Репрезентация большого террора в литературе для детей ("Девочка перед дверью" М. Козыревой и "Сталинский нос" Е. Ельчина)

Кроме того, оживший гипсовый нос, а значит и Сталин, описан почти демонически: «Нос Сталина хлопает себя по сапогу и заходится смехом. Только не смех это. Он весь трясется, и из ноздрей валит дым. Глядеть страшно» Там же. . Перед читателями пугающая картина, тоже отсылающая к мистическим произведениям Гоголя.

Автор ведет своего героя через роковые обстоятельства, утрированные противопоставления и невероятный гротеск, чтобы очистить его от навязанных идеологией и советским обществом стереотипов, и показать верный путь. В конце рассказа мальчик отказывается быть пионером и уезжает на Лубянку -- выбирая исторически правильный путь.

Кроме всех перечисленных особенностей гоголевского сюжета в «Сталинском носе», подчеркнем, что на уроке литературы в школе Саши Зайчика изучают рассказ Гоголя «Нос». Предположим, что такое указание непременно важно, чтобы читателю-ребенку все аллюзии были предельно понятны.

Особенно любопытно, что в уста учителя литературы Лужко заложена одна из главных мыслей «Сталинского носа». Интерпретируя повесть, учитель говорит: «...слепая вера в чужие теории о том, что для нас хорошо, а что плохо, рано или поздно приводит к невозможности нашего собственного мышления» Там же. С. 52. -- очевидно, что это противоречит коммунизму 1930-х. Но вывод из своей интерпретации учитель делает совершенно нелогичный -- ему кажется, что это грозит развалом идеологических устоев. Но несмотря на это, рассказчик отмечает, что Лужко -- самый странный и нестандартный учитель: «Остальные учителя говорят нормальными словами, как по радио. А этот -- нет» Там же. С. 53. . Литературные тексты можно интерпретировать по-разному, и хорошо известны эпизоды советской истории, когда выдуманная интерпретация работала в пользу режима. Однако автор «Сталинского носа» подчеркивает, что даже в 1930-х говорить о литературе «как по радио» было невозможно.

Кроме того, есть еще одно косвенное обоснование связи гоголевских сюжетов со «Сталинским носом». М.Я. Вайскопф в книге «Писатель Сталин» Вайскопф М. Я. Писатель Сталин, М.: НЛО, 2011. , исследуя речи Сталина на съездах КПСС, сделал вывод, что он часто обращался к гоголевским произведениям -- цитировал из них, заимствовал образы или модели поведения.

Конечно, мы спросили и у Евгения Ельчина, почему он делает большой акцент на гоголевском контексте и использует гоголевские приемы, на что писатель ответил: «Ну вы же знаете: мы все вышли из гоголевской шинели. Особенно те, кто родился и вырос в Ленинграде как я» Там же. . И хотя американские дети не знают Гоголя, это неважно, потому что основная идея Ельчина была в том, чтобы показать конфликт человека, у которого власти нет, и власти, которая человеческую жизнь не ценит.

3.3 Функция гротеска и фантастики

Гротеск и фантастика в повести «Сталинский нос» во многом связана с гоголевскими сюжетами, но только ими не ограничивается. В бытовых обстоятельствах многие эпизоды описаны гротескно на современный взгляд. Для иллюстрации обратимся к эпизодам, связанным со школой и домом героя.

Во многих эпизодах школьный класс полностью отражает модель общества. Особенно это проявляется в отрывках, когда учительница заставляет детей написать список фамилий тех, кто мог бы сломать нос: «-- Я не знаю, кого поддерживать, а кого нет. / -- Вот именно, Зина! Те, в ком ты не уверена, всегда под подозрением. Вот их фамилии и пиши» Ельчин Е. Сталинский нос. М.: Розовый жираф, 2013. С. 47. . Описана модель широко известных сталинских доносчиков в миниатюре. Маленькие дети не испорчены злом, они не хотели ни про кого писать, но учительница заставила.

Еще один герой в пространстве школы -- Матвеич, который испытывает недоверие ко всему вообще. И в этом же обществе никого не оправдают, если нет свидетелей. Но обвинить могут -- как Очкарика, который хотел попасть к родителям на Лубянку. Так же, как поверили, что Нина Петровна отломила нос на бюсте Сталина, несмотря на то что она «настоящая коммунистка» и закрашивала лица детей «врагов народа» на общих фотографиях. Или так же, как рисунок Вовки был лучшим в школе, пока его автор не стал «сыном врага народа». Гротеск, который использует автор, показывает раздвоение стандартов общества и тотальное недоверие ко всем в этом обществе.

Гротеск «Сталинского носа» встречаем в законах пионеров, которые рассказывает Зайчик: «Юный пионер предан товарищу Сталину, Коммунистической партии и коммунизму». В здоровой ситуации приоритет пунктов должен быть обратным. В реальных же законах пионеров Сталин не упоминался.

Также на примере детской компании видим, как обесценен интеллект в обществе -- «В нашей стране, если ты не пролетарий или не крестьянин, а очки носишь и только книжки читаешь, быть тебе Очкариком» Там же. С. 25.. В то же время талант человека без привязки к его партийной репутации не ценится -- акварель Вовки «Товарищ Сталин у руля» заняла первое место на конкурсе, висела в рамке в актовом зале, а потом отца мальчика объявили врагом народа, у мальчика упала успеваемость, он начал хулиганить -- и акварель убрали, хотя, очевидно, что от внешних обстоятельств акварель не стала хуже.

В школе героев рассказа учат, что честность и достоинство граждан в СССР зависит не от честности и достоинства напрямую, а от степени любви к Сталину. В этом смысле обратим внимание, как любимый когда-то ученик Васька Собакин стал ненавидимым: «...расскажи-ка нам, в чем твоего папочку обвинили» Там же. С. 47.. Драка Нины Петровны и Вовки -- гротеск в высшей мере. Противник системы бьет олицетворение системы, а в итоге расправляется с ней ее же методами.

Говоря о доме мальчика, нельзя не отметить, что коммунальная квартира описана гиперболизировано -- даже в самых тяжелых условиях представить 48 человек в одной квартире сложно. Но если не обращать внимание на формальности, а прочитать то, как, по мнению рассказчика, соседи реагируют друг на друга, становится совершенно понятно, что правды в этом описании мало: «Здесь все равны, одна большая счастливая семья, секретов -- ни у кого» Там же. С. 4., «Товарищ Сталин сказал, что такая коллективная жизнь помогает чувствовать себя коммунистически “МЫ”, а не капиталистическим “Я”. Мы все с ним согласны» Там же. . Современный читатель воспринимает этот гиперболизированный текст иронично, хотя легко можно предположить, что дети 1930-х рассуждали так наивно, и никакой иронии не видели. Да и как мы позднее узнаем из текста, жители квартиры не рады такому тесному соседству.

Если обобщать описание коммунальной квартиры, то в ней, как и в школе, гиперболизировано описаны многие процессы в советском обществе 1930-х годов. Люди жили в комнатах в коммунальных квартирах целыми семьями, не общались друг с другом, не выручали, а даже наоборот -- использовали репрессии в своих целях. У некоторых людей не было даже своей комнаты, как у соседки Ольги Борисовны, которая «живет в закутке возле уборной». Дети питались плохо, а нквдшники могли ворваться к кому угодно и когда угодно (и даже к действующим нквдшникам), и лишить всего. При этом Сталин не ассоциируется со страшными репрессиями: «Вот Сталину скажут -- им там всем на Лубянке достанется» Там же. .

Надежды мальчика, засыпающего в подвале, на то, что «завтра» Сталин освободит папу, а мальчик вступит в пионеры перекликаются с гротескными (и как мы знаем из истории), неоправдавшимися надеждами. Фигура Сталина заместила религию, мальчик говорит: «самое святое -- бюст самого товарища Сталина». В этой фразе гротескно все и, кажется, не только гротескно, но и иронично (хотя мальчик, разумеется, говорит серьезно). Святость Сталина подчеркивается и чуть дальше -- мальчик прикладывает руку к сердцу и шепчет в никуда, обращаясь к Сталину, словно молится: «Вы же знаете, как я Вас люблю. … Пожалуйста, сделайте так, чтобы меня все-таки приняли {пионером}» Там же. С. 37.. Пионерское знамя называет «священным». И мальчик не однажды обращается к Сталину -- «Спасибо Вам, дорогой товарищ Сталин. Огромное спасибо, что помогли» Там же. С. 42., -- говорит Саша Зайчик, думая, что приехал его отец. И даже о коммунизме мальчик рассуждает в мистических категориях: «...верю, что придет коммунизм. Это самое главное -- верить. Если крепко верить во что-то, оно сбудется. Коммунизм-то точно» Там же. С. 35.. Странно, что верный коммунист думает, что можно ничего не делать, а только ждать, и коммунизм наступит.

Гротеск в повести повсюду. Начиная от первого абзаца, в котором слово «Сталин» употребляется 5 раз, заканчивая коммунальной квартирой, в которой живут 48 человек. И в наивности мальчика, когда он не понимает, казалось бы, очевидных вещей. Например, почему соседа по фамилии Щипачев называют «Стукачевым», хотя читателю и всем вокруг, в общем-то понятно. «Враги -- они повсюду» -- главный лозунг сталинских репрессий. Впоследствии мы понимаем, что отец имел в виду -- сосед Щипачев ради своей выгоды и улучшения своих жилищные условий (но, вообще-то, все соседи были довольны своим положением, по мнению мальчика), «сдал» товарища Зайчика.

Автор текста не скрывает, что история выдуманная и, казалось бы, собирая все штампы, он дает почти энциклопедическое описание большого террора для детей. Например, пионерский галстук, который папа приносит мальчику, описан почти одушевленным -- он «полыхает алым цветом». Офицер НКВД, получивший награду от Сталина, за то, что тот «железной метлой вычищает что-то» становится жертвой репрессий. Муж сдает жену, родственники не принимают сына «врага народа».

Напротив, рассказчик находит сочувствие, сопереживание, понимание только в очереди в здание Лубянки -- женщина, которая стоит к своему сыну, накормила, одела Сашу Зайчика и предложила жить у нее.

Гротеск и гоголевская фантастика делают очевидным разделение событий текста на добро и зло. К тому же, гротеск в описании заурядных событий для реальности 1930-х, не оставляет ни единого шанса воспринять текст в пользу сталинского режима.

Кроме того, в замысле такой, казалось бы, выдуманной, но в то же время основанной на реальных событиях и впечатлениях истории, как нам кажется, лежит феномен постпамяти. Автор «Сталинского носа» ставит себя на место ребенка из предыдущего поколения, который такие события мог пережить, и вкладывает в героя Сашу Зайчика личные страхи, опасения, знания о советском обществе 1930-х и советской действительности вообще.

Как мы узнали из переписки с Евгением Ельчиным, авторский посыл исходит из мысли «Я мог бы быть на месте этого ребенка, родись на поколение раньше» Электронное письмо Е. Ельчина от 1 мая. . К тому же, книга посвящена отцу, который, по признанию автора, все время находился в страхе, описанном в «Сталинском носе».

Еще мы задали более общий вопрос, почему страх репрессий на постсоветском пространстве глубок до сих пор. Евгений ответил, что пока в России не произойдет что-то вроде «Нюрнбергского процесса», страх останется в той или иной мере. Однако писатель подчеркнул, что надежда на избавление не пропадает, ведь уже есть тысячи людей, которые выходят на демонстрации, не боясь говорить правду.

Как нам показалось, Ельчин связывает травмы постсоветского поколения не только с репрессиями, но и со всей советской властью, которая, как считает писатель, «искалечила каждого человека, которой под этой властью жил». В том числе его отца, который с 17 лет служил в армии, очень рано вступил в Коммунистическую партию и верил в светлое будущее. Но при этом страх не покидал его ни на минуту, потому что отец видел происходящее вокруг.

Глава 4. Сравнительный анализ произведений

У текстов, которые легли в основу нашей работы, определенно есть схожие черты, но есть и различия. Важно проговорить, что герои-рассказчики обоих текстов -- маленькие дети, в уста которых не только вложена авторская позиция, но авторы напрямую ассоциируют себя со своими героями. К тому же, оба текста позиционируются в разной степени автобиографическими. В повести Козыревой рассказана настоящая история ее семьи во время репрессий 1930-х. В вымышленном, не документальном тексте Ельчина заложена моральная дилемма, которая была актуальна не только в разгар репрессий, но и позднее -- во все время существования Советского союза. Как признался автор, в книге он пытается разобраться со своими страхами и травмами. Поэтому в гендерном отношении логично, что в первом тексте главная героиня -- девочка, во втором -- мальчик. Это позволяет нам сравнить тексты не только в социальной, психологической, но и в гендерной перспективах, а также обратить внимание на стереотипы поведения героев.

Как уже известно, рассказчики в обоих текстах -- дети. В повести Козыревой рассказчица -- совсем маленькая девочка Витька Гордон, которая к концу повести достигает школьного возраста, в тексте Ельчина -- рассказчик -- мальчик Саша Зайчик, около девяти лет. Социальный статус ребенка, конечно, определяется по статусу его родителей. Этот статус и Витьки, и Саши не остается статичным на протяжении всего текста.

Мы встречаем Сашу, как образцового сына выдающегося коммуниста -- сотрудника НКВД. Статусы и отца мальчика, и самого Саши стираются в ходе повествования и подменяются противоположными -- из «героя коммуниста» отец становится «врагом народа», а Саша отказывается от мечты стать пионером. Кажется, при этом, что Саша Зайчик по своей воле отказывается формально вступать в коммунистический мир, но на самом деле этот выбор за него сделала советская власть, забрав его отца, тем самым заставив его рефлексировать и изменив его точку зрения.

Витьку же мы встречаем в момент, когда ее родителей забирают. Этот переломный момент определяет ее социальный статус -- она вынуждена переходить «из рук в руки» родственников, чтобы не попасть в детский дом. Точка зрения девочки на коммунистический мир оформляется только в финале повести, когда родители называют вещи своими именами, и больше она в смутном навязанном туманном внешнем мире «Социализма-Коммунизма» правды не видит.

Сравнивания социальный пласт текстов и уровень его изображения, важно отметить, насколько прямо описаны репрессии. И в «Сталинском носе», и в «Девочке перед дверью» есть описание, как забирают родителей героев. В тексте Ельчина арест описан подробно до мельчайших деталей звуков, эмоций отца, мальчика и соседей, разговоров между всеми действующими лицами эпизода. В повести Козыревой мы видим только реакцию девочки и «пустые безглазые лица» сотрудников НКВД.

Кроме того, в «Сталинском носе» мы становимся свидетелями арестов сразу нескольких персонажей -- Очкарика, Нины Петровны, отца Зайчика. Аресты показаны детально и ярко. В «Девочке перед дверью» репрессии завуалированы. Читатели через Витьку застают только аккуратные разговоры взрослых о том, что они «обязаны вмешаться» в дело об аресте деда Шаманского. Или в случае ареста Нины-Большого родственники Витьки обсуждают возможность его вины, и девочка, не понимания почему, делает вывод, что «страшно хохотать» на следующий день они уже не будут.

Еще в «Сталинском носе» на примере голосования, которое придумала Нина Петровна, подробно описан процесс выбора и утверждения «врагов». В «Девочке перед дверью» мы читаем только пересказ событий митинга, на котором мама и папа Витьки были единственными, кто не проголосовали «все, как один». Этот митинг по своей сути похож на голосование в школе, но Козырева подробности не описывает.

Важно обратить внимание, как в текстах репрезентируется фигура Сталина. У Ельчина Сталин фигурирует постоянно -- в учебном классе, на линейке, в мыслях Саши Зайчика. Понятно, что происходящее в книге автор напрямую ассоциирует со Сталиным. В повести Козыревой Сталин напрямую не упомянут ни разу и только один раз косвенно в выражении «Честное-Ленинское-Сталинское-Всех-Вождёвское!». Здесь стоит напомнить, что Ельчин написал «Сталинский нос» в 2011-м году в Америке, а Козырева -- в 1976-м в Советском союзе. Хоть и после смерти Сталина в стране случилась волна развенчания культа личности и реабилитации репрессированных, цензура оставалась суровой, и даже писатели, печатавшиеся в самиздате, подчас не могли или опасались назвать вещи своими именами напрямую. С неназыванием Сталина в «Девочке перед дверью» может быть связан еще один момент -- Козырева описывала свои воспоминания. Возможно, в детстве родственники оградили ее от культа Сталина. Ельчин же написал историю, основываясь на историческом опыте и личных взглядах взрослого человека.

Героев объединяет и психологическое восприятие внешнего мира. В частности, для обоих героев внешний мир в основном туманен и запутан. Саша Зайчик смотрит на события вокруг через призму коммунистических догм. Непонимание и смятение происходит как раз из-за того, что коммунистические универсалии не работают в реальной жизни. Для Витьки внешний мир туманен, потому что она не понимает, где ее дом, когда «из долгой командировки» вернутся родители, что это за «Энкеведе» и «Двор-В-Который-Нельзя-Ходить». Потом, когда девочка идет в школу, ее мировосприятие опять затуманивается борьбой с воображаемыми троцкистами, врагами, -- рассказчица несколько раз признается, что не понимает, почему некоторые явления в обществе воспринимаются негативно.

Туман пропадает, когда в голове обоих рассказчиков добро и зло четко разделяются. Ключевую роль в этом разделении играют фигуры родителей. В случае Витьки мама и папа напрямую рассказывают, как на самом деле устроен внешний мир. В случае Саши Зайчика несправедливое отношение к его отцу со стороны власти и правда о судьбе его матери играют ключевую роль в трансформации его взглядом.

Если рассматривать гендерную перспективу, то здесь кардинальных различий мы выделить не можем, однако в гендерной плоскости разнятся стереотипы поведения. Для иллюстрации обратимся к эпизодам, в которых герои существуют в среде сверстников.

Саша Зайчик вместе с одноклассниками увлеченно и даже ожесточенно играют в снежки в школьном дворе. А Витька, случайно рассказав одноклассникам о том, что отец одноклассницы Зинки -- бывший поп, навлекла на эту Зинку волну жестокости, в которой сама тоже участвовала. В описании игры в снежки есть очевидный милитаристский акцент -- «команда переходит в атаку», «мы врага побили», «Смерть врагам народа!», «врагов народа расстреливать». В эпизоде издевательства над Зиной рассказчица отмечает «куст, усыпанный розовыми цветочками», «фланелевые штаны», «чулки с круглыми резинками». Эти эпизоды похожи проявлением детской жестокости друг к другу. Отличается же поведение рассказчиков -- Витька прервала издевательства над одноклассницей, помогла ей зашить платье, а Зайчик пошел на поводу призывов толпы, кинул в Очкарика ледышкой, да еще и разбил очки. Здесь реализуется гендерный стереотип о том, что девочки больше способны сопереживать и даже если ведут себя неприемлемо, быстро исправляются, в то время как мальчикам в хулиганстве остановиться сложнее.

Завершая сравнение, нам кажется важным сказать о целевой аудитории, для которой тексты были задуманы изначально.

Повесть Марьяны Козыревой опубликована в самиздатском журнале «37». Совершенно очевидно, что целевая аудитория этих журналов -- далеко не детская и не подростковая. Эти журналы читали взрослые люди, и писательница мыслила именно взрослой целевой аудиторией. Мы думаем, что это тоже могло повлиять на не до конца проговоренные маркеры репрессий. Взрослые читателе в 1970-х контекст репрессий могли не только узнать, но и вспомнить, поэтому подробное проговаривание было не только невозможно по цензурным причинам, но и не требовалось, потому что этот контекст был хорошо узнаваем и памятен.

В случае книги Евгения Ельчина все совсем иначе. Во-первых, книга сразу опубликована для англоязычной детской аудитории. Очевидно, что детям и подросткам из, например, Америки, контекст «большого террора» или совсем неизвестен или известен только как эпизод из истории далекой страны. Поэтому многие детали нужно было описывать подробно, а чтобы транслировать четкое отношение к сталинской политике, это описание должно было быть предельно гротескно и фантастично.

Так как в наши дни повести «Сталинский нос» и «Девочка перед дверью» позиционируются как детская литература, нам показалось важным узнать, улавливают ли дети и подростки идею, заложенную в текстах специально для их аудитории. В связи с этим мы попробовали разработать ряд вопросов, чтобы понять, улавливают ли подростки посыл, заложенный в некоторых фрагментах книг. Для этого мы провели упрощенный опрос фокус-группы школьников 14-16 лет, а также попросили их сделать контент-анализ отрывков Опрос проводили среди учеников московского учебного центра «Коалиция» 15.12-19.12.2019, используя сервис Google-Forms. В опросе приняли участие 18 респондентов. .

Опрос был поделен на два раздела -- первый касался повести «Девочка перед дверью», второй -- повести «Сталинский нос». Так как повесть Козыревой близка к автобиографической, а значит и описание признаков эпохи можно считать достоверным, мы хотели узнать, считывают ли современные подростки маркеры времени. Поэтому были выбраны отрывки из текста, которые содержат специфические маркеры того времени. В тексте Ельчина, напротив, хотя и не скрываются фантастичность и придуманность сюжета, исторический контекст все же очевиден, и отношение автора к историческим событиям 1930-х, на наш взгляд, проведено достаточно однозначно. Для соцопроса мы выбрали отрывки, в которых проступает очевидное неодобрение сталинской политики. Подробности ответов респондентов мы размещаем в приложении, сейчас поделимся основными выводами.

Короткий опрос показал, что есть реалии 1930-х, которые и сейчас понятны подросткам (вроде ГУЛАГа и куртки-ватника), потому что они транслируются через образование, массовую культуру и в России ватники носят до сих пор. Намеки на эти реалии кажутся очевидными. Но есть реалии, не понятные подросткам, -- например, «минус сто» или «выбросили мануфактуру». Понять их точный смысл сложно, потому что в современности не осталось реалий, сопоставимых с описываемым в повести -- в современном обществе не существует запрета на въезд в города и с покупкой одежды сложностей не возникает. Оба выражения воспринимаются как анахронизмы, однако из контекста читателям удается опознать, что речь идет о чем-то репрессивном, запретительном и унижающем человека. В этом вновь проявляется поэтика намеков Козыревой. Репрессивный контекст «Сталинского носа» тоже считываются подростками безошибочно. Кроме того, респонденты считали тоталитарную обстановку, которая описана в тексте и отметили, что в обстоятельствах 1930-х, скорее всего, вели бы себя так же, как герои текста (Саша Зайчик в начале книги, одноклассники, учителя, нквдшники), то есть подчинились бы этим обстоятельствам.

Отметим, что нарративные черты обоих текстов предопределяют особенности их рецепции современными подростками. Иносказательный нарратив «Девочки перед дверью» заставляет сопереживать и сочувствовать героини, а также самостоятельно рассуждать о проблеме. Через гротескный режим повествования «Сталинского носа» читателям сложно разглядеть иронию или преувеличение в уважении к фигуре Сталина. Важная черта обоих текстов -- не до конца понятное и проговоренное, слегка наивное повествование от лица ребенка, оставляет и для современных читателей-подростков затуманенные места - начиная от характерной для 1930-х «взрослой» лексики, заканчивая открытыми вопросами морали.

Заключение

В нашей работе мы описали, как сюжеты репрессий 1930-х репрезентируются в литературе для детей. Особое внимание в этой репрезентации отводится теории травмы, как следствию личного и общественного страха в советское время, а также отправной точки для становления авторской позиции.

Главную задачу мы видели в том, чтобы описать нарратив травматический событий в детской литературе. Для решения этой задачи мы проанализировали, как репрессии репрезентируются в художественных текстах для детей и взрослых, определили маркеры эпохи репрессий 1930-х, попытались выявить специфику восприятия фикциональных текстов о репрессиях 1930-х у современных детей и подростков.

Кроме основного сюжета в работе существует дополнительный. В рамках которого мы проанализировали успешный процесс преодоления травмы в мировой истории.

Продолжить исследование нам кажется продуктивным в сфере сравнения литературы о репрессиях в международном дискурсе. Начать эту работу можно с сопоставления оригинальной книги Евгения Ельчина «Breaking Stalin's Nose» на английском языке и перевода Ольги Бухиной совместно с Евгением Ельчиной этой же книги «Сталинский нос».

Список использованных источников и литературы

Источники:

1) Ельчин Е. Сталинский нос. М.: Розовый жираф, 2013.

2) Козырева М. Девочка перед дверью. М.: Самокат, 2015.

3) Маршак С. Я. Собрание сочинений в 8 т. Т. 1. Произведения для детей: Сказки. Песни. Загадки. Веселое путешествие от "А" до "Я". Стихи разных лет. Повести в стихах / Подгот. текста и примеч. В.И. Лейбсона. М.: Художественная литература, 1968.

4) Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10 т. Т. 3. Сказки. М.: ГИХЛ, 1959--1962.

Исследования:

1) Ассман А. Длинная тень прошлого / Пер. с нем. Б. Хлебникова. М.: НЛО, 2018.

2) Вайскопф М. Я. Писатель Сталин, М.: НЛО, 2011.

3) За рамками тоталитаризма. Сравнительные исследования сталинизма и нацизма / Под ред. М. Геи?ера и Ш. Фицпатрик; пер. с англ. В. И. Матузова, Л. Е. Сидикова, Г. И. Германенко, С. В. Шулятьев. М.: Фонд «Президентскии? центр Б. Н. Ельцина», 2011.

4) Травма: пункты. Сборник статей / Сост. С. Ушакин и Е. Трубина. М.: НЛО, 2009.

5) Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. С.251-292.

6) Хеллман Б. Сказка и быль: история русской детской литературы. М.: НЛО, 2016.

7) Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия. М.: Прогресс, 1992

8) Шлегель К. Террор и мечта. Москва 1937 / Пер. с нем. В. А. Брун-Цехового. М.: Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011.

9) Эткинд А. Кривое горе. Память о непогребенных. М.: НЛО, 2016.

10) Hirsch M. The Generation of Postmemory. Writing and Visual Culture After the Holocaust. Columbia University Press, 2012.

Приложение

1. Соцопрос

В приложении к этой работе приводим подробные результаты соцопроса подростков.

1.1 «Девочка перед дверью»

Мы предложили подросткам несколько отрывков из текста и попросили объяснить слова, характеризующую эпоху 1930-х, а также сделать контент-анализ текста, то есть выписать основные слова и фразы, которые передают смысл отрывков. Ниже приводим примеры отрывков, вопросы, а также результаты соцопроса.

1. Мы с мамой долго-долго ждали, когда папа вот-вот приедет. Мы вычистили и отгладили папины брюки и отдали починить ботинки, а папы все не было. А потом…

А потом пришло второе письмо. Папа в нем написал, что к нам не приедет, потому что у него минус сто.

«Минус сто чего?» -- спросила я маму.

Но мама не объяснила и стала читать письмо дальше. А дальше в письме было про то, что папа поступил на работу преподавателем иностранных языков и переводчиком в такое место, которое называется Верблюд!

Вопрос: Что такое «минус сто»? Если не знаете точного ответа, напишите любые предположения, к чему это может относиться.

Правильный ответ: запрет на приближение к крупным городам на расстояние ближе 100 километров.

На этот вопрос ответили 13 человек и только один из них знал точно, что такое «минус 100». Ответ написан так: «Репрессивная мера в СССР -- запрет на въезд в крупные города». При этом еще 6 человек увидели в этом словосочетании репрессивный контекст. То есть больше половины респондентов улавливают посыл отрывка -- чувствуют, что здесь иносказательно выражен смысл, связанный с запретом, репрессией, ущемлением прав.

13 респондентов выделили следующие основные слова и фразы в отрывке:

«минус сто» -- 7 раз, ждали -- 5 раз, «мама не объяснила», письмо -- 4 раза, «второе письмо», «к нам не приедет», «такое место, которое называется Верблюд», Верблюд,«вот-вот приедет» -- по 2 раза.

Очевидно, что подростки правильно определяют главную мысль отрывка -- рассказчица с мамой ждали приезда папы, и у читателей вместе с рассказчицей остается непонимание, что такое «минус сто», потому что «мама не объяснила».

2. Верблюд -- это так называется станция. А где мы живем, и все дома, и институт, и Шаманский садик, и отделения -- это все Учебно-опытный зерносовхоз № 2. Но так его, конечно, не называют. Только в газете и на Первое мая. А говорят просто «Верблюд». А мы -- «верблюжане». А на станции дежурная кричит в трубку: «Алё, алё! Говорит дежурный верблюд!»

Вовка привел меня на станцию послушать, но, к сожалению, она кричала совсем не это, а про какую-то мануфактуру, которую выбросили вчера в поселковый.

Вопрос: Что значит словосочетание: «выбросили мануфактуру»?

Правильный ответ: словосочетание означает, что в магазин завезли одежду.

Мы получили 12 ответов. Правильными из них оказались 3 -- в них так или иначе говорилось о начале продажи одежды. Четыре ответа касались работников, которых перевели на другую фабрику. В контексте «выбросили мануфактуру» кажется, что читая текст о советских реальностях, подростки не задумываются о ценности человека и вполне допускают, что группу людей можно назвать «мануфактурой» и «выбросить» ее. Два ответа касались постройки нового предприятия в городе.

12 респондентов выделили следующие основные слова и фразы в отрывке:

«мануфактура, которую выбросили» -- 4 раза, верблюжане -- 3 раза, мануфактура -- 2, Верблюд - 2, Вовка - 2, к сожалению -- 2.

В этом отрывке подростки акцентировали внимание на локусе действия -- станции Верблюд и местных жителях, верблюжанах.

3. Как только спектакль кончился, я убежала к папе и маме, но оказалось, что мама уже ушла. Я подумала, что она пошла в поселковый -- купить вкусного к ужину. Но когда мы с папой вернулись домой, мама сидела на диване и переводила своих «Ученых женщин».

Вопрос: Что значит «поселковый»?

Правильный ответ: продуктовый магазин.

Из 15 респондентов 12 ответили, что речь идет о магазине, который находится в поселке. То есть этот уровень лексики или знаком, или понятен из контекста.

4. Директор не настаивал. Он закурил еще одну папиросу, дал папе… А потом спросил, пустив дым в зеркало:

-- Гогдон… А как в лагере, жить можно в конечном счете? Не в пионегском, конечно…

-- Как видите, я жив, -- сказал папа.

И удивленно посмотрел на директора.

(Я тоже не поняла: про какой они лагерь говорят, если не про пионерский?)

-- Что ж, -- сказал директор, -- это оп-ти-мис-тично…

Вопрос: о каком лагере идет речь в отрывке?

Правильный ответ: ГУЛАГ.

Из пятнадцати опрашиваемых четырнадцать ответили, что речь идет о ГУЛАГе.

5. Внизу, на перроне, стоит няня Груша. А с ней рядом, нестерпимо прекрасная, похожая на всех моих ангелов сразу и даже на Плотникову жену в придачу (только более худая), стоит незнакомая мне женщина; на темных ее кудрях «фик-фок на один бок» приткнулся берет с перышком, и пушистый мех накинут поверх жуткого серого ватника…

Вопросы: 1) Известно ли вам значение поговорки «фик-фок на один бок»?

2) Что такое ватник?

Правильные ответы:

1) Выражение значит «криво».

2) Ватная куртка, чаще заключенных.

Из 14 респондентов 3 подростка знали правильный ответ на первый вопрос, двое дали неправильный ответ и 9 человек ответили, что не знают значения поговорки.

Что такое ватник знали все респонденты. Некоторые отмечают, что это «старая» теплая верхняя одежда, а некоторые связывают ватник напрямую с репрессированными.

1.2 Ельчин «Сталинский нос»

Мы показали подросткам несколько отрывков из текста и задали вопросы на восприятие нарратива и маркеров эпохи. Мы получили 15 ответов.

Фрагмент 1:

На вопрос «Какая атмосфера царит в коммунальной квартире» 6 респондентов почувствовали благоприятную и дружественную атмосферу, а 9 - негативную и делают большой акцент на отсутствии личного пространства и страхе доносов.

Второй вопрос касался фразы «большая счастливая семья». Мы спросили, с иронией или в прямом смысле рассказчик употребляет ее. 4 человека иронии не заметили, 2 не смогли определить, а 9 -- увидели явную иронию.

На третий вопрос «Что рассказчик и все жители квартиры думают о Сталине?» ответы получились неоднозначными. 8 человек увидели уважительное отношение к Сталину. 3 человека -- не смогли сделать выбор. 5 человек -- заметили пренебрежительное отношение.

Также мы просили выписать основные слова из этого отрывка. Респонденты особенно обратили внимание на «коммунистическое мы» и «Сталин».

Представляя второй фрагмент о том, как учительница Нина Петровна предлагала выяснить виновного, мы хотели узнать, понятно ли подросткам, почему выбран именно такой способ. Большинство респондентов ответили, что учительница пыталась запугать школьников, показывая, как работает государственная система в их стране.

Также мы спрашивали, почему дети не сразу стали писать список. Дети не писали, потому что не знали, кого писать. Но все-таки написали, потому что испугались. Любопытно, что респонденты отметили, что не стали бы писать такой список в современности, но написали бы, живя в 1930-х.

В третьем фрагменте мы предложили опознать известные маркеры репрессий -- «черные воронки», «вождя» Сталина и общую обстановку вокруг ночных арестов.

Машины сотрудников НКВД и фигуру Сталина опознают 100% респондентов, а отвечая на вопрос, почему же автор подчеркивает, что они сделаны из пуленепробиваемого стекла, мнения разделились -- некоторые считают, что это художественный прием, чтобы показать безжалостность сотрудников НКВД, другие думают, что такие автомобили сделаны для безопасности НКВДшников.

Чтобы понять, насколько считывается опасность машин НКВД, описанных в отрывке, мы спросили, почему же автомобили не включают моторы. 100% также ответили, что для того, чтобы быстро забрать человека, то есть опасность опознается мгновенно. В качестве ключевых слов отрывка респонденты выделили «черный точечки» и «Вождь».

Размещено на Allbest.ru