Эзотерическая апроприация классических текстов русской литературы

7.2 П. П. Бажов -- творец альтернативной истории

Приведенная в предыдущей главе гипотеза о популярности эзотерического подхода к сказкам Бажова, опирающаяся на «удревление» народной истории, не является единственным объяснением привлекательности сказов Бажова для его современников. Исследователь-литературовед М. Липовецкий убежден, что у сказов Бажова есть иные внутритекстовые характеристики, несущие особую смысловую нагрузку для жителей послевоенного СССР [Липовецкий 2014].

Для того чтобы проанализировать влияние произведений Бажова на советское общество, необходимо, по мнению исследователя, сравнить реальную ситуацию, в которой находилась страна в 50-е годы и атмосферу бажовских сказов в целом. Таким образом, анализ Липовецкого дает возможность вывести причину популярности сказов не диахронического (хронологическая древность событий, происходящих в сказах), а синхронного порядка.

В 30-е годы в СССР партией была объявлена программа, направленная на активный поиск фольклора народов Советского Союза. На первом съезде Союза писателей Горький объявил о востребованности фольклора, отражающего «классовое сознание пролетариата», другими словами, рабочего фольклора. Сказы Бажова появились как ответ на эту объявленную Горьким потребность времени гегемонии пролетарской культуры. Это способствовало восприятию людьми 30-40-х годов Бажова именно как собирателя рабочего фольклора, а не писателя. Он участвовал в составлении сборника «Дореволюционный фольклор Урала», вторая часть которого благодаря богатому материалу, предоставленному Бажовым, была полностью посвящена разным образцам жанра рабочего фольклора. Как указывает исследователь Бобрихин, для этой части Бажов «восстановил по памяти», а фактически написал» [Бобрихин 2015] сказы «Медной горы Хозяйка», «Про Великого Полоза», «Дорогое имячко». Однако опубликованы они были как записи рассказов старика горнорабочего В. А. Хмелинина, которые Бажов услышал от него в 1892-1895 гг. Именно такую «авторскую» версию предлагает и В. Н. Демин в своей книге и, на мой взгляд, члены «Бажовской академии» также опираются на нее.

Более подробно об истории создания сказов Бажов рассказывает в очерке «У старого рудника». Он сообщает, что в 1936 году (год публикации сборника «Дореволюционный фольклор Урала») сказы им были «воспроизведены». Помимо этого он в подробностях рассказывает о фигуре «сказителя» В. А. Хмелинина и о том, как он рассказывал «побывальщины» [Бажов 1939] о Хозяйке Медной горы, Полозе и о других персонажах «уральских сказов». Таким образом, Бажов представляет себя лишь как распространителя, а не создателя сказов. Важно указать, что очерком «У старого рудника» во всех публикациях сборника «Малахитовая шкатулка» Бажов предварял сами произведения. С помощью этого он регулярно воспроизводил для читателя свой образ как собирателя народного фольклора.

Несмотря на утверждения Бажова, представленная им история воссоздания уральских «побывальщин» не считается надежным фактом в научной среде. Точку зрения Бобрихина о сказах Бажова как о вымышленных историях самого автора поддерживают и другие исследователи [Блажес 2003]. Дискуссия об авторстве произведений Бажова свидетельствует, по крайней мере, о присутствии в его произведениях художественных элементов, из-за которых, в частности, эта полемика состоялась. Несмотря на то, что использование художественных средств является характеристикой фейклорногоФейклор -- неаутентичное, искусственно созданное произведение, объявленное автором фольклорным. [Definitions]. творчества, советский фольклорист Ю. М. Соколов предлагает определение, «примиряющее» чистый фольклорный жанр с элементами художественности в нем -- «художественный фольклор». В своей книге «Русский фольклор» Соколов утверждает, что художественный элемент является постоянной частью фольклорного произведения. Сказы о Ленине (яркие образцы советского фейклора) он характеризует как произведения, от которых «веет художественной правдой» [Соколов 1941, 521]. Важным для анализа является его утверждение о том, что советский эпос облечен в новую художественную форму: «Наоборот, мы в наше время… присутствуем при нарождении и развитии новых поэтических форм в народном творчестве. На место старого традиционного эпоса о древнерусских богатырях вырастает новый, советский эпос» [Соколов 1941, 251]. Одной из таких новых художественных форм может быть и сказ, предлагаемый Бажовым.

Этот литературный жанр имеет особое промежуточное положение, выявленное западным исследователем русской литературы В. Террасом. Он утверждает, что сказ «предполагает нейтральную территорию между сказкой с ее открыто фантастическим содержанием, и былью, маркирующей содержание как «правду»… Сказ, однако, содержит дополнительную информацию, помещая повествование… на границу между повседневным речевым событием… и произведением устного искусства, способным пережить свое время и передаваемым из поколения в поколение» [Terras 1985, 420] (цит. по [Липовецкий 2014, 213]). Исходя из определения сказки как чистой «поэтической фикции» [Пропп 1979, 81] (цит. по [Липовецкий 2014, 216], можно также добавить, что сказ является своего рода «частичной поэтической фикцией». Следовательно, жанр, использованный Бажовым, с его установкой на частичную истинность является еще более подходящим объектом для эзотерического осмысления в духе бажовцев, чем сказка.

Сказы Бажова создавались и были впервые опубликованы в эпоху сталинских репрессий. Этот факт помогает Липовецкому отыскать взаимосвязь между атмосферой советской реальности и бажовских сказов. Исследователь считает, что сказы Бажова несут в себе ощущение страха и террора, как и советская реальность 30-40-х гг. Оно связано, прежде всего, с образом Хозяйки Медной горы, которая является материализацией «зловещего» в двух аспектах. Она имеет сексуальную власть над мужским полом (в противовес советской «патриархальной морали»), ее царство -- «уральский Элизиум» [Липовецкий 2014, 221], мир смерти, от нее исходит угроза кастрации (лишения власти). Кроме того, Хозяйка Медной горы также, по мнению Липовецкого, является антагонистом «патриархальной Родины-матери…1930-1950-х годов», то есть она воплощает представления о Родине в искаженном «отчужденно-узнаваемом» (по Фрейду) виде [Липовецкий 2014, 226]. Изображение такого амбивалентного образа дома в сказах Бажова может объясняться «травмой 1930-х» [Липовецкий 2014, 227], связанной с заменой местных нарративов государственными (эпоха Большого Террора наступает после провозглашения поиска локального фольклора) и с уничтожением локальных культур индустриализированными формами жизни.

Из-за обилия зловещих элементов, перекликающихся с ужасом «чисток» сталинской эпохи (мотив утаскивания под землю), сказы «возвращают вытесненное -- вытесненной травмы террора, вытесненного ожидания ареста» [Липовецкий 2014, 215]. Они четко соответствуют модели Фрейда, при которой зловещее «возвращается» в неузнаваемой форме, зачастую -- в фантастической. Можно предположить, что, пытаясь с помощью творчества отстраниться от ужасающего облика реальности, Бажов вводит в свои произведения зловещие образы, таким образом «проговаривая» реальность и «остраняя» ее. Сказы, как говорит Липовецкий, -- «это побег из советской истории, а в дореволюционную этнографию Урала или в мир фантазии на темы уральской этнографии -- не важно» [Липовецкий 2014, 228]. Фантастические сказы Бажова являются примером «терапевтического эффекта», который оказывало творчество на писателей эпохи Большого Террора. Благодаря тому, что реальность в этих произведениях предстает в фантастической «обработке», они вписываются в традицию, которую А. Эткинд назвал «магический историзм». Объясняет он это понятие следующим образом: «Привидения, вампиры, оборотни и другие монстры помогают писателям и читателям говорить об истории, непостижимой иным образом. Таким был советский период с его «неоправданными репрессиями». Зловещий пейзаж постсоветской литературы сигнализирует о провале иных, более традиционных способов понимания социальной реальности. Вызовом для читателей становится не ясность социальной и культурной критики, но неисчерпаемая фантазия создателей альтернативных версий прошлого» [Etkind 2013, 234] (цит. по [Липовецкий 2014, 228]).

Таким образом, оказывается, что Бажова можно назвать «творцом альтернативной истории», которую жители советской эпохи прочитывали в его произведениях как фантастический аналог их реальной жизни. Бажов является одним из тех советских авторов, которые имеют «право предположить, что она [история] действовала иначе, чем это записано в учебниках для средней и высшей школы, в трудах советских историков» [Иванова 1999]. Не нуждаясь в эзотерическом кодировании, произведения Бажова сами по себе несут отпечаток традиции альтернативной истории, с XIX века привлекавшей внимание людей. Сказы Бажова благодаря «проговариванию» ужасов Большого Террора в фантастическом обрамлении помогают людям 30-40-х годов уйти от реальности, практически оставаясь в ней.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последних главах было рассмотрено два рецептивных подхода, определенным образом соотносящих творчество Бажова с эзотерической традицией. Анализ Липовецкого показал, что тексты этого писателя сами по себе несут идею альтернативной истории, «говорящей» со страниц произведений о вершащейся на глазах читателей истории при помощи фантастической образности. Именно в этом заключена, по мнению исследователя, причина известности этого автора и востребованности его произведений в Советском Союзе. Однако помимо «злободневной содержательности» его текстов, в них также есть другие элементы, привлекающие особое внимание отдельной части советского народонаселения. Уральская топонимика и заявления самого автора о том, что его сказы являются фольклорными реликтами уходящей далеко в древность эпохи делают произведения уральского «сказочника» локально значимыми. В среде особых уральских почитателей и зарождается «Бажовская академия сокровенных знаний», накладывающая на тексты Бажова свою собственную эзотерическую идеологию. Она предполагает представление о его произведениях как о хранилищах тайного знания о потустороннем царстве, которым управляет Хозяйка Медной горы. Она представляется бажовцам живым существом, защищающим жителей уральского региона от бед.

Это представление о фикциональном мире литературного произведения как о «потустороннем», сосуществующем наряду с действительностью сближает «Бажовскую академию» с сообществом «ВГ». Последние видят в пушкинском вступлении к поэме «Руслан и Людмила» божественный мир Лукоморья, в который «избранные» могут попасть. Одаренные дети могут поступить туда на обучение к Бабе-Яге, которая в тексте представляется центральным персонажем, транслирующим знание о «Грамоте». В произведениях Бажова для бажовцев таким идеологическим резонеромРезонер -- в «буржуазной» литературе и драматургии персонаж, являющийся «выразителем позитивных, программных утверждений автора, он служит рупором, через который автор осуждает отрицательных персонажей…» [Литературная энциклопедия]. является Хозяйка Медной горы. В других сказках, включенных в библиотеку «Грамоты», также есть персонажи, играющие роль носителей тайного знания: Иванушка-дурачок из сказки «Конек-Горбунок» и Емеля из сказки «По щучьему веленью».

На мой взгляд, эти представления о литературных произведениях обусловлены их специфическим жанром, предполагающим наличие волшебного элемента. В случае «ВГ» произведения полностью волшебные -- сказки, бажовцы же опираются на сказы, имеющие как сказочный, так и несказочный элемент, «маркирующий содержание как «правду» [Terras 1985, 420] (цит. по [Липовецкий 2014, 213]). На мой взгляд, сказ благодаря такой особенности является еще более подходящим жанром для эзотерического кодирования. Оба учения апеллируют к условной «правде», которая содержится на страницах произведений. Бажов, характеризуя свои произведения как «побывальщины» уральской древности, сам способствовал тому, чтобы в его произведениях пытались найти «правду». «Бажовская академия» использовала этот принцип «квази-надежного автора» и интерпретировала произведения в «правдивом» ключе, сделав их текстами-доктринами эзотерического сообщества.

Тот же самый процесс «вчитывания» правды происходит и в рамках концепции «ВГ», однако на других основаниях. Их идейные литературные тексты -- сказки, по определению Тодорова, «чудесное в чистом виде» [Тодоров 1999], в них отсутствует элемент «были», в отличие от сказа. Адепты фокусируются именно на волшебности сказки, на тех нерациональных законах, по которым действуют персонажи в ней. Ни одна объяснительная модель, основанная на рациональной логике, не сможет объяснить сказочные метаморфозы. Так же не сможет она объяснить принцип «трансцендентальной этимологии», особые правила начертания и «настоящего» русского языка -- они все основаны на нетранспарентной логике самих адептов «ВГ». Эта логика порождает непереводимые на привычный язык конструкции и объяснения сказочных элементов, сила которых и заключается в их непонятности. Люди охотно принимают это на веру, потому что это непереводимо, это помогает «детавтологизировать» реальность с ее «понятными» нарративами.

Таким образом, в рамках концепции «ВГ» фокус адептов направлен на то, что обособляет сказку от других литературных жанров -- на «волшебность» всего происходящего в ней. «Бажовская академия» же в сказах Бажова акцентирует внимание на элементе «были», который вписан в них самим автором. Однако обе концепции направляют усилия на то, чтобы показать условную «реальность» на страницах литературных произведений, отталкиваясь от чисто или частично фикциональной основы.

Сказочный жанр может быть также привлекателен для обоих сообществ из-за того, что в нем всегда присутствует категория «избранности». Зачастую она выражается в наличии особенного героя, которому в любых испытаниях помогает некая волшебная сила: в сказках, использованных «всеясветниками», этим персонажем часто является дурак, которому помогает волшебное существо -- щука или кобылица. Если оригинальный текст не имеет эксплицитно выраженного принципа «избранности», адепты альтернативной доктрины добавляют его в текст. Так, например, особым статусом в анализе вступления к поэме «Руслан и Людмила» «всеясветники» наделяют детей, попавших или имеющих возможность попасть в Лукоморье на обучение к Бабе-Яге. Наделение определенных субъектов в этой части произведения обособленным статусом полностью согласуется с идеологией самого сообщества и «накладывается» на текст независимо от его исходного содержания.

В представлении бажовцев принцип «избранного» героя/ человека также оказывается важным. Хозяйка Медной горы, согласно их учению, может поделиться тайным знанием только с избранными людьми, так же как и герои сказов Бажова оказываются «выделенными» ею из числа других горнорабочих, попадая в ее царство.

Программные тексты «ВГ», «бюллетени», помогли глубже проанализировать особенности восприятия «всеясветниками» не только пушкинских текстов, но и самого писателя. Пушкин представляется адептам «ВГ» «посвященным» в тайное знание о «Грамоте», как и герои его произведений. Апелляция к авторитету поэта восполняет отсутствие аутентичных текстов, необходимых для доказательства древности учения, на которое указывают последователи. Таким образом, происходит смена приоритетов: для «всеясветников» не древность текстовых источников определяет надежность их учения, а известность их автора и самих произведений. Как и Бажов в «Академии сокровенных знаний», фигура Пушкина, которая приобрела устойчивые положительные коннотации в Советском Союзе, обеспечила ему надежное место среди литературных авторитетов, апроприированных учением. Его произведения адепты считают образцами художественной литературы. Превозносящий Пушкина тон «бюллетеней» поддерживается часто используемым эзотерическими учениями методом дискредитации. Антиподы Пушкина -- Горький, Вознесенский, Высоцкий, Бродский -- являются теми «sблудками» в эмной терминологии, против которых направлена вся деятельность «Грамоты».

Похожее восприятие автора эзотерически осмысленных текстов можно увидеть и на примере «Бажовской академии сокровенных знаний». Здесь образ Бажова как собирателя народной мудрости, поддерживаемый самим писателем, трансформировался в образ поэта-посвященного в тайное знание о древнем Урале. «Всеясветники» поступили более радикальным образом: так как какие-либо заявления о посвященности Пушкина в официальных источниках отсутствуют, они стали использовать Таганрогские дневники как основной документ, в котором Пушкин якобы выражал свои пророческие взгляды. Они оказались удобным объектом для наложения общей стратегии оппозиции «всеясветников»: профессиональные ученые считают, что таких дневников не существует, следовательно, можно утвердить их существование на страницах «бюллетеней» и поместить в них любое выгодное для сообщества утверждение, якобы сказанное Пушкиным.

Таким образом, биография автора наравне с его текстами становится вовлеченной в эзотерический дискурс теорий. Фигура творца и литературный текст, им созданный, оказываются средствами для привлечения аудитории к эзотерическому учению. Апелляция к известным писателям, которые «вписали» в свои произведения знание, необходимое для спасения Земли, делает из адептов доктрины их последователей. Эсхатологический подтекст высказываний писателя и, самое главное, самих произведений, -- это главная цель включения в рамки эзотерических сообществ литературных произведений. Бажовцы и «всеясветники» провозглашают спасение Земли в том случае, если человечество постигнет знание, которое «вложили» Бажов и Пушкин в свои произведения. Вкладывая их самостоятельно, они становятся радикальными новыми «авторами» этих произведений. Тем самым художественное произведение перестает быть объектом лишь литературного поля, а становится феноменом эзотерического порядка, требующим основательного нового подхода к их изучению.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

Источники

Демин В. Н. Уральская Гиперборея. М.: Вече, 2012.

Классен Е. И. Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и Славяно-Руссов до рюриковского времени в особенности с легким очерком истории руссов до Рождества Христова : вып. 1-3 / Егор Классен.-3-е изд.- Москва : Белые альвы, 2008.

Платонов А. Пушкин и Горький // Размышления читателя. Мюнхен: Imwerden Verlag, 2005. С. 22-37.

Флоренский П. Сочинения в четырех томах. Т. 3 (2). М.: Мысль, 2000.

Бажов П. П. (1939). У старого рудника [Электронный ресурс] // Все сказки. URL: https://www.vse-skazki.com/catalog_skazok/pavel_petrovich_bazhov/u_starogo_rudnika_chast_1/10-1-0-852 (дата обращения: 20.03.20).

Всеясветная Грамота [Электронный ресурс]. URL: http://всеясветнаяграмота.рф/ (дата обращения: 04.05.20)

ВсеЯСветная Грамота. Официальная страница [Электронный ресурс] // «ВКонтакте». URL: https://vk.com/programotu (дата обращения: 11.05.20)

ВсеЯСветная Грамота. По Щучьему Велению, по Моему Хотению [Электронный ресурс] // Библиотека Максима Мошкова. 10 июня 1999. URL: http://lib.ru/ZHURNAL/sokol.txt (дата обращения: 04.05.20).

Высоцкий В. Банька по-белому [Электронный ресурс] // Библиотека Максима Мошкова. 1968. URL: http://lib.ru/WYSOCKIJ/v68.txt (дата обращения: 23.05.20).

Гейченко С. С. Скамья Онегина [Электронный ресурс] // У Лукоморья. 1971. URL: https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%93/gejchenko-semen-stepanovich/u-lukomorjya/35 (дата обращения: 19.05.20).

Иосиф Бродский -- Набросок: Стих [Электронный ресурс] // РуСтих. Стихи классиков. URL: https://rustih.ru/iosif-brodskij-nabrosok/ (дата обращения: 23.05.20).

«Лукоморье» А. С. Пушкина [Электронный ресурс] // ВсеЯСветная Грамота. Официальная страница. URL: https://vk.com/programotu (дата обращения: 15.03.20).

Опыт прочтения сказки П. П. Ершова «Конек-Горбунок» в свете «В. Г.» [Электронный ресурс] // ВсеЯСветная Грамота. Официальная страница. URL: https://vk.com/wall-83489895_4556 (дата обращения: 30.04.20).

Правда ИстъОрии. «О Пушкине и не только….» (Продолжение) [Электронный ресурс] // ВсеЯСветная Грамота. Бюллетени. URL: https://всеясветнаяграмота.рф/gramota/bulleteni/ (дата обращения 25.04.20).

Пушкинские Горы [Электронный ресурс] // Достопримечательности Псковской области. 30 апреля 2020. URL: http://pskovskie.ru/статьи/достопримечательности/пушкинские-горы (дата обращения: 19.05.20).

Флоренский П. (1982). Магичность слова (Священник Павел Флоренский) [Электронный ресурс]. 24 января 2012. URL: https://omiliya.org/article/magichnost-slova-svyashchennik-pavel-florenskii.html (дата обращения: 03.05.20).

Царь Горохъ. Всеясветный вторник в Музее Васильева. Корбашовъ 04. [любительское видео] // Youtube. 16 июня 2016. URL: https://www.youtube.com/watch?v=U03cpX5v4yYМ (дата обращения: 30.04.20)

Шубин-Абрамов А Ф. (1995) ВсеЯСветная Грамота [фильм] // Youtube. 22 июня 2015. URL: https://www.youtube.com/watch?v=qZmAdWuh7Uk (дата обращения: 03.03.20)

Шубин-Абрамов А. Ф. Автобиографические заметки Шубина-Абрамова Анания Фёдоровича о Работах в ГИРБ'е, в/ч 10003, ….. и в «В.Г» [Электронный ресурс]. URL: http://www.programotu.ru/file/avtobiograficheskie_zametki_20130322.pdf (дата обращения: 04.05.20).

Научная литература

Базылев В.Н. Криптолингвистика. М.: Флинта, 2012.

Блажес В. В. К истории создания бажовских сказов // Известия Уральского государственного университета. 2003. № 28. С. 5-11.

Бобрихин А. А. Вклад П. П. Бажова в формирование уральской идентичности // Новое слово в науке: перспективы развития. 2015. № 2 (4).

Богданов К. Риторика ритуала. Советский социолект в этнолингвистическом освещении // Антропологический форум. 2008. №8. С. 300-337.

Богданов К. А. Раса, Россия, бог Ра и этруски. Этимологическая география // Богданов К. А. Переменные величины. Погода русской истории и другие сюжеты. Москва: НЛО, 2014. C. 73-95.

Богданов К. А. Банка Чумака, взгляд Кашпировского: О роли неподвижных предметов в социальном воображении // НЛО. 2015. №6.

Вайсс Д. «Новояз» как историческое явления // Соцреалистический канон / Под ред. Х. Гюнтера и Е. Добренфко. СПб: Гуманитарное Агенство «Академический проект», 2000. С. 539-555.

Гюнтер Х. Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон / Под ред. Х. Гюнтера и Е. Добренко. СПб: Гуманитарное Агенство «Академический проект», 2000. С. 743-784.

Добренко Е. Соцреализм и мир детства // Соцреалистический канон / Под ред. Х. Гюнтера и Е. Добренфко. СПб: Гуманитарное Агенство «Академический проект», 2000. С. 31-40.

Иванова Н. В полоску, клеточку и мелкий горошек. Перекодировка истории в современной русской прозе // Знамя. 1999. №2.

Кошелев В. А. «Реальности жизни» и «энциклопедия мифа» // НЛО. 2004. №4. - Рец. на кн.: Пушкинская энциклопедия «Михайловское». Т. 1. М., 2003. - 448 стр.

Кукулин И. Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции // НЛО. 2017. № 145. С. 61-85.

Липовецкий М. Зловещее в сказах Бажова // Quaestio Rossica. 2014. №2.

Панченко А. А. Спиритизм и русская литература: из истории социальной терапии // М.: Труды Отделения историко-филологических наук РАН, 2005. С. 529-540.

Панченко А. Пушкин в советском фольклоре // Культурный палимпсест. Сборник статей к 60-летию Всеволода Евгеньевича Багно. СПб: Наука, 2011. С. 390-410.

Панченко А. «Эра Водолея» для строителей коммунизма: культура нью-эйджа в позднесоветском обществе и проблема «переломных эпох» // НЛО. 2018. №1. С. 300-317.

Повстьева К. ВсеЯСветная Грамота: стратегии привлечения сторонников // Политика и культура в современном мире / Под ред. О. В. Старовойтовой и Д. М. Капитонова. СПб: Норма, 2019. С. 78-87.

Розинер Ф. Советская волшебная массовая песня // Соцреалистический канон / Под ред. Х. Гюнтера и Е. Добренко. СПб: Гуманитарное Агенство «Академический проект», 2000. С. 1007-1009.

Ронен О. Детская литература и социалистический реализм // Соцреалистический канон / Под ред. Х. Гюнтера и Е. Добренко. СПб: Гуманитарное Агенство «Академический проект», 2000. С. 970-979.

Соколов Ю. М. Русский фольклор. М.: Гос. учеб. педагог. изд., 1941.

Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики / Пер. с франц. А. Сухотина. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999.

Тамбовцева С. Каббалистическая герменевтика и утопическая компаративистика ВсеЯСветной Грамоты // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2019. №4 [37]. С. 69-101.

Тамбовцева С. Г. ВсеЯСветная Грамота: Неопубликованная статья [в архиве автора].

Тамбовцева С. Г. Новая хронология: Неопубликованная статья [в архиве автора].

Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу / Цветан Тодоров; Пер. с фр. Бориса Нарумова. М.: Дом интеллект. кн., 1999.

Фещенко В. Между бедностью языка и бездной речи // НЛО. 2014. №1.

Филатов С. Современная Россия и секты // Иностранная литература. 1996. №8. С. 201-219.

Щипков А. Во что верит Россия. Религиозные процессы в постперестроечной России. СПб: РХГИ, 1998.

Шаяхметов Р. Я. К интерпретации магического обряда в стихотворении Пушкина «Феодор и Елена» [Электронный ресурс] // Литература Урала: исследования и материалы. URL: http://www.litural.ru/ (дата обращения: 22.05.20).

Размещено на Allbest.ru