много грустного, болезненного и гадкого, и специфически окрашенный талант художника всегда найдет живой материал для своего наблюдения и творчества. Но жизнь в целом - а крупные вопросы бытия человека и общества, так или иначе, захватывают всю совокупность жизни - не может быть понята или разрешена умом, отрицающим жизнь, не видящим впереди ничего, кроме смерти, безумия и тьмы «Из истории новейшей русской литературы», изд-во «Звено», 1990, за подписью «П. Орловский»..

Как заметил В. Воровский, в развитии мысли Л. Андреева определенно намечаются три фазы, которым соответствуют и три фазы развития художественной формы его письма. Сначала перед читающей публикой явился художник-реалист с несколько грустным, пессимистическим настроением. Это был период первых рассказов, собранных в первом томе. Здесь автор давал картины действительной жизни, преломленные сквозь его авторскую индивидуальность, красивые, гармоничные картины, за которыми чуялась мысль автора, но которые не были подчинены этой мысли. Художественная задача стояла здесь на первом месте, идеи же автора, его тенденции проникали в сознание читателя незаметно, естественно и ненавязчиво вместе с художественными образами. А между тем не следует забывать, что уже тогда в этих первых рассказах были даны в зародыше все последующие мысли Л. Андреев - и ужас жизни, и тщета разума, и власть тьмы. Но постепенно художественный талант автора становится рабом его публицистической мысли. Если в первом периоде он живописал те стороны жизни, которые сильнее всего поражали его воображение, то во втором периоде он начинает подчинять свое творческое воображение запросам мысли и подыскивает темы для воплощения этой мысли. Начинается тенденциозное творчество. Таковы его рассказы: «Мысль», «В тумане», «Жизнь Василия Фивейского» и т. п., а также первые драмы: «К звездам», «Савва». И по мере того как он все более удалялся от чисто художественных задач и все более уходил в публицистику, определенно начала выступать ограниченность идейного кругозора автора, бессилие его понять и решить громадные, сложные вопросы общественности. Л. Андреев оказался без необходимого критерия. Перед лицом многообразной общественной борьбы с ее подъемами и падениями, с ее восторгами и ужасами автор был не в силах дать какую-либо оценку, кроме примитивного «суета сует» и не менее примитивного «голого человека на голой земле». Публицистические ресурсы выдающегося художника оказались, на поверку, скандально малы.

Человек создан для счастья, ему дана могучая мысль, в него вложены благодатные этические порывы, он прекрасен в своей юношеской целомудренности... - но перед ним воздвигнута высокая, толстая стена, о которую тщетно бьется он. Эта стена - все, что враждебно свободному развитию личности: и природа, и человеческое общество, и власть, давящая своей тупой, непреоборимой силой, и грубость, дикость, и предрассудки человека, и даже культурный прогресс, ведущий к обезличению человека. И борьба человека с этой стеной безнадежна. В этом его трагедия. Трагедия добра и красоты, которые поглощает страшная, неумолимая тьма, трагедия разума, которого ждет безумие или преступление, трагедия, наконец, самой жизни, обреченной на смерть и обесцененной смертью. Такова моральная философия Л. Андреева «Из истории новейшей русской литературы», изд-во «Звено», 1990, за подписью «П. Орловский»..

Эта философия приняла вполне законченную форму в третьем периоде его развития, совпавшем с эпохой революции. Тот пессимизм, который после первых поражений революции быстро охватил наименее устойчивые слои интеллигенции, толкнул и Л. Андреева к завершению его философии отрицания. В пьесе «К звездам» Николай - этот во всех отношениях идеальный юноша - лишается, после крушения революции, рассудка.

Для человека, мыслящего рационалистически, жизнь современного общества должна казаться нелепой, иррациональной. Вот, например, люди три раза в неделю собирались играть в винт, а когда один из них за игрой умер, оказалось, что никто даже не знал ни его адреса, ни его личной жизни («Большой шлем»). Уже первым этим рассказом автор с недоумением остановился перед загадкой жизни: что ты и, главное, к чему ты? И почти в каждом своем рассказе заглядывал он в тот или иной уголок жизни человеческого общества и всюду видел нелепость и бессмыслицу, зло и насилие. «Превратили землю в помойную яму, - говорит Савва - в бойню, в жилище рабов, грызут друг друга... Блудили себе потихоньку... Лгали, бесстыдствовали, кривлялись перед своими алтариками и бессильным богом...» Андреев Л. Избр. рассказы и повести / Авт. вступ. статьи и примеч. Ф. И. Кулешов. Минск: Изд. БГУ, 1992. .

Эта жизнь без единого Бога, то есть без нравственного начала, превратившаяся в помойную яму лжи и насилия, изображена Л. Андреевым с наиболее трагической стороны - именно со стороны своей повседневности - в пьесе «Жизнь человека». В лице человека обобщена здесь жизнь среднего буржуазного интеллигента нашего времени. И это опять крайне характерно; Л. Андреев, рисуя жизнь человека, просто-напросто отбросил всю громадную жизнь трудящихся слоев - крестьян, рабочих, мелких мещан. Не удивительно, что равнодействующая человека прошла по линии зажиточного интеллигента.

Путем подбора взаимно усиливающих одно другое выражений в сгущенные предложения, где образ нагроможден на образ, Андреев достигает особого эффекта вколачивания своих мыслей в голову читателя. Возьмем хоть такие примеры:

«...И такая тишина стояла, словно никто и никогда не смеялся в этой комнате, и с разбросанных подушек, с перевернутых стульев, таких страшных, когда смотреть на них Снизу, с тяжелого комода, Неуклюжее стоящего на необычном месте, - отовсюду глядело на нее голодное ожидание какой-то странной беды, каких-то неведомых ужасов, доселе не испытанных еще человеком» («Жизнь Василия Фивейского») Андреев Л. Жизнь Василия Фивейского. Избр. рассказы и повести / Авт. вступ. статьи и примеч. Ф. И. Кулешов. Минск: Изд. БГУ, 1992..

«Схватившись хищными пальцами за края гроба, слегка приподняв уродливую голову, он искоса смотрит на попа прищуренными глазами - и вокруг вывернутых ноздрей, вокруг огромного сомкнутого рта вьется молчаливый, зарождающийся смех. Молчит и смотрит и медленно высовывается из гроба - несказанно ужасный в непостижимом слиянии вечной жизни и вечной смерти» («Жизнь Василия Фивейского») Там же..

«...Все поле, залитое неподвижным красным отсветом пожаров, закопошилось, точно живое, загорелось громкими криками, воплями, проклятиями и стонами. Эти темные бугорки копошились и ползали, как сонные раки, выпущенные из корзины, раскоряченные, странные, едва ли похожие на людей в своих оборванных, смутных движениях и тяжелой неподвижности» («Красный смех») Андреев Л. Красный смех. Избр. рассказы и повести / Авт. вступ. статьи и примеч. Ф. И. Кулешов. Минск: Изд. БГУ, 1992..

Здесь образ громоздится на образ, один выпуклее и вычурнее другого, получается какая-то тяжелая гнетущая гипертрофия кошмарных образов, - тогда как части этих образов достаточно для создания яркой картины. Указанные отрывки взяты наудачу, - у Андреева в этом стиле написаны целые страницы.

Этот стиль «безумия и ужаса», выработанный, очевидно, не без влияния рассказов Эдгара По, подчеркивается, с другой стороны, усвоением характерной для Л.Н. Толстого евангельской простоты изложения. «И под нею расстилалось поле ржи, и было оно совсем белое, и оттого, что оно было такое белое среди тьмы, когда ниоткуда не падало света, рождался непонятный и мистический страх» («В тумане») Андреев Л. В тумане. Избр. рассказы и повести / Авт. вступ. статьи и примеч. Ф. И. Кулешов. Минск: Изд. БГУ, 1992.. «И потому что она молчала и думала, и потому что она не смотрела на него, и потому что у нее только одной был вид порядочной женщины - он выбрал ее» («Тьма») «Из истории новейшей русской литературы», изд-во «Звено», 1990, за подписью «П. Орловский»..

Блок, размышляя о «Жизни человека» и вспоминая о своих первых впечатлениях от драмы, Блок выражает ее смысл в «детском вопросе» «Зачем?». И вслед за Мережковским, поэт делает акцент на трагическом характере самого писателя, который «бился о стену большой, модно обставленной, постылой хоромины» Блок А. Памяти Леонида Андреева // Блок А. Собр. соч. В 6 т. Т. 5. М., 1999. - С.489..

Финал статьи усиливает этот трагический мотив, соединяя художников в общей печали: «Знаю о нем хорошо одно, что главный Леонид Андреев, который жил в писателе Леониде Николаевиче, был бесконечно одинок, не признан и всегда обращен лицом в провал черного окна, которое выходит в сторону островов и Финляндии, в сырую ночь, в осенний ливень, который мы с ним любили одной любовью. В такое окно и пришла к нему последняя гостья в черной маске - смерть» Там же. С.482..

По мнению современника М. Столярова-Суханова, «…по первому впечатлению, Андреев как будто бы смотрит на жизнь пессимистически. Он ставит человека, с одной стороны, в зависимость от безумно слепой силы, находящейся вне его, а с другой стороны, от таинственных сил, коренящихся в бездне человеческой души. Казалось бы, что раз дело обстоит таким именно образом, на человека и его жизнь нельзя иначе смотреть, как только пессимистически. Но такое мнение было бы ошибочным» Столяров-Суханов М. Символизм и Леонид Андреев как его представитель. Киев, 1993. С. 25-26..

Наряду со злыми таинственными силами, в душе человека живут и добрые силы, о которых Андреев не забывает в своих произведениях.

Выводы по первой главе

Исходя из вышесказанного, мы делаем следующие выводы:

1. Творчество Леонида Андреева развивалось в русле тех тенденций, которые определялись историко-культурным, нравственным, эстетическим развитием эпохи.

2. В своем творчестве Андреев опирался на богатый опыт философских и литературных предшественников, как западных, так и русских: А.Шопенгауэра, Э.Гартмана, Ф.Ницше, В.Соловьева, Г.Ибсена, Э.По, М.Метерлинка, Ф.Достоевского, Л.Толстого, А.Чехова.

3. Сопряжение направлений и стилей в одном художественном явлении - феномен Андреева: от демократического реализма, до декаденства. От символизма и модернизма до экзистенциализма.

4. Мережковский видел в Андрееве важный знак времени и посвятил его творчеству несколько статей. Согласимся с мнением критика о том, что следует говорить не о трагизме повествования, а о трагедии самого автора, который не верит в воскресение и, попав в «обезьяньи лапы», все пишет и пишет о кошмарном мироздании без смысла и цели.

5. Как заметил В. Воровский, трагедия андреевских героев заключается в том, что перед ним воздвигнута высокая, толстая стена, о которую тщетно бьется он. Эта стена - все, что враждебно свободному развитию личности, и борьба человека с этой стеной безнадежна.

6. Вслед за Мережковским и Воровским, Блок делает акцент на трагическом характере самого писателя, который «бился о стену большой, модно обставленной, постылой хоромины».

Таким образом, мнения критиков совпадают. Не будем отрицать, что характер писателя напрямую отразился в его произведениях и определил их трагическое направление.

Глава 2. Художественная природа трагического в произведениях Л. Андреева

Повесть «Жизнь Василия Фивейского» (19 ноября 1903 г.) наиболее показательна в творчестве писателя. Поднимаемые им вопросы веры и неверия, на первый взгляд, перекликаются с политическими ожиданиями автора в предчувствии революционных перемен. Вместе с тем, автор пытается по-своему осмыслить и разрешить «вечные вопросы» бытия, связанные с человеческим страданием, всеобщей справедливостью, добром и злом.

Громко и внушительно прозвучал голос богоотставленного человека, обращенный к пустым и безмолвным небесам, в «Жизни Василия Фивейского». Не смирение перед незаслуженным страданием, а наоборот - чудовищная гордыня дает отцу Василию силы пережить преследовавшие его несчастья: смерть сына, рождение другого сына - идиота, пьянство жены и ее страшную гибель в пожаре. Читателя Андреев не обманывает, как не обманывается сам: серая зимняя ночь, заглядывая в окно, где видит о. Василия и его сына-идиота, говорит: «Их двое» - двое безумных. И только самого отца Василия автор оставляет в неведении до самого конца: тот продолжает грезить «дивными грезами светлого, как солнце, безумия» Андреев Л.Н. Жизнь Василия Фивейского // Избранное. М.: Россия, 1990. и не понимает ужасного смысла «странно-пустого» хохота идиота. Автор позволяет о. Василию подняться на самую вершину страдания и самоотречения, откуда ему открывается «непостижимый мир чудесного, мир любви, мир кроткой жалости и прекрасной жертвы» Там же., - чтобы оттуда сбросить его, как и других своих героев, в бездну. В этой повести Леонид Андреев сумел дать живой, психологически убедительный образ богоборца. Трагедия его гордого смирения - самообмана, «заряженного» бунтом, - это трагедия измученного «проклятыми» вопросами человеческого разума перед лицом абсурда. Герой Андреева ищет смысла в бессмысленном; его «прыжок в Бога» оказывается падением в пропасть. Но гордость о. Василия не сломлена: даже мертвый, «в своей позе сохранил он стремительность бега» Андреев Л.Н. Жизнь Василия Фивейского // Избранное. М.: Россия, 1990..

Повесть Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» вызвала живой интерес как у современников автора, так и у более поздних критиков и исследователей творчества писателя.

Особенно ярко природные стихии, такие как вьюга, метель, предстают в повести «Жизнь Василия Фивейского»: «Она [метель] бесновалась у дверей, мертвыми руками ощупывала стены… с гневом поднимала мириады сухих, злобных снежинок и бросала их с размаху в стекла» Андреев Л.Н. Указ. соч. С. 536.. Символом зла выступает и туман: «Он …словно давится желтым, отвратительным туманом, который угрюмо и властно ползет в комнату, как бесформенная желтобрюхая гадина» Андреев Л.Н. Указ. соч. С. 450; и грозовые облака: «…впереди тяжелая и черная, как мрак, принявший формы, надвигалась грозовая туча. И под нею расстилалось поле ржи … и оттого, что оно было такое белое среди тьмы, когда ниоткуда не падало света, рождался непонятный и мистический страх» Там же. С. 444.; и ночь: «Пришла ночь …и в страхе застыли одинокие ветви деревьев …сильная и злая, она опоясывала одинокие огни безысходным кругом и мраком наполняла человеческие сердца» Там же. С. 350..

Иногда, зло воплощается в эмоции - смех идиота в повести «Жизнь Василия Фивейского». «И такая тишина стояла, словно никогда и никто не смеялся в этой комнате, и с разбросанных подушек, с перевернутых стульев, таких странных, когда смотреть на них снизу, с тяжелого комода, неуклюже стоящего на необычном месте, - отовсюду глядело на нее [попадью] голодное ожидание какой-то страшной беды, каких-то неведомых ужасов, доселе не испытанных еще человеком» Андреев Л. Н. Жизнь Василия Фивейского // Избранное. М.: Россия, 1990. С. 86,87.. Над всеми обитателями дома о. Василия и днем и ночью давлеет ужасающее нечто: «И не были спокойны их ночи: бесстрастны были лица спящих, а под их черепом, в кошмарных грезах и снах вырастал чудовищный мир безумия, и владыкою его был все тот же загадочный и страшный образ полуребенка, полузверя» Там же. С. 85.. Образ рожденного идиота ставится в ассоциативную связь с надмирным злом: «Что это он мечется как злой дух?»,Там же. С. 130. - думает об идиоте о. Василий.

«Главный персонаж повести, облаченный Л. Андреевым в рясу, выражал духовную драму российского интеллигента, утратившего старую веру, но еще не обретшего новую, истинную. И если Василий Фивейский воплощает в себе трагедию веры, то его сын, дегенерат от рождения, олицетворяет собой мрак сознания, не оплодотворенного мыслью, а потому лишенного интеллекта», - утверждает исследователь В. Чуваков Чуваков В.Н. Предисловие // Андреев Л. Н. Рассказы, повести и фельетоны. М.: Моск. рабочий, 1993. С. 16..

Говоря о своем настроении в период создания повести, Л. Андреев в письме к М. Горькому признавался: «Я много думаю о жизни и о смерти, и чувствую в них глубокую тайну, но отношение мое к этой тайне, как к опущенной занавеси: хочется приподнять ее, а никак не залезть по ту сторону, в темноту, и там чревовещательствовать!» Литературное наследство. Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. www.rulit.net..

В повести «Жизнь Василия Фивейского» мы встречаемся с характеристикой героя, которая, по сути, является характеристикой самого Л. Андреева: «Он [отец Василий] не знал, чего он ищет, и беспощадно переворачивал все, на чем держится и чем живет душа. В вопросах своих он был безжалостен и бесстыден, и страха не знала его родившаяся мысль» Андреев Л. Н. Жизнь Василия Фивейского // Избранное. М.: Россия, 1990. С. 92..

В отчаянной схватке со злым роком священник Василий Фивейский пытается осмыслить свои страдания. Следует отметить, что это адекватное состояние человека, находящегося, как сказали бы психологи-экзистенционалисты, в «пограничной ситуации». Как подчеркивает известный австрийский психолог и психиатр Виктор Франкл, человеку важно знать, что страдания его не бессмысленны: «У кого есть Зачем жить, может вынести почти любое Как», другими словами: «Если у человека есть основание для жизни, он вынесет почти любые ее условия. Наш герой, о. Василий, казалось бы, находит этот прорыв, когда ему вдруг представляется, что все несчастья, обрушившиеся на него - не слепая череда бессмысленных страданий, а некий знак свыше, признак его избранности на особую миссию. «Он [отец Василий Фивейский] думал, что там, где видел он хаос и злую бессмыслицу, там могучею рукою был начертан верный и прямой путь. Через горнило бедствий, насильственно отторгая его от дома, от семьи, от суетных забот о жизни, вела его могучая рука к великому подвигу, к великой жертве. Всю жизнь его Бог обратил в пустыню, но лишь для того, чтобы не блуждал он по старым, изъезженным и пустым дорогам, по кривым и обманчивым путям, как блуждают люди, а в безбрежном и свободном просторе ее искал нового и смелого пути. Вчерашний столб дыма и огня - разве он не был тем огненным столбом, что указывал евреям дорогу в бездорожной пустыне? Он думал: «Боже, хватит ли слабых сил моих?» - но ответом был пламень, озарявший его душу, как новое солнце. Он избран. На неведомый подвиг и неведомую жертву избран он, Василий Фивейский, тот, что святотатственно и безумно жаловался на судьбу свою. Он избран. Пусть под ногами его разверзнется земля, и ад взглянет на него своими красными, лукавыми очами, он не поверит самому аду. Он избран. И разве не тверда земля под его ногою?» Андреев Л. Н. Жизнь Василия Фивейского // Избранное, М.: Россия, 1990. С. 115. И далее: «Он чистым хотел быть для великого подвига и еще неведомой и великой жертвы - и все дни и ночи его стали одною непрерывною молитвою, одним безглагольным излитием» Андреев Л.Н. Указ. соч. С. 119..

Василий Фивейский ищет смысл веры, в то время как подлинная вера сама реализовывает смысл, заложенный в ней. Вера не ищет доказательств. Верой живут.

Как раз этой простой и неколебимой веры нет у Василия Фивейского, несмотря на всю кажущуюся твердость и пламенность его души. Его терзают сомнения.