Таким образом, суть упреков Анненкова сентиментально-фантастическому направлению сводилась, в частности, к традиционным обвинениям в «дагерротипизме». Однако Анненков был не единственным, кто выстраивал рассуждения о «псевдореализме» подобным образом. Так, его ближайший коллега Дружинин, высказываясь о «псевдореализме» от лица Иногородного Подписчика, тоже прибегает к оборотам и конструкциям, обычно использовавшимся при обвинениях того или иного писателя в дагерротипировании действительности: «Беллетристы начали более и более прорываться в область живописи, исписывать целые страницы изображениями петербургского осеннего вечера или описанием личности какого-нибудь господина с фиолетовым носом. И это многословие, эти однообразные картины не оживлялись ни одной бойкой выходкой, ни одной оригинальной идеей» Дружинин А. В. Письма Иногородного Подписчика о русской журналистике (Письмо пятое. Апрель 1849). С. 106..

Рассуждения подобного рода мы встречаем не только у сотрудников «Современника». Например, о школе молодого Достоевского высказывается А. А. Григорьев; по его мнению, гоголевское направление в литературе в конце 1840-х годов распалось на две школы: «школу протокольного или дескриптивного натурализма, принципы которой нашли особенно наглядное выражение в стиле произведений А. Ф. Писемского, и в школу “сентиментального натурализма”, вождем которой был до своей ссылку на каторгу Ф. М. Достоевский» Виноградов В. В. Тургенев и школа молодого Достоевского (Конец 40-х годов XIX века) // Виноградов В. В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей: От Гоголя до Ахматовой. М., 2003. С. 99..

В статье «Русская изящная литература в 1852 году» (1853) Григорьев пишет о том, что в основе поэтики школы «сентиментального натурализма» (или, по Анненкову, «псевдореализма») -- «только тот болезненный тон юмора, который звучит в “Записках сумасшедшего” и в “Шинели”, и пустились распложать в бесчисленных, хотя постоянно уныло-однообразных вариациях. <…> Величайшая вина этого направления против искусства заключалася именно в той натуральности, которая рабски копирует явления действительности, не отличая явлений случайных от явлений типических и необходимых, не озаряя их разумною и истинно любовною мыслию, не поверяя их внутри себя судом нелицеприятного и безусловного комизма. <…> Смесь грязи с сентиментальностью, идеализма самого ребяческого с намеренным углублением в анализ самых ничтожных и бессмысленных подробностей повседневной действительности, напряжения с бессильем, -- эта школа доводила до тех крайностей, которые обличали явное истощение» Григорьев А. А. Русская изящная литература в 1852 году // Григорьев А. А. Литературная критика. М., 1967. С. 52-53. Первым рассмотрел этот источник В. В. Виноградов (Виноградов В. В. Указ. соч.).. Григорьев почти полностью повторит свои же слова о «рабском копировании действительности» в произведениях «сентиментальных натуралистов» в статье 1859 года «И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа “Дворянское гнездо”» Григорьев А. А. И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа «Дворянское гнездо». Письма к Г. Г. А. К. Б. // Григорьев А. А. Литературная критика. С. 265..

Объектом внимания Григорьева в одной из статей вновь становятся сапоги из повести Буткова «Невский проспект», превратившиеся в критике в своего рода символ бездарности: «Мы не хотим сравнивать Гоголя с позднейшими произведениями петербургской школы, которая была представительницею крайности его болезненного юмора, мы не напоминаем этих странных, чудовищных снов г. Буткова и иных, у которых, наконец, сапоги получают физиономию и являются фантастическими существами, которых юмор вдается в описание зловонных углов, и главное, что всего хуже, которые всякую микроскопическую претензию микроскопической личности возводят на степень права. Это уже просто безобразие, которое оставлено красотой и правдой» Григорьев А. А. Русская литература в 1851 году. Статья вторая // «Современник» против «Москвитянина». С. 193..

Это наводит нас на предположение о том, что реакция Анненкова на прозу Буткова обусловлена, в частности, тем, что к концу 1840-х годов в критике сложилась традиция характеризовать талант этого литератора как «дагерротипический». По всей видимости, первым применил это определение к прозе Буткова Белинский -- в рецензии на первый сборник писателя «Петербургские вершины» (1846): «По нашему мнению, у г. Буткова нет таланта для романа и повести, и он очень хорошо делает, оставаясь всегда в пределах им же созданного особенного рода дагерротипических рассказов и очерков. Это не творчество, не поэзия, но в этом есть свое творчество, своя поэзия. Рассказы и очерки г. Буткова относятся к роману и повести, как статистика к истории, как действительность к поэзии. В них мало фантазии, зато много ума и сердца; мало юмору, зато много иронии и остроумия, источник которых симпатичная душа» Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу 1846 года // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 10. С. 39.. Положительная реакция критика на произведения Буткова связана с тем, что он, в соответствии со своей иерархией типов писательских дарований причислял этого писателя к «талантам», которым «разрешалось» прибегать к дагерротипной манере письма -- для «гениев» же это было непозволительно Белинский В. Г. Вступление <к «Физиологии Петербурга», составленной из трудов русских литераторов, под редакциею Н. Некрасова. Санкт-Петербург. 1845> // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 8. С. 379..

Подобным образом пишет о повести Буткова «Хорошее место» Майков: «Достоинство повести -- чисто дагерротипическое, и описание мытарств, сквозь которые пробивал себе дорогу Терентий Якимович, занимательно, как глава из отличной статистики. Ум и наблюдательность г. Буткова даже заставляют забывать неудачные попытки его на гигантскую задачу -- очеловечить, иными словами, художественно изобразить подлеца» Майков В. Н. Петербургские вершины, описанные Я. Бутковым. Книга вторая // Майков В. Н. Литературная критика. С. 258..

Уже в начале 1850-х годов «дагерротипизм» и «псевдореализм», по всей видимости, настолько прочно ассоциировались друг с другом, что могли представляться одним и тем же литературным фактом. Так, Е. Н. Эдельсон, критически относившийся к «натуральной школе», в одном из обзоров «Отечественных записок» за 1852 год упрекал Буткова и Ф. Достоевского за «дагерротипизм»: «Дагеротипность, как уже показывает само происхождение этого слова, есть чисто внешнее и противохудожественное списывание действительности со всею ее грязью и мелочностью. Известно всем и каждому, что этот род произведений введен был в нашу литературу “Отечественными записками”, за что они и были порицаемы в свое время и теперь порицаются весьма многими» <Эдельсон Е. Н.> Журналистика // Москвитянин. 1852. № 21. Отд. V. Критика. С. 14.. Эдельсон отмечает при этом, что время расцвета «школы дагерротипности» прошло: «…в последнее время Отечественные записки уже почти не помещают таких произведений, как рассказы г-на Буткова и друг.», изобилующие «описанием различных петербургских гарниров, грязных трактиров, добывания рублей и т. д.» Там же.. Это означает, что молодая партия «Отечественных записок», представляющая сентиментально-фантастическое направление в литературе, в сознании некоторых участников литературного сообщества была ответственна и за появление «дагерротипной» манеры письма.

В действительности было, конечно, не так: художественный метод «псевдореалистов» нельзя прямо отождествить с «дагерротипированием» действительности. Нельзя также утверждать и то, что теоретик Майков или кто-либо из писателей-«псевдореалистов» прямо требовал «дагерротипизма» в литературе, -- наоборот, нам известны высказывания, свидетельствующие об обратном. Приведем некоторые из них. В статье «Стихотворения Кольцова» (1846) Майков пишет: «Для кописта существуют одни бездушные формы жизни; между им и предметом, который он дагерротипирует, нет той тесной, органической связи, которая не позволяла бы ему оставаться к нему равнодушным и не побуждала бы его к изображениям, исполненным любви и негодования. Потому-то и черты, которыми думает он обрисовать какую-нибудь действительность, никак не сливаются в организм, в целое, от которого нечего было бы отнять и к которому ничего не хотелось бы прибавить, потому что нечем ему взвесить характерность и бледность оттенков избранного им предмета, и нет никаких средств рассчитать, где надо досказать и где следует остановиться» Майков В. Н. Стихотворения Кольцова. Статья первая. С. 107-108.. В той же статье «Стихотворения Кольцова» он ставит «дагерротипическую» манеру письма в один ряд с «пошлостью» и «грязью»: «Вот все, что казалось нам необходимым сказать о содержании художественного произведения вообще для того, чтоб иметь право признать изящество содержания той части поэзии Кольцова, которая имеет предметом своим русский крестьянский быт, и противопоставить свой взгляд тому, кто стал бы находить в них пошлость, дагерротипирование и грязь» Там же. С. 111..

«Псевдореалист» Плещеев призывает современных ему писателей не довольствоваться «дагерротипизмом», а заглядывать «во внутренний мир своих героев», исследуя анатомию и психологию человеческой души <Плещеев А. Н.> Фельетон. Петербургская хроника // Русский инвалид. 1847. 15 янв. (№ 10)., в результате чего должен быть установлен точный диагноз болезни, «который, впрочем, заранее предопределен, раз известны две основные посылки -- о “здоровой” человеческой природе и тлетворном воздействии “обстоятельств”» Манн Ю. В. Указ. соч. С. 282..

Неприятие «дагерротипирования» Ф. Достоевским в поздний период творчества тоже не вызывает сомнений. На эту тему он высказывается не только в процитированной выше статье о рассказах Успенского, но и, например, в публикациях о художественных выставках Фридлендер Г. М. Достоевский и мировая литература. Л., 1985. С. 141.. В одной из них он разбирает картину В. И. Якоби «Партия арестантов на привале», которая, как пишет Достоевский, «поражает удивительною верностью. Все точно так бывает и в природе, как представлено художником на картине, если смотреть на природу, так сказать, только снаружи» Достоевский Ф. М. Выставка в Академии художеств за 1860-1861 год // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 19. С. 153.. Однако искусство, по Достоевскому, не может ограничиваться одной лишь внешней стороной вещей, оно должно заглядывать внутрь изображаемых явлений. «Именно в этом состоит, по мнению Достоевского, принципиальное различие между “фотографическим” (или “зеркальным”) и подлинно художественным изображением, свойственным только одному искусству, в отличие от всякого другого, чисто механического способа воспроизведения жизни» Фридлендер Г. М. Указ. соч. С. 141.. При этом Достоевский не ратует за отказ от изобразительности -- он критикует Успенского и Якоби во имя главной задачи искусства, которая заключается в том, чтобы «откопать человека» Достоевский Ф. М. Выставка в Академии художеств за 1860-1861 год. С. 154.: «В зеркальном отражении не видно, как зеркало смотрит на предмет, или, лучше сказать, видно, что оно никак не смотрит, а отражает пассивно, механически. Истинный художник этого не может; в картине ли, в рассказе ли, в музыкальном ли произведении непременно виден будет он сам. <…> В старину сказали бы, что он [художник] должен смотреть глазами телесными и, сверх того, глазами души, или оком духовным. Пусть же он видит в “несчастных” арестантах людей, да пусть же и нам покажет это» Там же. С. 153-154..

Рассуждений Ф. Достоевского о явлении дагерротипии (фотографии), относящихся к более раннему периоду (1840-1850-е годы), обнаружить не удалось. Можно предположить, что взгляды писателя претерпели с течением времени некоторые изменения: как будет показано ниже, художественная манера, характерная для круга «Отечественных записок» конца 1840-х годов, предполагала несколько иное отношение к проблеме отражения действительности в литературном произведении.

Несмотря на то, что некоторые из «сентиментальных натуралистов», подобно большинству литераторов этого времени, не признавали «дагерротипизма» в искусстве, их все равно упрекали в бездумном копировании действительности. В следующем разделе мы попробуем понять, действительно ли их произведения могут быть названы «дагерротипными» и если да, то как это соотносится с их общеэстетическими воззрениями.



2.3 «Дагерротипические» черты поэтики «псевдореальной» школы

Предметом нашего анализа станут повести и рассказы, печатавшиеся в «Отечественных записках» на протяжении 1848 года, поскольку именно они разбираются в главной программной статье Анненкова, с которой и началась полемика о «псевдореализме». Наибольшее внимание будет уделено нами Я. П. Буткову, М. М. Достоевскому, А. Н. Плещееву -- авторам, изученным к настоящему моменту в меньшей степени, чем Ф. М. Достоевский или М. Е. Салтыков-Щедрин, печатавшиеся в «Отечественных записках» в это время.

Несомненно влияние на этих писателей Ф. Достоевского. По воспоминаниям современников, как Бутков, так и Плещеев, не говоря уже о М. Достоевском, «почти неразлучном с братом в это время» Нечаева В. С. Ранний Достоевский. 1821-1849. М., 1979. С. 249., считали своей обязанностью обсудить с ним замысел своих рассказов и его воплощение. Учитывая это, можно предположить причину, по которой время существования школы «сентиментального натурализма» было недолгим: весной 1849 года мирное существование кружка Ф. Достоевского было нарушено арестом, а потом и ссылкой главного его участника.

Как справедливо отметил Анненков Анненков П. В. Заметки о русской литературе 1848 года. С. 41., сюжет многих рассказов и повестей, публиковавшихся в «Отечественных записках» в 1848 году, строится похожим образом. Так, довольно значимую роль в сюжетном строении играет эпизод найма квартиры. Например, с него начинаются повести «Дочка» М. Достоевского или «Темный человек» Буткова. Описание петербургских закоулков вместе с их обитателями и воспроизведение разговора с дворником обыкновенно сменяется рассказом о прошлом главного героя, успевшего к моменту повествования познать всевозможные лишения и пережить тяжелые обиды.

Таким образом, знакомясь с героем, читатель узнаёт и то, как тот решает бытовые, насущные вопросы: оценка событий происходит с позиции бедного человека, которого больше всего волнует практическая сторона дела. Вместе с тем, включение эпизода найма квартиры позволяет выстроить описание доходного дома и его жильцов -- вполне в духе «физиологического очерка»: «Подьяческая улица изобилует помещениями этого рода: в них обитают преимущественно горюны и темные люди, большей частью совершенно кончившие, иногда и начинающие только трудный курс практической жизни» Бутков Я. П. Темный человек // Бутков Я. П. Повести и рассказы. С. 232..

Герой рассматриваемых нами текстов хорошо узнаваем в том числе по некоторым социально-групповым приметам. Это традиционно небогатый чиновник, или мечтатель, не замечающий реальной жизни, или молодой человек, приехавший в Петербург из провинции, или бедняк с «амбицией», знакомый читателям по раннему Достоевскому, чье влияние так отчетливо ощущается в следующем отрывке из повести Буткова «Новый год»: «Вот я и пошел себе куда глаза глядят… иду и голову ломаю соображением, а сердце-то так и рвется от тоски и горя. Вдруг, глядь в сторону: красный фонарь мелькнул перед моими глазами; дай-ка, подумал я, зайду сюда, в трактир, порассудить о своем положении, отогреться немножко и душу замученную отвести чайком. Я и зашел в этот самый трактир, где и теперь нахожусь. Зашел я в трактир и вижу, что наша братья гуляет… т. е. не столько гуляет, сколько ругается с буфетчиком и свою амбицию выставляет в разных видах на посмеяние подлой черни, служителей трактирных… <…> Тут я в первый раз в жизни моей напился как следует и узнал, почему это так любят пьянствовать бедные люди -- потому, господа, что горе гнетет бедного человека, что нужда ест бедного человека, что здравый рассудок, проклятый здравый рассудок беспрерывно говорит бедному человеку такое страшное, беспощадное, что не знает он куда деваться, где забыться от своего безжалостного мучителя, здравого рассудка…» Бутков Я. П. Новый год. Вчерашняя история // Отечественные записки. 1848. № 1. Отд. I. Словесность. С. 222..

В портрет героя входит и описание его жилища -- обыкновенно это так называемый «петербургский угол» или «петербургская вершина» (верхние этажи доходного дома), где мыкают горе, деля между собой чай и сахар, персонажи Буткова. Это может быть и укромная, украшенная цветами и безделушками квартирка, в которой обитают честные, смиренные, чувствительные Иван Петрович и его сестра Пелагея -- герои рассказа Плещеева «Шалость».

Не обходятся произведения «сентиментальных натуралистов» без описаний неприветливой петербургской погоды: «Дело шло уж к десяти часам вечера. Печальное и неприятное зрелище представляет Петербург в десять часов вечера, и притом осенью, глубокою, темною осенью. <…> В самом деле, и туман, который, как удушливое бремя, давит город своею свинцовою тяжестью, и меленькая острая жидкость -- не то дождь, не то снег, -- докучливо и резко дребезжащая в запертые окна кареты, и ветер, который жалобно стонет и завывает, тщетно силясь вторгнуться в щегольской экипаж, <…> и звонкое, но тем не менее, как смутное эхо, долетающее “пади” зоркого, как кошка, форейтора -- все это, вместе взятое, дает городу какую-то поэтически улетучивающуюся физиономию, какой-то обманчивый колорит, делая все окружающие предметы подобными тем странным, безразличным существам, которые так часто забавляли нас в дни нашей юности в заманчивых картинах волшебного фонаря...» Салтыков-Щедрин М. Е. Запутанное дело // Собрание сочинений: В 20 т. Т. 3. М., 1965. С. 185..

Итак, повторяющаяся сюжетная схема -- «дагерротипизм», воплощающийся на уровне расположения композиционных элементов произведения. Но еще одна черта «дагерротипизма», которую часто называют критики, -- описания, изобилующие подробностями.

Так, например, описывается квартира главного героя повести М. Достоевского «Дочка»: «В самом деле, посреди комнаты кокетливо стоял круглый столик, накрытый белой скатертью на два прибора; с одной стороны гордо возвышался графин с водою, по бокам которого блестели два стакана; с другой красовались круглая стеклянная солонка, полная мелко натолченой соли с искусно оттиснутой звездой на поверхности посредством донышка граненой рюмки, и фарфоровая масляница в образе утки с розовыми крыльями. На самой середине стола стоял так называемый кабачок с тремя графинчиками, наполненными разными жизненными эликсирами, против которых могут разве восставать одни только гомеопаты -- водкою, уксусом и перцем и с одной стеклянной горчичницей, тоже изобиловавшей своего рода жизненной силой. Все это было расставлено на столе с соблюдением самой строгой симметрии и с необыкновенным расчетом. Так, например, на том месте, где на скатерти была дырочка, поставлен был графин, а утка стояла на небольшом пятнышке в пятак, так что постороннему человек и в голову бы не пришло подозревать скатерть в пятне и дырочке» Достоевский М. М. Дочка // Отечественные записки. 1848. № 8. Отд. I. Словесность. С. 239.. Этот фрагмент отличается характерной для «псевдореальных» текстов перегруженностью описательно-бытовым элементом. Однако здесь важно отметить также то, что повествователь разделяет с героем знание о дырочках и пятнах на скатерти, о которых неизвестно постороннему человеку. Выбор такой точки зрения позволяет Буткову и другим писателям его круга «солидаризироваться» со своими персонажами, показать свое знакомство с их бытом и сделать его близким и понятным для читателей.

Число примеров может быть многократно увеличено: «…на письменном столе было размещено в строгом порядке прочее имущество Анания Демьяновича: баночка с мусатовской помадой, флакончик с духами Самохотова, порожняя бутылка, бывшая когда-то под шампанским, и потому стоявшая здесь для тона, черепушки с чернилами, и избранная библиотека, как то: академический календарь минувшего 1800 года, письмовник господина Курганова, святцы гражданской печати, тожь киевской печати, шемякин суд, каллиграфический табель о рангах, с обозначением против каждого ранга меры денежного вознаграждения за нанесение ему бесчестия, наконец, переложение ассигнации на серебро, а сего на оные» Бутков Я. П. Темный человек. С. 236..

Итак, рассматриваемые нами повести и рассказы объединяются фигурой повествователя, чей тон В. С. Нечаева характеризует как «тон постороннего юмористически настроенного наблюдателя», который «готов с одинаковым вниманием и безразличием выписать и случайные детали внешней обстановки действия, и решающий поступок героя» Нечаева В. С. Указ. соч. С. 251.. Тем не менее, как кажется, определения «посторонний» и «безразличный» не являются универсальными характеристиками повествователя в «псевдореальных» произведениях: за выписанностью подробностей могут крыться сочувствие и симпатия к персонажам.

Очередная черта, роднящая писательскую манеру с принципом работы дагерротипа, -- это максимальное приближение к объекту изображения. Несмотря на то, что ранние дагерротипные аппараты не имели возможности снимать изображения в увеличенном масштабе, они, по свидетельству современников, фокусировались на мельчайших чертах лица, которые обычно не замечаются человеческим глазом См., например: <Без подписи.> Разные известия // Отечественные записки. 1842. № 8. Отд. VIII. Смесь. С. 107..

Так, часто герой «псевдореальных» повестей, идущий нанимать квартиру, подобно фланирующему повествователю фельетонов, останавливает свой взгляд на зданиях, вывесках, надписях на них, объявлениях: «Рядом с этой вывеской была другая, на которую он также обратил внимание: на ней был намалеван широкой, можно сказать необузданной кистью красивый, в венгерку одетый мужчина -- не то благородного, не то обыкновенного человеческого звания -- решить трудно: узкий лоб, зеленые, в разные стороны глядевшие глаза, трехъярусный, отлично завитый хохол, полные румяные щеки, незаметно сливавшиеся с маленькой игривой формы носом, одинаково подтверждали то и другое предположение. По сторонам этого художественного произведения было написано: «здесь пьявки! стригут ибреют! идамские головы убирают! и рашки! цена за стри: 10 ко. с зави: и пабриться 20 ко.» Бутков Я. П. Темный человек. С. 229..

Сам герой при этом тоже описывается довольно подробно, он предстает крупным планом, как будто увиденный в n-кратном приближении: «… пот ручьями катился по его почтенному лицу и, задерживаясь в ложбинках редких, но довольно крупных морщин, придавал ему вид усталости и утомления» Достоевский М. М. Дочка. С. 233..

Следствием внимания «псевдореалистов» к подробностям становятся развернутые периоды, организованные с помощью обилия однородных и синонимических конструкций.

Приведем в пример отрывок из повести Буткова «Невский проспект»; ряды однородных членов и синонимов, необходимые для создания интонации перечисления, в каждом отдельном предложении различаются типом подчеркиваний Все подчеркивания наши -- Е. В.: «И вот поселился он, законным супругом и счастливцем, в темных апартаментах Беллоны, на грудах енотовых шуб, шинелей и всякого хламу; зрение его наслаждалось избытком картин и гравюр, развешанных по стенам, и слух постоянною музыкою часов стенных, столовых, карманных и табакерок с секретами и без секретов. А каких только историй не наслушался он от людей обоего пола, приходивших с утра до ночи с узелками в руках к его Беллоне, просивших ее участия и снисхождения» Бутков Я. П. Невский проспект, или Путешествия Нестора Залетаева. С. 326-327.. Далее следует период, построенный с использованием анафорических конструкций, а также контрастных противопоставлений внутри некоторых из них: «Иной, например, недавно еще был князь и ездил в карете, а теперь обыкновенный человек и пешеход; иная вчера еще имела ложу в Итальянской опере, а сегодня приносила на сохранение кашемировую шаль; иной привык обедать в ресторане, где берут по десяти рублей с персоны, а вот вышел же такой случай, что заставил его принести неназываемую и последнюю часть своего бывшего гардероба, чтоб достать как-нибудь рубль серебряный; у иной муж скончался вдруг, не дослужив до совершенного благополучия трех часов и нескольких минут; иного жена бросила совсем и даже в Москву уехала, а его сироткою оставила без дневного пропитания; иная сегодня только убедилась, что мужчины известно какие люди; иной только что удостоверился -- что все женщины таковы; иной приехал тягаться и выиграть что-то -- у кого-то; иная выгнала мужа или разводится с мужем -- и все это жужжало в ушах блаженствующего супруга со всеми интересными подробностями, и все это было высказываемо глухим, отрывистым голосом, колеблемым надеждой и сомнением, и все это предлагало, с своей стороны, тряпье, тряпье, тряпье и требовало денег, денег, денег, и всему этому внимала и удовлетворяла Беллона; а он глядел только и удивлялся своему, так сказать, блистательному положению в петербургской практической деятельности» Там же..

Еще один пример из повести М. Достоевского «Господин Светелкин»: «Магазинщица сперва улыбнулась ему, потом заманила его в свои сети различными, доселе неслыханными для него наименованиями бурнусов, мантилий, маркиз, цыганок, визиток, потом несколько смутила его, разложив перед ним вещи бархатные, атласные, кашемировые, тюлевые, креповые, кружевные, и наконец окончательно ослепила его, когда они все окончательно улеглись на прилавке, одна подле другой, одна лучше другой, белые, синие, голубые, розовые, пунцовые, и пр., и пр.» Достоевский М. М. Господин Светелкин // Отечественные записки. 1848. № 10. Отд. I. Словесность. С. 201..

Итак, произведения «псевдореалистов» отражают попытку максимально приблизиться к изображаемому герою, представить его более знакомым, близким читателю, -- например, за счет развернутых описаний его внешнего облика или деталей интерьера. Это то, о чем писал брату Ф. Достоевский: «…я действую Анализом, а не Синтезом, то есть иду не в глубину, а разбирая по атомам, отыскиваю целое» Достоевский Ф. М. Письмо М. М. Достоевскому от 1 февраля 1846 // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. 28. Л., 1985. С. 118.. Очень часто при этом повествователь встает на точку зрения героя, смотрит на мир его глазами.

Художественные произведения, помещаемые в «Отечественных записках» в конце 1840-х годов, соответствуют эстетико-философской программе журнала: писатели этого круга, руководствуясь основными положениями философии Фейербаха (осознанно или бессознательно, под влиянием коллег), находясь в русле характерной для этого времени тенденции к «антропологическому изъятию человеческой сущности из окружающих обстоятельств» Манн Ю. В. Указ. соч. С. 284., открыли новый потенциал «дагерротипических» описаний в литературе: воспроизведение частного и случайного позволяет изобразить живую личность, а не объективированный тип.

Таким образом, полемика между «Отечественными записками» и «Современником» была обусловлена не только разницей философских установок их представителей, но и различием во взглядах этих писателей на проблему литературного «дагерротипизма» (или, вернее, того, что обозначалось этим понятием). Обе партии отрицали его, однако воспринимали по-разному: то, что одни называли «дагерротипированием» действительности (Анненков и Дружинин), для других (Майков, братья Достоевские, Плещеев, Бутков и другие) означало пристальное внимание к явлениям окружающей действительности.

В заключение выскажем несколько соображений по вопросу о соотношении «дагерротипизма» и «фельетонизма», поднятому в первой главе настоящей работы. «Современник» в конце 1840-х -- первой половине 1850-х годов часто упрекался оппонентами (в первую очередь, из «Москвитянина» и «Отечественных записок») за несерьезность тона, приверженность фельетонной манере письма (см.: «“Современник” провозглашал фельетон, “Современник” защищал его, “Современник” старался сделать всю русскую литературу одним бесконечным фельетоном...» <Без подписи.> Журналистика // Отечественные записки. 1854. № 8. Отд. IV. Библиографическая хроника. С. 94.): в это время лицо журнала определяли печатавшиеся в разделе «Смесь» фельетоны А. В. Дружинина («Письма Иногородного Подписчика о русской журналистике») и И. И. Панаева («Заметки Нового Поэта о русской журналистике»). Именно в этот раздел, по словам А. В. Вдовина и К. Ю. Зубкова, сместился «центр тяжести критического отдела, <…> в то время как отдел “Критика” переживал упадок, сведясь, по сути, к статьям ученого содержания» Вдовин А. В., Зубков К. Ю. «Спор Петербурга с Москвою». Литературная полемика первой половины 1850_х годов // «Современник» против «Москвитянина». С. 13..

Фельетоны на страницах «Современника» вполне соответствуют классическому пониманию этого жанра, несмотря на то, что к началу 1850-х годов он очевидным образом трансформируется, приобретая более личностный характер; так, Г. В. Зыкова констатирует, что в это время «в русском фельетоне начинает меняться очень заметным образом характер голоса говорящего. Конечно, продолжают появляться очень удачные маски, <…> но в условиях большей свободы печати от журнального эссе начинают требовать прежде всего “искренности”, свидетельствующей о принципиальности позиции» Зыкова Г. В. Указ. соч. С. 87-88.. Тем не менее, мы можем сказать, что фельетоны Дружинина и Панаева традиционно представляют собой тексты, где фикциональные и нефикциональные элементы соединяются образом говорящей личности.

«Отечественные записки» при этом тоже упрекались современниками в «фельетонизме» (несерьезности и поверхностности содержания) См., например: Григорьев А. А. «Библиотека для чтения». Январь и февраль // Москвитянин. 1855. № 3. Отд. V. Критика и библиография. С. 119-132., хотя раздел «Критика», где публиковались концептуальные статьи, обозревающие литературный процесс в системе, играет здесь, в отличие от «Современника», довольно важную роль, а классические фельетоны на страницах журнала представлены в незначительном количестве. Вероятно, подобные упреки «Отечественные записки» получали за печатавшиеся в «Смеси» небольшие рассказы, заметки о путешествиях и новейших событиях. Наконец, можно предположить, что фельетонность журнала, на которую обращают внимание сотрудники других периодических изданий, соотносится также и с «дагерротипной» манерой письма литераторов, публиковавшихся здесь в разделе «Словесность»: фельетон распространяет свое влияние на художественные тексты, передает им характерные для себя особенности.



Заключение

Итак, знакомая нам по критическим статьям дихотомия «дагерротипический -- хороший», где определение «дагерротипический» имеет знак «минус», сегодня не может быть признана верной. Понятие «дагерротипизм», которое те или иные критики используют в качестве уничижительной характеристики для рассматриваемых ими текстов, на деле может описывать сознательно занимаемую эстетическую позицию. В случае Кукольника это эксперимент по соединению двух видов искусства: литератор делает попытку собрать под одной обложкой тексты, которые, согласно его концепции, могли бы быть созданы с помощью фотографической машины, без участия человека. Писатели же круга «Отечественных записок», отрицая «дагерротипизм» как таковой, тем не менее используют «дагерротипную» манеру письма (описание случайных, частных, не очень значительных деталей, максимальное приближение к объекту изображения) в попытке создать портрет живой личности и, что более важно, передать взгляд этой личности на окружающую ее действительность. Это наблюдение позволяет сделать вывод о том, что различие между «дагерротипическим» и «не дагерротипическим» заключается не в трудноуловимом художественном качестве тех или иных текстов, а в эстетических установках их авторов.

Отдельные упреки, ассоциируемые с «дагерротипизмом», безусловно, встречались в критике и раньше. Так, оппозиция «истинное искусство» -- «дагерротипизм» хорошо соотносилась с основными положениями гегелевской эстетики с ее противопоставлением идеального и действительного, типического и нетипического, субстанционального и случайного См., например: Белинский В. Г. Русская литература в 1842 году. С. 526-527.. Тем не менее, только с появлением новых технических изобретений обращения к образу дагерротипа при рассмотрении того или иного литературного произведения стали осознаваться как некое отдельное явление, получившее название «фотографический реализм».

Понятие «фотографический реализм» (photographic realism) используется в исследованиях зарубежных ученых (Н. Амстронг, Д. Грин-Льюис, К. Флинт и другие), работавших на материале английской реалистической литературы Викторианской эпохи; оно употребляется для обозначения связи между литературой и фотографией -- явлениями, находящимися рядом в едином культурном пространстве Armstrong N. Op. cit. P. 27-28.. «Фотографический реализм» возник как результат свершившегося в первой половине XIX века переворота, когда, как пишет Д. Крэри, взаимоотношения между человеческим глазом и оптическим прибором вместо метафорических (глаз и машина -- явления одной природы) стали метонимическими: функции между ними распределились (то, на что способна машина, не может глаз) Крэри Д. Указ. соч. С. 129.. Таким образом, если до XIX века восприятие мира было возможно исключительно через призму сознания человека, то теперь, в эпоху технических новшеств, появилась также возможность передавать образ мира глазами машины, что не могло не отразиться в литературе, где «фотографический реализм» проявляется, например, в ориентации на внеличностное, сверхчеловеческое начало (как в случае с альманахом Н. В. Кукольника «Дагеротип») или в неразличении существенного и несущественного (как в случае с писателями-«псевдореалистами») и т. д.

Использование исследовательских разработок, посвященных «фотографическому реализму», в сочетании с традиционным литературоведческим подходом позволит по-новому расставить акценты в привычном материале (литературные полемики, история газетных и журнальных жанров), а также обратить внимание на проблемы, еще не получившие подробного научного комментария (история маргинальных типов изданий, таких, как поздний альманах). Кроме того, таким образом можно прочитать тексты отдельных авторов (что уже было предпринято с некоторыми романами И. А. Бунина, Ф. М. Достоевского и других См., например: Калинина Е. А. Фотографический опыт писателя в художественном тексте: фотография как один из ключей к прочтению «Жизни Арсеньева» И. Бунина // Studia culturae. 2015. № 2 (24). С. 120-131; Вахтель Э. «Идиот» Достоевского. Роман как фотография // Новое литературное обозрение. 2002. № 57. С. 126-143.), а также произведения, созданные в традициях того или иного литературного направления (школы). Так, наиболее перспективным материалом для исследования представляется пласт литературной продукции 1830-1840-х годов -- то, что принято связывать с начальным этапом реализма или «натуральной школой»: «физиологические очерки», панорамы («Панорама Санкт-Петербурга» А. П. Башуцкого 1835 года), периодические издания, целью которых было буквально наглядно изобразить нравы современного общества (журнал «Московский наблюдатель» (1835--1839), сборник «Картинки русских нравов» (1842) и другие). Привлечение большого количества источников позволило бы обозреть различные варианты трансформации точки зрения повествующего лица в связи с изобретением фотографии и других оптических приборов Философское осмысление этого вопроса было предложено М. Б. Ямпольским. См.: Ямпольский М. Б. Наблюдатель. Очерки истории видения. М., 2000. и затем обобщить наблюдения по вопросу о сопряжении словесных и визуальных культурных практик в России.



Список использованной литературы

Тексты

1) <Без подписи.> Журналистика // Отечественные записки. 1854. № 8. Отд. IV. Библиографическая хроника. С. 89-124.

2) <Без подписи.> Журнальные заметки // Москвитянин: Учено_литературный журнал. 1849. № 2. Отд. VI. Смесь. С. 55-60.

3) <Без подписи.> Литературный вечер // Северная пчела. 1841. 18 дек. (№ 284).

4) <Без подписи.> Несчастливцы // Камер-обскура книг и людей: Прибавление к «Московскому телеграфу». 1832. № 2. С. 17-31.

5) <Без подписи.> Нового рода живопись // Санкт-Петербургские ведомости. 1839. 25 янв. (№ 20).

6) <Без подписи.> Новые применения дагерротипа // Художественная газета. 1840. 15 апр. (№ 8). С. 26-28.

7) <Без подписи.> Открытие Дагера // Художественная газета. 1840. 15 янв. (№ 2). С. 8-12.

8) <Без подписи.> Предисловие, введение, или пролог // Камер-обскура книг и людей: Прибавление к «Московскому телеграфу». 1832. № 1. С. 1-16.

9) <Без подписи.> Разные известия // Отечественные записки. 1842. № 8. Отд. VIII. Смесь. С. 100-112.

10) <Без подписи.> Смесь // Литературная газета. 1845. 1 фев. (№ 5).

11) <Булгарин Ф. В.> Смесь. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1842. 27 июн. (№ 142).

12) <Булгарин Ф. В.> Смесь. Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1842. 25 июл. (№ 164).

13) <Плещеев А. Н.> Фельетон. Петербургская хроника // Русский инвалид. 1847. 15 янв. (№ 10).

14) <Плещеев А. Н.> Фельетон. Петербургская хроника // Русский инвалид. 1847. 15 авг. (№ 181).

15) <Сенковский О. И.> Светопись, или производство живописных изображений посредством световых лучей // Библиотека для чтения. 1839. Т. 34. Отд. III. Науки и художества. С. 59-90.

16) <Эдельсон Е. Н.> Журналистика // Москвитянин: Учено-литературный журнал. 1852. № 21. Отд. V. Критика. С. 9-18.

17) Анненков П. В. Критические очерки / под ред. И. Н. Сухих. СПб.: Издательство РХГИ, 2000. 414 с.

18) Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. / под ред. Н. Ф. Бельчикова, Д. Д. Благого, В. И. Бурсова, А. Г. Дементьева, В. А. Десницкого, В. С. Нечаевой, Н. К. Пиксанова, В. С. Спиридонова и Б. В. Томашевского. М.: Издательство АН СССР, 1955--1956. (Т. 6. М., 1955; Т. 10. М., 1956).

19) Булгарин Ф. В. Письмо Н. В. Кукольнику от 23 ноября 1842 года // Отчет Императорской Публичной библиотеки за 1884 год. СПб., 1887. С. 143-144.

20) Бурнашев В. П. Из истории нашей литературы недавнего прошлого // Биржевые ведомости. 1872. 22 дек. (№ 21).

21) Бутков Я. П. Новый год. Вчерашняя история // Отечественные записки. 1848. № 1. Отд. I. Словесность. С. 209-230.

22) Бутков Я. П. Повести и рассказы / подг. текста, вступ. ст. и примеч. Б. С. Мейлаха. М.: Художественная литература, 1967. 400 с.

23) Герцен А. И. Письма об изучении природы // Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т. Т. 3 / под ред. В. П. Волгина; подг. текста И. В. Шаморикова и М. А. Соколовой; коммент. 3. В. Смирнова. М.: Издательство АН СССР, 1954. С. 89-316.

24) Григорьев А. А. «Библиотека для чтения». Январь и февраль // Москвитянин: Учено-литературный журнал. 1855. № 3. Отд. V. Критика и библиография. С. 119-132.

25) Григорьев А. А. Литературная критика / сост., вступ. ст. и примеч. Б. Ф. Егорова. М.: Художественная литература, 1967. 631 с.

26) Дагеротип: Издание литературно-дагеротипных произведений. СПб., 1842.

27) Достоевский М. М. Господин Светелкин // Отечественные записки. 1848. № 10. Отд. I. Словесность. С. 177-284.

28) Достоевский М. М. Дочка // Отечественные записки. 1848. № 8. Отд. I. Словесность. С. 233-306.

29) Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. / под ред. В. Г. Базанова, В. В. Виноградова, Ф. Я. Приймы, Г. М. Фридлендера и М. Б. Храпченко. Л.: Наука, 1972-1990. (Т. 19. Л., 1979; Т. 28. Л., 1985).

30) Дружинин А. В. «Метель». «Два гусара». Повести графа Л. Н. Толстого // Дружинин А. В. Литературная критика / сост., подг. текста и вступ. ст. Н. Н. Скатова; примеч. В. А. Котельникова. М.: Советская Россия, 1983. С. 100-121.

31) Дружинин А. В. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 6 / под ред. Н. В. Гербеля. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1865. 821 с.

32) Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Издание Н. С. Кириллова, удостоенное посвящения Его Императорскому Высочеству Великому Князю Михаилу Павловичу. Вып. 2. СПб., 1846. 324 с.

33) Кукольник Н. В. [Библиографический обзор отечественных и иностранных изданий…] // Художественная газета. 1837. 15 дек. (№ 11-12). С. 197-198.

34) Кукольник Н. В. Дневник за 1835-1842 гг. Наборная рукопись. Рукой переписчика со вставками и пометами И. А. Пузыревского // РО ИРЛИ РАН. Ф. 371. № 76. Л. 14-25а.

35) Кукольник Н. В. Дневниковые записи его, планы произведений, приходно-расходные записи. 1838-1842. С пометами карандашом И. А. Пузыревского // РО ИРЛИ РАН. Ф. 371. № 78. Л. 23, 34-35.

36) Кукольник Н. В. Современные художества в России // Кукольник Н. В. Избранные труды по истории изобразительного искусства и архитектуры; Доменикино: трагедия / сост., вступ. ст. и примеч. Н. С. Беляева; науч. ред. Г. В. Бахарева. СПб.: БАН, 2013. С. 151-192.

37) Майков В. Н. Литературная критика / сост., подг. текста, вступ. ст. и примеч. Ю. С. Сорокина. Л.: Художественная литература, 1985. 407 с.

38) Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. Т. 1: 1826-1857 / подг. текста, вступ. ст. и примеч. И. Я. Айзенштока. Л.: ГИХЛ, 1955. 543 с.

39) Салтыков-Щедрин М. Е. Запутанное дело // Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: В 20 т. Т. 3 / подг. текста В. Н. Баскакова; примеч. В. Н. Баскакова, А. С. Бушмина и С. А. Макашина. М.: Художественная литература, 1965. С. 184-256.

40) Хомяков А. С. Сергей Тимофеевич Аксаков // Хомяков А. С. Полное собрание сочинений: В 8 т. Т. 3. М.: Университетская типография, 1900. С. 369-375.

41) Ц. Камера-обскура // Санкт-Петербургские ведомости. 1844. 13 апр. (№ 3).

42) Чернышевский Н. Г. Эстетические отношения искусства к действительности // Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. Т. 2 / под ред. В. Я. Кирпотина, Б. П. Козьмина, П. И. Лебедева-Полянского, Н. Л. Мещерякова, И. Д. Удальцова и H. M. Чернышевской. М.: ГИХЛ, 1949. С. 5-92.

Исследования

1) «Современник» против «Москвитянина». Литературно-критическая полемика первой половины 1850-х годов / изд. подгот. А. В. Вдовин, К. Ю. Зубков, А. С. Федотов. СПб.: Нестор-История, 2015. 872 с.

2) «Художественная газета» Нестора Кукольника и Александра Струговщикова: указатель содержания (1836-1838, 1840-1841 гг.) / сост., вступ. ст. и коммент. Н. С. Беляева; науч. ред. Г. В. Бахарева. СПб.: БАН, 2013. 121 с.

3) Бархатова Е. В. Русская светопись. Первый век фотоискусства 1839-1914. СПб.: Лики России, 2009. 399 с.

4) Богданова О. А. Философские и эстетические основы «натуральной школы» // «Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. М.: Наследие, 1997. С. 9-37.

5) Вахтель Э. «Идиот» Достоевского. Роман как фотография / пер. с англ. Я. Токаревой // Новое литературное обозрение. 2002. № 57. С. 126-143.

6) Вдовин А. В. Концепт «глава литературы» в русской критике 1830-1860_х годов: Диссертация на соискание ученой степени доктора философии по русской литературе. Tartu: Tartu Ьlikooli Kirjastus, 2011. 238 с.

7) Верещагина А. Г. Критики и искусство. Очерки истории русской художественной критики середины 18-первой трети 19 века. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 739 с.

8) Виноградов В. В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей: От Гоголя до Ахматовой / под ред. А. П. Чудакова. М.: Наука, 2003. 390 с.

9) Вопросы современной поэтики. Фельетон: Сборник статей / под ред. Ю. Н. Тынянова и Б. В. Казанского. Л.: Academia, 1927. 96 с.

10) Горленко Н. М. Живопись и фотография в России во второй половине XIX-начале XX века: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата искусствоведения. М., 2010. 22 с.

11) Зыкова Г. В. Поэтика русского журнала 1830-х-1870-х гг. М.: МАКС Пресс, 2005. 204 с.

12) Калинина Е. А. Фотографический опыт писателя в художественном тексте: фотография как один из ключей к прочтению «Жизни Арсеньева» И. Бунина // Studia culturae. 2015. № 2 (24). С. 120-131.

13) Кауфман Р. С. Очерки истории русской художественной критики 19 века: от К. Батюшкова до А. Бенуа. М.: Искусство, 1990. 366 с.

14) Кашин Н. П. Альманахи двадцатых-сороковых годов // Книга в России: В 2 ч. Ч. 2. Русская книга девятнадцатого века / под ред. В. Я. Адарюкова и А. А. Сидорова. М.: Государственное издательство, 1925. С. 99-138.

15) Кожевникова Н. А. Нестор Кукольник и его «Художественная газета» // Страницы истории отечественного искусства, 18-20 вв. Вып. 9. СПб.: Palace Editions, 2002. С. 189-195.

16) Крэри Д. Техники наблюдателя. Видение и современность в XIX веке / пер. с англ. Д. Потемкина. М.: V-A-C press, 2014. 248 с.

17) Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. М.: Просвещение, 1982. 239 с.

18) Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М.: Книга, 1987. 336 с.

19) Манн Ю. В. Философия и поэтика «натуральной школы» // Проблемы типологии русского реализма / под ред. Н. Л. Степанова. М.: Наука, 1969. С. 241-306.

20) Морозов С. А. Русская художественная фотография. Очерки из истории фотографии 1839-1917. М.: Искусство, 1955. 185 с.

21) Нарышкина Н. А. Первая русская художественная газета // Искусство. 1972. С. 56-57.

22) Нечаева В. С. Ранний Достоевский. 1821-1849. М.: Наука, 1979. 288 с.

23) Никольская Т. Л., Эрль В. И. Примечания // Вагинов К. К. Полное собрание сочинений в прозе / сост. А. И. Вагиновой и др.; вступ. ст. Т. Л. Никольской; примеч. Т. Л. Никольской и В. И. Эрля. СПб.: Академический проект, 1999. С. 513-585.

24) Орнатская Т. И., Бабаев Э. Г. «Русский вестник» // Краткая литературная энциклопедия. Т. 6: Присказка -- «Советская Россия» / под ред. А. А. Суркова. М.: Советская энциклопедия, 1971. С. 511--513.

25) Охотин Н. Г., Ранчин А. М. Кукольник Нестор Васильевич // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. Т. 3: К-М / под ред. П. А. Николаева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1994. С. 212-215.

26) Рейтблат А. И. Литературный альманах 1820-1830-х годов как социокультурная форма // Рейтблат А. И. Как Пушкин вышел в гении. Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 70-81.

27) Русские книги. С биографическими данными об авторах и переводчиках (1708-1893): В 3 т. Т. 2 / под ред. С. А. Венгерова; подг. изд. Г. В. Юдина. СПб.: Типо-Литография А. Э. Винеке, 1898. 472 с.

28) Стернин Г. Ю. Россия. Изобразительные искусства // История европейского искусствознания первой половины 19 века. М.: Наука, 1965. С. 207-210.

29) Тодд III У. М. Литература и общество в эпоху Пушкина / пер. с англ. А. Ю. Миролюбовой. СПб.: Академический проект, 1996. 293 с.

30) Фельетоны сороковых годов. Журнальная и газетная проза И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева / под ред. Ю. Г. Оксмана. М.; Л.: Academia, 1930. 368 с.

31) Фридлендер Г. М. Достоевский и мировая литература. Л.: Советский писатель, 1985. 456 с.

32) Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе: Физиологический очерк. Л.: Наука, 1965. 319 с.

33) Чаушанский Д. Н. Белинский и русская реалистическая иллюстрация 1840-х годов // Литературное наследство. Т. 57: В. Г. Белинский [Кн. III]. М.: Издательство АН СССР, 1951. С. 327-356.

34) Шкловский В. Б. К технике внесюжетной прозы // Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа. Переиздание 1929 года / под ред. Н. Ф. Чужака. М.: Захаров, 2000. С. 229-234.

35) Ямпольский М. Б. Наблюдатель. Очерки истории видения. М.: Ad Marginem, 2000. 287 с.

36) Armstrong N. Fiction in the Age of Photography: The Legacy of British Realism. Cambridge: Harvard University Press, 1999. 352 p.



Приложение

Содержание альманаха «Дагеротип»

Тетрадь первая.

1. <Кукольник Н. В.> Дагеротип. С. 1-2.

2. Губер Э. И. Сердце, стихотворение. С. 3.

3. Ноткин А. [?]. Лисцт. С. 4-8.

4. Кукольник Н. В. Три, бамбоччиада. С. 8-24.

5. <Без подписи.> Художественное сокровище (сообщено из Москвы). С. 25-26.

6. <Без подписи.> Сент-Медар, анекдот. С. 27-30.

7. <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо первое). Подпись: «С.». С. 30-35.

Тетрадь вторая.

1. <Кукольник Н. В.> Дагеротип. С. 1-2.

2. Струговщиков А. Н. Мудрец Платон и ученик его Ктезипп (Легенда из Гете). С. 3-4.

3. Полевой Н. А. Семен Семенович Огурчиков. С. 5-29.

4. Ноткин А. [?]. Форма и характер в музыке или еще несколько слов о Лисцте. С. 30-32.

5. Ноткин А. [?]. Кажинский. С. 33-34.

6. <Кукольник Н. В.> Астраханские письма (письмо второе). Подпись: «С.». С. 35-39.

Тетрадь третья.

1. <Кукольник Н. В.> Дагеротип. С. 1-2.

2. <Чужбинский А. [?].> Начало и конец, стихотворение. Подпись: «Ч.». С. 3-4.

3. Лажечников И. И. Христиерн II и Густав Ваза (акт первый), драматический очерк в четырех актах. С. 5-12.

4. <Кукольник Н. В.> Дача. Подпись: «Житель наемной дачи». С. 13-28.

...