Философия науки и философские знание

 Вторая половина ХIХ века в развитии естествознания занимает особое место. Это - период, который представляет собой одновременно и завершение старого, классического естествознания и зарождение нового, неклассического. С одной стороны, великое научное достижение, заложенное гением Ньютона, - классическая механика - получает в это время возможность в полной мере развернуть свои потенциальные возможности. А, с другой стороны, в недрах классического естествознания уже зреют предпосылки новой научной революции; механистическая (метафизическая) методология оказывается совершенно недостаточной для объяснения сложных объектов, которые попали в поле зрения науки второй половины ХIХ века. Лидером естествознания по прежнему является физика.

1. Кризис в физике на рубеже веков

Вторая половина XIX в. характеризуется быстрым развитием всех сложившихся ранее и возникновением новых разделов физики. Однако особенно быстро развиваются теория теплоты и электродинамика. Теория теплоты развивается по двум направлениям. Во-первых, это развитие термодинамики, непосредственно связанной с теплотехникой. Во-вторых, развитие кинетической теории газов и теплоты, приведшее к возникновению нового раздела физики - статистической физики. Что касается электродинамики, то здесь важнейшими событиями явились: создание теории электромагнитного поля и возникновение нового раздела физики - теории электронов.

Величайшим достижение физики второй половины ХIХ века является создание теории электромагнитного поля. К середине XIX в. в тех отраслях физики, где изучались электрические и магнитные явления, был накоплен богатый эмпирический материал, сформулирован целый ряд важных закономерностей. Так, были открыты важнейшие законы: закон Кулона, закон Ампера, закон электромагнитной индукции, законы постоянного тока и др. Сложнее обстояло дело с теоретическими представлениями. Строившиеся физиками теоретические схемы основывались на представлениях о дальнодействии и корпускулярной природе электричества. Полного теоретического единства во взглядах физиков на электрические и магнитные явления не было. Однако к середине XIX в. потребность в качественном совершенствовании теоретического базиса учений о об электрических и магнитных процессах стала совершенно очевидной. Появляются отдельные попытки создания единой теории электрических и магнитных явлений. Одна из них оказалась успешной. Это была теория Максвелла, которая произвела подлинный революционный переворот в физике.

Максвелл и поставил перед собой задачу перевести идеи и взгляды Фарадея на строгий математический язык, или, говоря другими словами, интерпретировать известные законы электрических и магнитных явлений с точки зрения взглядов Фарадея. Будучи блестящим теоретиком и виртуозно владея математическим аппаратом, Дж. К. Максвелл справился с этой сложнейшей задачей. Результатом его трудов оказалось построение теории электромагнитного поля, которая была изложена в работе “Динамическая теория электромагнитного поля”, опубликованной в 1864 г.

Эта теория существенно изменяла представления о картине электрических и магнитных явлений. Она их объединяла в единое целое. Основные положения и выводы этой теории следующие.

Электромагнитное поле - реально и существует независимо от того, имеются проводники и магнитные полюса, обнаруживающие его, или нет. Максвелл определял это поле следующим образом: “. . . электромагнитное поле - это та часть пространства, которая содержит в себе, и окружает тела, находящиеся в электрическом или магнитном состоянии” (Максвелл Дж. К. Избранные сочинения по теории электромагнитного поля. М. , 1952, с. 253). Изменение электрического поля ведет к появлению магнитного поля, и наоборот. Векторы напряжений электрического и магнитного полей - перпендикулярны. Это и объясняло, почему электромагнитная волна исключительно поперечна.

Теория электромагнитного поля исходила из того, что передача энергии происходит с конечной скоростью. И таким образом она обосновывала принцип близкодействия. Скорость передачи электромагнитных колебаний равна скорости света (с). Из этого следовала принципиальная тождественность электромагнитных и оптических явлений. Оказалось, что различия между ними только в частоте колебаний электромагнитного поля. Экспериментальное подтверждение теории Максвелла в 1887 г. в опытах Г. Герца (1857-1894) произвело большое впечатление на физиков. И с этого времени теория Максвелла получает признание подавляющего большинства ученых. Во второй половине ХIХ века предпринимаются попытки придать понятию абсолютного пространства и абсолютной системы отсчета новое научное содержание, очистив их от того метафизического смысла, который был придан им Ньютоном. В 1870 г. К. Нейман ввел понятие a -тела, как такого тела во Вселенной, которое является неподвижным и которое можно считать за начало абсолютной системы отсчета. Некоторые физики предлагали принять за a -тело такое тело, которое совпадает с центром тяжести всех тел во всей Вселенной, полагая, что этот центр тяжести можно считать находящимся в абсолютном покое. Комплекс вопросов об абсолютном пространстве и абсолютном движении приобрел новый смысл в связи с развитием электронной теории и возникновением гипотезы об электромагнитной природе материи. Согласно электронной теории существует неподвижный всюду эфир и движущиеся в нем заряды. Неподвижный эфир заполняет все пространство и с ним можно связать систему отсчета, которая является инерциальной и, более того, выделенной из всех инерциальных систем отсчета. Движение относительно эфира можно рассматривать как абсолютное. Таким образом, на смену абсолютному пространству Ньютона пришел неподвижный эфир, который можно рассматривать как своего рода абсолютную и к тому же инерциальную систему отсчета. Однако такая точка зрения уже с самого начала испытывала принципиальные затруднения. Об абсолютном движении тела, т. е. движении относительно эфира, можно говорить и представить, но определить это движение невозможно. Целый ряд опытов (Майкельсона и другие), поставленные с целью обнаружения такого движения, дали отрицательные результаты. Таким образом, хотя абсолютная система отсчета и была, как казалось, найдена, тем не менее она, как и абсолютное пространство Ньютона, оказалась ненаблюдаемой. Лоренц для объяснения результатов, полученных в этих опытах, вынужден был ввести специальные гипотезы, из которых следовало, что, несмотря на существование эфира, движение относительно него определить невозможно. Однако вопреки таким мнениям все чаще и чаще высказывались соображения о том, что само понятие абсолютного прямолинейного и равномерного движения как движения относительно некоего абсолютного пространства лишено всякого научного содержания. Вместе с этим лишается содержания и понятие абсолютной системы отсчета и вводится более общее понятие инерциальной системы отсчета, не связанное с понятием абсолютного пространства. В результате понятие абсолютной системы координат становится бессодержательным. Иначе говоря, все системы, связанные со свободными телами, не находящимися под влиянием каких-либо других тел, равноправны. В 1886 г. Л. Ланге, проводя исторический анализ развития механики, и утверждая бессодержательность понятия абсолютного пространства, предложил определение инерциальной системе координат: инерциальные системы - это системы, которые движутся прямолинейно и равномерно друг по отношению к другу. Переход от одной инерциальной системы к другой осуществляется в соответствии с преобразованиями Галилея. Преобразования Галилея в течение столетий считались само собой разумеющимися и не нуждающимися ни в каком обосновании. Но время показало, что это далеко не так. В конце XIX в. с резкой критикой ньютоновского представления об абсолютном пространстве выступил немецкий физик, позитивист Э. Мах. В основе представлений Маха как физика лежало убеждение в том, что “движение может быть равномерным относительно другого движения. Вопрос, равномерно ли движение само по себе, не имеет никакого смысла”. (Мах Э. Механика. Историко-критический очерк ее развития. Спб, 1909, с. 187 В связи с этим Мах рассматривал системы Птолемея и Коперника как равноправные, считая последнюю более предпочтительной из-за простоты. ) Это представление он переносит не только на скорость, но и на ускорение. В ньютоновской механике ускорение (в отличии от скорости) рассматривалось как абсолютная величина. Согласно классической механике, для того чтобы судить об ускорении, достаточно самого тела, испытывающего ускорения. Иначе говоря, ускорение - величина абсолютная и может рассматриваться относительно абсолютного пространства, а не относительно других тел. (Ньютон аргументировал это положение примером с вращающимся ведром, в котором налита вода. Этот опыт показывал, что относительное движение воды по отношению к ведру не вызывает центробежных сил и можно говорить о его вращении самом по себе, безотносительно к другим телам, т. е. остается лишь отношение к абсолютному пространству. ) Этот вывод и оспаривал Мах. С точки зрения Маха всякое движение относительно пространства не имеет никакого смысла. О движении, по Маху, можно говорить только по отношению к телам. Поэтому все величины, определяющие состояние движения, являются относительными. Значит, и ускорение - также чисто относительная величина. К тому же опыт никогда не может дать сведений об абсолютном пространстве. Он обвинил Ньютона в отступлении от принципа, согласно которому в теорию должны вводиться только те величины, которые непосредственно выводятся из опыта. Однако, несмотря на идеалистический подход к проблеме относительности движения, в соображениях Маха были некоторые интересные идеи, которые, способствовали появлению общей теории относительности. Речь идет о т. н. “принципе Маха”. Мах выдвинул идею, согласно которой инерциальные силы следует рассматривать как действие общей массы Вселенной. Этот принцип впоследствии оказал значительное влияние на А. Эйнштейна. Рациональное зерно “принципа Маха” состояло в том, что свойства пространства-времени обусловлены гравитирующей материей. Но Мах не знал, в какой конкретной форме выражается эта обусловленность. К новым идеям о природе пространства и времени подталкивали физиков и результаты математических исследований, открытие неевклидовых геометрий. Так, английский математик Клиффорд в 70-х годах высказал идею, что многие физические законы могут быть объяснены тем, что отдельные области пространства подчиняются неевклидовой геометрии. Более того, он считал, что кривизна пространства может изменяться со временем. Клиффорда принадлежит к числу немногочисленных в ХIХ веке провозвестников эйнштейновской теории гравитации. Конец XIX в. в истории физики отмечен рядом принципиальных открытий, которые непосредственно привели к научной революции на рубеже ХIХ-ХХ веков. Важнейшие из них: открытие рентгеновских лучей, открытие электрона и установление зависимости его массы от скорости, открытие радиоактивности, фотоэффекта и его законов и др. В 1895 г. Вильгельм Рентген (1845 - 1923) открыл необычные лучи, которые впоследствии получили название рентгеновских. Открытие этих лучей заинтересовало физиков и буквально сразу вызвало чрезвычайно широкую дискуссию о природе этих лучей. В течение короткого времени были выяснены необычные свойства этих лучей: способность проходить через светонепроницаемые тела, ионизировать газы и др. Но природа самих лучей оставалась неясной. Рентген высказал гипотезу о том, что лучи представляют собой продольные электромагнитные волны. Существовала гипотеза о корпускулярной природе этих лучей. Однако все попытки обнаружить волновые свойства лучей Рентгена, например наблюдать их дифракцию, долгое время были безуспешными. (Только в 1925 г. немецкому физику Лауэ удалось обнаружить дифракцию рентгеновских лучей от кристаллической решетки )Открытие рентгеновских лучей способствовало исследованиям электропроводности газов и изучению катодных лучей. Важнейшим открытием в физике конца XIX в. было открытие радиоактивности, которое помимо своего общего принципиального значения сыграло важную роль в развитии представлений об электроне. Все началось в 1896 г. , когда Анри Беккерель, исследуя загадочное почернение фотографической пластинки, оставшейся в ящике письменного стола рядом с кристаллами сульфата урана, случайно открыл радиоактивность. Систематическое исследование радиоактивного излучения было предпринято Эрнестом Резерфордом; он установил, что радиоактивные атомы испускают частицы двух различных типов, которые назвал альфа и бета. Тяжелые положительно заряженные альфа-частицы, как выяснилось, представляли собой быстро движущиеся ядра гелия. Бета-частицы оказались летящими с большой скоростью электронами. Мария Склодовская-Кюри (1867 - 1934), занявшись исследованием нового явления, пришла к выводу, что в урановых рудах присутствуют вещества, обладающие также свойством излучения, названного ею радиоактивным. В результате упорного труда Марии и Пьеру Кюри (1859 - 1906), удалось выделить из урановых руд новый элемент (1898), который обладал радиоактивностью гораздо большей, чем уран. Этот элемент был назван радием. Исследованием вновь открытых явлений занялись многие физики. Нужно было определить природу радиоактивных лучей, а также какое влияние на радиоактивность оказывают физические условия, в которых находятся радиоактивные вещества, и т. д. Все эти вопросы начали проясняться в результате последующих исследований. В связи с изучением радиоактивных явлений перед физиками встало два главных вопроса. Во-первых, это вопрос о природе радиоактивного излучения. Уже через короткое время после открытия Беккереля стало ясно, что радиоактивное излучение неоднородно и содержит три компонента, которые получили название a -, b - и g -лучей. При этом оказалось, что a - и b -лучи являются потоками соответственно положительно и отрицательно заряженных частиц. Природа g - излучения была выяснена позже, хотя довольно рано высказывалось мнение, что оно представляет собой электромагнитное излучение. Второй вопрос, возникший в связи с исследованием радиоактивного излучения, был более трудным и заключался в определении источника энергии, которую несут эти лучи. Что это за энергия, находящаяся внутри атома, которая освобождается при его распаде и выделяется вместе с излучением, был неясен, как и вообще вопрос о механизме самого радиоактивного распада, а первые теории, возникшие для решения этого вопроса, нельзя было считать убедительными. К великим открытиям второй половины ХIХ века должны быть отнесено создание периодической системы химических элементов Д. И. Менделеевым, экспериментальное обнаружение электромагнитных волн Г. Герцем, открытие явления фотоэффекта, тщательно проанализированное А. Г. Столетовым. В этом ряду и еще одно очень важное открытие - обнаружение того, что отношение заряда к массе для электрона не является постоянной величиной, а зависит от скорости. Открытие зависимости массы электрона от скорости и объяснение этого факта наличием электромагнитной массы вызвали вопрос, обладает ли вообще электрон обычной массой, массой в смысле классической механики, массой в смысле Ньютона. Этот вопрос не мог быть решен. Некоторым ученым начинает казаться что само развитие науки приводит к отказу от признания существования материи и справедливости общих важнейших физических законов. Открытие радиоактивности также приводит таких ученых в растерянность. В таких условиях в физике складывается атмосфера разочарования в возможностях научного познания истины, начинается “брожение умов”, распространяются идеи релятивизма и агностицизма. Ситуацию, сложившуюся в физической науке на рубеже XIX - ХХ вв. , Пуанкаре назвал “кризисом физики”. (См. : Пуанкаре А. О науке. М. , 1990) “Признаки серьезного кризиса” физики он в первую очередь связывал с возможностью отказа от фундаментальных принципов физического познания. “Перед нами “руины” старых принципов, всеобщий “разгром” таких принципов”, - восклицал он. “Принцип Лавуазье” (закон сохранения массы), “принцип Ньютона” (принцип равенства действия и противодействия, или закон сохранения количества движения), “принцип Майера” (закон сохранения энергии) - все эти фундаментальные принципы, которые долгое время считались незыблемыми, теперь подвергают сомнению. На рубеже ХIX - ХХ вв. многие ученые, пытаясь осмыслить состояние физики, приходили к выводу о том, что само развитие науки показывает ее неспособность дать объективное представление о природе, что истины науки носят чисто относительный характер, не содержат в себе ничего абсолютного, что ни о какой объективной реальности, существующей независимо от сознания людей, не может быть и речи. На самом же деле проблема состояла в том, что концу ХIХ века методологические установки классической, ньютоновской физики уже исчерпали себя и необходимо было изменять теоретико-методологический каркас естественнонаучного познания. Возникла необходимость расширить и углубить понимание и самой природы и процесса ее познания наукой. Не существует никакой абсолютной субстанции бытия, с познанием которой завершается прогресс науки. Как бесконечна, многообразна и неисчерпаема сама природа, так бесконечен, многообразен и неисчерпаем процесс ее познания естественными науками. Электрон так же неисчерпаем, как и атом. Каждая естественнонаучная картина мира является относительной и преходящей. Процесс научного познания необходимо связан с периодической крутой ломкой старых понятий, теорий, картин мира, методологических установок, способов познания. А “физический идеализм” является просто следствием непонимания некоторыми физиками необходимости периодической смены философско-методологических оснований естествознания. (В России анализ революции в естествознании на рубеже ХIХ-ХХ веков был осуществлен В. И. Лениным в работе “Материализм и эмпириокритицизм”, вышедшей в свет в 1909 г. )К концу ХIХ века механистическая, метафизическая (т. е. предметоцентрическая) методология себя исчерпала. Естествознание стремилось к новой диалектической (т. е. системоцентрической) методологии. Поиски этой новой методологии были не простыми, были сопряжены с борьбой мнений, школ, взглядов, философской и мировоззренческой полемикой. Поэтому и возникла атмосфера разочарования в возможностях познания природы, поползновения в идеализм. В конце концов, в первой четверти ХХ века естествознание все-таки нашло свои новые философско-методологические ориентиры, разрешив кризис рубежа веков.

2. Кризис дарвинизма в конце ХIХ века

Эволюционная теория возникла как сложнейший синтез самых различных биологических знаний, в том числе и опыта практической селекции. И потому процесс утверждения теории затрагивал самые разнообразные отрасли биологической науки. Не случайно процесс утверждения дарвиновой теории носил сложный, подчас драматический характер. Особая сложность состояла в том, что против теории естественного отбора ополчились не только сторонники креационистских воззрений, но также естествоиспытатели, выдвигавшие и обосновывавшие другие эволюционные концепции, построенные на иных принципах, чем дарвиновская теория. Все это привело к тому, что картина развития биологии во второй половине XIX в. была очень пестрой, мозаичной, заполненной противоречиями, драматическими событиями, страстной борьбой мнений, школ, направлений, взаимным непониманием позиций, а часто и нежеланием понять точку зрения другой стороны, обилием поспешных, непродуманных и необоснованных выводов, опрометчивых прогнозов и замалчивания выдающихся достижений. Особенно трудно и противоречиво протекало утверждение принципов дарвиновой теории. Вокруг их роли, содержания, их интерпретации борьба велась острая и длительная, особенно вокруг принципа естественного отбора. Можно указать на четыре основные явления в системе биологического познания второй половины XIX - начала ХХ в. , которые были вехами в процессе утверждения принципов теории естественного отбора:возникновение и бурное развитие так называемого филогенетического направления, вождем и вдохновителем которого был Э. Геккель;формирование эволюционной биологии - проникновение эволюционных представлений во все отрасли биологической науки;создание экспериментально-эволюционной биологии;синтез принципов генетики и дарвинизма и создание основ синтетической теории эволюции.

Прежде всего, объяснение эмпирических аномалий и вплетение их в систему дарвинова учения наиболее ярко воплотилось в бурном развитии в 60 - 70-х годах XIX в. филогенетического направления. В рамках филогенетического направления были вскрыты и исследованы имеющие общебиологическую значимость закономерности. К ним можно отнести: биогенетический закон (Ф. Мюллер, А. O. Ковалевский, Э. Геккель), закон необратимости эволюции (Л. Долло), закон более ранней закладки в онтогенезе прогрессивных органов (Э. Менерт), закон анадаптивных и инадаптивных путей эволюции (В. 0. Ковалевский), принцип неспециализированности предковых форм (Э. Коп), принцип субституции органов (H. Клейненберг), закон эволюции органов путем смены функций (Л. Дорн) и др. Не случайно, что не все из этих закономерностей рассматривались биологами как формы обоснования и подтверждения дарвиновой теории. Более того, на базе некоторых из них выдвигались проекты новых концепций эволюции, которые - по замыслу их авторов - должны были опровергнуть дарвинову теорию и заменить ее новой эволюционной теорией. Обобщение принципов эволюционной теории, выявление пределов, при которых они не теряют своего значения, проявилось в интенсивном формировании комплекса т. н. эволюционной биологии (т. е. эволюционных направлений в системе биологического знания - систематики, палеонтологии, морфологии, эмбриологии, биогеографии и др. ), имевшем место в 60-70-е годы ХIХ в. Возникновение в конце прошлого века экспериментально-эволюционной биологии было вызвано во многом необходимостью эмпирического обоснования и теоретического утверждения принципов дарвиной теории, экспериментальной проверки и углубления понимания факторов и законов эволюции. Особенно это касалось принципа естественного отбора. Яркие результаты в экспериментальном исследовании естественного отбора были получены Г. Бэмпесом (1897), В. Уэлдоном (1898), Е. Паультоном и С. Сандерсом (1899) и др. А к рубежу XIX - ХХ вв. биология, как и физика, подошла в состоянии глубокого кризиса своих методологических оснований, вызванного во многом метафизическим содержанием методологических установок классической биологии. Кризис проявился прежде всего в многообразии и противоречии оценок и интерпретаций сущности эволюционной теории и интенсивно накапливавшихся данных в области генетики. 8. 3. Становление учения о наследственности (генетики)Истоки знания о наследственности весьма древние. Наследственность как одна из существенных характеристик живого известна очень давно, представления о ней складывались еще в эпоху античности. Долгое время вопрос о природе наследственности находился в ведении эмбриологии, в которой еще вплоть до XVII в. господствовали фантастические и полуфантастические представления. В середине и второй половине XVIII в. учение о наследственности обогащается новыми данными - установлением пола у растений, искусственной гибридизацией и опылением растений, а также отработкой методики гибридизации. Одним из основоположников этого движения является Й. Г. Кельрейтер (1733 - 1806), тщательно изучавший процессы оплодотворения и гибридизации. Опыты по искусственной гибридизации растений позволили опровергнуть концепцию преформизма. В этом отношении ботаника оказалась впереди зоологии. Кельрейтер открыл явление гетерозиса - более мощное развитие гибридов первого поколения, которое он, разумеется, объяснить правильно не мог. Во второй половине XVIII - начале XIX в. наследственность рассматривалась как свойство, зависящее от количественного соотношения отцовских и материнских компонентов. Считалось, что наследственные признаки гибрида являются результатом взаимодействия отцовских и материнских компонентов, их борьбы между собой. А исход борьбы определяется количественным участием, долей того и другого. Опыты по искусственному скрещиванию рас гороха проводил Т. Э. Найт (1759 - 1838), наблюдавший доминирование признаков гибридов. Лишь в первой половине XIX в. стали складываться непосредственные предпосылки учения о наследственности и изменчивости - генетики. Качественным рубежом здесь, по-видимому, оказались два события. Первое - создание клеточной теории. Второе событие - выделение объекта генетики, т. е. явлений наследственности как специфической черты живого, которую не следует растворять во множестве свойств индивидуального развития организма. Создание клеточной теории было важнейшим шагом на пути разработки научных воззрений на наследственность и изменчивость. Познание природы наследственности предполагало выяснение вопроса о том, что является универсальной единицей структурной организации растительного и животного миров. Ведь инвариантные характеристики органического мира должны иметь и свое структурное выражение. Создание клеточной теории позволяло “выйти” на объект генетики. Особое место в истории учения о наследственности занимает творчество О. Сажре (1763 - 1851). Заслуга О. Сажре в том, что он первый в истории учения о наследственности начал исследовать не все, а лишь отдельные признаки скрещивающихся при гибридизации растений. На этой основе (изучая гибридизацию тыквенных) он приходит к выводу, что старая точка зрения, будто признаки гибрида всегда есть нечто среднее между признаками родителей, неверна. Признаки в гибриде не сливаются, а перераспределяются. Сажре впервые понял корпускулярный, дискретный характер наследственности и выделил наследственность как специфический объект познания, отличный от процесса индивидуального развития организма, разграничил предмет генетики как учения о наследственности от предмета эмбриологии и онтогенетики как учения об индивидуальном развитии организма. С работ О. Сажре собственно и начинается научная генетика. Важнейшим открытием в генетике XIX в. было формулирование Г. Менделем его знаменитых законов. Развивая методологическую установку, содержавшуюся в работах О. Сажре, Мендель рассматривал не наследуемость всех признаков организма сразу, а выделял наследуемость единичных, отдельных признаков, абстрагируя эти признаки от остальных, удачно применяя при этом вариационно-статистический метод, демонстрируя эвристическую мощь математического моделирования в биологии. И хотя это открытие опередило свое время и осталось незамеченным вплоть до начала ХХ в. Новаторское значение открытий Менделя не было оценено его современниками: в сознании биологов не созрели еще все необходимые предпосылки научного учения о наследственности. Такие предпосылки сложились лишь к началу ХХ в.

Эволюция концепции науки в позитивизме

Позитивизм -- философское направление, исходящее из тезиса о том, что все подлинное, «положительное» (позитивное) знание может быть получено лишь как результат отдельных специальных наук или их синтетического объединения и что философия как особая наука, претендующая на содержательное исследование реальности, не имеет права на существование. Позитивизм проходит ряд стадий, традиционно называемых первым позитивизмом, вторым позитивизмом (эмпириокритицизмом) и третьим позитивизмом (логический позитивизм, неопозитивизм). Чтобы проследить эволюцию концепции науки в позитивизме, нужно в первую очередь ограничить рассмотрение науки общими принципами, свойственными всем этапам позитивизма. Общей чертой всех перечисленных течений является эмпиризм и неприятие метафизики, под которой позитивисты понимают классическую философию -- от Декарта до Гегеля. Первый позитивизмОгюст Конт одним из первых выдвинул идею об отрыве метафизики от науки. Конт сформулировал закон трех стадий -- человеческое общество в своем развитии проходит через три стадии: теологическая -- люди объясняют природу через понятие бога, метафизическая -- люди объясняют природу через абстрактные сущности, позитивная -- явлениям природы дается научное объяснение. Именно на последнем этапе берет верх наука, отвечающая на вопрос «как?», а не «почему?». Наука имеет одностороннее влияние на философию. Новая философия науки (позитивизм) признана выполнять задачи упорядочивания, систематизации, координации и кодификации научных выводов. Закон постоянного подчинения воображения наблюдению вступает в силу только на научной стадии и говорит о том, что наблюдение -- это основной метод получение научных знаний. Научное знание является, по Конту, преимущественно описательным. Согласно энциклопедическому закону, принципам движения от простого к сложному, от абстрактного к конкретному, от древнего к новому, Конт ввел иерархию наук: математика, астрономия, физика, химия, биология, социология и мораль. Джон Стюарт Милль отмечал, что все, что мы знаем -- это отношения последовательности или сходства фактов. Если эти отношения постоянны, то они формируют т. н. законы. Законы явлений -- вот и все, что мы знаем относительно явлений. Именно индуктивное рассуждение основано на человеческой вере в единство природы. В своей «Системе логики» писал, что новое знание может быть достигнуто только эмпирически (даже математика имеет эмпирическое происхождение). Индуктивные методы по Миллю: сходства, различия, сопутствующих изменений, остатков. Также выделил интуицию (как метод косвенного познания) и дедукцию (для «развертывания» теорий). Герберт Спенсер в кантианской традиции выделял сферы познаваемого (область науки и философии) и непознаваемого (религия). По Спенсеру, в науке индукция обеспечивает преимущественно качественные предсказания, то дедукция -- количественные. На начальном этапе индуктивно формируются теоретические законы и гипотезы, но развитая наука делает акцент на дедуктивном методе (на количественных предсказаниях). Закон эволюции Спенсера формируется на основе положения о неуничтожимости вещества и принципа постоянства движения. Эволюция, как основной закон, присущий всем явлениям опыта, -- это интеграция вещества (переход от бессвязного к связности), это дифференциация (переход от однородного к разнородному) и это упорядоченность (переход от неопределенного к определенности). Второй позитивизм (эмпириокритицизм)Второй позитивизм (Мах, Авенариус) и неопозитивизм (Шлик, Карнап, Витгенштейн, Рассел) отошли от чистого эмпиризма, признали роль теории в научном познании и поставили проблему перехода от эмпирического знания к теоретическому. Но и они отождествляли философию (и философию науки) с частнонаучным знанием: первые -- с психологией научного творчества, вторые -- с логикой (математической логикой и логической семантикой). Мах критиковал механику Ньютона за введение понятий абсолютное пространство и время, поскольку они не наблюдаемы, а следовательно -- фикции, поэтому их нужно изгнать из науки. Принцип нейтральности -- в восприятии нельзя отделить, что относится к внешнему миру (физика, материя), а что к внутреннему миру воспринимающего (психика, идея), поэтому Мах рассматривает свою универсальную теорию -- психофизика. Принцип экономии мышления: наука имеет целью заменить, то есть сэкономить опыт, предвосхищая факты. Поэтому предпочтение отдается наиболее простым теориям. Процесс познания, по Маху, -- это адаптация к среде, желание избавится от противоречий, где главное место принадлежит описанию. Авенариус выдвинул требование критики опыта: опыт следует проверить, т. к. личный опыт выражен в социально обусловленных понятиях, которые суть исторические конструкции. Среди других идей Авенариуса принцип наименьшей траты сил, признание описания идеалом науки, отказ от объяснения, стремление к надпартийности, критический пересмотр всех истин, возвращение к «естественному понятию мираПьер Дюгем утверждал, что любая физическая теория -- это объяснение и классификация. Физическая теория последовательно проходит 4 стадии: измерение, выбор гипотез, математическое развитие теории, опытная проверка. Дюгем критикует индукцию, как метода построения гипотез. Также он поднимает проблему абстрактного символа, который никогда не равен конкретному факту. Третий позитивизм (логический позитивизм, или постпозитивизм)Постпозитивисты (Поппер, Кун, Лакатос, Фейерабенд) осознали ошибочность абсолютизации эмпирической методологии и показали важность социокультурных и внерациональных факторов для развития науки. После их исследований было признано, что философия невозможна как частная наука, что это особый вид знания, причем совершенно необходимый для развития науки (тот же эмпиризм -- это метафизическая концепция). Одна из проблем, существенно определивших развитие философии науки в начале 20 века, получила название проблемы демаркации (этот термин был введен Карлом Поппером). Речь идет об определении границ между наукой и не наукой. Наиболее распространенный ответ на этот вопрос состоял в том, что наука отличается от псевдонауки или от «метафизики» своей опорой на факты, своим эмпирическим методом. Концепция, которая в это время активно развивалась в рамках так называемого «Венского кружка» и шла от одного из крупнейших философов начала века Л. Витгенштейна, утверждала, что к науке принадлежат только те предложения, которые выводятся из наблюдения или, что то же самое, могут быть верифицированы с помощью наблюдений. Отсюда следовало, что любая теория, претендующая на то, чтобы быть научной, должна быть выводима из опыта. Поппер с не принимает этого тезиса. Наблюдение, с его точки зрения, уже предполагает некоторую теоретическую установку, некоторую исходную гипотезу. Нельзя просто наблюдать, не имея для этого никаких предпосылок. Наблюдение всегда избирательно и целенаправленно: мы исходим из определенной задачи и наблюдаем только то, что нужно для решения этой задачи. К сказанному можно добавить, что любая развитая теория формулируется не для реальных, а для идеальных объектов. В механике, например, это -- материальные точки, абсолютно твердые тела, идеальные жидкости и т. д. Поппер полагает, что традиционная индукция непригодна для обоснования научного знания, поскольку универсальные высказывания не верифицируемы и, следовательно, верифицируемость не может служить критерием принадлежности высказываний к эмпирической науке. Таким критерием является, по мнению Поппера, фальсифицируемость: подлинными научными высказываниями могут быть только те, которые можно опровергнуть опытом. Наука развивается за счет выдвижения смелых гипотез, которые затем разными способами пытаются опровергнуть. Чем больше из гипотезы можно вывести следствий, способных опровергнуть ее на опыте, тем богаче по своему содержанию данная гипотеза. В процессе фальсификации Поппер обнаружил противоречие: любая научная гипотеза подвергается попыткам опровержения на основе уже имеющихся научных знаний, которые, в свою очередь, сами подвергаются процедуре фальсификации, и цепочка может быть бесконечной. Ограничивает эту бесконечность Поппер следующим образом: нефальсифицируемыми (базисными) являются такие предложения, которые компетентными наблюдателями признаются настолько обоснованными (главным образом наблюдением), что дальнейшая проверка не требуется. Недостатки фальсификационизма Поппера пытался преодолеть И. Лакатос в своей концепции исследовательских программ. При достаточной находчивости, полагает он, можно на протяжении длительного времени защищать любую теорию, даже если эта теория ложна. Методология Лакатоса рассматривает рост «зрелой» (развитой) науки как смену ряда связанных исследовательских программ. Важными структурными элементами исследовательской программы являются ее «жесткое ядро» и «защитный пояс» гипотез. Научно-исследовательская программа имеет свое «твердое ядро». Имре Лакатос обратил внимание на то, что обычно ученый имеет дело не с одной, а с целым семейством теорий, образующих научно-исследовательскую программу. У теорий данной программы есть «твердое ядро» и «защитный пояс». Теории сопоставляются друг с другом. Рост научного знания совершается так: сначала разрушается защитный слой твердого ядра, а затем наступает черед и самого твердого ядра. Только тогда, когда будет разрушено твердое ядро программы, необходимым окажется переход от старой научно-исследовательской программы к новой.

15. Логический позитивизм (неопозитивизм) и проблема демаркации научного знания

Проблема демаркации (лат. demarcatio -- разграничение) -- проблема поиска критерия, по которому можно было бы отделить теории, являющиеся научными с точки зрения эмпирической науки, от ненаучных предположений и утверждений, метафизики, и формальных наук (логики, математики). Проблема демаркации -- это также проблема определения границ науки, отделяющих её от других способов, которыми человек может излагать свои мысли, чувства и убеждения (искусство, литература и религия). Границы науки часто условны, исторически изменчивы и трудно определяемы аналитически. Даже после более чем столетнего диалога между философами науки и учёными в различных областях, несмотря на некоторые базовые согласия по основам научной методологии, ряд современных философов и историков науки отклонили эту идею разграничения как псевдопроблему. В настоящее время в философии науки существует намного больше согласия по частным критериям, чем по общему критерию демаркации между наукой и ненаукой[2]. Неопозитивизм[править | править исходный текст]

Первыми отказались от исследования проблемы возникновения нового знания и положили начало изучению логико-методологических основ научного знания неопозитивисты. Таким образом, именно идеи неопозитивизма (1920--1950 гг. ) оказали наибольшее влияние на научное мировоззрение и концепцию научности в XX веке. Среди основных представителей неопозитивизма (или логического позитивизма) были Л. Витгенштейн, Б. Рассел, Р. Карнап, Г. Фреге, А. Тарский, К. Поппер (ранний период). Неопозитивисты считали, что цель науки состоит в «формировании базы эмпирических данных в виде фактов науки, которые должны быть репрезентированы языком, не допускающим двусмысленности и невыразительности». В этой связи Витгенштейн выделял 5 положений:Язык -- суть граница мышления. Мир только один -- мир фактов и событий. Предложение -- картина мира, так как имеет с миром одну и ту же логическую форму. Сложные предложения состоят из элементарных предложений, которые соотносятся непосредственно с фактами. Высшее невыразимо[7]. Таким образом, научным знанием у логических позитивистов считалось только такое знание, которое соответствует миру фактов и событий (описываемых естественными науками). Следовательно, возможность философии как теоретического познания мировоззренческих проблем отвергалась, что выражалось в непризнании философии наукой, противопоставлении науки и философии (метафизики). «Истинность философских положений нельзя обосновать, потому что они бессмысленны» (Карнап)[8]. А. Дж. Айер в книге «Язык, истина и логика» говорил: непроверяемое положение познавательно бессмысленно[9]. Отсюда, все положения делились на:аналитические (логически необходимые и самодостаточные, например, «Тела протяжённы»);синтетические (эмпирически проверяемые, например, «На столе лежит книга»);бессмысленные, ненаучные, псевдоположения. Логично, что главной демаркационной проблемой в неопозитивизме был поиск критериев, позволяющих провести границу между наукой и философией, отделив таким образом научное знание от ненаучного. В качестве такого критерия неопозитивистами был предложен принцип верификации (от лат. verus -- истинный, facio -- делаю), выражающийся в возможности проверки, подтверждения каких-либо теоретических положений путём их сопоставления с опытными (эмпирическими) данными. То есть, согласно логическому позитивизму, научным можно считать только такое знание, содержание которого можно обосновать протокольными предложениями, истинность которых несомненна, так как соответствует наблюдаемой действительности. Таким образом, по замыслу участников «Венского кружка», научное знание можно представить в виде треугольника, в основании которого (фундамент единой науки) находятся протокольные предложения, отражающие действительность. Направляясь к вершине, предложения объединяются и составляются в обобщение (определения). На самой же вершине расположено обобщение, описывающее единую науку. Такой метод построения научного знания получил название индукции. При всех своих сильных сторонах, принцип верификации был подвергнут жесточайшей критике, в ходе которой обнаружились его серьёзные изъяны. Например, мы не можем высказать с достоверностью универсальное суждение типа «Все вороны черные», так как нереально пересчитать всех ворон в мире и проверить их цвет. Увиденные нами (две, десять, тысяча) черные вороны не доказывают, что не найдётся хотя бы одна белая. Более того, «парадокс» позитивизма заключается в том, что сам принцип верификации не поддается проверке и тем самым не может считаться научным.

16. Философские концепции развития и структурирования научного знания в творчестве постпозивистского направления науки (К. Поппер, П. Фейерабенд, Т. Кун, И. Лакатос)

КУН (Kuhn) Томас Сэмюэл (1922-1996) -- американский философ и историк науки , один из лидеров современной постпозитивистской философии науки . В отличие от логического позитивизма, занимавшегося анализом формально-логических структур научных теорий, К. одним из первых в западной философии акцентировал значение истории естествознания как единственного источника подлинной философии науки. Проблемам исторической эволюции научных традиций в астрономии была посвящена первая книга К. «Коперниканская революция» (1957), где на примерах птолемеевской и сменившей ее копериканской традиций К. впервые осуществил реконструкцию содержательных механизмов научных революций. Коперниканский переворот при этом рассматривается им как переход научного сообщества к принципиально иной системе мировидения, что стало возможным благодаря не только внутринаучным факторам развития , но и различным социальным процессам ренессансной культуры в целом. Свою конкретизацию и наиболее яркое выражение позиция К. нашла в его следующей книге «Структура научных революций» (1962), которая инициировала постпозитивистскую ориентацию в современной философии науки и сделала К. одним из ее наиболее значимых авторов. Анализируя историю науки, К. говорит о возможности выделения следующих стадий ее развития : допарадигмальная наука, нормальная наука (парадигмальная), экстраординарная наука (вне-парадигмальная, научная революция). В допарадигмальный период наука представляет собой эклектичное соединение различных альтернативных гипотез и конкурирующих научных сообществ, каждое из которых, отталкиваясь от определенных фактов, создает свои модели без особой апелляции к каким-либо внешним авторитетам. Однако со временем происходит выдвижение на первый план какой-то одной теории, которая начинает интерпретироваться как образец решения проблем и составляет теоретическое и методологическое основание новой парадигмальной науки. Парадигма (дисциплинарная матрица) выступает как совокупность знаний , методов и ценностей, безоговорочно разделяемых членами научного сообщества. Она определяет спектр значимых научных проблем и возможные способы их решения, одновременно игнорируя не согласующиеся с ней факты и теории. В рамках нормальной науки прогресс осуществляется посредством кумулятивного накопления знаний, теоретического и экспериментального усовершенствования исходных программных установок. Вместе с тем в рамках принятой парадигмы ученые сталкиваются с рядом «аномальных» (т. е. не артикулируемых адекватно в рамках принятой парадигмы) фактов, которые после многочисленных неудачных попыток эксплицировать их принятым способом, приводят к научным кризисам, связанным с экстраординарной наукой. Эта ситуация во многом воспроизводит допарадигмальное состояние научного знания, поскольку наряду со старой парадигмой активно развивается множество альтернативных гипотез, дающих различную интерпретацию научным аномалиям. Впоследствии из веера конкурирующих теорий выбирается та, которая, по мнению профессионального сообщества ученых, предлагает наиболее удачный вариант решения научных головоломок. При этом приоритет той или иной научной теории отнюдь не обеспечивается автоматически ее когнитивными преимуществами, но зависит также от целого ряда вненаучных факторов (психологических, политических, культурных и т. п. ). Достижение конвенции в вопросе выбора образцовой теории означает формирование новой парадигмы и знаменует собой начало следующего этапа нормальной науки, характеризующегося наличием четкой программы деятельности и искусственной селекцией альтернативных и аномальных смыслов. Исключение здесь не составляет и тот массив знаний, который был получен предшествующей историей науки. Процесс принятия новой парадигмы, по мнению К. , представляет собой своеобразное переключение гештальта на принципиально иную систему мировидения, со своими образами, принципами, языком, непереводимыми и несоизмеримыми с другими содержательными моделями и языками. Видимость кумулятивной преемственности в развитии знания обеспечивается процессом специального образования и учебниками, интерпретирующими историю науки в соответствии с установками, заданными господствующей парадигмой. В силу этого достаточно проблематично говорить о действительном прогрессе в истории естествознания. Усовершенствование и приращение знания отличает только периоды нормальной науки, каждый из которых формирует уникальное понимание мира, не обладающее особыми преимуществами по сравнению с остальными. К. предпочитает говорить не столько о прогрессе, сколько об эволюции (наподобие биологической), в рамках которой каждый организм занимает свою нишу и обладает своими адаптационными возможностями. Куновская интерпретация научного прогресса вызвала всплеск критических публикаций, и его последующие работы были связаны с уточнением исходных положений, сформулированных в «Структуре научных революций». В своей монографии «Теория черного тела и квантовая прерывность. 1894-1912? (1978) К. анализирует социально-психологические и теоретико-методологические факторы революции в квантовой физике, на примере которой показывает парадоксальную перманентность революционных открытий, психологию гештальт-переключения при создании новых научных сообществ. Концепция К. оказала огромное влияние на современную философию науки. Обоснованные им историко-эволюционистский подход, антикумулятивизм, идея о социокультурной обусловленности научного познания (экстернализм), введенные понятия парадигмы и научной революции в значительной степени способствовали преодолению неопозитивистской традиции в философии науки и оформлению постпозитивизма, социологии и психологии науки. ЛАКАТОС (Lakatos) Имре (1922-1974) -- британский философ венгерского происхождения. Занимался проблемой адекватного воссоздания и описания эмпирической истории науки и ее закономерностей путем создания нормативной методологии в рамках философии науки. В его творчестве выделяют два этапа. В работах раннего периода Л. предложил свой вариант рациональной реконструкции развития содержательной математики 17-19 вв. В работах позднего периода происходит переход от реконструкции частной науки к универсальной концепции развития научного знания, что нашло свою реализацию в т. наз. методологии научно-исследовательских программ. Главная идея этой концепции состоит в том, что развитие научного знания происходит в результате конкуренции научно-исследовательских программ, составляющих «внутреннюю историю» науки. Научно-исследовательская программа включает в себя: а) конвенционально принятое «жесткое ядро», которое состоит из метафизических «внешних» по отношению к науке предпосылок; б) «позитивную эвристику», которая определяет проблемное поле исследования, выделяет защитный пояс вспомогательных гипотез и предвидит аномалии. По Л. , не аномалии, а «позитивная эвристика» диктует выбор проблем для научно-исследовательских программ: ученый видит аномалии, но поскольку его научно-исследовательская программа выдерживает их натиск, то он может свободно их игнорировать. «Позитивная эвристика» выступает в качестве наиболее быстро изменяющейся части этих программ, потому что она сталкивается с действительностью эмпирической истории науки, и должна ее истолковывать, опираясь на жесткое ядро программы. В случае, если теоретический рост научно-исследовательской программы предвосхищает эмпирический, то наблюдается прогресс. И наоборот: программа регрессирует, если ее теоретический рост отстает от эмпирического, т. е. когда даются только запоздалые объяснения открытий и фактов. Если исследовательская программа объясняет больше, чем конкурирующая, то она вытесняет ее и эта последняя может быть устранена. Л. называет такую ситуацию «прогрессивным и регрессивным сдвигом проблем». Однако, для Л. представило трудность установить момент, когда одна научно-исследовательская программа окончательно может вытеснить другую. Такое вытеснение происходит также и потому, что наступает «точка насыщения», когда программа встречает на своем пути все больше трудностей, противопоставляет им ad hoc гипотезы, которые размывают ее «жесткое ядро» и приводят к ее коллапсированию. Важным является различие, проводимое Л. между «внутренней» и «внешней» историей науки. Под «внутренней» историей Л. подразумевает научно-исследовательскую программу и составляющие ее структуру элементы -- «жесткое ядро», «позитивную» и «негативную» эвристику, «защитный пояс» гипотез, прогрессивный и регрессивный сдвиг проблем. Внешняя история либо дает нерациональное объяснение исторических событий, интерпретируемых на основе «внутренней» истории, либо -- если зафиксированная история значительно отличается от своей рациональной реконструкции -- она дает эмпирическое объяснение этого отличия. Каждая рациональная реконструкция создает некоторую характерную для нее модель рационального роста научного знания. Однако все эти нормативные реконструкции должны дополняться эмпирическими теориями «внешней» истории для того, чтобы объяснить оставшиеся нерационализируемые факты: подлинная история науки всегда богаче любых ее реконструкций. По Л. , история науки -- это история событий, выбранных и интерпретированных некоторым нормативным образом. И если это так, то следующая проблема -- это проблема оценки конкурирующих реконструкций или научно-исследовательских программ. Прогресс методологической ипостаси научно-исследовательских программ Л. видит, по сравнению с другими концепциями, в переводе многих проблем из «внешней» истории во «внутреннюю». ФЕЙЕРАБЕНД (Feyerabend) Пол (Пауль) Карл (1924-1994) -- американский философ и методолог науки. Научную карьеру начал в 1951, работая в Англии, с 1958 -- в ряде северо-американских университетов и в университетских центрах Западной Европы. Основные сочинения: «Против метода. Очерк анархистской теории знания» (1975), «Наука в свободном обществе» (1978), «Проблемы эмпиризма. Философские заметки» (1981) и др. В научном творчестве опирался на идеи критического рационализма (Поппер), исторической школы в философии науки (Кун), испытал влияние марксизма (В. Холличер) и идеологии контркультуры (Франкфуртская школа). В 1970-е Ф. создает концепцию «эпистемологического анархизма». Анархизм в понимании Ф. мало привлекателен в политическом измерении, но незаменим для эпистемологии и философии науки. В русле основных идей постпозитивизма Ф. отрицает существование объективной истины, признание которой расценивает как догматизм. Отвергая как кумулятивность научного знания, так и преемственность в его развитии, Ф. отстаивает научный и мировоззренческий плюрализм, согласно которому развитие науки предстает как хаотическое нагромождение произвольных переворотов, не имеющих каких-либо объективных оснований и рационально не объяснимых. Развитие научного знания, по Ф. , предполагает неограниченное приумножение (пролиферацию) конкурирующих теорий, взаимная критика которых стимулирует научное познание, а успех любой из них определяется умением автора-одиночки «организовать» его. Так как наука не является единственной или предпочтительной формой рациональности, то источником альтернативных идей могут быть любые вненаучные формы знания (магия, религиозные концепции, здравый смысл и т. д. ). Столь же правомерно, считает Ф. , и теоретическое упорство авторов научных концепций, т. е. отказ от альтернатив в познании независимо от критики создаваемых научных теорий. «Поиск обретает несколько направлений, возникают новые типы инструментов, данные наблюдений входят в новые связи с иными теориями, пока не установится идеология, достаточно богатая, чтобы снабдить независимыми аргументами каждый факт… Сегодня мы можем сказать, что Галилей был на верном пути, ибо его напряженные усилия в направлении весьма странной для того времени космологии дали в конце концов все необходимое, чтобы защитить ее от тех, кто готов поверить в теорию, если в ней есть, например, магические заклинания или протокольные предложения, отсылающие к наблюдаемым фактам. Это не исключение, а норма: теории становятся ясными и убедительными только после того, как долгое время несвязанные ее части использовались разным образом. Абсурдное предвосхищение, нарушающее определенный метод, становится неизбежной предпосылкой ясности и эмпирического успеха». Отрицая единые методологические стандарты и нормы научного познания, Ф. приходит также и к методологическому плюрализму. «Может быть успешным любой метод», -- постулировал свое кредо Ф. Исходя из факта теоретической нагруженности языка научных наблюдений, он высказывает сомнения в возможности эмпирической проверки научных построений и настаивает на принципиальной несоизмеримости научных теорий (например, общих космологических картин реальности) ввиду невозможности сравнения их с общим эмпирическим базисом. У Ньютона, по мнению Ф. , «формы, массы, объемы и временные интервалы -- фундаментальные характеристики физических объектов, в то время как в теории относительности формы, массы, объемы и временные интервалы суть связи между физическими объектами и системами координат, которые мы можем менять без какой бы то ни было физической интерференции». (Поппер подчеркивал некорректность такого подхода: несоизмеримость может быть присуща лишь религиозным и философским системам; теории же, предлагающие рациональное решение аналогичных проблем, могут сопоставляться). К тому же, по мнению Ф. , поскольку знание идеологически нагружено, постольку борьба альтернативных подходов в науке во многом определяется социальными ориентирами и мировоззренческой позицией исследователей. Ввиду этого, по Ф. , каждый исследователь вправе разрабатывать свои концепции, не сообразуясь с какими-либо общепринятыми стандартами и критикой со стороны коллег. Авторитаризм в любой его форме недопустим в научной идеологии. В «свободном обществе», идею которого отстаивал Ф. , все традиции равноправны и одинаково вхожи в структуры власти. Свобода -- продукт разновекторной активности индивидов, а не дар амбициозных теоретических систем, исповедуемых власть предержащими. «Релятивизм пугает интеллектуалов, ибо угрожает их социальным привилегиям (так в свое время просветители угрожали привилегиям священников и теологов). Народ, долго тиранизирован-ный интеллектуалами, научился отождествлять релятивизм с культурным и социальным декадансом. Поэтому на релятивизм нападают и фашисты, и марксисты, и рационалисты. Поскольку воспитанные люди не могут сказать, что отвергают идею или образ жизни из-за того, что те им не по нраву (это было бы постыдно), то они ищут «объективные» причины и стремятся дискредитировать отвергаемый пред-мет». Противоречия в развитии науки, негативные последствия научно-технического прогресса побудили Ф. к призыву отделить науку от государства подобно тому, как это было сделано с религией: избавить общество от духовного диктата науки. Вступая в конфликт с академической философией науки, Ф. выразил новые тенденции в развитии этого исследовательского направления, открыл новые перспективы в решении его внутренних проблем, расширяя предмет и методологический инструментарий современной эпистемологии. Для Ф. характерно обсуждение методологических вопросов в широком социокультурном контексте. В решении конкретных проблем философии науки Ф. воплощает современные тенденции философствования: установку на гносеологический, методологический и мировоззренческий плюрализм, широкую трактовку рациональности, синтез позитивистских и социально-антропологических ориентаций, стремление к культурологическим, герменевтическим и антропологическим методикам анализа знания. Концепция Ф. вносит экологические и гуманистические мотивы в эпистемологию, с нее берет начало новейшее направление в социокультурном анализе знания -- антропология знания (Е. Мендельсон, В. Элкана), исходящая из соизмеримости знания и человеческих способностей и потребностей.