Проблема "ученого незнания" и апофатическая традиция в истории философии (от Сократа до Николая Кузанского)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

На правах рукописи

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата философских наук

ПРОБЛЕМА «УЧЕНОГО НЕЗНАНИЯ» И АПОФАТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ (ОТ СОКРАТА ДО НИКОЛАЯ КУЗАНСКОГО)

ОПЛЕТАЕВА Олеся Николаевна

09.00.03 - «История философии»

Ростов-на-Дону

2008

Работа выполнена на кафедре философии Кубанского государственного технологического университета.

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор Хакуз Пшимаф Муратович

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Данилова Марина Ивановна

доктор философских наук, профессор

Титаренко Инна Николаевна

Ведущая организация: Кубанский государственный университет

Защита состоится « 12 »__февраля_2009 года в _14.00_ часов на заседании диссертационного совета 212.208.11 по философским наукам при Южном Федеральном университете по адресу: 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, ЮФУ, ауд. 434.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке ЮФУ (г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148).

Автореферат разослан « 26 »декабря 2008 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета М.В. Заковоротная

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Данное диссертационное исследование посвящено, на первый взгляд, сугубо академическим проблемам истории философии, актуальность которых для современного философского сознания может представляться проблематичной. Поэтому необходимы некоторые предварительные разъяснения.

Прежде всего, хотелось бы отметить особый и достаточно специфический смысл самого понятия «актуальность» применительно к историко-философскому исследованию. В отличие от теоретической философии и, тем более позитивных наук, предметом истории философии всегда выступает философская мысль прошлого. Задача историка философии в том и состоит, чтобы осуществлять принципиально возможную актуализацию наличного материала, превращение её в факт живой философской мысли и на этой основе исследовать генезис и историческое развитие философских проблем, идей, учений, понятых в их конкретном историческом своеобразии.

Природа философских проблем и идей такова, что они в принципе не могут быть как окончательно разрешены, так и окончательно преодолены и отброшены за ненадобностью. Все сколько-нибудь значимые философские учения прошлого подвергаются разнообразным интерпретациям и «переинтерпретациям», что становится возможным благодаря изначально заложенной в них потенциальной многозначности. Такое постоянное переосмысление философского наследия есть абсолютно необходимое условие сохранения и преобразования философской мысли прошлого, которое одновременно выступает и условием самого существования философии. Именно «вариативная интерпретация» является основным способом исторического существования философских систем прошлого, делает возможным их включение в современный философский дискурс в качестве полноправных участников. Это вовсе не означает, что наши интерпретации могут быть произвольны и не должны опираться на скрупулезное изучение авторских текстов и других необходимых источников. Имплицитно содержащееся в сколько-нибудь значимых философских концепциях многообразие смыслов (в том числе, и не актуализированных ни самим автором, ни его эпохой) может открыться для понимания только в иной культурно-исторической ситуации; при этом вновь открывшийся смысл может выходить далеко за пределы авторского замысла. Кстати, проблема критериев объективности интерпретации историко-философского материала сама остается достаточно актуальной проблемой историко-философского исследованияСм. напр.: Арон Р. Введение в философию истории / Арон Р. Избранное. Введение в философию истории. М., 2000. С. 297; Зиммель Г. Об истории философии / Зиммель Г. Избранное. Т.1. Философия культуры. М., 1995. С. 538. .

Актуальность истории философии обретается лишь в живом философском сознании, которое превращает сокровища мысли иных времен в достояние философской мысли современников, которое распредмечивает содержание предшествующей философии и делает его подлинным достоянием философствующего субъекта. В этом смысле всякое обращение философского ума к историко-философскому наследию уже является актуальным. Не следует, тем не менее, забывать, что подобная актуализация всегда осуществляется в определенном конкретно-историческом контексте, а это в нашем случае означает, что сама современная философия должна генерировать спектр идей, в чём-то конгениальных непреходящим идеям философской апофатики. И действительно, философские прозрения М. Хайдеггера и Х.-Г. Гадамера, К. Ясперса и Л. Витгенштейна или, если брать отечественных мыслителей, Вл. Соловьёва и С. Франка, Н. Лосского и Вл. Лосского, как и многих других, свидетельствуют о несомненном наличии такой идейной близости и существенном влиянии философской апофатики на их творчество. Неслучайно поэтому, на наш взгляд, и историко-философское исследование творческого наследия крупнейших представителей апофатического дискурса начинается в конце XIX в. и интенсивно продолжается на протяжении всего ХХ столетия.

Из сказанного нами, отнюдь не следует, что философия Платона, Плотина или Николая Кузанского стала предметом исследовательского интереса лишь недавно (хотя настоящее переоткрытие Плотина состоялось только в начале XIX в., а Николая Кузанского - в конце XIX - начале ХХ вв.) См. работы Ф. Шлейермахера и Гегеля. Относительно Кузанца - Cassirer E. Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neuerer Zeit. Bd.I.(Bis Nicolaus von Kues zu Beile). Darmstadt, 1906; Lenz J. Die docta ignorantia oder der mistische Gotteserkenntnis. Wurzburg, 1923; Ritter H.J. Docta ignorantia. Die Theorie des Nichtwissens bei Nicjlaus Cusanus. Hamburg, 1927.. Что же касается прояснения общего смысла апофатической установки в философии и осмысления её последствий для развития европейской философской мысли См., напр., Адо П. Апофатизм или Негативная теология / Адо П. Духовные упражнения и античная философия. М; СПб, 2005. С. 213 - 226., то здесь мы, похоже, находимся в начале пути. Далеко не все потенциальные смыслы и возможности, имплицитно содержащиеся в философском наследии, уже реализовались в истории - многие из них еще только ждут своего часа. Множественность интерпретаций содержания философских учений прошлого позволяет всякий раз актуализировать различные векторы историко-философского процесса, в том числе и те, которые до определенного момента не попадали в фокус исследовательской мысли.

Необходимо специально отметить, что апофатическая традиция в философии и тесно связанные с ней проблематика «ученого незнания» и философского вопрошания выступают как существенные моменты конституирования самого философского самосознания, начиная, по крайней мере, с Сократа и Платона. Вся платоническая философская традиция убедительно свидетельствует об этом. Однако новоевропейская история философии, сосредоточив всё свое внимание на позитивной («катафатической») стороне платонизма, предпочитала видеть в этих эпохальных учениях лишь совокупность ответов на неизвестно кем поставленные вопросы, лишь историческое осмысление от века существующих «вечных» проблем; при этом апофатическая сторона философской мысли тех же Сократа и Платона либо не рассматривалась вовсе, либо трактовалась как нечто малозначащее и не заслуживающее специального исследования. Нет автора, писавшего о Сократе, который не приводил бы знаменитой сократовской фразы: «Я знаю, что я ничего не знаю». Но уже гораздо реже приводится ее продолжение: «…в отличие от других, которые не знают даже этого». А ведь это единая мысль, и ее полный иронии смысл становится явным только тогда, когда она дана целиком. Именно в этом высказывании дана исторически первая формулировка доктрины «ученого незнания». Классической историей философии, по сути, не принимался во внимание тот очевидный факт, что всякая проблема по своей структуре есть не что иное, как «знание о незнании», и подразумевает определенный вопрос. Другими словами, логико-гносеологическая структура проблематизируемой действительности та же, что и структура «ученого незнания». Понадобилась вся проницательность Х.-Г. Гадамера, чтобы убедительно показать герменевтическое первенство вопроса и продемонстрировать неразрывную связь между философским вопрошанием, «ученым незнанием» и самим становлением философии, чтобы совершенно определенно указать на принципиально неустранимое сократическое начало философии Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 426 - 445. - См. также: Gadamer H.-G. Die Geschichte der Philosophie // Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Bd.2. Tubingen, 1999. .

После Сократа философия должна была отвечать на вопросы «Что есть знание?», «Что есть бытие?», «Что есть истина того и другого?» и иные, не менее фундаментальные. Это с неизбежностью выводило философскую мысль на осознание и постановку проблемы предельных начал бытия и знания: «Что есть Единое, Бог, Абсолют, и как возможно (или невозможно) мыслить и познавать такое начало?» При ответах на подобные вопросы в принципе невозможно обойтись без философской апофатики и той или иной версии «docta ignorantia». Однако именно эта проблематика долгое время не попадала в фокус историко-философской мысли, считалась чем-то маргинальным и не заслуживающим особого внимания. Инерция подобных оценок до сих пор сказывается в историко-философской литературе, в том числе отечественной См., напр.: «…Нужно заметить, что Кузанец в значительной мере переоценивал значение принципа «ученого незнания»; по-видимому, субъективная оценка принципа Кузанцем не соответствовала объективной его ценности. Переоценка значения «ученого незнания» свойственна почти всем буржуазным исследователям творчества философа. На деле этот принцип неразрывно связан с мистическим восприятием мира» // Тажуризина З. А. Философия Николая Кузанского. М., 1972. С. 127..

Несомненно, сама апофатическая традиция многократно являлась предметом историко-философских исследований, причем достаточно скрупулезных, но, как правило в рамках негативной и мистической теологии, а исторически - в пределах Средневековья, т.е. скорее в качестве богословской, а не собственно философской проблемы. Однако апофатическая традиция первоначально формируется как своеобразная интеллектуальная процедура в границах античной философской мысли, и именно философская апофатика является ядром будущей философской диалектики во всех её известных исторических формах. Будучи включенной в состав богословия, она не утрачивает своих философских интенций, позволяя в теологической форме ставить и решать фундаментальные философские задачи. И после того, как философия освобождается от опеки со стороны теологии, философская апофатика продолжает существовать и функционировать в принципиально иных формах уже в составе новоевропейской философии, существуя под иными именами, но оставаясь верной своей сути, - служить одним из способов соотнесенности человеческой мысли с бесконечным и трансцендентным первоначалом. Без соответствующей рефлексии над проблемами, которые несет с собой философская апофатика, вряд ли оказались бы возможными философская и научная революции Нового времени, формирование немецкой классической философии, постклассическая философская мысль. Николай Кузанский и Бруно, Декарт и Мальбранш, Кант и Фихте, Хайдеггер и Витгенштейн, Вл. Соловьев и С.Л.Франк - вот лишь краткий перечень философов, на чье творчество оказала очевидное и несомненное влияние апофатическая традиция в философии. Всё сказанное ещё раз подтверждает важность и необходимость целостного и последовательного историко-философского исследования этой традиции.

Степень научной разработанности проблемы. Говоря о степени разработанности проблематики нашего исследования, следует подчеркнуть, что размышления над данной проблематикой возникают одновременно с рефлексией философии по поводу собственных оснований, т.е. вместе с появлением философского самосознания как такового. Что же касается собственно историко-философских исследований, то интерес к феномену философской апофатики и проблеме «docta ignorantia», как уже указывалось, возник лишь в конце XIX, а по большому счету только в ХХ веке.

Среди исследовательской литературы выделяются, с одной стороны, работы, посвященные конкретным мыслителям, исходившим в своем творчестве из апофатической установки, и их учениям, содержавшим ту или иную версию «ученого незнания», с другой - исследования, стремящиеся прояснить логику историко-философского процесса в целом или его отдельных этапов. Как правило, интересующая нас проблематика представлена в имеющихся работах весьма фрагментарно, поскольку задача исследования апофатической традиции как целостного историко-философского феномена авторами этих исследований не ставилась. Наименее изученными представляются общетеоретические и историко-философские аспекты собственно философской апофатики (исследования посвящены главным образом апофатике богословской), что касается проблематики «ученого незнания», то она очень долгое время рассматривалась, в основном, на материале творчества Николая Кузанского, вне связи с предшествующей и последующей философской традицией, что не способствовало прояснению её подлинной философской значимости.

Выделим те исследования, которые более других способствовали уяснению нами сути апофатической установки философствования, как в теоретическом, так и в конкретном историко-философском аспектах. Это, прежде всего, работа П. Адо «Апофатизм или Негативная теология», а также исследования И. Хохштафля, П. Андерсона, Э. Доддса, Э. Жильсона, Э. Кассирера, К. Ясперса, Н. Фишера См.. напр.: Hochstaffl J. Negative Theologie. Munchen, 1976; Фишер Н. Философское вопрошание о Боге. М., 2004 и др..; а из отечественных авторов - С. Франка, Вл. Ильина, Вл. Лосского, П. Минина, А. Лосева, В. Бибихина, Г. Майорова, А. Ахутина, Т. Сидаша и др. См., напр.: Франк С.Л. Непостижимое / Франк С.Л. Сочинения. М., 1990; Ильин Вл. Николай Кузанский и С.Л.Франк // Сб. памяти С.Л.Франка. Мюнхен, 1954. С.85 - 116; Лосский В.Н. Боговидение. М.2003 и др.

Обращаясь к собственно историко-философским исследованиям, отметим те, которые давно составили классику истории философии и охватывают целые исторические эпохи: начиная с Гегеля, это фундаментальные труды В. Виндельбанда, Э. Целлера, П. Наторпа, Э. Жильсона, Ф. Коплстона, Э. Кассирера, М. Хайдеггера, К. Ясперса, П. Фридлендера, В. Йегера, Ф. Мерлана, К. Гайзера, Р. Фалькенберга, Дж. Риста и др. Из отечественных авторов - Вл. Соловьева, С. Трубецкого, Е. Трубецкого, С. Франка, Г. Флоровского, А. Гилярова, П. Блонского, И. Попова, А. Лосева, А. Бриллиантова, Вл. Лосского и др.

Специально следует выделить исследования современных авторов - П. Адо, Ж. Бофре, Н. Фишера, П. Кристеллера, Ф. Йейтса; из отечественных - В. Асмуса, С. Аверинцева, М. Мамардашвили, П. Гайденко, А. Доброхотова, М. Гарнцева, Т. Васильевой, Б. Кузнецова, Г. Драча, К. Сергеева, А. Столярова, Р. Светлова, А. Ситникова, а также Г. Майорова, А. Ахутина, В. Бибихина См., напр.: Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991; Бофре Ж. Диалог с Хайдеггером. Кн.1. Греческая философия. М..2007; Сергеев К.А. Ренессансные основания антропоцентризма. СПб., 2007; Майоров Г.Г. Философия как искание абсолюта. М., 2004 и мн.др..

Наконец, необходимо особо остановиться на исследовательской литературе, посвященной творчеству Николая Кузанского - центрального пункта данного исследования. Прежде всего, это работы, посвященные специально доктрине «docta ignorantia» у Кузанца, - это исследования Х.Й. Риттера и Й. Ленца, изданные на немецком языке. А также работы Э. Кассирера, К. Ясперса, до сих пор остающиеся лучшими исследованиями, всесторонне характеризующими личность и глубинную психологию мировоззрения Кузанца); кроме того, Р. Хаубста, А. Койре, Н. Фишера, Й. Коха, Ч. Коплстона, М. де Гандильяка, К. Якоби и др. Из отечественных исследований, посвященных философии Николая Кузанского, следует выделить работы С. Франка, Вл. Ильина, В. Асмуса, А. Лосева, В. Соколова, А. Горфункеля, Б. Кузнецова, З. Тажуризиной, П. Гайденко, К. Сергеева, Я. Слинина, Т. Сидаша, В. Бибихина и др. См., напр.: Jaspers K. Nicolaus Cusanus. Munchen, 1964; Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М.; СПб., 2000; Сергеев К.А. Бытие и мир в философии Николая Кузанского // Николай Кузанский. Об ученом незнании. М., 2001. С.5 - 94. Особое значение для более глубокого понимания оснований мысли Кузанца имеют подлинно новаторские работы В. Библера и А. Ахутина См.: Библер В.С. Мышление как творчество. М., 1975; Он же. От наукоучения к логике культуры… М., 1991; Ахутин А.В. Поворотные времена. СПб., 2005; Он же. Античные начала философии. СПб., 2007..

В заключение, на наш взгляд, необходимо выделить ещё одну большую группу работ - это исследования, относящиеся к общей теории историко-философского процесса и методологии историко-философского познания. Эти работы способствовали более глубокому пониманию специфики и сложности проблем и задач, стоящих перед историком философии. В особенности проблем адекватности интерпретации и актуализации философского наследия прошлого. Чрезвычайно важными для нас оказались новые концептуальные подходы к пониманию самого смысла деятельности историка философии в современную эпоху, манифестированные в ряде новаторских исследований зарубежных и отечественных мыслителей ХХ в. Здесь хотелось бы выделить работы В. Дильтея, Г. Зиммеля, Э. Кассирера, М. Хайдеггера, К. Ясперса, А. Уайтхеда, Э. Жильсона, Ж. Маритена, Х.-Г. Гадамера, А. Бергсона, Р. Арона, П. Рикёра, П. Адо, Ж. Бофре, Н. Фишера и некоторых других; труды отечественных исследователей - М. Мамардашвили, М. Петрова, В. Библера, С. Аверинцева, П. Гайденко, В. Бибихина, Г. Майорова, А. Ахутина, В.Сильвестрова и др. Отдельной строкой должен быть назван патриарх отечественной историко-философской науки А.Ф. Лосев, чья философская деятельность была настолько многогранна, что влияние его мысли может быть прослежено практически в любом историко-философском исследовании отечественного автора Для наших целей представляют особенный интерес след. работы А.Ф.Лосева: История античной философии. Кн.1 - 8; Эстетика Возрождения; Очерки античного символизма и мифологии; Самое само, а также две небольшие по объему статьи: Историческое значение Ареопагитик и Нео-платонизм, изложенный ясно как солнце, опубликованные в: Лосев А.Ф. Из творческого наследия. М.. 2007..

Работы перечисленных авторов представляют весьма солидную основу для данного исследования. Вместе с тем, применительно к заявленной проблематике они носят характер конкретно-персональных исследований либо посвящены достаточно общим, абстрактным аспектам, что, как видим, не даёт целостного историко-философского осмысления данного предмета. Вышеуказанные работы задают общие ориентиры движения исследовательской мысли, но оставляют широкий простор для определяемого единой проблематикой историко-философского исследования.

Объектом диссертационного исследования выступает апофатическая традиция в истории философии.

Предметом диссертационного исследования является проблематика «ученого незнания», формирующаяся на основе философской апофатики.

Цель и задачи диссертационного исследования.

Целью диссертационного исследования является выявление генезиса и эволюции концепции «ученого незнания» в истории европейской мысли.

Поставленная цель достигается путем решения ряда исследовательских задач:

1) прояснение смысла философской апофатики как особой познавательной стратегии, нацеленной на постижение трансцендентных (абсолютных) начал бытия и знания;

2) исследование генезиса философской апофатики как единого процесса становления самой философской мысли (сократические начала философии);

3) изучение процесса формирования концепции «ученого незнания» в античном платонизме (включая неоплатонизм);

4) осмысление трансформации философской апофатики в составе апофатической (негативной) теологии и роли «docta ignorantia» в философской теологии средних веков;

5) выявление принципиального смысла инноваций, приведших к переосмыслению и новой интерпретации концепции «ученого незнания» в философии Николая Кузанского;

6) рассмотрение гносеологического и методологического значения доктрины «ученого незнания» Николая Кузанского для формирования глубинных оснований европейской философии и науки Нового времени; выявление эвристического потенциала концепции «ученого незнания» и философской апофатики.

Теоретические источники и методологическая основа исследования.

Значительное увеличение в последние десятилетия русских переводов античной и средневековой философской классики сделали доступными для изучения те произведения (принципиально важные для нашей тематики), которые раньше были доступны, в основном, лишь специалистам-филологам, в совершенстве знающим древние языки. Освоение новых пластов философского наследия во многом сделало наше исследование вообще возможным. Естественно, наибольшую значимость для нас имеют те теоретические источники, в которых так или иначе обсуждается проблематика «ученого незнания», а особенно те из них, которые принадлежат апофатической традиции. Это, прежде всего, сочинения Платона Из собственно платоновского наследия, которое сложно подразделять на более и менее важные произведения, выделим особо диалоги «Парменид» (ключевой диалог для всего неоплатонизма и всей апофатической традиции в целом), «Софист», «Государство», «Пир» (особенно важный для характеристики Сократа и прояснения сути сократического начала философии), «Теэтет», «Тимей»., Аристотеля, Плотина и неоплатоников поздней античностиОсобую значимость для диссертационного исследования представляет корпус «Эннеад» Плотина, лишь недавно полностью изданный на русском языке [Плотин. Эннеады I - VI. СПб.. 2004 - 2005], и некоторые важнейшие философские произведения античного неоплатонизма. , Августина, Дионисия Псевдо-Ареопагита, Фомы Аквинского, Мейстера Экхарта и Николая Кузанского.

В фокусе наших исследовательских интересов, как явствует из текста диссертации, лежит философская мысль Николая Кузанского, причем самое пристальное внимание уделено той напряженной апофатике, которой пронизано все творчество мыслителя. Вся работа построена таким образом, чтобы проследить исторические истоки и узловые пункты развития апофатической традиции, ведущей к Николаю Кузанскому, и показать смысловую преемственность его доктрины «docta ignorantia» c аналогичными идеями предшественников. Хотелось бы сразу отметить, что те мыслители, творчество которых стало предметом нашего рассмотрения, были выбраны не произвольно Из средневековых (христианских) источников, в которых практически невозможно четко разделить философию и теологию, главный интерес для нас представляют те, в которых тем или иным образом разрабатывалась или, по крайней мере, была представлена апофатическая традиция и элементы концепции «ученого незнания». Это, прежде всего, сочинения Августина, впервые употребившего и сам термин «docta ignorantia»; тексты «Ареопагитик», особенно «Мистическая теология» и «О Божественных именах», в которых дана целостная система апофатической теологии и разработана одна из первых концепций «умудренного неведения», применительно к проблеме богопознания; а также сочинения немецких мистиков XIV в., преимущественно Мейстера Экхарта и его последователей - И. Таулера, Г.Сузо и др. Проблема «ученого незнания» обсуждается также в некоторых текстах поздневизантийских мыслителей, из которых наибольший интерес представляет трактат Каллиста Катафигиота «О божественном единении».: именно их идеи стали тем основанием, опираясь на которое, Кузанец смог выработать принципиально новую философскую позицию Наиболее значимыми для данного исследования явились тексты Николая Кузанского: «Об ученом незнании», «Апология ученого незнания», «О предположениях», «О неином», «О возможности-бытии», «О вершине созерцания», «Об охоте за мудростью», «Книги простеца», а также так называемые малые произведения, в том числе диалог «О сокрытом Боге». Именно анализ и интерпретация этих произведений предопределили структуру нашего исследования в целом., оказавшую решающее влияние на становление философской проблематики Нового времени. Мы полагаем, что в тексте диссертации эта роль Николая Кузанского как основоположника новой философии выявлена и показана достаточно четко.

Методологической основой нашего исследования выступают традиционные для историко-философского исследования аналитические методы: прежде всего, это метод проблемного анализа и элементы сравнительно-исторического (компаративистского) анализа. Первостепенное значение для успешного достижения поставленных целей имеет также герменевтический подход, т.к. интерпретация и «переинтерпретация» имеющихся в нашем распоряжении текстов является главным инструментом постижения их зачастую далеко не очевидных смыслов, кроме того, это единственный способ актуализации философского содержания прошлых эпох. И, наконец, поскольку именно в русле апофатической традиции возникают все исторические формы диалектики, в необходимых случаях мы использовали также и диалектический метод.

Научная новизна диссертационного исследования связана недостаточной исследованностью апофатической проблематики в истории философии и заключается в следующем:

- Представлено оригинальное исследование апофатической традиции как целостного феномена европейской философской мысли. Впервые проблема «ученого незнания» рассмотрена в неразрывной связи с историческим развитием апофатической традиции философствования, что позволило представить эту связь в качестве одной из детерминант историко-философского процесса.

- На примере философии Сократа и Платона осуществлено историко-философское исследование истоков проблемы «ученого незнания»; показана её генетическая связь с проблематикой философского вопрошания и становлением философской рефлексии как таковой.

- Исследованы существенные этапы формирования и развития доктрины «docta ignorantia»:

1) в античном платонизме и неоплатонизме (на материале философских учений Платона и Плотина);

2) в традиции средневекового апофатического неоплатонизма (Августин, Дионисий Ареопагит, Экхарт, Каллист Катафигиот);

3) в неоплатоническом гуманизме раннего Ренессанса и тесно связанной с ним философии и теологии Николая Кузанского.

- Показана органическая связь доктрины «ученого незнания» Николая Кузанского с предшествующей апофатической традицией, и в связи с этим продемонстрированы широкие инновационные возможности апофатической установки мысли. В ходе анализа ключевых идей и интуиций Кузанца выявлен их эвристический потенциал для новоевропейской философии и науки.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Апофатическая традиция возникает в философской мысли античности и изначально представляет собой интеллектуальную теоретическую процедуру, родственную абстрагированию и направленную на постижение предельных оснований бытия и познания, и лишь впоследствии принимает форму апофатической (негативной) теологии, не утрачивая при этом своего философского содержания. В дальнейшем апофатическая традиция становится одним из определяющих факторов историко-философского процесса.

2. Процесс генезиса философии обусловлен единством философского вопрошания («знающего незнания») и возникающей на этой апофатической основе философской саморефлексии. Полномасштабная рефлексия над смыслом философской апофатики впервые осуществляется в античном платонизме (включая неоплатонизм), что приводит к созданию первых философско-теологических концепций «ученого незнания».

3. Апофатическая (негативная) теология, возникающая в эпоху патристики и становящаяся затем неустранимым моментом всякой теологии, не ограничивается влиянием на философскую мысль одного лишь средневековья, а напротив, становится одним из важных факторов формирования гносеологической философской установки в философии Возрождения и Нового времени.

4. Существенное влияние на переосмысление традиционной теологической апофатики и создание новой доктрины «ученого незнания» оказывает ренессансный гуманизм, что с особой наглядностью проявилось в творчестве Николая Кузанского. Именно у него идея «ученого незнания» выступает исходной интуицией философии (и теологии) в целом (а не просто одним из её незначительных мистических аспектов, как полагают некоторые отечественные исследователи).

5. Доктрина «docta ignorantia», разработанная Николаем Кузанским, создает предпосылки для создания принципиально новой концепции субъекта познания. Бог, человек и мир в философии немецкого мыслителя оказываются включенными в новую систему онтологических и гносеологических отношений. Эвристический потенциал, присущий концепции Кузанца, позволяет наметить новые пути развития мысли в философии и науке Возрождения и Нового времени.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования связана с проведением детального историко-философского анализа проблемы «ученого незнания» на основе осмысления роли и значения апофатической традиции в философии. Это позволило эксплицировать ряд положений, позволяющих по-новому осветить некоторые факторы, оказавшие влияние на историю развития европейской философии.

Результаты диссертационного исследования могут оказаться полезными в ходе дальнейших историко-философских изысканий, а с точки зрения практического применения, могут быть использованы при подготовке лекционных курсов и спецкурсов по истории философии.

Апробация диссертационного исследования. Материал диссертационной работы отражен в пяти научных публикациях общим объемом 1,05 печатных листа, в том числе, в изданиях, рекомендованных ВАК РФ. Положения и результаты диссертационного исследования обсуждались на городских межвузовских научно-практических конференциях, частично использовались при чтении лекций по историко-философской тематике, а также докладывались на заседаниях кафедры философии Кубанского государственного технологического университета.

Объем и структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, 3 глав, включающих 9 параграфов, заключения и библиографического списка. Общий объем диссертационной работы - 173 страницы. Библиографический список включает 258 названий, в том числе 29 на иностранных языках.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

философский апофатика кузанский незнание

Замысел нашей работы состоял в том, чтобы дать целостное понимание исторического развития апофатической традиции в философии и показать значимость основывающейся на ней проблематики «ученого незнания» как одной из детерминант историко-философского процесса.

Во введении обосновывается выбор и актуальность темы исследования, рассматривается степень её научной разработанности, определяется объект, предмет, цель и задачи диссертации, её теоретико-методологические основания. Формулируются новизна диссертационного исследования и выносимые на защиту тезисы, освещается теоретическая и практическая значимость исследования, указываются формы её апробации, дается структура работы.

В первой главе «Истоки концепции «учёного незнания» в европейской философии», посвященной апофатической традиции в античной философии, речь идет о формировании концепции «ученого незнания» в тесной связи с возникновением и становлением апофатической традиции мысли.

В первом параграфе «Ученое незнание» и апофатическая традиция в философии» показано, что апофатическая традиция возникает в философской мысли античности и изначальньно выступает в качестве особой интеллектуальной процедуры, родственной абстрагированию и направленной на постижение предельных оснований бытия и познания (на осознание пределов постижимости трансцендентного, абсолютного, божественного), и лишь впоследствии (в связи с эпохальными трансформациями в духовной сфере) принимает форму апофатической (негативной) теологии, не утрачивая при этом своего философского содержания. По нашему разумению, истоки апофатической традиции совпадают с истоками самой философии, а философская апофатика выступает необходимым диалектическим моментом, присущим самому становлению и дальнейшему развитию философского знания. Говоря словами знаменитого французского историка философии П. Адо: «Термин апофатизм имеет то преимущество, что он обозначает лишь общий смысл демарша ума, нацеленного на трансцендентность путем негативных предложений. Этот апофатический демарш, теория которого есть уже у Платона, был систематизирован в платонической теологии, потом в христианской теологии - в той мере, в которой последняя является наследницей платонизма. Но его существование обнаруживается и в других течениях мысли, даже в логическом позитивизме Витгенштейна или в философии Ясперса. Такое распространение апофатизма может объясняться условием, свойственным человеческому языку, который наталкивается на непреодолимые пределы, если захочет выразить посредством языка то, что выражается самим языком: апофатизм - это символ неизрекаемой тайны бытия» Адо Пьер. Апофатизм или негативная теология / Адо П. Духовные упражнения и античная философия. М. - СПб, 2005. С.215. .

Во втором параграфе «Генезис идеи «ученого незнания» и проблема философского вопрошания: Сократ» раскрывается проблема совпадения истоков концепции «ученого незнания» с истоками философского вопрошания и саморефлексии философии. Так, уже в исходном понимании философии, предложенном пифагорейцами, имплицитно содержатся ключевые идеи последующей философской апофатики, включая идею «умудренного неведения» или «ученого незнания». Уже здесь мы встречаемся с прообразом идеи Абсолюта как абсолютной полноты знания, тождественной абсолютной мудрости, которая как раз в силу своей абсолютности оказывается до конца непостижимой и недоступной человеку. Именно здесь коренятся исконное стремление философии к свету абсолютной истины и, в то же время, понимание недостижимости этого на путях человеческого разумения. Мы специально настаиваем на положении, что проблематика «ученого незнания» изначально связана с ключевой проблемой философского вопрошания. Не существует метода, который бы позволил научиться спрашивать, научиться видеть проблематическое. Пример Сократа наглядно показывает, что вся суть искусства вопрошания состоит, прежде всего, в «знании незнания». Сократическая диалектика, ведущая к этому знанию, создает предпосылки для спрашивания. Вот почему вопрошание и стремление к знанию предполагает знание незнания.

В третьем параграфе «Зарождение апофатической традиции в античной философской классике: Платон» нами показано, что именно Платон положил начало философской апофатике. Согласно Платону, определенность знания прямо указывает на то, что всякое знание имеет предел, обусловленный как пределами самого бытия, так и ограниченными возможностями человеческой способности постижения. Поэтому знание, доступное человеку, состоит, главным образом, в определении его границ, в четком и ясном опознании его как знания во многом мнимого - как незнания. Апофатизм, присущий самим основаниям платоновской философии, прежде всего связан с осмыслением впервые открытой им проблемы трансцендентности, т.е. с осознанием необходимости постулировать некую «безбытийную» основу бытия, которая в то же время является «безосновной» основой всего сущего. Речь идет о проблеме первоначала - Единого, Блага, или Бога, - которое, в силу своей онтологической трансцендентности, оказывается также за пределами всякой рациональной способности познания. Специфическое постижение этого первоначала (как непостижимого) оказывается возможным в качестве итога последовательных отрицаний всего мыслимого положительного содержания, т.е. путем апофатического восхождения.

В четвертом параграфе «Философская апофатика античного неоплатонизма: Плотин» показано, что своего высшего развития в античности апофатика достигает в философии неоплатонизма. Одной из самых существенных инноваций Плотина является новое понимание первоначала. В основе размышлений Плотина лежит вопрос: как можно помыслить абсолютно трансцендентное условие бытия и знания не отрешенным от всего, как это было у Платона, а, наоборот, деятельным началом сущего? В результате сложилась знаменитая концепция Единого, понимаемого и как трансцендентное начало, и как Благо, таинственным образом порождающее все и присутствующее во всем как принцип единства всякого сущего, как своего рода мистический след Первоначала. Отвечая на вопрос: «Возможно ли все же хоть каким-нибудь образом постичь Единое?», Плотин становится на путь апофатики, на путь отрицательной теологии. Единое не поддается ни дискурсивному постижению Души, ни эйдетическому постижению Ума - это способы постижения сущего, но Единое - это то, «что по ту сторону сущего» Платон. Государство. 509 b.. Знаменитое платоновское высказывание приобретает у Плотина статус высшего принципа: Единое превосходит бытие, мышление, знание, время и даже вечность. Оно не имеет сущности и, строго говоря, не может быть названо даже началом или причиной. Поскольку оно не есть ни умопостигаемое бытие, ни сам ум, ни душа, ни тело, это означает, что оно превосходит все, что мы знаем или можем знать. Оставаясь в пределах философского дискурса, мы можем всего лишь обосновать, что необходимо признать абсолютное первоединство, так как единство ума оказывается вторичным. Но здесь собственно и положен предел разумному постижению Единого «… единое - необходимое начало бытия, - рассматриваемое как единое, может быть определено только негативно (апофатически) путем отрицания всех предикатов, которые так или иначе относятся как раз к бытию. Иными словами, в едином самом по себе нет (не есть) ничего («есть» ничто)… Нет ничего, что могло бы отнести его к бытию. Соответственно оно не может быть мыслимо как сущее, хотя сущее не может быть мыслимо не единым. Существующее же единое (to en on) по необходимости, стало быть, должно быть внутренне соотнесено со многим, равно как и многое оказывается существующим, когда внутренне соотнесено с единым» // Ахутин А.В. Трансдукция / Ахутин А.В. Поворотные времена. СПб., 2005. С.298..

Если аферетический метод у предшествующих платоников еще не стал целиком апофатическим и позволял каким-то образом мыслить Бога, который и сам был Мыслью (делал возможной интеллектуальную интуицию Бога как предмета мысли), то у Плотина речь идет о принципе трансцендирующем мысль. Теперь аферетический метод прежнего платонизма окончательно трансформируется в апофатический: о Едином Плотина нельзя мыслить, о нем можно только говорить, причем это всегда будет речь о том, чем оно не является. Для характеристики Первоначала Плотин употребляет термины «единое» и «беспредельное», считая, что они нацелены за пределы любого постигаемого единства или любой беспредельности. В данном высказывании Плотина уже содержится прообраз будущего положения Николая Кузанского о Едином как Абсолютном Максимуме.

У поздних неоплатоников, начиная с Прокла, апофатика окончательно превращается в «негативную теологию».

Общий вывод, к которому мы пришли в первой главе, таков. Традиция философской апофатики возникает вместе со становлением самой философской мысли в эпоху античности, на её основе складываются и первые концепции «ученого незнания». Античный неоплатонизм не только детально разработал апофатический метод, но и широко применял его в своих теоретических построениях. Именно в античном неоплатонизме были заложены апофатические основания как средневековой «негативной теологии», так и доктрины «ученого незнания» Николая Кузанского.

Вторая глава нашего исследования «Проблема «умудренного неведения» в апофатической традиции христианского неоплатонизма» посвящена рассмотрению апофатической теологии Средневековья.

В первом параграфе «Апофатические аспекты латинской патристики и «docta ignorantia» Августина» показано, что уже в рамках патристической апофатики был детально разработан христианский вариант концепции «ученого незнания» - концепция «негативной (апофатической)» теологии, - сложившийся под влиянием философской теологии античного неоплатонизма и ориентированный исключительно на проблемы богопознания. Апофатическое наследие неоплатонизма ощутимо проявляется в учении Августина: совмещая в себе интеллигибельность платоновского бытия и непостижимую трансцендентность плотиновского Единого, Бог оказывается одновременно и принципиально открытым для разумного постижения и бесконечно превосходящим ограниченные возможности человеческого познания. Августин, несмотря на свою приверженность к методам положительной теологии, сознавал в то же время принципиальную ограниченность человеческого ума в сфере познания высшей Истины и вынужден был использовать приемы теологии негативной, хотя при этом плотиновская апофатика Единого была им значительно смягчена.

Апофатика выполняет у Августина, прежде всего, пропедевтическую функцию очищения разума от всего, связанного с познанием конечных вещей: Бог, будучи превыше всего, уже поэтому должен быть непостижимым и невыразимым; относительно Него неведение лучше, чем мнимое знание. Все апофатические высказывания Августина направлены главным образом на подчеркивание неадекватности наших понятий и наименований божественной сущности, но они никогда не претендуют на статус единственной истины о Боге, никогда не перерастают в абсолютную неизреченность плотиновского Единого.

Следует специально отметить, что несмотря на внешнее сходство с апофатикой восточных отцов церкви, апофатика Августина содержит существенные отличия. Во-первых, отрицательное богословие первого не распространяется на сферу умопостигаемого, во-вторых, познание Бога через незнание выступает для Августина не окончательным итогом, а всего лишь преходящим моментом, способствующим продвижению человека по пути богопознания. Само по себе «ученое незнание» является для него лишь показателем того, что без божественного просвещения дух человеческий обречен на вечные блуждания в преддверии Истины, не будучи в состоянии Ее достичь. Именно в этом контексте и возникает знаменитая фраза об умудренном неведении: «Значит, есть в нас некое, так сказать, ученое незнание, но наученное Духом Божиим…» Августин Аврелий. Письмо ХХХ, к Пробе // PL T. 33 Col. 505 - Цит. по: Августин: pro et contra. Антология. СПб., 2002. С. 404 - 405.. Именно Августину было суждено ввести в употребление этот знаменательный термин, которому, как оказалось, суждена была долгая историческая судьба.

Во втором параграфе «Восточнохристианская апофатика и мистика. Апофатическое богословие Дионисия Ареопагита» показывается, что гораздо более последовательно, нежели в западной, апофатическая тенденция проявилась в восточной патристике. Эталонным образцом восточно-христианской апофатики могут считаться «Ареопагитики». Для нас важно еще и то, что мысль Дионисия послужила одним из главных импульсов богословского (и философского) мышления Кузанца. Идея «ученого незнания» приобретает у Дионисия характер парадигмы теологического мышления.

Главным предметом спекулятивной теологии Дионисия является познание Бога и мира. Однако познание Бога сопряжено с непреодолимыми трудностями: Бог непознаваем в своей сущности и может быть только косвенно опознан по своим проявлениям («энергиям») и символам, заключенным в божественном Откровении. Катафатическая теология представляет собой совокупность положительных суждений о Боге, относящихся не к его сущности, а к исходящим от него «энергиям», выступающим проявлением божественных сил. Эти силы и энергии уже не являются абсолютно простыми и потому становятся доступными познанию. Однако, познание Бога по аналогии с творением не просто далеко от совершенства - между ними лежит бездна. Тем не менее, приписывая имена божественным энергиям, мы в какой-то степени осуществляем доступное человеку познание Бога, правда, не в Его Сущности. Сама Божественная Сущность, выступая трансцендентным основанием бытия, не причастна ничему в мире, и ничто в мире также не причастно Ей. По большому счету, результатом катафатического (как и символического) путей богопознания оказывается отрицание и неведение. Следовательно, путь отрицания, путь познания через незнание, и есть единственно правильный путь.

«Ареопагитики» в целом следуют пути, указанному Плотином, но идут дальше него: тот все-таки оставлял своему первоначалу имена Единого и Блага, у Дионисия же Бог ставится выше противоположностей единого и многого, равно как выше любых и всяких противоположностей. Апофатическое богословие призвано устранить не только все чувственные представления о Боге, но также и все умопостигаемые. Поэтому остается последний путь богопознания - путь мистического созерцания, ведущий к непостижимому экстатическому соединению с Богом. «Только путем неведения можно познать Того, Кто превыше всех возможных объектов познания. Идя путем отрицания, мы подымаемся от низших ступеней бытия до его вершин, постепенно отстраняя всё, что может быть познано, чтобы в мраке полного неведения приблизиться к Неведомому. Незнание есть единственный путь постижения Бога в Нем Самом» Лосский В.Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. М., 2004. С. 126.. На этом пути и осуществляется познание Бога «через незнание, в непостижимом единении». Понятно, что сам акт подобного созерцания может быть показан только с формальной стороны. Неслучайно именно этот аспект учения Дионисия привлек пристальное внимание Кузанца.

Именно Дионисию удалось создать первую целостную и систематически продуманную христианскую концепцию «ученого незнания», которая не только являлась парадигмой на протяжении всего средневековья, но во многом осталась таковой и в последующие эпохи.

В третьем параграфе «Средневековая апофатика и Николай Кузанский» нами прослежен в основных чертах процесс ассимиляции апофатической парадигмы средневековой мыслью Запада (а в лице Каллиста Катафигиота - и Византии). Апофатическая теология Дионисия была ассимилирована не только западной мистикой, но и западной схоластикой. Начиная с Эриугены, «Ареопагитики» становятся широко известным и весьма авторитетным на Западе текстом. Уже сам Иоанн Скот, опираясь на комментарии Максима Исповедника, широко использует идеи апофатики для обоснования собственной философии. В итоге философ приходит к мысли о своеобразном единстве апофатического и катафатического путей познания.

Влияние апофатики Дионисия на схоластику прослежено нами на примере Фомы Аквинского. Фома стремился прийти к своеобразному синтезу апофатической и катафатической теологии, свести два противоположных метода к некоторому единству. Надо отметить, что подобный ход мысли не лишен оснований, и в этом плане Николай Кузанский будет следовать не только Дионисию и Экхарту, но и Аквинату - ведь «ученое незнание», по сути, и есть специфическое единство апофатики и катафатики: будучи не просто неведением, но, прежде всего, знанием об этом неведении, оно возможно лишь на пересечении обоих этих путей. Поэтому необходимо различать апофатику как религиозную практику, приводящую к мистико-экстатическому единению с Богом, и апофатику как интеллектуальную теоретическую процедуру, ведущую к философской методологии «ученого незнания», которая сыграет немалую роль в преобразовании всего европейского мышления.

Значительное внимание также уделено нами рассмотрению того влияния, которое оказала на Кузанца поздняя средневековая мистика, особенно немецкая апофатическая мистика «рейнских мастеров» XIV века, рассматриваемая нами на материале творчества Мейстера Экхарта. Это как раз та традиция, которую в определенной степени продолжил сам Николай. Мистика Экхарта явилась наследницей мистической традиции христианского неоплатонизма, прежде всего традиции Дионисия Ареопагита. Интенция мистической мысли Экхарта и Дионисия одна и та же. Если Бог не может быть познан рационально, так как Он не есть ни ум, ни мысль, ни знание, ни мудрость - но выше всего этого, как и всего остального, то человеческая мысль и речь оказываются бессильными в попытках постичь Его. Но если Бог недоступен для человеческого разума, то отсюда еще вовсе не следует, что Он непостижим вообще. Здесь и вступает в свои права мистический опыт, состоящий «в таинственном прикосновении к Божеству». Этот путь богопознания издревле привлекал внимание всех философствующих мистиков, а с особенной выразительностью представлен у Плотина и Дионисия. Экхарт весьма изощренно и красочно передает его суть. Кроме рационального познания, есть особый способ богопознания - мистический, состоящий в непосредственном внутреннем ощущении Божества. В тот момент, когда человеческая мысль достигает вершины абстракции, а ум отрешается от всяких представлений и образов и погружается в таинственное молчание, дух человека непосредственно осязает Божество. Погруженный в таинственный мрак неведения, он весь пребывает в Том, Кто выше всего; освобождаясь от всякого познания, он лучшей стороной своей соединяется с совершенно Непознаваемым, познавая Его помимо и сверх естественных действий ума. Так божественный мрак является одновременно неприступным светом, в котором обитает Сам Бог, совершенное неведение - ведением Того, Кто выше всякого ведения. Важнейшей особенностью апофатического мистицизма является обязательная опора на разум и спекулятивное мышление.

Нетрудно обнаружить прямую связь между «умудренным неведением» Кузанца и «неведением» Экхарта, происходящим «от высшего вида знания». Продолжая апофатическую традицию «Ареопагитик», Мейстер Экхарт полагает неведение высочайшим уровнем понимания. Спекулятивная мистика и апофатика Мейстера Экхарта делают его не только прямым продолжателем неоплатонической традиции, но и прямым предтечей Николая Кузанского в разработке парадигмы «docta ignorantia».

В целом вторая глава содержит общий абрис эволюции апофатической традиции и основанной на ней концепции «ученого незнания» в средневековой философии и теологии до Николая Кузанского. Мы осознанно стремились выделить и рассмотреть именно те узловые пункты философской апофатики, которые оказали решающее влияние на формирование доктрины «ученого незнания» Николая Кузанского. Именно поэтому мы уделили главное внимание тем мыслителям, на идеях которых основывалась творческая мысль самого Кузанца. Влияние идей рассмотренных нами мыслителей на Николая Кузанского несомненно. Однако само по себе следование определенной традиции еще вовсе не объясняет того, какую форму и какой смысл приобрели давно и хорошо известные положения апофатики, будучи включенными в новый мировоззренческий контекст. Остается открытым вопрос: благодаря чему, собственно, их последовательное развитие и неукоснительное следование принципам «ученого незнания» привели к началу решающего поворота европейской мысли - к превращению схоластической логики Средневековья в логику новой науки и философии. Поискам ответов на эти непростые вопросы и посвящена третья - заключительная - глава нашего диссертационного исследования «Доктрина «ученого незнания» Николая Кузанского».