Все вышесказанное относится и к другой постоянной рубрике альманаха «Заметки о Петербурге», тоже фельетону в жанровом отношении. Они написаны от лица провинциала-фланера, гуляющего по городу и выносящего суждения о том, что он видит. Трактиры, извозчики, отношения с женой -- все это становится предметом рассуждения повествователя.

Фельетонность «Писем» и «Заметок» распространяется и на остальные тексты альманаха, относящиеся к другим жанрам. Будничный, «домашний» тон с сообщением бытовых подробностей издания «Дагеротипа» -- неприятно удививший В. Г. Белинского («Право, мы того и ждем, что сочинитель “Астраханских писем” уведомит публику, что у него пропали сапоги и что его человек был пьян или что-нибудь в этом роде. Удивительная фамильярность с публикой! Вообще, эти “Астраханские письма” писаны явно под влиянием какого-то упоительного вдохновения, и потому их нелепость часто доходит до какого-то лирического восторга…» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетради 3, 4, 5 и 6 // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 6. С. 263.) -- свойственен как вступительным статьям, так и, например, повести «Семен Семенович Огурчиков» Н. А. Полевого или очерку «Дача» (автор которого -- «житель наемной дачи», то есть, вероятнее всего, сам Кукольник).

Интересно, что уже «Художественная газета», издание куда более специализированное, получала упреки в фамильярности тона изложения. Так, В. Ф. Одоевский писал о том, что тон газеты «в прежнее время [до передачи редакторских полномочий Струговщикову -- Е. В.] сбивался иногда на тон С[еверной] Пчелы», необходимо же, чтобы «в Худ[ожественной] газете содержание отличалось не только выбором статей, но и изяществом, и благородством слога, чему примеры можно найти в самой газете, словом, чтоб она по своему характеру была вне тех изданий, кои служат только для распространения ошибок и дурного вкуса» ЦГИА СПб. Ф. 448. Оп. 1. Д. 44. Л. 142. Цит. по: Беляев Н. С. Указ. соч. С. 9..

То, что Белинский называет «фамильярностью», видимо, является еще одной традиционной альманашной чертой, которая в 1840-е годы прочитывается критиком уже в ином -- негативном -- ключе. Это имитация дружеской близости, о которой писал Ю. М. Лотман, характеризуя альманах Н. М. Карамзина «Аглая».

Фельетонная манера повествования обусловлена не только особенностями издания альманаха («дачи, переезды, корректуры» <Кукольник Н. В.> Дагеротип // Дагеротип. Т. 12. С. 3.) -- она избирается Кукольником в качестве основной, поскольку в наибольшей степени соответствует концепции «литературно-дагеротипных произведений»: «дагерротипизм» фельетонов не раз назывался современниками в числе их отличительных признаков. Так, в «Литературной газете» читаем: «Фельетон -- настоящий воплощенный дагерротип: в нем все отражается, от него нет спасенья; он ходит в виде трех мелко испещренных столбцов и пожирает все, что ему только попадется на глаза» <Без подписи.> Смесь // Литературная газета. 1845. 1 фев. (№ 5). Первым обратил внимание на этот источник А. Г. Цейтлин (Цейтлин А. Г. Указ. соч. С. 109)..

Отсутствие отбора материала, фиксация всех явлений действительности без разбора -- так обычно характеризовался и принцип работы дагерротипного аппарата (например: «Верность действительности может быть двоякая: творческая, состоящая в ярком воспроизведении отличительных, характеристических особенностей каждого лица, и дагерротипная, состоящая в тщательном и безразличном записывании всего, что видится и слышится» Галахов А. Д. Указ. соч. С. 249.).

В фельетоне эти черты проявляются как разрозненность и некоторая хаотичность содержания, что характерно как для альманаха «Дагеротип» в целом (в рецензии на альманах Белинский отмечает, что не все произведения «Дагеротипа» находятся на своем месте: например, известие об обнаружении в коллекции князя А. И. Долгорукого оригинальных эскизов знаменитых художников было бы уместнее в новостной газете), так и для «Астраханских писем» в частности. Интересно замечание на этот счет Ф. В. Булгарина. Он пишет о том, что по своему составу «Письма» напоминают «журнальную всякую всячину» <Булгарин Ф. В.> Смесь. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1842. 27 июн. (№ 142).. «Смесь. Журнальная всякая всячина» -- это название одного из отделов «Северной пчелы», фельетона в жанровом отношении. Именно здесь Булгарин помещает свой отзыв на «Дагеротип».

Судить о том, насколько уникальной была концепция Кукольника, можно, сравнивая альманах «Дагеротип» с другим изданием, названным по схожему принципу. Речь идет о сатирическом приложении к «Московскому телеграфу» под названием «Камер-обскура книг и людей» (1832) Н. А. Полевого. Камера-обскура -- прибор, предназначенный для копирования какого-либо предмета и в техническом отношении подобный дагерротипному аппарату; отличие заключается в том, что изображение, получаемое с помощью камеры-обскуры, не может быть зафиксировано на бумаге или металлической пластине. В предисловии к журналу читаем: «Хорошо: вы хотите, Мм. Гг., чтобы в этой Камер-обскуре отражался ваш человеческий и книжный мир? Вы не станете сердиться на это? Хорошо! Посмотрим!» <Без подписи.> Предисловие, введение, или пролог // Камер-обскура книг и людей: Прибавление к «Московскому телеграфу». 1832. № 1. С. 5.. Принцип жизнеподобия постулируется здесь как основополагающий; по убеждению издателей, высмеивать стоит только реально существующие пороки, ничего не преувеличивая: «Все наши недостатки отличаются какою-то мелкостью, ничтожностью. У нас Вольтер сложил бы руки и только улыбался бы своею не человеческою улыбкою, а Бомарше умер бы со смеху. Тем лучше! Просто показывая нам в Камер-обскуре глупое глупым, а смешное смешным, вы повеселите нас и принесете пользу незаметным образом. Только, ради всего смешного, не ворочайтесь на избитую дорожку небывалых нравов и мечтательных пороков. Смотрите на существенность -- и жатва будет многая!» <Без подписи.> Несчастливцы // Камер-обскура книг и людей: Прибавление к «Московскому телеграфу». 1832. № 2. С. 31. Здесь и далее курсив авторский..

В «Камер-обскуре книг и людей» реализуется традиция, восходящая к знаменитому журналу Д. Аддисона и Р. Стила «Spectator» и достигающая небывалого расцвета в первой половине XIX в.: эту традицию продолжают такие издания, как, например, журналы «Русский пустынник, или Наблюдатель отечественных нравов» и «Северный наблюдатель» (1817), «Невский зритель» (1820-1821), «Русский зритель» (1828-1830), «Московский наблюдатель» (1835-1839), сборник «Картинки русских нравов» (1842) и т. д. Принцип подобия обусловлен здесь необходимостью обнажения пороков или нравов, словно бы отражающихся в «камере-обскуре» или обозреваемых глазами наблюдателя и потому, за счет объективирования, перемещения фокуса восприятия в извне, -- более очевидных. Между тем, жанровый состав издания представляется довольно традиционным для русской периодики: «Стихи», «Иностранные известия», «Новости неполитические», «Ученые известия», «Обозрение современных русских журналов», «Моды». Это и отличает «Камер-обскуру книг и людей» от «Дагеротипа», в котором принцип подобия реализуется не на содержательном, а на жанровом уровне: главный жанр альманаха -- фельетон, наиболее соответствующий определению «дагерротипный».

«Астраханские письма» как литературно-критический отдел альманаха «Дагеротип»

Рассмотрим обусловленную особенностями фельетона литературно-критическую составляющую «Астраханских писем», которая приближает альманах к типу литературного журнала.

Во втором письме повествователь (С.) называет себя критиком, но при этом намеренно смешивает два значения этого слова: критик как профессиональный литератор, анализирующий тот или иной текст, и критик как человек, отыскивающий в чем-либо недостатки, склонный к порицаниям: «Все это я говорю про себя, потому что я критик. Ты может быть этого не знал; так знай же. Я каждый день кого-нибудь да критикую. И как я критик высшего разряда, то дело имею только с первоклассными гениями. Шекспир, Шиллер, Гете, Августин Тьерри, древние классики и т. д. вот кому достается от меня. А Гете -- пришлось плохо после смерти. У него ни при жизни, ни по смерти не было такого Зоила» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо второе) // Дагеротип. Т. 2. С. 36..

Однако далее шутливое обыгрывание значения слова «критик» неожиданно оборачивается буквальным вживанием повествователя в эту литературную маску: «У меня есть один знакомый, который более трех лет думает о правильной драматургии; есть у него и тетрадочка, в которой он изложил план своего будущего сочинения с некоторыми объяснениями По всей видимости, речь здесь идет о напечатанном в двенадцатой тетради произведении самого Кукольника под названием «Невинные злодеи, или Сюжет для комедии».. Я упросил напечатать этот слабый опыт в Дагеротипе, так как и отрывок из Вильгельма Мейстера, перевода А. Н. Струговщикова» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо второе). С. 36.. Из этого можно заключить, что повествователь «Астраханских писем», по всей вероятности, не просто фланер, склонный к размышлениям об искусстве, а еще и заведующий «литературно-критическим отделом» альманаха «Дагеротип».

В четвертом письме С. пишет своему астраханскому другу о том, что прочел новую комедию, название которой забыл, и дает ей уничижительную характеристику: комедия, «преследуя пороки в том числе и не бывалые, учит неблагопристойности, заражает воздух зловонием сатирических цветов, которые может быть годны только для ослов Пирона» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо четвертое) // Дагеротип. Т. 5. С. 9.. Но С. идет дальше и, помимо роли критика, берет на себя роль цензора, поскольку по прочтении комедии он налагает запрет на ее печатание: «И надо тебе сказать, что я пиэсу прочел только до половины в семь с лишком дней, а она брошюра; и не читал бы ее когда бы не по обязанности, возложенной на меня дружбой к отцу автора. Но довольно было и прочитанного; я отправил пиэсу назад надписав: “Печатать воспрещается, С.”. Можешь себе представить отчаянье отца и злобную досаду сына» Там же. Установить автора и название пьесы, упоминаемой в «Письме», не удалось..

Этот эпизод вызвал особое неудовольствие у Белинского; он характеризует «Астраханские письма» как «сбор каких-то сплетен, непонятных намеков и еще бог ведает чего» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетради 3, 4, 5 и 6. С. 263. и задается вопросом: «…какое дело до всего этого вздора, до всех этих сплетен читающей публике, и неужели это должна она читать?..» Там же..

В этом же письме С. делает краткое замечание по поводу поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»: «критик» немногословен здесь потому, что он якобы не хочет лишать удовольствия от чтения своего астраханского друга, которому и посылает книгу Гоголя, чтобы тот «поверил ее с натурой, потому что она, по свидетельству автора, списана с натуры» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо четвертое). С. 8..

Стоит отметить, что С., несмотря на уверения в непредвзятости («Но сделай милость не подумай, что похвалы мои имели источником наше литературное соседство. Ой нет! И другу, и недругу в глаза правду; а если я мнение мое решаюсь напечатать, так только приятную правду, а иначе не стоит и пера брать в руки» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо шестое) // Дагеротип. Т. 8. С. 41.), чаще всего удостаивает положительных оценок тех авторов, произведения которых печатаются в «Дагеротипе», или прямо хвалит именно эти произведения.

Так, например, особым расположением автора «Астраханских писем» пользуется Струговщиков, в 1842 году начинавший работу над переводом «Фауста»: «…я читал недавно, или правильнее слушал новый перевод Фауста (Гете), стихами и -- необыкновенно хорошо!» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо четвертое). С. 8.. В «Дагеротипе» же напечатаны другие его переводы, которые тоже получают одобрение С.: «Мудрец Платон и ученик его Ктезипп» и XX глава из IV части «Вильгельма Мейстера». Признается прекрасно написанной и «Энциклопедия Русского Городского и Сельского хозяина-архитектора», составитель которой -- П. Р. Фурманн, чья повесть «Дочь пастора» в свою очередь появляется на страницах альманаха.

В целом же мнения, выносимые насчет тех или иных литературных произведений, не отличаются в «Астраханских письмах» особой развернутостью -- скорее они имеют характер упоминаний. Например, в первом письме говорится: «…в этот год литература наша представляет несравненно более достойных произведений, нежели предшествовавшие года» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо первое) // Дагеротип. Т. 1. С. 31., после чего дается перечень романов, доказывающих, по мысли автора, это суждение: «Идеальная красавица» О. И. Сенковского, «Мирошев» М. Н. Загоскина, «Два призрака» Фан-Дима, «Альф и Альдона» Кукольника.

Белинский не принимает осуществляемой Кукольником выборки произведений; цитируя С., он добавляет от себя: «“Четыре романа (и притом плохих -- прибавим мы от себя) в четыре месяца, кажется, довольно? Достаточный запас на всё лето?” -- Уж, конечно, достаточный, особенно, если читать их от первой страницы до последней; этак и на год станет работы; но кто же отважится на нее?» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетрадь первая // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 6. С. 187..

Гораздо более охотно Кукольник рассуждает о теоретических проблемах, с которыми сталкивается современная словесность. Так, его интересуют вопросы литературного перевода; он пишет о том, что задача переводных произведений заключается не в том, чтобы познакомить публику с иностранной литературой, поскольку она достаточно образованна и может самостоятельно составить представление об оригинале -- переводы должны приносить практическую пользу: например, «Вильгельм Мейстер» может помочь актерам и постановщикам пьес в усовершенствовании сценического искусства <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо второе). С. 38.. Беспокоит автора «Астраханских писем» и распространение «переделок» зарубежных романов на русские нравы, чему, по его мнению, способствуют многочисленные благожелательные отзывы на них критиков <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо четвертое). С. 8..

Таким образом, Кукольник надевает фельетонную маску литературного критика, там самым приспосабливая «Дагеротип» к форме существования журналов и газет, в составе которых традиционно отводится место фельетону.

Тип издания «Дагеротипа»

«Дагеротип» издавался в период, когда время наивысшего расцвета альманахов давно прошло, поэтому он имеет мало общего с классическим альманахом и по типу издания становится в некоторых аспектах близок журналу.

Вероятно, правильнее всего было бы назвать «Дагеротип» сборником, но он отличается от классических альманахов не только тем, что в его состав входят преимущественно целые произведения, как полагал Н. П. Кашин: прежде всего, он не может быть назван «изящным карманным томиком» -- по формату он напоминает журнал; к тому же, здесь нет иллюстраций и даже виньеток. Между тем, «Дагеротип» сохраняет такие альманашные черты, как нерегулярность издания и отбор произведений по принципу дружественности, царящей между литераторами.

В седьмом «Астраханском письме» предметом рассуждений Кукольника становятся гравюры и политипажи, которые широко распространились в 1840_е годы. В противовес Белинскому, безусловно положительно оценивавшему книжную иллюстрацию Чаушанский Д. Н. Белинский и русская реалистическая иллюстрация 1840-х годов // Литературное наследство. Т. 57. М., 1951. С. 327., Кукольник убежден, что иллюстрированные издания, подобно лубочной литературе, могут предназначаться только для «общенародного чтения», в то время как литература «серьезная» не должна пользоваться такими дешевыми средствами привлечения читательского внимания, какими являются политипажи: «Хотел бы поговорить с тобой об книгах, да и тех теперь нет, вывелись из моды; теперь нас подчивают картинной какой-то литературой, а эти картины, с позволения сказать, мало чем лучше лубочных. Только и разницы, что последние на лубке, а эти врезываются в твердое дерево, повторяются металлом. <…> Впрочем, не должно ничего преувеличивать. Это общий девиз Дагеротипа. И в политипажах есть польза. Эти деревяшки назначены сменить лубки; поэтому и тексты, украшенные деревянными гравюрами должны быть приноровлены непосредственно для общенародного чтения. <…> В отношении к изданиям народным мы не только не вооружаемся противу деревяшек, но радуемся и защищаем нововведение; но да минуют эти гравюры сочинения, составляющие достояние образованного класса. В этом случае деревяшки как-то роняют достоинство книги и уменьшают ее внутреннюю важность» <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо седьмое) // Дагеротип. Т. 9-11. С. 118-119..

Очевидно, что Кукольник относит альманах к «серьезным» изданиям, рассчитанным на просвещенного читателя. Однако одновременно с этим издатели «Дагеротипа» выдвигают к его текстам требование обладать «приятностью» и быть незатруднительными в чтении («Дагеротип заботится об одном: доставить публике приятное чтение, не слишком обременяя внимание, не обращая чтения в тяжкий и не всегда благодарный труд» <Кукольник Н. В.> Дагеротип // Дагеротип. Т. 2. С. 1.) -- очередная черта альманаха 1820-1830-х годов.

Рассуждения об иллюстрациях есть у Кукольника уже в «Художественной газете». Так, об «Ундине» В. А. Жуковского говорится следующее: «Ундина должна быть отмечена в “Художественной газете” по поводу двадцати очерков, весьма мило сделанных неподписавшимся любителем. Все они почерпнуты из самой повести, сочинены со вкусом и довольно хорошо нарисованы. Жаль, что наши издания редко украшаются гравюрами и очерками; литография не пристала как-то к книжным изданиям, да и та редко в них участвует; очерк, по нашему мнению, лучший в сем случае слуга, особенно где есть какая-нибудь цельная повествовательность» Кукольник Н. В. [Библиографический обзор отечественных и иностранных изданий…] // Художественная газета. 1837. 15 дек. (№ 11-12). С. 197-198..

Эта внутренняя противоречивость, промежуточное положение «Дагеротипа» между журналом и традиционным альманахом, вероятно, может быть одной из причин, по которой «Дагеротип» не получил однозначно положительных отзывов в критике. Как представляется, Кукольнику и членам его кружка не удалось реализовать поставленную задачу до конца, и облик потенциального читателя «Дагеротипа» остался размытым. В сущности, именно об этом пишет Белинский: «Кто это читает, кому это нужно -- бог весть!» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетрадь вторая // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 6. С. 228..

1.2.6. Рецепция альманаха «Дагеротип» в критике

Более подробно рассмотрим отзывы на альманах «Дагеротип» в критике. В первую очередь, нас будут интересовать уже цитировавшиеся выше статьи Белинского («Дагерротип. Тетрадь первая», «Дагерротип. Тетрадь вторая», «Дагерротип. Тетради 3, 4, 5 и 6», «Дагерротип. Тетради 7, 8, 9, 10, 11 и 12» -- печатались в «Отечественных записках»: № 6, № 7, № 8, и № 12 за 1842 год соответственно) и фельетоны Булгарина (печатались в «Северной пчеле»: № 142 от 27 июня и № 164 от 25 июля 1842 года).

Отзывы на альманах, принадлежащие перу других критиков, обнаружить не удалось. Представляется, что они не отличались развернутостью или, что вероятнее, отсутствовали вовсе. Об этом свидетельствует следующий факт: во вступительной статье к седьмой тетради альманаха, имеющей подзаголовок «Отзывы газет и журналов о “Дагеротипе”», издатели открыто полемизируют с «Отечественными записками» и «Северной пчелой», о других же периодических изданиях (или их представителях) не говорится; статья завершается словами: «Об отзывах других журналов, собираются справки» <Кукольник Н. В.> Дагеротип // Дагеротип. Т. 7. С. 4.. Тем не менее, в последующих тетрадях «Дагеротипа» никаких упоминаний о рецепции альманаха в критике не появляется. дагерротип жанр альманах поэтика

Наиболее развернутые рецензии на альманах принадлежат перу Белинского. В статье «Русская литература в 1841 году» критик определяет талант Кукольника следующим образом: «Не так слаб, чтобы ограничиться безделками, доставляющими фельетонную известность, и не так силен, чтобы создать что-нибудь выходящее за черту посредственности» Белинский В. Г. Русская литература в 1841 году // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 5. М., 1954. С. 580.. Эта емкая характеристика резюмирует все высказывания Белинского о произведениях Кукольника в целом.

Белинский негативно отзывается как о литературной, так и о художественной стороне альманаха. Критик бегло перечисляет напечатанные в «Дагеротипе» произведения, сжато характеризуя каждое из них. Последние же шесть тетрадей альманаха удостаиваются только одной короткой рецензии, которая завершается словами: «Вот и всё, что есть в шести тетрадях “Дагерротипа” особенно хорошего или особенно плохого» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетради 7, 8, 9, 10, 11 и 12 // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 6. С. 500.. Очевидно, что в содержании альманаха Белинский не находит ничего примечательного. Единственное произведение, получившее одобрение критика, -- драма И. И. Лажечникова «Христиерн II и Густав Ваза» -- признается, тем не менее, повторением предшествующих достижений литературы: «Г-н Лажечников не может написать ничего дурного: так и в драме его много хорошего; но, несмотря на то, наша литература ровно ничего не приобретает в ней» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетради 3, 4, 5 и 6. С. 262..

Положительную оценку драме Лажечникова дает и Булгарин. Прочие же произведения характеризуются куда более сдержанно. При этом нельзя не отметить, что два отзыва Булгарина разнятся по общей тональности. По первому из них можно заключить, что критик отнюдь не жалует Кукольника: Булгарин избирает в качестве основного приема иронию и позволяет себе колкие замечания по поводу прочитанного. Наименее удачной им, по всей видимости, признается повесть Н. А. Полевого «Семен Семенович Огурчиков», разбору которой он уделяет в своем отзыве значительное место; заключен этот разбор следующими словами: «И за то спасибо! Могло быть и хуже! А издатель “Дагерротипа” вовсе не виноват! Он думал, что нашел клад, когда приобрел широковещательное писание, с огородным названием писателя…» <Булгарин Ф. В.> Смесь. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1842. 27 июн. (№ 142)..

В ответах «Дагеротипа» на замечания критиков видно стремление всеми силами оправдать себя и восстановить уязвленное самолюбие: «Новорожденных обыкновенно встречают ласково, радушно; не то случилось с Дагеротипом» <Кукольник Н. В.> Дагеротип // Дагеротип. Т. 2. С. 1.. В результате Кукольник разменивается на мелочные придирки и язвительные замечания в сторону обидчика: «Почему при слове “старания” поставлен журнальный крючок или так называемый вопросительный знак в скобках. Мы никак не полагаем, чтобы г. Булгарин хотел сказать этим иероглифом: “Э! господа! К чему старания в литературном деле! Кто нынче издает что бы то ни было старательно! Можно нагромоздить что-нибудь, спустить на авось! Пойдет!” Ведь смысл его крючка право такой» <Кукольник Н. В.> Дагеротип // Дагеротип. Т. 7. С. 3..

Комментируя эти замечания во втором отзыве на «Дагеротип», Булгарин меняет тон и отзывается об альманахе куда более благожелательно: «…Если господа издатели “Дагерротипа” по некоторым нашим замечаниям подумали, что “Северная пчела” не благоприятствует “Дагерротипу”, то они ошиблись в этом. Напротив! Мы желаем всех благ этому изданию и за то, что в нем не заметно желчи, не видно неприязненного направления. И если существует “Литературная газета”, то как же не существовать “Дагерротипу”, который в литературном отношении в сто тысяч раз выше и “Литературной газеты”, и “Отечественных записок”. Правда, это не велика похвала “Дагерротипу”, но ведь мы не сравниваем, а упоминаем о журналах для того только, чтобы подивиться счастию. Кто читает и понимает эти пафосы действительности, эту гуманность субъективности, действующие на объективности, сальности и всю эту тарабарскую грамоту -- не постигаем!» <Булгарин Ф. В.> Смесь. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1842. 25 июл. (№ 164)..

Разбор альманаха Кукольника во втором отзыве Булгарина превращается в скрытый спор с «Отечественными записками», в которых издатель «Северной пчелы» видит куда более серьезного противника. Белинский для Булгарина -- один из представителей литературной «партии», которая по своим принципам противостоит другому негласному объединению литераторов. К нему Булгарин, кроме самого себя, причислял, например, Сенковского, Греча и, наконец, того же Кукольника, с которым он находит возможность солидаризироваться в условиях борьбы с «Отечественными записками». Выделяя курсивом слова «пафосы действительности», «гуманность субъективности», «объективности», Булгарин иронизирует над философичным языком находившейся под влиянием идей Гегеля интеллигенции 1840-х годов и, в первую очередь, над языком статей Белинского.

«Отечественные записки» не остаются в долгу у «Северной пчелы». Белинский пишет: «“Дагерротип” обеспечил себя разными союзами, вследствие которых, будучи разбранен в 142 № “Северной пчелы”, он теперь расхвален в 164 № той же самой газеты. Там прямо и искренно объявлено, что “Дагерротип” во сто раз выше “Отечественных записок”. Вот как! Из этого ясно видно, что “почтеннейшие” объяснились и поняли друг друга. Дай им бог совет и любовь: они стоят друг друга…» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетради 3, 4, 5 и 6. С. 261.. Таким образом, Белинский ярко противопоставляет себя Булгарину и Кукольнику, чьи произведения для него одинаково далеко отстоят от образа той литературы, которая, по его мнению, нужна России.

В эти годы отношения кружка Кукольника с Булгариным вообще были довольно напряженными, о чем свидетельствуют дневниковые записи Кукольника, где фигура Булгарина неизменно описывается в ироническом ключе. Например, 30 января 1840 года он пишет: «Тут я вспомнил кстати, что недавно на вечере у Греча, Булгарин, ужасно расхваливая Л. В. Дубельта, говорил: “Он такой сахарный” -- “Оттого-то ты его и лижешь”, -- заметил тут же Греч» Кукольник Н. В. Дневник за 1835-1842 гг. // РО ИРЛИ РАН. Ф. 371. № 76. Л. 23.. Примечательна в этом смысле и история вокруг премьеры оперы Глинки «Руслан и Людмила» 22 ноября 1842 года. Накануне представления Булгарин напечатал в «Северной пчеле» статью, в которой поставил под сомнение талант Глинки, что не только огорчило самого композитора, но и вызвало гнев у его друзей, участников кружка Кукольника: «И кто его просил соваться не в свое дело! Ни бельмеса не смыслит в музыке, а рассуждать берется. А сколько раз уличили его во лжи, в невежестве». Приятелям Глинки и Кукольника удалось так запугать Булгарина угрозами, что тот не явился на представление оперы, а на следующий день прислал Кукольнику язвительное письмо: «Любезный Нестор! Скажи, пожалуйста, в свою ли ты голову кутишь? Не стыдно ли тебе, забыв страх Божий, приличия и обязанности честного человека, живущего в обществе, реветь вчера в театре (в представлении несчастной оперы Руслан и Людмила), противу меня и поносить меня гнуснейшими выражениями? Что бы было, если б я тут явился налицо? Один мертвец, другой каторжный -- ибо тот еще не родился на свете, который может безнаказанно оскорбить меня в лицо! <…> Буцефал ты, брат Нестор, а не литератор! <…> помни, что ты не в горах своей Карпатороссии, но в образованном гражданском обществе, что о мнениях спорят вежливо и деликатно, а не изрыгают гнусные ругательства противу тех, которые с тобою не согласны» Булгарин Ф. В. Письмо Н. В. Кукольнику от 23 ноября 1842 года // Отчет Императорской Публичной библиотеки за 1884 год. СПб., 1887. С. 143-144..

Таким образом, Кукольнику, который воспринимал дагерротипию как явление, промежуточное между техникой и художеством, были близки неожиданные сопоставления между разными видами искусств: своим альманахом он предпринимает попытку издавать литературные дагерротипы, словесные рисунки -- однако это осталось непонятным как для Белинского, так и для Булгарина. Белинский негативно оценил иносказательность, к которой прибегли издатели при выборе названия для «Дагеротипа» и произведений, входящих в его состав («Вторая тетрадь “Дагерротипа”, подобно первой, начинается “Дагерротипом” [название вступительной статьи -- Е. В.], которого содержание так же мистически таинственно и для непосвященных недоступно, как и название» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетрадь вторая. С. 226.), а Булгарин и вовсе никак ее не прокомментировал.

Неодинаковым было отношение этих литераторов к жанру фельетона: для Кукольника это наиболее приемлемое выражение его концепции (фельетон, подобно дагерротипу, буквально фиксирует наблюдаемую фланером действительность), Булгарин традиционно понимает фельетон как жанр, с помощью которого удобнее всего говорить на злободневные темы, Белинский же относится к нему снисходительно и даже пренебрежительно («фёльетонные статейки» Белинский В. Г. Дагерротип. Тетрадь первая. С. 187. -- так он называет помещенные в первой тетради «Дагеротипа» тексты). Спустя некоторое время отношение Белинского к фельетону изменилось: во второй половине 1840-х годов он признал его достоинства, но с сожалением отметил, что большая часть публики едва ли может его оценить: «Фельетон составляет существенную принадлежность всякой газеты. К сожалению, фельетон у нас пока еще невозможен. Что такое фельетон? Это болтун, по-видимому добродушный и искренний, но в самом деле часто злой и злоречивый, который все знает, все видит, обо многом не говорит, но высказывает решительно все, колет эпиграммою и намеком, увлекает и живым словом ума и погремушкою шутки... Где ж ужиться с фельетоном русской публике, которая так церемонна, серьезна, чопорна, с таким избытком одарена великодушною готовностию благоприлично скучать...» Белинский В. Г. Современные заметки // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 10. С. 89..

Альманах «Дагеротип» ориентирован на кружковое сотрудничество, что в 1840-е годы являлось не самой распространенной практикой, но при этом Кукольник очевидным образом приспосабливает его к форме существования современных журналов и газет -- за счет введения в состав альманаха «литературно-критического отдела», в роли которого выступают «Астраханские письма». Кукольник, для которого был важен коммерческий успех его предприятия, понимал, что нужно играть по правилам современной периодики. Тем не менее, «Дагеротип» по типу издания мало напоминает как «Северную пчелу», так и «Отечественные записки»: он располагается между двумя полюсами, будучи равноудаленным от каждого из них.

Итак, «дагерротипизм» у Кукольника напрямую связан с жанром фельетона, который, с одной стороны, вбирает в себя черты других жанров, а с другой стороны, отображает якобы все события окружающей действительности -- все это подобно принципу работы дагерротипного аппарата, который не делает акцента на одном объекте изображения, а фиксирует все, что попадает в объектив.

В следующей главе будет показано, как в конце 1840-х годов писатели так называемого «псевдореального» направления (Ф. М. и М. М. Достоевские, А. Н. Плещеев, Я. П. Бутков и другие) открывают новый потенциал «дагерротипизма».

Глава 2. «Раскол в натуралистах»: полемика между журналами «Отечественные записки» и «Современник» и вопрос о «дагерротипизме» в литературе

В этой главе на примере полемики о «псевдореализме», развернувшейся между журналами «Современник» и «Отечественные записки» в конце 1840-х годов, мы постараемся показать, насколько проницаемы границы между эстетическими категориями и понятиями, которые используют критики. Несмотря на то, что период споров о «псевдореализме» в литературе был недолгим и занял не более пяти лет (впервые это понятие появляется в статье П. В. Анненкова в 1848 году, а уже в 1854 году он пишет об упадке «псевдореального» направления Анненков П. В. Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 году // Анненков П. В. Критические очерки. С. 89.), за это время критиками был сделан ряд важных заявлений по вопросу об отношении искусства к действительности и о «дагерротипизме» в литературе.

Философские и эстетические установки обеих журнальных партий были описаны такими исследователями, как Ю. В. Манн Манн Ю. В. Указ. соч., О. А. Богданова Богданова О. А. Указ. соч. и А. В. Вдовин Вдовин А. В. Указ. соч.. Тем не менее, характеризуя идейную составляющую спора, они не рассматривают языковое выражение рассуждений о «псевдореализме». Нам же представляется важным проанализировать речевые обороты, к которым прибегают спорящие критики, и в конечном счете выявить, что стоит за определением «дагерротипический» в теоретических рассуждениях и на практике.

2.1 Содержание полемики о «псевдореализме»

В 1849 году обозреватель журнала «Москвитянин» пишет следующие строки: «Между петербургскими натуралистами произошел раскол. Вот уже как “Современник” отзывается об “Отечественных записках”: “Мы начнем, говорит он в своем обозрении прошлого года, с “Отечественных записок”, где образовался круг молодых писателей, создавший уже довольно давно какой-то сентиментально-фантастический род повествования…”. Ожидаем теперь, как “Отечественные записки” назовут род, созданный пожилыми писателями “Современника”: материально-трагический? Да здравствует русская словесность!» <Без подписи.> Журнальные заметки // Москвитянин. 1849. № 2. Отд. VI. Смесь. С. 55-56..

Суть противоречия, называемого в процитированных строках «расколом в натуралистах», может быть описана следующим образом.

Как убедительно показывают Богданова и Вдовин, в последний год своей жизни В. Г. Белинский остался в «идейной изоляции»: писатели его круга (не только литераторы из «Отечественных записок», оставленных Белинским в 1846 году, но и сотрудники журнала «Современник», в котором он работал в последний, весьма недолгий, период своей жизни) не находили возможным разделять новые убеждения критика, ставили под сомнение его излюбленные идеи и понятия. Несогласие со взглядами позднего Белинского, -- по всей видимости, одна из немногих черт, которые объединяли два журнала. Различий же между ними было гораздо больше -- после смерти Белинского эти противоречия, которые, несомненно, существовали и до этого, лишь углубились и, более того, стали открыто декларироваться.

При этом обе группировки писателей воспринимались современниками как продолжатели идей Белинского и традиций «натуральной школы» и поэтому назывались общим словом «натуралисты» (как, например, в процитированном выше обозрении из журнала «Москвитянин»), что вызывало возражения у обеих противостоящих друг другу партий. В доказательство приведем цитату из «Письма Иногородного Подписчика о русской журналистике» (1849) А. В. Дружинина, сотрудника «Современника»: «Сколько помню, эти два журнала никогда не составляли одного целого, а были двумя разными целыми, и потому если бы и быть расколу, то в каждом порознь, а не между обоими» Дружинин А. В. Письма Иногородного Подписчика о русской журналистике (Письмо второе. Январь 1849) // Дружинин А. В. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 6. СПб., 1865. С. 48..

Именно Дружинин, наряду с П. В. Анненковым, который разделил с ним место главного критика «Современника», освободившееся после смерти Белинского, и начали спор, обвинив группу молодых писателей «Отечественных записок» -- Ф. М. и М. М. Достоевских, Я. П. Буткова и других -- в том, что их произведения не имеют отношения к истинному реализму, иными словами, могут быть названы «псевдореальными».

Под «псевдореализмом» («сентиментальным натурализмом») обычно понимается сентиментально-фантастическое направление в литературе, представители которого, опираясь на доктрину сенсуализма, выдвинутую Л. Фейербахом, стремились изображать объект изнутри, а не извне, глазами рационального наблюдателя, производящего тщательный отбор материала для описания, к чему призывали Белинский и считавший себя его прямым последователем Анненков См., например: Вдовин А. В. Указ. соч. С. 82-29..

Тем не менее, по утверждению Богдановой, «Отечественные записки» в большей степени сохранили верность принципам «натуральной школы», в партии же «Современника» «происходил отход от [ее] антропологических основ» Богданова О. А. Указ. соч. С. 25.. За непоследовательность в воплощении доктрин антропологизма Белинского упрекал В. Н. Майков, ведущий критик в «Отечественных записках» с апреля 1846 года (сотрудничал и с редакцией обновленного «Современника» с апреля 1847 года) Манн Ю. В. Указ. соч. С. 292..

Как пишет Вдовин, для центрального участника полемики Анненкова, как и для Белинского, по Г. Гегелю, прекрасное в искусстве -- художественное -- противопоставлено прекрасному в природе, которую художник должен «окультурить», творчески переработать в своем сознании. Простое списывание с натуры, то есть изображение фантастического, больного, причудливого -- а значит, исключительного, нетипического, не восходящего к обобщенному идеалу -- недостаточно. Ключевым для Анненкова является понятие «идеализации», которая означает проникновение в самую суть феномена и воплощается в произведении при достижении художником состояния одухотворения, освобождения духа от всего наносного, несущественного. Именно поэтому Анненкову так не нравилось сумасшествие героев Ф. Достоевского, чью «фантастически-сентиментальную» писательскую манеру он «экстраполировал <…> на всех вкладчиков “Отечественных записок” -- особенно на Я. Буткова и М. Достоевского» Вдовин А. В. Указ. соч. С. 83..

Заявления аналогичного содержания делает и Дружинин -- однако уже на страницах фельетона «Письма Иногородного Подписчика о русской журналистике». Дружинин не оперирует понятием «псевдореализм», однако, говоря о том, что современные ему литераторы склонны к «тесному гулянью по микроскопическим уголкам общества», к «выворачиванию своей души наизнанку» Дружинин А. В. Письма Иногородного Подписчика о русской журналистике (Письмо пятое. Апрель 1849) // Дружинин А. В. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 6. С. 108., и называя подобную манеру следствием «ложно понятой художественности», в сущности, дублирует мысли Анненкова по тому же вопросу.

В свою очередь, Майков понимал художественность иначе. Для него это «непосредственное проявление неискаженной, гармоничной человеческой природы, “святой” чувственности» Богданова О. А. Указ. соч. С. 29.. Признавая естественность в качестве основы изящного, Майков провозглашал свободу в изображении действительности Майков В. Н. Стихотворения Кольцова. Статья первая // Майков В. Н. Литературная критика. Л., 1985. С. 74.. Об этом же рассуждал и А. Н. Плещеев, который, будучи членом круга «Отечественных записок» и близким приятелем Ф. Достоевского, также причислялся Анненковым к «псевдореалистам»; Плещеев назвал «Современник» средоточием «людей, уничтожающих художественность, приносящих эстетические начала в жертву произвольным теориям» <Плещеев А. Н.> Фельетон. Петербургская хроника // Русский инвалид. 1847. 15 авг. (№ 181). Первой рассмотрела этот источник О. А. Богданова (Богданова О. А. Указ. соч.). и противопоставил сотрудникам этого журнала Майкова как критика, которого «ждет теперь наше общество и в котором бы соединялись основательность, эрудиция и художественный такт» Там же..

2.2 «Псевдореализм» и «дагерротипизм»

В программной статье «Заметки о русской литературе 1848 года» П. В. Анненков упрекает современных ему литераторов в том, что они в своих произведениях повторяют одни и те же типы, заменяя творческий процесс бездумной механической работой. Анализируя повести и рассказы Ф. М. Достоевского («Слабое сердце», «Отставной», «Честный вор»), М. М. Достоевского («Господин Светелкин»), Я. П. Буткова («Невский проспект», «Темный человек»), он пишет следующее: «Мы заметили, например, что добрая часть повестей в этом духе открывается описанием найма квартиры -- этого трудного условия петербургской жизни -- и потом переходит к перечету жильцов, начиная с дворника. <…> Неисчерпаемый источник всех неожиданных и поучительных рассказов -- душа человека определена здесь заранее и притом по одному образцу, словно столб большой дороги. Самый талант в писателе делается не нужен, и если встречается (а встречается он часто), то кажется читателю излишней роскошью. Можно сбить рассказ, как фабрикуется карета из готовых частей, и потом навести на составные его принадлежности лак мыслей и заметок, более или менее произвольных» Анненков П. В. Заметки о русской литературе 1848 года // Анненков П. В. Критические очерки. С. 41..

По мнению критика, из-за того, что в подобных произведениях отсутствие психологического развития характеров и вообще сколько-нибудь оригинальной мысли компенсируется сводом подробностей из жизни героя, одной из характерных черт «псевдореального» направления является страсть к механическому перечислению подробностей. В качестве примере Анненков приводит цитату из повести Буткова «Невский проспект, или Путешествия Нестора Залетаева». В данном отрывке описывается «человек», наемный слуга, который является к главному герою Залетаеву устраиваться на службу: «Из-под длинной чуйки, совершенно закутывавшей человеческую фигуру, выглядывали сапоги, которые Залетаев по своему совершенному знакомству со всеми видами сапогов, различал с первого взгляда; один сапог скромный, без всякого внешнего блеска, был однако ж сапог существенный, из прочного, первообразного типа сапогов выростковых; он стоял с твердостию и достоинством на своем каблуке и только резким скрыпом проявлял свой жесткий, так сказать, спартанский характер; другой сапог, по-видимому, случайно, по прихоти рока, стал товарищем первого. Он был щегольский, лакированный сапог, блистал как зеркало, но имел значительные трещины и шлепал подозрительно, из чего и следовало, что он -- просто бесхарактерный промотавшийся франтик, покамест блещущий остатком “блеска светскости”, но уж уничтоженный, доведенный до товарищества с простым выростковым сапогом» Бутков Я. П. Невский проспект, или Путешествия Нестора Залетаева // Бутков Я. П. Повести и рассказы. М., 1967. С. 313..

Анненков комментирует этот отрывок следующим образом: «Нельзя кончить этого отступления, не упомянув еще о страсти к подробностям, на которой, собственно, и зиждутся все требования псевдореализма на основательность и значение. Мы видели из одного примера (описания сапогов), до чего может дойти это разложение вещей, этот анализ бесконечно малых, и могли бы привести множество других, в которых не оставлено ни малейшего сомнения в уме читателя, касательно цвета подошв у обуви, каждого гвоздя в стене и каждой посудины в комнате. <…> чем более станете вы увеличивать списки принадлежностей Здесь и далее разрядка наша -- Е. В., тем досаднее становится впечатление, и тут уже никакой юмор не поможет» Анненков П. В. Заметки о русской литературе 1848 года. С. 41-42..

В процитированном фрагменте Анненков почти буквально воспроизводит распространенные у критиков упреки тех или иных писателей в «дагерротипизме», механическом копировании действительности. Критик использует при этом математические термины («разложение», «анализ»), указывая на «математическую точность» описаний в произведениях «псевдореалистов». Словосочетание «математическая точность» характерно для рассуждений о дагерротипии; в доказательство приведем уже цитировавшийся выше фрагмент статьи из «Художественной газеты»: «Самая математическая верность, с какою может быть изображено лицо, -- эта мертвая точность подробностей, -- недостаточна для портрета, для которого нужны выражение и жизнь, а они могут быть прочувствованы и переданы одною одушевляющею силою дарования и мысли: на это нет машин» <Без подписи.> Открытие Дагера // Художественная газета. 1840. 15 янв. (№ 2).

Кроме того, в качестве одной из наиболее ярких особенностей дагерротипа (фотографического аппарата) обычно называлось обилие не относящихся к характеристике изображаемого явления подробностей, о котором также пишет Анненков. В пример можно привести рассуждение о дагерротипных портретах Н. Г. Чернышевского, содержащееся в его диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» (1853): «Что касается портретов, сходных до отвратительности, это надобно понимать так: всякая копия, для того, чтобы быть верною, должна передавать существенные черты подлинника; портрет, не передающий главных, выразительнейших черт лица, неверен; а когда мелочные подробности лица переданы при этом отчетливо, лицо на портрете выходит обезображенным, бессмысленным, мертвым -- как же ему не быть отвратительным?» Чернышевский Н. Г. Эстетические отношения искусства к действительности // Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. Т. 2. М., 1949. С. 80..

Еще более яркий пример, непосредственно относящийся к литературе, -- знаменитая характеристика художественной манеры Н. В. Успенского, данная ему в 1861 г. Ф. Достоевским, который сравнивает метод писателя с принципом работы фотографической машины: «Таким образом, все, что делается в каком-нибудь уголке площади, будет передано верно, как есть. В картину, естественно, войдет и все совершенно ненужное в этой картине или, лучше сказать, в идее этой картины. Г-н Успенский об этом мало заботится. Ему, например, хотелось бы изобразить в своей фотографии рынок и дать нам понятие о рынке. Но если б на этот рынок в это мгновение опустился воздушный шар (что может когда-нибудь случиться), то г-н Успенский снял бы и это случайное и совершенно не относящееся до характеристики рынка явление. Если б из-за рамки картины проглядывал в это мгновение кончик коровьего хвоста, он бы оставил и коровий хвост, решительно не заботясь о его ненужности в картине» Достоевский Ф. М. Рассказы Н. Успенского // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 19. Л., 1979. С. 180..

Дагерротипная манера письма могла также описываться критиками как фокусировка на одной внешней стороне предметов, без проникновения внутрь явления, к его сути. Одним из наиболее важных источников, к которым необходимо обратиться при доказательстве этого тезиса, является статья А. Д. Галахова «“Бедная невеста”, комедия А. Островского» (1852), где представлено развернутое рассуждение о том, почему талант А. Н. Островского может быть назван «дагерротипным, копирующим». Герои пьесы, по мнению критика, ведут себя как в жизни и изъясняются обыденным языком повседневности, что является «плодом прилежной наблюдательности и кропотливого записывания» Галахов А. Д. Указ. соч. С. 249., однако это затрудняет восприятие внутренней сущности того или иного персонажа или сценического события.

К рассуждениям подобного рода прибегает и Анненков, говоря о «псевдореализме». Так, в следующей после длительного перерыва программной статье 1854 года, посвященной разбору произведений Д. В. Григоровича, А. А. Потехина, А. Ф. Писемского и М. В. Авдеева, он дает следующую характеристику сельской идиллии (рассказам из жизни простонародья) -- направлению словесности, которое критик называет господствующим в современной ему литературе: «Идеализация, правильно понятая и художественно выполненная, совпадает таким образом с реализмом, потому что тайный смысл, скрытое значение вещей и составляют сущность их; но она ничего не имеет общего с псевдореализмом, который занимается одной внешней стороной предметов и минует все, что только не подпадает прямо глазу» Анненков П. В. Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 году. С. 89..

Расцвет жанра идиллии Анненков связывает с «недоумением, в котором очутились писатели после явной несостоятельности предшествующего направления», т. е. направления «псевдореального», которое, по словам Анненкова, переживает в последние четыре года (1850-1853) упадок Там же. С. 88.. В этой статье критик призывает отличать «правильно понятую» идеализацию от современной идиллии, которая часто граничит с выдумкой, фантазией, являющейся следствием непонимания того, как устроена реальная действительность.

В том же 1854 году пишет об идеализации критик «Отечественных записок» С. С. Дудышкин: «Идеальный! У нас это слово получило совершенно превратный смысл в последнее время. Сказать о чем-нибудь “идеальный” значит то же, что сказать несбыточный. В этом виновато направление литературы, дагерротипически верное мелким случаям жизни, без всякой мысли» Дудышкин С. С. Журналистика // «Современник» против «Москвитянина». С. 401.. Дудышкин необязательно имеет в виду произведения «псевдореальные» -- скорее он рассуждает о поздней «натуральной школе» в целом; в ее традициях, по его мнению, создаются произведения, оспаривающие мысль о том, что рассказы на бытовые темы могут содержать идеализацию. Для нас важнее то, что Дудышкин так же, как Анненков, противопоставляет друг другу идеализацию и описывание внешнего, случайного -- при этом обращаясь к сравнению с дагерротипом.

Чтобы соотносительность понятий «псевдореализм» и «дагерротипизм» стала еще очевиднее, приведем еще одну более позднюю цитату из статьи Анненкова, посвященной роману Писемского «Тысяча душ» (1859); здесь критик прямо связывает «страсть к подробностям» с принципом работы дагерротипного аппарата: «А в описаниях сколько страниц, не оставляющих воображению почти никакого дела, так с первого разу рисуют они предметы во всей их неотъемлемой целости, и притом не с помощью дагерротипного перечисления и свода подробностей, а с помощью двух-трех крупных черт, схваченных, так сказать, налету» Анненков П. В. Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского. СПб., 1858 // Анненков П. В. Критические очерки. С. 182..