"Метафизика сердца" в западноевропейской философии и культуре: Блез Паскаль, Макс Шеллер, Мартин Бубер

«Метафизика сердца» - духовное узрение феномена сердца и последующие размышления о нем в своеобразной метафизической форме¹ - опирается на многовековую европейскую христианскую философскую традицию, где одно понятие - «метафизика» - углубляет другое понятие - «сердце», создавая содержательный горизонт для умозрительного проникновения в суть экзистенциальночувственной сферы. «Сердце есть нечто более непонятное, непроницаемое, таинственное, скрытое, чем душа, чем сознание, чем дух <.> тайный центр человека; оно “безмолвствует”, апофатически утверждает свою глубину; в нем скрыта нетленная красота духа, подлинная красота; и этот нетленный духовный центр есть абсолютная ценность.»², - пишет Б. П. Вышеславцев.

В древнецерковной христианской антропологии сердце выступает центральным органом триединства духа-души-тела, их интеграции, гармонии и иерархии. Сердце центрирует все жизненное в его интимном, внеразумном и сверхразумном смысле. Кроме того, познание истины также осуществляется сердцем и в сердце. Это обусловлено особым гносеологическим статусом сердца, ибо Бог - всегда в сердце человеческом.

Так, в византийском исихазме особую роль играет «сведение ума в сердце», которое является сверхрациональной процедурой подготовки человеческой души к восприятию небесной благодати. Михаил Псёлл (1018-1078) и Григорий Палама (1296-1359) рассматривали сердце как центр интимно-мистического приближения к Богу. «.Зачав (в сердце твоем) слово (или мысль), без боли породи его (в делах и поведении твоей жизни), - писал Псёлл. Потому что таким образом ты безупречно сердце, человек. зачнешь Бога (в твоем сердце), и воскормишь его в уме.»³ Сердце есть «орган органов» в теле, «ум через сердце пользуется телом как своим органом, - считал Григорий Палама. - Мы <.> вводим ум не только внутрь тела и сердца, но даже еще и внутрь его самого»⁴. Сердце понимается византийскими мыслителями как символ, знаменующий собой сосредоточенность ума в самом себе. Ум выше, чем чувство, а сердце выше, чем ум; соответственно и созерцание сердца выше, чем познание ума и органов чувств.

Учение о «сердечном созерцании» в средневековой философии разрабатывалось Аврелием Августином (354-430). Обращенный «внешними» чувствами вовне себя, человек видит творение Божие, прекрасный мир, но видит его потому, что уже «просвещен» светом Божественного Ума. Ибо истина - не во внешних вещах, она - внутри человека, узре- ваемая сердцем именно как образ Божий. Мудрость человеческая, замечает христианский мыслитель, состоит в том, чтобы познать окружающий мир «.не через образы, доставляемые органами чувств, а <...> через внутреннее созерцание, представляющее нам созерцаемое в подлинном виде.»⁵, дабы «. устами сердца <...> приникнуть к струям <...> Небесного источника.»⁶ и узреть Бога невидимого и неслышимого.

В Новое время философ и ученый Блез Паскаль (1623-1662) создал метафизику, в которой человек предстал как существо греховное и спасаемое, ничтожное и великое, отчаявшееся и обретшее надежду⁷. Знаменитый образ «мыслящего тростника» призван передать трагически парадоксальное бытие человека: «Величие человека в том, что он сознает себя несчастным; дерево себя несчастным несознает. Сознавать себя несчастным - это несчастье; но сознавать, что ты несчастен, - это величие»⁸.

«Уразумение» небытия, как и «уразумение» всего сущего, требует беспредельности разума, возможной только у Бога, в котором эти крайности только и могут соприкасаться и сливаться. В человеке же сочетаются неоднородные и противоположные субстанции - душа и тело, поэтому он в состоянии познать до конца только однородные явления - телесные или духовные.

Тайна двойственной природы человека, считает французский мыслитель, заключена в его грехопадении, которое лишило его силы, извратило разум и волю. Необходимо обуздать гордыню, смирить немощный разум и слушать Бога. Истинная религия должна открывать величие и ничтожество, внушать к самим себе уважение и презрение, любовь и ненависть. «Вот почему блаженны и тверды в убеждении те, кому Бог дал веру через сердечное чувство; но тем, кто ее не имеет, мы можем ее дать лишь через рассуждение, пока Бог не даст им ее через сердечное чувство, без чего вера остается делом всего лишь человеческим и бесполезным для спасения души»⁹. «Сердечное чувство» как особое достоверное орудие постижения реальности дает человеку возможность постичь первоначала бытия, но при этом оставляет его в неведении относительно всей полноты мироздания.

Сила «сердца» означает у Паскаля не слабость разума, но отрицание его всесилия¹⁰. Во всевластие разума, замечает философ, могут верить только те, кто недооценивает силу страстей. Внутренняя борьба между разумом и страстями составляет драматизм всей человеческой жизни и происходит с переменным успехом иногда (в порядке исключения) уступая место их гармонии. «Сердце», порывы которого зачастую носят безотчетный и бессознательный характер, может увлечь за собой разум, поставив себе на службу его доказательства. «У сердца свой рассудок, который рассудку недоступен; это видно по множеству вещей»¹¹.

В ситуации выбора инструментов человеческого постижения мира французский мыслитель безоговорочно склоняется к «логике сердца», а не к «логике разума». Рациональные аргументы могут лишь подготовить человека к принятию религии, ведь вся суть веры состоит в том, что Бог постигается сердцем, а не разумом. «Логика чувства» названа Паскалем именно «логикой сердца», поскольку чувство, созерцающее ценности, имеет свою собственную логику. «Сердце» у Паскаля выступает инструментом познания, этического различения, экзистенциального проникновения в сущность человеческого существования.

В итоге получается, что «метафизика сердца» Паскаля интенцирована к Богу. «Бога познают сердцем, а не рассудком, - пишет он. - Бог является сердцу, а не рассудку»¹². Центральной фигурой и главным персонифицированным аргументом «логики сердца» выступает Иисус Христос как Сын Человеческий. Паскаль указывает, что Христос есть предмет и средоточие всего: кто не знает Иисуса, не знает ничего ни в порядке мира, ни в себе самом. Но кто знает Иисуса, тому ясны причины и значение всех вещей. Познание Бога без познания своего ничтожества приводит к гордыне, а познание своего ничтожества без познания Бога приводит к отчаянию. «Познайте же истинность религии даже в темноте ее, в сумерках, нас окружающих, в нашем равнодушии к познанию ее»¹³, - в отчаянии восклицает философ.

Развивая идеи Паскаля, оригинальную метафизику «любящего сердца» создал Макс Шелер (1874-1928). Немецкий мыслитель выступил против традиционного для европейской философии понимания Я как некоей интеллигибельной формы, диктуемой всеобщностью и необходимостью и приводящей Эго к утрате целостности, самоценной уникальности и неповторимости¹⁴. Человек может подлинно постичь сущность предметов и бытия личностно, уникально, исходя из присущего каждому индивиду сокровенного центра, средоточия духа и души - сердца. «Ибо то, что мы называем “душой” (Gemut) или, образно говоря, “сердцем” человека, это не хаос слепых состояний чувств, - пишет немецкий мыслитель. - Душа сама есть расчлененное отражение космоса всего могущего быть достойным любви.»¹⁵

Человек, доказывал Шелер, - это вовсе не субъект разума и не субъект разумной воли. Человек - это прежде всего ens amans (существо любящее) и только потом - ens cogitans (существо познающее) и ens volens (существо волящее): «Ранее, нежели ens cogitans или ens volens, человек есть ens amans. Полнота, ступенчатость, дифференциация, сила его любви устанавливает пределы полноты, функциональной спецификации, силы его возможного духа и возможной для него широты контакта с универсумом. Ему сущностно доступна лишь часть всего, что может быть любимо... Эта часть определяется ценностными качествами и ценностными модальностями, которые человек вообще может постигнуть.»¹⁶

Человек как ens amans - это конкретная и конечная субъективность, существующая в локальном ценностном мире, определяющем и возможную структуру мира вообще. Человек есть центр высших эмоционально-ценностных актов, единственное существо во Вселенной, не равнодушное к призывам, идущим из трансцендентного «царства ценностей»¹⁷. В качестве личности человек - это прежде всего ordo amoris - порядок любви.

Ordo amoris мыслится Шелером как сокровенное ядро личности, как основная «ценностная формула», в соответствии с которой организована духовно-нравственная жизнь индивида. Кто познал порядок любви человека, тот познал и его самого. Для человека как морального субъекта ordo amoris - то же самое, что формула кристалла для кристалла. «Кто знает ordo amoris человека, тот прозревает его так глубоко, как только возможно, тот за всем эмпирическим многообразием и сложностью видит всегда простые основные черты его душевного склада [Gemutes], который куда более заслуживает называться сердцевиной человека как существа духовного, чем познание и воление. Кто знает ordo amoris, тот владеет духовной схемой, тем первоистоком, который тайно питает все, исходящее из этого человека...»¹⁸

Конкретный «жизненный мир» индивида, считал Шелер, есть мир любви и ценностных предпочтений. Возможность одухотворения любви становится для философа и возможностью выхода за пределы индивидуальных мирков и любовного обживания Космоса, мира как целого. Вросший в мир всеми корнями своего естества и связанный с ним интимнейшими узами, человек, однако, не умещается в эмпирическом измерении своего бытия в мире. Будучи конечным существом, человек обладает потенциальной возможностью к бесконечному расширению границ своего бытия.

Благодаря интенциональным эмоциональным актам, полагает Шелер, человек приобщается к трансцендентным ценностям.

Такими актами выступают непосредственное созерцание и переживание, а самым плодотворным и высшим актом оказывается любовь. Источником эмоциональной жизни людей является сердце, поскольку в нем открывается начало, которое соединяет человека с трансцендентными ценностями и с самим Богом. «У сердца свои доводы. о которых рассудок ничего не знает и никогда ничего знать не способен, - пишет философ. - Образное выражение “сердце” <.> это <.> воплощение хорошо сориентированных актов, функций, несущих в себе строгую самостоятельную законосообразность.»¹⁹

Приобщение к божественному в любви осуществляется органично, утверждает Шелер, поскольку божественное начало изначально присутствует в самом сердце, что позволяет людям преодолевать собственное самоотчуждение и обретать изначальный смысл бытия. Но это обретение доступно тогда, когда человек раскрывает себя в осуществлении своего уникального ordo amoris.

Обращаясь к идеям Паскаля и Фейербаха, оригинальную метафизику «сердечного отношения» Я и Ты создал Мартин (Мордахай) Бубер (1870-1965 гг.). Немецко-иудейский мыслитель рассматривает диалог Я и Ты и встречу как основу человеческого существования, поскольку «...человеческое начинается лишь с обращенности к людям как личностям...»²⁰ Мир предстает человеку двояким способом в соответствии с двоякой позицией, которую человек занимает в нем. Эта позиция характеризуется двумя парами словосочетаний: Я-Оно и Я-Ты. Я существует не само по себе, а лишь в рамках указанных пар отношений. Им соответствует восприятие мира как «опыта» или как «отношения». Мое Ты воздействует на меня так же, как я на него; человек становится Я в Ты. «Когда говорится Ты, говорится и Я сочетания Я-Ты»²¹, - пишет Бубер.

В диалогическом принципе философ указывает на два типа человеческих отношений: отношения с вещным миром и отношения с другими человеческими существами. В первом случае человек находит себя перед миром вещей - объектов познания для экспериментирования и использования. «Мир как опыт принадлежит основному слову Я-Оно»²². Оно это объективированная реальность, предметный комплекс науки и технологии. Во втором случае Ты - уже не объект, Ты вторгается в мою жизнь, меняя ее своим присутствием.

Сущность Я заключена в фундаментальном отношении к Ты. «Основное слово Я-Ты создает мир отношения»²³.

В паре Я-Оно, поясняет Бубер, Я предстает как индивидуальность и достигает осознания себя как субъекта для опыта и использования. В паре Я-Ты Я предстает как личность и достигает осознания себя как субъективности. Индивидуальность проявляется постольку, поскольку она отличается от других индивидуальностей. Личность проявляется постольку, поскольку она входит в связь с другими личностями. «Только соучастие в бытии других живых существ обнаруживает смысл в основании собственного бытия»²⁴. Цель такой связи заключается в «сердечном» контакте с Ты, ибо только посредством такого контакта можно уловить «легкое дыхание» Ты, т.е. «дыхание вечной жизни», любовь. «Любовь есть ответственность Я за Ты: в ней присутствует то, чего не может быть ни в каком чувстве - равенство всех любящих...»²⁵, - пишет философ. Входящий в такую «сердечную» связь причастен реальности, некоему бытию, которое целиком не содержится ни в нем, ни вне его. Вся реальность - это действие, в котором я участвую без того, чтобы приспособиться к нему. Там, где нет участия, нет и полноты реальности. Участие наиболее полно там, где более непосредственен контакт Я и Ты.

Хотя индивидуальность задана своей несхожестью, личность конституируется только отношением с другими личностями. «Особая сущность человека прямо познается лишь в живом отношении, - подчеркивает иерусалимский мыслитель. - Я и Ты имеются в нашем мире только потому, что имеются люди, и притом Я возникает лишь из отношения к Ты»²⁶. В этом пункте проявляется принципиальное расхождение Бубера с Шелером, который понимал человека как обособленное существо, находящееся в отношении с самим собой и Богом. Именно Ты делает мое Я, утверждает Бубер, в присутствии Ты растет Я, понимающее свое несовпадение с Ты. И если в отношении с Оно Я может говорить и используя его, то в отношении с Ты Я не говорит, а общается. Реальность становится человечной, «сердечной» только в диалоге. Ты не есть объект, Ты - всегда субъект, поэтому субъект Ты соединяется с субъектом Я.

Отношение между человеком и Богом - это отношение Я-Ты, считает Бубер, а не связь Я-Оно. Бог - не объект веры или доказательства, Он может быть только собеседником. Бог есть «вечное Ты», поэтому наша жизнь должна стать «беседой с Богом», а повседневное существование - ареной этого диалога. Только «в вечном Ты» достигают полноты все возможные отношения в мире. Истинный Бог - это то Существо, присутствие Которого требует от нас подчинения, ответственности, а потому и гарантирует высший смысл существования. Можно говорить с Богом, но нельзя о Боге рассуждать. «Тем самым... приобретают иной, новый вид непосредственные отношения к Богу. Эту непосредственность можно сравнить с непосредственностью отношения к любимому человеку...»²⁷ Вслед за Паскалем, Бубер ищет не абстрактного «Бога философов», а конкретного «Бога Авраама, Бога Исаака и Бога Иакова»²⁸.

Итак, Откровение не есть некое общение по поводу Божественных истин, человека и мира, кристаллизуемых в догмы и актуализуемых в культуре, подчеркивает Бубер. Откровение - это событие, наступление Присутствия, которое не замыкает Бога в мир Оно, а распахивает путь к Встрече, это «сердечная» связь между Я и Ты.

Таким образом, в разработанной западноевропейской философской мыслью «метафизике сердца», впитавшей в себя все богатство христианской культуры, мысль и действие, чувство и рассудок, рациональность и интуиция представлены в единстве сокровенных экзистенциальных интенций человеческой души.

Примечания