"Записки из Мертвого дома" Ф.М. Достоевского: историко-литературный комментарий

Изображение тюремного заключения в духе романтизма было присуще не только русской литературе, что отчасти было обусловлено внутренними историческими событиями, но и общеевропейской. В 1836 году в журнале «Современник» опубликована рецензия Пушкина на книгу Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека» Пушкин А. С. «Об обязанностях человека». Сочинение Сильвио Пеллико // А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 т.: Т. 7. Критика и публицистика. Л.: Наука, 1978. С. 322--324.. Пеллико был итальянским поэтом и публицистом, известный в первую очередь как автор трагедии «Франческо да Римини», переведенной Байроном. В 1820 г. Пеллико был арестован за принадлежность к революционной организации карбонаров, боровшейся против австрийской оккупации Италии. Он провел в тюремном заключении 10 лет. Книга его воспоминаний «Мои темницы» (1832) была переведена на все европейские языки. Рецензия Пушкина была посвящена его мистико-дидактическому трактату «Об обязанностях человека» (1834), однако в ней он обращается и к мемуарным запискам. Пушкин пишет об удивительном смирении и благосклонности героя записок, которая даже ему казалась подозрительной: «Читая сии записки, где ни разу не вырывается из-под пера несчастного узника выражение нетерпения, упрека или ненависти, мы невольно предполагали скрытое намерение в этой ненарушимой благосклонности ко всем и ко всему; эта умеренность казалась нам искусством. И, восхищаясь писателем, мы укоряли человека в неискренности. Книга “Dei doveri” устыдила нас и разрешила нам тайну прекрасной души, тайну человека-христианина» Там же. С. 323..

В России сочинения Пеллико пользовались большой популярностью и читались в подлиннике и французском переводе. Его творчеством интересовались П. А. Вяземский, А. И. Тургенев, С. П. Шевырев, М. П. Погодин. Многие были с ним знакомы. Первым, и ближе всех, с итальянским писателем познакомился Вяземский во время путешествия по Италии в 1835 году. В подобных обстоятельствах в 1839 году с Пеллико познакомился Великий князь Александр Николаевич. «Мои темницы» стали каноническим текстом мемуарной художественной прозы. Гоголь отмечал жанровый потенциал исповеди и действенный пафос проповеди, воплощенный в записках. Пеллико создал представление о тюремном заключении как о времени переосмысления собственной жизни и постижения Бога.

В номере газеты «Колокол» 15 августа 1859 года, в котором печаталось приложение к прошению Буташевича-Петрашевского, опубликовано объявление о выходе второго издания «Тюрьмы и ссылки» Герцена, которая стала главой монументального автографического произведения «Былое и думы». «Тюрьма и ссылка», описывающие тяжелый быт российских тюрем, совсем не похожи на «Мои темницы» Пеллико и отличаются своим антиромантизмом несмотря на то, что текст Пеллико был важен для Герцена. В тюремном заключении в Крутицких казармах он изучал итальянский язык и одновременно читал перевод книги «Мои темницы».

Сочинение Герцена Герцен А. И. Собрание сочинений в 30 т.: Т. 8. Былое и думы 1852 ? 1868. Части I ? III. М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1956. представляет собой синтез автобиографии, политической публицистики и исторической хроники. «Тюрьма и ссылка» важны в контексте работы как канонический текст о ссылке и тюрьме, находящийся на другом литературном полюсе ? полюсе исторического документа, нехудожественной прозы, и ближе к нему, чем «Записки из Мертвого дома». Достоевский читал Герцена много и постоянно и считал его одним из самых проникновенных писателей и мыслителей. Впервые Достоевский упоминает Герцена в письме к М. М. Достоевскому от 1 апреля 1846 г. и, начиная с этого времени, пристально следит за всеми без исключения произведениями Герцена.

Как и «Записки», сочинение Герцена вписывалось в общее жанровое направление той эпохи, характеризующееся главенством невымышленных или не вполне вымышленных произведений Об этом писали Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1962; Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. Л., 1977. , образцами которой можно, например, назвать раннюю прозу Толстого, «Губернские рассказы» Салтыкова-Щедрина, «Семейную хронику» Аксакова. В «Тюрьме и ссылке» сохраняется внимание к внутреннему миру повествователя. Герцен рассказывает о своей жизни с исключительной откровенностью. Однако личное непременно связывается с историческим, описания частного случая из жизни Герцена переходит в историческое обобщение. Автобиографическая история заключения в тюрьме периодически переключается на рассуждение о российских тюрьмах, полиции и суде и изложение их истории.

«Тюрьма и ссылка» пересекается с «Записками из Мертвого дома» узловыми мотивами. Герцен пишет о пропасти, пролегающей между политическими арестантами, которые большей частью дворяне, и арестантами из бедных слоев. Несмотря на суровость содержания и строгость наказания дворян, их положение не сравнимо с несправедливостью и жестокостью, проявляемой полицией и судом в отношении к «мужикам и мастеровым». Он подчеркивает, что в простом человеке страх ссылки в Сибирь, то есть само наказание, уступает страху перед масштабным произволом, происходящим в процессе судопроизводства.

Перечислено многообразие пыток, применяемых в России к арестованным. В тех местах, где привычные способы наказания и выведывания информации, например, битье розгами, запрещены, пытают жаром или холодом, жаждой, голодом или соленой пищей. Пытки происходят с негласного разрешения начальства и основной их причиной, по мнению Герцена, является презрение и высокомерие к положению крестьян. В частности, описан случай публичного наказания кнутом и клеймением, проведенного в результате проведенного под контролем Государя следствия.

«Записки из Мертвого дома» находятся в свою очередь на стыке художественной и нехудожественной прозы. Достоевский деконструирует романтический образ через физиологическое, детальное описание тюрем, при котором внимание резко переключается с внутреннего мира персонажа на внешние условия его содержания. Именно в этом и состоит метод Достоевского, который показывает, что, несмотря на все чудовищные обстоятельства, человек выше среды и она его полностью не обуславливает. Но для того, чтобы показать это, нужно максимально обнажить реальность, а не только описывать внутренний мир.

Реальность конструируется описанием острожного быта. Достоевский пишет о распорядке дня арестантов, об особенностях гигиены, о внутриострожной иерархии, о взаимоотношениях заключенных и администрации. Хронология событий и в целом сюжет оказываются второстепенным элементом повествования, на первый план выходит панорамное изображение картин из жизни арестанта, отражая разные стороны жизни в заключении. Детальность изображения придает повествованию документальный характер. Тем не менее «Записки» остаются художественным текстом. Он начинается литературной мистификацией, объясняющей появления текста. Достоевский приписывает авторство записок дворянину Александру Петровичу Горячникову, отбывшему каторгу за убийство жены. В нем действуют вымышленные герои со сложившимися характерами и сложной психологией. В ходе повествования главный герой претерпевает внутренние изменения и меняет свое отношение к окружающим. Использована речевая многозначность, превращающая текст в многослойное литературное произведение.

Реализм Достоевского также предполагает обращение к темным сторонам человеческой сущности. Поэтому на месте узников не романтические герои, переживающие трудности заключения благодаря вере в большую идею, а убийцы с неразвитой нравственностью, которые не испытывают раскаяния за свои преступления. Среди героев «Записок» нет сильной мыслящей индивидуальности в отличие от более поздних произведений. Фокус смещен на описание жизнедеятельности каторжной среды, где происходит столкновение дворянина с народом и обнаруживаются скрытые для него прежде стороны русской жизни. И на основе наблюдений строятся философские рассуждения о политических и исторических вопросах.

3. «Записки из Мертвого дома» в исследованиях криминологов

Физиологичность «Записок» может быть рассмотрена не только в перспективе литературной эволюции, но и с рецептивной точки зрения. Детальность портретов арестантов в сочетании с концепцией «Записок», как изложения реально происходивших событий, привела к тому, что сначала европейские, а позже российские психиатры стали использовать произведение как материал для научных исследований.

Модернизация суда и пенитенциарной системы проходила одновременно с нарастающим прогрессом естественных наук. Определяющим фактором развития судебной медицины в России была реформа 1864 года. Уже в 1865 году профессор Петербургской медико-хирургической академии Е. В. Пеликан издает первый журнал по судебной медицине «Архив судебной медицины и общественной гигиены», появление которого маркирует интенсивную работу в этой области.

Прежде судебная медицина функционировала по «Уставу судебной медицины» 1842 года, и научная работа в этом направлении предполагала исследования обстоятельств преступления, а не преступника: исследования трупов, химических воздействий ядов и пр. Психиатрия не была включена в эту область и, как наука, еще не доказала собственный авторитет. Об этом можно судить, например, на основе статьи «Несколько слов о помешанных» А. Шульца, опубликованной в «Отечественных записках» в 1861 году.

Задачей статьи было вывести помешательство из категории духовных пороков в категорию медицинских проблем. Примечательно место публикации: психиатр выбирает для своей статьи не медицинский, а литературный журнал. Его адресаты, как указано в предисловии, ? родственники помешанных. Стиль статьи публицистический, в нем отсутствует медицинская терминология. Текст начинается с разбора понятия помешательство. Главный тезис автора заключается в том, что помешательство представляет собой телесную болезнь, именно болезнь мозга, поэтому к больным должны проявлять столько же сочувствия, сколько проявляют к больным тифом. В статье, в частности, отмечается, что неумение обращаться с помешанными в рамках судопроизводства приносит много вреда. Изоляция помешанных должна быть обязательной, но специальной. Нравственность и помешательство ? явления разных материй, и к помешенным нельзя применять обычные требования закона.

В последней трети XIX века появляются российские исследования по криминологии, которые, впрочем, еще не представляют из себя отдельного направления. В. Ф. Чиж, практикующий врач-психиатр и преподаватель судебной психопатологии, пишет работу «Достоевский как психопатолог» (1885) Чиж В. Ф. Достоевский как психопатолог // Чиж В.Ф. Болезнь Н. В. Гоголя. Записки психиатра. М., 2001. С. 287 ? 384., зародившую традицию психиатрического подхода к творчеству Достоевского Позже он публикует статью «Достоевский как криминолог» ? Чиж В. Ф. Достоевский как криминолог [1901] // Чиж В.Ф. Болезнь Н. В. Гоголя. Записки психиатра. М., 2001. С. 384 ? 418.. Чиж читает «Записки из Мертвого дома» как текст, предвосхитивший исследования криминальной антропологии. Он анализирует образы литературных героев как эмпирико-документальные портреты паталогических преступников Николози Р. Вырождение: литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века. М.: НЛО, 2019.. В результате он ошибочно упрощает художественные задачи Достоевского и вчитывает в произведение доказательства собственных научных идей. Например, он находит в «Записках» изображение антропологической разницы между преступным человеком и нормальным, в ходе его рассуждений все каторжане оказываются преступниками по натуре.

К похожим выводам приходит П. И. Ковалевский в работе «Психология преступника по русской литературе о каторге» (1900) Ковалевский П. И. Психология преступника по русской литературе о каторге. СПб, 1900.. По его мнению, описания преступников, составленные Достоевским, сравнимы с долгосрочными клиническими наблюдениями душевнобольных. Однако Ковалевскому, еще с большей очевидностью, чем Чижу, не удается достичь убедительной логической связи между научными выводами и приведенными цитатами из «Записок».

Горячников, который описан во введении «Записок», своим поведением и репутацией сумасшедшего представляет типичный пример человека, «переделанного» каторгой. Он боится всякого интереса к своей личности, избегает общества и умирает в одиночестве. Часть его записок составлены в сумасшедшем бреду. У сумасшествия в «Записках» нет коннотаций юродства и богоизбранности, оно ближе к полюсу физиологического недуга. Тем не менее сквозным мотивом «Записок» станет наблюдение, насколько русский человек толерантен к проявлениям отклоняющегося поведения: как сумасшествия, так и уголовного преступления. Но если сумасшествие Горячникова - легкой формы, которая вкрапляется в его образ ослабшего духом, то в главе «Госпиталь» изображены заключенные с серьезным повреждением ума: «Он вошел с визгами, с хохотом и с самыми неприличными, с самыми камаринскими жестами пустился плясать по палате» Достоевский Ф. М. ПСС. Т.4. С. 159.. Это часть емкой характеристики сумасшедшего, которому свойственны непроизвольные движения тела и структурированность, детализация бреда. Достоевский описывает, в каких тонких подробностях сумасшедший воспроизводит придуманную поврежденным умом историю, в которую сам сумасшедший свято верит. Достоевский в «Записках» запечатлевает разницу между подавленным человеком и по-настоящему сумасшедшим, которая для его современников, как видно по статье Шульца, была еще неочевидной.

Тело арестанта, его облик и отправления составляют значительную часть особого мира «Записок из Мертвого дома». Его проблематизация становится важным элементом документальности. Тело не является центральным мотивом, но этот мотив непосредственно связан с темой наказания. Пенитенциарная система требует отгороженного от внешнего мира места дисциплинарной монотонности Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы / пер. В. Наумова. М.: Ад Магнем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2019., жертвой которого становится физиология и психика заключенного. Каторга контролирует базовые потребности человека, подчиняет телесные практики определенному распорядку. Арестантов кормят по расписанию, изредка и всех вместе водят в баню, заставляют ложиться спать в одно время. В госпитале нарушают приватность и гигиенические условия: «Я с удивлением узнал, что этот ушат остается здесь всю ночь, тогда как настоящее ретирадное место было тут же в коридоре, всего только два шага от дверей. Но уже таков был заведенный порядок» Достоевский Ф. М. ПСС. Т.4. С. 137.. Неприятный запах больных немытых тел, казённая нечистая одежда являются дополнительной скрытой угнетающей техникой.

Само тело преступника может быть особенным. Достоевский не акцентирует связь между физиологией и преступностью, но в чертах Газина эта взаимосвязь очевидно проявляется: «Мне иногда представлялось, что я вижу перед собой огромного, исполинского паука, с человека величиною. Он был татарин; ужасно силен, сильнее всех в остроге; росту выше среднего, сложения геркулесовского, с безобразной, непропорционально огромной головой; ходил сутуловато, смотрел исподлобья» Там же. С. 40.. Неправильные пропорции тела, его величина и сила, мимика сообщают окружающим предостережение об опасности, которое они интегрируют в слухи: «Рассказывали тоже про него, что он любил прежде резать маленьких детей, единственно из удовольствия: заведет ребенка куда-нибудь в удобное место; сначала напугает его, измучает и, уже вполне насладившись ужасом и трепетом бедной маленькой жертвы, зарежет ее тихо, медленно, с наслаждением. Всё это, может быть, и выдумывали, вследствие общего тяжелого впечатления, которое производил собою на всех Газин, но все эти выдумки как-то шли к нему, были к лицу»Достоевский Ф. М. ПСС. Т.4. С. 41.. В сознании арестантов связываются ненормативная вырожденческая телесность и особая жестокость, которая сопровождается неадекватной психической реакцией на страдание другого. При опьянении в Газине проявляется «всё зверство его натуры», он сначала насмехается над людьми, а потом бросается на них с ножом, и в ответ арестанты бьют его со всей неистовостью, на которую они способны. Газин будто пробуждает в окружающих животное начало, которое, очевидно, сильно в уголовниках, превращая острог в «средневековую» бойню.

Достоевский часто пишет о жестоком «нутре», которое обнаруживает себя при определенных обстоятельствах. В основном оно проявляется после продолжительного терпения повторяющегося насилия над человеком. Так происходит, например, с каторжником Петровым: «Вероятно, его и много раз перед этим били; но в этот раз он не захотел снести и заколол своего полковника открыто, среди бела дня, перед развернутым фронтом. <…> Конечно, это были только вспышки, когда натура объявлялась вдруг вся, целиком» Там же. С. 84.. Случай Петрова характерен для традиционного общества, построенного на иерархии сословий, для отношений крестьян и помещиков, солдат и их начальников. Неограниченная власть над подчиненным приводит к насилию и ответному насилию. Поэтому «Записки из Мертвого дома», помимо обсуждения судебной реформы, логически встраиваются в дискуссию о крестьянском вопросе, который был главной повесткой «Великих реформ».

Преступление становится закономерным исходом в условиях нормализированного насилия в сословном неправовом обществе, а не последствием врожденной патологии. Несмотря на то, что сам акт преступления Петрова описан подобно злодеяниям Газина, с использованием сходной лексики, как импульсивное действие измененного сознания, психологические причины, побудившие их на преступления, разные. В Газине, в отличие от Петрова, видятся черты преступника по рождению, тип которого определил исследования криминологии второй половины XIX века.

Физиогномика, которая означает связь между внешними и внутренними чертами человека, была описана еще Гиппократом, но в 1860-е годы метод был научно осмыслен в трудах психиатра Чезаре Ломброзо, основоположника криминальной антропологии. Достоевский действительно в каком-то смысле опередил научную мысль. Ломброзо в трактате «Преступный человек» (1876) ссылается на портреты арестантов из «Записок из Мертвого дома» как свидетельство, подтверждающее его теорию Николози Р. Вырождение: литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века. М.: НЛО, 2019..

Ломброзо стал создателем позитивной школы итальянской криминологии. Он сместил фокус исследовательского интереса с преступления как деяния на человека - преступника. Этот поворот в осмыслении преступности осуществляет Достоевский в «Записках», заходя с позиции художественной литературы и психологизма. Но концепция Ломброзо, в отличие от позиции Достоевского, подразумевает радикальную «биологизацию» преступности. По мысли Ломброзо, определенные типы преступников сильно отличаются от антропологической нормы, они проявляют признаки атавистического регресса к пройденному этапу развития человечества.

Его предшественником был французский психиатр Бенедикт Огюстен Морель, который в 1857 году публикует «Трактат о телесной, умственной и нравственной дегенерации человеческого вида», спровоцировавший появление биологической психиатрии и дискурса вырождения. Но если Морель концентрируется на процессах, характерных для всего человечества, то Ломброзо исследует преступников.

Важными для криминологии Ломброзо были идеи Адольфа Кетле, бельгийского математика и родоначальника научной статистики. Кетле начал разрабатывать теорию о склонности человека к преступлению и пытался вывести математическую формулу расчета этой величины у каждого человека. Он утверждал, что строгое наказание за преступление не уменьшает преступность, поэтому необходимо изучать, какие факторы влияют на ее рост. В концепции факторов сочетаются антропологические и социологические идеи. Кетле высказывался о связи тела и души, утверждая, что между физической природой человека и его нравственными и умственными качествами существует тесная связь. Однако его основным тезисом была идея, что преступность порождена обществом и повлиять на нее можно, только изменив социальные условия.

Тезис Кетле встраивается в концепцию социалистов-утопистов во главе с Шарлем Фурье и их последователей ? петрашевцев, у которых вопрос о природе преступности связывался с их общими взглядами на природу человека. В этом они следовали за социалистом-утопистом Р. Оуэном, сенсимонистами Ш. Фурье, В. Консидераном, Э. Кабе Примечания // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений и писем: В 35 томах / Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН; редкол. В. Е. Багно (гл. ред.) и др. Т. 4. Записки из Мертвого Дома / ред. В. Д. Рак. СПб.: Наука, 2015. С. 369.. Они видели причины преступлений в социальной среде, а не в злой воле преступника. Достоевский отправился на каторгу, зная Ш. Нодье, Э. Сю, Ж. Санд, В. Гюго. В период собраний петрашевцев Достоевский объясняет вину преступника объективными обстоятельствами, однако уже в «Записках» выражает недоверие к этой теории Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений и писем: В 35 томах / Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН; редкол. В. Е. Багно (гл. ред.) и др. Т. 4. Записки из Мертвого Дома / ред. В. Д. Рак. СПб.: Наука, 2015. С. 369.. Достоевский ссылается на последователей идей Кетле в романе «Преступление и наказание» (1866), чтобы показать, что за статистическими показателями скрываются несчастные люди: в романе аллюзия возникает в контексте случая, когда Раскольников встречает пьяную девушку на улицах Петербурга: «Такой процент, говорят, должен уходить каждый год... <…> Славные, право, у них эти словечки: они такие успокоительные, научные» Достоевский Ф. М. ПСС. Т.6. С. 43..

Ломброзо сосредоточился на антропологическом подходе к преступности. Преступление представлялось ему результатом врожденных особенностей, которые отражены во внешнем облике: Ломброзо находит у преступника среднюю затылочную ямку, которая становится одним из тех внешних морфологических признаков, по которым можно определить врожденного преступника.

Потенциальная связь между природным устройством человека и его преступлением, помимо Газина, проявляется у Достоевского в образе отцеубийцы: «Такая зверская бесчувственность, разумеется, невозможна. Это феномен; тут какой-нибудь недостаток сложения, какое-нибудь телесное и нравственное уродство, еще не известное науке, а не просто преступление» Достоевский Ф. М. ПСС. Т.4. С. 16. . Как в случае с Газиным, есть указание на нечеловечную, звериную сущность преступника, и ее осмысление подразумевает научное исследование. То есть, по Достоевскому, определенно существуют типы преступников, которые не могут быть объяснены философией среды, они требуют отдельного изучения.

Если рассматривать «Записки» как этап в литературной деятельности Достоевского, повлиявший на последующие, то в них можно обнаружить разработку психопатологических сюжетов, которые будут глубже развиты в более поздних произведениях. Наблюдения за психологией преступника приведут к написанию романа «Преступление и наказание», который появится вскоре после «Записок». «Записки из Мертвого дома» писались и публиковались вплоть до конца 1862 г., роман «Преступление и наказание» был создан в 1865 ? 1866 гг. Но наиболее очевидна связь «Записок из Мертвого дома» с «Братьями Карамазовыми». Сюжет об отцеубийце, который после преступления кутит на украденные деньги, получает развитие в образе Дмитрия Карамазова. В то время как Смердяков обнаруживает явные криминально-антропологические стигматы вырождения, которые, например, проявлялись в Газине. Однако для «Братьев Карамазовых» важна концепция вырождения, то есть связь поколений, наследственность и регресс Николози Р. Вырождение: литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века. М.: НЛО, 2019.. В «Записках из Мертвого дома» нет исторического и эволюционного подхода к причинам преступности. Кроме того, в «Записках» нет размышления о преступлении и наказании в христианских категориях, которые будут важны для последующих романов.

Тем не менее заметки о телесности и психологии настоящих преступников, зафиксированные в «Записках», стали одним с первых свидетельств о возможных отклонениях в человеческой природе, которые способны повлиять на его поведение и привести к преступлению. В произведении случается переход от идеи социальной предопределенности преступности к идее об индивидуальных признаках, которые приводят к преступлению. Тому, что ученые использовали текст Достоевского в своих научных исследованиях, кроме содержания, способствовала его форма, близкая к документу.

4. Идеи Достоевского в историческом контексте пенитенциарной системы Европы и Российской империи

Разговор о табуированных в литературе темах, который начинает Достоевский, был реакцией на общественный запрос: чтобы перейти к решению проблем, необходимо о них откровенно заявить. Достоевский создает произведение, в центре которого оказалась пестрая масса арестантов ? народные типы, многообразные по своим социальным, нравственным и психологическим свойствам. Он показывает быт целого разряда населения, прежде остававшегося на культурной периферии. Вместе с тем обнажается перечень взаимосвязанных проблем, которые хорошо заметны в микромире острога, но актуальны для всей России. Они могут быть объединены в самой общей формулировке: проблема распределения власти, дисбаланс, из которого следуют проблема дворянства и народа, начальства и заключенных, самодержавия и подданных.

От этого тезиса о дисбалансе власти хотелось бы перейти к его обоснованию, которое кроется в истории взаимоотношений монархии с поданными в Европе и России, в том, как они менялись, как и почему вместе с ними менялась пенитенциарная система. Европейский контекст демонстрирует, что идеи Достоевского имели общий философско-политический смысл, насущный не только для России. Представляется, это поможет лучше понять, почему «Записки из Мертвого дома» и «Великие реформы» важно связывать: этот период был ступенью в общеевропейском процессе ухода от концепции абсолютной власти монарха и введения ее ограничений Миронов Б. М. Социальная история России периода империи (XVIII--начало XX в.): В 2 т. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003. С. XXII., но с большими и важными поправками на российский контекст.

Во второй половине XVIII века в Европе и Соединенных Штатах происходит радикальное преобразование экономии наказания. Переосмысляются и переопределяются понятия закона и преступления, составляются кодексы, которые начинают новую эру в уголовном правосудии. Но изменения не происходят немедленно и необратимо, старые практики наказаний то отменяются, то возвращаются снова. Пенитенциарная система того времени сильно отличается от современной: на рубеже XVIII ? XIX веков наказание в форме тюремного заключения все еще кажется новым явлением. Конечно, тюремные механизмы существовали и применялись раньше, но только в этот период уголовное право начало систематически их использовать.

Телесные наказания и смертные казни, которые были основным видом общественного регулирования, становятся камнем преткновения между самодержавной властью и просвещенным сообществом. Франция была известна искусством жестокой казни, изощренность которой была обусловлена ее главным предназначением ? зрелищностью. Зрелищность соединяла в себе несколько функций: непосредственное воздействие на преступника; устрашение зрителей для предотвращения будущих преступлений; демонстрация власти монарха и его безграничной мощи, которые наиболее выразительно проявлялись в праве карать: «Пытка - часть ритуала, она должна помечать жертву, клеймить ее позором, чрезмерность совершаемого насилия - один из элементов величия правосудия» Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы / пер. В. Наумова. М.: Ад Маргинем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2019..

Французская революция вернула практику театральных телесных пыток или даже публичной бойни. Их функция была, по-видимому, в том, чтобы придать новый импульс революционной энергии, получить удовольствие от кровожадного убийства врага. Позже, в середине 1830-х, в конце 1840-х, случаются городские войны, сопровождавшиеся публичными казнями, которые были результатом поспешного проведения судебной процедуры и немедленного исполнения наказания. Однако процедура значительно изменилась: на смену искусству казней XVIII века приходит упрощенная форма ? расстрел.

Соблазн отнести традицию телесных наказаний к одним из последствий непросвещенности Средневековья и приписать ей импульсивность и бесконтрольную жестокость приведет к ошибочному суждению. Система телесных наказаний была хорошо разработана. Техника пытки была «настоящим искусством отмеривания страдания». Она соотносила «характер телесного воздействия, качество, интенсивность и длительность страдания с тяжестью преступления, личностью преступника, статусом его жертв. Существовал юридический кодекс боли» Там же. С.44.. Существование института телесных наказаний подчинялось логике перехода от боли и унижения к осознанию вины и угрызениям совести. Боль, испытываемая во время экзекуции, давала возможность преступнику прийти к покаянию. У исполнителя наказания в таких обстоятельствах была особая роль: «Во время пытки приближение и отдаление смертного мига зависели исключительно от палача, носителя сложного знания» История тела: В 3 т. / Ред. Алена Корбена, Жан-Жака Куртина, Жоржа Вигарелло. Т. 2: От Великой французской революции до Первой мировой войны / пер. с фр. О. Аверьянова. М.: Новое литературное обозрение, 2014. (Серия «Культура повседневности»). С. 189..

В последней трети XVIII века появляется критика телесных наказаний, и в XIX веке уголовно-исполнительная система постепенно отходит от применения публичных казней и телесных пыток. В 1789 году во Франции отменяют позорный столб, в 1830 году упраздняют публичное покаяние, через два года отменяют клеймение. В 1848 году отменено демонстративное вождение осужденных по улицам. В Англии все упразднения происходят позже: клеймение отменяется в 1834 году, позорный столб ? в 1837 году. Эффективность наказания теперь определяется не зрелищностью, а его неотвратимостью. Правосудие отказалось брать на себя ответственность за насилие, происходящее во время телесного наказания. Кроме того, его не удовлетворял парадокс, что в процессе телесного наказания осужденный вызывал сочувствие, а правосудие в лице палача - ненависть.

Отмена доминанты телесных наказаний означала, что наказание должно было теперь воздействовать не на тело, а на душу. Искупление ? затрагивать сознание, которое исследовали развивающиеся в этот период психиатрия, криминалистика, судебная антропология. Их задачей было установить, в какой мере в преступлении участвовала воля субъекта. Фокус судебной власти сменился, теперь нужно было судить не столько преступление как событие, сколько преступника как личность.

В «Записках» тоже совершается этот переход от преступления к преступнику: Достоевский исследует психологию арестантов, разбирается в обстоятельствах их преступления, называет обширный перечень причин преступления: от социальных до биологических. Он также анализирует воздействие наказания на заключенных, обосновывая бессмысленность телесных пыток с точки зрения исправительных целей и их бесчеловечность с точки зрения морали. Если в «Записках» пересмотр концепции наказания не достигает своего предела, то в «Преступлении и наказании» вопросы о христианском наказании, исповеди и искуплении, то есть вопросы о преобразовании души, будут фундаментальными.

Но помимо общечеловеческой философии наказания, в «Записках» важен крестьянский вопрос, при рассмотрении которого, оказывается, что многие преступления случаются потому, что и вне тюрьмы большая часть российского населения живет в постоянном угнетении и подвергается регулярному насилию. При таких условиях каторга становится очередной формой подавления и ничего не меняет кардинально для солдат и крестьян. Как следствие, никакого исправления или раскаяния не происходит, потому что тюрьма имеет смысл только в том обществе, где свобода является главной ценностью.

Российской империи, как и европейским державам, были присущи непоследовательные изменения уголовного права. Елизавета Петровна упразднила смертные казни одной из первых в Европе, задолго до публикации «Общественного договора» Ж.-Ж. Руссо (1762) и «О преступлениях и наказаниях» Ч. Беккариа (1764), оставив это право для крайних случаев. Под крайними случаями в основном подразумевались преступления против самодержавия, определение которых кажется очевидным только на первый взгляд. Преступление против государя и государства, как его владения, впервые было отделено от прочих тяжких преступлений Соборным уложением 1649 года. Однако переосмысление этого понятия с тех пор происходило постоянно, и перечень поступков, подразумевающих преступление против императора или императрицы, то уменьшался, то, наоборот, увеличивался. Тем не менее мораторий на смертную казнь, действующий с 1741 ? 1761 гг., воспитал в правящей элите идею о том, что поддержание общественного порядка возможно без публичных казней. В отличие от Западной Европы и США смертный приговор не выносился за убийство, изнасилование, вооруженный разбой и поджег, поэтому по оценкам некоторых европейских политиков российское законодательство было одним из самых мягких в Европе Коллманн Н. Ш. Преступления и наказания в России раннего Нового времени. М., 2016. С. 532..

Екатерина II не сразу подтвердила указ о «невершении смертной казни». Чумной бунт 1771 г. и восстание Пугачева 1773 ? 1774 года закончились громкими казнями. Более того, часто по указу императрицы особым образом устраивался путь приговоренного к месту казни. 18 октября 1768 года к эшафоту на Красной площади Салтычиху привезли в санях. Для Пугачева в 1775 году изготовили высокие сани, выкрашенные в черный цвет и запряженные четверней Анисимов Е. Держава и топор: Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке. М.: Новое литературное обозрение, 2019. (Серия «Что такое Россия»).. Публичные казни проводились в городах, чтобы привлечь к событию как можно больше людей. Казни старались проводить на месте преступления или на родине преступника.

Только после подавления пугачевского бунта в 1775 году был подтвержден указ Елизаветы Петровны, запрещающий смертную казнь без конфирмации Сената и императрицы. Вместе с тем Екатерина провела судебную и административную реформы, взяв за основу германское право. В результате выстроилась иерархическая судебная система учреждений. Суд был разделен на две палаты: гражданскую и уголовную. Каждая палата делилась на сословные суды. Сформировался огромный бюрократический аппарат, который, с одной стороны, был свидетельством заложенных основ права и систематизации судопроизводства, с другой, привел к росту взяточничества и беспорядочности в полномочиях.

В период царствования Александра I смертные приговоры выносились крайне редко или их вовсе не было Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 годы). С семью приложениями. М.: «Наука», 2002. С. 18-19.. В России XIX века, как и во Франции, смертные приговоры подразумевали расстрел. Последним известным случаем приговора к четвертованию и отсечению головы было дело декабристов, но жестокие казни по приказу Николая I были заменены на другие виды наказания. Уголовный кодекс 1845 года, конфирмованный Николаем, по-прежнему предписывал смертную казнь только за важнейшие государственные преступления.

Однако редкие казни не отменяли жестокость российского уголовного права. Основной дисциплинарной техникой оставались болевые и калечащие наказания. Преступник мог быть приговорен к такому количеству ударов кнута или палок, что умирал прямо во время исполнения наказания или сразу после него Марасинова Е.Н. «От кнута последует скорбь, от покаяния ? восчувствование»: К истории наказаний за тяжкие преступления в России XVIII века // «PETRO primo CATHARINA secunda»: Два монарха, две эпохи ? преемственность, развитие, реформы. Материалы VIII Международного петровского конгресса. СПб, 2016..

Телесные наказания преступников были частью традиции дисциплинарного насилия, которое было особенно укоренено в отношениях помещиков и крестьян. Формально закон запрещал жестокое обращение с крестьянами: свод законов 1845 года смягчил возможные наказания крепостных, ограничив удары розгами до 40, палками ? до 15, но дела о побоях или даже убийствах во основном не расследовались.

Помещики нередко были изобретательными. В «Автобиографии» Ваньки Каина, московского вора, ставшего героем авантюрных романов, описано, как после его первой попытки побега суровый помещик приказал оставить беглеца без пищи и приковать цепью возле медведя, сидящего на привязи во дворе Акельев Е. Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина. М.: Молодая гвардия, 2012. (Живая история).. Побег от жестокости помещиков в основном приводил крестьян в преступность, у них не было возможности честно прожить свободную жизнь.

Основными видами наказаний за уголовные преступления служили кнут, розги, палки, клеймение, вырывание ноздрей, ссылка на поселение или каторжные работы в Сибирь. Наказания не применялись по отдельности: тех преступников, к которым раньше применили бы смертную казнь, теперь клеймили, рвали ноздри и ссылали на каторгу. Еще при Екатерине пытки были отменены. Это означало, что перед наказанием тело не связывали, не подвешивали и не ломали. От телесных наказаний были освобождены дворянство, именитые граждане и купцы 1 и 2 гильдий Коллманн Н. Ш. Преступления и наказания в России раннего Нового времени. М., 2016..

Тюрьмы были в основном пересыльными и назывались острогами. Они представляли из себя пространство, обнесенное высокой стеной, в центре которого стояла деревянная казарма. Днем арестантам разрешалась свободно гулять по двору. Преступники, скованные общей цепью, под охраной солдат могли перемещаться по городу и собирать милостыню. Шатающиеся арестанты долгое время были повседневным явлением городской жизни. Но в 1819 году с созданием Попечительского общества об арестантах, которое начало финансировать их пропитание, с подобной практикой было практически покончено.

Однако нельзя утверждать, что всякое нововведение происходило повсеместно. Например, в 1820 году Александр I запретил тюремным начальствам использовать дополнительные дисциплинарные наказания в виде шейных рогаток, цепей и стульев, но фактически их продолжали использовать и много позже. Этот указ был частью общего упразднения пыток, проведенного Александром I, которое резко снизило продуктивность следствия: «Возникла неожиданная парадоксальная пауза между гуманными требованиями времени и возможностями технологий дознания» Эдельман О. Следствие и суд в дореформенной России // Отечественные записки. 2003. №2..

Ссылка в Сибирь была наиболее распространенной формой наказания политических преступников. Иногда долгие месяцы они не знали точного направления своего пути, многие погибали от усталости еще по дороге на каторгу. Город назначения ссыльных часто определялся местной администрацией Сибири. Их дальнейшая судьба зависела от разных обстоятельств. Многое определял приговор, в котором могло быть уже указано место ссылки и режим содержания. На месте было важно, какие отношения складываются с охраной и местными властями.

На каторгу могли сослать на определенный срок, часто без телесного наказания: при Николае I в отношении политических заключенных вообще не применялись пытки. Ссыльные не теряли своих прав, и по окончании такой каторги или ссылки им можно было вернуться в общество. Но те, кто отправлялся на вечную работу, вычеркивались из числа правоспособных подданных.

В 1832 году был издан Свод законов Российской Империи, который кодифицировал все изданные прежде законы. Это был первый российский кодекс после Соборного уложения 1649 года. Острая необходимость упорядоченного законодательства выяснилась в ходе дела декабристов: не было закона, по которому можно было судить восставших Боленко К.Г. Верховный уголовный суд в системе российского правосудия. Конец XVIII ? середина XIX вв., М.: Новый хронограф, 2013..

Николай I не финансировал судебные преобразования, все средства расходовались на военные нужды. В период его царствования время от времени предлагались схемы по усовершенствованию судебных учреждений, но они не получали необходимую поддержку. Репутация судебной власти была низкой, а администрация малочисленной и недостаточно институционализированной. Пренебрежение самодержавия разделялось чиновничеством и дворянством. Правительство не старалось сделать государство правовым. «Главная цель старого суда заключалась в защите власти, интересов и престижа правительственной администрации, а не прав населения» Уортман Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России / Авторизов. пер. с английского М.Д. Долбилова при участии Ф. Л. Севастьянова. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 406. Иное мнение у Б. Н. Миронова, который считает, что в период перехода от одной судебной системы к другой возможностей для произвола судей намного больше, чем в стабильные годы. См. Миронов Б. М. Социальная история России периода империи (XVIII--начало XX в.): В 2 т. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003. С. XVIII..

Лишь после Крымской войны стало очевидно значение самостоятельной судебной ветви. Случаи растраты казенных денег и взяточничество доказали несостоятельность абсолютистской системы правосудия. Примат авторитарного контроля нужно было заменить на главенство процедуры. После реформы 1864 г. судебная власть получила положение и полномочия, которых у нее никогда не было. Теперь она принадлежала людям, получившим юридическое образование и усвоившим культ права; были созданы институты, отвечавшие новым требованиям.

Прежде считалось, что новые суды потребовались в 1861 г., чтобы предотвратить революционную ситуацию, спровоцированную недовольством крестьян, получивших новые права. Но более логичным в той социально-политической ситуации кажется, что недовольство дворян и их требование защиты прав создавали угрозу стабильности обществу Уортман Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России / Авторизов. пер. с английского М.Д. Долбилова при участии Ф. Л. Севастьянова. М.: Новое литературное обозрение, 2004.. Это убедило Александра II одобрить западные принципы правосудия, которые в результате общего компромисса были максимально приближены к российским реалиям. Представление о законности моделировались по принципу германских государств, где закон был средством управления, а не США и Британии, где закон был властью.

Разработка судебных реформ была поручена Второму отделению и проводилась под наблюдением Д.Н. Блудова. Помимо реформы гражданского судопроизводства, Блудову предстояло подготовить реформу уголовного суда, которая возбуждала в нем меньший энтузиазм. Работа велась более десяти лет, и окончательный проект был представлен в 1861 г. Он основывался на консервативных началах: по убеждению Блудова, Россия не была готова упразднить инквизиционные процедуры по уголовным делам, это привело бы к столкновениям и разрухе. Блудов продолжил традицию абсолютизации власти, в его проекте руководящая роль отводилась административной иерархии. Перспектива независимого суда казалось ему политической угрозой.

Чтобы добиться независимости судопроизводства от администрации и кардинально преобразовать судебную систему, было необходимо лишить Второе отделение возможности полностью контролировать подготовку реформ. Эту инициативу взял на себя великий князь Константин Николаевич. В качестве пространства для формирования полемики против политики Второго отделения было выбрано Морское министерство. В министерстве была введена «искусственная гласность», практика распространения реформаторских предложений, благодаря которой развернулась дискуссия с критическими откликами и новыми предложениями. Часть этой дискуссии отразилась в журнале «Отечественные записки» ? она будет проанализирована ниже.

Прогрессивные специалисты ориентировались на происходившую в Европе либерализацию процессуальных норм. Но копирование иностранных образцов считалось неприемлемым. Консервативный проект реформы Блудова по уголовному судопроизводству, представленный в 1861 г., был уже ожидаемо встречен критикой со стороны Морского министерства. Альтернативный проект был составлен Павлом Глебовым, который в основу будущих преобразований положил принципы уголовного процесса во Франции. Он предполагал независимость суда от администрации; устную процедуру, которая помогала судье разобраться в деле; гласность разбирательства; суд присяжных, что в конечном счете минимизировало произвол служащих. Публикация либеральных проектов была рассчитана на публичное обсуждение, на них специально заказывались отзывы, чтобы спровоцировать плодотворную дискуссию. Разработка реформы продолжалась в течение следующих трех лет. Наконец, в своем Манифесте 20 ноября 1864 г. Александр II провозгласил реформу.

Судебная реформа 1864 г. была сверхпрогрессивной и либеральной, стала рывком в государственной политике. Появился независимый публичный суд, устное состязательное судопроизводство и суд присяжных. Обвиняемые теперь могли защищать себя в суде. Реформа стала возможной благодаря появлению в администрации чиновников, способных провести такую реформу, она была кульминацией их работы. В Москве и Петербурге организовывались молодежные кружки, где обсуждались судебные дела и правовые проблемы. Число студентов, поступивших на юридический факультет, к концу 1860-х годов составило более половины всех поступивших в российские университеты Уортман Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России / Авторизов. пер. с английского М.Д. Долбилова при участии Ф. Л. Севастьянова. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 428 ? 429..

Реформирование судебной системы в Российской империи произошло позже, чем в остальной Европе, несмотря на индивидуальный путь ее развития. И к началу 1860-х гг. главной задачей суда продолжала быть защита самодержавия; дела расследовались плохо, следствие было полностью подчинено коррумпированной администрации. На сибирских каторгах основными видами наказаний для уголовных преступников недворянского происхождения были жестокие телесные пытки и калечение. Их история была укоренена в крепостном праве, при котором насилие помещиков над крестьянами было повседневной практикой. Реформы предполагали установление гласности, участие суда присяжных, борьбу с произволом, смягчение и отмену телесных пыток.

«Основные положения преобразования судебной части в России» были опубликованы 3 октября 1862 г., а новые судебные уставы обнародованы в ноябре 1864 г. Важнейшие преобразования судебной реформы -- учреждение в России суда, не зависевшего от администрации, уничтожение сословных судов и введение института присяжных заседателей. В «Дневнике писателя» (1873) Достоевский пишет о своем впечатлении о работе новых судов. Он отмечает сильно возросшее число оправдательных приговоров, которые присяжные выносят даже за убийства Достоевский Ф. М. Среда // Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений: В 30 т.: Т. 21. Дневник писателя, 1873; Статьи и заметки, 1873-1878. Л.: Наука, 1980. С. 13 ? 23., ? это явление он объясняет несформированной в России гражданственностью, которая бы возлагала на присяжного внутреннюю ответственность перед государством за его решение: пока он не умеет распоряжаться неожиданно переданной ему властью, и ему тяжело ставить себя выше преступника.

5. «Записки из Мертвого дома» и «Время» в журнальном контексте 1855 - 1862 гг

Относительно реформ журнал «Время» с публиковавшимися в них «Записками» занимал компромиссную позицию, признавая ценность опыта западных судов, но настаивая на собственном пути России, первоочередной целью которого является единство образованного общества и крестьянства. Однако это рассуждение, как кажется, является следствием и ответом на журнальную дискуссию вокруг реформ, начавшуюся в 1855 году.

В результате ослабления цензурной политики Александра II резко выросло количество периодических изданий. Каждое издание представляло свой круг ценностей, что привело к продуктивной поляризации мнений. Отличительной чертой журнальной дискуссии об уголовном праве и судопроизводстве конца 1850-х ? начала 1860-х было то, что большей ее частью были критические и исторические обзоры судебной системы европейских стран, в которых авторы искали образцы для русского суда.

Исключением в общей тенденции было обсуждение уже готового проекта устава о военно-морском суде, который был составлен Глебовым. Проект был напечатан в 1860 году и разослан высшим правительственным учреждениям, судебным чинам, юристам и профессорам университетов. Через год морское министерство напечатало два тома «Отзывов и замечаний разных лиц на проект устава о военно-морском суде». Идея нового суда, разработанная Глебовым с ведома Великого князя Константина Николаевича, помимо разделения суда и администрации, гласности и участия присяжных судей, предполагала отмену телесных наказаний в виде шпицрутенов, кошек и розог и запрет на собственноручные расправы морских офицеров с матросами Всеподданнейший отчет по Морскому ведомству за первое двадцатипятилетие царствования государя императора Александра Николаевича. 1855 ? 1880. СПб., 1880..

С середины 1859 года в «Отечественных записках» возрастает количество статей, посвященных судопроизводству и тюрьмам. Частью формирующегося дискурса о судебных и уголовно-исполнительных преобразованиях становятся отчеты о расширении прав ссыльных. В июльском выпуске «Отечественных записок» 1859 года сообщается, что ссыльным-поселенцам теперь разрешено приобретать, владеть и распоряжаться недвижимым имуществом, получая его с ведома полиции или местных властей Увеличение прав ссыльно-поселенцев / Современная хроника России // Отечественные записки.1859. Июль. С. 3.. В сентябре 1860 года появляется новость об улучшении быта ссыльно-каторжных Улучшение быта ссыльно-каторжных / Современная хроника России // Отечественные записки. 1860. Сентябрь. С. 7.: тем, кто пробыл в отряде исправляющихся определенный срок, теперь можно строить дома для своего проживания на земле, принадлежащей заводу, где они находятся на работе.