Образ Вологды в сочинениях писателя и краеведа И.В. Евдокимова

В качестве разновидности гражданского зодчества, можно выделить, можно выделить крепостное зодчество. Крепостном зодчество- это, прежде всего, церковные ограды, монастырские стены, башни и остроги. Оберегая деревянные храмы от нередких пожаров, строители обычно воздвигали их в отдалении от поселка. Уединенное место требовало охраны народного достояния в то беспокойное время. И благодаря этой необходимости возникла церковная ограда. Древние ограды рубились вокруг всех церквей и храмов непрерывным кольцом с воротами и калитками. Служебная функция этих построек, к которым было главное требование- защитить, не могла удовлетворить в полной мере желаниям мастеров. Ограда явилась не просто частоколом, а последней деталью их творений, и потому в структуру оград величественно вписывались «Святые ворота». Так же ограда украшалась шатром или теремком на ее углах.

Около монастырей, как более богатых и величественных сооружений, мастера возводили мощные крепостные стены с башнями, с амбразурами для бойниц и со сторожевыми вышками. Пример такой стены можно увидеть вокруг Николо-Корельского монастыря под Архангельском. «Острожное» же зодчество Русского Севера представлено таким памятником, как монументальный Якутский острог. Несмотря на то, что этот острог находится на просторах Сибири - это, без сомнения, памятник северного зодчества, поскольку в Сибири 17в., только что начавшей заселяться и колонизироваться в основном строили северные мастера-, славившиеся по всей России и не раз прежде вызывавшиеся Москвой, считавшей, например, плотников, живших на Ваге, лучшими мастерами. Якутский острог и другие, не дошедшие до нас остроги, такие как: Иркутский, Канский и Тобольский, -детища, безусловно, северного зодчества.

Угрюмая громада Якутского острога с мощнейшими башнями, с одинокими круглыми бойницами для наблюдений, говорят о том, что северные зодчие, возводившие в большинстве церкви и храмы, с легкостью могли соорудить и подобные монументальные памятники. Мрачный свидетель «времен минувших» - Якутский острог помимо своей художественной ценности, как один из колоссальных образов деревянного северного зодчества, поражающе откровенный и многоречивый свидетель целого исторического периода в жизни страны Евдокимов И. В. Север в истории русского искусства. Вологда. 1921. С. 66.. Картина северного деревянного зодчества являлась не полной, без такого явления, как мельницы. Иван Васильевич, пишет, что Русский Север воплотил в жизнь два типа: столбянки и шатровые. Шатровая мельница изящна по своему силуэту, она непременно украшена резьбой. Архитектурно очень интересен ее земляной четверик, который является помещением для жерновов, и на котором поставлен шатер с маковкой. Подобная мельница, безусловно, является символом нашей земледельческой России. Столбянки же менее красивы, но более архитектурно причудливы и затейливы. Когда дует ветер и мельница совершает взмахи своих крыл, наблюдателем овладевает чувство гордости за древнего мастера, который всегда с большим вкусом умел их ставить, вписывать в ландшафт около деревень или в поле на возвышении.

Перечисленными видами можно подвести черту разнообразию северному деревянному зодчеству. Конечно, у крестьян было много различных построек хозяйственного значения, например, амбары, сеновалы, овины с гуменниками, но в них едва ли можно уловить творческие черты зодчества Русского Севера. В данном исследовании необходимо обратить внимание и на внутреннее убранство церквей, храмов и других построек. К сожалению, если внешние формы были разнообразны, то внутреннее убранство, наоборот, однобоко. В огромном, самом исполинском храме внутри находится низкая, чуть выше среднестатистического роста человека «трапеза», соседствующая с также низким главным помещением храма. Автор данного исследования уверен, что подобный контраст связан в первую очередь с характерными особенностями русского менталитета- скромность и неприхотливость. «Дома Божьи» наши предки отстраивали искусно, с настоящей любовью. Свои же постройки, где было должно обитать им самим они строили лишенными какого- либо роскошества и изящества.

Единственным украшением в этом низком помещении будут гладко вытесанные топором многовершковые бревна и проистекающая отсюда нахмуренность и суровость помещения. Играющий красками икон иконостас усиливает серьезность помещения и придает ему вид торжественности и важности, совершающегося здесь. Когда за окном надвигаются потемки, когда зажжена одна лампада где-то в уголку, у грозного лика Николы, страшно и жутко в шатровом храме Евдокимов И. В. Север в истории русского искусства. Вологда. 1921. С. 67..

В другой сфере русского искусства, а именно в иконописи, Еводкимов делает вывод, что русский север нашел свое отражение значительно слабее, нежели в зодчестве. Это можно объяснить следующим: множество северных городов являются ровесниками Москвы, но в этих городах не сохранилось древних деревянных церквей, т.к. они в 17в. и 18в. были заменены на каменные. Но скорее всего, икон в них и не было, т.к. мы не имеем ни одного примера, старой деревянной церкви с расписанными стенами.

Иконы требовали известной предварительной подготовки стены перед росписью, утверждения довольно толстого слоя левкаса на стене, что естественно было трудно делать на деревянных стенах. Кроме того, незначительные помещения в деревянных храмах, отсутствие уходящих ввысь сводов и парусов в них, не оставляли и места для росписей. И только с появлением первых каменных храмов в 16 веке появляются росписи Там же. С. 75..

Это касается стенописей, но иконопись могла развиться. Сейчас не представляется возможным решить этот вопрос сейчас за недостатком точных сведений, фактов и материалов. Однако, можно предположить, что новгородское иконописание нашло свое проявление на просторе Русского Севера, именно между 13 и 15 веками беспрерывно развивалось и становилось более мастерским новгородское искусство- новгородские школы иконописцев поднялись до высших ступеней развития своего ремесла. Многих из новгородских иконников вызывали в Москву для росписи столичных церквей. В 1621 году Назарий Савин, Прокопий Чирин и Иван Паисеин расписывали постельную комнату и столовую избу Михаила Феодоровича, писали иконы в иконостасе для кремлевской церкви Ризоположения и исполняли другие работы. По бумагам Оружейного приказа известно, что Прокопий Чирин и Назарий Савин около 1620 года получали «денежный и хлебный оклад», «жалование сукном», а другие иконники -Бажен Савин, Степан Михайлов, Иван Паисеин «товаром». Кроме Строгановской школы в конце 16 в. и во весь 17в. в Поморье, в Олонецких старообрядческих скатах берегли, как святыни, новгородские иконы и работали в духе новгородской иконописи Евдокимов И. В. Север в истории русского искусства. Вологда. 1921. С. 94..

Строгановская школа, чье происхождение связано с Великим Новгородом, в итоге объединилась, хоть и неокончательно с Московской школой, приняв в себя так называемую «фрязь»- древнерусское наименование отклонений иконописи от канонических приемов изображения для придания большей внешней правдивости. Термин часто указывает на изучение европейских памятников культуры, т.к. «фряжский» значит «иноземный», и обычно употребляется в связи с живописью второй половины 17 в.

В этом развитии иконописания Русский Север, к сожалению, наоборот стал неким тормозом. Для иконописи Поморья и Олонецких скитов не существовало «фрязи», т.к. в их представлении Москва и ее искусство были прежде всего «никонианскими», новым и чуждым элементом в культурной и религиозной жизни. В желчных словах протопопа Аввакума заключается взгляд иконописного «скитского» искусства Русского Севера: «По повелению Божию, -говорит Аввакум - умножися в нашей русской земле иконного письма неподобного изуграфы. Пишут Спасов образ Еммануила -лицо одутловато, уста червонная, власы кудрявая, руки у мышцы толстые, тако же и у ног бедры толстые, а весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишь сабли, той при бедре не написано... А все-то кобель борзой Никон враг умыслил будто живые писать. А устрояет все по фряжскому сиречь по немецкому. Вот и никониане учнут писать богородицу чревату в Благовещение, яко и фрязь поганые. А Христа, на кресте раздутовата: толстехонек маленькой стоит, и ноги те у него что стульчики. Ох, ох, бедная русь, чего-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев»Евдокимов И. В. Север в истории русского искусства. Вологда. 1921. С. 110.

Однако, ревнители церковных традиций, не смогли уберечь новгородское искусство от новых веяний. Так называемое «скитское» письмо, создавшееся на неукоснительной преданности древнему образу, в итоге выродилось в местное, во многом экзотическое искусство. В другой области искусства -ваянии, Север также слабо проявил свое участие. Северный край не оставил никаких памятников ваяния, созданных раннее17-18 вв. К сожалению, и здесь решающую роль сыграли многочисленные пожары. К тому же, в отсутствии предметов ваяния вновь сыграли менталитет северного жителя - скупость к различного рода украшениям и тяжесть работы, выполняемой исключительно топором.

Северное ваяние, по-видимому, до конца 17 в. было прикладным искусством и выражалось в украшениях иконостасов, в крестах и резных иконах, в редкой работе деревянных статуй «Николы» и «Христа», а также в причудливой резьбе различных животных на избах. В 18 в. северный край пережил всплеск деревянного ваяния статуй, любимыми темами которых были «Христос в темнице», «Богородица» и «Никола Угодник». Также северные ваятели изображали множество ангелов, обычно ставившихся у царских врат, небольших ангелочков с крыльями у плащаниц, рак и иногда даже по тяблам иконостасов. В Холмогорском уезде в 17в. развилось искусство резьбы по кости.

Так природные условия служат искусству: деревянная резьба была распространена по всему северному краю, ибо весь край переполнен деревянным материалом, резьба по кости сосредоточилась на сравнительно небольшом пространстве вблизи от Белого моря, поставлявшего моржовую кость («рыбий зуб»). Холмогорские мастера пользовались известностью по всей стране, вызывались в Москву и, можно думать, что большинство резьбы по кости, сосредоточенной по русским музеям и по частным собраниям, вышло из Холмогор Евдокимов И. В. Север в истории русского искусства. Вологда. 1921. С. 119..

В основном в Холмогорском уезде резали по кости маленькие иконы, диптихи и триптихи, крестики, панагии, украшенные различными окладами, филигранью, драгоценными камнями, чернью, перламутром.

Основываясь на их утонченности, Иван Васильевич делает вывод, что в ваянии на кости холмогорские умельцы были лучшими мастерами своего времени.

Заканчивая же свою монографию и анализируя различные аспекты русского искусства, автор, в его формировании, видит большую заслугу северного края, попутно награждая Русский Север почетным званием «русская Италия».

ГЛАВА 2. ВОЛОГДА В РАБОТАХ И.В. ЕВДОКИМОВА

2.1 ОБРАЗ ВОЛОГДЫ В ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ТРУДАХ И.В. ЕВДОКИМОВА

Город Вологда, ее культурное значение и историческое развитие- главенствующая тема исследовательских трудах и краеведческих изысканий Ивана Васильевича Евдокимова.

Образ Вологды, улавливается в таких работах как: «Старинные красноборские печи», «Куркино», присутствует в статьях «Древнерусская иконопись» и «Русские города- рассадники искусства», идеи которых нашли свое окончательное воплощение в монографии «Север в истории русского искусства», и является лейтмотивом краеведческих исследований: «Вологодские стенные росписи», «Два памятника зодчества в Вологде», «Вологодский иконник Григорий Агеев» и очерков: «Церковь Ильи Пророка, что в Каменье», «Церковь Сретения, что на набережной» и «Исторический очерк Вологды», написанных специально для фундаментальной работы «Вологда в ее старине» под автографом Г. К. Лукомского. Историческое этапы Вологды Иван Евдокимов начинает прослеживать в «Историческом очерке Вологды» с момента ее основания, когда новгородские переселенцы пришли на финно-угорские земли и обрывает свое повествование первой четвертью 19 в., когда начинается стремительная застройка Вологды.

Этот очерк интересен в первую очередь тем, что это одна из первых попыток проследить историческое развитие Вологды, в которой автор дает несколько точек зрения на происхождении названия города: «Слово "Вологда" производят: 1) от Волотов - мистических существ (богатырей); 2) от славянизированных имен скандинавских князей: Всеволод, Рогвальд; 3) от слова "волок" (Заволочье)» Лукомский Г. Вологда в ее старине. СПб. 1914, С. 23. .

Касаясь «Исторического очерка Вологды» стоит отметить, что эта статья являлась кратким вступлением в итоговой работе Г. К. Лукомского «Вологда в ее старине» и потому не ставила перед собой цели проследить все многообразие духовной и культурной жизни Вологды. Данные задачи были реализованы в более поздних работах И. В. Евдокимова.

В 1922 г. выходит в свет книга «Вологодские стенные росписи», в которой автор подробно рассматривает вологодское зодчество и церковные росписи, которых в Вологде сохранилось всего четыре: одна в Софийском кафедральном соборе, в церкви Покрова Божией матери, в Козле, в церкви Дмитрия Прилуцкого чудотворца, на Наволоке и Иоанна Предтечи в Рощенье Евдокимов И.В. Вологодские стенные росписи. Вологда. 1922, С. 8..

Наиболее интересен анализ рощенской росписи: «Необыкновенная смелость, дерзость, отвага, жизнерадостность, шумливость, говорливость, какое-то «язычество», «светскость» так и бьет струей из каждого кусочка рощенской росписи. Даже после смелости поздних ярославских росписей как-то все же непривычно видеть оглушительный гротеск, «курьез», «кощунство» рощенской росписи. В этом ее новое, нигде не встречавшееся до сих пор, в этом ее местный оттенок... Впервые, кажется, на стенах православного храма передано «мирское с такой обнаженной дерзостью и смелостью» Там же. С. 59.. Немалую роль в малом количестве церковных росписей сыграла беспрерывная борьба Великого Новгорода то против Ростова, то против Твери, а после и против Москвы. В 15 в. Вологда уже находилась под московским контролем. Но, к сожалению, еще длительное время в Вологде и в ее близи разыгрывались события, которые гибельным образом сказывались на развитии художественной культуры, а именно борьба за великокняжескую власть Василия Темного с дядей Юрием и его сыновьями Василием Косым и Димитрием Шемякой, длившаяся двадцать лет, связанная с многочисленными пожарами, грабежами и погромами Вологды. После этих трагических событий наконец наступает мирный период в жизни Вологды, длившийся всю вторую половину 15 в. и весь 16 в. Именно в это время, в 1481 г. возникает первая каменная постройка всего Северного края- Спасо-Преображенский собор. Через несколько десятилетий воздвигается каменным Прилуцкий монастырь. Появляются большие каменные постройки при богатых монастырях. Во второй половине 16 столетия, когда на Севере появились английские купцы и началась оживленная торговля Московии с Англией, Вологда сделалась торговым центром Евдокимов И.В. Вологодские стенные росписи. Вологда. 1922, С. 10..

Все русские и английские товары по рекам Вологде, Сухоне и Северной Двине проходили строго через город Вологду, где, собственно, и перераспределялись, сортировались и оценивались. Город быстрыми темпами накапливал богатства, как следствие происходил демографический рост, что в свою очередь влияло на строительство новых складов и церквей, амбаров и торговых контор, а также верфей для постройки досчаников.

Однако, после краткосрочного периода спокойствия Вологда вновь погружается в череду усобиц и набегов. До 1608 г. Вологда находилась в стороне от главных событий Смутного времени, лишь изредка помогая Москве деньгами и ополчением.

Но поляки учитывая, центральное положение Вологды в торговой системе Московского государства, в скором времени стали учинять свои набеги и на Вологду. Одна из польских шаек набрела в сентябре 1613 г. на Вологду, потерявшую бдительность и из-за попустительства местных воевод не державшую никаких дозоров. Об этой тяжелой странице вологодской истории нам свидетельствует челобитная архиепископа Сильвестра - документ, ярко повествующий о погромах и зверствах, учиненных неприятелем. За полтора века мирной жизни вологодские ризницы и иконостасы накопили множество предметов живописного и прикладного искусства. В «вологодском разорении» погибло много икон, написанных неизвестными вологодскими мастерами, работавших в 15-16 вв., отсутствие работ которых не позволяет изучить манеру, стиль и колорит их творчества. Попустительство вологодских воевод, последствия «вологодского разорения» разорвали преемственность между вологодской культурой 16 и 17 столетий. Например, Ильинский монастырь был уничтожен почти полностью, а Софийский собор был ограблен до такой степени, что пришлось брать из других монастырей сосуды, ризы и другие предметы, необходимые для богослужения Евдокимов И.В. Вологодские стенные росписи. Вологда. 1922, С. 15..

Разбираясь в некоторых письменных данных, дошедших до нашего времени, можно сделать вывод, что в течении 15-16 вв. в Вологде жило множество иконописцев и различных мастеров. По материалам Оружейного Приказа, опубликованным Е. Забелиным в 50-х годах 19 века в московском журнале „Временник", по автографам на различных иконах, можно судить что во второй половине 17 в Вологде жили следующие иконники: Агтей Автономов, Гришка Аггеев, Гурка Аггеев, Архип Акинфиев, Семка Акннфиев, Виктор Старец, Михаил Леонтьев Аммосов, Сергей Анисимов, Федор Григорьев, Матвей Гурьев, Александр Дементьев, Михаил Дементиев, Костянтин Кириллов, Димитрий Евтихиев, Семен Карпов, Иван Константинов, Иван Москвин, Иван Никифоров, Иван Онкундинов, Филька Павлов, Иван Панфилов, Тимофей Петров, Иван Полуехтов, Димитрий Попов, Иван Попов, Ермола Сергиев, Яков Сергиев, Степан Григорьев, Димитрий Степанов, Петр Савельев, Петр Савин, Яков Тарасов, Степка Викулов Холуев, Терентий Фомин, Иван Фомин Фокин Там же. С. 17..Изучив эти сведения необходимо сделать логичный вывод, что в Вологда являлась местом существования целых кланов иконников, передовавших свое ремесло от отца к сыну. Это и семья Аггея Автономова с Гуркой и Гришкой Автономовыми, семья Дементьевых- Александра, Михаила и Ждана, семья Константина Кириллова с сыном Иваном, а также семья Поповых Димитрия и Ивана, семья Ермолы Сергиева и Якова Сергиева. Наличие же родовых гнезд свидетельствует о наследственной преемственности вологодских иконников и о высоком уровне культурного мастерства. Подобное множество иконников также указывает и на огромное количество работы, для которой было необходимо привлечение большого количества мастеров.

Вологодские иконники нередко уезжали в Москву для росписей недавно построенных церквей и храмов, остальное же время они писали иконы для местных вологодских церквей. Но, к сожалению, перед исследователем вновь предстает проблема о которой говорилось выше- малое количество сохраненных росписей. Даже участие вологодских иконников в московских стенописных работах не может быть индивидуализировано, т.к. вологжане не единственные мастера, участвовавшие в росписях московских храмов. Помимо вологжан в работах принимали участие множество мастеров из Ярославля, Костромы, Ростова, Суздаля, Владимира и Твери Евдокимов И.В. Вологодские стенные росписи. Вологда. 1922, С. 32..

Но несмотря на это обстоятельство, к концу 17 в. в Вологде уже была своя иконописная школа с характерным местным колоритом. Известнейшим ее представителем, стал Григорий Аггеев, которого также вызывали для росписей московских храмов Евдокимов И.В. Вологодский иконник Григорий Агеев. Вологда. 1916, С. 3.. Седьмого июня 1660 г. он вместе с Филькой Павловым, Сенкой Акинфиевым и со своим братом Гуркой был доставлен в Оружейный приказ для дальнейшей росписи Архангельского собора.

Наиболее видным мастером стал именно Григорий Агеев, потомственный иконник, сын Агея Автономова - иконника Михаила Федоровича, трудившегося в Москве в 1642 и в 1652 году, в 1660 году состарившегося и выславшего вместо себя по царскому вызову сына Григория. По окончании росписи в Архангельском соборе, Григорий Агеев в 1670 году был отправлен на росписи в Коломенский дворец. Вскоре он стал помощником главных иконников- Ивана Салтанова, Ивана Безмина и Дорофея Николаева. Только через семнадцать лет, в 1687 году, вновь встречается имя Григория Агеева, пишущего иконы в иконостас Вологодского Софийского собора. И в это же время он написал образ Михаила Архангела в вологодскую церковь Иоанна Богослова.

Указать безусловно на работы Григория Агеева в Архангельском соборе, Коломенском дворце и Вологодском Софийском соборе также представляется невозможным, т.к. в Архангельском соборе трудилось большое количество других мастеров, Коломенский же дворец был и вовсе разобран в 1767г., а иконы Вологодского Софийского собора сохранились в малом количестве и в данный момент хранятся в Раменской Богоявленской церкви, Грязовецкого района Евдокимов И.В. Вологодские стенные росписи. Вологда. 1922, С. 62..

Крайне интересны рассуждения И. В. Евдокимова об образе Архангела Михаила: «На иконе Михаила Архангела все доличное написано хорошо, с большим умением и красочностью, а "лицо" выдает некоторую беспомощность, немастеровитость и неумелость, как-бы робость руки» Евдокимов И.В. Вологодский иконник Григорий Агеев. Вологда. 1916, С. 3..

Иконописец выполнил Архистратига высоким, стройным, крылатым юношей, но вместе с тем напряженного, готового выйти на битву. Вся икона выполнена смело, гармонически сочетались краски с рисунком, все личное сделано с проницательной одаренностью и тщательностью. Ни одного мазка художник не положил случайно, но лишь добиваясь общего впечатления. Каждая точка выписана, сливаясь в радостное для наблюдателя зрелище проявления человеческих дарованийЕвдокимов И.В. Вологодские стенные росписи. Вологда. 1922, С. 63..

Касаясь данной работы вологодского мастера, можно сказать, что Григорий Агеев, предложивший свой вариант образа Архангела Михаила, по праву должен быть причислен к числу лучших северных иконописцев, создавших целый пласт художественной культуры.

Следующая работа И.В. Евдокимова «Два памятника зодчества в Вологде» представляет даже больший исследовательский интерес, поскольку в это монографии автор прослеживает культурное развитие Вологды и ее тяжелейшее становление как одного из духовных центров всего Русского Севера. В период между 1565 и 1574 г. г. Вологда несколько раз становилась местом визита Ивана Грозного. В этот же период появляется и первое упоминание о существовании в Вологде Ильинского монастыря. К сожалению, стоит отметить, что в это время монастырь испытывал огромные финансовые проблемы: монахам приходилось существовать на пожертвования вологжан. Покровительство Грозного, к которому обратилось духовенство монастыря, ограничилось назначением скромного годового жалования монахам, а на поддержание деревянных храмов и на строительство жилых келий средств не имелось. К тому же Ильинский монастырь не имел никаких источников существования, являвшихся необходимой принадлежностью большинства монастырей: торговых лавок, амбаров, огородов и различных промыслов.

От окончательного разорения монастырь был спасен богатым горожанином Кондратием Акишевым, благодаря которому монастырь к 1929 г. находился в благоустроенном состоянии, имея два новых храма, пять келий, ограду, владея огородом, всеми лавками и амбарами, принадлежавшими прежде Кондратию Акишеву, и имевший одну игуменскую, одну дьяконовскую келью и восемь братских, а также колокольню и святые ворота с семью образами над ними на золоте. Храмы же были украшены многочисленными иконами, обрамленными серебром и позолоченными венчиками с драгоценными камнями. Имелись и многочисленные служебные книги, резные иконостасы, золотые кресты и медные паникадила. В конце 1640-х г.г. Кондратий Акишев умирает и монастырем завладели его сыновья- Тимошка и Титка Акишевы, которые своенравно овладели отцовскими дарами монастырю: лавками, амбарами, огородами, которые они отдали в оброк. Доходы же с этих владений пошли не на благоустройство монастыря, а на торговлю наследников Акишева. Это была очередная преграда на ряду с чиновничьим произволом в пути становления Вологды как духовного центра, поскольку всего лишь за несколько лет монастырь- очаг духовности и культуры, пришел в существенное запустение. Считая монастырь своим наследством, братья насильно, без царского соизволения, которым в большинстве случаев назначались строители, овладели всем монастырским хозяйством и его казной, распродали домовые колокола, меняли неугодных игуменов и казначеев. Конец данному беззаконию положил архиепископ Вологодский и Великопермский Маркел, с помощью которого духовенство взяло управление хозяйством в свои руки.

Как обычное явление сборы на функционирование монастырей сохранились и в наше время, безусловно они существовали и раньше, когда их собирали даже самые зажиточные монастыри. Безусловно, в полной мере нельзя определить степень зажиточности монастырей от сбора или не сбора пожертвований, однако, все- таки это явление может рассказать исследователю о многом. Например, при жизни Кондратия Акишева сборов не велось, а после его смерти, преживая незаконное присвоение казны Тимошкой и Титкой Акишевыми, монастырю пришлось прибегнуть к сбору, для того, чтобы утолить свои потребности Евдокимов И.В. Два памятника зодчества в Вологде. Вологда. 1922, С. 19.. Бедный монастырь не мог привлечь к себе монашествующих, в 1683 г. в нем проживало всего двадцать пять старцев, некоторые из которых являлись слепыми или калеками, которые не могли себя прокормить. Нужда заставляла их собирать милостыню и быть «бродягами меж двор». Содержание храмов, разумеется, также требовало расходов, но средств не было даже на свечи и ладан.

В этом сложном положении монастырь был вновь спасен царской помощью: Иоанн и Петр Алексеевичи увеличили жалованье на каждого брата по два рубля в год, а на функционирование церквей назначили в год по три пуда воска, три ведра церковного вина и три четверти пшеницы на просворы. Через пятнадцать лет, в 1698 году, не поддерживаемые ремонтом, обветшали постройки Кондратия Акишева. Однако, материальное положение монастыря к тому времени увеличилось, Вологда пережила в этот период укрепление своего монастыря, чье значение в эти годы неуклонно возрастало. Игумен Ильинского монастыря Гурий попросил соизволения архиепископа Гавриила на постройку каменной холодной церкви во имя святого пророка Илии.

По благословению архиепископа была возведена небольшая каменная церковь во имя Ильи Пророка, дошедшая до нас с большими изменениями, но сохранившая свои главные первоначальные пропорции. К сожалению, точных сведений о ремонтах, происходивших в этой церкви нельзя, но достаточно сказать, что в 1894 г. церковь находилась в крайне плачевном состоянии. Специальная комиссия, осматривавшая стены, своды и фундамент сделала вывод о сильных повреждениях церкви, а именно: в своде, арках и стенах были глубокие трещины, начавшиеся из-за осадки неправильно заложенного церковного фундамента. В 1904 г. стены четырехугольного алтаря разрушились до такой степени, что их пришлось класть заново, изменив при этом форму и высоту алтаря Евдокимов И.В. Два памятника зодчества в Вологде. Вологда. 1922, С. 22..Осматривая современную Ильинскую церковь можно заметить тяжелую пятиреберную абсиду с большими уширенными во время ремонта окнами. Однако, маленькая церковь производит приятное впечатление скромностью и гармоничностью своей архитектуры, которая выражается в простой конструкции церкви, с подходящими ее образу и лишенных какой-то вычурности украшений в виде шестнадцати закомар.

Внутри церкви, безусловно, интересен иконостас, возведенный во второй половине18 в. Он четырехтябловый, разделенный сверху донизу резными деревянными колонками с накладными позолочеными резными ветками и различными плодами. Рисунок колонок и резьба выполнены в барочном стиле, который кажется немного вычурным на сдержанном виде церкви. К сожалению, сложно сказать что-либо конкретное об иконах, т.к. все они неоднократно обновлялись. Но даже в обновленном виде, можно уловить мастерство древнерусской иконописи, некоторые традиции которой, безусловно, переняли и реставраторы. Рядом с Ильинской церковью находится теплая церковь во имя Варлаама Хутынского. Дата строительства современной церкви определяется 1780 годом. Касаясь в своем исследовании это церкви, стоит рассказать о ее первоначальной истории. После вражеского набега, еще в 1613 г. Кондратий Акишев начал возводить Варлаамо-Хутынскую церковь. В 1631 г. эта церковь упоминается в одной из челобитных Кондратия Акишева. Необходимо отметить, что это и первое, и вместе с тем последнее упоминание и Варлаамо- Хутынской церкви, в дальнейших документах: описях либо челобитных нет никакого указания на существование Варлаамо-Хутынского храма. Исследователь может предположить, что недавно построенная церковь почти сразу стала жертвой пожара, нередкого явления того времени. Эта версия подкрепляется тем, что она являлась не каменной, а деревянной.

Из книги архиепископа Вологодского и Белозерского Гавриила и по за меткам Н. И. Суворова за 1865 г. в „Вологодских епархиальных ведомостях" известно о существовании в Вологде в 1691 г. десяти каменных церквей, в числе которых церковь Варлаамо-Хутынская не упоминается Евдокимов И.В. Два памятника зодчества в Вологде. Вологда. 1922, С. 26.. К моменту 1698 г. Варлаамо-Хутынская церковь являлась или каменной, но построенной в промежутке между 1691 и 1698 г.г. , или деревянной, воздвигнутой на месте сгоревшей постройки Кондратия Акишева. После 1738 года, когда церкви стали считаться приходскими, духовенство стало владеть большими возможностями для строительства новых храмов, и потому приход сумел выстроить маленькую, но каменную церковь.

В конце 18 в. среди прихожан появился зажиточный купец Афанасий Иванович Узденников, своеобразный приемник Кондратия Акишева. Маленький размер церкви не отвечал его пожеланиям и потому в скоро времени он заменил ее другой. Именно благодаря Афанасию Узденникову появилась современная Варлаамо-Хутынская церковь, стоящую особняком и по сложному замыслу зодчего и по его мастерскому исполнению. Церковь уже стала двухэтажной, хоть и по-прежнему являлась сравнительно небольшой: от портала до абсиды двенадцать сажен, шириною шесть сажен, высотою около четырех сажен Там же. С. 27.. Северные и южные стены разбиты пилястрами. Между пилястрами помещены кургузые окна, поверхность между которыми разделена на квадраты разного размера с постепенным переходом от более крупных к более маленьким. Над верхними окнами по два маленьких квадратных наличника, разделенных тонкой перемычкой. В ширину капителей угловых пилястров поверху стен идет пояс с чередованием небольших квадратиков, прямых продольных линий и поперечных зубчиков. Над поясом положена двухскатная железная крыша. На линии соприкосновения храма с алтарем крышу разрезает поперечное небольшое каменное возвышение Там же. С. 28. Варлаамо-Хутынскую церковь украшают изящные колонны и четыре пилястра. На высоких пьедесталах находятся две закрытых урны с роскошными лепными гирляндами, охватившими верхние части этих самых урн, и напоминающих раскрывшийся бутон цветка. Стоит отметить, что декорирование церкви подобными урнами- довольно редкий элемент украшения и архитектурный прием, придающий церкви дополнительное изящество. Позднее этот прием был повторен при сооружении другой вологодской постройки- колокольни у церкви Николая Золотые кресты в Вологде, где во втором ярусе, в двух глубоких нишах, окруженных стрельчатым рустом, поставлены продолговатые урны Евдокимов И.В. Два памятника зодчества в Вологде. Вологда. 1922, С. 30..

Подводя итоги множеству трудов Ивана Васильевича Евдокимова, посвященных различным достижениям вологодских мастеров в области зодчества и иконописи, необходимо сделать вывод, что культурное развитие Вологды, как и ее становление в роли одного из духовных центров Русского Севера, проходило крайне сложно, порою мучительно. Многие произведения искусства либо сгорели в многочисленных пожарах, либо были уничтожены в различных вражеских нападениях. Порою духовная жизнь Вологды, материальное положение ее церквей и монастырей держалось исключительно на энтузиазме простых горожан, таких как Кондратий Акишев и Афанасий Узденников. Однако, преодолев многочисленные испытания, Вологда сумела пронести сквозь них и донести до нашего времени высокие достижения своих мастеров и укрепить собственное значение как одного из самых важных культурных и духовных центров всего Северо-Западного региона.

2.2 ОБРАЗ ВОЛОГДЫ В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И.В. ЕВДОКИМОВА

Время формирования новых исторических процессов и общественных отношений является неисчерпаемым источником вдохновения для писателя. Таким временем стала для И. В. Евдокимова его вологодская юность, совпавшая с наступлением 20 века. Именно к периоду своей юности писатель обратился и в первой своей повести «Сиверко», и в последующем романе «Колокола».

В центре повести «Сиверко» находится становление рабочего мальчишки Акиндина Штукатурова, судьба которого тесно связана с сыном председателя земской управы Игорем Чефрановым. Если у зажиточного семейства Каменкова-Чефранова есть своя крупная усадьба, окруженная цветущим садом и различными хозяйственными постройками, то родители Штукатурова-Кирюха и Марья, довольствуются скромной хибарой. Если в семье Каменкова-Чефранова только один ребенок, то у водопроводчика Кирюхи и прачки Марьи, что стирает «барскую вонь», голодных и необутых детей «как щенят» Евдокимов И. В. Колокола: [Роман; Сиверко: Повесть. Сост., вступит. Статья и приме. Проф. В. В. Гуры]. - Архангельск: Сев.-Зап. Кн. изд-во, 1983. С. 30.. Тесное переплетение судеб представителей столь различных общественных классов- это довольно распространенный, но вместе с тем специфический литературный прием, играя на котором автор показывает резкий контраст социального положения Акиндина и Игоря и оправдывает революционную борьбу рабочего класса. Этому вторит и название повести- Сиверко нечто иное, как холодный, очистительный ветер.

Действие повести происходит в вымышленном городе Волоке, стоящему на речке Моше. Однако, путем анализа можно сделать вывод, что в основе этого вымышленного города все же находится образ реального города, а именно Вологды- малой родины Ивана Васильевича. Об этой догадке свидетельствуют две важных детали: первая, это название города, поскольку согласно одной из версий, приведенной в предыдущем параграфе данного исследования слово «Вологда» как раз и производят от слова «волок», вторая, это упоминание в самой повести того, что Волок является точным ровесником Москвы, а как мы знаем, и Вологда, и Москва считают датой своего основания 1147 год. В «Сиверко» образ Вологды представлен очень своеобразно, лирично, свежо. Множеством пристаней, белых и желтых домишек, белян, перевозов, церквей, деревянный и ветхий, под звон многотонного колокола, подаренного царем Иоанном Грозным, город склонился, «прикорнул» над тихой и спокойной речушкой Мошей, которая, однако, каждой весной во время половодья затапливает множество близко расположенных к реке городских улиц, тупиков, переулковЕвдокимов И. В. Колокола: [Роман; Сиверко: Повесть. Сост., вступит. Статья и приме. Проф. В. В. Гуры]. - Архангельск: Сев.-Зап. Кн. изд-во, 1983. С. 28.. Из всех уголков Вологды разносился колокольный звон, возвещавший о городских собраниях, торжествах или, напротив, бедствий, смертей. Однако, этот колокольный звон был не для простого люда, как утверждал рассказчик, лишь останки боярские, купеческие и посадские хоронились под трезвон колоколов, в то время как бедняков вывозили на кладбище за пределы города. Это, безусловно, важная деталь, с помощью которой автор показывает покровительство церкви только сильным мира сего, то, как раз чего должна избегать церковь Христова, этой деталью автор оправдывает возрастающее неуважение простого народа к когда-то чтимым священникам, которых все чаще стали именовать попами Там же. С. 29..

Касаясь бытовых сторон жизни, стоит сказать, что существование рабочих протекало в тяжелейших условиях: это бедность, и как следствие голод и теснота, это пьянство, преступность, болезни. В просторном же доме председателя земской управы Каменкова-Чефранова, наоборот, жизнь была чинной, умиротворенной, размеренной. Игорь вместе со своими родителями в собственном экипаже регулярно выезжал в театры, бывал на различных цирковых представлениях, посещал оперу. Исходя из этого можно, сделать логичный вывод, что культурная жизнь в Вологде была довольно насыщенной и интересной. Касаясь морального облика представителей различных социальных классов, автор данной выпускной квалификационной работы должен подробнее остановиться на этом аспекте. Не один из героев повести не может претендовать на роль исключительно положительного персонажа или некоего носителя морали и нравственности, как, например, герой Достоевского князь Мышкин. Иван Васильевич показывает в своем произведении огромную разницу в этом контексте с обществом 60-х - 80-х годов, несмотря, на незначительный по меркам истории временной отрезок. К началу 20 века общество существенно отодвинулось от церковных идеалов, больше не было религиозного фактора, сдерживающего простой народ от мыслей о революции, рабочие окончательно потеряли уважение к попам, ставшими в чем-то помощниками, некими покровителями богачей- эксплуататоров, утратили надежду на мирное разрешение межклассового конфликта. И в повести «Сиверко», и в романе «Колокола» главными героями сделаны революционеры, агитаторы, подпольщики. Прослеживаются именно их мотивы, а окружающая обстановка рисуется лишь фоном зарождения и становления этих самых мотивов.

Как и в «Сиверко», в романе «Колокола» действия происходят в вымышленном городе. Однако, и в «Колоколах» угадывается образ Вологды. В первую очередь на это указывают вологодские урбанонимы, упомянутые в романе - Зеленый Луг, Рощенье, Ехаловы Кузнецы, Числиха. Рощенье - это исторический район Вологды, Зеленый Луг- часть современной улицы IIIИнтернационала, Ехаловы Кузнецы- современная улица Авксентьевского. Также в романе присутствует гостиница «Золотой якорь», реально существовавшая в Вологде, граничащая также, как и в романе, с пушкинским сквером.

В «Колоколах» отсутствует главный герой, подобный ход вписывается в систему советской литературы того периода, которая стремилась к эпическому изображению революции, ставила целью обрисовать движение масс в ее устроении, и исходя из цели, многие литераторы желали создать собирательный образ народного героя.

Персонажи, выделенные сюжетной линиейв начале произведения из общей массы, такие как Егор Яблоков, Кубышкин, Никита, а затем Алеша, Софья Марковна, Берта, Лия, Мося, Арон Зелюк, в середине романа, по мере развертывания действия все больше растворяются в рабочей массе, неся на себе лишь основные тяготы и надежды пролетариата. Данный литературный прием со времени появления первых советских романов, таких как: «Чапаев» Д. Фурманова, «Железный поток» А. Серафимовича, становился традиционным принципом, выражающим основные события революционного времени. Именно поэтому и Иван Васильевич видел своего основного героя лишь в динамике движения общественного и социального развития и в романтическом видении изображаемого периода. В этой идее и высвечивается подлинный историзм "Колоколов", его литературное значение как историко-революционного произведения. Иван Васильевич вписал в сюжетную линию целый пласт самых различных между собой персонажей из рабочей среды и подробно раскрыл их образы в реальных классовых столкновениях начала 20 века. Сквозной фигурой романа является молодой железнодорожный рабочий Егор Яблоков, вокруг которого сплотились путиловские и обуховские рабочие, в числе которых токари Силантий Кубышкин, Егор Тулинов, Мясников, Сережа Соболев, мойщица на винном складе Аннушка, сторож Никита, в чьих образе отразились рабочие знакомые самого И. В. Евдокимова и вологодские современники Ивана Васильевича, например, в постовом Сидоре Мушке, благодаря характерной черте данного персонажа можно узнать богатырскую силу вологодского городового Конева, в образе Калгута - зубного врача Шнейвиса.

Роман «Колокола» начинается с описания рабочей окраины города. Как и в Волоке, этом городе протекает река, но уже под другим названием- Чарыма, которая также в период половодья выходит далеко за пределы своих берегов, разливаясь на «узкие» улицы, которые мостили фашинником- связками прутьев и хвороста Евдокимов И. В. Колокола: [Роман; Сиверко: Повесть. Сост., вступит. Статья и приме. Проф. В. В. Гуры]. - Архангельск: Сев.-Зап. Кн. изд-во, 1983. С. 100.. На каждой такой улице стоили чайные, съестные и, конечно же, кабаки, возле который нередко случались драки и поножовщина. С целью уменьшить уровень преступности в рабочей окраине к постовым в праздники присылали в помощь конные отряды. После длительного описания рабочей городской окраины перед нами всплывают дворянские особняки с мезонинами, окруженные березовыми бульварами, мещанские дома уютных переулков Козлёны.

В «завуалированной» Вологде медленно сменялись времена года. Генеральша Наседкина, сдавшая в аренду первый этаж своего особняка Эсфири Марковне Шмуклер и Науму Соломоновичу Калгуту, набирала вес. Часовщик и ювелирщик Буби-Козыри оказался фальшивомонетчиком. Жена губернатора сбежала от него с морожеником. Покривился новый дом На Прогонной улице покривился только что отстроенный дом, поскольку подрядчик поставил необожженный кирпич. Внезапно скончалась нищенка, в одежде которой нашли двадцать тысяч рублей. На Зеленом Лугу, на Числихе, в Ехаловых Кузнецах рабочие, руководимые Егором Яблоковым убили разбойника Ивана Просвирина, который в тоже время являлся полицейским доносчиком.

В этом язвительном, во многом показательном описании застойной жизни, в цепи ничем не выделяющихся событий проглядывает реальный быт провинциальной Вологды, которую продолжает описывать автор: за Зеленым Лугом находится выезд на многолюдный Московский тракт, на пути к Чарымскому озеру раскинулась Прилуцкая слобода, в центре города- архиерейское подворье с плотиной на Пятницком пруду. Автор упоминает и Гробовые ряды, и Гостинодворскую площадь возле реки Золотухи, окруженной различными магазинами, ларьками и кабаками, описывает парящие над городом умиротворенные купола вологодского Софийского собора Евдокимов И. В. Колокола: [Роман; Сиверко: Повесть. Сост., вступит. Статья и приме. Проф. В. В. Гуры]. - Архангельск: Сев.-Зап. Кн. изд-во, 1983. С. 130.. С целью подчеркнуть масштаб рабочего недовольства и происходящих столкновений, сделать их более объемными, И.В. Евдокимов раздвигает границы Вологды, в которой появляется и университет, и два дополнительных железнодорожных вокзала. Реально существовавших в городе образца начала 20 века различных кожевенных, кирпичных и мыловаренных заводов писателю мало и для того, чтобы показать больший размах рабочего демонстраций создается огромная Свешниковская мануфактура, с неимоверным количеством работающих в ней ткачей.

Подобный прием, а именно литературная гиперболизация Вологды в "Колоколах", позитивно сказалась на динамике изображения быта рабочих слобод и улиц и на повествовании о формировании и укоренении в рабочей среди революционных настроений.

Стоит заострить наше внимание и на названии романа. Образ колоколов, давший название романа, многофункционален. Как было сказано выше, колокольный трезвон, издавна сопровождавший своей мелодией рождение, многочисленные праздники: свадьбы, народные гуляния, именины, а также, наоборот, похороны, отныне является глашатаем перемен, провозвестником нового светлого будущего. С колокольным звоном перемешиваются и никогда не умолкающие, свирепствующие, рвущий разряженный воздух звуки мануфактурных, фабричных и заводских гудков Там же. С. 145.. Благодаря, описанным выше литературным приемам, таки как гиперболизация Вологды, ее не упоминание в романе, а также отсутствие заглавного героя нужно сделать необходимый вывод о том, что эти тревожные, зовущие на баррикады гудки, издаваемые фабричными и заводскими трубами, «шли по всей России»... Именно эта масштабность, эта мысль и идея становится лейтмотивом евдокимовского произведения- рабочий люд во всех уголках необъятной страны: и в первопрестольной Москве, и в столичном Петербурге, откуда пребывают в Вологду агитаторы и революционеры, и на Урале, и на Севере, поднялся на борьбу за свои права против эксплуататорских классов. Настало новое время. С городских колоколен, разбросанных по городу словно «зерна на лопате», слышится призыв к новым действиям, к усилению борьбе. И в день стачки, когда улицы заполнились массой протестующих, направляющихся на центральную площадь возле земской управы «над рабочей окраиной, над целым городом, над Чарымой, словно звон колокольный соборной Софии запела земля, крыши домов, облака». После разгона восставших «колокола, как в дозорных лоцманских будках, звонили протяжно тревогу». Но, безусловно и в эти тяжелые дни герои романа, вологодские рабочие и революционеры слышат в колокольном перезвоне, смешавшимся с оглушающим визгом заводских труб, провозвестие еще отдаленной, но неминуемой победы, и в сердцах арестованных рабочих, агитаторах, таких как сын губернатора Алеша и его жена Берта, дочь небезызвестной торговщицы шляпами Софьи Марковны, отбывающих в тюремных эшелонах в Сибирь, рождается светлое чувство единства со своими коллегами, соседями и товарищами, с теми, кто «с холщевой сумкой, поодиночке либо артелями направлялись на стачки и демонстрации.

Стоит отметить, что во всем сюжетном повествовании «Колоколов» прослеживаются довольно глубокие познания Евдокимова о «внутренней» стороне стачек, их подготовки и проведения, о подпольной деятельности агитаторов, о деятельности Охранного отделения в части вербовки своих агентов, о ходе судебного следствия. В этих деталях видится также знание писателем быта рабочих, прослеживается актуальность поставленных в повествовании проблем, широта авторского замысла и его социальный заказ. Детально описывается жизнь и быт профессионального революционера Ивана, пришедшего на смену погибшему Савве, сходка рабочих у кладбищенского сторожа Никиты, собиравшиеся в сторожке фабричные и заводские кружки, развертывание и деятельность подпольной типографии, печатающей различные прокламации в магазине Софьи Марковны Шмуклер «Венский шик». Егор Яблоков- самый прорисованный герой, предстающий в романе с разных сторон,ив искренней заботе о рабочих как своего цеха, так и о рабочих многочисленных городских фабрик, заводов и мастерских, и в упорной борьбе за их права, и в искренних чувствах к мойщице Аннушке, обесчестенной пьяницей, доносчиком и разбойником Иваном Просвириным. Егор вступает в заводской кружок, он участвует в выше упомянутых сходках рабочих в кладбищенской сторожке Никиты, участвует в стачках и забастовках, борется с провокатором Клениным. Поднятый Тулиным и Кубышкиным над рабочей массой во время первомайской демонстрации, Егор Яблоков выступает и в роли оратора, предельно четко выражающего требования протестующей толпы: уменьшить количество рабочих часов, поднять заработную плату и смягчить тяжелые рабочие условия. Во время декабрьской демонстрации он не только протестует на баррикадах в первых рядах, но также избирается и главой рабочего Совета.

После поражения революции Яблоков не только не теряет веры в историческую праведность социальной борьбы, но и мечтает о новых высвечивающихся на историческом горизонте столкновениях с эксплуататорским режимом. В характере Егора много положительных качеств, позволяющих считать его человеком решительным, мужественным. Именно он объединил рабочих сначала в борьбе с просвиринской шайкой, а затем повел этих рабочих на баррикады. Сценам баррикад, митингов, демонстраций предшествуют многократно повторяющиеся эпизоды, дающие глубокое понимание мотивов рабочих для продолжения политической и социальной борьбы, подогреваемых деятельностью профессиональных революционеров. В этом аспекте и заключается глубокий историзм развертываемого повествования о 1904-1905 гг. Художественной и эпической вершиной этого романа стало описание развития революционной борьбы, ее динамики и активизации, выраженных в массовых сценах стачки, начавшейся по инициативе ткачей Свешниковской мануфактуры, а также декабрьского выступления и баррикадных боев. Революционное пламя, порожденное в городе, перекидывается из Вологды в деревню, действие романа в бунтующие окрестные деревни: Анфалово, Семигорье, Березники, Верею и Нефедово, в усадьбу Орешек, где под «набатный звон приходов и монастырей» пылают барские стога и усадьбы. Характер крестьянского восстания сравним со стихией природы, сцены в которых показаны гнев и ярость крестьян предстают перед нами, также, как и демонстрации рабочих в городе- эпично, масштабно Евдокимов И. В. Колокола: [Роман; Сиверко: Повесть. Сост., вступит. Статья и приме. Проф. В. В. Гуры]. - Архангельск: Сев.-Зап. Кн. изд-во, 1983. С. 315..

К сожалению, этот этап революции закончился безрезультатно, половинчатые уступки и свободы царского манифеста не могли окончательно разрешить столетиями разраставшийся социальный и политический кризис. История не знает сослагательного наклонения, однако, автор данного исследования смеет предположить, что своевременные реформы, после революции 1905-1907 годов имели огромные шансы предотвратить события 1917 года и последующую Гражданскую войну, поскольку агитаторы, подпольщики и революционеры того периода, развернувшие свою деятельность во многих городах подобных Вологде, еще не родили идею свержения царского режима, протестующие рабочие в середине 1900-х боролись за повышение социального уровня жизни, за минимальные права рабочего класса, в этом, в какой-то степени, освободительном движении принимали участие и вологодские рабочие, ставшие прототипами множества персонажей «Сиверко» и «Колоколов» и чья борьба развернулась на фоне «ветхой и дряхлой» Вологды.