Характеристика духовной сферы общества

Моральные дилеммы подразделяются на два вида. Первый, когда человек обязан делать два противоположных поступка, поскольку оба они - правильные. Второй, когда человек одновременно и должен, и не должен совершать один и тот же поступок (например, намеренное прекращение жизнеобеспечивающего лечения в случае постоянной и необратимой комы).

Внутренние проблемы существуют именно в самой морали, точнее, в том, как она применяется к жизни, к практике, дают возможность ее изучать как сферу дилемм. Именно поэтому мораль - сфера дилемм, и решать их повседневно, на протяжении всей жизни - удел и призвание человека. Из решения моральных дилемм, из размышлений над ними, из рассуждения в процессе их анализа, собственно, и выросла этика. А современная прикладная этика выросла из необходимости решать моральные дилеммы современности, источники происхождения которых весьма разнообразны - от ситуации смертельной болезни до загрязнения окружающей среды. Следовательно, прикладная этика представляет собой решение современных моральных дилемм. Они не ею порождены, но ею осознаются и решаются, и благодаря ей становятся темами широких общественных дебатов (например, дебаты об аборте в американском обществе), темами политических движений. Современная действительность породила множество моральных дилемм, они реально существуют, и прикладная этика показывает, каковы возможности их решения. Однако в современном мире существуют тысячи моральных дилемм, поэтому все перечислить и назвать, а тем более проанализировать - невозможно.

4. Человек на пороге биологической революции

Генная терапия, регенерация клеток, клонирование... За надеждой, которую рождают в нас новые биотехнологии, лежит также опасность возрождения евгеники, коммерциализации живых организмов, инструментализации человека и т.д. Основной вопрос, возникающий сегодня: как установить границы воздействия на человека? В опросе общественного мнения, опубликованном еженедельником «Экспресс» 3 октября 2002 г, «Французы и биотехнологии», 74% опрошенных считают, что введение генов Ген: сегмент молекулы ДНК хромосомы, кодирующий протеин. в человеческий организм или клетку для производства лекарств или вакцин опасно; 44% полагают, что подобные действия неправомочны с этической точки зрения. Каков же контраст по сравнению с эйфорией, которая за несколько недель до этого встретила сообщение о расшифровке геномаГеном: гены организма, присутствующие в каждой из его клеток. Расшифровка генома человека: открытие идентификации генов, в частности, вызывающих различные наследственные заболевания, а также их функций. человека!

Этот гигантский труд, в котором приняла участие Россия, открывает новые пути в развитии медицины. Локализация гена позволит определить целый ряд генетических болезней. Уже вскоре можно надеяться, что диагностика эмбриона Преимплантационная диагностика: генетическая диагностика одного или нескольких эмбрионов, позволяющая определить, являются ли они носителями наследственных заболеваний, до того, как эмбрион будет введен в матку матери. перед его имплантацией в матку матери, позволит отличить здоровый эмбрион от носителя генетического заболевания in vitro. Какое количество нежелательных генов будет при этом принято во внимание? 10, 20, 100, 1000? И где лежит граница невозможного поиска «идеального ребенка»? Отбор эмбрионов и в самом деле возрождает призрак евгеники Евгеника: наука, родившаяся в связи с прогрессом генетики, изучающая средства улучшения человеческого вида, способствующая появлению определенных признаков и позволяющая избежать проявления наследственных заболеваний. «Научная евгеника», появившаяся в 1870 г., была основана двоюродным братом Дарвина Фрэнсисом Галтоном, который определял ее цель как «избежание увеличения количества инвалидов» и «улучшение расы путем воспроизводства лучших представителей расы» (по словам французского биолога и писателя Жана Ростана). Эти тезисы были использованы нацистами, уничтожавшими инвалидов, а также отдельные «категории» и расы, считавшиеся «низшими, деградировавшими или опасными» (гомосексуалисты, цыгане, евреи).. Казалось, что эта доктрина, разрабатывавшая попытки улучшения человеческого вида путем отсекания слабых организмов, была достаточно дискредитирована гитлеровским режимом. Но в книге «Принцип человечества», опубликованной в 2001 г., Ж-К. Гийебо цитирует устрашающие слова американского лауреата Нобелевской премии Фр. Крика: «Ни один новорожденный не должен быть признан человеком прежде чем он пройдет серию генетических тестов. Если он не соответствует критериям, он теряет свое право на жизнь».

И тем не менее, именно недостаток, или, иными словами, вариация по отношению к норме, остается в генетическом смысле лучшей гарантией выживания вида. В евгеническом обществе «здоровые» носители вируса СПИДа, зараженные им, но не болеющие, были бы уничтожены, тогда как именно их отличие от других людей («отклонение») позволит когда-нибудь вылечить эту болезнь. Чтобы избежать подобной опасности, ряд государств (например Франция и Германия) стали внимательно с 1994 г. следить за прогрессом науки. В связи с этим во Франции был принят закон о «биоэтике». С 2002 г. закон находится в стадии пересмотра в связи с такими вопросами, как право больных на лечение, свободу ученых вести исследования и уважение человеческой личности. За два года до рождения в Великобритании в 1997 г. овечки Долли, первого клонированного млекопитающего в истории, этот закон уже запрещал человеческое клонирование и коммерциализацию органов и тканей человеческого тела. Несмотря на еще очень робкие результаты, генная терапия рождает множество надежд. В 2001 г. профессор Ален Фишер и его сотрудники из больницы им. Неккера в Париже первыми - и пока единственными - достигли результатов генной терапии Генетическая терапия: форма терапии или предупреждения заболеваний, использующая в качестве лекарств гены. Первичные клетки: клетки, в особенно большом количестве представленные в эмбрионе, способные сохранить свою особенность в любой специализированной клетке, необходимой для функционирования органов (печень, мозг и др.) или тканей (мускулы, костная ткань и др.). Клеточная терапия: форма терапии или предупреждения заболеваний, использующая в качестве лекарств клетки. Терапевтическое клонирование: создание первичных клеток из эмбрионов в терапевтических целях. Эмбрион создается из яйцеклетки, в которой ядро (и генетическое наследие) заменено ядром из клетки пациента. Через несколько дней полученные первичные клетки вводятся в организм больного для лечения пораженного органа без опасности отторжения. Репродуктивное клонирование: клонирование, проводимое для получения генетически идентичной копии существующего организма.: посредством замены больного гена здоровым им удалось излечить несколько детей, которые не могли покинуть специальную капсулу, давая аллергическую реакцию на окружающий мир. Эти дети, больные тяжелым наследственным поражением иммунной системы, должны были существовать каждый в отдельной стерильной капсуле, защищающей их от любой инфекции. В начале октября 2002 г. у одного из детей, подвергшихся лечению, началась лейкемия, в результате чего дальнейшие операции были временно остановлены до тех пор, пока медицинские анализы не установят, каковы механизмы, спровоцировавшие это заболевание.

Большинство групп по развитию биотехнологий, как, например, «Французские биотехнологии», объединяющей 82 предприятия, заботясь о финансовой рентабельности, занимается в первую очередь исследованиями в области лечения самых распространенных патологий, таких как шизофрения, астма, рак и др. В зависимости от генетических реакций каждого пациента, эти методы лечения дадут более эффективные результаты с меньшим количеством побочных эффектов. Каждое открытие будет запатентовано, поскольку за ними лежит огромная финансовая выгода.

И еще одно «эльдорадо»: клетки, которые позволили бы регенерацию органов и тканей человеческого тела, в том числе и мозга. Это открывает терапевтические пути лечения нейродегенерации, в том числе болезни Альцгеймера или Паркинсона. Новые горизонты также прорисовываются в области борьбы со стерильностью, старением и раком. И все же исследования в области клеточной терапии находятся только в самом начале. «Опыты на животных еще не закончены», говорит французский биолог Жак Тестар, жалуясь, что недавние изменения в законе о биоэтике допускают исследования на эмбрионах еще до того, как закончатся опыты на животных. Например, французские парламентарии запретили проводить исследования по «терапевтическому клонированию», уже проводимому американскими предприятиями. Эта техника состоит в создании эмбрионов из клеток кожного покрова взрослого пациента. Вопрос заключается в определениях: является ли эмбрион в первые две недели своего существования «потенциальным человеческим существом» или он - простая клетка, выведенная в соответствующей среде, которую можно использовать без каких-либо укоров совести для научных исследований? Ясно одно: если бы они были разрешены, исследования в области терапевтического клонирования несомненно привели бы к коммерциализации яйцеклеток. Законодательные органы также боятся «репродуктивного» клонирования: клонированный эмбрион трансплантируется в матку матери-носительницы вплоть до истечения срока беременности. Несмотря на практически единогласное осуждение общественным мнением, многие частные исследовательские лаборатории, одна из которых управляется сектой, продолжают проводить исследования в этой области. Страшно задуматься, что будет, если они придут к конкретным результатам. Среди множества других вопросов ученый университета Париж Х Лоран Флидер задумывается над будущим клонированных детей: «Каковы будут последствия в сознании человеческого существа после того, как ребенок узнает, что он - копия своего отца или матери, и что он был зачат именно с этой целью? Или когда он поймет, что он происходит только от одного родителя, а не от обоих? Ребенок-клон, глядя на отца или мать, сможет увидеть, каким он будет в старости и от чего он умрет» См.: Ключи генетики. Париж. 2002; Шевене С., Буа Д. Дебаты о биотехнологиях. Париж. 2002; Человеческое тело - поле для экспериментов? Париж. 2000. Ваки Ж. Владение живым. Париж. 1999..

Эти примеры показывают, что развитие биотехнологий создает радикально новую ситуацию. Техника позволяет человеку изменять не только растения и виды животных, но и свои собственные генетические характеристики. С другой стороны, человек превращается в простой банк органов, в машину и воспроизводимый предмет, который может подвергнуться купле-продаже. Возможно, что в самом скором времени, если не принять соответствующие меры предосторожности, мы будем мочь все, но мы не будем никем.

В 1948 году после поражения нацизма и ужасов геноцида, трибунал в Нюрнберге официально установил, что такое человек, чем он отличается от животного, машины, вещи, суммы органов и т.п. Всегда считалось, что жизнь в любых ее проявлениях невозможно приобрести. Ситуация изменилась, когда в 1930-х годах в США под давлением влиятельного лобби производителей семян серия законов разрешила запатентовать гибрид кукурузы, дававший наибольший доход с гектара. После Второй мировой войны другие организмы, чуть более совершенные, также в конце концов были запатентованы. Сначала бактерия, затем полученные в результате мутации генов устрицы, и наконец мышь. В 1998 году в рамках исследований генома человека американец К. Кентер получил патент на части генома человека, которые его предприятие, «Селера Геномикс», обнаружило и определило. В том же году Европа приняла директиву, которая в статье 5 открывала дорогу получению патентов на геном человека. То есть на человека! Нарушение было столь вопиющим, что вызвало протесты по всей Европе. И большинство правительств стран-участниц, в том числе и правительство Франции, отказалось под угрозой финансовых санкций включить эту директиву в национальное право. Но это происшествие показывает, что граница между человеком и вещью оказалась нарушена. Главная опасность проистекает из того факта, что мы переживаем не одну, а сразу три взаимно влияющих революции. Первая - экономическая: это мондиализация, которая может лишить нас политического волюнтаризма в пользу инфрагуманных механизмов, таких как рынок. Вторая - генетическая. Третья - информационная. На наших глазах возникает новый континент - киберпространство, который еще надо осваивать. Эти три революции образуют систему. Трафик человеческих органов все чаще и чаще осуществляется через Интернет. Генетика становится опасной, так как выходит из-под контроля человеческой и политической воли. Поэтому все три революции следует рассматривать вместе. Не для того, чтобы сопротивляться им: ни у кого нет к тому ни желания, ни возможности, но для того, чтобы размышлять и управлять ими, чтобы не оказаться в отрыве от их логики.

Искусственное оплодотворение, клонирование. Широкое распространение медицинских технологий, способствующих зачатию, в сочетании с развитием генетики уже в самом скором времени открывает возможности производства детей по запросу взрослых. То, что в свое время считалось последним словом техники, в наши дни пользуется самым широким распространением. Чтобы позволить стерильным парам иметь ребенка, во Франции ежегодно рождается десять тысяч детей, зачатых in vitro In vitro - этот метод позволяет подарить радость материнства женщинам, до его появления обреченным на бесплодие. Он появился в 1978 г. в Англии. Медику Р. Эдвардсу и эмбриологу П. Степто удалось в пробирке соединить яйцеклетку со сперматозоидом. Возник эмбрион, который был перенесен в полость матки женщины, страдающей абсолютным бесплодием.. По всему миру их количество достигает миллиона. Вплоть до 1992 г. технология in vitro состояла в том, чтобы позволить яйцеклетке вступить в контакт со сперматозоидом, а затем ввести зачатый эмбрион в матку матери. С тех пор ISCI (интрацитоплазмическая инъекция сперматозоидов) позволяет вводить сперму прямо в яичник. Преимущество этой техники состоит в том, что она позволяет стерильным мужчинам иметь детей. Как каждая новая технология, in vitro и, в более широком смысле, медицинская помощь зачатию (АМР) привела к некоторым случаям ее сомнительного применения: коммерциализации яйцеклеток, «сдаче в наем» матки С 1994 г. французский закон запрещает «матерей-носительниц». и др. Наиболее ярким примером стали роды в мае 2001 г. шестидесятидвухлетней француженки. За девять месяцев до того она сделала операцию по имплантированию яйцеклетки от американской женщины-донора. Потом француженка подверглась зачатию in vitro спермой своего родного брата. Этот «социальный инцест» глубоко потряс профессора Акселя Кана, члена Государственного консультативного комитета по этике (CCNE) Во Франции с 1983 г.: «Самое страшное, - сказал он, - что нашлись врачи, которые согласились провести операцию, и только потому, что им хорошо заплатили».

Недавнее сближение АМР и генетики, а также все возрастающая конкуренция между предприятиями в области биотехнологий могут стать причиной других серьезных этических отклонений, но уже в ином масштабе. Так ISСI уже позволяет, по крайней мере, в Великобритании и США, выбирать пол ребенка (80% успеха). Если такое положение вещей установится, то оно может привести к нарушению равновесия между полами в тех странах, где по причине социальной дискриминации женщин считают «худшим» полом и рождение девочки становится настоящей трагедией. Диагностика путем пункции внутриматочной жидкости позволяет избежать передачи ребенку особо тяжелых заболеваний, поскольку в случае его обнаружения мать может прибегнуть к аборту. «Тем не менее, - замечает профессор Жак Миллиез, глава гинекологического отделения парижской больницы Сент-Антуан, - распространение на всех беременных женщин анализа на трисомию могло бы стать первым шагом к погоне за больным геном, а значит, к организованной политике искоренения целой человеческой группы, а именно группы больных болезнью Дауна». Но и этот этап уже пройден благодаря технологии предимплантационной диагностики (DPI). Этот метод состоит в устранении эмбрионов с генетическими заболеваниями и трансплантировании «лучшего» эмбриона в матку матери. Во Франции применение этого метода ограничено поиском только одного больного гена, но в ноябре 2000 г. благодаря этой технологии на свет появился ребенок, лишенный генетического заболевания, которым страдали три старших ребенка этой семьи. некоторые центры искусственного оплодотворения, в частности, в Северной Америке, предлагают уже расширенный анализ DPI, в котором будет исследовано около 50 генетических аномалий, в том числе предрасположенность к диабету, высокому давлению или раку груди. «Это уже не просто основанная на сострадании альтернатива болезни, - говорит профессор Жак Милльиз, - но первый шаг к поиску «идеального ребенка».

Другая возможность, исследуемая в терапевтических целях, состоит в соединении DPI и клеточной терапии и в создании «лекарственных» младенцев. В матку матери имплантируется эмбрион, не страдающий заболеванием, которым болен старший ребенок той же пары. После рождения ребенка из пуповины берутся клетки, которые затем передаются больному в целях его излечения. Именно таким образом в Соединенных Штатах удалось излечить ребенка, страдавшего анемией Франкони, очень тяжелым и быстро развивающимся заболеванием. Остается вопрос, как относиться к новорожденному в случае, если излечения не произойдет? Как к бракованной продукции? Пришел ли конец сексуальному зачатию? Что будет, если мужчины будут больше не нужны для зачатия? Австралийским ученым удалось произвести зачатие in vitro мышей, для которого были использованы не сперматозоиды, а клетки из других, непродуктивных органов. Такой эмбрион достаточно имплантировать в матку матери, чтобы на свет появились дети. Если такая техника докажет свою действенность, то она позволит полностью стерильным мужчинам иметь детей, не прибегая при этом к донорам спермы. Гомосексуальная женская пара сможет также иметь биологического ребенка, что приведет к разного рода непредвиденным последствиям. Сперма оказывается ненужной и при репродуктивном клонировании, которое состоит в трансплантировании ядра обычной клетки из нерепродуктивных органов в яйцеклетку, лишенную ядра. 6 апреля 2002 г. итальянский гинеколог Антинори объявил о зачатии первого клонированного ребенка. По слухам, в клиентах недостатка нет: это стерильные пары, страдающие отсутствием гамет, гомосексуальные пары, желающие иметь ребенка, разделяющего генетическое наследие одного из них, одинокие люди и те, кто не может смириться со смертью биологического ребенка. Научный мир при этом напоминает, что до того, как на свет появилась Долли, эксперимент пришлось повторить 277 раз, и что клонированная овечка страдает ожирением и признаками преждевременного старения, а в 2003 году она умерла. У нее было обнаружено прогрессирующее заболевание легких. 14 февраля 2003 животное пришлось усыпить.

Рождение клона, теоретически возможно. Оно перевернуло бы наше представление о человеке и человечестве, а также о личности и семье. Ребенок, появившийся на свет благодаря этой технологии, не был бы сыном или дочерью своих родителей, но близнецом того из родителей, кто стал донором клеточного ядра. Биолог Жак Тестар, сотрудник Государственного института здравоохранения и медицинских исследований и президент «Французской комиссии длительного развития» полагает, что существует множество чрезвычайно медиатизированных точек зрения по поводу ложной опасности, как, например, репродуктивное клонирование. Даже если завтра на свет появится ребенок-клон, техника их производства еще долгое время будет находиться на ремесленном уровне, настолько она противоречит нашим этическим, философским и культурным принципам. С другой стороны, некоторые политики, ученые и промышленники пугают нас репродуктивным клонированием, чтобы скрыть другие проблемы, требующие гораздо более срочного решения, как, например, селекция эмбрионов. Эта технология может в самом скором времени достичь промышленного уровня, отвечая древней, существующей с самой зари человечества мечте избавления общества от болезней. Генетические зонды, так называемые генетические чипы, уже позволяют установить геном эмбриона и установить наследственные аномалии, которые он несет в себе. Одна английская лаборатория уже предлагает провести такой анализ за один день за тысячу долларов. Завтра это будет стоить уже десять долларов и делаться в течение часа. Проблему составляют не сперматозоиды, поскольку мужчина производит их в количестве 200 млн. в день, а для зачатия нужен только один. Проблему составляют яйцеклетки. Женщина производит только одну яйцеклетку в месяц, и гормональное стимулирование позволяет довести это количество только до десяти. А этого недостаточно, чтобы производить отбор эмбрионов. Появляются новые технологии. Самый маленький кусочек яйцеклетки содержит тысячи клеток-ооцитов, которые in vitro могут дать около ста или даже двухсот яйцеклеток. Можно было бы даже воздействовать на пятимесячный плод, который содержит около пяти миллионов этих клеток. В результате хирургической операции можно взять у маленькой девочки крошечный кусочек яйцеклетки и заморозить его. Когда она повзрослеет и захочет ребенка, вместе с партнером они смогут прийти в лабораторию, где их попросят выбрать подходящий генетический профиль среди десятков или сотен эмбрионов, специально созданных для них. Они смогут даже выбрать пол ребенка. Идеального ребенка не получится никогда, но всегда найдется один, который будет биологически лучше оснащен, чем другие. Через десять, двадцать, тридцать лет рождение «случайного» ребенка от родителей, которые не заручились подобающими гарантиями, в современном обществе станет настоящим скандалом. Возможно даже, что страховые компании перестанут возмещать расходы по беременности тех женщин, которые не сделали нужные анализы. Возникнет безумная ситуация, когда виртуальная элита, ограниченная богатыми странами, станет представительницей «качественного» человека. Самое страшное в этом, это легкость, с которой идея, что человек является простым продуктом собственных генов, завоевывает умы. Яркий пример вышеперечисленного это демонстрация инвалидов и их семей во Франции во время рассмотрения в суде дела Перрюш в 2000 г. Демонстранты протестовали против идеи выплаты репараций детям, медицинские проблемы которых не были выявлены врачами во время беременности матери и рождения которых можно было бы избежать.

Моральные проблемы трансплантации. Как известно, трансплантация (пересадка) органов и (или) тканей человека является средством спасения жизни и восстановления здоровья людей. Для того чтобы подробно рассмотреть этот вопрос, надо внести одно пояснение. Трансплантация органов и (или) тканей человека делится на две категории: первая - от живого донора и вторая - от умершего.

Историки медицины не случайно выделяют в истории трансплантации начало собственно научной, датируя его XIX в. Первые исследования по этой проблеме были проведены итальянским доктором Баронио, немецким врачом Райзиндером. В России подобные исследования проводятся Н.И. Пироговым в костнопластической хирургии. Нельзя не упомянуть и о первой диссертации Пауля Берта (1865 г.) на тему «О трансплантации тканей у животных». Исследователи Е.К. Азаренко и С.А. Позднякова разделяют развитие трансплантологии на два этапа:

Трансплантация предполагала удаление хирургическим путем патологических изменений тканей и аутопластику.

Второй этап связан с собственно «гомотрансплантацией», т.е. заменой утратившего функциональность органа новым (будь то почка, сердце, легкие). Например, первая ксенотрансплантация почки (от свиньи) Ульманом (1902 г.); первая в мире пересадка кадаверной почки (от трупа, так называемая аллотрансплантация) Ю. Вороным (1931 г.); первая имплантация искусственного сердца В.П. Демиховым (1937 г.); первые успешные пересадки почки от живых доноров в клинике Д. Хьюма (1952 г.); разработка действующей модели искусственного сердца для клинических целей У. Колффом и Т. Акуцу (1957 г.); первая в России успешная пересадка почки в клинике Б. Петровским (1965 г.); первая в мире пересадка сердца от человека к человеку К. Бернардом (1967 г.); публикация «гарвардских» критериев «смерти мозга» (1967 г.); организация Евротрансплантанта; создание НИИ трансплантации органов и тканей АМН СССР Г. Соловьевым (1967 г.); первая в России успешная пересадка сердца в клинике В. Шумаковым (1986 г.); принятие Верховным Советом РФ Закона «О трансплантации органов и (или) тканей человека» (1992 г.).

Выделение истории научной трансплантации означает признание существования трансплантации «ненаучной», или точнее, донаучной. Ведущей идеей донаучной трансплантации, которая остается значимой и для современной медицины, является идея «переноса жизни». В древних языческих культурах за субстанцию жизни принималась кровь. Возникновение болезни связывали с ослаблением жизненных сил в крови, и поддержание этих сил осуществлялось с помощью вливания «здоровой крови». История врачевания и знахарства полна историями переливания крови от животных, младенцев людям пожилого возраста с целью достижения омоложения. Гиппократ полагал, что употребление, например, злым человеком крови овцы может изменить душевные свойства человека. Мифоидеологическое явление вампиризма с его ритуально-сакральными манипуляциями с кровью послужили основанием для практически 100-летнего запрещения Ватиканом любых форм переливания крови. Переливание крови как научный метод возникает из магии крови. Весьма характерно в этой связи суждение доктора И.Т. Спасского, который в 1834 году, принимая участие в обсуждении метода переливания крови во время родов, писал: «Вводимая в сих случаях (потеря крови при родах) в вену кровь, вероятно, действует не столько своим количеством, сколько живительными свойствами, возбуждая деятельность сердца и кровеносных сосудов». Переливание крови как обеспечение «переноса жизни» является логическим началом теории и практики пересадки органов и тканей. Но можно говорить не только о логической связи между трансплантацией и переливанием крови, но и о связи конкретно-исторической. Исследователи В. Прозоровский, Л. Велишева, Е. Бурштейн, Ч. Гусейнов, И. Воронова, А. Сокольский, А. Ульянов полагают, что «развитию современной проблемы трансплантации органов послужило оригинальное открытие русских хирургов - переливание трупной крови. Это явилось толчком к созданию первого советского законодательства о праве изъятия у трупов крови, костей, суставов, кровеносных сосудов и роговиц». Первое в мире отделение по заготовке трупной крови в НИИ им. Н.В. Склифосовского стало прообразом «банка органов», созданного впоследствии в США.

Опыт решения проблемы донорства в Советской России нельзя не учитывать при характеристике современного положения в области клинической трансплантации. Первые эксперименты по пересадке человеческих органов начались в 1950 году. Сейчас мы являемся свидетелями нового выдающегося события в медицине - трансплантации мозговой субстанции. Этот метод позволит излечить множество неизлечимых болезней нервной системы - Паркинсона, Альцгеймера и др. Новый метод лечения более удивителен, чем какие-либо другие, применяемые ранее, техники трансплантации тканей и органов человека. Особенность его заключается в том, что «поставщиком» мозговой субстанции является человеческий эмбрион. При этом необходимым условием спасения одной жизни и здоровья становится неизбежная смерть едва начавшего жить человеческого организма.

Этой болезнью только в США страдает около миллиона человек. Основной причиной заболевания является дегенерация нервных клеток в той части мозга, которую неврологи определяют как черную субстанцию. Проводимые в течение последних десяти лет эксперименты на обезьянах и крысах показали, что успешное лечение искусственно вызванной болезни Паркинсона достигается методом пересадки клеток, взятых из надпочечников (которые тоже вырабатывают дофамин), а также и методом пересадки черной субстанции, взятой от зародышей исследуемых животных. Успехи экспериментов на животных склоняли исследователей к испытанию новой лечебной техники на людях. Перечислим страны, где проводятся эти эксперименты: Мексика, Швеция, Англия, Куба, Китай, Польша. Первые исследования трансплантационных особенностей черной субстанции, взятой от человеческих эмбрионов, состояли в пересадке ее в мозг крысы, у которых предварительно была искусственно вызвана болезнь Паркинсона. В качестве трансплантационного материала используются нервные клетки, взятые от эмбрионов, полученных в результате случайного выкидыша либо сознательного аборта. Как биологический организм плод является полностью мертвым, но отдельные его клетки, ткани, а быть может, и отдельные органы, сохраняют способность развиваться. Как пишет Збигнев Шаварский, «исследования шведских неврологов убеждают, что наибольшие шансы успешной пересадки дают ткани, полученные от 11-12-недельного плода. В это время нейроны находятся в такой фазе, когда уже перестают делиться, и в них еще не вполне сформировались длинные волокнистые аксоны. Использование для трансплантации клеток, способных делиться, приводит, как показали эксперименты на животных в 1988 г., к возникновению тумора мозга. Использование более зрелых клеток приводит к повреждению многочисленных, уже развитых отростков аксонов, что может иметь негативное влияние на дальнейшую способность самих клеток к развитию». Эта особая ценность еще не вполне дозрелых эмбриональных нервных клеток вытекает из двух биологических особенностей:

на поверхности нервных клеток раннего плода еще не появились те молекулы, которые отвечают за индивидуальное своеобразие данного организма. Использованные для пересадки клетки не вызывают поэтому иммунологической реакции, если будут пересажены представителю того же самого биологического рода.

На поверхности этих клеток уже, однако, присутствуют те молекулы, которые отвечают за своеобразие родового организма. Короче говоря, единственной нервной субстанцией, которую можно успешно пересадить человеку, является она же но, взятая от несколько недельных человеческих эмбрионов.

Ученые полагают, что по мере все более изучения разнообразных функций мозга на молекулярном уровне будет возможно лечить значительно больше болезней нервной системы, пересаживая биологически активную человеческую мозговую субстанцию в соответствующим образом локализованные отделы мозга. Быть может, именно таким образом будет излечиваться рассеянный склероз, эпилепсия, повреждения, причиняемые инсультом или кровоизлиянием в мозг. Однако как сами исследования, так и лечебное использование человеческих эмбрионов возбуждают принципиальные сомнения морального характера. Первый и основной вопрос - это проблема моральной допустимости экспериментов, проводимых на человеческом плоде. По меньшей мере с XV в., когда Леонардо до Винчи начал исследовать отдельные стадии развития плода, человеческий эмбрион стал предметом особого интереса врачей и биологов. Проводимые исследования были сосредоточены, однако, на наблюдении за анатомическим развитием плода, а также на описании фаз развития его отдельных органов.

По мере совершенствования медицинской техники началось использование отдельных органов и тканей для определенных исследований. Вирусология, онкология, генетика, эндокринология, гематология, молекулярная биология, биология развития, иммунология - все эти дисциплины начали использовать ткани плода как важный исследовательский материал. Проводимые в течение последних 20 лет исследования на животных однозначно доказали, что возможна пересадка человеческой эмбриональной ткани в лечебных целях. С 1960 г. используется пересадка этой ткани в целях лечения редких болезней иммунной системы. В течение нескольких лет австралийские ученые пытаются лечить диабет методом пересадки взятых у эмбрионов клеток, вырабатывающих инсулин. Например, Роберт Гало пытался даже спасать пострадавших в Чернобыле пересадкой взятых от человеческих плодов желудочных клеток, вырабатывающих гемоглобин. Но пока эти эксперименты проводились на тканях фактически мертвых плодов, это можно было понять и морально оправдать необходимостью исследований и лечения. Однако, когда предметом исследований являются живые, находящиеся в материнском лоне эмбрионы, вопрос становится необычайно сложным и деликатным в моральном отношении. Так или иначе - это одна из наиболее противоречивых моральных проблем современной медицины. Так, например, если врачи берут на себя риск пересадки пациенту с болезнью Паркинсона сомнительных с точки зрения биологического качества тканей, то они создают тем самым угрозу для здоровья и жизни пациента. Как, однако, оценить поступок врачей, которые берут ткань от полученного путем искусственного аборта плода, информируя при этом широкую общественность, что ткань происходила от стихийного выкидыша? Второй принцип накладывает на врачей обязанность информирования женщин о запланированном использовании ткани уже мертвого плода в исследовательских или лечебных целях. Однако сам способ получения такого согласия не является четко определенным, что оставляет возможность разного рода манипуляций. Ведь одно дело - вопрос «Согласны ли Вы на использование полученной из остатков плода мозговой субстанции с целью пересадки ее человеку, страдающему болезнью Паркинсона?», и совсем другое - загадочное: «Согласны ли Вы на использование остатков плода в исследовательских или лечебных целях?» Не все женщины знают, что такое исследовательские или лечебные цели. Но есть и такие пациентки, которые полагают, что они не имеют права отказать докторам, когда им предлагают участие в медицинском эксперименте. Так или иначе, если признано, что необходимым условием использования тканей плода в целях трансплантации является согласие женщины, то в документации следовало бы сказать, на что именно она соглашается.

Существует, кроме того, важная проблема, касающаяся взаимоотношений между гинекологами и трансплантологами, что четко определяет третий принцип. Трансплантологи не могут «делать заказы» на определенные запасные части, а гинекологи не должны приспосабливать свои действия к заказам распорядителя. Следует однако честно сказать, что сформулированные Британской Медицинской Ассоциацией принципы, касающиеся использования ткани плода, являются обязательными только для врачей, состоящих в этом союзе. И весьма правдоподобно, и вполне понятно, что врачи кубинские, мексиканские или польские будут руководствоваться совсем другими принципами. Провозглашенная в 1987 г. Ватиканом «Инструкция об уважении рождающейся человеческой жизни» четко говорит, что «останки эмбрионов или человеческих плодов, полученные в результате добровольного либо недобровольного прерывания беременности, должны быть уважаемы так же, как останки других человеческих существ». Поэтому проблема является морально однозначной. Следует осудить любые попытки использования остатков плода в исследовательских или лечебных целях. Однако в целом это не очевидно. Ведь если мы признаем, что не существует никаких преград морального характера, чтобы пересадить орган, взятый от уже мертвого человека кому-то, кому это может спасти жизнь, - а как представляется, церковь не возражает против такого рода действий, - то точно так же можно было бы использовать мозговую субстанцию, взятую от произошедшего выкидыша, если, конечно, родители выразили на это согласие. Дело в том, что хотя мексиканские исследователи использовали для проводимых экспериментов ткани, взятые от стихийных выкидышей, существуют важные противопоказания тому, чтобы использовать именно такой трансплантационный материал. Факт, что дошло до выкидыша, может указывать на существование серьезных генетических расстройств в организме плода; кажется также весьма правдоподобным, что происходящая из такого организма нервная ткань может иметь трудные для обнаружения хромосомные изменения на молекулярном уровне. Также и практические соображения говорят против использования для трансплантации тканей плодов выкидышей. Самопроизвольные выкидыши, как правило, не удается предвидеть. Поэтому трудно запланировать операцию. Более того, никогда нельзя быть уверенным, находится ли нервная ткань в оптимальном для трансплантации возрасте (11- 12 недель).

Так или иначе, новая техника лечения представляет серьезную проблему для католической этики. Можно было бы, конечно, сказать, что если уж творится зло, если множество женщин добровольно прерывают беременность, то не будет ничего плохого, если использовать полученную таким образом ткань для спасения другой жизни. Не имеет большого значения, взрослый ли человек, ставший донором органов для трансплантации, умер в результате дорожного происшествия или был преднамеренно убит каким-то неизвестным преступником. Важно, что его органы могут спасти чужую жизнь. (Кстати говоря, одним из источников получения трансплантационного материала в Китае является исполнение там смертных приговоров). Однако если кто-то стоит на позиции, что зло никогда не может служить добру - а это одно из фундаментальных утверждений католической этики - то он должен был бы решительно отказаться от всяких попыток применения пересадки нервной ткани в лечебных целях. Зло, каким является прерывание беременности, никогда не удастся морально оправдать, даже если оно могло бы означать спасение жизней или уменьшение страданий тысяч жертв болезни Паркинсона, Альцгеймера, Хантингтона и других серьезных нарушений нервной системы, не говоря уже об уменьшении страданий ближайших родственников и друзей этих пациентов. Вопрос тонкий, но положение сторонников либерального истолкования прерывания беременности не является в такой ситуации преимущественным. Согласие на прерывание беременности не может автоматически означать согласия на свободное распоряжение эмбриональным материалом для трансплантации. Моральное одобрение использования ткани плода может ведь привести к непредвиденным и весьма драматическим моральным последствиям. Если бы оказалось, что благодаря взятой от человеческого плода мозговой субстанции действительно можно успешно лечить, например, болезнь Паркинсона, то это привело бы к существенному повышению спроса на этот трансплантационный материал.

Нельзя поэтому исключить, что некоторые женщины, руководствуясь альтруистическими убеждениями, либо, наоборот, жаждой наживы, начали бы просто «производить активный биологический материал». В сентябре 1987 г. американская пресса придала широкий резонанс истории женщины, которая, имея отца, страдающего болезнью Альцгеймера, попросила врачей произвести искусственное оплодотворение in vitro от отца, для того только, чтобы использовать соответствующий материал для трансплантации, который можно было бы затем пересадить отцу без лишнего риска отторжения. Нельзя также исключить, что, имея в своем распоряжении такие технические средства для прерывания беременности, как, например, простагландин или использование гистеротомии, некоторые врачи будут стремиться использовать ненарушенный плод. Принимая во внимание, что может появиться возможность лечения других болезней методом пересадки органов и других эмбриональных тканей, следует считаться с возможностью того, что некоторые женщины будут откладывать момент операции аборта до времени, которое врачи признают оптимальным с точки зрения получателя. Как бы ни судить о моральных аспектах этой практики, фактом является то, что женщины по тем или иным причинам решаются на аборт, и этим решением нужно считаться. В одних только Соединенных Штатах производится ежегодно 1,3 миллиона абортов. Как сообщают достоверные источники, в 1981 г. 78% всех произведенных абортов было выполнено в сроки между 6 и 11 неделями жизни плода. 94% абортов было произведено с помощью техники вакуумного отсасывания, которая повсеместно признается самым безопасным методом прерывания беременности. Использование этой техники делает беспредметным вопрос о критерии смерти плода поскольку он находится в состоянии полного и необратимого прекращения всех биологических функций. Если затем признать, что ежегодно болезнью Паркинсона в США заболевает около 60 000 человек, то станет ясно, что предложение черной субстанции значительно превышает спрос, даже если мы примем совсем неправдоподобное предположение, что все эти пациенты захотят воспользоваться новым методом лечения. Приведенные выше директивы Британского Союза врачей четко устанавливают, что «женщина, от которой взят материал плода, должна выразить согласие на его использование в исследовательских или лечебных целях».

Подобные требования формулируют также соответствующие этические комитеты в Голландии и Швеции. Практические соображения, по которым нужно согласие женщины, очевидны. Во-первых, потому, что до сих пор не существует никакого юридического документа по этому вопросу. Законом не установлено, кто является владельцем этой плодовой ткани. В этой ситуации, естественно, применяются предписания, какие действуют при заборе органов от трупов. В большинстве западных стран необходимым условием забора органов от трупов является согласие ближайших родственников. В случае с тканью плода такое согласие должна дать сама женщина. Во-вторых, многие женщины ощущают в результате прерывания беременности чувство вины. Сознание, что, выразив согласие на использование ткани, она может спасти чью-то жизнь или здоровье, несколько помогает сгладить эту боль. В-третьих, сознательное согласие женщины также существенно с точки зрения блага получателя. Врачи, осуществляющие пересадку, должны быть уверены, что женщина не больна СПИДом, желтухой или другими инфекционными болезнями, которые вместе с мозговой субстанцией можно пересадить пациенту. Так известный американский этик Альберт Р. Йонсен думает, что никакой значимой в моральном отношении разницы между трупом взрослого человека и остатками плода. Во многих странах, в том числе и в Польше, не требуется официального согласия семьи на забор от трупа какого-то органа для трансплантации. Более того, - считает Йонсен, - нет никаких серьезных моральных оснований, чтобы такое согласие следовало получать, хотя - ясно - такое согласие требуется в США обязательно.

Можно, конечно, понять и обосновать глубоко укорененное в нашей культуре и религиозных традициях уважение к трупам и останкам людей, но, в сущности, согласие или несогласие семьи на использование органов умершего человека имеет исключительно символический характер. Также и потому, что если в игру входит такая существенная вещь, как спасение жизни человека или уменьшение страдания, мы не должны принимать во внимание благо мертвых, ибо такое благо вообще не существует; а благо ближайших родственников должно уступить первенство благу другого умирающего или страдающего пациента. Следовательно, нет моральной обязанности получать согласие женщины на использование ткани плода там, где существует абсолютная уверенность, что плод является мертвым. И коль скоро мы соглашаемся на пересадку тканей и органов от мертвых тел взрослых людей, не спрашивая согласия семьи, то тем самым мы должны соглашаться на пересадку тканей и органов, полученных от мертвых плодов, не спрашивая согласия женщины. Но если посмотреть как решается эта проблема в Германии, то ярким примером являются изменения в законе федеральной земли Бремен о похоронах. Об этом пишет Ю. Хабермас в своей книге «Будущее человеческой природы». «Принимая во внимание случаи мертворождения, преждевременных родов, а также клинического прерывания беременности, новая редакция закона требует, чтобы погибшим человеческим зародышам также оказывалось уважение, подобающее скончавшимся людям. Мертвые зародыши не выкидываются как «этические отбросы» (так это формулируется на казенном немецком языке), но анонимно захораниваются на кладбище в специальной общей могиле. Все это показывает, что с моральной точки зрения «в нас еще глубоко сидит боязнь за ценность становящейся человеческой жизни, которая не может не беспокоить все цивилизованные общества».

5. Эстетические ценности

Термин «эстетика» (от греческого слова «aisthetikos» - относящийся к чувственному восприятию) был введен немецким философом А. Баумгартеном в XVIII в. Им же было определено место этой науки в системе философии. Он полагает, что эстетика - низшая ступень гносеологии, наука о чувственном познании, совершенной формой которого является красота. Его современник И. Кант видит в эстетике пропедевтику всякой философии. Это значит, что систематическое изучение философии следует начинать с теории красоты, тогда полнее раскроется добро и истина. Если для Баумгартена второй фундаментальной категорией является искусство, то Кант обратился к эстетике, отталкиваясь не от проблем искусства, а от потребностей философии. Заслуга Канта как раз в том, что он внес в эстетику дух диалектики. Дефиниция «эстетика» прочно закрепляется в философской терминологии и уже с XVIII в. ее начинают понимать как науку, занимающуюся проблемами «философии прекрасного», либо «философии искусства». Именно в этом плане ее воспринимали Гегель, позже Ф. Шиллер и Ф. Шеллинг.

История эстетики насчитывает тысячелетия. Она сформировалась гораздо раньше, чем появился сам термин эстетика. Эстетический опыт как совокупность неутилитарных отношений к действительности с глубокой древности присущ человеку и получил свое первоначальное выражение в протоэстетической практике архаического человека. Первобытный протоэстетический опыт был слит с проторелигиозным сакральным опытом.

Первые упоминания появления эстетических практик и умений уходят вглубь человеческой истории. Это и наскальные рисунки в пещерах первобытных людей, и содержание мифов у разных народов мира.

Можно выделить два основных способа исторического бытия эстетики: эксплицитный и имплицитный. К первому относится собственно философская дисциплина эстетика, самоопределившаяся только к середине XVIII века в качестве самостоятельной науки. Имплицитная эстетика уходит корнями в глубокую древность и представляет собой свободное несистематическое осмысление эстетического опыта внутри других дисциплин (в философии, риторике, филологии, теологии и др.) Имплицитная эстетика существовала (и существует ныне) на протяжении всей истории эстетики, но выявляется она только с позднего новоевропейского периода, в процессе диалога с ней эксплицитной эстетики. Условно в ней выделяют три этапа (протонаучный (до сер. XVIII в.), классический (сер XVIII - нач. XX вв) и неклассический (провозглашенный Ф. Ницше, но начавший свой путь только со второй пол. XX в.).

В европейском ареале протонаучная эстетика дала наиболее значимые результаты в Античности, Средние века, Возрождения, внутри таких художественно-эстетических направлений, как классицизм и барокко. В классический период она особенно плодотворно развивалась в направлениях романтизма, реализма и символизма. Неклассическая эстетика, фундаментом которой стала переоценка всех ценностей традиционной культуры, отодвинула на второй план теоретическую (эксплицитную) эстетику. Эстетическое знание в ХХ веке наиболее активно развивалась внутри других наук (философии, филологии, лингвистики, психологии, социологии, искусствознания, семиотики и т.д.). Выявление имплицитной эстетики сопряжено с определенными методологическими трудностями, в связи с тем, что, опираясь на древние первоисточники, пытаемся отыскать в них представления о предмете эстетики, которая в тот момент еще не существовала. По мнению, В.В. Бычкова «трудность эта существует, однако она связана не только с тем, что древность не знала на уровне «рацио» науки эстетики, ибо уже тогда существовала эстетическая реальность, впоследствии вызвавшая в бытие для своего изучения и специальную науку. В ХХ в. эту проблему разрешил Г. Гадамер, убедительно показав, что в процессе интерпретации традиционного текста современным исследователем осуществляется равноправный диалог между текстом и исследователем, процессе которого оба участника диалога в одинаковой мере влияют друг на друга в плане достижения современного понимания обсуждаемой проблемы».

Эстетика изучает чувственное познание окружающей действительности и имеет дело с ее разными сторонами: с природой, обществом, человеком и его деятельностью в жизненных различных сферах. С точки зрения эстетической ценности в обыденной жизни мы оцениваем красивые цветы, величественные здания, высокие моральные поступки людей, прекрасные произведения художественной культуры. Разнообразные эстетические отношения, возникающие у человека к повседневности, можно отнести к общей дефиниции «эстетическое». По мнению В. Бычкова, эстетика - это наука философского склада, имеющая дело с какими-то достаточно тонкими и трудноуловимыми на рациональном уровне материями, и одновременно - нечто большее, чем наука в обычном новоевропейском смысле слова. Точнее было бы сказать, что это некий особый, специфический опыт бытия - знания, в котором человек, имеющий конкретную установку именно на него, может пре - бывать, иметь некое не постоянное, но временно прерывающее - время бытие, как бы погружаться в него на время, а затем опять выходить на уровень обыденного бывания - обычной утилитарной жизни. Как показывает история эстетики, определить этот предмет вербально оказалось делом проблематичным. Тем не менее, практически все крупные философы не обходят без внимания эстетическую сферу. Эстетика в их трудах являлась завершающим звеном философской системы. Гегель по этому поводу пишет: «Я убежден, что высший акт разума, охватывающий все идеи, есть акт эстетический и что истина и благо соединяются родственными узами лишь в красоте. Философ, подобно поэту, должен обладать эстетическим даром. Философия духа - это эстетическая философия».

В силу принципиальной ограниченности уровня формализации предмета эстетики и его многогранности, требующей от исследователя фундаментальных знаний в областях истории искусства, религии, философии и практически всех гуманитарных наук, как минимум, а также обостренного художественного чувства и высоко развитого вкуса, эстетика до сих пор остается во всех отношениях наиболее сложной трудоемкой, дискуссионной и наименее упорядоченной из всех дисциплин.