Художественный мир Н.С. Гумилева

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО

СПЕЦИАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Наманганский государственный университет

Кафедра русского языка и литературы

Выпускная квалификационная работа

Художественный мир Н.С. Гумилева

Мусабаева М. Ф.

Наманган - 2012

Оглавление

Введение

Глава 1. Романтические мотивы в поэзии Н. С. Гумилева.

1.1 Истоки романтизма в поэзии Н. С. Гумилева

1.2 Мир образов Николая Гумилева

1.3 Традиции русского романтизма в поэтическом творчестве Гумилёва

Глава 2. Темы и мотивы в творчестве Н.С.Гумилева

2.1 Экзотическая тема в поэзии Н. С. Гумилева

2.2 Итальянская тема

Глава 3.Тема любви в поэзии Н. С. Гумилева

3.1 Своеобразие любовной лирики Н. Гумилева

3.2 А.Ахматова в стихах Н.Гумилева

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Во вступительном слове книги Президента Республики Узбекистан Ислама Каримова «Узбекистан на пороге достижения независимости» [1] говорится о том, что мы являемся свидетелями бурного роста национального самосознания народа. В целом это, несомненно, позитивный процесс, однако он сопровождается и негативными проявлениями. И это мы тоже видим. Надо разобраться в причинах, факторах, которые вызывают деформации национального самосознания, наметить пути позитивного влияния на эти процессы, достичь гармонии национального и интернационального.

Нам надо задействовать механизм формирования сознания людей на основе истории, народных традиций, обычаев и обрядов. Не будем скрывать, что десятилетия мы потратили на то, чтобы под сомнительными лозунгами рубить корни, питающие духовную культуру. Последствия этого мы сейчас ощущаем. Возвращение к истокам культуры идет крайне болезненно, сопровождается обостренной реакцией.

Принципиальное значение имеют высказывания Главы нашего государства о том, что «Изначально неверные ориентиры, цели и пути их достижения были окончательно деформированы, искажены в годы культа личности, годы застоя. Сегодня становятся известны все новые вопиющие факты необоснованных массовых репрессий, безжалостной ломки основных устоев жизни в периоды коллективизации и индустриализации, разрушения духовных ценностей и традиций народов, коррупции перерождения кадров, социально-экономической деградации, игнорирования насущных нужд и жизненных запросов людей.

Эти негативные явления проявлялись во всех регионах, всех республиках, от них пострадали все народы. И считать, кто больше, кто меньше, значит спекулировать на горе и боли людей. Это недостойная политическая игра» [1,134].

Это важные слова в понимании культуры и литературы прошлого и особенно творчества Н.Гумилева, так как он был незаслуженно репрессирован и надолго забыт.

Принципиальное значение имеют высказывания Главы нашего государства о том, что «возрождение духовных ценностей означает их адаптацию к ценностям современного мира и информационной цивилизации» [6,141] .

Нам ясно, что без освоения духовного наследия прошлого богатейшей истории Узбекистана, знания великих творений мировой художественной культуры невозможно представить себе нравственный облик современного человека.

Знаменательны слова Президента И.А.Каримова: «Мы должны научиться бережно относиться к тем культурным истокам, которые всегда давали возможность самым широким слоям населения приобщиться к лучшим образцам национальной классической и современной культуры. Не случайны значительные успехи в области музыкального, изобразительного, монументального и прикладного искусства Узбекистана, получившие широкое признание за рубежом. Широкая пропаганда и популяризация лучших образцов национальной и мировой культуры должны стать основой духовного воспитания подрастающего поколения современной нашей молодежи» [6,143-144] .

Актуальность исследования.

Творчество русского поэта, драматурга Николая Степановича Гумилева (1886-1921) привлекает внимание не только специалистов, литературоведов, филологов, но и мировую общественность, и современную молодёжь.

Настало время, когда в историю и культуру возвращаются незаслуженно забытые имена. Одним из таких утраченных имен, был замечательный поэт, романтик, путешественник, глава акмеистического направления, Николай Степанович Гумилёв. До последнего времени - конца 80-х годов XX века - имя этого поэта находилось под запретом цензуры, его произведения с 20-х годов прошлого века в нашей стране не издавались.

Его книги не переиздавались с начала 20-х годов. Они давно уже стали библиографической редкостью, предметом охоты коллекционеров и литературоведов, занимающихся поэзией «серебряного века».

Поэзия Н. С. Гумилёва по праву является общенациональным богатством. Современные рок музыканты и исполнители авторской песни сочиняют музыку на стихи Н.С. Гумилева. Стихи Н. Гумилёва не устарели и вне всякого сомнения вызовут интерес у современного молодого читателя, так как они проникнуты удивительной открытостью и романтизмом эпохи «Серебряного века».

Между тем, без знания творчества этого метра акмеизма, серьезного

исследователя Африки, великолепного поэта невозможно полноценно изучить всю литературу серебряного века. Назрела необходимость в разработке новых подходов в активизации интереса к классическим произведениям литературы.

Поэзия Гумилева сравнительно мало изучена, и все-таки стоит назвать основные издания, которые помогли нам в написании работы.

В первую очередь хочется отметить книги, посвященные воспоминаниям о поэте.

Автор работы «Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких» [27] Вера Лукницкая дает возможность широкому читателю наиболее полно познакомиться с жизнью и деятельностью русского поэта.

Следующий сборник мемуаров - книга Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» [32]. Автор воспоминаний - поэт и свидетель заката русского акмеизма. Книга охватывает примерно 3 года (с ноября 1918) и посвящена целой плеяде русских литературных деятелей. Работа содержит воспоминания о М. Л Лозинском, В. В. Маяковском, А. А. Ахматовой, А. Белом, Г. Иванове, М. Кузине, А. А. Блоке, О. Мандельштаме и других. Но все же большую часть книги Одоевцева посвятила своему учителю, метру акмеизма Н. С. Гумилеву. Книга «На берегах Невы» впервые была

издана за границей в 1967 году [32].

Интересны мемуары таких авторов, как Бронислава Погорелова и Вера Неведомская, которые были лично знаком с Н. С. Гумилевым и оставили о нем и его окружении довольно занятные воспоминания, содержащиеся в книге «Воспоминания о серебряном веке» [35]. В этом сборнике мемуаров воссозданы атмосфера ренессансного русского серебряного века, а авторы воспоминаний - сами творцы или очевидцы этой эпохи.

Книга С. Бавина и И. Семибратовой [7] «Судьбы поэтов серебряного века», изданная в Москве в 1993 году, и книга Сергея Маковского «На Парнасе Серебряного века», выпущенную в 2000 году [28]. Обе эти книги содержат статьи, посвященные поэту, как, впрочем, и сборник «Герои и антигерои Отечества», составленный В. М. Забродиным, где можно найти «работу В. Меньшикова «Поэт - гражданин Гумилев» [29].

Цель работы - исследовать идейно-художественное своеобразие поэзии Н.С.Гумилева.

Для осуществления поставленной цели в работе решаются следующие задачи:

- проанализировать основные произведения поэта;

- исследовать мотивы в лирике Гумилева разных периодов жизни;

- осмыслить проблему традиций русской романтической лирики XIX века в творчестве Гумилёва,

- выявить своеобразие художественного мира Гумилева;

- изучить связь характера личности Гумилева и романтической

направленности его произведений;

- рассмотреть художественные особенности лирики Гумилева;

- определить мастерство Гумилева.

Предметом исследования является определение идейно-художественного своеобразия поэзии Н.С.Гумилева.

Объектом исследования являются сборники «Путь конквистадоров», «Романтические цветы», «Жемчуга», «Шатер», «Огненный столп», «Чужое небо», «Колчан».

В ходе работы были использованы следующие методы исследования: сравнительно-сопоставительный, текстовой анализы.

Научная новизна исследования состоит в систематизации и обобщении материала и дальнейшем изучении идейно-художественного своеобразия поэзии Н.Гумилева.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования результатов исследования при чтении лекционного курса «История русской литературы XX века», спецсеминаров и спецкурсов, посвященных творчеству Н.С.Гумилева.

Структуру квалификационной работы составляют: введение, три главы, заключение, список использованной литературы.

Во введении дается обоснование актуальности темы исследования, характеризуется степень её научной разработанности, определяются объект, предмет, цель, задачи, новизна, теоретическая и практическая значимость работы.

Первая глава «Романтические мотивы в поэзии Н. С. Гумилева» посвящена истокам романтизма в поэзии Н. С. Гумилева. Эта часть работы содержит анализ причин обращения поэта к романтическим мотивам. Мы берем во внимание как личные качества Гумилева, его мировоззрение, так и факты жизни поэта, повлиявшие на его творчество. Также исследуется мир образов Николая Гумилева и традиции русского романтизма в поэтическом

творчестве Гумилёва.

Вторая глава «Темы и мотивы в творчестве Н.С.Гумилева» работы посвящена экзотической и итальянской темам в поэзии Н. С.Гумилева. Темы в этой главе рассмотрены в разрезе всего творчества поэта. Даны анализы произведений всех сборников Гумилева, а, следовательно, прослежена эволюция мотивов. В этой главе также представлен анализ художественных особенностей стихотворений поэта.

Третья глава «Тема любви в поэзии Н. С. Гумилева» посвящена теме любви в поэзии Гумилева. Рассмотрены различные преломления этого мотива лирики поэта, своеобразие любовной лирики Н. Гумилева, дан анализ стихотворений, посвященных А.Ахматовой.

Заключение содержит основные выводы по содержанию квалификационной работы.

К работе прилагается компакт-диск с текстом исследования и презентациями.

Глава 1 Романтические мотивы в поэзии Н. С. Гумилева

1.1 Истоки романтизма в поэзии Н. С. Гумилева

Общепринятый - после работ К. Чуковского и Ю. Тынянова о Блоке, Б. Эйхенбаума и В. Жирмунского об Ахматовой - подход к стихам как к личному дневнику поэта, как к своего рода духовной автобиографии его лирического героя мало что дает для представления о творчестве Н. С. Гумилева. Лишь единожды - в позднем стихотворении «Память» - предложивший сжатый очерк своего духового развития, он никак не может быть назван и летописцем современной ему эпохи.

Стихов о России, о времени у Гумилева действительно так мало, что это

способно озадачить. Да и те, что есть («Туркестанские генералы», «Старые

усадьбы», «Старая дева», «Почтовый чиновник», «Городок», «Змей», «Мужик»), при всей точности в деталях и всей обычной ля Гумилева картинности видятся скорее легендами, «снами» о России и русских людях, русской истории, нежели свидетельством очевидца.

Реальность словно бы не заботила поэта. Или выразимся точнее - была скучна, неинтересна ему именно как поэту. Почему? Гумилев сам ответил на этот вопрос:

Я вежлив с жизнью современною,

Но между нами есть преграда,

Все, что смешит ее, надменную,

Моя единая отрада.

Победа, слава, подвиг - бледные

Слова, затерянные ныне,

Гремят в душе, как громы медные,

Как Голос Господа в пустыне [13,272].

И корень, видимо, в этом. В роковой несоотносимости личных понятий поэта о правах, обязанностях, призвании человека и навязываемых, предписываемых современностью условий и требований. В том, что в душе Гумилева - и гимназиста, и путешественника, и воина, и литератора - действительно громче всех прочих, действительно заглушая и шум повседневности, и творчество, гремели «слова, затерянные ныне».

«Я вижу иногда очень ясно картина и события вне круга нашей теперешней жизни; они относятся к каким-то давно прошедшим эпохам, и для меня дух этих старых времен гораздо ближе того, чем живет современный европеец. В нашем современном мире я чувствую себя гостем», - говорил поэт [31,252-253]. По-видимому, это как раз те самые переживания, которые Гумилев передал в стихотворной форме:

Я, верно, болен - на сердце туман.

Мне скучно все: и люди, и рассказы.

Мне снятся королевские алмазы

И весь в крови широкий ятаган.

Мой предок был татарин косоглазый

Или свирепый гунн. Я веяньем заразы,

Через века дошедший, обуян.

Я жду, томлюсь и отступают стены.

Вот океан весь в клочьях белой пены,

Закатным солнцем залитый гранит

И Город с золотыми куполами,

С цветущими жасминными садами.

Мы дрались там. Ах да, я был убит (13,188).

Он чужаком пришел в этот мир. Но он - так, во всяком случае, кажется - еще и культивировал интересами, нуждами, идеалами, и с «пошлой», по его оценке, реальностью - вне зависимости от того, шла речь о предреволюционной рутине или о революционной смуте.

Эту несовместимость, оригинальность поэт всячески подчеркивал к своим внешним, очень необычным видам. Вспоминает Вера Неведомская, художница, знакомая Гумилева и Ахматовой: «На веранду, где мы пили чай, Гумилев вошел из сада; на голове - феска лишенного цвета, на ногах - липовые носки и сандалии и к этому русская рубашка. Впоследствии я поняла, что Гумилев вообще любил гротеск и в жизни, и в костюме» [31,245].

А вот впечатления Ирины Одоевцевой от первых встреч с Гумилевым: «Высокий, узкоплечий, в оленьей дохе с белым рисунком по подолу, колыхавшейся вокруг его длинных худых ног.

Ушастая оленья шапка и пестрый африканский портфель придавали ему еще более необыкновенный вид»; «трудно представить себе более некрасивого, более особенного человека»; « некрасивый, но очаровательный» [32].

Очень необычно было и лицо Николая Степановича, что не раз подчеркивали его современники. «Продолговатая, словно вытянутая вверх голова, с непомерно высоким плоским лбом. Волосы, стриженные под машинку, неопределенного цвета. Жидкие брови. Под тяжелыми веками совершенно плоские глаза», - вспоминает Одоевцева [32,21]. «У него было очень необычное лицо: не то Би-Ба-Бо, не то Пьеро, не то монгол, а глаза и волосы светлые, умные, пристальные глаза слегка косят. При этом подчеркнуто церемонные манеры, а глаза и рот слегка усмехаются; чувствуется, что ему хочется созорничать и подшутить», - писала Неведомская [11,245]. Литератор Б. М. Погорелова в своем очерке «Валерий Брюсов и его окружение» не смогла не упомянуть о «незабываемом впечатлении», которое произвело на нее знакомство с Гумилевым: «Все в нем изумляло. Казалось он как-то шире и выше обыкновенных людей. Происходило это, вероятно, от иного, не московского, и даже не российского покроя одежды. Разговор его тоже не был похож на то, что обычно интересовала писателей, по-будничному беседовавших между собой. Гумилев. неожиданно и сразу заговорил о. буре, которая поднялась, когда он плыл в последнее воскресенье на заокеанском пароходе, об острове Таити, о совершенстве телосложения негритянок, о парижском балете» [35, 38].

Несовместимость Гумилева с реальностью была такого рода, что исключала не только похвалы реальности, но и порицания ее. Вот почему стихи с самого начала стали для Гумилева не способом погружения в жизнь, а способом защиты, ухода от нее. Не средством познания действительности, а средством восполнения того, что действительность не дает. Совершенство стиха рано было осознано Гумилевым как единственно приемлемая альтернатива жизненным несовершенствам, величавость и спокойствие искусства противостояли в его глазах всяческой (политической, бытовой и прочей) суете, а пышная яркость и многоцветье поэтических образов контрастировали с грязновато-серенькой обыденностью.

Гумилев не был бы Гумилевым, если бы и жизнь свою не попытался построить на контрасте с тем, чем удовлетворяется и что жует большинство. Его путешествия в Африку, его хлопоты о цеховой солидарности поэтов и даже его участие в боевых действиях на Восточном и Западном фронтах первой мировой войны тоже можно расценить как своего рода бегство от предписываемой обществом линии поведения и томящей скуки.

Африка занимала особое место в жизни и творчестве поэта. Стремление к неведомому, сопряженному подчас с опасностями, сопровождало Гумилева всю жизнь. С ранних лет его манит Восток, Африка, путешествия в тропические страны и даже желание достать парусный корабль и плавать на нем под черным флагом.

В детстве Гумилев читал много приключенческой литературы: произведения Жюля Верна, Майн Рида, Фенимора Купера. Все эти книги влекли его в дальние страны, манили романтикой подвига.

В. И. Немирович-Данченко в очерке, посвященном памяти Гумилева, вспоминал, что поэт всегда тосковал по солнечному югу, вдохновившему его «заманчивыми далями».

«Если бы поверить в перевоплощение душ, - писал мемуарист, - можно было бы признать в нем такого отважного искателя новых островов и континентов в неведомых просторах великого океана времен, как Америго Веспуччи, Васко де Гаму, завоевателя вроде Кортеса и Визарро. Он был бы на своем месте в средние века. Он опоздал родиться лет на четыреста! Настоящий паладин, живший миражами великих подвигов. Он пытал бы свои силы в схватках со сказочными гигантами, на утлых каравеллах в грозах и бурях одолевал неведомые моря» [29,231] .

В 1906 году после окончания гимназии Гумилев едет в Париж, где слушает в Сорбонне курс французской литературы. Большое впечатление на Гумилева произвела выставка живописных полотен Поля Гогена, французского художника, большую часть жизни прожившего на островах Таити. Гумилев посвятил творчеству Гогена статью «Два салона» и еще больше загорелся мечтой побывать в краю, о котором давно грезил, - в Африке. Тайно от родителей он отправляется в первое свое путешествие, собравшись посетить Стамбул, Измир, Порт-Саид, Каир. С этих пор Африка заняла чрезвычайно важное место в его судьбе и творчестве. Она наполнила его душу новыми, необычайно острыми впечатлениями, укрепила уверенность в себе, подарила редкостные ощущения и образы. Во время второго путешествия (1908 г.) Гумилев побывал в Египте, в третьем достиг (1909г.) Абиссинии, где собирал местный фольклор, преображая его в самобытные песни(«Пять быков», «Занзибарские девушки»). Наиболее значительной была последняя,четвертая поездка. В 1913 году поэт был руководителем экспедиции, посланной в Абиссинию Российской Академией Наук; Гумилев привез оттуда этнографические коллекции. Существует и «Африканский дневник» Гумилева.

Даже близкие поэту люди порой иронизировали над его «африканскими страстями».

Между тем никто из русский поэтов не воспел, как он, Африку, не передал так зримо и необычайно рельефно ее неповторимый колорит. Помимо стихотворений, рассеянных по разным сборникам (цикл «Абиссинские песни», «Африканская ночь» и др.), Гумилев посвятил африканской теме книгу «Шатер» (1921). В стихотворении открывающем сборник он писал:

Оглушенная ревом и топотом,

Облеченная в пламя и дымы,

О тебе, моя Африка, шепотом

В небеса говорят серафимы.

....

Про деяния свои и фантазии,

Про звериную душу послушай,

Ты, на древе древней Евразии

Исполинской висящей грушей.

Обреченный тебе, я поведаю

О вождях в леопардовых шкурах,

Что во мраке лесов за победою

Водят полчища воинов хмурых;

О деревнях с кумирами древними,

Что смеются улыбкой недоброй,

И о львах, что стоят над деревнями

И хвостом ударяют о ребра (13,385)

Критика ехидно назвала сборник «рифмованным путеводителем по Африке, игнорируя изумительную образность и глубокую поэтичность каждого стихотворения, где простое географическое название влечет за собой целую цепь разнообразных картин и ассоциаций. Даже отдельные строфы из этих стихотворений дают представление о многокрасочной палитре автора:

Целый день над водой, словно стая стрекоз,

Золотые летучие рыбы видны

У песчаных, серпами изогнутых кос

Мели, точно цветы, зелены и красны.

(«Красное море») (13, 387).

Сфинкс улегся на страже святыни

И с улыбкой глядит с высоты

Ожидая гостей из пустыни,

Которых не ведаешь ты.

(«Египет») (13, 389).

Блещут скалы, темнеют под ними внизу

Древних рек каменистые ложа,

На покрытое волнами море в грозу,

Ты промолвишь, Сахара похоже.

(«Сахара») (13, 392).

Полный тайн и экзотики, знойного солнца и неведомых растений, удивительных птиц и животных, африканский мир в стихах Гумилева пленяет щедростью звуков и буйной яркостью цветов («Судан», «Абиссиния», «Замбези», «Экваториальный лес», «Нигер» и др.).

Африканская поэма «Мик» - еще одно выражение любви поэта к далекому

континенту. История маленького абиссинского пленника по имени Мик, его дружба со старым павианом и белым мальчиком Луи, их совместный побег в город обезьян, где Луи избирают царем, дальнейшие приключения Мика - все это воссоздано Гумилевым в полусказочной форме.

Если в стихах Гумилева Африка предстает в поэтически приподнятом виде

(иногда, правда, не без добродушно-иронической интонации), то «Дневник»

писателя представляет собой репортерски четкое и вместе с тем колоритное

изложение деталей путешествия. Здесь и рассказ о ловле гигантской акулы в

Красном море, и описание судопроизводства в Дире-Дауа, и впечатление от

театрального действа в Хараре. Местами это изумительные по стилю образцы художественной прозы.

Следует особо оговориться, что не в стихах Гумилева, не в его прозе не проглядывает, как это не раз отмечалось в тенденциозной критике[14], поза колонизатора, ницшеанца и пр. Что же касается приводимого в этой

связи четверостишия из «Африканской ночи»:

Завтра мы встретимся и узнаем,

Кому быть властелином этих мест;

Им помогает черный камень,

Нам - золотой нательный крест (13, 268).

То это лишь стилизация настроения тех, кто пришел в Африку с амбициями завоевателя и хозяина. Истинная же позиция Гумилева проявляется в последних строках «Невольничьей», и в его суждении о намечающемся позорном разделе европейскими государствами «древней прославленной Абиссинии», которая все же «остается независимой еще много веков, чего, конечно, заслуживает вполне».

Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника к великому Югу, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая память о Н. Гумилеве. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в сборник «Шатер», и точная проза дневника - дань его любви к Африке.

Конечно, нельзя не упомянуть о литературной деятельности Гумилева, о его творческих взглядах, говоря об истоках романтизма в его поэзии. Акмеизм, безусловно повлиял на развитие романтических мотивов в творчестве поэта.

В начале 1910-х годов Н. Гумилев стал вместе с С. Городецким основателем новой литературной школы. Будучи новым поколением по отношению к символистам, Гумилев и его единомышленники (А. Ахматова, С. Городецкий, О. Мандельштам, М. Зенкевич, В. Нарбут) были сверстниками футуристов, поэтому их творческие принципы формировались в ходе эстетического размежевания с теми и с другими. Из разных предложенных поначалу названий прижилось несколько самонадеянное

«Акмеизм» (от греч. acme - высшая степень чего-либо, расцвет, вершина,.

острие). Во многом принципы акмеизма родились в результате теоретического осмысления Гумилевым собственной поэтической практики. Помимо дореволюционной лирики принципы акмеизма воплотились в стихотворениях предпоследнего сборника поэта «Шатер».

Акмеизм, по мысли Гумилева, есть попытка заново открыть ценность человеческой жизни, отказавшись от «нецеломудренного» стремления символистов познать непознаваемое. Действительность самоценна и не нуждается в метафизических оправданиях. Простой предметный мир должен быть реабилитирован, он значителен сам по себе, а не только тем, что являет высшие сущности.

Главное значение в поэзии приобретает, по мысли теоретиков акмеизма,

художественное основание многообразного и яркого земного мира. Отразить

внутренний мир человека, его телесные радости, отсутствие сомнений в себе,

знание смерти, бессмертия, Бога и пророка, а также облечь жизнь в достойные и безупречные формы искусства - такова мечта акмеистов.

«Место действия» лирический произведений акмеистов - земная жизнь, источник событийности - деятельность самого человека. Лирический герой акмеистов - не пассивный созерцатель жизненных мистерий, а устроитель и открыватель земной красоты.

Акмеисты избегали туманных иносказаний, мистики символистов и стремились к точности и четкости изображаемого, объективности, мужественности, реализму подробностей и деталей. Новое течение принесло с собой не столько новизну мировоззрения, сколько новизну вкусовых ощущений: ценились такие элементы формы, как стилистическое равновесие, живописная четкость образов, точно вымеренная композиция, отточенность деталей.

Противоположность символизму, проникнутому «духом музыки», акмеизм был ориентирован на перекличку с пространственными искусствами - живописью, архитектурой, скульптурой. Тяготение к трехмерному миру сказалось в увлечении акмеистов предметностью: красочная, порой даже экзотическая деталь, могла использоваться в чисто живописной функции.

Все особенности акмеистической поэзии отразились в творчестве Н. Гумилева, и особенно в его романтических произведениях. Многоцветность, описательность, совершенство формы, экзотичность стихов Гумилева - прямое следствие его принадлежности к акмеистическому течению.

Создание нового литературного движения, акмеизма, это тоже (как и путешествие в Африку, и участие в мировой войне) своего рода риск, очень смелый жизненный шаг, а когда представляешь жизнь Гумилева, то трудно освободиться от ощущения неких фантастических его склонностей. В Африке он пролезал через узкий ход пещеры, застрять в котором значило замуровать себя заживо. На войне участвовал в самых страшных маневрах. Вспоминает Вера Неведомская: «В характере Гумилева была черта, заставлявшая его искать и создавать рискованное положение хотя бы

лишь психологически. Помимо этого у него было влечение к опасности чисто

физической. В беззаботной атмосфере нашей деревенской жизни эта тяга к

опасности находила удовлетворение только в головоломном конском спорте. Позднее она потянула его на войну. Гумилев поступил добровольцем в лейб-гвардии Уланский полк. Не было опасной разведки, в которую он бы не вызвался. Для него война была тоже игрой - веселой игрой, где ставкой была жизнь» [31,247-248].

Многочисленные поездки в Африку, загадочные, нецивилизованные земли, сражения на фронтах первой мировой войны, активнейшее участие в литературной жизни начала XX века - все это, конечно, обогатило и расцветило яркими красками и судьбу, и поэзию Гумилева.

Но вот парадокс: исключительные по характеру и по силе жизненные впечатления и тут ложились в стих не непосредственно, а предварительно

трансформировались, очищались от «сора», от подробностей, претворялись в

легенду, в «сон» и о войне, и об Африке.

Стихи, написанные Гумилевым в Действующей армии, дают, конечно, представление о патриотическом чувстве поэта. но - как, впрочем, и его прозаические «Записки кавалериста» - почти ничего не говорят о страшном «быте» войны, ее крови и грязи.

Равным образом не обязательно был и участвовать в научных экспедициях, в пеших походах по Африке, чтобы рассказать о ней в стихах, мало с чем в русской поэзии сравнимых по звучности и яркой живописности, но на удивление лишенных эффекта личного присутствия:

Я на карте моей под ненужною сеткой

Сочиненных для скуки долгот и широт,

Замечаю, как что-то чернеющей веткой,

Виноградной оброненной веткой ползет.

А вокруг города. точно горсть

виноградин,

Эта - Бусса, и Гомба, и царь Тумбукту,

Самый звук этих слов мне, как солнце,

отраден,

Точно бой барабанов, он будит мечту (13, 282).

Похоже, что опыт - даже такой экзотический, и в самом деле не столько насыщал поэта, сколько будил его мечту. Похоже, что в окопах, и под развесистой сикоморой, и на улочках Генуи, и на собраниях «Цеха поэтов», и в промороженных коридорах Дома искусств он грезил наяву - совсем так, как грезил наяву «колдовской ребенок, словом останавливавший дождь» (Первое, начальное «Я» поэта, по его признанию, в стихотворении «Память»), как грезили наяву «бездомный, бродячий» певец в «Пути конквистадоров», «юный мак» в «Романтических цветах», «странный паладин с душой, излученной нездешним» в «Жемчужинах», «паломник» в «Чужом небе» и так далее и так далее - вплоть до пассажира в «Заблудившемся трамвае», что мечется по Неве «через Нил и Сену» прямиком «в зоологический Сад планет».

Стоит только дать волю грезе -

И кажется - в мире, как прежде, есть страны,

Куда не ступала людская нога,

Где в солнечных рощах живут великаны

И светят в прозрачной воде жемчуга.

.......

И карлики с птицами спорят за гнезда,

И нежен у девушек профиль лица.

Как будто не все пересчитаны звезды,

Как будто наш мир не открыт до конца! (13, 303).

Стоит только дать волю грезе - и начинается карнавальная смена то ли масок, то ли жребиев: «Я конквистадор в панцире железном.», «Однажды сидел я в порфире златой. Горел мой алмазный венец.», «. я забытый, покинутый бог, созидающий, в груде развалин старых храмов, грядущий чертог», «. Я попугай - с Антильских островов.», «Древний я открыл храм из-под песка, Именем моим названа река, И в стране озер пять больших племен Слушались меня, чтили мой закон».

Таким образом, Гумилев был всю жизнь романтиком, искателем приключений, поэтому и романтические мотивы (мотив «Музы Дальних Странствий», экзотическая тема, тема любви, тема одиночества) не уходили из его творчества. Да, многие стихи поздних сборников Гумилева выражали взгляд на вполне земные процессы. И все-таки вряд ли можно говорить даже о позднем творчестве Гумилева как о «поэзии реалистичной [16].Он сохранил и здесь романтическую исключительность, причудливость душевных процессов. Но именно таким бесконечно дорого нам слово Мастера.

1.2 Мир образов Николая Гумилева

Особенностью гумилевского художественного мира является изображение не только экзотических стран, но и экзотических животных, которые описываются с помощью красочных эпитетов и сравнений. В стихотворении «Жираф» африканское животное - Жираф «изысканный», ему дана «грациозная стройность», «шкуру его украшает волшебный узор». Жираф сравнивается с цветными парусами корабля, а бег его «плавный» уподобляется радостному птичьему полету. Это красивое животное на закате «прячется в мраморный грот».

Описание жирафа создает волшебную, яркую картину экзотической страны, которая противопоставлена реальности - «тяжелому туману» и дождю России. Животные в художественном мире Н.Гумилева не только прекрасны, как жираф, но и ужасны, страшны, зачастую приносящие разрушение и смерть. Таков и лев («Невеста льва») - «бог прекрасный», в жертву которому приносят, по решению жреца, молодую женщину, которая называет льва «солнце-зверь», «князь».

И «золотой жених» по ее просьбе приходит «терзать добычу». Таков и образ другого африканского животного - носорога («Носорог»), который разрушает все на своем пути: «обезьяны мчатся с диким криком на лианы», «буйвол сонный» «отступает глубже в грязь». Но скрыться от разъяренного носорога невозможно, нельзя найти спасенья, «убегая и таясь». Но особенным ужасом наполнен образ гиены в стихотворениях «Гиена» и «Ужас».

В стихотворении «Гиена» говорится о гиене, которая сравнивает себя с царицей. На водах Нила скрывается забытая могила преступной царицы. Когда наступает ночь «из пещеры крадется гиена». Гиена наделена человеческими чертами: она умеет выражать свои мысли на человеческом языке и может сравнить себя с царицей беззаконий («Заклинание»): Не правда ль, я такая же царица, Как та, что спит под этими камнями? ***

Она была такою же гиеной, Она, как я, любила запах крови Этот вопрос она задает луне, звездам, Нилу, бабочкам, птицам и растеньям. Также гиене присуще и звериные черты: Ее стенанья яростны и грубы, Ее глаза зловещи и унылы, И страшны угрожающие зубы… В стихотворении «Ужас» (13, 95) ужас проявляется через образ гиены.

Лирический герой, блуждая по коридорам, встречает чудовище с головой гиены «на стройных девичьих плечах». Описание морды гиены делает картину особенно зловещей:

На острой морде кровь налипла

Глаза зияли пустотой

И мерзкий крался шепот хриплый (13, 95).

Образы животных, представленные в сборнике, являются представителями африканского континента и отличаются красочностью изображения.

Эти образы помогают ясно увидеть Африку с ее экзотичными представителями и яркими красками.

У символистов: смерть страшит человека, спасает от болезненного состояния мира, рок давит на человека, но герой Гумилева не боится ее. Он воспринимает ее как неизбежность, как закономерный акт бытия. Он призывает любую, он все равно будет драться с ней. Также он говорит, что у каждого есть право выбирать свою смерть.

В стихотворении «Выбор» говорится о том, что смерть неизбежна, она предназначена всем земным, но право каждого - «самому выбирать свою смерть». Сорвется ли «созидающий башню» вниз, будет ли «разрушающий» «раздавлен обломками плит», или же «ушедший в ночные пещеры» повстречают свирепую пантеру - решать самому человеку. Человек вправе выбирать и другую смерть. В стихотворении «Самоубийство» смерть представляется, как «покой». Самоубийство совершается неторопливо, даже лениво, «капризно», и живой красный цвет («румянец») заменяется белым, набегают «чужие миру звуки», руки перебирают «незримый бисер», и героиня ждет, когда же придет смерть, и тело поникает, искривясь «в странной позе танца».

По мнению Гумилева («За гробом»), после смерти тебя не будет ждать «небесный храм» (независимо от того, «умрешь ты бесславно или со славой»), «ты увидишь перед собой блудницу», которая приникнет к тебе «острыми жемчужными зубами» «и это будет вечно» В стихотворении «Смерть» есть и другая послезагробная жизнь. Это - рай. Спутница лирического героя, как ангел, является ему «нежной», «бледной», «в пепельной одежде». Она «среди кровавого тумана» «к небесам прорезывала путь» т.е. после смерти она попала в рай.

Лирический герой, после того, как героиня попала в рай, считает ее иной и хочет узнать ее «мечтою прежней». Он говорит, что они встретятся в раю, как будто хочет сказать, что он скоро умрет. Смерть у Н.Гумилева - это «старик угрюмый и костлявый, медлительный рабочий», который добросовестно выполняет свою работу.

Образ Люцифера (Дьявола) является одним из наиболее распространенных образов в художественном мире Н.Гумилева. В стихотворении «Баллада» лирический герой называет Люцифера своим другом. И действительно, Люцифер дарит ему пять коней и «золотое с рубином кольцо». Это кольцо вроде своеобразного разрешения на то, чтобы подняться «на выси сознания», где «безумье и снег». Но когда он добрался до вершины, он «увидел там деву с печальным лицом» и тогда он отдал это кольцо «печальной деве луны». И Люцифер стал презирать его и подарил ему шестого коня - Отчаянье: И смеясь, надо мной, презирая меня, Люцифер распахнул мне ворота во тьму, Люцифер подарил мне шестого коня - И Отчаянье было названье ему. Место действия стихотворения «Пещера сна» - «там, где похоронен старый маг». Повествование ведется в основном в будущем времени. Лирический герой и его спутница видят перед собой тень старого мага (который ночью «снова станет трупом»), а также сопровождающих: «Феи Маб», «Вечного жида», несколько робкого Люцифера и сопутствующих ему теней. В стихотворении «Умный дьявол» лирический герой называет Дьявола «мой старый друг, мой верный Дьявол». В этом стихотворении Дьявол поет лирическому герою песню о моряке, который тонул, но ждал, что его спасет любовь. Но этого не произошло. Дьявол постоянно повторяет: «Но помни, он на заре пошел ко дну» и поэтому лирический герой называет его умным дьяволом. Люцифер не имеет зловещей окраски, он умный, добрый, верный, является другом человека, робкий и мечтательный.

Образ моря также очень часто встречается в стихотворениях цикла «Романтические цветы» Н.Гумилева. В стихотворении «Корабль» образ моря является основным. Здесь идет диалог между мужчиной и женщиной. И она спрашивает: «Что ты видишь во взоре моем, в этом бледно-мерцающем взоре?». И мужчина отвечает, что он видит «глубокое море с потонувшим большим кораблем». Тот корабль плыл к девушке, которая «звала и ждала» «на дальнем утесе». И теперь «никто никогда не узнает», «где отдыхает корабль» и «о безумной, предсмертной борьбе». И лирический герой (мужчина) говорит о том, что «только тот, кто с тобою, царица, только тот вспоминает о нем». В стихотворении «Воспоминание» говорится о птице, которая должна постоянно лететь «над немым океаном»:

Заманила зеленая сеть

И окутала взоры туманом,

Ей осталось лететь и лететь

До конца над немым океаном (13, 84).

Ее «мольбы и усилия» бесполезны, потому что «на землю ее не вернут утомленные белые крылья». И когда лирический герой смотрит на взор девы он «заметил в нем тот же укор, тот же ужас измученной птицы».

В стихотворении «Отказ» также упоминается море. Лирический герой сравнивает царицу с печальным ребенком. Она стояла, «наклоняясь над сонно вздыхающим морем», и дельфины «предлагали свои глянцевитые спины», чтобы плыть к «владеньям влюбленного принца». Но царица не захотела этого делать: Но голос хрустальный казался особенно звонок, Когда она упрямо сказала роковое: «Не надо»… Если лирический герой в начале стихотворения сравнивает царицу с печальным ребенком, то в последнем четверостишии он уже говорит, что она «капризный ребенок»:

Царица - иль, может быть, только капризный ребенок, Усталый ребенок с бессильною мукою взгляда. В основе стихотворения «Умный дьявол» тоже лежит море. Песня дьявола была про моряка, который тонул в пучине. Море - безжалостная природная стихия, которая губит все живое: моряков на корабле, для которых оно стало «голубой гробницей»; моряка, плывущего в пучине, которого погубили «волны-стены»; птицу, которую заманила зеленая сеть и которая не имеет сил вернуться на землю, а немой океан равнодушно наблюдает за происходящем.

Красочность мира, его экзотичность, яркость - характерная черта художественного мира Н.Гумилева и акмеизма в целом. Основные цвета, которые Н.Гумилев использует в стихотворениях сборника «Романтические цветы» это красный, белый, зеленый и голубой. Красный: «багровела луна», «в красноватом отблеске лампадки», «среди кровавого тумана», «доли кровавой», «красный шарик», «кораллы нежных губок» (кораллы - красные), «повязка цвета крови», «рубины волшебства» (рубины - бардовые), «алеющий цветок», «алый пояс», «взор кровавый», «красные фески», «багровые пятна», «красный пламень», «губы красны», «изукрашенной красным», «с окровавленным мечом», «на арене кровавой», «хобот кровавый»; Золотой: «золотое с рубином кольцо», «золотисто - огненное солнце», «золотистый хвост», «крест золотой»; Розовый: «розовой кроватке», «розоватом мраморе могилы», «розовеют птицы», «розоватый жемчуг юга», «в розовых туманах», «розоватые длинные ногти», «розовеющих дворцов»; Огненный (оранжевый): «огненные звенья», «бабочек оранжевые краски», «огненные столбы», «огневое стремленье», «огненные грезы»; Белый: «серебреным зорям», «белые крылья», «был лебедем белым», «два белые, белые гроба», «беленькие кошки», «тенью белой», «белая голубка», «серебристый смех», «снежной белизной», «белесоватые туманы», «Белая Невеста», «бледный ужас», «белей восточных лилий», «белый воин», «тень бледна», «белый панцирь», «серебряном понтоне»; Зеленый: «Зеленого Эрина войн», «изумруды Змея», «зеленая сеть океана», «на шелку зеленоватом», « изумрудно блистающих тел», « у зеленых подножий», «темно-изумрудный крокодил», «зеленом храме», «в пурпуровом уборе», «чешуею изумрудной»; Голубой: «лилию добуду голубую», «голубые моря», «голубая гробница», «в голубых глазах», «синий блеск», «бирюзовым владеньям», «небес молодое лицо» (небо - голубое), «туман над водной степью» (водная степь - синяя), «влага широких озер», «заводь тихой реки» (завод - нежно-голубая), «голубой терем». Разноцветный (пестрый, узорный): «узорные сады души», «разноцветное окно», «разноцветная палатка», «пестрые удавы», В стихотворения сборника «Романтические цветы», у Гумилева красный цвет - одновременно и цвет смерти, и цвет зарождающейся новой жизни. Яркому колориту предметного мира Н.Гумилева соответствуют описываемые в стихотворениях время суток

(яркий солнечный день), время года (лето); частые упоминания моря, неба рождают в сознании читателя определенный колорит цветовых образов (голубой, синий, белый, зеленый, красный, золотой).

Для художественного мира Гумилева характерно внимание к деталям, конкретность изображений, которые помогают лучше представить образ. Это еще одна особенность акмеизма. Обобщенный образ героя: « в панцире железном», «приподнявшись лениво на локте», «с окровавленным мечом», «призрак какой-то неведомой силы», «император, во мраке могилы», «с профилем орлиным», «с черной кучерявой бородой», «любопытно-вдумчивая нежность в устах», «дикая мятежность в бровях», «неверный», «сокол на руке», «молодой», «могучий вождь». Эти детали помогают создать образ воинственного, могущественного, гордого мужественного, решительного, дерзкого, уверенного, но и нежного героя. Она: «грустный взгляд», «руки тонкие», «яркие подвески», «поступь лани», «взоры королевы», «атласистая кожа», «маленькие груди», «браслеты вытянутых рук», «бледная», «маленькие ножки трепетали». Внимательно рассмотрев детали, можно увидеть, что героиня грустная, властная, грациозная, отчужденная, величественная. Животные: «стенанья яростны и грубы», «глаза зловещи и унылы», «страшны угрожающие зубы», «шерсть дыбится», «изысканный жираф», «грациозная стройность», «волшебный узор», «подобен цветным парусам», «бег плавен», «разъяренный», «голодные тигры».

Детали в изображении животных помогают передать их красоту и изящество с одной стороны, а с другой - жестокость, ярость и грубость. Смерть: «кровавая доля», «старик угрюмый и костлявый», «нудный и медлительный рабочий». Смерть предстает в образе старика и рабочего и детали помогают нам ее лучше увидеть. Люцифер и Дьявол: «старый друг», «верный», «умный», «робкий», «огненные грезы Люцифера». Образ Люцифера, благодаря этим деталям, приобретает человеческие черты.

Море: «голубое», «сонно вздыхающее», «глубокое». Море в художественном мире Гумилева не бурная стихия, а спокойное, умиротворенное пространство.

1.3 Традиции русского романтизма в поэтическом творчестве Гумилёва

Из числа русских поэтов-романтиков, творчество которых было особенно важно для Н.С. Гумилёва, выделяются А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев и Е.А. Баратынский. Роль традиций этих поэтов Золотого века национальной литературы в формировании эстетической системы Гумилёва-акмеиста была особой. Творческое усвоение их художественного опыта проявилось в произведениях поэта, повлияв на образы, сюжетно-композиционное строение, ритмику, тропы, способствуя художественному осмыслению их автором эстетических принципов раннего и зрелого русского романтизма.

Диалог Гумилёва с Пушкиным, Тютчевым и Баратынским нередко обогащен обращением сразу к нескольким их произведениям. Гумилёв учитывает и свои обобщения о творческих принципах поэта или поэтов, развивая, обогащая их и в споре со своими предшественниками.

Осмысливая пушкинские традиции, значимые для Гумилёва, мы исходим из представления о Пушкине как о поэте-романтике и видим в романтизме «эпоху, имеющую длительную, двухвековую историю, а время ранних романтиков воспринимаем как начальный этап новой эстетики»

( 22, 39).

Пушкинская тема выявляется в литературно-критическом наследии Гумилёва и свидетельствах современников (мемуары, эпистолярная и литературно-критическая проза). Пушкин предстает не только выразителем художественного совершенства в поэзии, но и личностью, обладающей полнотой национального самовыражения и самоосуществления. Рецензируя сборник Вяч. Иванова «Cor Ardens», Гумилёв писал: «…Мы - не только переход от психологии Востока к психологии Запада или обратно, мы уже целый и законченный организм, доказательство этому - Пушкин» [11, 105].

C именем великого поэта у Гумилёва связано представление о жизни настоящего художника, которому свойственны активная жизненная позиция и верность поэтическим идеалам. Кроме того, прослеживается влияние Пушкина на восприятие Гумилевым отдельных тем: Кавказа, Царского Села. В качестве значимых факторов, сформировавших пушкинский образ, приведем биографические данные. Так, в студенческие годы Гумилёв принимал участие в работе пушкинского семинара, руководимого профессором С.А. Венгеровым. Фактом биографии, связавшим двух поэтов, является и то, что местом благополучно разрешившейся дуэли с Максимилианом Волошиным Гумилёв выбрал Чёрную речку. Как пишут современники Гумилёва, за этим решением ощущалась серьезность, с которой поэт относился к проблеме чести.

Значимым фактом художественной биографии представлено восприятие Пушкина сквозь призму творчества и эстетических идеалов литературных «учителей» Гумилёва - И.Ф. Анненского и В.Я. Брюсова. Если в Брюсове Гумилев ценил прежде всего знатока творчества Пушкина, то у Анненского он находил реализацию пушкинских художественных и нравственно-философских принципов: гармоничное равновесие содержательности образа и его формы. Помимо объединяющего пушкинского контекста, трех поэтов ХХ века связывала близость романтическому типу поэзии и мироощущения. Ранним романтикам было известно, что «каждая муза ищет и находит другую, все потоки поэзии сливаются во всеобщем великом море единой неделимой поэзии» [42, 62].

Подобно русским романтикам начала XIX столетия, акмеисты считали творчество средством преодоления дисгармонии, того противоречия, «раздвоенности», на языке романтиков, которое особенно остро чувствуется в переломные эпохи, а начало ХХ века было именно таким периодом.

Кроме мемуарных, эпистолярных и литературно-критических источников, свидетельствующих о влиянии пушкинской традиции на Гумилёва, обнаруживается связь с пушкинским текстом в лирических и лироэпических произведениях поэта. Так, эта связь выявляется в художественном мире и словесном строе стихотворений Гумилёва, посвященных женским образам: «Священные плывут и тают ночи…», «Рассыпающая звёзды», «Девочка». При анализе последнего обнаруживается связь гумилёвского текста с пушкинским стихотворением «Портрет» 1828 года.

Кроме того, связь с этим произведениями другого стихотворения поэта - «Среди бесчисленных светил…» (1918). Наблюдаются сложные соотнесения этого текста с пушкинской лирикой (связь с элегией «Осень», стихотворением «К морю»). В числе других поэтических тропов выделяется эпитет «сладкий» у Пушкина и Гумилева: его семантика интерпретируется как сакральная, связанная с представлением о жреческой, высокой миссии поэта, что связывает поэта-акмеиста с романтической традицией, русской и европейской. гумилев ахматова экзотический любовный

Романтическая тема поэта-пророка, гонимого толпой, также обнаруживает у Гумилёва связь с пушкинской традицией (гумилёвские стихотворения «Дева Солнца», «Пусть будет стих твой гибок, но упруг…» и пушкинское «Поэту»; «Восьмистишие», «Я говорил: “Ты хочешь, хочешь?”» - и пушкинский «Пророк»).

В лирическом сознании Гумилёва Пушкин присутствует на протяжении всего творчества, и его мотивы, образы, интонации, его творческая концепция были востребованы, прежде всего, при создании образа поэта, осмыслении темы поэзии, трактованными поэтом начала XX века в романтическом ключе. Хорошо зная стихи классика, Гумилёв воспроизводит, одновременно свободно видоизменяя, образы пушкинской лирики («Маркиз де Карабас»).

Мой добрый кот, мой кот ученый

Печальный подавляет вздох

И лапкой белой и точеной,

Сердясь, вычесывает блох (13, 135).

Гумилёв трансформирует пушкинские образы («Цветок»), обогащая их новым содержанием («В библиотеке»).

И, верно, дьявольская страсть

В душе вставала, словно пенье,

Что дар любви, цветок, увясть

Был брошен в книге преступленья (13, 121).

Для Гумилева «явное» цитирование Пушкина не было характерным. Лишь в стихотворении «О дева Роза, я в оковах» (ок. 1920), не вошедшем ни в один поэтический сборник и при жизни не напечатанном, Гумилёв использует цитаты, отсылая к стихам Пушкина, давая его строки в кавычках.

Можно отметить некоторые особенности традиций Пушкина.

Во-первых, Пушкин является для Гумилёва классическим образцом поэта, воплощающим такие универсалии, как гармония, оптимизм, просветительская миссия поэта; во-вторых, через Пушкина Гумилёв наследует русскую и европейскую романтическую традицию; в-третьих, в своих произведениях поэт избегает прямого цитирования своего литературного кумира, предпочитая формы заимствования мотива, темы, образа или иронического обыгрывания цитаты.

Изобразительно-выразительные средства Гумилев также восходят к пушкинской традиции. Для Гумилёва «поэзия - рождение новых сочетаний», такая позиция оказывается близка пушкинской поэтике «называния, … отбора и тонкого сочетания прекрасных слов» (Л.Я. Гинзбург).

Так, образ «златая ночь» у Пушкина («Друзьям» (1826)) и Гумилёва («Пролетала золотая ночь…»; поэма «Звёздный ужас»), возродившего в поэзии Серебряного века преданный забвению пушкинский троп. В стихотворении «Пролетала золотая ночь…» семантика образа и его сюжетно-композиционная роль оказываются близки пушкинским, так как у классика «златые ночи» - это, прежде всего, счастливая, прекрасная пора. И у Гумилёва «золотая ночь» - напоминание о несбывшемся, но когда-то казавшемся возможным счастье с любимой.

В поэме «Звёздный ужас» необычное сочетание оказывается использованным в другом контексте, значении и роли: образ, поддержанный им, становится более многоплановым. Однако и в этом произведении образ не утрачивает связи с пушкинским, и, создаваемый почти оксюморонным сочетанием, вызывает множество ассоциаций. Наблюдается связь гумилёвской поэтической семантики золотого и голубого цветов с пушкинской, при этом обращается внимание на общую ассоциативную основу - цветовую символику Царского Села, фигурировавшую, кроме того, у Анненского и Тютчева, а в европейской поэзии осваивавшуюся романтиками (Л. Тик, Новалис). Сакрализация золотого цвета Гумилёвым связывается также с канонической семантикой данного цвета в православии, однако поэт иногда наделяет его амбивалентностью значений - золотой цвет символизирует и жизнь, и смерть.

Восприятие изобразительного потенциала слова интерпретируется также в проекции на увлечение Гумилёва французской поэзией парнасцев, их концепцией ясного, отточенного, пластически выразительного слова, и этот культ пластического слова акмеист связывает также с истоками романской литературы - античностью. Гармоничное соединение античного идеала ясности и романтического культа индивидуальной стихии Гумилёв разделяет с Пушкиным, а также немецкими романтиками (Ф. Шлегель и др.). Стихотворение «Мореплаватель Павзаний» (1906) может служить примером ученичества у поэта-классика. Источником образности стало стихотворение Пушкина «Нереида». В обоих произведениях особую роль приобретают контрасты и сравнения, игра цвета и света. В пушкинской «Нереиде» принцип «словесного рисования» (экфрасиса) позволил ввести новые изобразительные детали, которые «оживили» мифологический образ древних. Отметим характерную поэтическую манеру Гумилёва, которая формулировалась под влиянием поэзии XIX века и особенно глубоко усвоенной традиции Пушкина. Свобода выражения себя в слове, безукоризненный вкус, умение придать цветовую и световую выразительность, пластичность и скульптурную осязаемость образу как органическое свойство пушкинского гения стали для Гумилёва теми образцовыми свойствами, к которым он всегда стремился в своей поэзии.

...