Власть вне субъекта: концепция власти-знания М. Фуко

7. Власть конструирует субъекта. Власть производит знание о человеке как о субъекте тех или иных отношений. Именно с помощью власти он закрепляется с определенной идентичностью, ассоциирует себя с ней.

8. Субъект является проводником власти. Дисциплинарные практики закладывают в сознание субъекта нормы, согласно которым он в дальнейшем руководствуется. Сам субъект выступает в роли отправителя дисциплинарной власти, когда высказывает одобрение или неодобрение поступкам других, или в целом производит дисциплинарные санкции.

9. Власть предполагает сопротивление. В любом случае принуждения или навязывания знания субъект может оказать сопротивление власти, и именно поэтому власть функционирует в принципе.

10. Субъект может сам конструировать себя через практики заботы о себе. Если отношения власти предполагают существование сопротивления, то субъект может самостоятельно конструировать знание о себе, а значит самостоятельно менять свою субъектность.

Так в общем виде выглядит концепция власти-знания Фуко. Он проводит анализ власти на примере дисциплинарных практик, биополитики и конституировании дискурсов. Но как власть функционирует в повседневных практиках, когда человек не мыслит о себе как о субъекте? И возможно ли применение власти-знания к анализу подобных ситуаций? На эти вопросы постараемся ответить в последующих частях работы.

Глава 2. О применимости концепции власти-знания к анализу повседневных практик

Ранее мы определили повседневность как непроблематичное существование человека. Под «непроблематичностью» подразумевается то, что в состоянии повседневности человек не производит постоянных мыслительных операций о том, как ему следует себя вести. Человек не выстраивает каких-либо стратегий своего поведения, не обдумывает каждый свой шаг, он просто действует привычным для него образом. Идя по улице, мы в большинстве случаев не размышляем о том, какие движения нам необходимо сделать, какой ширины шага и темпа ходьбы придерживаться. Когда мы разговариваем, мы не задумываемся о моторике языка, не держим в голове правила грамматики для того, чтобы выстраивать предложении в соответствии с ними . Мы воспринимаем многие ситуации повседневно, непроблематично. Мы не производим анализ происходящего, не разбиваем целостное событие (например, открывание двери в нашу комнату) на отдельные элементы, состоящие из наличия дверной ручки с определенными свойствами, возможность повернуть ее вниз, открывание двери на себя. Но в то же время если эта же дверь вдруг оказалась бы закрытой, или ручка отказывалась бы поворачиваться, мы бы обнаружили в этом проблему. В следующий момент мы бы обнаружили, что перед нами совокупность элементов (ручка, замок и пр.), в одном из которых содержится причина, препятствующая открытию двери. Иными словами, наше непроблематичное существование нарушилось бы некоторым несоответствием внешних обстоятельств привычным практикам, нашему знанию о том, как должно быть в привычном виде. В данной главе мы проанализируем повседневные практики с целью выявления в них роли человека как субъекта отношений.

2.1 Анализ повседневных практик

Одним из мыслителей, внесших наибольший вклад в анализ повседневных практик, был немецкий философ М. Хайдеггер. К этой тематике он обращается в ряде своих работ, среди которых отдельно следует отметить «Бытие и время». Стиль письма Хайдеггера весьма сложный, поэтому наряду с его произведениями мы будем использовать интерпретации его философии, предложенные Х. Дрейфусом в книге «Being-in-the-World» и работу В. Волкова, О. Хархордина «Теория практик». В задачи данного радела не входит полная реконструкция идей Хайдеггера относительно существования в повседневности, подобная задача требовала бы другого формата работы в целом. Мы лишь собираемся обозначить основные элементы идей Хайдеггера о повседневных практиках, которые будут полезны для анализа властных отношений. А именно, это элементы, затрагивающие способ действия человека в повседневности, и знание, которым он обладает о существующих практиках вообще.

Хайдеггер пересматривает традицию в философии, рассматривающую человека в качестве автономного субъекта, центра бытия. Прежде всего, он хочет показать, что такое понимание мира вводит нас в заблуждение о главенствующей роли индивида. Хайдеггер отходит от такого видения, наиболее явно сформулированного Р. Декартом, и анализирует, как человек в качестве индивидуального субъекта зависит от общих социальных практик и от внешнего мира.

Для достижения своей цели Хайдеггеру приходится отказаться от существующего философского языка, терминологический аппарат которого уже заранее дает ответы на исследовательские вопросы. Он обращается к повседневному существованию, то есть к тому, что является человеку прежде каких-либо терминов, с помощью которых он бы мог уже описывать происходящее. Хайдеггер отталкивается от практик человека, так как именно в них, в нашем способе действия, заключается «интерпретация того, что означает быть человеком, объектом или обществом как таковым» . При этом практики понимаются как способы обращения с объектами, людьми, «способы понимания себя как субъекта»

Более того, некоторые аспекты жизни человека нельзя выразить в точных правилах или терминах, так как они связаны с практиками, присущими той или иной культуре. Один из распространенных примеров - дистанция между собеседниками. В зависимости от культурных практик она может быть достаточно большой (Япония) или минимальной (Италия). Но нигде не прописаны правила того, как должна соблюдаться дистанция, не проговорены условия ее изменения в зависимости от шума вокруг, от настроения собеседника и пр. Тем не менее, определение этой дистанции в нашей каждодневной жизни является непроблематичным, мы не задумываемся над этим. Эти практики сложно изучать с помощью объективных научных методов, но их можно познавать путем интерпретации.

Хайдеггер изучает человека, с необходимостью погруженного в социальные практики. Он начинает с непроблематичного существования человека, когда человек не отделяет себя от внешнего мира. Он связан с миром через практики, а не только через cogito. В таком состоянии повседневности человек не существует в рамках «субъект-объектных» отношений , он живет в состоянии практической вписанности в жизнь, в состоянии подручности .

Состояние подручности означает, что мы не обращаем наш «теоретически всматривающийся взгляд» на явления, мы не производим их классификацию, описание или разделение на составляющие элементы. Мы воспринимаем мир целостно, в качестве некоторого единства. В наше внимание попадают не отдельные характеристики предметов, но явления целиком. Более того, мы рассматриваем их на общем фоне вместе с тем, для чего они предназначены. «Изготовленная обувь существует для носки …, собранные часы - для считывания времени» . Явления отсылают нас к другим явлениям, и в этом видится их единство, схватываемое нами в общей и целостной картине.

Предметы начинают существовать для нас тогда, когда из целостной картины «вскрывается неприменимость» какого-либо средства. Под этим подразумевается то, что средство становится «заметным», оно начинает привлекать наше внимание и переходит в «наличное» существование . В продолжение примера с дверью, можно сказать, что до момента обнаружения закрытости двери, она существовала для нас непроблемно, она была вписана в нашу повседневность. Но как только мы попытались ее открыть, и нам это не удалось, дверь переходит в состояние проблематичного существования, она становится заметной, при этом мы начинаем отделять различные элементы, которые могли вызвать ее заметность: ручка, замок, петли и пр.

Одним из важных моментов повседневного существования заключается в том, что в повседневном поведении может действовать не человек, с позиции которого мы наблюдаем, «кто повседневного присутствия не всегда я сам (курсив мой - А.К.)» . Когда мы действуем привычным образом, мы воспроизводим существующие в нашей культуре практики. Мы не обладаем индивидуальностью и отличностью в таких практиках от «других», от кого «человек сам себя большей частью не отличает, среди которых и он тоже» . Мы, как и другие люди в повседневности, существуем «способом несамостояния и несобственности», и тем не менее «человек как никто вовсе не ничто» . Мы не не-существуем, наоборот, мы существуем, но не как отдельные личности, а как представители людей конкретной культуры с ее определенным набором практик.

В повседневности мы действуем усредненным образом, мы существуем с другими людьми и не отделяем свое существование от них. В ходе социализации мы усваиваем практики культуры, которой принадлежим. Мы обретаем знание о том, как необходимо действовать в разных ситуациях. При этом знание не обязательно рефлексируется, не всегда предстает в виде определенного текста или правила. Мы обретаем его в форме привычки, привычного поведения. Такое знание дает нам возможность судить о других, «что они - нормальны, и остерегаться странных индивидов, не вписывающихся в нормальные способы поведения» . Эти практики реализуются автоматически, без необходимости сознательного контроля над действиями. А производить оценку непривычных (читай, не-нормальных) практик мы способны в той степени, в которой эти практики не соответствуют уже существующим усредненным практикам «других людей».

«Другие люди» находят отображение в термине Хайдеггера das Man, который служит обозначением без-личностного действия. Таким образом, он хотел «показать, что именно коллективно-безличное начало есть прежде всего действующее в повседневной жизни» . Когда мы открываем дверь, мы делаем это способом, привычным для других людей нашей культуры. Мы соблюдаем дистанцию между собеседниками разговора так, как это принято в той культуре, в которой мы были социализированы, из которой мы усвоили нормы о том, как должно быть.

Так в общих чертах выглядит представление Хайдеггера о повседневных практиках. Мы сознательно опустили многие аспекты, касающиеся онтологических, эпистемологических и методологических основ возможности постановки вопросов о повседневности, так как нам важно прежде всего обозначить общие контуры представлений о повседневности.

Итак, выделим основные свойства повседневных практик:

1. Повседневные практики содержат знание о том, что означает быть человеком той или иной культуры. Интерпретируя данные практики, мы узнает как культуру в целом, так и характеристики ее представителей.

2. Подобные практики не всегда выражены в правилах. Иногда они усваиваются людьми именно в форме практик, то есть они не подлежат рефлексии, исполняются автоматически, привычным образом.

3. Существование в повседневности - это существование в состоянии подручности. В повседневности мы не обращаем внимания на отдельные элементы окружающего мира, мы воспринимаем его целиком. Более того, мы не производим аналитического разделения на «я» и «другие» до тех пор, пока окружающий мир подручен нам, т.е. привычен и беспроблемен на нас.

4. Предметы начинают существовать тогда, когда они становятся «заметными». Когда какая-либо вещь не согласуется с нашим представлением о том, как она должна быть, она предстает перед нами в виде проблемы. Мы начинаем замечать ее среди общего окружающего мира, т.е. мы начинаем выделять ее из общего фона. Эта вещь перестает восприниматься нами как повседневная, она не является для нас привычной.

5. Человека как личности не существует в повседневности. Человек воспроизводит усредненные практики представителей его культуры, т.е. те практики, которые были усвоены в процессе социализации в обществе.

6. Человек способен отличать привычное и непривычное. Он способен воспринимать, что является привычным, т.е. соответствующим его знанию и практикам, а что им не соответствует, и, следовательно, является не-привычным, не-нормальным для усредненных практик повседневности.

В следующем параграфе мы перейдем к обоснованию того, почему к анализу повседневных практик мы можем применять концепцию власти-знания Фуко. Мы обозначим онтологические сходства взглядов на общество Фуко и Хайдеггера, и на этой основе обоснуем данную применимость.

2.2 Фуко и Хайдеггер: возможно ли совмещение

Многими учеными проводятся параллели между мыслью Фуко и Хайдеггера . Несмотря на разные личностные позиции и политические взгляды (Хайдеггер формально был членом НСДАП на протяжении практически 12 лет, а впоследствии отдалился от политики; Фуко был ярким сторонником левых взглядов и активным участником политических движений), Хайдеггер оказал сильно влияние на Фуко. Последний сам указывал на то, что его «философское развитие было определено прочтением Хайдеггера» . Между данными двумя мыслителями много общего, но в чем конкретно это проявляется? Далее мы покажем, что оно состоит в похожем методологическом подходе и методе исследования, которые выстраиваются на схожих онтологических предпосылках. На данном основании мы впоследствии обоснуем тезис о применимости концепции власти-знания к анализу повседневных практик.

Фуко, как и Хайдеггер, ставил перед собой целью не описание реальности, не установление жесткой картины мира, которая была бы фиксированной и претендовала бы на определенные привилегии по отношению к другим описаниям мира. Напротив, он, вслед за немецким мыслителем, «исследует условия возможности выступающих в качестве реальности феноменов, а не “саму реальность”» . Тем самым, методологически оба мыслителя исходили не из некоторой реальности как объективно существующей данности, ждущей того, чтобы в ней были открыты те или иные законы. Также их обоих не устраивало антропоцентристское видение истории и философии, ставящее индивида в центр мира и рассматривающее его в преимущественном положении относительно других явлений.

В связи с такими предпосылками оба использовали в качестве метода познания окружающего мира интерпретацию. В данном случае интерпретация понимается не как просто описание текущего положения дел, не как фиксация элементов, но как «прагматически ориентированное чтение общности практик общества» . Интерпретация направлена на выявление смысла практик, на понимание того, что означает их воплощение, соотношение между собой и в конечном счете, что означает быть человеком, отправляющим эти практики. Хайдеггер писал, что мы должны обратить наше внимание прежде всего не на описание реальности в тех или иных терминах (такое описание скроет от нас многие факты), но на сами практики, на то, как мы обходимся с миром. Для Фуко практики были неотделимы от субъекта, через них он функционировал в мире, они служили основой для его идентичности, для воплощения знания о себе в действиях.

Более того, сходства между идеями и подходами к интерпретации социальных практик двух мыслителей можно проследить и на онтологическом уровне. Хайдеггер указывает, что условием для возможности существования выступает свобода, трактуемая не как свойство индивида, а в более широком смысле. Свобода «изначально не связана с волей или с причинностью воли человека», «сущность бытия-в-себе всего существующего есть свобода» . Под этим понимается то, что свобода не сводится к свойству сущего, она шире него, они выступает самой основой возможности его существования. Свобода означает возможность быть в онтологическом смысле, и она не «накладывается как внешнее обстоятельство или судьба, но также ее нельзя присвоить или отказаться от нее» . Иными словами, свобода у Хайдеггера выступает как нечто, неотделимое от существования и в то же время обеспечивающее саму возможность существования. Ничто не может быть свободным, но нечто с необходимостью свободно.

Фуко, обосновывая возможность властных отношений, пишет, что «власть проявляется только над свободными субъектами и только до тех пор, пока они свободны» . Власть не тождественна отношениям физического принуждения, потому что в последних осуществляется предопределение поведения другого с применением грубой силы. Также Фуко не противопоставляет власти свободу: это не два конфликтующих явления, одно не исключает другое . Свобода выступает как условие для проявления власти, тем самым нельзя отделить свободу от власти. Последняя всегда предполагает сопротивление (resistance), возможность неповиновения навязываемому ограничению действий. Свобода рассматривается как некоторая предпосылка для возникновения субъекта. Это позволяет говорить о том, что позиции Фуко на свободу как возможность для властных отношений, конструирующих субъекта, схожа с пониманием свободы как условия возможности существования Хайдеггера .

Безусловно, между мыслителями много различий, прежде всего в фокусе анализа: если Хайдеггер интересовался возможностью существования феноменов, то Фуко акцентировал внимание на человеке и субъекте. Но нам необходимо выяснить, возможно ли применять концепцию власти-знания к анализу повседневных практик. Мы показали сходства двух мыслителей по разным позициям. Мы утверждаем, что применение концепции власти-знания возможно в силу следующих аргументов.

Во-первых, методологически возможно использование власти в том значении, которым наделял ее Фуко. Фуко видел ее не как сущность, но как общее название для набора практических проявлений. Это не противоречит видению повседневных практик Хайдеггера, он позиционировал их изучение не как теорию повседневного существования, но как аналитику повседневности, анализ различных проявлений существования.

Во-вторых, в повседневности люди действуют согласно привычным для них практикам. Тем самым, их действия структурируются, что позволяет нам говорить о том, что в них существуют властные отношения, что, следовательно, позволяет нам искать их проявления.

В-третьих, власть по Фуко и существование по Хайдеггеру базируются на схожем понимании свободы. В обоих случаях она является условием для возможности сами властных отношений или самого существования. Это говорит о том, что перенося концепцию власти-знания на анализ повседневных практик, мы не будет сталкиваться с онтологическими противоречиями между основаниями двух концепций.

В-четвертых, Фуко предлагал не теорию, а концепцию власти-знания. Это означает, что он не приводил перечень возможных проявлений власти, он показывал, как возможно изучение власти. Для такого изучения важным элементом была интерпретация практик, которые могут различаться в зависимости от ситуации и времени. Практики обоими мыслителями воспринимаются схожим образом как способы обращения с объектами. Иными словами, Фуко не ограничивал спектр случаев, в которых следует искать проявления власти, а идеи Хайдеггера как раз предоставляют нам интерпретацию определенного вида практик.

Суммируя приведенные пункты и положения, мы считаем уместным применение концепции власти-знания для анализа повседневных практик в силу отсутствия методологических и онтологических противоречий между указанными идеями, а также в силу схожести ряда ключевых положений и понятий. В следующей главе мы перейдем к рассмотрению вопроса о том, как происходит функционирование власти в повседневности. Нас интересует, что является источником отправления власти в повседневных практиках, и как происходит поддержание субъектности человека в них.

Глава 3. Функционирование власти в повседневных практиках

В предыдущих главах мы провели анализ концепции власти-знания Фуко и повседневных практик с помощью философии Хайдеггера. Мы определили, что власть проявляет себя тогда, «когда одни действия структурируют спектр возможных других действий» . А повседневность - это непроблематичное существования человека, в котором он погружен в привычные практики. Также мы показали, что возможно применение концепции власти-знания к анализу повседневных практик.

Остается неосвещенным вопрос о том, как происходит функционирование власти в повседневности? Благодаря каким механизмам проявляют себя властные отношения? На основе уже изложенного материала мы попытаемся ответить на эти вопросы, тем самым, данная глава будет подытоживать уже полученные результаты. Нам необходимо сконцентрироваться на том, откуда в повседневных практиках исходит власть, каким образом она оказывает свое воздействие и что происходит с субъектностью человека в повседневности.

3.1 Проявления власти в повседневных практиках

Для начала зафиксируем положение, что в повседневности человек действует согласно усредненным практикам своей культуры. Он совершает действия не как индивидуальность и личность, но как представитель своей культуры, как один из ее элементов. Когда мы разговариваем с собеседником, мы, как правило, не следим за дистанцией, на которой ведем разговор. Тем не менее, мы ее поддерживаем, причем это происходит неосознанно, мы даже не подозреваем, что мы поддерживаем дистанцию на оптимальном для нашей культуры уровне. Также мы не следим за моторикой языка, а она различна в зависимости от акцента, т.е. от того, как принято говорить и произносить слова в нашем окружении. Иными словами, наше поведение в повседневности невидимым для нас образом обуславливается тем, какие повседневные практики мы воспринимаем в качестве привычных и обычных для нашей культуры.

Данное структурирование поведения особым, обычным и нормальным для нашей культуры образом, есть проявление власти. Фактически происходит ограничение наших возможных действий тем, что мы поступаем в соответствии с устоявшимися моделями поведения. Более того, в зависимости от культуры поведение человека в повседневности будет различаться, что говорит о том, что культура предполагает разную субъектность для людей.

Подобные практики структурируют не только наше поведение, но и восприятие происходящего. В повседневности мы не производим разделение окружающего мира на отдельные элементы, мы воспринимаем его в целостности. Целостность обеспечивается за счет того, что явления отсылают друг к другу: дверная ручка отсылает к открыванию двери, открывание двери отсылает к перемещению в помещении; или, используя пример Хайдеггера, молоток отсылает к гвоздям, а все вместе они отсылают к процессу забивания гвоздей. Воспринимая окружающий мир, мы уже начинаем предполагать, к каким явлениям он отсылает нас, у нас уже складываются ожидания относительно той ситуации, в которой мы находимся. Это отсылание также основывается на привычных практиках, которые структурируют не только то, каким образом, как мы можем действовать, но и указывают нам на то, что мы можем сделать.

Примером может служить поведение москвичей в метро: опытному пользователю метрополитена сразу бросаются в глаза люди, не знакомые с неформальными правилами данного вида транспорта Москвы. Люди, нечасто бывающие в Москве или приехавшие в нее впервые, испытывают трудности с использованием движущегося полотна эскалатора (например, крайне осторожно наступают на движущиеся ступени, боясь потерять равновесие). Они могут встать с левой стороны эскалатора, т.е. там, где неформально отводится место для спускающихся пешком людей. В самом вагоне метро они также могут занять место так, что будут доставлять неудобство людям, выходящим на следующей станции. При выходе из вагона они могут остановиться и посмотреть дальнейшее направление движение по указателям метро так, что идущие за ними люди, не предполагающие внезапной остановки человека впереди (т.е. привычно ожидающие, что человек впереди пойдет дальше) будут вынуждены резко остановиться для того, чтобы избежать столкновения. Иными словами, человек, не знакомый с повседневными практиками метро, не знает, как функционирует эта система. В то же время поведение опытных пользователей метро структурировано, они знают, какое место занять на эскалаторе в зависимости от ситуации, как вести себя в самом вагоне и при выходе из него, чтобы не вызвать конфликтных ситуаций. Они знают, что можно делать и как это делать. При этом знание о практиках скрывает от них другие варианты того, что можно делать, скажем, в большинстве случаев человек не рассматривает возможность зайти в кабину машиниста вагона в качестве реальной альтернативы поведения.

Это приводит нас к тому, что знание о повседневных практиках указывает нам, что является нормой, а что нет. Мы без проблем можем определить, какое поведение других людей вписывается в оптимальные границы допустимого, а какое можно назвать странным, непривычным. В соответствии с этим мы выстраиваем свое поведение и производим оценку действий других. Конечно, нормальное, или привычное поведение - это не жестко установленный образец. Скорее это гибкие рамки допустимого, хотя не исключено, что в некоторых культурах допустимое может приравниваться к жестко предписанному поведению.

Повседневные практики дисперсны. Имеется в виду, что крайне сложно обучить тому, как себя следует вести в повседневности в соответствии с нормой. Для этого необходимо было бы прописывать детальные правила, учитывающие все возможные аспекты ситуации. В ситуации метро нам сообщают сотрудники метрополитена, что «не надо задерживаться при выходе», «не мешать движению пассажиропотока» и пр. Это очень общие предписания, которые для нового человека в метро могут быть непонятны. Он может не знать, на какой дистанции после выхода из вагона можно останавливаться, чтобы не мешать идущим позади него людям, как поступать в ситуации, когда он стоит практически в дверях, а на следующей станции многие собираются выходить. «Не мешать движению пассажиропотока» будет иметь смысл тогда, когда человек на практике увидит, что имеется в виду, когда увидит или прочувствует на себе образцы приемлемого поведения и поведения, вызывающего неудобства. Повседневные практики нельзя зафиксировать на бумаге исчерпывающим образом, это всегда живые и подвижные нормы, переносимые людьми и структурирующие их поведение. Это также выступает причиной их жизнеспособности и открытости к изменениям во времени.

Таким образом, власть в повседневности проявляет себя в виде структурирования поведения людей и формирования восприятия того, какие практики считать нормальными, а какие нет. Власть в данном случае исходит из нашего знания о повседневных практиках, из того общего фона, на основе которого мы действуем в повседневности. Проявления власти незаметны, мы порой не отдаем себе отчет в том, что мы считаем возможным сделать в повседневной ситуации в принципе, и то, как, каким образом мы это делаем. Но сам факт того, что наши действия ограничены и структурированы особым образом, в соответствии с усредненными практиками поведения «других» (в смысле, вкладываемом в это слово Хайдеггером), и то, что мы можем определить, нормальное ли поведение «других» в конкретных ситуациях, - все это указывает на наличие властных отношений в виде знания. При этом знание передается и распространяется через сами практики, человек узнает о границах допустимого и приемлемого поведение тогда, когда сам начинает действовать или наблюдать за отправлением практик «другими». Итак, власть проявляет себя в виде знания о практиках, которые осуществляются в том или иной культуре, области их применения.

3.2 Субъектность человека в повседневных практиках

Мы говорили, что в повседневности действия совершаем не мы, а «другие», в том смысле, что мы действуем усредненным образом как представители определенной культуры. Также мы указывали на то, что в повседневности человек не рефлексирует, т.е. он не мыслит о себе как о «я» во всей совокупности социальных ролей, не производит отделения себя от окружающего мира. Означает ли это, что в повседневности не существует субъекта отношений?

На наш взгляд, такая постановка вопроса несколько неточна. Человек в качестве субъекта существует в рамках социальных отношений. При этом он может не воспринимать себя в роли субъекта: когда мы общаемся с хорошим знакомым, мы не отдаем себе отчет в том, что выступаем определенным видом субъекта отношений, что в данный момент мы являемся именно другом. Не существует человека за пределами его субъектности, т.е. совокупности субъектных ролей в различных отношениях. В противном случае нам бы пришлось постулировать существование «истинной природы» человека, а его субъектные роли мы бы воспринимали как нечто навязанное извне, нечто изменяющее и искажающее его природу.

Человек как субъект существует в повседневных практиках, он выступает субъектом, испытывающим влияние со стороны знания об этих практик, на него направлено их воздействие. Тем самым, человек выступает в качестве представителя своей культуры. Безусловно, он обладает своими собственными характеристиками, которые отличают его от другого конкретного человека. Но эти характеристики обусловлены его знанием о себе, его пониманием себя, своих предпочтений. Если это знание не согласуется с общим фоном повседневных практик культуры, то человек в явной роли начинает выступать в качестве субъекта нормализации - несоответствие его практик с практиками повседневности будет вызывать реакцию со стороны «других». В зависимости от степени несоответствия отличительные практики человека могут «войти» в общий фон привычных практик (т.е. люди могут «привыкнуть» к «безобидным» необычностям отдельного человека) или быть подвержены нормализующему принуждению (если эти необычности сказываются на жизни других).

Здесь мы наблюдаем переход между повседневностью, непроблематичностью существования и тем, когда мы замечаем «проблему», когда отдельный элемент окружающего мира дает о себе знать. Это проясняет механизм дисциплинарной власти: до момента своего непосредственного проявления она исходит из знания о «норме», из «нормальной», привычной картины мира. Как только такая картина нарушается, мы обнаруживаем элемент, выбивающийся из нашего ожидаемого представления о мире. Таким образом, субъект повседневных практик подвержен влиянию со стороны власти-знания, показывающей как «должно» быть. Поведение человека содержится в рамках знания о том, как себя следует вести, тем самым его субъектность основывается и воспроизводится на базе этого знания.

Означает ли это, что субъект в повседневности полностью подвержен влиянию со стороны знания о повседневных практиках, которые безальтернативно диктуют ему должное поведение? Несмотря на то, что в повседневности мы действуем как «другие», мы имеем спектр выбора из возможных действий. Конечно, сам этот спектр конституируется властными отношениями, проявляющимися в виде знания о повседневных практиках культуры. Однако сам факт наличия выбора и возможности изменения границ привычного говорит нам о том, что субъект свободен в повседневности. Он будет выбирать из уже имеющихся образцов поведения, доступных из его знания о практиках, но в каждом конкретном случае он может изменить рамки привычного и непроблемного. Более того, человек может практиковать заботу о себе, то есть путем познания себя, своей субъектности он может изменять знание о себе. Впоследствии это знание может влиять на его фоновое знание о повседневных практиках, в соответствии с которыми он будет выстраивать свое поведение.

3.3 Общая характеристика функционирования власти в повседневных практиках

Итак, подведем итог вышесказанному:

1. Власть проявляет себя в виде знания о повседневных практиках. Наши действия в повседневности структурируются нашим знанием о привычном поведении для представителей нашей культуры.

2. Знание о повседневных практиках существует нерефлексивно. Мы руководствуемся этим знанием, порой не отдавая себе отчет, что воспроизводим усредненные практики «других». Это знание о повседневных практиках нельзя отобразить в виде правил, так как правила дают общие формулировки, а поведение людей в ситуациях конкретно. Человек перенимает практики через действия и наблюдение.

3. Знание о повседневных практиках позволяет судить о норме. Человек в повседневности может легко определить, что является нормальным (в смысле привычным и непроблематичным), а что выбивается из общего фона, что становится заметным для нас.

4. Такое знание структурирует наше поведение и восприятие. В привычной ситуации мы знаем, что мы можем делать и как мы можем это делать. Знание ограничивает спектр возможных действий и показывает, как их лучше совершать.

5. В повседневности человек выступает в роли субъекта отношений. Человек неотделим от своих субъектных ролей, они формируют его знание о себе, которое потом воспроизводится и поддерживается осуществляемыми им практиками.

6. Повседневные практики не лишают человека свободы. Несмотря на то, что они предоставляют спектр возможных действий для человека для разных ситуаций, он имеет возможность пересмотреть эти практики, переосмыслить их в соответствии со знанием о себе. Тем самым, человек может практиковать заботу о себе, практиковать свободу, без которой властные отношения не могут существовать в принципе.

Заключение

Концепция власти-знания М. Фуко показывает нам наличие связи между двумя явлениями, которые на первый взгляд не имеют под собой общего основания. Привычные представления о власти, сформулированные в дискуссии о «трех лицах власти», опираются на заранее постулируемые аспекты, такие как наличие конфликта интересов, негативная характеристика власти, существование автономных субъектов или их «реальных интересов» до самих отношений.

Концепция власти-знания Фуко позволяет посмотреть на проявления власти в отношениях под другим ракурсом. В частности мы можем заметить, как в современном обществе происходит процесс дисциплинирования человека, его нормализации, формирования субъекта, который бы был участником самих отношений. Власть здесь выступает не как вещь, принадлежащая кому-либо, власть не отправляется из центра, будь то государство или автономный субъект. Власть сама конструирует субъекта отношений, она формирует знание о человеке и о субъекте, и впоследствии через него проявляет себя.

Нами было показано, что аналитика власти в ее переплетении со знанием возможна не только при рассмотрении дисциплинарных институтов и не только в случаях, когда одна норма сталкивается с другой. Власть можно наблюдать и в повседневности, в непроблематичном существовании человека. В повседневности мы, согласно М. Хайдеггеру, не производим аналитического разделения мира на отдельные его элементы. Мы воспринимаем мир целиком, а себя как одно из явлений в этом мире. Мы живем привычным образом, действуем согласно повседневным практикам, усваиваемым в процессе социализации.

Изучение власти в повседневности возможно в силу того, что существуют определенные методологические и онтологические сходства в идеях Фуко и Хайдеггера, которые во многом обусловлены тем, что Фуко говорил о Хайдеггере как о философе, оказавшем значительное влияние на его самостоятельное становление в качестве исследователя.

В данной работе мы показали, как происходит функционирование власти в повседневных практиках, а именно выявили то, как власть проявляет себя, какими свойствами она обладает и какова роль субъекта во властных отношениях в повседневности.

Основным выводом стало то, что власть проявляет себя как знание человека о повседневных практиках. Он обладает знанием о том, какие формы поведения допустимы и оптимальны для его культуры, как ему вести себя в повседневных ситуациях. Знание о повседневных практиках структурирует не только его поведение, но и способ восприятия ситуации: человек способен заметить наличие каких-либо элементов в мире, т.е. выделить то, что выбивается из привычной картины миры. Это возможно на основании несовпадения его ожиданий о том, как мир должен быть, и тем, что в нем является. Но даже в повседневности человек не лишен свободы, он может практиковать заботу о себе, познавать себя и свою субъектность и выстраивать поведение и практики с учетом своего знания о себе.

Результаты данной работы могут быть использованы при эмпирических исследованиях властных отношений. Рассмотрение власти в повседневности расширяет круг вопросов, попадающих в фокус анализа исследователей власти. Так, можно изучать повседневные практики представителей разных культур для их последующего сравнительного анализа. Например, изучение повседневных практик в общественных местах разных стран позволит выявить то, кем является «другой» (в терминах Хайдеггера) в конкретных случаях. Интерпретация подобных практик позволит рассмотреть, что означает быть человеком для той или иной культуры, каковы границы нормального поведения, что лежит в субъектности человека в культуре.

Преимущество использования представленного в рамках данной работы подхода заключается в том, что в фокус анализа будут попадать не формальные правила, а смысл, придаваемый им членами сообщества. Само правило не содержит в себе условий для его применения, но тем не менее в повседневности мы не испытываем трудностей в соблюдении привычных правил поведения. Это обращает наше внимание на функционирование власти-знания, которая структурирует наши практики.

Применение такого подхода возможно не только для сравнительных исследований, но и для достижения углубленного понимания отдельных культур и норм. Например, исследуя практики локального сообщества (которой может выступать, допустим, московский метрополитен), мы можем описать то, как в социальных отношениях расставляются позиции субъектов, как происходит их взаимодействие друг с другом. В данном случае важно знать, как разворачивается ситуация в целом, как разворачивается взаимодействие, а не просто как происходят отдельные действия разных элементов. Применение концепции власти-знания поможет нам увидеть границы нормального, допустимого поведения, и укажет нам, как в конкретных случаях происходит изменение этих границ, то есть изменение знания о повседневных практиках.

Список используемой литературы

1. De Certeau M. The Practice of Everyday Life. University of California Press, Berkeley, 1984.

2. Dreyfus H. Being-in-the-World. A Commentary on Heidegger's Being and Time. Division I. Cambridge: MIT Press, 1991.

3. Dreyfus H., Rabinow P. Michel Foucault. Beyond Structuralism and Hermeneutics. Chicago: University of Chicago Press, 1983.

4. Falzon C., O'Leary T., Sawicki J. Blackwell Companions to Philosophy: Companion to Foucault. Somerset: Wiley-Blackwell, 2013.

5. May T. Philosophy of Foucault. Durham: Acumen, 2006.

6. Milchman A., Rosenberg A. Foucault and Heidegger: Critical Encounters. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2003.

7. Porter R., Jones C. Reassessing Foucault: Power Medicine and the Body. London: Routledge, 1998.

8. Prado C.G. Foucault's Legacy. London: Continuum International Publishing, 2009.

9. Prozorov S. Foucault, Freedom and Sovereignty. Abingdon: Ashgate Publishing Group, 2007.

10. Simons J. Foucault and the Political. London: Routledge, 1995.

11. Taylor D. Michel Foucault: Key Concepts. Durham: Acumen, 2010.

12. Волков В., Хархордин О. Теория практик. СПб.: Издательство Европейского Университета в Санкт-Петербурге, 2008.

13. Гаспарян Д.Э. Введение в неклассическую философию. М.: РОССПЭН, 2011.

14. Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ. М.: РОССПЭН, 2001.

15. Льюкс С. Власть: Радикальный взгляд. М.: Изд. дом Гос. Ун-та - Высшей школы экономики, 2010.

16. Фуко М. Археология знания. СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2012.

17. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996.

18. Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 1. М.: Праксис, 2002.

19. Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 3. М.: Праксис, 2006.

20. Фуко М. Использование удовольствий. История сексуальности. Т. 2. М.: Академический проект, 2004.

21. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.

22. Фуко М. Нужно защищать общество. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976 учебном году. СПб.: Наука, 2005.

23. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997.

Размещено на Allbest.ru